Гении и наукообразные

Елена Де-Бовэ
ГЕНИИ И «НАУКООБРАЗНЫЕ»

Наука практически исчезла из повседневной жизни. Зато осталась «наукообразность», представляющая собой взгляд невежды на что бы то ни было.  Невежда всё объясняет чрезвычайно просто, исходя из своего полумеханического «понимания». Этот наивный субъект уверен, что он может судить абсолютно обо всем – даже о том, чего он не знает.

 Он нисколько не заботится тем, чтобы соответствовать объекту своего «наблюдения» и потому выходит у него всё одно и то же, как у гоголевской невесты: «Пошли вон, дураки!» Если человек так говорит, интерпретируя серьезное произведение или явление, то это означает только одно – что человек раскрывает свою собственную недоразвитую сущность – сущность дурака.

О  наукообразных дураках писать, вообще, скучно, потому что все они однообразны, монотонны и предрасположены к бытовым дрязгам. Они владеют массой никчемной информации, которой  ловко оперируют. Но у них нет главного – целостного взгляда на вещи. К сожалению сегодня именно их точка зрения считается общепринятой.

Возьмите суждение «наукообразного» о гении. Ну, что такое для него гений? Так себе человечек – довольно склочный, нетерпимый, сложный в общежитии. Короче говоря, гений у него жил-был, женился-развёлся, уехал-приехал, да вдруг, поболевши, и умер. И эта унылая, однообразная история о «великих» кочует на телевидении из программы в программу с небольшими вариациями.

Самое интересное в жизни гения, - полагает «наукообразный», - это постельные дела и болезнь. С постельными делами у великих, как правило, напряжёнка, поэтому о болезни и смерти гения говорится особенно долго и смачно.  Анализируются все фазы болезни, последние часы и агония перед смертью.

«Гений, - словно намекает «наукообразный», -  обязательно должен умереть, как и всякий человек, чтобы было ясно, что никакой он не особенный, а такой же, как и все. Он еще должен умереть и потому, что, если бы он не умер, то чем вообще тогда можно было бы говорить?» О чем писал гений, какие противоречия решал – какое дело до этого «наукообразному» дураку. Главное, что умер – и точка!

В последнее время гении только и делают, что умирают. В интерпретации дурака получается, что все эти люди сделали всё, чтобы разрушить мир. И это – преступное самооправдание «наукообразного» дурака, который не способен строить.

К.Г.Юнг говорит о том, что любое суждение человека о каком-либо художнике, известном политическом деятеле или ученом является только гипотезой говорящего, его собственным субъективным предположением. Именно поэтому данная интерпретация не может считаться достоверной.  Но в последнее время именно недостоверная информация о великих считается самой надежной. Конечно, подобное и раньше наблюдалось, но сегодня это стало нормой и большой проблемой.
Стало принятым исследовать биографию известной личности и делать далеко идущие выводы. К.Г.Юнг в своей статье «Об отношении аналитической психологии к поэзии», говорит о том, что нельзя судить о делах и творчестве «гения» по его личной жизни.  Творческие дела и личность гения не объясняются друг другом. «Хотя, - говорит Юнг, - эти два объекта весьма тонко связаны.., они не способны объяснить друг друга».1 

Исследуя биографию гения, можно узнать что-то о его биологической жизни, но не более того. Что касается его творчества, то оно останется непонятым, если его исследовать с помощью «клистирных методов» - этих неотъемлемых инструментов «наукообразных» дураков.

Говоря слово «дурак», я, конечно же, не имею в виду дурака медицинского, но тот весьма распространенный тип полуобразованного субъекта, который черпает свои «знания» из сомнительных источников. Он, не имея собственного мнения, обладает тем общепринятым расхожим суждением, которое слышит от таких же, как он полуобразованных полуидиотов.  Так растет и ширится зона идиотизма, распространяясь с быстротой эпидемии чумы. И некому остановить этот поток невежества.

Все дураки сегодня встали вровень с гениями и похлопывают их покровительственно по плечу. «У этого Чайковского, - говорят они, - не все было в порядке с личной жизнью». «Этот Адриан был такой…». «А старик Босх здорово зажигал в своем «Аду» и так далее и тому подобное. И некому им сказать о том, что подобное отношение к великому ведет мир и нации к самоуничтожению, потому что всё держится на великих, а не на циничных гаденышах и дураках. Последние способны только на разрушение.

Но дурак, усиленный наукообразностью, на то он и дурак, чтобы хлопать ушами. Его ничем не проймешь – он так заполнен глупостью, что в его внутреннем пространстве не найдешь пустого места, в которую можно втиснуть простую истину: «информация – это не ум». У дурака нет именно тех инструментов, которые дают ему возможность осознать собственную глупость и не равнять себя с гениями.

Всё началось с «доктрины» Фрейда и  его «клистирного» метода, с  помощью которого этот доктор  взялся объяснить все явления мира. Он мерил всё одним аршином: начиная с больных, страдающих раздвоением личности и, заканчивая литературой, религией, философией и политикой.  Зигмунд Фрейд полагал, что творчество и прочие деяния великих – это результат невроза, истоки которого лежат в глубоком детстве, в, якобы, неудовлетворенном сексуальном желании.

Именно отсюда пришла привычка судить художников, философов, политических деятелей, основываясь на фактах их биологической «жизнедеятельности». В результате всех поголовно гениев признали полусумасшедшими, невротиками и извращенцами.  Эта фамильярная точка зрения стала общепринятой.  Исходя из нее, можно признать абсолютно любое проявление человека как невроз.

Получается, что музыка – это невроз, философия – невроз, все – невроз. А, между тем, приложение медицинских методов исследования к произведениям искусства, научным открытиям – недопустимо. К.Г.Юнг полагал, что судить о произведении художника (литератора, композитора, ученого), исходя из его биографии нельзя.  «Утверждение, - пишет он, - что подобный анализ может объяснить само произведение искусства, требует категорического отрицания. Сущность художественного произведения не в личностных идиосинкразиях.., а в том, насколько оно сверхлично и обращено от ума  и сердца человека к уму и сердцу человечества.2

 Юнг полагает, что именно «психологические», «любовные», «детективные» романы больше расскажут о неврозе их автора, чем произведения, в которых личностное начало, практически, отсутствует. Это произведения, в которых присутствуют прообразы великих архетипов. Подлинную ценность имеют произведения, в которых действуют абстрактные герои, а не маленькие, пыхтящие в постели человечки.

Таков роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита», «Фауст» Гёте, «Божественная комедия» Данте, «Так говорил Заратустра» Ницше, «Цитадель» и «Маленький принц» Сент-Экзюпери, оперы Вагнера, произведения Блейка и Шпителлера. Люди, создавшие такие произведения, объективны, безличны и сверхчеловечны.

Судить о гении, как об извращенце, имея в виду его творчество – преступно и недальновидно.  То, что создает великий человек – не имеет никакого отношения к его личной жизни, к его телесной любви и переездам.  Циолковский, странный чудак, обремененный большой семьей и бедностью, создал удивительное учение о космосе и мироздании. Ницше в «Заратустре» показал глобальность внутреннего мира человека.  Бедный сапожник Бёме создал высшую философию, которой до сих пор изумляются великие умы. М.Булгаков открыл своим современникам огромный утерянный мир Христа, вернув его людям, позабывшим о Боге, чести, совести и любви. М.Горький с его сказками и балладами о великом прикоснулся к чему-то, что пробуждает сильные чувства при восприятии его образов-архетипов Буревестника, Данко, Ларры. Можно упомянуть образы «царя» и «царства», «божественного узла» в книге Сент-Экзюпери «Цитадель». Архетипический образ «Воина» и его «битвы» у К.Кастанеды, «Дон Кихота» Сервантеса, стихи Волошина, Октавио Паса, образы Борхеса, Коэльо, М.Явкова, Р.Баха, сказки Андерсена, Шварца, Гофмана  и т.д.

К.Г.Юнг говорил, что «специфически художническая психология носит в большой степени коллективный характер» и именно по этой «коллективности» в отношении к общечеловеческим ценностям, определяется подлинная ценность творчества гениального человека. Истинный художник, будь он политическим деятелем, врачом, литератором или музыкантом, только тогда становится велик, когда он поднимается над личным. Вот тогда он создает то, что сегодня невразумительно называют «нетленкой», то есть, гениальные картины, литературу, становящуюся классикой, спасает государства от гибели и распада, делает уникальные операции и воспитывает детей, создавая в них установку на поиск именно своей гениальности. То есть, всячески расширяя, а не сужая жизненное пространство человека.

Великий человек поднимается над личным вследствии того, что он входит в контакт со своей душой и потому мелкие образы, порожденные личным эгоизмом и биографическими дрязгами, уходят прочь и им на смену приходят образы, наполненные древней силой. В этом заключается величие любого человека. Махатма – говорят о таком человеке в Индии – Великая Душа.

Ценность имеет только Душа, которая через художника обращается к людям, используя последнего, как инструмент. Только слова Души имеют подлинный вес и ценность. Всё остальное – временные побрякушки, в которых мало смысла.  Душа овладевает всем человеком и говорит возглашает через него. Об этом говорил и Иисус. Он призывал апостолов не заботится о том, что и как надо говорить, потому что «Дух будет говорить вашими устами!»
«Не заботьтесь наперед, что вам говорить и не обдумывайте, но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый».3
Стало быть, вот он, критерий оценок великих людей, великих дел и великих произведений, которые провозглашены не умом, а душой, через которую говорит Дух.  И потому надо любить и ценить великих людей, которые еще живы, потому что на них (в отличие от простых смертных) – божья благодать. Надо помнить и перечитывать произведения тех, кого уже нет, помня о том, что тело бренно, а Дух – вечен.

А еще надо помнить о том, пока ты еще сам не велик, что гений, проживая свою тяжкую жизнь, приносит себя в жертву, потому что он проживает  жизнь, исходя не из своей воли, а так, как говорил Христос: «Не моя воля, но твоя да будет…».

Гениев нельзя низводить до быта и приравнивать их к неудобным соседям по коммуналке, о них нельзя судить, исходя из собственных куцых мерок, потому что мы не можем измерить величие и глубину их души своим маленьким ограниченным умом. Отвергая и умаляя их, мы уподобляемся строителям их христовой притчи, которые отвергли камень, «тот самый, который сделался главою угла».

Судить гениев – неблагодарное занятие, потому что эти люди несут свет. Кроме того, осуждая гения по глупости, человек создает себе страшную карму, потому что в сознании Бога он приравнивается к «гасителям света». А это тяжкий грех.

Вот как сказал об этом Иисус: « “Я – свет миру. Кто последует за мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни”. Тогда фарисеи сказали ему: “Ты сам о себе свидетельствуешь. Свидетельство твоё не истинно”. И Иисус сказал им в ответ: “Если я сам о себе свидетельствую, то свидетельство моё истинно, потому что я знаю, откуда я пришел и куда иду. А вы не знаете, откуда я и куда иду. Вы судите по плоти. Я не сужу никого. А, если и сужу, то суд мой истинный, потому что я – не один. Но я и Отец, пославший меня”».4

Сегодня мы и к Христу относимся фамильярно. Для кого-то он «начальник», у которого можно испросить благ, для кого-то свой «парень», кто-то почитает его «слабым» богом, иные молятся ему по-привычке, от скуки. Но мало кто задумывается о том, что вещи, о которых говорил Иисус – вечны, архетипичны. Его Свобода – это свобода от изнуряющего быта, который пропитывает всего человека и превращает его в соляной столб. Свобода Христа – внутренняя, когда человек, отказавшись от иллюзорного «Я», полностью отдается своей душе, сливается с нею, становится этой душой, через которую говорит Дух (тот, кого Христос называет Отцом) устами этого человека. Это необычное состояние, миги которого знают великие, называя их «вдохновением», было присуще Христу органически.

Если сравнить человека, находящегося в этом состоянии с человеком обычным, то можно сказать, что первый из них Бог, а второй – тот, кого пришел спасать Бог. Но этот второй, полуобразованный невежда, начинает подозрительно присматриваться и принюхиваться к богу, начинает уточнять его родословную, интересоваться его биографией и, наконец, провозглашает фарисейский вердикт: «Он сам о себе свидетельствует. Пусть докажет, что он Бог. Пусть принесет фактическую бумажку, в которой написано, что он Бог и где стоит печать с надписью «Уплочено»!»

 Этому человеку ничего не докажешь, потому что он одержим духом времени, а у этих одержимых память, как у мотыльков-однодневок. То, что нельзя откусить или пересчитать для них не существует. Не вместишь большое в малое. Не вольешь новое вино в старые мехи. И потому не прекращается эта трагедия, в которой жизнь тех, кто несет свет, обрывают «наукообразные» посредственности – книжники и фарисеи, которые преследуют гениев, делая на их крови свою маленькую карьеру…
_______________________
1 – К.Г.Юнг. Об отношении аналитической психологии к поэзии. Из кн. К.Г.Юнг, Э.Нойманн. Психоанализ и искусство. Изд.: Рефл-бук, Ваклер, 1998
2 – Там же
3 – Мк. Гл.13:11
4 – Ин. Гл.8:12:13:14:15:16