Рассказы

Р А С С К А З Ы

1. Н Е О Б Ы Ч Н Ы Е   П О Х О Р О Н Ы



Этот день и станцию, на которой поезд остановился ранним утром, они запомнили на всю жизнь, как страшный сон. Проснулись все не от того, что поезд остановился, а от сильного крика в их вагоне. Кричала женщина-украинка Клава, ехавшая в полу-купе, котороенаходилось возле тамбура и ранее использовалось как служебноепомещение для проводников:
- Ой, лышенько, бабуля вмерла! Люды, идить сюды! Бабуля вмерла!
Вместе с Клавой, ехавшей с двумя маленькими детьми, на нижней полке располагалась очень старая еврейка с мальчиком, которого звали Мишей, примерно 5 лет от роду, не то внуком, не то правнуком. Старуха была очень слаба, почти не разговаривала и редко вставала на ноги. На протяжение всего пути пассажиры подкармливали её и очень симпатичного малыша Мишеньку, который, непонятно почему, говорил только несколько слов, в том числе “баба”.
Соседям по вагону с трудом удалось установить из невнятных ответов старухи, что бежали они от  фашистов из небольшого городка, расположенного неподалёку от станций  то ли Ясиноватая, то ли Котельниково. С ней была её невестка с двумя взрослыми дочерями и тремя внуками. Эшелон, в котором они ехали на открытой платформе, был обстрелян немецкими самолётами. В живых остались только она и, скорее всего, правнук Мишенька. Старуху сильно контузило, и поэтому её речь была малопонятной. Никаких вещей и документов при ней не было.  Складывалось впечатление, что она вообще не понимала, что с ней происходит, но правнука узнавала, прижимала к себе, всё время произнося непонятное для окружающих слово “аюсэм”.
Ночью Мишенька всегда спал рядом с ней, возле стенки, положив курчавую головку на высохшую от труда и долгой жизни руку бабушки, а вернее, прабабушки.
Вот и этим ранним утром Клава, спустившись с верхней полки, посмотрела на спящего малыша и лежавшую на спине с открытыми глазами старуху, спросила её:
-Чому ты не спышь, бабуля?
Не услышав ответа, внимательно посмотрев в её остекленевшие глаза, в которых застыли удивление, грусть и упрёк, Клава закричала на весь вагон. Этот крик поднял всех пассажиров, поспешивших узнать, что произошло.
Мишенька, проснувшись от этого крика, сильно испугался, заплакал и, обняв ручонками уже остывшую старуху, рыдая повторял одно и тоже слово “Баба! Баба! Баба!”.
Виктор быстро разыскал начальника эшелона, который тут же принял решение:
-Старуху надо похоронить здесь. Времени будет достаточно- стоянка не менее 4-5 часов. Ждём, пока подвезут уголь для паровоза. Сейчас необходимо найти несколько лопат и решить, где копать могилу. Но есть одна закавыка – где гроб-то взять?
Марьяна, стоявшая рядом, сказала:
- Женщина была еврейкой и, скорее всего, верующей, а у евреев в гробах не хоронят. Покойников заворачивают в холстину или, в крайнем случае, в простыню и так опускают в могилу.
Начальник эшелона вздохнул с облегчением:
-Ну, это гораздо проще. Простынь я сейчас организую. А ты, парень, - обратился он к Виктору, - сбегай на паровоз, попроси у них лопаты под мою ответственность, а также посмотри, где могилу будем копать.
Неподалеку от станции находился небольшой хутор, а возле берёзовой рощи – кладбище с деревянными крестами. Могилу копали Виктор, начальник эшелона и машинист с кочегаром. Других работоспособных мужчин в поезде не было. Мальчишки руками отгребали землю от краёв могилы. Женщины прямо в вагоне подготовили покойницу к погребению, завернув её в застиранную, видавшую виды, простыню, пропитанную по краям чёрными штампами железной дороги. Старушка была такой маленькой и высохшей, что одной простыни хватило, чтобы обвернуть её дважды.
На время всех этих приготовлений Клава увела из вагона Мишеньку вместе со своими детьми. В поезде обнаружился старик-еврей, который не будучи религиозным, помнил слова молитвы на случай похорон и, после долгих уговоров, согласился произнести её  на могиле.Вся процедура похорон произвела на Борьку, видевшего такое впервые, сильное впечатление. Из слов молитвы, которую произносил, всё время кивая головой, старик в чёрной кепке, ему запомнились только “Аданай” и “Умейн”. Позже, когда он спросил у матери, что означают эти слова, она объяснила:
- “Аданай” на иврите – это Бог, словом же “Умейн” заканчивают молитву.
Борька тут же поинтересовался:
-А кто такой Иврит?
-Не кто, а что. Это древнееврейский язык – один самых древних в истории. Сейчас его считают “мёртвым” языком и большинство евреев говорят на современном еврейском языке “идиш”.
После погребения возникла новая проблема: надо было оставить на могиле надпись с фамилией и именем того, кто в ней похоронен, а этих сведений ни у кого не было. Все называли покойницу “мишина бабушка”. Виктор предложил  на доске написать “Мишина Б. Скончалась в поезде 25 июля 1942 г.” Теперь необходимо было решить, что делать с ребёнком. Начальник эшелона решительно заявил:
- На ближайшей большой станции, а это будет Аральск, сдадим малыша в дорожную милицию, а уже они определят его в детприемник  или в детский дом.
Но Клава, стоявшая рядом, обнимая чернявого Мишеньку и своих двух белокурых девочек, сказала:
-  Цэ не дило! Хай вин живэ з намы. Дэ двое, там и третий нэ лишный!Мужик будэ у семьи! А то ведь от нашого татки з фронту нияких вистэй немаэ! Живый ли? А ты, сыну, тепер будешь Михаилом Ивановичем! А шо, звучыть  добрэ!  И она, вытирая слёзы, пошла с детьми в сторону вагона, мимо пассажиров, с восхищением и благодарностью смотревшими вслед этой мужественной женщине, взвалившей на свои хрупкие плечи неимоверный груз ответственности и заботы за жизнь и судьбу маленького человека, так сильно пострадавшего от войны.
                *****
               



Д О С А Д Н О  И  Б О Л Ь Н О


Поезд остановился на небольшой станции. Борька вышел из вагона, обратил внимание на санитарный  эшелон,стоящий на втором пути. Он подошёл к одному из его вагонов, на ступеньках и в тамбуре которого сидели и стояли несколько раненных  бойцов, кто с повязкой на голове, кто с гипсом на руке, но все молодые и весёлые, видимо, потому, что с фронта ехали в глубокий тыл на излечение, а некоторые – на демобилизацию.
Борька подошёл к ним поближе и поздоровался. Один из бойцов, затянувшись дымом самокрутки, спросил:
- Ну, ты чё, сынок, местный что ли? Что нос-то повесил, случилось чего? Может голоден? Так, мы мигом тебя накормим! Как-никак, а паёк пока  получаем.
Борька смущённо ответил:
- Я не м-местный, мы эвакуированные, а г-грустный потому, что б-брат от п-поезда отстал, мама всё время плачет!
- А ты чё заикаешься-то, испугался кого?
- Не-а,это б-бомба рядом в дом п-попала,а меня волной-шандарахнуло об т-трансформаторную б-будку!
- Выходит, что ты тоже от войны пострадавший, как и мы все тут? Может с нами, как раненный поедешь? – расхохотался боец.Все вокруг тоже рассмеялись этой шутке.                – А где это тебя, как ты сказал, “шандарахнуло” ?
- Это с-случилось в Одессе. Мы оттуда от немцев б-бежали!
- Так ты, брат, из Одессы? У нас же есть твой земеля! –с радостью воскликнул боец и закричал на весь вагон:                - Жора, плыви сюда, тут тебя земляк дожидается!
Через несколько минут в дверях показался красивый молодой парень на костылях. На сильно выгоревшей от солнца гимнастёрке блестели две медали:“За отвагу” и “За боевые заслуги”. Ворот гимнастёрки был широко расстёгнут, открывая вид на морскую тельняшку. На месте левой ноги висела пустая штанина чёрных морских брюк.
Борька замер, увидев на груди раненного бойца две боевые медали, в которых отражались лучи утреннего солнца. Ещё до войны, встретив на улице военного, награждённого медалью, мальчишки и он, в том числе, несколько кварталов сопровождали героя. А орден был ещё большей редкостью.Боец на костылях, отодвигая плечами стоявших в проёме дверей раненных, весело покрикивал:
- А ну, граждане, разойдитесь по-хорошему! Могу я,наконец-то, увидеть земляка? Так, это ты, кореш, с Одессы ? Сейчас мы это проверим! – Он сел на ступеньку, передал костыли сзади стоящим. – Ну, пацан, скажи, где же ты таки  жил в Одессе?
Борька, смущённый таким напором земляка, испуганно ответил:
- На Толстого, 10, квартира 6. Это угол Франца Меринга, возле остановки трамвая номер 15.
Боец развёл руки в стороны, посмотрел на всех широко раскрытыми глазами и артистично сказал:
- Мальчики, шоб я так жил, что этот пацан таки из Одессы! Больше того, мы с ним просто таки соседи! Тебя как зовут, парень? Борькой? Здорово! А меня Юркой. Не удивляйся, эти жлобы всех одесситов почему-то зовут Жорами! Но я их прощаю. Это ведь от низкой грамотности и недостатка витаминов в пище, которой, кстати, тоже могло бы быть больше. Так, вот, что я тебе скажу, Боренька. Я хорошо знаю твой дом. В нём на первом этаже замечательный гастроном, где можно было всегда заправиться “горючим”! А я жил буквально рядом -  возле Нового базара, по соседству с цирком. Ты знаешь, где цирк в Одессе?
Борька даже задохнулся от возмущения:
- Да, я там с-сто раз б-бывал!
- Допустим. И что ты там, к примеру, последний раз видел?
- П-последний раз я там видел…К-карандаша!
Стоящие рядом бойцы, слушая эту своеобразную дуэль двух одесситов, громко засмеялись. Юрий, тоже смеясь, поднял руку:
- А, ну, ша! Ты не обижайся на них, Боренька, они ведь подумали, что ты в цирке видел просто карандаш – инструмент для письма. Так, вот, шоб вы знали, Карандаш – это великий, лучший в Союзе клоун по фамилии Румянцев, а Карандаш – это его, так называемый, “псевдоним”, фарштейн? – и обратился к мальчику снова: - А я, Боренька, работал на заводе Марти клепальщиком, если ты, конечно, знаешь, что это такое?
Борька снова возмутился:
- Я в порту всё знаю! И Хлебную и Арбузную га-гавани, и з-завод Марти! Я оттуда в-воду домой носил, когда началась война! Я всю Одессу з-знаю!
- Успокойся, мой юный друг, я тебе верю! Поверь и мне, Боренька, у меня  были не только “золотые” руки клепальщика, но и отличные ноги чечёточника! Ты знаешь, где на бульваре Фельдмана Дворец моряка? Так вот, я там был лучшим танцором-чечёточником! Жаль, не могу тебе и им всем сейчас показать, как я это делал! Пустая штанина моих клёшей не позволяет мне что-нибудь сбацать! А, главное, нет подходящей музыки! – Его лицо стало серьёзным, в глазах блеснули слёзы, но уже через миг Юрий снова затараторил: - Долго мы сражались в Одессе, но вынуждены были уйти, чтобы защищать Севастополь. Там меня и царапнуло, по колено. Но город  до сих пор наш! Жаль, что эти суки-немцы ходят сейчас по нашей с тобой, Боренька, Одессе! Но я верю, что мы вернёмся в наш замечательный город и, чем чёрт не шутит , встретимся в гастрономе в твоём доме! Договорились?
Он что-то шепнул одному из бойцов и тот быстро вошёл в вагон. Через несколько минут он вышел и передал товарищу какой-то свёрток, который Юрий протянул Борьке:
- Держи, земляк, угощение! Это, конечно, не торт с марципанами, но это то, чего у тебя сейчас нет и очень необходимо для поддержки настроения и штанов!- Он снова о чём-то попросил товарища и повернулся к Борьке: - Есть к тебе просьба, дружок, сбегай на станцию за кипятком, очень чайку захотелось! Не в службу, а в дружбу!
Юрий протянул ему солдатский котелок, принесённый из вагона, и попросил у бойцов табачку. Борька, держа в одной руке довольно тяжёлый свёрток, а в другой - котелок, побежал через пути к вокзалу. Здесь, возле крана с кипятком, собралась очередь пассажиров. Когда, наконец, подошёл его черёд, послышался гудок паровоза. Стараясь не пролить горячую воду, Борька побежал в сторону санитарного поезда и с ужасом увидел, что тот уже движется. Перепрыгивая через рельсы, обливая ноги кипятком, он понял, что ему уже не догнать тот вагон, в котором его земляк так хотел попить чаю. Но, продолжая бежать, Борька вдруг споткнулся о шпалу и упал, ударившись коленями о рельсы, пролив весь кипяток себе на ноги. От боли и досады за то, что не смог выполнить просьбу земляка-инвалида и не вернул ему котелок, Борька горько заплакал, продолжая лежать на рельсах. Когда он поднялся, санитарный поезд уже скрылся из виду.
Рыдая, крепко прижав к груди свёрток – подарок Юрия одной рукой, неся в другой злосчастный котелок, он медленно побрёл в сторону своего эшелона, всё время повторяя одно и то же:
- Как же он т-теперь будет без к-котелка чай пить!?
                * * * * *

В Е Н С К И Й  В А Л Ь С.
Он был ею очарован ещё до войны, когда вместе с друзьями-одноклассниками смотрели в кинотеатре им. Горького потрясающий зарубежный фильм “Большой вальс”. В затихшем от восторга зрительном зале справа от Виктора сидели его постоянные друзья Алик Итин и Оська Блох, а слева – очень красивая, небольшого роста девушка, которая вот уже три года подряд  делила с ним в классе одну парту и которую все в школе считали его подругой. Её звали Искрой – в те годы очень модным именем. У всех четверых друзей было много общих интересов и увлечений, хотя иногда возникали и разногласия. Виктор и Оська прекрасно играли в шахматы, Алик мечтал стать лётчиком и занимался в аэроклубе, а Искра вместе с Виктором играли в школьном драмкружке, планируя в будущем стать артистами.
Никто из трёх парней не был влюблён в Искру, а, вот она уже и давно выделила из них одного – Виктора, к которому испытывала особенное девичье чувство, заставлявшее её сердце замирать и биться сильнее при каждой встрече с ним, особенно наедине.
Виктор часто провожал Искру после занятий в школе и репетиций в драмкружке – их дома находились на соседних улицах. Обычно  расставание носило чисто дружеский характер, но в этот вечер Виктор был под таким сильным впечатлением увиденного кинофильма, игры потрясающе красивых и талантливых артистов, что, прощаясь с Искрой, обнял её, приподнял и поцеловал в губы. Смутившись от произошедшего, он быстро повернулся спиной к изумлённой девушке и побежал в сторону своего дома. По дороге и лёжа дома в постели, Виктор никак не мог понять, что же с ним произошло. У него ведь не было какого-то особенного, кроме дружеского, чувства к Искре. Он понял, что виной всему был “Большой вальс”, возбудивший  в нём совершенно незнакомое и очень приятное волнение.  Он влюбился, но не в Искру, а в замечательный красивейший город Вену, в котором произошли и так потрясли его события, рассказанные в фильме. Виктор теперь мечтал когда-нибудь побывать в Вене, увидеть воочию красоту её улиц, парков, садов и дворцов, а, главное, побывать в венской опере, подышать воздухом, наполненном звуками вальсов Штрауса.     Его мечта осуществилась, но для этого потребовались годы жизни, пережитые ужасы войны, участие в ожесточённых боях по освобождению захваченных фашистами городов и сёл страны и, наконец, оказаться здесь, на берегу Дуная, совсем рядом, по другую сторону реки, с так полюбившимся ему когда-то городом юношеской мечты- Веной!        Обо всём этом Виктор вспомнил накануне начала фронтовой операции по взятию столицы Австрии и разгрому немецких войск, прочно закрепившихся в Вене и вокруг неё, после ожесточённых боёв в Венгрии, под городом Секешфехервар, у озера Балатон, при взятии городов Веспрем, Шопрон, Эстергом, где он был ранен.
А теперь его гвардейскому десантному взводу в составе бригады предстояло при помощи плавсредств под мощным огнём вражеской артиллерии, миномётов и пулемётов форсировать Дунай, с боем ворваться на его крутой берег, укреплённый немецкими танками и дивизией “СС”, захватить центр города, подавляя сопротивление врага, создавшего очаги обороны в дворцах, парках и, даже, в жилых домах. Было приказано поберечь своих людей и сохранить венские дворцы, мосты и прочие архитектурные достопримечательности, не дав фашистам превратить в руины один из прекраснейших городов Европы.
Взвод, которым командовал Виктор, должен был круглосуточно патрулировать определённую часть центра города, где были сосредоточены шедевры европейской и мировой культуры, исторические памятники, красивейшие парки и скверы. Десантники разместились здесь же в одном из полуразрушенных жилых домов и по графику приступили к выполнению приказа командования.
И, несмотря на то, что наступила весна, погода стояла холодная, моросил мелкий дождь, по утрам улицы города покрывал туман. Но, всё же, это был апрель – первый месяц последней военной весны, характерные запахи которой явственно ощущали бойцы, понимая, что эта проклятая война приближается к своему концу.          Расставив очередную смену бойцов-десантников в наиболее ответственных и опасных  участках центральной улицы города, Виктор решил тщательно осмотреть все охраняемые места территории, где должен был действовать его взвод. Он предполагал, что где-то поблизости должен находиться оперный театр, который так давно мечтал увидеть.
Знание Виктором немецкого языка было на низком уровне школьной программы и оставляло желать лучшего… Конечно, за длительное время участия в боях, прыжков с парашютом с целью десанта или разведки в тылу врага, его словарный запас несколько увеличился, правда, в большей мере, за счёт слов, необходимых для отдачи приказов пленным немцам. И, всё-таки, ему удалось уточнить у прохожего австрийца, что венская опера, оказывается, находится совсем рядом, на параллельной улице.
Это здание Виктор не спутал бы ни с каким другим!  Его фасад и боковые стороны оказались очень похожими на одесский театр оперы и балета, как архитектурно, так и по своим размерам и расположению. И, вообще, внешне театр казался совершенно неповреждённым, хотя, согласно сведениям разведки, здание театра было повреждено бомбовым ударом. Виктор решил осмотреть театр со всех сторон и изнутри. Он приказал двум солдатам, сопровождавшим его, остаться снаружи здания:
- Подстрахуйте меня снаружи, а услышав стрельбу, подтягивайтесь ко мне! Огонь вести осторожно, только по фрицам! Упаси вас бог, стрелять по украшениям или потолку внутри зала! Фарштейн? Я так и думал!
Когда Виктор оказался в фойе первого этажа и бросил взгляд наверх, на центральную лестницу, он обомлел: она была абсолютно похожа на такой же парадный вход в одесской опере! А ведь театры строили совершенно различные архитекторы и, причём, в  разные годы или, даже, столетия!
Поднявшись в фойе бельэтажа, находящееся над партером и амфитеатром в зрительном зале, и, осмотревшись вокруг, Виктор понял, что внутри театр изрядно пострадал.В зрительном зале, под потолком, на котором отлично сохранились картины, лепнина, барельефы и позолота, центральная люстра была полностью уничтожена, кресла в партере и ложах были разбросаны и перевёрнуты, но красивого цвета обивка сохранилась. Во всех фойе гулял ветер, так как рамы и стёкла были выбиты или поломаны. Здесь из-за этого можно было хоть что-то рассмотреть, а в зрительном зале и на сцене было совершенно темно.
Виктор спустился в партер и через боковую дверь вошёл закулисы, а затем оказался на сцене огромных размеров, где отсутствовал главный занавес, но висели задник и кулисы. Однако, при всей разрухе и запущенности, здесь сохранился характерный для всех сцен и театров мира запах кулис и сценического оборудования, так хорошо знакомый и любимый всеми актёрами.
Когда Виктор направился в сторону авансцены, он вдруг услышал, или, скорее, почувствовал какой-то посторонний звук, лёгкий шорох одежды в стороне правой кулисы. Даже не успев посмотреть в зрительный зал, Виктор вскинул автомат, сняв его с предохранителя, рванулся в сторону кулисы и увидел в этой темноте силуэт убегающего человека, одетого в тёмный плащ с капюшоном на голове.
Виктор громко закричал:
-Штейн! Хейнде хох!
Убегавший, видимо, испугавшись неожиданного крика в этой абсолютной тишине, споткнулся и оказался у стены спиной к Виктору, но с поднятыми вверх руками. Прижав к его спине ствол автомата и ощупав одной рукой грудь, живот, ноги и между ними, Виктор убедился в отсутствии у задержанного оружия и гранат, резко сапогом раздвинул ему ноги и заломил левую руку за спину, причинив ему боль. Человек издал стон, очень похожий на женский. Это и то, что ему показалось, когда он ощупывал грудь и живот задержанного, удивило Виктора и он сорвал с его головы капюшон, под которым оказалась красивая женская головка с длинными каштановыми волосами.
Не отпуская руки задержанной и ствола автомата, упёртого в спину, Виктор повёл её впереди себя в сторону выхода со сцены. Он, имея большой боевой опыт, хорошо знал, что и среди немецких женщин было много фанатичных фашистов и, поэтому, не позволил себе расслабиться, всё время ожидая нападения со спины. Выйдя на улицу, Виктор приказал солдатам тщательно проверить театр внутри, особенно в местах плохой освещённости, а сам, развернув женщину к себе лицом, потребовал предъявить документы:
- Яволь аусвайс, паспорт!
Из ответа задержанной он кое-как понял, что документов при ней нет, но они имеются дома, который, вроде бы, расположен где-то рядом. Виктор решил удостовериться в этом и приказал  женщине:
- Гейн ин хауз!
Несмотря на испуг, на лице женщины промелькнула улыбка, видимо, вызванная “блестящим” знанием конвоиром немецкого языка. Виктор это заметил, понял смысл этой ухмылки, однако, для соблюдения строгости в своих действиях подтолкнул сопровождаемую стволом автомата в спину, понуждая её к более быстрому движению. Через несколько минут ходьбы они оказались у входа в подъезд довольно красивого старинного двухэтажного дома.   В небольшом и тёмном вестибюле, в который вошла женщина, а вслед за ней и Виктор, довольно широкая лестница из серого мрамора вела на второй этаж. Поднявшись и подойдя к входной двери, женщина ключом открыла её и жестом руки пригласила Виктора войти в квартиру, но он тоже жестом автомата приказал ей идти первой.
В тёмной прихожей, пока женщина снимала с себя плащ и вешала его в шкаф, Виктор, не спрашивая разрешения у хозяйки квартиры, резким движением руки открыл сначала дверь, расположенную прямо перед ним, и, вскинув автомат, вошёл в большую комнату, которая, видимо, служила гостиной, быстро осмотрел её и, убедившись, что там никого нет, то же сделал в двух других комнатах и в подсобных помещениях. Вернувшись в гостиную, он с изумлением увидел стоявшую возле двери очень красивую молодую и стройную девушку, сходство которой с задержанной  состояло только в пышных, теперь уже причёсанных волосах, украшавших её головку. Девушка, которой можно было дать не более 18-19 лет, скромно улыбалась, хотя в её больших карих глазах ещё отражался испуг, испытанный при задержании в театре этим высоким и красивым русским солдатом. В руке она держала какой-то документ, смиренно протягивая его Виктору. Из увиденного он смог прочитать только её имя - Габриэла. Фамилию же, если бы ему и удалось прочитать, произнести её он, всё равно, не смог бы, но, главное, что здесь была приклеена  фотография, на которой она выглядела также прекрасно, как и в жизни. И ничего, что край фотографии покрывала печать с фашистской свастикой – это нисколько не портило красоту лица хозяйки документа!
Виктор ещё раз внимательно посмотрел на фотографию, затем – на лицо девушки и строго спросил:
-Значит, Вас зовут Габриэла?
Девушка, снова испугавшись, по-немецки, но с каким-то странным произношением, видимо, на австрийском диалекте, произнесла:
- Их – Габи.
Виктор, улыбнулся, подошёл к девушке, вернул ей документ и, конечно, по-русски сказал:
- Виктор. А у Вас, между прочим, очень красивое имя. Я считал, что оно скорее французское, чем австрийское.
Он был абсолютно уверен в том, что Габи ничего не поняла из сказанного им, однако, увидев, как она покраснела, тихо произнеся его имя, причём, с дарением на последнем слоге, Виктор решил, что его комплемент был ей приятен. Увидев висевшие на стене портреты мужчины в очках и женщины, на которую была очень похожа Габи, он, указывая на них, спросил:
- Это фатер унд мутер? Где они?
Габи ответила утвердительно и старалась объяснить ему, где сейчас её родители. Виктор долго не мог ничего понять, но, увидев, как девушка плачет, сообразил, что их нет в живых. Из дальнейших её объяснений он всё-таки понял, что отец  Габи погиб на Восточном фронте в 43 году, а мать умерла полгода тому назад от какой-то тяжёлой болезни и, что девушка осталась совершенно одна. Кроме того, она рассказала о том, что занималась в балетной школе, а потом в училище при венской опере, а в начале войны уже танцевала в кордебалете, даже исполняя сольные партии. Поэтому, она так часто приходит на сцену театра, с которым связала свою судьбу, и где Виктор так решительно захватил её в плен.
Они ещё довольно долго говорили друг с другом на разных языках и при помощи жестов рук и, как ни странно, кое-что понимали, во всяком случае, смысл высказанного. Несмотря на то, что Виктору было приятно общаться с этой очаровательной девуш-   кой, он вспомнил, что его ждут неотложные дела во взводе, где никто не знал, куда исчез их командир. Кроме того, обстановка в городе продолжала оставаться напряжённой и необходимо было проявлять повышенную бдительность при патрулировании улиц Вены.
Он попрощался с Габи, но перед самым уходом попытался выяснить, есть ли у неё пища и, когда она последний раз ела. Она хотела уйти от ответа, однако, Виктор понял, что едой в этом доме давненько уже “не пахло”. Он попросил девушку не выходить из дома, показав ей на часах, что скоро вернётся. В знак согласия Габи кивнула ему головкой.
Вернувшись в расположение взвода, он убедился в том, что патрулирование проходит нормально, в одном из скверов захвачены в плен два немецких солдата, которых препроводили в штаб батальона. К сожалению, один из десантников во время перестрелки был ранен и отправлен в медсанбат. Обо всём этом Виктору доложил сержант Дзюба – заместитель командира взвода и его хороший друг-киевлянин Костя, который, улыбаясь, уточнил:
- Мы уже тут начали волноваться по поводу исчезновения нашего командира! Зашёл в театр, кого-то там захватил в плен и… испарился! Я уже, грешным делом, подумал, не остался ли он в опере на постоянной работе? А как же мы? На кого он нас бросил? Кто этот пленный, которого он заарканил, нежно заломив ему руку? Прошу говорить правду, одну только правду!
- Во-первых, никого я не арканил, а задержал  австрийскую девушку и проверил у неё документы. Кстати, она оказалась сиротой и, кроме того, балериной этого театра. Во-вторых, Костя, есть тебе срочное задание: найди приличную жратву – пару банок тушёнки, кашу или макароны, пару кусков сахара и, обязательно, хлеба булку или две. Остальное – на твоё усмотрение! Всё это завернуть или уложить в пакет и доставить ко мне! Как меня понял? Приём!
- Вас понял! Но имеется уточнение. Сиротка совершеннолетняя или как? Смотри, Витёк, чтобы не было никаких последствий! Если надо подкормить маленько, зробымо! Разрешите выполнять?
- Валяй!
Примерно, через час Виктор занёс в квартиру Габи большой картонный ящик с различными продуктами, в том числе, ещё тёплую кашу с мясом и две булки хлеба. Девушка была не просто смущена, а шокирована таким щедрым презентом. Она пыталась отказаться от подарка, но Виктор отнёс еду в кухню, поставил на стол, попрощался с Габи и попросил разрешения зайти к ней завтра. Она что-то ему отвечала, благодарила его. Виктор сделал для себя вывод, что девушка не против, если он посетит её снова.
Остаток дня и вся ночь были очень напряжёнными – на разных участках их территории центра города  возникали перестрелки с немцами, засевшими на этажах одного из дворцов-музеев, а также в центральном парке. Виктор непосредственно руководил боевыми действиями патрульных групп. Только утром ему удалось прилечь отдохнуть, но длилось это недолго – его срочно вызвали в штаб батальона. Вернувшись, он организовывал смену патрульных групп, ругался со старшиной роты из-за несвоевременной доставки еды личному составу, составлял список солдат и сержантов взвода, отличившихся в боях за взятие Вены и достойных награждения орденами и медалями, решал множество других разных дел. Но, чем бы Виктор ни занимался, он не переставал думать о Габи – девушке, с которой он встретился и познакомился в таких невероятных условиях.
Днём он, раздобыв где-то бутылку вина, снова забежал к Габи. Они опять говорили о разном, постепенно начиная, правда, очень приблизительно, понимать друг друга. Виктор рассказал ей о том, что ещё до войны был очарован кинофильмом “Большой вальс”, благодаря которому узнал много нового о Штраусе, его вальсах, о Вене, которую заочно полюбил и мечтал увидеть. Габи тоже очень понравился этот фильм. Она напела мелодию вальса “Сказка венского леса”,а Виктор произнёс его русский текст:
Проснулись мы с тобой в лесу,
Трава и розы пьют росу,
А стаи птиц наперебой
Поют,поют для нас с тобой.
Габи, продолжая напевать вальс, закружилась в центре гостиной, протягивая руку Виктору с приглашением присоединиться к ней. Танцевали они очень легко, но Габи своей головкой едва доставала до плеча высокого партнёра. Виктор легко приподнял её, крепко прижал к себе и поцеловал в губы. Это произошло так естественно, что он , ожидавший любой защитной реакции девушки, был потрясён тем, что почувствовал в ответ страстный и нежный поцелуй Габи. Они продолжали кружиться в вальсе, не прекращая целоваться до тех пор, пока у обоих не закружилась голова. Виктор, страстно обнимая Габи, отнёс её в спальню…
Последующие несколько дней превратились для него одновременно в прекрасный сон и в карусель, вращающуюся с головокружительной скоростью. Выполняя свои прямые армейские обязанности командира десантного взвода и лично участвуя в боевых операциях, он умудрялся несколько раз в день встретиться с Габи. Даже верный друг Костя вынужден был предупредить Виктора:
- Витёк, будь, пожалуйста, осторожен! Не дай бог, кто-нибудь “стукнет”  особисту о твоих связях с иностранкой, штрафбата не избежать! И это – в конце войны! Как говорят у вас в Одессе, оно тебе нужно?
На следующий день всё резко изменилось - поступил приказ о немедленном и срочном перебазировании их десантного батальона на территорию соседней Венгрии, в район города Дебрецен, где вспыхнуло сопротивление местных идейных нацистов-салашистов. У Виктора оставалось несколько минут на то, чтобы успеть попрощаться с Габи.
Забежав к ней и ничего не объясняя, он крепко обнял и поцеловал её, быстро сказав по-русски:
- Прости, но я вынужден срочно уехать! Знай, что я очень сильно тебя полюбил и постараюсь обязательно вернуться! Будь счастлива!
Габи, глядя ему в глаза, поняла, что произошло какое-то неотвратимое событие, характерное на войне, и поверила в правдивость слов Виктора и в то, что они снова встретятся.
А, потом - марш-бросок и вступление в бой под Дебреценом, где Виктор был ранен в руку и отправлен в госпиталь.
После войны он состоялся, как актёр, стал “Заслуженным артистом республики”, дважды был женат, но на протяжение всей жизни никогда не забывал о первой любви, которую  познал в замечательном городе Вене и за взятие которого был награждён самой почётной солдатской наградой – орденом  “Слава”.
                ******




ПОЛУЧИЛ   ПО-ЗАСЛУГАМ.

За свою долгую жизнь мне пришлось встречаться со многими людьми, вместе с которыми учился, работал, служил в армии, жил по-соседски, дружил или враждовал, которых любил или уважал, а, подчас, и ненавидел. К сожалению, годы стёрли из памяти имена и фамилии большинства из них, за исключением, конечно, самых близких и преданных друзей и соратников, моих начальников и подчинённых, как правило, людей интересных, неординарных и благожелательных, близких мне по духу. Имена же тех, кто был мне неприятен, я старался поскорее забыть, вычеркнуть их из своей памяти.
Но фамилию одного человека, оставившего в моей памяти, да и не только в моей,  неприятные воспоминания, запомнил на всю жизнь. Если меня даже ночью разбудить и спросить фамилию моего первого армейского командира, я, не задумываясь, отвечу – Ляшенко! И, что характерно, за два года совместной воинской службы и учёбы никто не обращался к нему по имени и, не потому, что субординация не позволяла, а потому, что его так сильно ненавидели, что никакие подробности биографии этой личности никого не интересовали.
Для поступления в военное авиационное училище прибыло столько желающих, что их оказалось в 5-6 раз больше, чем требовалось принять. Такое стремление стать офицерами объяснялось многими причинами. Это был 1952 год. Страна ещё не полностью оправилась от последствий страшной войны, народ продолжал бедствовать от недостатков продуктов питания, одежды, низкой заработной платы, которой не хватало, чтобы прокормить семью в течение месяца, оставалась очень серьёзной жилищная проблема. На этом фоне жизнь советских офицеров многим казалась более благополучной и стабильной. Сказывалось и влияние военно-патриотического воспитания молодёжи, особенно в периоды обострения международной обстановки.
Среди прибывших большинство составляли вчерашние школьники, либо, не поступившие в институты,  либо, те, кто мечтал вырваться из пут колхозной жизни, были и те, кто окончил техникумы. Все по возрасту уже подлежали призыву на службу в армию, а молодые люди, которые во время учёбы в техникумах, имели отсрочку от службы, были на несколько лет старше остальных. Прибыли для поступления и несколько солдат срочной службы и даже четверо сержантов, одним из которых и был, тот самый,старший сержант Ляшенко, оставивший о себе незабвенную память у курсантов-однокурсников.
Среди поступающих были ребята самых разных национальностей, представители многих республик, регионов и областей Советского Союза, отличавшиеся друг от друга не только внешностью, характерами, привычками, но и уровнем образованности, а также культуры. Однако, при всём различии, стремление у всех было одно – поступить в училище, преодолев очень много трудностей и невзгод. Конечно, намного легче было военнослужащим, которые многое уже испытали за время службы в армии. Вчерашним школьникам пришлось туговато, хотя их подготовка к вступительным экзаменам была намного выше, чем у всех остальных. Но не это оказалось решающим. До начала экзаменов молодым ребятам необходимо было выстоять в тяжелейших условиях, созданных  с первых часов пребывания на территории училища. Всех разместили в армейских палатках, установленных прямо на футбольном поле. На ржавых металлических кроватях лежали старые тонкие матрасы, ватные подушки и тонкие одеяла. Простынями и наволочками здесь даже и не “пахло”. Осень наступила довольно рано. Особенно холодно было ночами. Палатки продувались ветром со всех сторон. Все, как правило, спали в одежде, но до утра так и не могли согреться. После первых дней такой жизни несколько десятков человек заболели и оказались в лазарете, после чего либо были отчислены, либо сами отказались от поступления в училище.  Вот, тут-то и появился в нашей жизни старший сержант Ляшенко, который сделал всё, чтобы усложнить её до крайности. После первой “незабываемой” ночи, проведенной в палатках на футбольном поле, нас, сонных и промёрзших, выстроили в две шеренги, и какой-то старший лейтенант, возраст которого скорее подошёл бы полковнику, командным голосом объявил:
- Товарищи поступающие! Командование училища сообщает, что трудности, с которыми вам пришлось столкнуться, являются временными. Тот, кто поступит в училище, будет жить в новой благоустроенной казарме, строительство которой сейчас завершается. К этим работам будете привлечены и вы. Командование требует от всех высокой дисциплины и организованности. С этой целью старшиной вашего подразделения назначен старший сержант Ляшенко, приказания и распоряжения которого для всех обязательны! Товарищ старший сержант Ляшенко, выйти из строя! Как, говорится, прошу любить и не жаловаться! Приступайте к командованию и ведите подразделение в столовую на завтрак!
С этого всё и началось… Новому командиру сразу не понравилось, как мы ходим в строю, как выполняем повороты на месте и многое другое, что было вполне естественно для ещё необученных призывников. Но  Ляшенко такое положение явно не устраивало и он, прежде, чем отвести нас в столовую, занялся строевой подготовкой не выспавшихся и голодных  молодых ребят. Это и вызвало их первую негативную реакцию на действия новоиспечённого командира. Когда же он, наконец-то, завёл всех в столовую, но занять места за столами и начать завтракать разрешил только по команде “Садись! Приступить к приёму пищи!”, это вызвало всеобщее возмущение, смех и остроты. Но Ляшенко не обратил на подобную реакцию никакого внимания, быстро “расправляясь” с завтраком, который, благодаря его “стараниям”, оказался полностью остывшим. Надежда на то, что хоть горячим чаем удастся согреть замёрзшие ночью внутренности, лопнула, как мыльный пузырь! Многим даже не удалось докушать холодную кашу, как последовала очередная команда: “Закончить приём пищи! Выходи строиться! “
Но на этом экзекуция не окончилась. Ляшенко решил продолжить строевую подготовку на плацу перед зданием штаба училища. Проходящие мимо офицеры и курсанты с удивлением и улыбками поглядывали на разношерстную   команду  гражданских парней и на их  слишком ретивого командира. А, между прочим, в это время полагалось готовиться к предстоящим экзаменам.
Для всех, кроме нашей команды, утром подъём был в  7. 00, но Ляшенко будил нас за час раньше, устраивал бег на 3 километра, зарядку и подтягивание на перекладине.  Поначалу такая самодеятельность командира нас возмущала, но  постепенно все к этому привыкли и, даже, считали, что такие тренировки полезны для поступления в училище.
Начались вступительные экзамены и сразу стало понятно, у кого есть реальные шансы стать курсантом, а кому предстоит дорога в срочную службу. Самым подготовленным по всем предметам оказался москвич Сергей Круглов, который был исключён с первого курса одного из столичных институтов, а одним из самых слабых был старший сержант Ляшенко, который напрочь забыл всё, что он изучал в сельской средней школе лет 5-6 назад. Он-то и воспользовался знаниями Сергея, списывая у него на экзаменах всё, что можно было списать!  Для нас долго было загадкой, как и почему такой отличный парень Серёжа, явно ненавидевший Ляшенко, мог помогать ему при сдаче экзаменов. Вскоре всё прояснилось. Дело в том, что Сергей блестяще играл на бильярде, завоевав известность ещё в Москве. Узнав, что в клубе училища имеется прекрасный бильярд, на котором разрешается играть только офицерам, он каким-то образом проник туда и, поняв, что там идёт игра на деньги, быстро завоевал авторитет среди бильярдистов и, став их постоянным соперником, причём, многих из которых не только “наказал” на определённые суммы денег, но и превратил в своих постоянных должников, желающих “отыграться”. Они-то постоянно и обращались к Ляшенко с просьбой отпустить Сергея в клуб. Этим и воспользовался наш ретивый командир, охотно отпускавший своего подчинённого, тем более, что среди просителей были офицеры-преподаватели и командиры различных подразделений, знакомство с которыми было ему небезразлично в будущем. Однако, когда они стали курсантами, Сергей как-то обратился к Ляшенко с просьбой отпустить его в увольнение и, получив в ответ грубый отказ, сделал командиру упрёк:
- Если б я знал, что ты окажешься таким неблагодарным подонком, ты бы сейчас не в училище командовал нами, а в своём селе на коров и быков покрикивал!
Этого простить Ляшенко не мог, тем более, что Сергей сказал ему это перед всем взводом. Через несколько дней всё стало известно в политотделе , бильярдную закрыли, а Сергея, уволив из училища, перевели на срочную службу во взвод охраны.
За два года учёбы Ляшенко, став официальным заместителем командира учебного взвода, много неприятностей доставил своим подчинённым, чем вызвал к себе не только устойчивое чувство антипатии  и откровенную, заслуженную ненависть, причём, не только курсантов, но и большинства офицеров. Он, видимо, получал удовольствие, унижая других, откровенно плюя в душу своим сокурсникам. Над некоторыми из них Ляшенко постоянно издевался, оскорбляя и незаслуженно наказывая. Так, с первого дня общения он кровно невзлюбил Гарика Печковского – высокого, худого и рыжего парня, любившего поговорить, посмеяться и организовывать весёлые розыгрыши однокурсникам. Никто, как правило, за это на него не обижался. Гарик был очень откровенен. Все знали о том, кто его родители, что дома его ждёт и любит девушка по имени Жанна, которую он считал своей невестой, что пишет ей ежедневно нежные письма и такие же получает от неё. Все с удовольствием слушали подробные рассказы Гарика и даже завидовали ему.
И только Ляшенко всегда старался испортить ему настроение, особенно, если задерживалось очередное послание от Жанны:
- Ну, что, курсант Печковский, не пишет ваша возлюбленная? Думаю, что она нашла  себе другого, более физически развитого и не такого болтливого, как вы!
Гарик каждый раз нервничал, пытался что-то возразить, но, в результате, получал от Ляшенко очередное взыскание за “пререкания с командиром”. Однажды, после очередного издевательства со стороны Ляшенко, он не выдержал и обратился с жалобой в политотдел училища. Там его выслушали и пообещали принять меры. Всё закончилось тем, что Гарик был строго наказан командиром взвода за то, что без разрешения обратился к вышестоящему начальнику, а Ляшенко перед строем курсантов заявил:
- Курсант Печковский, мне очень понравилось, как вы убираете наш туалет! В благодарность вы назначаетесь постоянным уборщиком  этого важного общественного заведения!
И Гарик, поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, все два года “драил” совмещённые туалет и умывальник, превратив это “заведение”в свою постоянную резиденцию, где он, сидя на подоконнике, писал письма Жанне, покуривал и “принимал” своих лучших друзей. Когда в казарме слышался громкий хохот со стороны туалета, это означало, что там проходит очередной “приём”, где Гарик рассказами и анекдотами веселит курсантов.
Кто-то  из друзей даже умудрился повесить на двери туалета табличку с днями и часами приёма посетителей. Ляшенко с возмущением сорвал это “проявление народного творчества”.
Постоянно требуя от курсантов дисциплинированности и беспрекословного подчинения, зам.комвзвода сам являлся злостным нарушителем установленного им же порядка, пьяницей и самовольщиком. Общался( или дружил) он только с одним человеком – старшиной роты, старшиной сверхсрочной службы Яровым. Они постоянно встречались после отбоя в каптёрке старшины, о чём-то беседовали, не забывая “прикладываться” к спиртному. И, как правило, после этих встреч, старшина Яровой отправлялся домой, а Ляшенко – в казарму, где устраивал очередную “провокацию”. Либо, ему не понравилось, как кто-то из курсантов заправил свою форму на стуле, либо неправильно обвернул портянку вокруг голенища сапога, он поднимал весь взвод, долго расхаживал перед строем заспанных курсантов и пьяным голосом “обучал” их, как надо правильно складывать свою форму. А, однажды, ночью поднял взвод “по тревоге”, объявил всем, что нашёл окурок от папиросы возле кровати курсанта, который, кстати, никогда в жизни не курил, построил всех по полной выкладке и устроил марш-бросок к учебному аэродрому, расположенному в пяти километрах от училища, где заставил вырыть “могилу” и в ней “похоронить” окурок.
В казарму курсанты вернулись только к подъёму и на занятиях все дремали.   Об этом случае стало известно командованию, но никаких мер принято не было. Дело в том, что ни командир взвода, ни командиры роты и батальона не занимались непосредственно проблемами своих подразделений и курсантов. Поэтому, их вполне устраивало самодурство Ляшенко, который уставные требования подменял болезненным садизмом и мстительностью. Они отлично знали, что он постоянно пьянствует, “бегает в самоволку” , издевается над курсантами, но всех всё устраивало, всё оставалось по-старому. Изменялось только одно – усиливалась ненависть курсантов к своему командиру.
Особенные отношения сложились между Ляшенко и мной. Так получилось, что в роте я был единственный еврей и женатый курсант, имеющий после окончания техникума опыт работы по специальности, а также в райвоенкомате и многолетний опыт работы с детьми в пионерлагерях. Это всё, в какой-то мере, отличало характер моих поведения и мышления от вчерашних школьников. Кроме того, по воле случая, находясь в карауле, на посту по охране совершенно секретных самолётов, я проявил бдитель-     что был награждён 10-тидневным отпуском на родину. До поступления в училище я много лет занимался художественной самодеятельностью, выступая на эстраде, стал лауреатом областного смотра. И здесь, в клубе училища, я вскоре стал популярным ведущим всех концертов, которые проводились очень часто, по всему городу и в разных организациях. Всё это вызывало у Ляшенко патологическую зависть и неприятие, тем более, что он вынужден был часто отпускать меня в клуб, освобождая от нарядов и различных повседневных обязанностей. Особенно, ему не понравилось, когда моим напарником по выступлениям в концертах стал один из командиров взводов лейтенант Юрий Герасюк, с которым мы очень подружились.
Ляшенко всё делал для того, чтобы срывать мои выезды на концерты и репетиции в клубе, начальник которого постоянно жаловался в политотдел, обвиняя в этом командование роты и батальона. Наконец-то, командиру роты майору Шендеровскому  надоели эти жалобы, он вызвал к себе Ляшенко и строго его предупредил:
- Если ещё раз узнаю, что ты занимаешься провокациями, сниму с должности и разжалую в  рядовые курсанты!
Если эти проблемы были как-то решены, то в остальном неприязнь ко мне со стороны Ляшенко не только не исчезла, но приняла новые, ещё более изощрённые формы. Так, однажды, обнаружив, что мой стул в казарме не стоит в “общем строю”, он объявляет мне наряд “вне очереди” и придумывает новую обязанность:
- Назначаетесь постоянным “заправщиком” всех стульев  во взводе, причём, до окончания училища!
Теперь не только Гарик, но и я был удостоен “высокого  и почётного назначения”! Курсанты хохотали и поздравляли меня с новой должностью. Но на этом назначения не окончились. В те послевоенные годы существовала проблема с телефонизацией жителей городов, в том числе, и офицеров. Поэтому, в воинских частях из числа солдат назначались, так называемые, “посыльные” к офицерам, которых необходимо было срочно вызвать из дома в часть по тревоге или по другой  причине. Когда же командир роты приказал Ляшенко назначить ему посыльного, эту, ещё одну должность, получил, конечно, я!
На эту провокацию я не замедлил ответить оригинальным “изобретением” . Для того, чтобы сократить время на заправку стульев, я придумал выравнивать их при помощи многометрового шнура. Когда результат эксперимента был достигнут, и в казарму вошёл Ляшенко, я громко скомандовал:
- Товарищи стулья, смирно! Равнение налево!Стулья взвода построены и выровнены по вашему приказанию!
Курсанты, не поняв, кому подана команда, приняли, на всякий случай, стойку “Смирно”, а, разобравшись, что это мой очередной розыгрыш, расхохотались. Ляшенко же, проглотив обиду в свой адрес, скомандовал:
- Стульям “вольно”! А вам - наряд на кухню!
Вскоре, он назначил меня запевалой в строю, видимо, решив подчеркнуть моё увлечение искусством. Не зная никаких строевых песен, я решил всех “удивить”  и запел:
- Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалё...
Курсанты громко подхватили:
- Москва, спалённая пожаром, французам отдана!
Во взводе был такой курсант Володя Лынько, родом из Западной Украины, который не мог произнести слово “француз” . Оно у него звучало “хранцюз”. Чтобы позлить ненавистного всем  Ляшенко, я подговорил всех во время песни замолчать, предоставив возможность одному  Лынько прокричать во весь голос “хранцю”. Ляшенко долго не мог понять, что происходит, а, когда до него “дошло” , что это моя идея, он приказал мне заменить песню на другую.    На это я ответил, что знаю ещё только одну песню “Мурка”, но, правда, она не строевая, а, скорее, блатная.
За два года учёбы наш “любимый” командир Ляшенко сделал столько неприятного всем, без исключения, курсантам взвода, что вполне “заслужил” звание “исчадие ада”.
Никто больше на него не жаловался, убедившись в том, что это бесполезно. Просто, все смирились с его существованием и неизбежностью тех гадостей, которые он продолжал творить во взводе. Но, зато, как все ликовали, когда  пьяный  Ляшенко, находившийся в самовольной отлучке, был задержан патрулём и доставлен в кабинет командира батальона, которого за суровость называли “Тигр Акбар”. В казарму его привели с опухшей челюстью и огромным синяком под глазом. Такое наказание нас вполне устраивало…
За время учёбы в училище нам пришлось пережить несколько тяжёлых событий – “Дело врачей” и смерть И.В.Cталина. На арест врачей реакция Ляшенко была очевидной:
- Я предвидел эти события и, поэтому, никогда не ходил к еврейским врачам!
Гарик Печковский немедленно среагировал на это антисемитское заявление:
- И правильно поступали! Уж вас бы они однозначно уничтожили!
В день похорон вождя народов нашему взводу было приказано стоять в почётном карауле у памятника Сталину в центре Харькова. День был очень морозный, но Ляшенко, ни с кем не посоветовавшись, выдал всем караульным парадные фуражки. В результате курсанты поморозили носы и уши. Кстати, сам Ляшенко находился в шапке с опущенными клапанами.  Невозможно перечислить все пакости, творимые этим “легендарным” командиром! Наконец-то настал долгожданный день окончания училища и присвоения всем офицерского звания “лейтенант”! За несколько дней до этого стали известны места будущей службы каждого выпускника. Все были возмущены тем, что Ляшенко остаётся в училище на должности командира учебного взвода. Нам стало искренне жаль будущих курсантов, которым предстояло терпеть этого подонка теперь уже не два, а три года!
Этот праздничный для всех вчерашних курсантов день стал для Ляшенко днём сплошных  неудач, огорчений и расплаты. Во-первых, история, связанная с общественной радиолой. Ещё в начале учёбы на первом курсе по моей инициативе и с разрешения командира роты курсанты взвода “сбросились” и купили в комиссионном магазине старую радиолу и десяток грампластинок. Ляшенко не только не участвовал в “складчине” и был противником этой инициативы, но и всячески запрещал включать радиолу, даже в часы, так называемого, “личного времени”.
В этот торжественный и напряжённый день, когда мы спешили подготовить свои новые офицерские костюмы, складывали личные вещи к завтрашнему отъезду, в казарме появились старшина Яровой со своим другом Ляшенко. Яровой, посмотрев на радиолу, о которой все в этой суматохе, конечно, забыли, улыбаясь, спросил:
- Хлопцы, а шо вы будетэ робыть з этою радиволой?Можэ подарите её вашему командиру Ляшенко?  Он ведь остаётся тут служиты!
Мы были настолько шокированы этим предложением старшины, что сразу не смогли сообразить, о чём он просит, но Гарик Печковский, сильнее всех “любивший” Ляшенко, тут же ответил:
- Ну, конечно, товарищ старшина, мы подарим радиолу нашему любимому командиру, который не только приветствовал её покупку, но и участвовал в сборе денег! Ребята, разрешите мне лично снять радиолу со стены и вручить её нашему незабвенному командиру!
Гарик  так артистично произнёс эту тираду, что большинство из нас не поняли, серьёзно ли он это говорит, или иронизирует. Когда Гарик встал на стул и начал снимать со стены радиолу, все замерли, теперь уже понимая, что сейчас что-то обязательно произойдёт. И мы не ошиблись.Гарик вдруг развёл руки, державшие радиолу, которая грохнулась с высоты на пол и от удара развалилась на мелкие куски!
- Ой! Какой же я неуклюжий! – запричитал Гарик,- Как же я буду служить дальше? Меня же совесть замучает, что я не смог одарить своего любимого командира за всё, что он сделал для меня и для всех нас за два года совместного проживания в этих стенах! Ура!
Последние слова этой тирады Яровой и Ляшенко уже не слышали, так как, быстро покинули казарму, видимо, сообразив, что бывшие курсанты могут перейти “от слов к делу”!
Затем, состоялось торжественное построение всего училища, где нам были вручены дипломы и лейтенантские погоны, звучали поздравительные речи и аплодисменты.
Как раз, в это время начальник политотдела приказал мне выйти из строя, после чего торжественно произнёс:
- У этого лейтенанта сегодня не одно, а несколько торжественных событий! Мы получили телеграмму о том, что у него сегодня в Одессе родился сын, с чем мы его и поздравляем! Желая успехов в дальнейшей службе, хочу поблагодарить его и за то удовольствие, которое он доставлял нам выступлениями со сцены!
Стоя лицом к общему строю, я увидел Ляшенко и понял, что в данную минуту он переживает вторую за этот день неприятность. Конечно, все эти события молодые лейтенанты не могли не отметить “по-настоящему”. Выпивка и закуска были припасены ещё загодя. Сейчас, кто в казарме, кто на стадионе, отдельными группами, поднимали стаканы, произносили тосты и пожелания. Завтра все разъезжались по разным военным округам, гарнизонам и частям.
Начальник клуба не побоялся накрыть стол для тех, кто успешно сочетал учёбу с искусством. И, конечно, я был вместе с ними, принимая поздравления по поводу рождения сына.
Когда же поздно вечером вернулся в казарму, я понял по возбуждённому настроению сокурсников, что произошло нечто необычное. Полнейшую информацию я получил от Гарика. Вечером в казарме появился пьяный Ляшенко, на которого  никто не обратил бы внимания, если бы он не начал предъявлять претензии по поводу беспорядка в помещении.
Завершилось это тем, что молодые, подвыпившие лейтенанты затащили “любимого” командира в каптёрку, накрыли его одеялом и били  до тех пор, пока он не потерял сознание. Утром, когда Ляшенко очнулся, он понял, что лежит в палате военного госпиталя.  “Награда” нашла своего “героя” !
                *****




ФОРС – МАЖОР.

Группа вчерашних курсантов авиационного училища, а ныне молодых лейтенантов получила назначение на службу в ВВС  Таврического военного округа, штаб которого находился в городе Симферополе. Только лишь одно это название вызвало у них целую бурю восторга, а у многих бывших сокурсников – серьёзную зависть, особенно, у тех, кто отправлялся служить в районы Сибири, Урала или Дальнего Востока. Ещё бы, ведь это были Таврия, Симферополь! Крым! И, вполне реально, что это может быть  Ялта, или, “чем чёрт не шутит”, Евпатория, Алупка, Алушта, а, вдруг, Сочи!  Поэтому настроение у этих молодых офицеров в ожидании назначений было превосходное! Даже кто-то из лейтенантов всё время напевал модную в те годы песенку:                Там   море Чёрное, песок и пляж                Там жизнь привольная чарует нас,                Там ночи лунные, морская гладь,                Мы будем часто вспоминать!
А, когда в отделе кадров они узнали о том, что будут служить в прославленной 1-ой Гвардейской, Краснознамённой, орденов ““Суворова” и “Кутузова”, Берлинской авиационной бомбардировочной дивизии, чувством гордости наполнились их сердца! Ещё бы, чего стоили только одни названия и награды этого легендарного соединения! Однако, оптимизма немного поубавилось, когда  объявили, что служить они направляются в один из полков этой дивизии, который базируется на аэродроме “Терпение” в городе Мелитополь, а, точнее, в 5 километрах от него. Кстати, названия аэродромов, на которых базировались все полки дивизии, “Мокрое”, “Весёлое” и “Терпение” полностью соответствовали своим именам: вокруг первого царили бездорожье и мокрая грязь, во втором гарнизоне только одному начальнику было весело, а всем остальным хотелось не смеяться, а плакать, а в третьем, чтобы жить, надо было… терпеть!
Здесь же, в штабе округа кто-то рассказал лейтенантам некоторые подробности о Мелитополе – небольшом провинциальном городке, который, оказывается, в годы войны “заслужил” за лояльное отношение к оккупантам похвалу самого Гитлера. В результате, Мелитополь и его жители пострадали от фашистов гораздо меньше, чем многие другие города Украины. Эта информация нас не обрадовала, а, скорее, огорчила. Мало того, что окончательно рухнули мечты о море и других “прелестях” предстоящей службы, полученная информация испортила наше полное оптимизма настроение.
Когда мы прибыли в Мелитополь, город внешне произвёл на нас положительное впечатление – много зелени, чистые улицы, отсутствие развалин домов, как наследие войны, спокойные и благожелательные лица жителей. Мы были приятно удивлены тем, что командование части заранее побеспокоилось о нашем размещении в городе. Дело в том, что большинство офицеров и их семьи жили в домах рядом с аэродромом, а холостяки и молодые офицеры – в городе на квартирах, снимаемых в частных домах.
Меня и земляка-одессита Игоря Турчанинова, с которым вместе поступали в училище, где и подружились, поселили на окраине города в довольно большом и красивом доме, вокруг которого росли фруктовые деревья, а справа располагался огород. Всё это было огорожено высоким металлическим забором с воротами и калиткой. Здесь же находилась собачья будка, возле которой сидел на цепи огромный чёрный пёс. Во дворе виднелись сарай, курятник и ещё какие-то хозяйственные пристройки, возле которых бегали куры и была привязана коза. Складывалось первое впечатление, что хозяин дома очень обеспеченный человек, особенно, при той нелёгкой жизни в стране. Как же мы были удивлены, когда узнали, что, оказывается, хозяйкой дома является довольно молодая и красивая женщина, проживающая здесь с двумя дочерьми-близнецами. А муж-хозяин был арестован и расстрелян ещё до войны. Нам же освободили комнату, в которой жили дочки, правда, оставив в ней шкаф с вещами девочек, но половину которого выделили для наших нужд.
Уже на следующий день одна из соседок выдала нам информацию о том, что во время оккупации в доме, в который мы вселились, проживал, между прочим, немецкий лётчик, симпатизировавший хозяйке и её дочкам, всем их обеспечивавший, естественно, небескорыстно! Забор с воротами построили солдаты по его приказу для охраны автомобиля, стоявшего во дворе. И этот чёрный зверюга тоже приведен по его команде.
Хозяйка относилась к нам благожелательно, что объяснимо, так как получала деньги за наше проживание. Девчонки же действовали нам на нервы, постоянно громко крича и ругаясь. Разговаривали они между собой и с матерью довольно бегло по-немецки, что тоже нас порядком раздражало. Однако, не это было главным.
Нам нужно было представиться всем начальникам, познакомиться с офицерами, с которыми предстояло вместе служить, освоить распорядок дня и устроить свой незамысловатый быт. Завтракали и обедали мы в офицерской столовой, а ужинали в единственном в городе ресторане “Мелитополь”, причём, по талонам, которые получали в полку в счёт положенных нам денег под названием “продуктовые”.
Жизнь на новом месте постепенно налаживалась, мы начали привыкать к порядкам и традициям, установленным в воинском коллективе. Кстати, нас предупредили о том, что необходимо приобрести небольшие чемоданы, которые все называли “тревожными” . Нам выдали списки тех вещей, которыми следовало укомплектовать эти чемоданы. По тревоге надо прибыть в свою эскадрилью, имея их при себе.  Мы досконально выполнили всё, что от нас требовалось. Готовые чемоданы стояли возле наших кроватей. Девочки, конечно, были в курсе всех наших проблем, поскольку, всё время находились рядом и, конечно, подслушивали наши разговоры. Между прочим, они обе “положили глаз” на молоденького, красивого и холостого Игоря, который не обращал на них никакого внимания. Девочек, считавших себя “неотразимыми”, это злило и нервировало. Я даже как-то сказал Игорю:
- Игорёк, тебе не кажется, что эти девахи со злости могут нам что-нибудь подстроить? Ну, будь ты с ними по-ласковей, что ли! Нам ведь жить здесь! Я не призываю тебя на них жениться, но улыбаться-то им можно?
Наконец, произошло то, что стало нашим первым серьёзным испытанием в новой, теперь уже офицерской службе. Ночью вдруг кто-то постучал в окно комнаты, в которой мы спали. Проснувшись, я подбежал к окну, за стеклом которого стоял солдат. Увидев меня, он крикнул:
- Товарищи офицеры, тревога! У развилки дорог стоят машины!
Солдат-посыльный тут же убежал, а я с Игорем быстро оделись, схватили свои “тревожные” чемоданы, выбежали на улицу и побежали в сторону развилки, которая, к счастью, находилась вблизи от дома, где мы жили.
Машины быстро доставили офицеров, живущих в городе, на аэродром. Здесь уже шла кипучая деятельность: готовились к вылету самолёты, в бомбоотсеки которых  вооружейники подвешивали бомбы, техники и механики проверяли готовность систем управления, радио и кислородного оборудования, планера и шасси бомбардировщиков. Всё это длилось до тех пор, пока не прозвучала по громкоговорящей связи команда “Отбой! “и “Личному составу приготовиться к построению по-эскадрильно!”
Когда полк был построен, его командир подвёл итоги учебной тревоги, отметил имевшие место недостатки, похвалил отличившихся и приказал командирам эскадрилей более конкретно разобраться с действиями своих подчинённых.
Вот, тут-то всё и случилось…
Офицерам было приказано открыть для проверки свои тревожные чемоданы. Командир эскадрильи майор Портенко лично осматривал их содержимое. Когда подошёл черёд проверять наши чемоданы, мы были абсолютно спокойны – они были укомплектованы нами самым тщательным образом, строго по инструкции.
И, о,ужас! Из наших чемоданов комэска начал вытаскивать и демонстрировать перед всеми офицерами( хорошо, что рядом не было солдат и сержантов срочной службы!) различные женские принадлежности: бюстгалтеры разных видов и размеров, трусики и ночные сорочки и т.д.
Мы оказались в шоковом, предобморочном состоянии, совершенно не понимая, что с нами происходит. Страшный хохот, подобный взрыву бомбы, потряс не только строй офицеров нашей эскадрильи, но был услышан во всём полку, в каждом уголке аэродрома “Терпение”. Майор Портенко, у которого в глазах от смеха появились слёзы, серьёзно заявил:
- Не с того начинаете службу, товарищи молодые лейтенанты!
И снова взрыв хохота! На этом фоне громко прозвучала реплика, произнесённая красивым усатым лейтенантом:
- Ну, везёт же некоторым! Поселились в доме, в котором, судя по этим тревожным женским принадлежностям, совместно с лейтенантами проживают потрясающие  нимфы! Может быть дадите адресок или пригласите вечерком в гости?
Все снова смеялись, а нам было не до смеха!
Утром, вернувшись домой, мы высказали хозяйке свои претензии, на что она вначале расхохоталась, а потом “отвесила” дочкам по оплеухе, не забыв извиниться перед нами за доставленные неприятности.
Начало нашей офицерской службы превратилось в сплошной  форс-мажор!
                *****



П Р И Н Ц И П А   Р А Д И !

Он выделялся среди всех офицеров авиагарнизона своей выправкой, ростом, общительностью и весёлым характером, какой-то особой мужской привлекательностью. Даже военная форма смотрелась на нём не так, как на всех других молодых офицерах – всегда идеально выглаженная и безукоризненно подогнанная. Иначе и быть не могло. Если большинство офицеров носили военные костюмы, полученные в готовом виде со склада, то он всё шил на заказ у лучших портных Военторга.
Это был лейтенант Семён Верник – специалист по авиационному вооружению. Он руководил подвеской в отсеках самолётов бомб, фотооборудования, зарядкой пушек и пулемётов боеприпасами, организовывал проверку и ремонт оборудования. Свою военную профессию любил и относился к работе с большой ответственностью, чем и заслужил уважение однополчан.
Все его называли Сеней, но в разговорах между собой- кличкой “Бэсамэ”, крепко “прилипшей” к нему в связи с модной  в те годы песней, которую он полюбил и постоянно напевал. На танцах в Доме офицеров Сеня  с особым удовольствием и виртуозностью исполнял танго под мелодию этой песни. Танцевал он прекрасно. Многие девушки и молодые женщины мечтали стать его партнёршами. Когда объявляли “дамский” танец, к нему подходили с приглашением сразу несколько претенденток.
Сеня был очень любвеобилен и довольно часто менял своих подруг, большинство из которых надеялись связать с ним свою жизнь, тем более, что в послевоенное время выйти замуж было совсем непросто. Но этот “завидный” во всех отношениях жених очень дорожил своей свободой и не спешил связывать себя никакими и, в том числе, брачными узами. Ему доставляло удовольствие влюблять в себя женщин, жить свободно и весело, наслаждаясь этим замечательным состоянием души. Часто друзья-однополчане  предупреждали его:
- Ой, смотри, пижон, соберутся однажды все брошенные тобой женщины и начнут рвать тебя на части, никакое твоё вооружение не поможет!
На это Сенька, улыбаясь, отвечал:
- Ребята, я, как и мои авиабомбы, не выработал   ещё свой ресурс и готов направить взрывную мощь на эти потрясающие цели! Когда нимфы перестанут меня осаждать и подойдёт к концу мой боезапас, я тут же приглашу всех вас на свадьбу! Пока готовьте подарки!
Такое стремление Сени к общению с друзьями, к нежным отношениям с женщинами было абсолютно оправдано и естественно. Дело в том, что детство было у него очень тяжёлым, а, вернее, его вообще не было. Своего отца Сеня  не знал, мать не имела возможности уделять сыну постоянное внимание – приходилось много работать, а за несколько месяцев до начала войны она умерла от тяжёлой болезни. Сеню забрал к себе дед, который, хотя и был в пожилом возрасте, продолжал сапожничать, сидя возле своего дома. Когда же началась война, его отправили на рытьё окопов вокруг городка, а внука – в детдом, который с приближением фашистов срочно эвакуировали в Казахстан.
Так, Сеня с дедом и не встретились. Потом четыре тяжёлых года жизни в эвакуации и детдоме, где пришлось пережить многое: голод, холод, антисемитизм не только со стороны воспитанников, но и воспитателей, другие лишения. Со сверстниками он нещадно дрался, отстаивая своё право быть евреем. Этому он остался верен в школе-интернате, в военном училище, и, когда стал уже офицером. При всей своей доброте, стремлении помочь людям, справедливости, Сеня никогда не “давал спуску” антисемитам, пользовавшимся в то время безнаказанностью и даже поощрением со стороны властных структур, в том числе, армейских. Частенько он вынужден был использовать и свою физическую силу, за что, как правило, получал незаслуженные взыскания.
Физически он был развит очень хорошо. Ещё, будучи школьником, курсантом военного училища, Сеня постоянно занимался спортивной гимнастикой, достигнув первого спортивного разряда. Став офицером, он так “закрутился” в   служебных делах и любовных похождениях, что времени на тренировки, соблюдение диеты питания и строгого выполнения распорядка дня, необходимые для спортсмена, у него просто не хватало.
Однажды Сеню вызвал к себе в штаб дивизии начальник физической подготовки и спорта, который заявил:
- В следующем месяце в Одессе состоится первенство округа по спортивной гимнастике, а, так как, в дивизии только ты имеешь первый разряд по этому виду спорта, принято решение послать на эти соревнования тебя. Начинай тренироваться. Время для этого будет тебе выделено.
Выслушав эту информацию, Сеня предложил:
- Товарищ майор, может быть, не стоит распыляться, участвовать в таких, незначительных по масштабу, соревнованиях, а подождать до Олимпийских Игр, хорошо подготовиться и завоевать, как минимум, золотую медаль!
- Я, конечно, наслышан о твоей несерьёзности, но, чтобы такое предложить… Короче, ты приказ получил? Давай, выполняй и не выкаблучивайся! Понял?
- Так, точно! Есть! Не знаю как, но приказ выполню! Разрешите приступать к тренировкам? Есть!
Сеня начал усиленно тренироваться, вернее, вспоминать то, что он давно забыл. Конечно, восстановить своё былое мастерство не удалось, но ему повезло – состав участников соревнования был, примерно, такого же уровня. Серьёзным соперником оказался нынешний чемпион округа,  мастер спорта, с которым Сеня и боролся, понимая, что может рассчитывать только на второе место.
В последний день соревнований предстояли упражнения на перекладине. Главный соперник должен был выступать после Сени. И, вот, здесь-то произошло невероятное событие! Семён успешно выполнил всю программу на перекладине, но в конце выступления, делая, так называемое, “солнце”, срывается с перекладины, летит в сторону участников первенства, сидящих на скамейке, падает на них и повреждает ногу… своему основному сопернику, которого на носилках выносят из зала. Естественно, он выбыл из дальнейшего участия и был отправлен в госпиталь.
По воле случая Семён завоёвывает первое место, золотую медаль, звания Чемпиона округа и кандидата в мастера спорта по спортивной гимнастике.
Авиагарнизон торжественно встретил победителя. Однако, Сеня остался верен себе и, с присущим ему чувством юмора, поведал друзьям о произошедшем в Одессе. Весь гарнизон долгое время хохотал, а эта история превратилась в “живой” анекдот, который с большим удовольствием рассказывал сам виновник этого уникального события.
В течение почти целого года Сеня демонстрировал нетипичное для него состояние. Он серьёзно увлёкся одной очень красивой, похожей на цыганку, женщиной. Друзья пришли к выводу, что Сеня влюбился и это угрожает его “свободе”, которой он так гордился. Теперь они вдвоём, как влюблённые голубки, вечером прогуливались в центре гарнизона, ездили в город, где ходили в кинотеатр, сидели в кафэ. Ночевал Сеня у возлюбленной, которая жила в маленькой комнате коммунальной квартиры с тремя соседями. Естественно, о подробностях их совместного проживания немедленно узнавал весь гарнизон. Скрыть что-либо было невозможно, да, они и не стремились к этому.
Всё шло к естественной развязке, но снова вмешалась случайность…
Это произошло в один из воскресных вечеров на танцах в Доме офицеров. Здесь, как правило, все друг друга хорошо знали, появление же нового лица не могло пройти незамеченным. Как раз, в этот вечер в зале  присутствовали две никому незнакомые, юные и симпатичные девушки. Сеня на танцах был в гордом одиночестве, так как, его подруга не любила этот вид развлечения. Он тут же заметил двух красивых девушек и поинтересовался у друзей:
- Так, не понял! Кто эти нимфы? Почему не зарегистрировались у меня? Безобразие! Надо в этом разобраться!
Он подошёл к одной из девушек и пригласил её на танец, во время которого всё время улыбался и о чём-то беседовал с ней. Подойдя после танца к друзьям, Сеня сделал серьёзное выражение лица, посмотрел на потолок и заявил:
- Ребята, я, конечно, дико извиняюсь, но эта девочка мне “не по- зубам”! Догадайтесь с первого раза, кто эта дива! Слабо? Это – дочь нашего командира дивизии! Что её занесло на наши “провинциальные” танцульки?
Все поняли, что гарнизонный “серцеед” Сеня Верник, протанцевав с генеральской дочкой всего один танец, явно растерялся, что было ему совершенно несвойственно, но как были все удивлены, когда был объявлен вальс, и к Сене подошла эта красивая девушка, пригласив его на танец, причём, никто из присутствующих не слышал объявления о том, что он “дамский”. Они весь вечер танцевали вдвоём, а в конце Сеня пошёл проводить девушку и помог ей сесть в чёрную “Волгу”-автомобиль командира дивизии. Возвратившись в Дом офицеров, Сеня сообщил мне о том,что назначил Лиде( так звали девушку) свидание в ближайшее воскресенье и, она приняла его с удовольствием.
Известие об этом “событии” на танцах быстро распространилось по всему гарнизону и активно обсуждалось на разных уровнях, особенно среди девушек и молодых женщин, а фигуранты этих обсуждений Сеня и Лида, не обращая ни на кого внимания, продолжали регулярно встречаться в городе, посещая кинотеатр, гуляя у берега Днепра и делая всё, что обычно делают в таких случаях молодые пары, влюблённые друг в друга.
Но не всё оказалось так естественно и просто. Если Лида откровенно поделилась с родителями о своих отношениях к Семёну и возникших у неё чувствах, и генерал нормально, по-отцовски, это воспринял, то его супруга Ольга Александровна, женщина своевольная и властная, встретила эту новость “в штыки”. Скорее всего, она посчитала Сеню человеком не их “круга” и, что дочери, занимающейся на втором курсе мединститута, ещё рано думать о таких проблемах. Но, как говорится, “масло в огонь” подлили люди из окружения генерала, те, кто знал, что Сеня еврей и, кто, как правило, очень “любил” эту нацию. Первым с ним побеседовал “по-душам”  замполит полка, затем, начальник политотдела дивизии, потом его вызвали в “особый” отдел. Все очень вежливо и благожелательно уговаривали его отказаться от этих отношений. Они не знали характера своего подчинённого, его принципиальности, особенно, в том, что касалось национальной принадлежности.
О всех этих нападках со стороны руководителей  Сеня откровенно и подробно рассказал мне – его самому близкому другу:
- Слушай, они мне уже осточертели со своими советами и “дружескими” пожеланиями! Раньше даже в мою сторону не смотрели, антисемиты проклятые, а теперь разговаривают, как с сыном родным! В гробу я их видел! Вот, теперь я уже принципиально женюсь на Лиде, назло им! Может быть это и не красиво выглядит, но надо же всё-таки подумать и о себе, о будущей семье, если она, конечно, будет. Скажи мне, сколько можно страдать из-за своей национальности? Я дважды пытался поступить в академию, но получал дулю под свой еврейский нос! Ну, посоветуй, что мне делать дальше?
- Во-первых, успокойся и оставайся таким, каким тебя все воспринимают – гордым, знающим себе цену, умеющим и способным постоять за себя. Во-вторых, ещё раз проверь, действительно ли Лида тебя любит, или это просто девичье увлечение. Для этого тебе, думаю, надо выполнить рекомендации и советы “благожелателей”  и временно прекратить встречи с Лидой. Если она тебя любит, то устроит родителям “весёлую” жизнь и заставит их встретиться с тобой.
Так, всё и произошло. Как только Сеня прекратил встречи с Лидой, она, не понимая причины такого резкого “охлаждения” со стороны друга, потребовала от родителей немедленно пригласить его в гости и разобраться, кто или что препятствует их отношениям.
Сеня принял приглашение и состоялось официальное знакомство с родителями Лиды. Конечно, генерал, как только дочь начала встречаться с офицером, подчинённым ему по службе, сразу же получил о нём полную информацию. Ольга Александровна же никогда Сеню не видела и ничего о нём не знала. Увидев красивого и стройного парня, познакомившись с ним, она была приятно удивлена, особенно, его общительностью, весёлым характером и способностью быстро располагать к себе собеседников. Она сразу же поняла, почему Лида, похожая на отца своей нелюдимостью и замкнутостью, увлеклась этим обаятельным, полным оптимизма, молодым человеком. Ей очень понравились присущее ему чувство юмора и умение создавать у присутствующих весёлое настроение, сохраняя за собой во время общения этакое лидерство, право быть “тамадой”.
После обеда генерал пригласил гостя в свой кабинет, где на поставленные вопросы Сеня откровенно и без стеснения рассказал о том давлении, которое было оказано на него со стороны самых разных начальников.
Внимательно выслушав этот рассказ и, видимо, не всё поняв, генерал спросил:
- О каком давлении ты говоришь? И кто его оказывал?
- Товарищ генерал, мне неудобно называть тех, кто со мной “беседовал” и советовал “не садиться не в свои сани”, не забывать, кто я, а кто Лида. Более подробно вы можете узнать у них самих – ваших заместителях, политработниках и, даже, представителей особого отдела. Но, скажу только одно: меня всё это не только удивило, но и сильно оскорбило!
- Значит, так! Я тебя понял. Теперь выслушай меня. Во-первых, дома я для тебя не товарищ генерал, а, просто, Григорий Иванович. Во-вторых, на всё, что советовали тебе разные начальники, не обращай внимания, а, точнее, как говорят в авиации, наплюй и разотри! И, в-третьих, если вам нравиться дружить, или, как сейчас модно говорить, встречаться, действуйте, ради бога! Для нас главное, чтобы вам было хорошо! Надеюсь, что ты меня понял? С остальными проблемами разберёмся!
- Я всё понял, Григорий Иванович!
Все “благожелатели”, получив от генерала соответствующие внушения, и, затаив на Сеню обиду, затихли, а молодые влюблённые продолжали регулярно встречаться.
Однажды, Сеня предложил Лиде выйти за него замуж, затем, он попросил её руки у родителей. И, хотя, они, особенно, Ольга Александровна советовали молодым не спешить, хорошо подумать, прежде, чем принимать решение, полное и окончательное согласие было получено!
Началась активная подготовка к свадьбе и, конечно, весь гарнизон только и говорил об этом, забыв о насущных проблемах, международном положении и, даже, о предстоящих парашютных прыжках, которых не любили все, за исключением, некоторых фанатов-спортсменов.
И, снова, возникла у Сени серьёзная проблема. Когда подошла очередь составлять списки приглашённых на свадьбу, у него никто не спросил, кого бы он хотел видеть среди гостей. Прочитав список, Сеня понял, что гостями на их свадьбе будут большие военные и партийные начальники, родственники со стороны невесты, короче говоря, сплошная элита. Организацией свадьбы единолично занималась Ольга Александровна и, поэтому, Сеня обратился к ней с вопросом:
- Ольга Александровна, а почему в списке гостей нет моих родственников и друзей? Может быть со стороны жениха и не должно никого быть? Я ведь раньше никогда ещё не женился и могу не знать существующего ритуала!
- Сеня, а можно обойтись без твоего сарказма? Ты как-то говорил, что у тебя нет родителей, а о друзьях вообще молчишь! Кроме того, мы устраиваем свадьбу дома и мест за столом немного. Ты знаешь, что приглашены люди из высших кругов и другие гости должны им соответствовать! Так, кого ты хочешь ещё пригласить?
- О друзьях, которых я хотел бы пригласить, мы поговорим потом. Правда, я не уверен, что они будут соответствовать остальным гостям, но это не так уж важно. Главное то, что на свадьбе рядом со мной должен сидеть мой дед – единственный на всём белом свете родственник, которого я очень люблю и почитаю.
- О, так у тебя ещё и дед появился? – с раздражением воскликнула Ольга Александровна. – И где этот твой дед обнаружился?
Сеня обиделся за такое пренебрежительное высказывание о дедушке, но спокойным голосом ответил будущей тёще:
- Дедушка нигде не обнаруживался, а всегда жил и сейчас, слава богу, живёт в небольшом белорусском городке. И я хочу поехать туда и привезти его на нашу свадьбу. Конечно, если вы против этого моего желания, я просто предложу Лиде пойти в Загс, где мы распишемся, а вы со своими элитными гостями гуляйте и веселитесь на нашей свадьбе, но только, пожалуйста, без меня!
На следующий день Сеню вызвал к себе начальник политотдела дивизии, который даже не предложив ему сесть, строго спросил:
- Ты что себе, лейтенант, позволяешь? Что ты опять выдумал? Какой, понимаешь ли, дед ещё у тебя появился?
- Товарищ полковник, разрешите не отвечать на ваши вопросы, заданные мне в таком пренебрежительном тоне. Будет лучше и спокойней для всех, если вы переведёте меня на службу в другой гарнизон. Мне уже надоели постоянные вмешательства посторонних людей в мою личную жизнь! Скажите, если не секрет, откуда вы узнали об этой проблеме?
- У меня такая должность, что я обязан знать всё и обо всех! Лучше скажи, ты не забыл, что через неделю твоя свадьба?
- Я ничего не забыл, но если рядом со мной на свадьбе не будет сидеть дедушка, свадьбы, как таковой, не будет!
- Я не понимаю, откуда в тебе столько гонора? Кто такой твой дед, о котором ты так печёшься, угрожая сорвать свадьбу?
- Мой дедушка – старый одинокий еврей, в прошлом прекрасный сапожник, а сейчас - пенсионер.
- Между прочим, его, как и твоя, национальность меня совершенно не интересует! И нечего меня упрекать в этом! Я тебя обо всём предупредил, а ты думай, как поступить!
- Спасибо за совет! Я тоже всех предупредил и знаю, как мне поступить. Разрешите идти? Слушаюсь!
Наконец, свадьба состоялась! В центре праздничного стола сидели жених и невеста в красивых свадебных нарядах, счастливые и взволнованные этим первым и необычным событием в их жизни. Ещё бы, одно только присутствие за столом таких именитых гостей, среди которых были генералы, руководители города, Герои Советского Союза, депутаты Верховных Советов и, даже, легендарный в годы войны летчик, Дважды Герой Советского Союза полковник Е.Кунгурцев, могло бы потрясти внутреннее состояние любого человека!
И, конечно, Семён был тоже потрясён этим присутствием таких гостей и потрясающим блеском их наград, но радостная и гордая улыбка на его лице была посвящена тому, что рядом с ним сидел самый близкий и дорогой человек – дедушка Мотл, одетый в скромный костюм, из под лацкана пиджака которого, выглядывали три, пожалуй, самые почётные солдатские награды: медали “За отвагу”, “За оборону Сталинграда” и “За победу над Германией”!
Семён сегодня тоже праздновал ,пусть небольшую, но победу над теми, для кого евреи были, как “кость в горле”!
                *****

69 - Я   П А Р А Л Л Е Л Ь.

Заветной мечтой большинства советских офицеров  являлась возможность послужить в, так называемых,  “льготных” местах, которых на огромных просторах страны было довольно много, особенно, на Дальнем Востоке и Крайнем Севере. Когда возраст подходил к сорока годам, они начинали задумываться над предстоящим уходом в запас или отставку, а, стало быть, на военную пенсию, размер которой зависел, в том числе, и от выслуги лет. Вот, почему, несмотря на необычные, чаще всего, сложные условия службы, офицеры так стремились туда попасть, а, точнее, “замениться”. Дело в том, что в этих местах стаж службы засчитывался, как “год за полтора” или “год за два” и, соответственно, так увеличивалось и денежное содержание. Всё это зависело от того, где  располагалось это место службы.
Конечно, все стремились оказаться в наиболее льготном месте, не зная, подчас, что их там ожидает.Мечтал об этом и я, проходя службу в благословенной Молдавии, в белокаменном городе Кишинёве. Впервые я услышал о возможной замене на остров Новая земля.
Мой отец тогда достал из книжного шкафа энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона, изданный ещё в 18 веке, и очень серьёзно прочитал о том, что на острове проживают несколько семей “самоедов”, которые постепенно съедают друг друга, что и является причиной уменьшения населения острова. В заключение этой печальной информации он сказал:                -Я  думаю, сынок, что там с  большим нетерпением и… аппетитом ждут прибытия твоего славного семейства!                К счастью, эта замена меня  обошла, так как, с детьми туда не  посылали, а у нас их было уже двое. Через некоторое время разговор на эту тему снова возобновился, правда, теперь фигурировал Дальний Восток. Очень уж привлекателен для замены был Кишинёв. Однако, и этот вариант не состоялся.
Лето 1972 года выдалось исключительно жарким, причём, не только на юге, но по всей стране. Именно, в это время решался вопрос о моей замене в район Крайнего Севера – в город Норильск. Возникло множество проблем:во-первых, командование полка категорически не желало отпускать меня- моё отношение к службе их вполне устраивало, во-вторых, мне уже исполнилось 40 лет, а это был предельный возраст для службы в Заполярье. И, только благодаря вмешательству вышестоящего начальства, вопрос о моей замене был решён положительно! Подготовка к отъезду шла в быстром темпе- подгоняла страшная жара, хотелось быстрее вырваться из этого “огненного кольца”, вдохнуть в себя, наконец-то, свежий и прохладный воздух!            Как же мы были разочарованы, когда, подлетая к Москве, увидели через иллюминаторы пожары в подмосковных лесах. В столице тоже стояла страшная жара, пешеходы с красными, потными лицами тяжело передвигались по улицам, оставляя следы от обуви на мягком асфальте тротуаров. Такая высокая температура воздуха была необычным и редким явлением природы для средней полосы России. И только дети чувствовали себя прекрасно, резвясь под струями фонтанов, обливая друг друга тёплой водой, играя в свои игры. Даже строгие блюстители общественного порядка - милиционеры и дворники, по-доброму улыбаясь, смотрели на веселящихся детей.
Мы же, находясь несколько дней в одуревшей от жары столице, встречаясь с родственниками, решая свои дела, только  и  жили мечтой о скорейшем вылете на Север, в далёкий и таинственный для нас Норильск, где можно будет, наконец-то,  отдышаться от этого страшного пекла.
Каково же было наше удивление, когда, пролетая уже над тайгой, мы увидели большое количество лесных пожаров, а, приземлившись в аэропорту Алыкель, расположенном, как и Норильск, за Полярным кругом, выйдя из небольшого аэровокзала, ощутили и здесь жаркий, насыщенный какими-то испарениями, воздух.
Мы поняли, что и здесь, на Крайнем севере нет от жары спасения!     До Норильска мы добирались в течение 4 часов в  старом вагоне медленно ползущего по одноколейному пути поезда, а вокруг, сколько видят глаза, сплошная тундра, покрытая какой-то выгоревшей травой, редким низким кустарником и полном отсутствии каких-либо деревьев. В общем, пейзаж за окнами вагона был “потрясающим” и создавал у нас, откровенно говоря, пессимистическое настроение.
За всё время пути только однажды мы увидели слева по ходу поезда какой-то небольшой посёлок под названием Кайеркан, в котором стояли обветшалого вида одноэтажные дома барачного типа, возле которых совершенно не видно было людей. Один из пассажиров объяснил нам:
- Здесь когда-то находился лагерь строгого режима. Это тогда, когда весь Норильск был сплошным лагерем. А сейчас Кайеркан – рабочий посёлок. Между прочим, железная дорога, по которой мы сейчас едем, самая дорогая в мире. Цена каждого метра – десятки, а то и сотни жизней её строителей-“зэков”!
Это объяснение, естественно, не добавило к нашему настроению сколько-нибудь оптимизма.
Но, вот вдали, как-то вдруг, неожиданно возникло, как видение в пустыне, очертание высоких домов города, очень похожего на укреплённую крепость. Это уже был Норильск – один из крупнейших и красивейших промышленных и культурных городов Заполярья во всём мире!
Следуя  в такси на территорию военного гарнизона, мы были потрясены красотой Ленинского проспекта - центральной улицы города. Водитель такси отреагировал на наше восхище- ние, особенно, архитектурой домов, Дворца культуры, кинотеатра, большого количества магазинов, а, главное, тем, что посредине проспекта на клумбе росли яркие цветы:
- В этом большая заслуга талантливых ленинградских архитекторов. А то, что цветы растут на вечной мерзлоте, так это очень просто – под ними проложена тепловая магистраль! Посмотрите направо. Это - два лучших ресторана в городе. Один из них называется “Лама”. Так называется незамерзающее озеро, которое расположено намного севернее Норильска, вокруг него растительность и животный мир средней полосы России. А это – ресторан “69-я параллель”. Старожилы уверяют, что эта параллель проходит через середину зала ресторана и, что, если вы сидите за столиком в центре, то можете выпить ведро спирта, но пьяным не будете! Вы станете свидетелями ещё многих “чудес”! Главное, не падать духом, когда столкнётесь с трудностями и помнить, что все здесь находятся в равных условиях, к которым можно и нужно привыкнуть! А, вообще-то, климат здесь хороший, стабильный – 11месяцев зима, а потом – всё время лето, лето и лето…
Как только весёлый водитель такси завершил свой короткий рассказ, мы были вновь потрясены кавалькадой больших чёрных машин, мчавшихся нам навстречу. И опять водитель, заметив наше недоумение, объяснил:
- Не удивляйтесь, в городе сейчас находятся Председатель Совмина Н.Косыгин и Премьер-министр Канады Трьюдо. Я думаю, что вам известно мировое значение нашего горно-металлургического комбината!
В течение всего нашего пребывания в Заполярье, как бы тяжело ни было, мы всей душой полюбили этот край, не переставая вот уже более 40 лет рассказывать всем о радостях и невзгодах, которые сопровождали нашу жизнь на 69-й параллели.
                *****;
П Е Р В О Е   И С П Ы Т А Н И Е.

Редкая для этих широт жара очень быстро “испарилась”, резко похолодало, подул ветер, к которому норильчане так привыкли на протяжение всего года. Между прочим, город и получил своё название исходя из того, что, в каком бы ты направлении ни шёл, ветер всегда дул тебе “на рыло”. Отсюда, как утверждают старожилы, и появилось имя этого замечательного города – Норильск.
В один из дней этой, так называемой,“золотой осени”   закружились над городом снежинки, покрывая всё вокруг белоснежным нарядом, который “задира”-ветер постоянно поднимал, словно подвенечное платье, над ровной поверхностью улиц и вновь укладывал его ровным слоем, пока этот “карнавал”не превращался в обычные снегопад и метель. Это означало, что наступила долгая холодная зима и, одновременно, длинная полярная ночь...
Именно, в эти дни и состоялись моё первое знакомство с тундрой и переживания, вызванные неожиданными проявлениями её “строптивого” характера – быстрыми сменами погодных условий, ставящими под угрозу здоровье и саму жизнь её “гостей”.
Группа офицеров во главе с командиром части отправилась в один из зенитно-ракетных дивизионов, расположенный в тундре на довольно большом расстоянии от города, для проверки его боевой готовности, организации занятий с различными военными специалистами, решения многих социальных и бытовых вопросов. Особенно актуальной была проверка готовности дивизиона к долгой и суровой зиме.
В очень короткий период навигации по реке Норилке добраться до этого подразделения можно было на катере, тем более, что и сам город Норильск и тот дивизион, в который мы отправились, расположены на берегу этой заполярной реки. Плыть предстояло около двух часов, если, конечно, ничего не случиться... Поэтому, офицеры спустились в каюту и начали игру в преферанс.
Несмотря на то, что уже с утра резко похолодало, я остался на палубе, с интересом наблюдая за новой для меня природой по обе стороны этой неширокой, но очень глубокой реки. Это была настоящая тундра – серая вперемежку  с белыми участками недавно выпавшего снега равнина, частые небольшие холмы, южные склоны которых ещё украшали остатки зелёной травы и ярких цветов, а противоположные – никогда нетающим снегом. Вдали виднелись не то чёрные горы, покрытые снегом, не то отвалы породы из рудников. И вокруг – тишина, ни единого деревца, ни одной живой души. Только звуки работающего двигателя и всплесков речной воды, рассекаемой носом катера, и взрывов смеха, доносящиеся снизу. И только однажды, за всё время пути я увидел несколько диких оленей, бредущих по берегу, видимо, в поисках ягеля. Естественно, такой унылый пейзаж негативно повлиял и на моё настроение, на душе стало грустно и тоскливо, как бывает поздней и дождливой осенью.
Стоя на ветру, я порядком замёрз и, поэтому  спустился в каюту, где было тепло, шумно и накурено.
В дивизион мы добрались благополучно и вовремя, но, к сожалению, сделать наш визит неожиданным не получилось. Здесь нас уже ждали и к этому неплохо подготовились... Наверно, армейская “взаимовыручка” сильнее желания начальников неожиданно “свалиться на голову” своим подчинённым! Всё завершилось репликой командира части, произнесённой “сквозь зубы”:
-Узнаю, кто  “настучал” о нашем приезде, головы “поотрываю”!
Группа приступила к работе, рассчитывая за два дня полностью выполнить всё, что было запланировано, однако, после обеда к командиру подошёл прапорщик-рулевой катера, на котором мы приплыли, и доложил:
- Товарищ полковник, по реке пошла шуга и температура воздуха резко понизилась! Надо возвращаться, иначе, можем по пути прочно застрять!
Командир, конечно, возмутился, но, всё-таки, понимая обстановку и последствия, к которым это может привести, приказал:
- Так, через час подведём итоги работы и отплываем! Сообщите об этом в полк. Пусть постоянно держат с катером связь по радио!
Находясь здесь, я, имея прошлый, довольно богатый опыт работы и жизни в подобном подразделении на “точке”, правда, на материке, не мог понять, как им, в таких неимоверно тяжёлых условиях жизни, ещё и удаётся отлично выполнять боевые задачи! Когда я поделился этими мыслями и сомнениями с одним из наших офицеров, то получил вразумительный ответ:
- Это ты ещё не видел, в каких условиях живут и несут службу подразделения на островах Ледовитого океана, Восточно-Сибирского и Карского морей, моря Лаптевых, на Диксоне и в Тикси! Государство не зря платит нам льготные выслуги и зарплаты, но это нам – офицерам, прапорщикам, а ведь солдаты и сержанты срочной службы никаких льгот не имеют. Между прочим, они ничем не отличаются от своих сверстников, служащих над пляжами Крыма и Одессы, в Москве и Риге и, которые имеют возможность сходить в увольнение, погулять с девушкой, угостив её мороженым. Правда, у нас здесь тоже мороженого, хоть обожрись! Бесплатно и круглый год! Вот, слетаешь в командировки на острова и сразу всё поймёшь! А сейчас, вперёд, на катер!
Наш обратный маршрут очень напоминал по своей напряжённости сюжет из модных детективных фильмов. Катер с рёвом нёсся против течения реки, стремясь быстрее преодолеть расстояние до города, но не потому, что мы просто спешили попасть домой или на какую-то гулянку... Причина была более серьёзная: из-за сильного мороза шуга быстро превращалась в ледяные пласты и комья, которые затрудняли работу привода и винта катера, явно создавая угрозу застопорить движение и “запереть” льдом  наше средство передвижения.
Сейчас никто из пассажиров не спустился вниз, в каюту, чтобы продолжить игру в карты . Несмотря, что мороз всё крепчал, все стояли на палубе, спокойно наблюдая за тем, как старенький, “видавший виды”, катер борется не только с очень быстро образующимся льдом, но и за своё существование. Руководил же этой борьбой не прапорщик, стоящий за штурвалом, а лично командир полка, который на каждые обращения рулевого о том, что при такой нагрузке может перегреться двигатель, “полетит” винт вместе с приводом, отвечал спокойно, но решительно:
- Не трусь, Фёдор Иванович! Прибавь-ка ещё обороты и смотри внимательно, куда рулишь!
- Товарищ полковник! С меня же спрос будет, ежели загублю движок!
- За всё отвечу я! Твоё дело – только вперёд и с песней! Добавь-ка ещё скорости! Вон, уже виднеются огни Норильска! Сейчас будь внимателен! Прижимайся ближе к берегу! Включи прожектор!
И так все два часа, при 40-градусном морозе с ветром, бывший военный лётчик, а ныне командир зенитно-ракетного полка превратился в опытного  моряка, выигравшего схватку  с суровым и непредсказуемым противником – заполярной стихией!
На пристани нас уже ожидал армейский автобус, а дома – благословенное тепло центрального отопления, любимые жена,  дочь и, конечно, не менее желанный ужин. А за окнами всё  было белым-бело...
Так закончилось моё первое, но не последнее знакомство с чудесами заполярной жизни. Многое ещё только предстояло узнать, понять и...выдержать!
                *****

П О Д   “В Е Ч Н О Й   М Е Р З Л О Т О Й”.

Заполярье. Зима 1973 года.
Норильск – это современный город, научный и культурный центр российского Заполярья. Здесь, кроме крупнейшего горно-металлургического комбината им.А.П.Завенягина, горно-добывающих рудников, заводов и фабрик, различных научных центров и лабораторий, успешно работают индустриальный институт, вечерний университет марксизма-ленинизма, русский драмтеатр, дворцы культуры и спорта, многие другие научные и культурные учреждения, в которых трудятся москвичи и ленинградцы, киевляне и одесситы, представители различных республик, выпускники многих университетов и институтов страны. И, конечно, в городе работает организация общества “Знание”, которая успешно использовала этот мощный научный потенциал для лекторской пропаганды, причём, не только в Норильске, но и на огромной территории севера Красноярского края, Таймыра, островов Северного Ледовитого океана. Как правило, выступления с лекциями в таких отдалённых районах совмещались со служебными командировками.
Являясь лектором-международником республиканской категории, я, естественно, тоже принимал активное участие в этой работе, выступая на многих предприятиях и учреждениях города, в телепередаче “Мир за неделю”, преподавал в университете марксизма-ленинизма, занимался различной общественной деятельностью. Моё воинское начальство в этом мне не препятствовало ещё и потому, что военный гарнизон традиционно имел отличные отношения и связи с местными органами власти, а горно –металлургический комбинат и все его подразделения являлись шефами наших частей и дивизионов.
В один из дней, вернее, полярных ночей, я был приглашён выступить с лекцией на, тогда ещё новом, но очень перспективном руднике “Комсомольский”, куда и следовал в холодном автобусе, за окнами которого “трещал”   40-градусный мороз с ветром. До этого дня на рудниках я никогда ещё не бывал и не выступал перед горняками.
Проехав посёлок Талнах, мы остановились возле одноэтажного, серо-грязного цвета, здания, со всех сторон окружённого контейнерами с каким-то оборудованием, довольно высокими отвалами породы и башнями, торчащими из земли, покрытой большим слоем снега.
Внутри здания меня радушно встретил парторг рудника Фёдор Иванович – солидный мужчина средних лет. Вместе мы зашли в комнату отдыха, в которой уже находились более двадцати мужчин, одетых в рабочую форму. На нескольких столах лежали подшивки газет и журналы, стояли  шахматные доски и было разбросано домино.
Я снял с себя полушубок и шапку. Вид моей военной формы вызвал у собравшихся некое удивление и небольшой шум. Видимо, впервые рудник посетил лектор , к тому же, ещё и офицер! Фёдор Иванович попросил всех успокоиться, представил меня, объявив, что в течение получаса их проинформируют о современной международной обстановке.
Слушали меня очень внимательно и, только один молодой парень всё время бросал какие-то реплики и задавал вопросы, причём, довольно интересные и острые.
Когда закончилось моё выступление, Фёдор Иванович обратился к этому парню:
- Коля, ну, почему ты такой невыдержанный? Вроде, недавно армию отслужил! Спрашивай, что тебя интересует! Пожалуйста!
Николай засмущался, посмотрел на товарищей и сказал:
- Да, я просто струсил! Увидел товарища майора и подумал, не забирают ли меня снова в армию!
В комнате раздались громкий смех и реплики в адрес весёлого парня Николая. Посыпались ко мне вопросы о том, где и кем я служил, знаком ли с деятельностью комбината, бывал ли когда-нибудь в рудниках или шахтах?
И, опять, раздался голос Николая, видимо, вдохновлённого повышенным вниманием, проявленным к его особе:
- Товарищ майор, по всему видно, что вы человек опытный, бывалый, прослуживший четверть века в разных видах армии. Скажите, пожалуйста, как бы вы прореагировали, если бы, допустим, сейчас Фёдор Иванович предложил вам спуститься в рудник, посмотреть, что там делается, как мы работаем? Не отказались бы от такого предложения, не возникло ли бы чувство страха?
Этот вопрос, конечно, вначале немного меня озадачил, но я тут же уверенно ответил:
- Если быть откровенным, то я и сам хотел попросить, если, конечно, это возможно, познакомить меня с вашей работой, но постеснялся проявить такую инициативу. Что касается страха, то невозможно его предвидеть, не зная обстановки, в которой ты можешь оказаться. Приходилось и мне неоднократно испытывать это чувство. Главное, суметь с ним справиться, перебороть его. Сейчас слово за Фёдором Ивановичем, а я готов, как “юный пионер”!
Теперь уже настала очередь партийного секретаря принимать какое-то решение и он без колебания сказал:
- Вот, и я не решался предложить вам эту экскурсию, не зная, как вы это воспримите! Если вы согласны, прошу проследовать за мной в раздевалку! Анна Васильевна, подготовьте товарищу майору всё необходимое!
Мне предложили полностью раздеться, принять душ и надеть принесённое бельё, чему я был удивлён:
- А, бельё-то зачем? Неужели, там придёться раздеваться?
- Когда вернётесь, всё вам станет понятным! – ответил мне, смеясь, Фёдор Иванович.
Облачившись в специальный костюм, надев на спину тяжёлый баллон с кислородом, а на голову – каску с фонарём и очками, на ноги – прорезиненные сапоги, я со всей бригадой вошёл в лифт, а,точнее, огромную клеть, которая с потрясающей скоростью полетела вниз, резко подняв все мои внутренности вверх. Это чувство очень походило на то, когда самолёт быстро снижает высоту полёта, но во много раз сильнее! Шум стоял невообразимый, но Фёдор Иванович успел прокричать мне в ухо:
- Мы уже пролетели зону вечной мерзлоты!
Этот “исторический” момент прошёл, безусловно, мимо моего внимания, и уже через минуту мы “приземлились" , опустившись к центру планеты на 1600 метров! Только теперь я понял необходимость кислородых баллона и маски – дышать без них было бы, особенно мне, тяжело. Появились резь в глазах и чувство повышенного давления со всех сторон.
А, в целом, первое впечатление, после выхода из лифта, оказалось довольно приятным: это был огромный зал, напоминающий ярко освещённую пещеру или катакомбу, из которого в разные направления были прорыты широкие штрехи, в которых по рельсам двигались целые составы вагонов с добытой рудой.
В центре зала располагался диспетчерский пункт, а по бокам- различные подсобные помещения.В условиях естественной и отличной акустики постоянно звучали по радио громкие команды и указания.
Никакого чувства страха у меня пока не возникало. Однако,  “экскурсовод” Фёдор Иванович добавил к моим впечатлениям и чувствам немного “перца”! Он повёл меня в такие места, где пришлось проползать в узкие щели на животе, ощущая на себе всю тяжесть 1,6 километрового давления земли, хотя, рядом можно было передвигаться не ползком, а в полный рост. Думаю, что он хотел произвести на меня наибольшее впечатление от их рудникового труда. И он, надо сказать, успешно выполнил эту задачу. Очень скоро меня начала одолевать мысль о том, как бы побыстрее закончилась эта необычная экскурсия и оказаться наверху, вдохнув морозный воздух полной грудью.
Когда в раздевалке я снял с себя бельё,но уже не белое, а серовато-чёрного цвета, и  не мог смыть с тела такого же цвета покрытие, то понял всю тяжесть труда рударей  и, что государство заслуженно платит им такую заработную плату!
Ещё долгое время я рассказывал родным, друзьям и сослуживцам об этой экскурсии в глубь земли, ощущая гордость за то,что уже стал не только заполярником, но и спустился ниже зоны “вечной мерзлоты”!
                *****





“А В Р А Л”  Н А  о. В И Л Ь К И Ц К О Г О

Сообщение о чрезвычайном положении в одном из наших подразделений, которое базировалось на острове Вилькицкого, было получено в штабе соединения в самое “неподходящее” время – утром первого января 1973 года!  В нём говорилось о том, что в условиях сильного мороза в этом подразделении полностью  выведена из строя вся система отопления жилых помещений, боевой техники и  складов. Это означало, что не только утеряна боевая готовность, но и существует реальная опасность для жизни военнослужащих. Оказать помощь подразделению на острове было некому – здесь же располагалась только научно-исследовательская станция “ Северный полюс” (С П ) и ещё частыми “гостями” бывали... белые медведи!
Необходимо было срочно вылететь в этот дальний регион Заполярья – Северный Ледовитый океан, пролив Вилькицкого, с посадкой и дозаправкой на Диксоне. Кроме того, подобрать нужные материалы, оборудование, а,главное, опытных специалистов, способных быстро и качественно отремонтировать и запустить всю отопительную  систему, установить причины, приведшие к такому происшествию и конкретных виновников.
В группу были включены офицеры – представители штаба, политического и особого отделов, военный врач.
Возглавил оперативную группу заместитель командира соединения по тылу. Вылет был назначен на 14.00 по местному времени.
Настроение у всех, несмотря, на понимание важности и срочности поставленных задач, было,скажем откровенно, испорчено: в новогодний праздник, оставив жён и детей, нужно лететь на край земли, в полном смысле этого слова, к тому же, при 60-ти градусном морозе и неизвестно, на какой срок! Однако, приказ обсуждению не подлежит. Его необходимо выполнять...
Вылетели мы своевременно на самолёте Ил-12 и взяли курс на остров Диксон.  Это был мой первый полёт из Норильска в сторону Северного Полюса, и всё, что проплывало под нами, естественно, вызывало у меня живой интерес, но пейзаж в иллюминаторах самолёта оказался однообразен: белая равнинная тундра без всякой растительности, редкие и небольшие стада диких оленей, причём, видимость была плохая и недолгая – в свои права вступила полярная ночь.
На Диксоне нас уже ожидал вертолёт, в который срочно начали переружать из самолёта необходимую технику, трубы, радиаторы, запас продуктов питания и всё, что было необходимо для решения этой сложнейшей проблемы. Пока шла эта подготовка к вылету на остров Вилькицкого, мы пообедали и, заодно, поужинали, будучи уверены в том, что очередное питание возможно очень не скоро!
Прилетев на остров, мы увидели весьма печальную картину: возле казармы горели несколько костров,вокруг которых, сидя на ещё несожжённых  ящиках, грелись солдаты и офицеры. Их внешний вид оставлял желать лучшего. Несколько женщин-жён офицеров и прапорщиков, а также двое обмороженных солдат были отправлены в расположение научно-исследовательской станции, находящейся неподалёку и, где врач оказал им необходимую медицинскую помощь.
В условиях сильного мороза людей спасло то, что на острове накопилось огромное количество разного мусора, деревянных и фанерных ящиков, благодаря которым можно было длительное время поддерживать огонь в кострах, но всему приходит конец, и поэтому специалисты срочно приступили к ликвидации аварии, а мы долго не могли понять причину случившегося. Одно было совершенно ясно – весь личный состав, включая офицеров, командира роты и, даже, замполита перепились. И это при “сухом законе” , невозможности достать где-либо спиртное.
Руководитель комиссии спросил у командира роты:
- Где же вы достали столько выпивки, чтобы не только хватило каждому, но привело к такой серьёзной аварии, утрате боевой готовности? Как вы могли дойти до такого нарушения, опуститься до пьянства вместе с подчинёнными? Вы хоть представляете себе, что могло произойти в этих условиях? Так, что вы, всё-таки, пили? Может, и нас угостите?
- Ничего, товарищ полковник, мы не пили. Это было какое-то наваждение! Я сейчас даже не могу вспомнить, что произошло!
- В этом я с вами согласен! Вы и сейчас  ещё не пришли в нормальное состояние и не понимаете, что натворили! Ничего, скоро поймёте, когда взыщем с вас “кругленькую” сумму за причинённый ущерб!
“Беседы” с остальными участниками этой массовой пьянки также не дали конкретного ответа о причинах аварии, а, главное, откуда взялось столько выпивки?
И только представителю Особого отдела удалось разгадать эту, как оказалось, простую загадку. Проверяя состояние мер безопасности, он случайно обнаружил совершенно пустой огнетушитель, висевший на стене в помещении казармы.
Всё оказалось элементарно простым, согласно старинной русской поговорки “Голь на выдумки хитра”. Желая “достойно” встретить Новый год, наиболее находчивые солдаты и сержанты из числа старослужащих, так называемых “дембелей”, с молчаливого согласия старшины роты и полного безразличия офицеров, опорожнили все огнетушители, а их было несколько десятков штук, тщательно их промыли и заполнили хлебом, сахаром, дрожжами и водой. Пару недель огнетушители висели на своих боевых местах, “вырабатывая” крепчайшую бражку.   Новогодняя пьянка была всеобщей. Пили и те, кто нёс боевое дежурство у локаторов радиолокационных станций, а также в котельной, причём, до такой степени опьянения, что котлы загасли, а страшный мороз разорвал трубы и радиаторы.
Не отказались от обильного “угощения” офицеры и прапорщики. Виновными были все, без исключения, но наказали только командира, замполита и старшину роты.
С  остальными провели “разъяснительную” работу, поскольку, в таких условиях службы никакое наказание не может быть эффективным... Правда, “дембелям” пригрозили, что они будут уволены в запас и вывезены на материк в последнюю очередь.  Естественно, все эти драматические события стали достоянием всех живущих на острове, но, если сотрудники СП, оказав действенную помощь своим армейским соседям, восприняли оригинальный способ создания выпивки, как “научное рационализаторское предложение” и начали с интересом поглядывать на свои огнетушители, то нашлись на острове живые существа, которые были страшно удивлены огням костров, очень похожими на всполохи северного сияния, и громкими звуками человеческих голосов о каких-то “камышах и деревьях, которые почему-то гнулись”!  Белым медведям, живущим на острове, этого было не понять, но необычный шум им явно мешал...   
                *****



Н Е О Б Ы Ч Н О Е   П Р О З Р Е Н И Е.


Это случилось в норильской городской больнице во второй половине воскресенья, когда все медицинские процедуры и обходы больных врачами были завершены и наступил послеобеденный отдых. В палате, в которой проходили лечение четверо больных, случайно оказался и я,поскольку во время дежурства поскользнулся и поломал четыре ребра, а, так как, в городе не было военного госпиталя, меня положили в городскую больницу. Однако, суть не в этом.
До ужина оставалось ещё много времени. Я лежал, читая какую-то книгу, а трое соседей по палате играли в домино, то и дело, громко вскрикивая и стуча по исцарапанной поверхности стола. Когда в очередной раз кто-то из играющих прокричал финальное слово “рыба!”, за окном раздался громкий женский голос, видимо, зовущий кого-то из родственников или друга:
- Коля! Коля! Коля!
Характерно, что эти призывы, обращённые к больному по имени Коля, повторялись с короткими перерывами на протяжение, как минимум, получаса, причём, на одной тональности, но со всё усиливающейся громкостью.
Один из игравших в домино, наконец-то, не выдержал и с возмущением заявил:
- Ну, это уже не идёт ни в какие ворота! У меня уже голова разболелась от этих воплей! Думаю, что Коля специально спрятался от неё в больнице, чтобы отдохнуть от её “ангельского” голосочка! В конце-концов, кроме её Коленьки, здесь лежат и другие больные люди!
В это время за окном вновь раздался призывный , уже так всем “приевшийся”клич:
- Коля! Коля! Коля!
- Не даст она сегодня доиграть нам эту партию! В домино ведь думать надо, сосредоточиться! Слушай, Витёк, мы ведь знаем, как ты умеешь договариваться с женщинами. Скажи ей пару тёплых слов, чтобы она, наконец-то, умолкла! Ты,ведь, человек интеллигентный, очки носишь! – сказал второй мужчина, обращаясь к соседу.
Витёк не очень охотно поднялся со стула, подошёл к окну, открыл его, впустив в палату морозный воздух и, выглянув наружу, крикнул:
- Женщина, кончай кричать! Нет твоего Коли, умер он этой ночью! Иди домой, милая!
Закрыв окно и поправив на носу очки, Витёк, довольный собой и выполненной им миссией, уселся на своё место. Все прислушались. Больше никто не кричал – можно было продолжать игру.
На следующий день, после ужина в палату вдруг вошёл огромного роста и веса мужчина, руки которого очень напоминали две большие металлические кувалды. В одной из них он держал что-то завёрнутое в газету, скорее всего, кирпич!
Не позоровавшись, он оглядел всех и грозно спросил:
- Так, кто из вас вчера сказал моей жене, что я умер?
В палате стало тихо, как в морге. Все опустили головы, а у Витька, видимо, от испуга по вспотевшему носу сползли очки и упали на пол. Естественно, все посмотрели в его сторону, а неожиданный гость подошёл к нему и не спросил, а рыкнул:
- Значит, это твоих рук дело?
Витёк побледнел и, заикаясь, пролепетал:
- Дык, я ж не со зла, а просто пошутил. Уж очень долго и громко она звала какого-то Колю! Извините, если я её обидел или,что не то сказал!
- Между прочим, Коля –это я! По твоей милости, моя жена сейчас здесь, в больнице, в реанимации! Когда она от тебя услышала о моей смерти,то упала в обморок и ударилась головой об лёд! Но дело не в этом! Спасибо тебе, дружище, за помощь! В последнее время я начал сомневаться в её отношении ко мне. Зато, теперь я уверен, что она меня любит! И это благодаря тебе!
Мужчина подошёл к Витьку и обнял его с такой силой, что все подумали – другу пришёл конец и его придёться положить, либо сразу в морг, либо в реанимацию, рядом с женой гиганта.
По счастью, Витёк быстро “оклимался”, а Коля достал из свёртка бутылку французского коньяка, торжественно вручил её ещё бледному от испуга и мощного объятия Витьку:
- Отныне, ты – мой друг! Когда поправишься, приходи в гости, с женой познакомлю!
Когда Коля,пожав всем руки, покинул палату, один из больных, улыбаясь, снова заявил:
- Всё-таки, как здорово, когда мужчина может оказать влияние на женщину!
                *****


“ П Р О Л Е Т Е Л И “ !

Местом нашей очередной командировки являлся полуостров Диксон, куда мы и летели для проверки одной из воинских частей, но уже через двадцать минут полёта из-за резко изменившихся метеоусловий, оказались в аэропорту посёлка Хатанга.
Это были  начало декабря, полярная ночь и мороз минус 52 градуса по Цельсию! Быстро добежав до небольшого деревянного здания аэровокзала и отдышавшись от морозного воздуха, начальник группы полковник Меньшим связался по телефону с командиром одной из воинских частей, расположенных в этом районе и тоже входящей в состав нашего соединения, и вскоре мы, узнав о том, что задержимся здесь не менее, чем до следующего утра, обедали в уютной столовой, запивая вкусную еду горячим чаем и, кое-чем... покрепче.
Пообщавшись с офицерами, расспросив их о состоянии дел и проблемах в подразделениях, полковник Меньшим вдруг вспомнил о том, что неподалёку расположен посёлок Кресты, в котором местные жители занимаются оленеводством и, главное, разведением песцов и выделыванием их красивейших шкурок различных цветов и оттенков. Между прочим, полковник, являясь заместителем командира соединения по тылу, опытным офицером, прослужившим в Заполярье уже два срока, не был лишён чувства меркантильности. Везде у него были “свои люди” или, как их называли в народе, “нужники”. Все об этом знали, но прощали ему эти “слабости”, потому что полковник уже готовился уйти на пенсию и, кроме того, характер его должности способствовал проявлению этих негативных черт характера. Большинство офицеров его недолюбливало, но следует отдать должное деловым качествам полковника – способность быстро решать самые сложные проблемы, находить нужные связи, используя их, в том числе, с выгодой для себя.
И сейчас, недолго думая, он решительно скомандовал:
- Юрий Петрович! Подготовь транспорт. Я с майором на часок подъедем в Кресты, к знакомому директору зверосовхоза!
Командир части без особой радости в голосе, но чётко ответил:
- Есть приготовить транспорт! Однако, метеопрогноз неудовлетворительный – ожидается усиление ветра.
- Не боись,командир! Я уже седьмой год в Заполярье и бывал в разных передрягах! Прорвёмся!
Не прошло и часа, как мы на армейском полярном вездеходе мчались по заснеженной тундре в кромешной темноте и при сильном встречном ветре. Я никак не мог понять, каким образом водителю удаётся ориентироваться в подобных условиях и что произойдёт, если мы собьёмся с маршрута или, не дай, Бог, заглохнет двигатель! Правда, на такие случаи, полагалось сопровождение вторым вездеходом, который сейчас двигался вслед за нами.
Несмотря на то,что мы были тепло одеты, мороз, усиленный встречным ветром, давал о себе знать, проникая во все щели кабины вездехода, заползая под тулупы и внутрь унтов. Видя, что такая “экзотика” меня не очень вдохновляет, полковник старался отвлечь своего напарника от грустных мыслей:
- Нам не только покажут этих красивейших песцов, но за пару бутылок спирта мы привезём нашим жёнам потрясающие шкурки!
- Но, у меня нет никакого спирта и опыта в таких делах!
- Не волнуйся, я обо всём подумал! Спирт у нас есть, а опыт для тебя – дело наживное! Смотри, как это делается и учись, пока я живой и на этой должности!
Время в пути пролетело быстро. Смотреть было  не на что – двигались мы в сплошной темноте, полковник всю дорогу говорил без перерыва, рассказывая всякие истории из своей жизни в Заполярье, а я, порядком замёрзнув, дремал под звуки двигателя, сильного встречного ветра и баритона словоохотливого начальника.
Вскоре мы благополучно прибыли в Кресты, который и посёлком-то назвать язык не поворачивался. Это было, скорее, стойбище оленеводов, насчитывавшее с десяток чумов,  балков и несколько длинных бараков. Всё это было засыпано снегом, и только чернели туннели, через которые имелась возможность попасть в жилища.
Возле одного из балков, стояли нарты с четырьмя запряжёнными в них оленями и лежали, тесно прижавшись друг к другу, большие мохнатые собаки. Над ними образовалось целое облачко искрящихся частиц – влага от их дыхания мгновенно превращалась в мельчайшие ледяные звёздочки.
Полковник приказал водителю остановиться возле этого балка и не выключать двигатель. Видимо, он не был уверен, в этом ли балке проживает директор зверосовхоза.
- Пойдём, майор, я тебя познакомлю с местным руководством и, заодно, решим все наши вопросы!
Всё это было сказано с такой убедительностью, что поколебало  сомнения, возникшие у меня в самом начале затеянной полковником “операции”.
Итак, обойдя собак, лежащих у входа в балок и необративших на нас никакого внимания, мы решительно открыли двери, оббитые изнутри оленьим мехом, и зашли внутрь жилища. Перед этим полковник, ухмыляясь, предупредил меня:
-Сделай глубокий вдох и постарайся подольше не выдыхать воздух! Как я понимаю, ты раньше никогда не бывал в местных жилищах?
- А для чего, собственно, это нужно делать? Мы ведь не собираемся нырять в воду? – удивлённо спросил я у своего “деловитого” начальника.
- Сейчас всё сам поймёшь! А, пока, действуй так, как я тебе приказываю! Потом будешь благодарить меня!
Я сделал глубокий вдох и, войдя в балок, сразу же понял, насколько прав был полковник в своих советах.
Атмосфера в этом жилище, полностью обложенном шкурами оленей, чад от установленной металлической “буржуйки” и другие, совершенно непонятные запахи, оказались для меня явно нежизнеспособными. Но других вариантов не было! Пришлось вдыхать и выдыхать эти необычные “ароматы”.
В небольшой прихожей балка нас встретила пожилая жен- щина, скорее всего, нганасанка в меховом одеянии,украшенном цветным орнаментом. В ответ на наше приветствие, она поздоровалась и пригласила в соседнюю комнату, которая тоже была вся устлана и завешана шкурами оленей. Здесь сидел мужчина, поднявшийся к нам навстречу и, поздоровавшись, гостеприимно пригласил сесть на шкуры, лежавшие на полу.
Мужчина был одет в современный костюм, но не это вызвало наше  удивление. На лацкане его пиджака  скромно поблескивали две регалии – Звезда Героя Социалистического Труда и знак депутата Верховного Совета!
Полковник был настолько ошарашен увиденным, что я даже забеспокоился, не случился ли с ним шок! Однако, через несколько мгновений он “пришёл в себя”, как-то странно посмотрел на меня и, усевшись на пол, обратился к хозяину этого “мехового” балка:
- Уважаемый товарищ директор! От имени командования соединения, в составе которого расположено подразделение по соседству с вашим хозяйством, разрешите приветствовать вас и пожелать всяческих успехов в труде и личной жизни! По традиции надо бы отметить наше знакомство!
Полковник вынул из портфеля бутылку питьевого спирта и вручил её хозяину дома, который, не раздумывая, сказал:
- Однако, дорогие гости, я не против такого предложения! Жена, принеси-ка нам, однако, закуску!
Уже через несколько минут прямо на полу, на оленьих шкурах, стояли несколько металлических подносов со строганиной из нельмы и кусками холодной оленины.
Выпили. Затем, по второй и по третьей... Закуска была, конечно, экзотическая, но очень отвлекал “ароматный” воздух, который приходилось вдыхать одновременно с поглощением необычной еды.
Директор, которого звали Фёдором, начал рассказывать нам о работе совхоза, но полковник, стремясь побыстрее решить главную задачу этого визита, вежливо прервал захмелевшего оратора:
- Уважаемый Фёдор! Всё, что вы рассказываете, очень интересно, но мы уже раньше бывали здесь и знакомы с замечательными шкурками, о которых так мечтают все женщины, в том числе, конечно, и наши жёны! Очень хотелось бы привезти им в подарок продукцию вашего совхоза, если это, конечно, возможно! Предлагаю выпить за ваш доблестный труд в суровых условиях Заполярья!
И мы снова выпили… Фёдор посмотрел на нас покрасневшими глазами и, улыбаясь, сказал:
-Однако, это возможно! Пойдём, покажу вам шкурки. Надо, чтобы вашим жёнам они понравились, однако!
В одном из балков находился склад красивейших шкурок песцов различных расцветок. Особенно привлекли наше внимание шкурки с голубым отливом. Полковник, даже не посоветовавшись со мной, отобрал для нас несколько шкурок и вопросительно посмотрел на Фёдора.
Директор, улыбаясь и кивая головой, взял эти шкурки и передал их молодой нганасанке, находящейся в балке. Через несколько минут она вернула ему шкурки и листок бумаги, который Фёдор вручил полковнику.
Далее всё происходило, как в “мультике” – полковник очень быстро прочитал что-то, начертанное на листке, зрачки его глаз расширились, нижняя челюсть отвисла и, после небольшой паузы, он каким-то удивлённым голосом сказал:
- Шкурки, конечно, прекрасные, но жаль, что у нас нет с собой такой суммы! Мы их купим у вас в следующий раз!
- Не волнуйтесь, пожалуйста, - ответил, хитро улыбаясь, Фёдор, - шкурки у нас всегда имеются! Песцов в тундре много, однако! Приезжайте, будем спирт пить, строганину кушать, разговаривать будем!
Возвращались мы в Хатангу не в лучшем настроении. Полковник был явно расстроен – задуманная им тактическая “операция” провалилась! А мне почему-то было весело – я с самого начала не верил в успех этой авантюры! Чтобы как-то разрядить гнетущую обстановку, я, смеясь, изрёк известную поговорку:
- “Пролетели”, как фанера над Парижем!
Полковник, наконец-то, улыбнулся и ответил:
- Не знаю, летали ли фанеры над Парижем, но то,что мы надышались “французскими ароматами”, причём, на всю оставшуюся жизнь, то это – неоспоримый факт!
                *****

“ МИШКИ  НА КРАЙНЕМ   СЕВЕРЕ”


Ещё в раннем детстве мы привыкли под белым   медведем понимать либо “мягкую” игрушку, подаренную родителями или знакомыми, либо вкуснейшие шоколадные конфеты в коробке с названием “Мишка на Севере”. Позднее мы воочию “встречались”, правда, в зоопарке, с этим огромным белым зверем, лежащим в водоёме или же стоящим на суше и всё время мотающим своей головой. Видимо, в наших средних широтах ему было слишком жарко!
И, конечно, глядя со стороны на этого белого пушистого медведя, мало, кто знал, что он – один из самых сильных и свирепых зверей, обитающих в северных широтах и охраняемых Законами, гигант Крайнего Севера, который большую часть жизни проводит у воды или в воде на территории России от Земли Франца Иосифа и Новой Земли до Чукотки. Его основная среда обитания – арктические морские льды.
Белых медведей на нашей планете 20-25 тыс. особей, но этим уникальным зверям грозит вымирание, вызванное потеплением климата и таянием арктических льдов, браконьерской охотой, загрязнением и промышленным освоением Арктики.
Эти мысли посетили меня во время подлёта к Новосибирским островам, а, конкретно, к острову Темпо, на котором располагались одно из наших воинских подразделений и научная полярная станция “Северный полюс”. Наша командировка являлась плановой, целью которой было проверить состояние боевой готовности, воинской дисциплины, оказание помощи командованию в решении многих проблем.
Кроме того, предстояло разобраться ещё с одним, необычным, я бы сказал, “щекотливым”, и, некоторым образом, криминальным вопросом, связанным с моими мыслями о белых медведях.
Дело в том, что по каналам Особого отдела поступила информация, из которой следовало, что именно на этом острове в прошлом году были браконьерски убиты два белых медведя, а их шкуры отправлены неизвестно кому и в каком направлении. Нам-то, вместе с представителем этого отдела, и приказано было разобраться  и выявить браконьера, установив адреса и личности получателей медвежьих шкур.
То,что виновником этого происшествия мог быть либо представитель нашей роты, или же сотрудник Полярной станции, не вызывало никаких сомнений: на острове, кроме них и белых медведей, больше никого не было. Поэтому, круг расследования оказался довольно невелик.
На наши вопросы руководитель станции, доктор наук, мило улыбаясь, ответил:
- Уважаемые соседи! Мы здесь находимся и работаем как раз для того, чтобы изучать климатические условия Заполярья, возможности сохранения и увеличения популяции белых медведей и других животных, а не уничтожать их! Нам известно об исчезновении двух особей. Об этом я ещё в конце прошлого года информировал Москву, но, чьих рук это дело, мы , к сожалению, не знаем, хотя стреляют на острове довольно часто! Мало ли, кто на кого охотится! В нашей работе это исключено, кроме, естественно, в случае самообороны!
Наши беседы в роте поначалу не привели ни к каким результатам. Все, включая командира, его заместителей и остальных военнослужащих, однозначно отрицали возможность подобного “изуверства”. Правда, в глазах и поведении замполита, пожилого капитана я заметил некоторую растерянность, испуг. У меня сложилось впечатление, что он знает, но боится рассказать о случившемся в роте. Он почему-то всё время пытался отвлечь нас от расследования, предлагая посетить некоторые места на острове, связанные с недавними открытиями археологов – большим “кладбищем” мамонтов, подтверждающими научные выводы о том, что миллионы лет назад в этом районе земного шара был благоприятный климат, коль скоро, здесь обитали мамонты и, что всё изменилось не постепенно, а мгновенно! Подтверждением этому являются находки мамонтов, вмороженных в вечную мерзлоту в первозданном виде: сохранилось не только мясо, кожа с волосяным покрытием, но и огромные бивни этих доисторических животных. Размороженные куски мяса были с удовольствием съедены собаками. Нам же всем презентовали по куску бивня мамонта!
Во всём этом активное участие принимал замполит, который, кстати, в своей работе отличался пассивностью, но очень стремился “задержаться” на острове ещё на один срок.
Видимо, наше расследование ни к чему не привело бы, но в каждом подразделении, как правило, имелись, так называемые, “осведомители”, внедрённые органами госбезопасности.Именно, от него офицер Особого отдела и узнал все подробности истории с покушением на белых медведей!
А дальше,всё пошло, как “по маслу”! Каждый хотел снять с себя вину за это преступление, перекладывая её на тех, кто приказал это сделать. Оказалось, что устное распоряжение было получено из Тикси от вышестоящего начальника, а отстрел медведей и выделку шкур осуществил старшина роты – потомственный охотник из Сибири. За шкурами прилетели на вертолёте, но куда и кому их отвезли, естественно, никто не знал. В Тикси же сослались на указание, полученное из Норильска, но от какого военного начальника, никто не запомнил.
Таким образом, наше расследование, как и вся командировка, ничем не закончилась, кроме интересной информации о жизни и трагедии мамонтов, в память о которых сохранились редкие сувениры – куски их бивней. А вся эта браконьерская история надолго оставила после себя неприятный запах!
Кстати, покидая остров Темпо, экипаж вертолёта заметил в его северной части двух белых медведей, о чём по радио передал предупреждение об опасности.
Я тогда подумал, что следовало бы предупредить и этих свирепых, но очень красивых белых медведей, о грозящей им опасности со стороны, к великому сожалению, людей!
*****


П О Л Ё Т Ы  Н Е  В О  С Н Е, А  Н А Я В У.

За свою довольно долгую жизнь мне пришлось летать много и на самых различных моделях самолётов и вертолётов, причём, на разных маршрутах , высотах и в необычных метеоусловиях. Неплохо разбираясь в таких науках, как аэродинамика, теория полёта и конструкция самолёта (авиационное образование, опыт работы в военной и гражданской авиациях), я всегда осознано и спокойно садился в любой летательный аппарат, полностью доверяя экипажу, мощи двигателей и подъёмной силе планера. И эта уверенность до сей поры, слава Богу, меня не подводила!
Не скрою, приходилось летать и одному, без самолёта, правда, только в детском возрасте и... во снах!
И вот, однажды, уже в солидном возрасте и наяву я полетел, вопреки всем правилам аэродинамики! Случилось это в Заполярье, в удивительном и замечательном городе Норильске, знаменитом своими сильными морозами и ветрами, особенно, в районе центрального проспекта, очень напоминающего аэродинамическую трубу, в которой испытываются модели новых самолётов.
Несмотря, на длительную полярную ночь, город всегда был прекрасно освещён, особенно его центральный проспект Ленина, где находились все магазины, рестораны и кафе с яркими огнями витрин, названий и реклам. Правда, в такую погоду людей на улицах очень мало, а, если и встречаются, то стараются быстро передвигаться, периодически забегая в магазины, чтобы немного согреться и подышать теплым воздухом работающих батарей центрального отопления.
Как раз, в один из таких вечеров я шёл по этому проспекту в вечерний университет, где должен был выступить с лекцией. Темперетура воздуха опустилась ниже -40 градусов и в лицо дул довольно сильный ветер, что явно мешало двигаться к цели. Но я был одет в дублённую шубу, меховую шапку с опущенными клапанами. Сквозь эту защиту виднелись только глаза с замерзающими зрачками. В руке я держал “дипломат” с различными документами.
Когда до конца пути оставалось всего два квартала, непонятно, с какой стороны, а, скорее всего, одновременно со всех сторон,  обрушился порыв ветра такой мощи, что, как пушинку, сначала поднял мою шубу вместе со мною на высоту не менее полутора метра, вырвал из руки “дипломат” и понёс меня в “свободном” полёте, правда, недолго, всего несколько мгновений, а, затем я приземлился, продолжая довольно быстро двигаться по снегу в нужную мне сторону, догоняя скользящий впереди мой “дипломат”!
Да, я сейчас мчался по земле, но, согласитеть, до этого ведь летел по воздуху! И как ещё летел, преодолев земное притяжение!  Кстати, “дипломат” я успешно догнал и не менее успешно прочитал лекцию, воодушевлённый, естественно, предыдущим полётом!      Вы, конечно, усомнитесь в правоте моего рассказа, подумав, что всё это мне привидилось во сне! Дело ваше, но заявляю, что подобное случалось со мною неоднократно!
Так, например, в Тикси, где ветры достигают ураганной силы, местные жители передвигаются, держась за канат, причём, не менее, чем по двое! Именно там, находясь в командировке, я попытался пройти, держась за канат, из воинской казармы в столовую, но и здесь  снова...полетел! Теперь уже на большей высоте и более дальнее расстояние, приземлившись возле какой-то стены и почувствовав, что подо мной кто-то шевелится, видимо, завершивший “посадку” несколько ранее.
Я не согласен с великим классиком, который устами своей героини спросил : “Ну, почему люди не летают?”Заявляю категорически: летают! Просто для этого необходимо побывать в Заполярье, и, обязательно, выше семидесятой широты!               
                *****

В О П Р Е К И  В С Е М  П Р И К А З А М.

Стремление к знаниям, всему новому и неизвестному проявилось у меня ещё в самом раннем детстве. Мои родители, соседи по коммунальной квартире, смеясь, вспоминали, как я в двухлетнем возрасте стремился всё, на что хватало сил, поднять и выбросить с четвёртого этажа вниз через отверстия в решётке балкона, чтобы убедиться, достигли эти вещи земли или оказались на ветках деревьев, электрических проводах и проходящих по улице пешеходах.  Эта моя “активная” познавательная деятельность однажды привела к серьёзным результатам. В один из дней жители дома вдруг услышали с улицы крики дворника, зовущего мою маму, которая, забежав в спальню, увидела открытый настежь платяной шкаф, валяющиеся на полу вещи, а, выглянув с балкона вниз, обнаружила развивающиеся на проводах и деревьях предметы нижнего белья. На её вопрос “Боренька, что ты наделал?”, двухлетний сын закричал: - “Меи! Меи! Меи!”  Мать, конечно, поняла, что ребёнок запускает с балкона  “ змеи “, но не бумажные, а из скудного бельевого гардероба. Кроме того,  меня, к примеру, также очень интересовало, проснётся ли отец, спящий на диване, если ему на голову положить подушку? Или, по крайней мере, перестанет храпеть?
Правда, уже в более взрослом возрасте особого рвения к учёбе в школе у меня не наблюдалось, скорее всего потому, что время было такое суровое – война, голод и холод, когда в голове постоянно “крутилась” одна мысль, где бы достать что-нибудь съедобное! И это неотступное, круглосуточное стремление к выживанию напрочь преодолевало тягу к учёбе, к познанию нового.
Однако, с годами, имея “за плечами” техникум и военное авиаучилище, у меня появилось сильное, какое-то маниакальное желание учиться! И это стремление, надо сказать, было естественным и оправданным. Кадровый офицер не мог не стремиться к получению очередного воинского звания, которое не присваивали без назначения на более высокую должность, а для этого надо было иметь высшее, причём, военное образование.
Моя первая и последняя попытка поступить в военную академию закончилась безрезультатно – не прошёл по конкурсу.
Домой, к семье и на прежнее место службы я вернулся, конечно, не в лучшем настроении, но желание учиться не только не пропало, но стало ещё более желанным.
Вскоре меня встретил начальник политотдела полковник  К. Ф.Городыский, который с удивлением поинтересовался:
- Что это ты, лейтенант, нос повесил? Что случилось? Почему не вижу оптимизма в твоих глазах?
Дело в том, что полковник знал меня ещё с того времени, когда я был комсоргом авиационного бомбардировочного полка, организовывал всю художественную самодеятельность во всей дивизии. С того времени он интересовался моей службой.
Я рассказал ему о своей неудачной попытке поступления в академию. Он выслушал мой рассказ и, улыбнувшись, сказал:
- Не переживай, лейтенант, у тебя всё ещё впереди! Я, к твоему сведению, поступил в академию только с третьего захода! Готовься и попробуешь поступить снова! А я постараюсь тебе помочь в меру своих возможностей! Держи нос по ветру, а хвост – трубой! Мы хотим тебя всегда видеть на сцене и весёлым! Вопросы есть? Вопросов нет!
После этого разговора у меня, почему-то, пропало желание снова поступать в военную академию, но возникло стремление поступить учиться туда, где мог бы получить те образование и специальность, о которых мечтал ещё со школьной скамьи – филолог.
К сожалению, в те годы на пути решения моей мечты имелись серьёзные преграды: офицерам Советской армии запрещалась учёба в гражданских вузах и, кроме того, чтобы поступить в университет( если бы это даже удалось осуществить) необходимо было иметь аттестат зрелости, вместо которого я имел два диплома о средних специальных образованиях, недействительных для поступления на гуманитарный факультет. Пришлось поступить в 9-й класс вечерней школы, проучиться в ней два года, успешно сдать экзамены и получить необходимый аттестат зрелости. И всё это - в зрелом возрасте, совмещая с воинской службой, статусом семейного человека, отца и в звании старшего лейтенанта!
Теперь все документы для поступления в гражданский вуз были у меня на руках, кроме одного, причём, самого важного - разрешения на уровне Командующего ПВО страны! И получить его было практически невозможно.
Выручил меня всё тот же полковник Городыский, решительно заявивший:
- Не ошибается, понимаешь ли, только тот, кто ничего не делает! Не помню, кто из великих полководцев сказал, что приказы издаются не только для их выполнения, но и для нарушения. С этим выводом я согласен и, вопреки существующему приказу, приму собственное решение! В конце концов, я ведь тоже,пусть не большой, но начальник, понимаешь ли! Выдам я тебе разрешение на учёбу! Но, смотри, попробуй только не поступить! Накажу по всей строгости, теперь уже за невыполнение моего приказа!
Разве можно было не выполнить такой отличный приказ? И я его выполнил,правда, не до конца и не по моей вине...
Все вступительные экзамены я сдал на “отлично”, набрав балл даже выше “проходного”, но, когда прочитал список принятых в институт, то своей фамилии, к сожалению, в нём не обнаружил!
На мой вопрос о причине отказа, декан очень серьёзно изрёк:
- Мы, молодой человек, вне конкурса принимаем  педагогов, работающих в учебных заведениях, а вы, насколько я знаю, к таким не относитесь. Советую поступить на учёбу в военную академию, используя результаты экзаменов, полученные при поступлении в наш институт. Желаю всяческих успехов!
В пресквернейшем настроении я обо всём рассказал полковнику, чей приказ не смог выполнить. Он тут же, при мне, позвонил ректору института, которому “выдал” своё возмущение:
- Как же это, Николай Иванович, получается? Командование воинского гарнизона впервые посылает к тебе на заочную учёбу своего лучшего офицера, коммуниста, который блестяще сдаёт все вступительные экзамены, а его, понимаешь ли, не принимают потому, что он, видишь ли, не педагог! Так, вот, к твоему сведению, этот офицер во много раз больше педагог, чем ваши школьные учителя! Он обучает солдат защищать Родину, а таких у него ежегодно не десятки, как в школьном классе, а сотни молодых ребят разных национальностей и уровней знаний, которых многим не додали наши школьные педагоги! Если ты не хочешь, чтобы я поднял этот вопрос на бюро обкома, разберись, пожалуйста, кто принял такое антипартийное решение и пусть восторжествует справедливость!
- Дорогой Казимир Францевич! Не переживай, я со всем этим разберусь! А твой офицер пусть приходит завтра на установочную сессию. Считай, что он уже принят в институт и поздравь его от моего имени! Я хорошо помню лозунг “Народ и Армия едины!”. Будь здоров, дорогой! Привет супруге!
Так, мой начальник, не побоявшись нарушить приказ, помог мне осуществить давнюю мечту - стать филологом.
Не знаю, жив ли ещё Казимир Францевич (он был намного старше меня), но, в любом случае, благодарность за всё хорошее, что он сделал для меня и моей семьи, навсегда останется в наших сердцах и памяти!
                *****




Д У Н О В Е Н И Е   В Е С Н Ы.


Норильск – единственный в мире город на этой заполярной широте, который по своей красоте, развитию и интернациональному составу жителей заслуженно называют “жемчужиной” Заполярья.
Действительно, в суровейших условиях вечной мерзлоты,жестоких морозов и снежных бурь живут и трудятся тысячи мужественныхлюдей, обеспечивая страну ценнейшими металлами и сплавами,без которых невозможно развитие экономики, обороноспособности страны и освоение космоса. Жители этого уникального города – выходцы из различных регионов страны, в том числе, её южных районов, что, естественно, усложняет их акклиматизацию. Здесь созданы все условия, чтобы люди могли нормально жить и работать зимой и, особенно в период полярной ночи. Норильчане шутят: “ У нас замечательный климат! Одиннадцать месяцев зима, а потом – всё лето, лето и лето...”.
Надо сказать, что приходит и весна, правда, очень короткая и своеобразная: снега ещё очень много, но на южных склонах холмов  уже появляются яркие цветы с романтическим названием “жарки”. В это время норильчане проводят выходные дни за городом, катаются на лыжах, а смельчаки даже пытаются загорать на долгожданных лучах солнца.Правда, время наступления весны здесь не совпадает с привычными месяцами на “материке”. В Норильске это, как правило, начало июня, а в марте-апреле ещё “трещат” морозы, сильные ветры создают снежные заносы. Но есть один день, когда жители города, особенно, женщины ощущают дуновение весны – прекрасного периода в жизни каждого человека: любви, цветов, ожидания лета.
Этот день, каким бы холодным здесь он ни был – 8 марта!
Вообще-то, Норильск – город закрытый, а точнее, “режимный”. И это вполне объяснимо – здесь проходит государственная граница, так как сюда “только самолётом можно долететь”, а далее – тундра и Ледовитый океан! Поэтому, для того, чтобы оказаться в Норильске, необходимо иметь специальное разрешение, без которого тебе просто не продадут в кассе Аэрофлота билет на самолёт. Кроме того, когда самолёт приземляется в аэропорту Алыкель, в салон самолёта заходит пограничный патруль, тщательно проверяющий ваши документы.Но, как говорится, нет правил без исключений! Каждый год, накануне этого праздника, в самолёте, прилетевшем из Москвы, обязательно находятся два-три высоких, с чёрными усами грузина, которые важно следуют из аэровокзала к поезду, идущему в Норильск, неся в руках по два огромных чемодана.В городе их уже ждут, причём, с нетерпением, в первую очередь, конечно, мужчины. В городской гостинице их ждут номера и улыбка администратора.
Утром, когда на дворе совершенно темно, морозно и дует сильный ветер, особенно на площади, на которой находится гостиница, собирается большая очередь мужчин в тулупах с поднятыми воротниками. Все ждут выхода грузин с чемоданами, плотно набитыми ветками жёлтой мимозы – обитательницы Кавказа, где весна уже во всю силу вступила в свои права. Кстати, название этого красивого цветка в переводе на русский язык звучит ласково - “недотрога”.Видимо, поэтому посланцы Грузии бережно проложили в чемоданах мимозу газетными листами. Мужчины, быстро расчитываются с продавцами, прячут ветки мимозы под тулупы и быстро удаляются в сторону своих домов, чтобы “недотроги”, не дай Бог, не успели замёрзнуть!
И пусть, норильчане с улыбками говорят:
- Молодцы грузины! Могут работать: в Норильск два чемодана мимозы, домой два чемодана денег! Высокопроизводительный труд! У таких учиться надо! Это вам не в рудниках вкалывать!
Шутки эти добрые. Все остались довольны. Мужчины за то, что смогли поздравить любимых женщин, а женщины за то, что мужья не забыли это сделать и принесли в дом запах долгожданной весны.
                *****