Ярослав 12. Первый класс

Возвращались летом в товарном вагоне. Если вначале вагон был загружен до предела, то по мере продвижения на Запад становилось всё свободнее. Кто доехал до пункта назначения, у кого была пересадка, и скоро можно было занять постоянное место у поперечного бруса двери и следить за убегающей назад сменой пейзажа. В какой-то момент картина резко изменилась. Мы въезжали на территорию обожжённую войной, выгоревшие поля, посадки, обугленные шлагбаумы и будочки полустанков.
Я не замечал, чесались ли взрослые, но в моей голове завелись вши, масса вшей. Я расчесывал ногтями голову до образования струпьев. Я не мог увидеть, что там у меня на голове, но казалось, вся голова покрыта кратерами струпьев с кишащими вшами и гнидами.
Приехали в Харьков. Пока кое-как восстанавливали наш дом, жили у тёти Насти.
Во время оккупации у них стояли немцы и после них остались какие-то будничные вещи: оригинальный складной нож, толстенная фаянсовая кружка со свастикой в когтях орла, суконные одеяла, на противоположных краях которых были отштампованы надписи:« unter» и «oben» и ещё какие-то мелочи.
Об оккупантах тетя отзывалась неплохо, исключением был один случай.
Дядя Илларион в 1937 году в страхе перед возможным арестом полосонул себя бритвой по горлу. С тех пор его голос был с сильной хрипотцой и вообще он был неадекватным.
И вот при отступлении немцев один из постояльцев начал угрожающе размахивать лезвием ножа перед лицом дяди Лари с криком что-то о «русских свиньях».
Это могло привести к нервному срыву дяди, и тётя Настя выскочила на улицу и обратилась за помощью к проходящему мимо немецкому офицеру. Тот вбежал в дом и сделал строгий выговор солдату. Разговор был по-немецки, но солдат сразу сник и просил прощения. Потом другой солдат отозвался о садисте: «Нехороший человек…Он СС».
В доме тёти Насти сохранилась вся довоенная обстановка: кожаный диван с валиками по краям и зеркалом вверху спинки, большое зеркало на стене в раме деревянной резьбы, перед зеркалом на столике глиняный кувшин в виде бюста Наполеона, на стене масляная копия картины Репина «Запорожцы». А из тамбура одна дверь вела в жилую часть домика, другая в курятник. Всё, как и до войны.
Сразу же по приезду меня остригли наголо, и чтобы избавить от вшей, вымыли голову керосином.
По утрам тётя Настя, нагрузив две огромные корзины (сапетки) овощами, подцепив их на коромысло, шла торговать на рынок. Это был нужный горожанам товар, распродавался быстро и хорошо, и после обеда она возвращалась с рынка.
А в сентябре я пошёл в первый класс. Мама сшила мне холщовую сумку с затягивающимся на горловине шнурком, тётя Настя собрала букет из огородних цветов, где самыми яркими были розовые рожи (не путать с розами, эти, кажется, зовутся ещё мальвами).
Я уже знал все буквы и несколько столбцов таблицы умножения. В Чимбае среди моих игрушек были кубики с азбукой и цилиндрический пенал, при вращении нижней части которого открывались столбцы таблицы умножения.
Но читать я не умел. И вот на уроке, где мы громко повторяли за учительницей наименование букв, мне открылась тайна сочетания букв в слова. Это было чудо  и с тех пор и до сегодняшнего дня я считаю этих учительниц младших классов настоящими волшебницами.
Писали мы вначале карандашами на полях газет, случайно сохранившихся книг. А потом стали приобретать фаянсовые чернильницы-невыливайки, деревянные ручки с перьями №87.
Вот это и было содержанием моей холщовой сумки: чернильница, ручка с пером, карандаш с резинкой, тетрадь сшитая мамой из обёрточной бумаги.
Один букварь на 10 человек. Едва он попал мне в руки я прочитал его, кажется, за один вечер, не мог насладиться яркими картинками, а главное – чудом посвящения меня в грамотные.
В наш дом уже можно было вселяться. Мама заботилась о том, чтобы у Юры и его молодой жены были хоть какие-то минимальные удобства. Сами же обходились вместо стола – подоконниками, спали на матрасике, положенном на кроватную сетку. Ножек кровати не было, вместо них под углы положили по кирпичине. Мама вспомнила строчку из «Мальчика Мотла» Шолом Алейхема: «И мы развалились на полу как графы!»
Действительно не было никакого ощущения бедности, неуюта. Это был наш дом, наш угол!
Что мы ели? Разно бывало, и зелёный борщ из крапивы и щавеля, и какой-нибудь бутербродик, и повидло из сахарной свеклы, и просто пареная свекла.
С благодарностью вспоминаю школьный завтрак: на кусочке хлеба чайная ложечка сахарного песка. Это было такое подспорье в то время.
А Аня, бедная молодая жена, как же она старалась хоть как-то облагородить свой угол!
Кроме обеденного стола в их комнате был ещё маленький туалетный столик, на котором стояла самая «антикварная» вещь – зеркало из «польского» серебра. Вернее самого зеркала там как раз и не было, а была лишь рамка с фигуркой обнажённой женщины, смотрящейся в уже отсутствующее зеркало. Рамка треснула в нижней части, и место трещины было скреплено кусочком алюминиевой проволоки. А вокруг зеркала появились какие-то фигурные флакончики, пудреницы, ножнички, всё то, что делает женщину женщиной.
Всё это мне казалось страшно любопытным и я в отсутствие молодых старался ненароком заглянуть в их комнату. Благо вместо двери там висела матерчатая занавеска.
Поэтому я не удивился, когда много лет спустя жена передала мнение Ани обо мне тогдашнем: «Был такой неприятный мальчишка. Всюду лазит, заглядывает!»
Значит я таким и был, любопытным щенком.

А товарищем был у меня Виктор Чернобай (по уличной кличке «ком»), мальчик из соседнего с тётей Настей дома. В их доме отец, а может быть дед, немного занимался починкой обуви, тогда это было очень актуально, и видное место в доме занимал стол с сапожными принадлежностями: обрезки кожи, сапожный нож, дратва, бутылочка с резиновым клеем. А в воздухе ощущался лёгкий запах бензина.
Учились первоклашки в первой смене и как-то надумали мы после уроков пойти на школьный двор. Подошли к турнику, Виктор попытался что-то показать мне из упражнений, а штаны чтобы не мешали, снял и положил на землю.
В это время прозвонил звонок на перемену,  и из здания школы вырвалась буйная толпа старшеклассников. И этот бурный поток ринулся на школьный огород в заросли кукурузы. Как будто целый урок перед этим они только и мечтали дорваться до кукурузных початков, и начать бросать их вверх. Початки взмывали вверх, а затем наподобие аэробомб вертикально приземлялись.
Чтобы остановить это безобразие из школы выскочил директор. Все бросились в рассыпную, в том числе и мы с Виктором. После звонка на урок двор опустел, мы вернулись к турнику, но Викторовых штанов там не оказалось.
Для той послевоенной бедности это была громадная потеря. Виктор был в отчаянии.
На следующий день штаны нашлись. Их подобрала одна из учениц, Галочка.  А так как у тёти Насти всегда было полно детворы, то она и принесла их тёте Насте.
Вместо благодарности Виктор схватил деревянный ополонник тёти Насти и трахнул Галочку по голове. Ручка ополонника сломалась. Тётя Настя полушутя полусерьёзно возмутилась:
-Ах, ти ідолів хлопець! Замість того, щоб подякувати дівчині, він зламав на ії голові ополовник! От будеш тепер купувати мені ополовник!