Слово о Леониде Гурове

3 июля 2010 года исполнилось 100 лет со дня рождения Леонида Симоновича Гурова — Народного артиста Молдавской ССР, лауреата Государственной премии, видного композитора, музыкального деятеля и педагога, воспитавшего замечательную плеяду композиторов и музыковедов нашей страны. Вспоминает его ученик - композитор Павел Ривилис.

О любом выдающемся художнике можно говорить, в первую очередь, как о личности, затем как о композиторе и педагоге. Леонид Симонович Гуров – личность настолько значительная, что все, что о нем бы  ни было сказано, в сравнении с масштабом его личности может оказаться лишь мелкой, незначительной сюжетикой.

История дает нам не очень много примеров великих Личностей. Из них мне наиболее близки Шостакович и Римский-Корсаков, бескорыстно посвятивший огромную часть самого себя другу, ныне гораздо более известному в Европе, чем он – Мусоргскому. Когда есть такие примеры, начинаешь оценивать и свое окружение. И в этом смысле Гуров в нашей послевоенной истории – личность такая,  что рядом с ним – по чистоте, порядочности, искренности – не может быть поставлен никто. Все лучшие качества, без всякого преувеличения, воплотились в Леониде Симоновиче. И примеров тому – множество.

С 1960 по 1964 год Гуров был ректором консерватории. Где-то в 1962 году во вверенный ему ВУЗ приехал поступать пианист Давид Рискин из Днепропетровска. Так случилось, что по серьезным объективным причинам он опоздал к началу вступительной сессии. Попросился на прием к ректору. Леонид Симонович выслушал его. Затем молча подошел к роялю, стал проверять его слух, проиграл диктант, дал задание по гармонии. После чего сказал: «Можете идти, сдавать экзамены дальше». Ничего не мешало ему предложить юноше поступать в следующем году. Неравнодушие к судьбам окружающих его людей было яркой чертой его личности.

Приехав в послевоенную Молдавию в 1945 году,  Гуров стал одним из организаторов Союза композиторов. С 1948 по 1956 год возглавлял эту творческую организацию. Годы его руководства характеризовались мудростью и толерантностью. Он был необычайно внимателен к коллегам. В то время в Москве ежегодно проходили пленумы Союза композиторов.  Программа концертов формировалась по рекомендации местных отделений Союзов, и предложения об участии рассматривались на заседаниях правления. Когда такие вопросы стоят на повестке дня, естественное желание каждого члена этой организации – услышать свое произведение в Москве. Я не помню, чтобы за все эти годы Гуров сказал: «Вспомните и обо мне. Я тоже композитор». И редко кому из коллег приходила в голову мысль выдвинуть его сочинения, поэтому мы, его ученики, заранее готовили это предложение.

Еще один пример, совершенно нетипичный для современных норм поведения. В 1948 году, когда Гуров возглавил Союз, существовали лишь должности председателя и ответственного секретаря. Штата почти не было. Леонид Симонович пригласил на должность секретаря и директора музфонда двух женщин – Еву Марковну и Гильсем Рахмановну. И пока должности утверждались, он свою председательскую зарплату делил на них, полагая, что консерваторской зарплаты ему для жизни достаточно (хотя, как известно, в семье лишних денег никогда не бывает).

Жена Гурова – Ревекка Иосифовна – была замечательной пианисткой и вела класс камерного ансамбля в консерватории. За все то время, которое Леонид Симонович был ректором этого ВУЗа, ни о каких семейных продвижениях и речи идти не могло, хотя Ревекка Иосифовна вполне этого  заслуживала.

Кадровые перестановки в Совмине Молдавии в 1964 году привели к тому, что на пост ректора был назначен другой человек. А поскольку чиновники всегда отличались «особой чуткостью», они не поставили Гурова в известность об отставке. Когда представили нового руководителя, Леонид Симонович вида не подал, хотя несложно догадаться, что происходило в его душе. Новый ректор спустя некоторое время стал вести себя, как феодал в своих владениях. И когда он обвинил Гурова в приписках (в то время как о порядочности и честности профессора ходили легенды), Леонид Симонович на следующий же день ушел из консерватории. Гуров обладал удивительным чувством собственного достоинства. А ведь были и коллеги, которые это все терпели.

С точки зрения как гражданской, так и художественной, Леонид Симонович слыл консерватором. Здесь уместно вспомнить изречение, приписываемое Черчиллю: «Кто в молодые годы не был либералом, у того нет сердца. Кто в зрелые годы не был консерватором, у того нет ума». Когда пошла мода на «новизну» в музыке, Гуров заявил: «Делать то, что сейчас вошло в моду, я не умею и не хочу. А если то, что умею я, никому не надо, я перестаю учить композиторов». В этом было определенное мужество, потому что эта фраза была сказана человеком, который воспитал всю основную композиторскую плеяду Молдовы. Его учениками были C.Лобель, Г.Няга, А. Стырча, А.Муляр, Д.Федов, В.Загорский, З.Ткач, С.Лунгул, В.Ротару, ставшие впоследствии известными деятелями молдавской музыкальной культуры.
 
Леонид Симонович Гуров заложил в Молдове базовые основы композиторской профессии. Когда я начинал обучаться композиции, в консерватории этот курс вели лишь Гуров и Лобель. Писать музыку я начал еще в музыкальной десятилетке. Наш директор Георгий Федорович Борш представил меня и моего друга В. Сырохватова Леониду Симоновичу, и мы начали с ним заниматься. В процессе обучения наш педагог прививал нам строгую музыкальную дисциплину, вырабатывал понимание  детали и учил осознанию роли любой, на первый взгляд, «мелочи». Эта форма занятий была направлена на воспитание не только высоких профессиональных, но и человеческих качеств. Воспитание дисциплины через, казалось бы, абстрактные задачи, в которых больше «нельзя», чем «можно» – цены нет этому принципу! Ведь в любой музыкальной специальности обучение начинается с гамм, этюдов, а не с исполнения крупных опусов. И в этом ценность идей Гурова непреходяща. Его даже упрекали в жесткости и диктате по отношению к творческой личности. Но его методика давала свои плоды. Впоследствии, преподавая композицию, я понял ценность и удивительное качество его идеи обучения композиторов.

Так случилось, что когда я учился на третьем курсе, Гуров уехал преподавать в Китай по приглашению консерватории города Тянь-цзинь. Вернувшись через два года, он не забрал обратно в свой класс ни одного своего студента, поскольку считал это неэтичным по отношению к коллегам-преподавателям. Мне довелось заканчивать консерваторию у Н.Лейба. Нахман Абрамович был личностью очень интересной. За свои коммунистические убеждения сидел в тюрьме «Дофтана» и, преследуемый властями Румынии, перебрался в Кишинев, где вел активную музыкальную деятельность. Он был человеком общественным, коммуникабельным. Лейб жил в СССР до 1960-го года, потом решил вернуться на родину. Проводить его пришли два человека –  я и Гуров, хотя с Леонидом Симоновичем они никогда не были друзьями. Гуров говорил, что кому-то надо было проводить человека, с которым их связывала общая профессия. В таких нюансах проявляется неожиданная грань характера личности.

Говорить о композиторской деятельности Леонида Симоновича можно много, хотя количество его сочинений сравнительно невелико – две симфонии, Концерт для арфы и органа с оркестром, сюита для оркестра «Рахманиана», две сонаты для скрипки и фортепиано, Каприччио на молдавские народные темы для арфы, «Детская сюита» для фортепиано, хоры, романсы, обработки народных песен. В своем творчестве он основывался на лучших традициях представителей русской и советской композиторской школы, сочетая позднеромантические и импрессионистские тенденции с элементами молдавского фольклора. Его музыке присуща осмысленность, гармония чувств в сочетании с крепким профессиональным воплощением. Многое из того, что он писал, кажется на первый взгляд «несовременным», «немодным», хотя я считаю, что таких понятий не существует, поскольку музыка может быть либо хорошей, либо плохой.

Помимо композиторской деятельности, он был и ученым, автором значительных работ в области теории музыки, среди которых «Ладовые и метро-ритмические особенности молдавской народной музыки», «К вопросу о функции и колорите в гармонии», «Аккорды нетерцовой структуры: их происхождение и применение в творческой практике» и др. Все его труды создавались скрупулезно, надежно, грамотно, в высшей степени художественно. И в этом смысле уровень его профессионализма для меня по сей день является эталонным.