Желание Джошуа

1

- Ии- эхх, доля моя нелёгкая! – невысокий светловолосый парнишка с досадой отвёл глаза от окна – Ничего, ну ничегошеньки здесь не происходит! – он отбросил в сторону перо, отодвинул чернильницу и взглянул на орудия своего недавнего труда с такой ненавистью и отчаянием, что сторонний наблюдатель – ежели бы таковой и имел место быть – не смог бы удержаться от улыбки.   
             Раздражение Джошуа Хопкинса было вполне объяснимо. Молодого 14-тилетнего мальчишку папаша - торговец силком засунул на этот склад приказчиком.
- Мешки будешь пересчитывать, коли чем ещё полезным занять себя не можешь! – заявил добрый родитель, отрывая чадо своё от уличных друзей –мальчишек.  И вот теперь, означенное чадо просиживало целый день без дела за конторским столом, любуясь на то как играют в салочки на стенах солнечные зайчики и прячутся по углам разнокалиберные пауки. Не так давно, парень увидел на подоконнике диво дивное – паука размером в свой кулак. Мерзкое насекомое нахально оккупировало весь подоконник, уставившись на Джошуа всеми своими восемью крошечными, красноватыми и исполненными предвечной злобы фасетками.
  Тогда пришлось воспользоваться веником, а потом наподдать чудовище носком ботинка. Просто раздавить тварь было слишком противно, да ещё же потом и обувь отмывать... Впечатлений хватило на сутки, а на следующий день он опять заскучал.
Дел на складе было немного. Раз в день, а изредка и дважды, скрипели тяжёлые ворота и внутрь заезжала старая разболтанная телега, которую еле тащила такая же старая рыжая кляча по имени Симка, а на облучке сидел ещё более старый дед Питер, счастливый обладатель пропитого баса, густой чёрной бородищи и – мальчик был в том свято уверен – ещё более старой чем дедок потёртой матерчатой куртки.
С натужной весёлостью, и с гораздо более идущим от сердца крепким словцом, Питер сваливал привезённые мешки в угол. Джошуа пересчитывал их, а потом показывал старику куда и какой мешок поставить. Ткани к тканям, железки к железкам, продукты –и вовсе в отдельный угол. Всё это - от силы - занимало пару часов.  Иногда, правда, побольше, но это если Питер должен был не просто что-то привезти, но и забрать какие-то товары. Скажем – часа три. Потом опять начиналась скука.
Джошуа считал это невероятным, но на этом складе не было даже мышей. Некоторые его знакомые, работавшие с другими торговцами, иногда жаловались на засилье на их складах этих мерзких маленьких грызунов. Мальчик слушал их, и каждый раз всё более и более убеждался, что торговый склад его отца – почтенного купца Иезекии Хопкинса – был самым скучным местом во всём приморском городе Оранжвилле. Да и пожалуй во всей Торговой Конфедерации залива Провидения. А может быть вполне и во всей Маргенте.
Сегодня парню повезло. Только он оторвался окончательно от своей тетрадки, подытожив в ней число мешков с тканями привезёнными старым Питером за последнюю неделю, и пригладив пятернёй непослушные золотистые вихры, как на ветку растущего за окном такого же старого как и всё вокруг клёна, приземлилась птица. 
Сказать что парень абсолютно не разбирался в животном мире вообще, и в классификации летающих пернатых в частности –значит не сказать вообще ничего. Вершиной его достижений в этой области была возможность отличить ворону от чайки. Но сейчас дело было совершенно не в этом. Сейчас это было единственное живое существо минимум на четверть лиги в окружности, и поэтому оно просто не могло не заинтересовать мальчика.
Сравнительно небольшая – поменьше голубя где-то на треть – вся какая-то красная как крыши домов в районе Портового Рынка – птица неплохо так устроилась на ветке. Основательно почистила пёрышки, что-то непонятное прощебетала и спокойно уселась, уставившись мальчику в лицо, как будто что-то ожидая. И глазки были такие внимательные – внимательные.
- Ну что тебе здесь надо, глупая птичка – повторял про себя Джошуа. Она ничего не отвечала, и только – слегка наклонив вправо головку – продолжала смотреть на мальчика. И он тоже глядел на неё не отрываясь.
   Неожиданно, ветка слегка качнулась, и рядом с первой птичкой приземлилась вторая. Теперь на мальчика пристально смотрели уже четыре маленьких чёрненьких глазика. Джошуа внезапно почувствовал себя счастливым. Он любовался оперением, он болтал с птичками обо всём на свете, слушал их щебетание и ему в кои-то веки не было скучно.
         Однако любая песенка когда нибудь кончается и есть всему конец. Птички прощально что-то прощебетав рванулись с ветки в небо и быстро растаяли в его прозрачной лазури. Скука навалилась с новой силой.

2
    Когда скука наваливалась особенно сильно мальчик принимался мечтать. О чём? Ну, а о чём может мечтать каждый парнишка в морском торговом городе – одном из четырёх великих городов – основателей Торговой Конфедерации Залива Провидения? Ну конечно, о неописуемых подвигах, о дальних путешествиях, о кораблях – в хорошую погоду (а она тут не редкость), из единственного окошка склада Хопкинса были видны мачты, множество их, заполонивших казалось чуть ли не весь горизонт. Это было не удивительно, Оранжвилл - крупнейший торговый город ведущий торговлю с индейскими государствами Заречного Предела. В него вели торговые пути из Тлалоки и Чапультепека (города где поклонялись кузнечику), Кулуакана и Сумпанго, а иногда появлялись странные люди с серой кожей и пустыми - как будто водянистыми – глазами из дивного и страшного Дальнего Предела. В основном они были из Края Идолов, но иногда приходили караваны даже из Серых Земель.
   А сколько было кораблей из других городов Конфедерации!  Гордые галеоны из Сан – Габриэля, лежащего на самом выходе из Залива, около самых земель Аменти, скрытых от него только цепью Отпорных Холмов везли золото, слоновью кость и рабов (хотя последнее особенно не приветствовалось в городе. Однако рабы были нужны на кормящих Ближний Предел плантациях, и поделать тут было уже ничего нельзя). Каравеллы и торговые галеры из лежащего напротив через Залив богатого купеческого Сан – Марко вообще чувствовали себя здесь буквально как дома.
   На дальних пирсах обычно пришвартовывались шхуны из столицы Речного Предела – гордого Сент –Анжа, графа которого все называли исключительно «Морской король», так много кораблей ходило под его флагом…
   Джошуа мечтал… Он видел себя на капитанском мостике, небрежно сжимающим в руках костяной стек,  и хриплым отдающим команды экипажу. Вокруг суетятся матросы, гордо реют корабельные флаги, а взор застит пороховой дым….
   Ещё он часто представлял себя облачённым в слегка поношенный коричневый сюртук и с серой широкополой фетровой шляпой на голове. На широком кожаном поясе висели ножны,  обитавшую в них обычно длинную рубящую шпагу он сжимал в правой руке, а в левой находился направленный в сторону врагов ещё дымящийся колесцовый пистолет, богато изукрашенный искусными мастерами Сан –Марко.      
   Врагов же всегда было много – серые люди Дальнего предела (где - как всем известно -  каждый встречный, через одного, либо ведьма, либо колдун), страшные жрецы Аменти (они по слухам умели поднимать мёртвых) со своими чудовищными слугами, какие-то невообразимые страховидлы, вроде бы как с истоков Рио – дель – Рей, больше похожие на гипертрофированную помесь лягушки и кузнечика, но размером со слона, и с полным комплектом страшных клыков в пасти. Самым ужасным и противным Свету, ему казались гигантские пауки, водившиеся в окрестностях далёкой Зебубы, в крае Бесконечных Болот.
   Количество врагов не удивляло – экзекутор лиатского Ордена Защиты Света, Воин Церкви обладающий правом выносить приговоры и самому же приводить их в исполнение, по определению не имел права на лёгкую жизнь.
  Сколько он слышал таких волнующих душу рассказов от пьяных моряков в прибрежных тавернах. И во всех них фигурировали большие города Конфедерации и маленькие посёлки охотников в Речном Пределе, море, такое глубокое и синее – синее, и манящие песчаные острова с непременными пальмами и маленькими обезьянками. Иногда в этих рассказах проливалась кровь, но никогда, никогда, НИКОГДА в них не бывало скучно!
Вот  поэтому то так скрипел зубами мальчик, подсчитывая в углу мешки с мукой либо пытаясь попасть снятым ботинком, по очередному выползшему на стену пауку. Скука была настолько сильна и ощутима, что постепенно превращалась в боль.

3
  В самом центре Оранжвилла лежала площадь Собраний. На неё выходили окна Дворца Сената и Кафедрального Собора Истинного Света. Когда-то очень давно на этой площади умещалось практически всё взрослое население ещё небольшого тогда города. Здесь выбирали сенаторов, решали вопросы войны и мира, налогов и платежей,  и обсуждали бесконечное множество других дел. Это было самое сердце поселения. Естественно, что здесь, как и в других аналогичных местах, за главного были опытные ораторы, а никак не умелые специалисты, и умение переорать оппонента ценилось превыше того, чтобы объяснить собравшимся в чём конкретно он не прав,  но это считалось вполне себе в порядке вещей, а следовательно никого особенно не волновало и всё шло своим чередом.
  Слава Свету, постепенно всё менялось. Реальная власть понемногу перешла от Народного Собрания к Сенату, а его Принцепс стал настоящим главой как города, так и всего Ближнего Предела, и только площадь так и осталась называться площадью Собраний, хотя и собирались на ней в основном только небольшие компании городских гостей, полюбоваться потрясающей городской архитектурой.
  С недавних пор – однако - площадь приобрела ещё одно (достаточно мрачное) предназначение:  Светлая Инквизиция казнила на ней выявленных собственным тяжким трудом «Врагов Света». Этого «роскошного» титула не могли удостоиться какие нибудь портовые воришки, грабители из подворотни или пьяные солдаты, уснувшие на посту. С ними быстро расправлялись обычными методами – кнуты, ссылка на галеры или- в крайнем случае – виселица, благо недалеко за городскими стенами,  максимум в полулиге от городских ворот, находился большой, практически лишённый травы холм, на котором гордо возвышались аж четыре таковых агрегата, и когда с востока дул приличный ветерок, то до городских кварталов порой долетал сладковатый запашок гниения, что и неудивительно, если учесть, что повешенные – очевидно для устрашения идущих по такой же кривой тропинке – не вынимались из петли порою неделями, несмотря ни на какие протесты.
   Джошуа бывал пару раз на том холме. Да не было во всём городе мальчугана, что не счёл бы высшей для себя доблестью пробраться туда вечером. Лучше всего поздним, а то и ночью, когда в призрачном свете луны всё казалось особенно страшным. Казалось, что висельники оживают, что они смотрят на тебя в упор злым, непрощающим взглядом, не в силах что нибудь сказать из-за раздавленных голосовых связок, но, тем не менее, излучающие ощутимую ненависть к тому, что ещё осмеливается дышать, смеяться, жить…
   Настоящим подвигом среди отчаянных ребят считалось либо отколоть ножом хотя бы небольшую щепочку от виселицы, либо оторвать кусочек ткани от одежды висельника. У парня оба раза не хватило смелости. Он уже поднёс было ножик к деревяшке, но тут наткнулся взглядом на лицо мертвеца, озарённое в тот момент только что выползшей из облаков луной и – громко взвизгнув от страха (в чём он потом так и не смог никому признаться)  – убежал прочь. Долго ему потом снились по ночам те небольшие красные огоньки, что он разглядел тогда в давно потухших мёртвых глазах.
   Другие ребята были иногда посмелее – Игнатий Фалькон – сын местного мастерового, на год моложе Хопкинса – полгода назад вообще отличился: сумел снять с мертвеца и притащить домой один его полуразвалившихся ботинок. С какой целью – непонятно. Поначалу ребята его даже сторонились, хотя потом всё –таки зауважали. Зато, к вящему несчастью мальчугана, об этом поступке узнал его отец – мужик крайне суеверный, как впрочем и большинство простецов нашего времени. Порол он Игнатия нещадно – пока не заболела рука – мальчик потом еле добрёл до кровати – а злосчастный ботинок – подцепив его крюком – забросил в специально разожжённый за домом большой костёр.   
  Нет, на площади Собраний теперь расправлялись с еретиками.  Лиатский Орден Защиты Света с недавних пор приобрёл значительное влияние в Оранжвилле, причём настолько, что флаг с ярко жёлтым крестом на лазурном фоне, вывешенный над Кафедральным Собором реял на одном уровне с оранжевым флагом с тонким чёрным крестом – городским знаменем – на главном куполе Дворца Сената.
  Орденские отцы принялись за своё дело рьяно – Врагов Света находили в огромных количествах, кого-то из них даже отпускали, ибо даже следователи ордена считали перебором отправлять на костёр человека, всего лишь ярко выругавшегося по пьяному делу. На таких ни в каких казематах места не напасёшься. Однако, с выявленной ведьмой разговор обычно был короткий – перспектива перед ней вырисовывалась вполне себе чёткая.

4
  Сегодня был именно такой случай. Вчерашний вечер заняли многочисленные технические приготовления. Откуда – то из запасников Ордена привезли явно видавший виды обугленный по краям столб, обложили хорошо просушенным сеном. Пару караульных с алебардами – во избежание, так сказать – не забыли поставить. В общем всеми силами создавали душевную атмосферу для завтрашнего праздника.
  Народ стал сбираться на площади ещё с утра. Сначала кучковались мелкими стайками, затем стала уже собираться толпа. Постепенно нарастал шум и весёлый гомон. Зашныряли вокруг разносчики с тёплыми пирогами  холодным пивом – по крайней мере они сами так утверждали, хотя обычно всё было строго наоборот. Наевшись и напившись вволю народ желал зрелищ, но пока основная программа не начиналась развлекали себя сами тупой болтовнёй и базарной руганью. Получалось что-то вроде этого:
- Куды прёшь, скотина хмельная! – это здоровый детина в синей поношенной куртке, от которого явственно попахивало спиртным нечаянно толкнул дородного господина в новом сюртуке.
- А ты не стой на проходе! – не остался в долгу детина
- Да ты знаешь кому дерзишь! – тут же зашёлся сюртук
- А мне плевать, господин хороший! – детина в подтверждение своих слов плюнул сюртуку на ботинки
- Стража-а!
Или обычные мещанские диалоги.
- Ой, а кого жечь – то будут, люди добрые, подскажите, а? – какая то мелкая невзрачная личность мечется под ногами
- Говорят ведьму какую-ту знатную поймали – густой пропитой бас
- Знатную, в смысле из благородных что ли? – удивляется серая личность
- Да не, просто сильную очень – уже не так уверенно отвечает бас
- Как же так, сильную такую и поймали? – серое не унимается
- Так вот именем Света Предвечного и поймали – не сковырнёшь теперь басовитого, похоже на любимую стезю встал. 
- Да не ведьму никакую – к разговору присоединяется существо старушечьего обличья с палкой в подмышке – А цельный ковен ентих, как их там, херитиков, вот.
- Да откуль же цельный ковен –то? – настал черёд удивляться уже басовитому.
- Затаились здесь в городе, в каморах подземных – не сдавалась старушонка.
- Ну уж так уж прямо – бурчит себе под нос басовитый, серое уныло вздыхает в сторонке.
Или ещё так
- А сено то не отсырело? – волнуется какой-то тип в коричневой шапке на уши. – А то говорят со вчерашнего дня лежит.
- А чего ты так волнуешься-то? – отвечал ему бритый налысо молодец с крупной позолоченной серёжкой в одном ухе.
- Ну так интересно же не будет! – продолжал опасаться тип в шапке – Они же возьмут и не загорятся!
- Интересно ему не будет – хмыкнул в ответ бритый. – Дурак ты братец.
- Чего?
- Да того – бритый уже в прямую издевался над шапкой – Да не сжимай кулаки, малец – ты дурак и есть такой. И помрёшь видать дураком.
- Почему?
- Да потому! Кто же сухой хворост в огонь подкладывает? Чтоб он сразу сгорел за одну вспышку? Нет – светлые отцы не такие дурни как ты, малец. Сыроватый хворост горит не так ярко, но зато дольше. Еретик не умрёт сразу, а будет мучиться, что и является итоговой целью, как я понимаю. Главная хитрость здесь – направление ветра.
- А ветер – то здесь причём? – окончательно растерялся шапка
- Вот я и говорю, что ты дурень – бритому похоже уже всё надоело. – Чтобы еретик не задохнулся в дыму раньше времени.
- А ты видать хорошо разбираешься – уважительно произнёс шапка, смотря на собеседника снизу вверх.
Бритый только неопределённо пожал плечами.

5.
   Шум за окном застал Джошуа врасплох. Похоже что за стенами склада собралась небольшая, но очень громкая компания, с целью присев на пенёк (их тут было порядком, ведь район складов, это вроде как и не город почти) обсудить городские сплетни, и промочить горло самодельным домашним пивом из принесённого с собой солидного кувшинчика. Естественно тема сегодняшней казни доминировала в их разговорах.
  Джошуа – затаившись тихо как мышка – слушал очень внимательно. Он никогда раньше  не видел казни, а тут! Оказывается, что городская стража накрыла в Оранжвилле целое кубло еретиков не верующих в Воплощённый Свет!.
  Мальчик – как и все добропорядочные горожане, как этого города так и остальных, входящих в Торговую Конфедерацию – с самого детства знал, что мир в котором он живёт, в котором живут его родители, в котором стоит Оранжвилл и ходят по морю большие трёхмачтовые корабли под его флагом, не более чем арена постоянной и вечной Битвы. Свет и Тьма слились в нём в неразрываемо крепком объятьи и породили вокруг себя всё сущее. Свет всегда символ Жизни, Победы, Счастья и Богатства – так учил его  окрестных ребятишек каждый седьмой день в одном из притворов Кафедрального Собора светлый отец Людвиг.
- Помните, дети! – он всегда говорил с лёгким пришёптыванием, и это иногда пугало маленького Хопкинса – Вы все существуете только благодаря Свету! Вы сами – и есть Свет! Он струится в ваших жилах, он даёт вам Жизнь! И если постоянно хранить его в себе, то и вся Жизнь ваша будет полна Добром, Любовью и Радостью. Помните, дети – он уже говорил практически нараспев - именно Свет и есть Любовь, и впуская Свет в своё сердце, вы впускаете в него и Любовь!
- Посмотрите на тех вокруг – обычно продолжал священник – Кто лишён столь священного дара как Любовь. Посмотрите на пышущих ненавистью ко всему здоровому неизлечимо больных, посмотрите на пьяную матросню, отмокающую  в сточных канавах возле кабаков, посмотрите на несчастных самоубийц, которым нам наша Вера не позволяет провести даже  настоящего погребального обряда, потому что они впустили в свои сердца Тьму. Она стала частью их, а они стали частью Её. Они уже не способны отличить её от Света, также как вечно голодный нищий не способен различить на вкус корку хлеба от изысканного явства.  Не будьте же такими! Сохраните в своей душе способность радоваться всему тому прерасному и новому, что даёт вам окружающая жизнь.
- Отец Людвиг – как-то спросил на одной такой проповеди, посланный отцом в Собор, отмаливать свои грехи маленький Фалькон – А кто такие еретики? Я слышал о них вчера в порту. Мой папа говорит, что их надо бояться паче зверя рыкающего и паче бандита кровавого.
- Твой папа – помолчав произнёс отец Людвиг – Очень разумный и богобоязненный человек. Правдивы его слова, ибо звери и бандиты опасны только телу вашему – сиречь оболочке тварной, но еретик – суть Зверь Худший, ибо покушается он на вашу бессмертную душу – светлый отец запахнулся в рясу – подул прохладный ветерок с моря – пару раз коротко и сухо кашлянул и отошёл ближе к центру зала 
- Вы знаете уже о вечном противоборстве Света и Тьмы – но мы верим, что битва сия не ограничивается эсхатологической концепцией. Свет и Тьма это гораздо больше чем просто абстрактные символы, ибо они могут воплощаться.
- Как это –светлый отче?
- Есть люди, чадо моё, которые настолько полностью посвятили себя той или иной стороне, что она вошла в саму их сущность. Такого человека мы называем Светлым или Тёмным с большой буквы. Но есть также те, кто тот же Свет вырабатывают сами. Он буквально лучится из них. Их очень и очень мало, но их величие неописуемо. Они могут исцелять больных и оживлять мёртвых. Они ведут нас за собой к Свету. Им невозможно не верить, нельзя разочароваться в их словах.  Мы называем их Пророками Света, Светлыми Учителями и поклоняемся им как настоящим креатурам Света.
- Да, светлый отец – это уже голос молодого  Абелярда фон Стейна, из соседской Хопкинсам дворянской, обедневшей, но ещё гордой семьи, десяток лет назад в поисках лучшей доли переехавшей в Оранжвилл из Сент-Анжа, да так и осевшей здесь. – Вы нам не так давно рассказывали об Ангелах Света.
- Это не совсем то, чадо моё. Пророк, суть существо изначально тварное, но возвышенное Истинным Светом, а Ангел – в первую очередь создание Неба и Света, существо чистых энергий. Ангелы как бы небесные братья Пророкам.
- Так что же не нравится в этом еретикам? – это опять Фалькон. Не даёт ему покоя похоже этот вопрос.
- Они не признают Пророков – с глубоким вздохом произнёс священник. – Они не верят, что на тварной земле может угнездиться настоящая божественность. Они поклоняются Свету исключительно как великому, но тем не менее совершенно абстрактному символу, что на наш взгляд оскорбительно и недопустимо.
- А все еретики одинаковы? –это уже Джошуа заинтересовался.
- Нет. Те про которых я вам только что рассказывал именуют себя сторонниками Чистоты Света – мы их называем «чистотниками». А есть ещё «равновесники», верующие в то, что миру нужны одинаково и Свет и Тьма. Есть те кто просто напрямую поклоняются Ночи – неисчислимы силы бесовские, и Вам – чада мои – надлежит бороться с этой мразью вокруг себя и не поддаваться на многочисленные уловки врагов.

6
   Решение в голове Джошуа созрело очень быстро. Здесь, на складе у него были все шансы просто помереть от скуки и одиночества, в то время когда на Площади происходили такие интересные события. Что может случиться со складом, в котором никого нет? Разворуют? А он закроет большую входную дверь изнутри на засов, а сам вылезет наружу через маленькое слуховое оконце прямо у самого потолка. Делов то –пододвинуть к стене пару больших ящиков с тряпьём, привезённых Старым Питером ещё неделю назад, и до сих пор бесцельно валяющихся в дальнем углу.
   Сказано – сделано. Ворота были наглухо закрыты, а мальчик – на улице с наслаждением вдыхал чистый воздух, казавшийся настоящим бальзамом в сравнении с гнилостными ароматами склада.
 До площади было минут двадцать неспешного хода, но мальчик пролетел это расстояние минимум вдвое быстрее, и только остановившись около коронной колонны – высокого каменного столба, у самой Площади, чья верхушка была украшена каменными зубцами (уже никто не помнил, зачем, кем и когда она была построена, но и сносить её никто не собирался –зачем, только работа лишняя?)
 Вот она – Площадь собраний. Густо запружена людьми. Везде стоит дикий шум и гам – самого себя не слышишь – а уж протиснуться поближе к трём деревянным столбам с копнами соломы под ними и вовсе невозможно – сомнут. Ибо интересно всем. Вон – справа молодая девушка –почти девочка – держит ребёнка на руках. Тот недовольно пищит – то ли неудобно, то ли просто хочет жрать, но девчушке не до него – она тупо пялится на деревянные столбы. Свет знает, что думает она при этом.
   В противоположной стороне бабушка-божий одуванчик. Седенькая, сгорбленная, в выцветшем жёлтеньком платочке. Под мышкой – пучок соломы немаленьких размеров, а маленькие глазки вовсю пылают религиозным экстазом. Смешно и противно одновременно.  Но также и страшно.
  Мальчик как мог близко протиснулся к помосту со светлыми отцами, и потому смог увидеть как привязывали к столбам троих в белых балахонах. Он видел их. Двое высоких мужчин и невысокая молодая девушка с длинными распущенными рыжими волосами и пронзительно голубыми глазами. Взгляды ведьмы (а кем она могла быть ещё?) и Джошуа встретились. Пару секунд они смотрели друг на друга, а потом ведьма устало отвела глаза, вероятно осознав, что помощи ей не дождаться. Джошуа же стоял столбом поражённый. Жуткий коварный еретик – и красивая молодая женщина? Как же такое может быть?
Мальчик был настолько удивлён, что не заметил что со стороны на него также внимательно смотрит ещё одна пара глаз. Пара суровых мужских глаз Иезекии Хопкинса
 
7
 Светлейшему отцу Григорию – Настоятелю Кафедрального Собора, а следовательно и первосвященнику Оранжвилла и всего Ближнего Предела – было не привыкать выступать на людях. Ведь несмотря на то, что в обычные дни службы в Соборе проводили его подчинённые (причём по довольно сложному и постоянно меняющемуся графику –головной боли храмового распорядителя – отца Анаплекта), то роскошные воскресные Служения Свету проводил сам епископ.  Он отдавал себе отчёт о том, как величественно выглядел шествуя в сияюще –золотой епитрахили по церемониальной дорожке к Алтарю Света. Как легко можно было подумать – наблюдая по сторонам сотни коленопреклонённых людей – что именно он – Григорий – а вовсе не Принцепс Сената, правил в городе. Но всё внешнее – наносное, и епископу оставалась только власть церковная, что в общем то тоже не так уж и мало.   
    И вот сейчас –стоя на возвышении напротив притихшей толпы, запрудившей всю площадь и жадно уставившуюся тысячами глаз на своего пастыря – он понимал, что в реальности власть его над этими людьми абсолютна.
- Друзья! – начал он свою речь, дождавшись абсолютной тишины. Площадь сосредоточенно внимала ему, и только ощущалась еле слышная суета где-то за спиной – там заканчивали последние приготовления к казни.
- В страшное время мы с вами живём! Гнусная ересь повсюду завладевает умами. Бесстыдство и похоть заполонили всё вокруг! Воистину наблюдаем мы Дни Последние, ибо не может Святой Свет взирать безучастно на ширящиеся непотребства и беззакония. И как сказано в Белой Книге  «Низринется огнь небесный на пастбища и нивы тучные, и будут гореть пламенем истинным, пламенем неугасимым все те прихвостни тёмные да злодеи подколодные, что глубоко во тьме копят злобу свою ядовитую». И будет так! – площадь восторженно ухнула
- А ныне здесь – Григорий явно начал входить в раж – мы – в слабую меру жалких сил своих и опираясь только на Свет Истинный и Предвечный – окажем Богу нашему и Пророкам Его помощь посильную, вытащив сюда к нам кусок Тьмы предвечной. Мразь неспокойная, еретичество проявляющее несообразное и упорствующее в нём до дикости звериной – вот что наш враг сегодня. Враг сильный, не стесняющийся никаких срествю Но мы должны победить: во имя Предвечного Света и Процветания Оранжвилла.
- Опять со стороны площади прогудел одобрительный рёв. Изредка доносились также громкие крики, такие как «Мы победим!», «Слава Оранжвиллу!» и «Смерть врагам!»   
Выждав, как и положено опытному оратору, Григорий перешёл непосредственно к делу.
- Вот перед вами – рука пресветлого отца характерным театральным жестом указала себе за спину на троих привязанных к столбам людей – сеятели плевел ереси. Это – враги. Люди, добровольно впустившие Тьму в свою душу….
- Лжёшь, подлец! – неожиданно сильный и чистый голос, одного из привязанных перебил епископа. Толпа сразу же встрепенулась. Никто уже ничего и не ждал от привязанных фигур, заранее определённых в безмолвные манекены – Лжёшь, мразота тёмная! Мы все трое – он резко качнул головой в сторону коллег по несчастью – истинные слуги Света, в отличие от вас – крыс соборных!
- Гул удивления прокатился по площади. Отец Григорий прекрасно понимал, что срочно что-то должен ответить, но будучи не готовым к перепалке на эшафоте выпалил чуть ли не первое пришедшее на ум
- Твои слова противоречат Белой Книге! Кто же ты как не еретик?
- И в чём же они противоречат ей, скажи? – неистово отвечал привязанный. Пусть люди вокруг послушают.
- Ты отрицаешь Светлых Пророков!
- Да, отрицаю – еретик вдруг заметно успокоился. – А знаешь почему?
- Не знаю, да и знать особо не хочу. – Отец Григорий всем своим видом обозначал позу оскорблённого величия - Мне не нужны твои еретические учения.
- И всё таки послушай –усмехнулся приговорённый – Кто же тебе ещё в глаза всё скажет? 
- Твои слова ложь еси! Тьма поглотит твою заблудшую душу! – церковные штампы были самым любимым оружием епископа.   
- Зато люди услышат! Слушайте все! – еретик обращался к окружающим – Слушайте меня добрые граждане Оранжвилла, жители его и его окрестностей! Не причастны никто мы здесь стоящие ко Тьме – ни прямо, ни косвенно, ни мысленно. Верим мы в Свет Единый и предвечный. В Свет побеждающий и блага несущий! И ценим мы главное в Нём – Его вечную и незамутнённую чистоту! И кто как не тварь грязная и прямоходящая, свинья жрущая и гадящая, по недоразумению светлому человеком именуемая и Тьму призывающая одним обликом своим – кто как не чудовище это и есть Свету Предвечному самый главный враг – одним только существованием самим! Зрите же вокруг себя –говорю я вам, люди! Зрите и узрейте грязь и гниль вокруг. Грязь и гниль сопровождает нас вокруг. Грязь – сестра Тьмы и враг Света! Неможно быть Свету и Грязи вместе!!! Негоже сие!
- СЖЕЧЬ ЕРЕТИКА!!! – ревела дикая толпа
- Сжечь ! – прошептали губы епископа
- Сжечь! – согласно кивнул головой представитель Сената Иеремия Аткинсон




8
   Пламя занялось почти сразу, никто и не увидел чья рука первой бросила факел в солому. Палач, служка, горлопан площадный, или может быть та самая старушка – божий одуванчик – это так и осталось тайной. Ненужной никому  и отвратительно смердящей сладковато – горелым запахом, от которого буквально выворачивало наизнанку. Так и стоял с перекошенным лицом в центре толпы Джошуа Хопкинс – ошеломлённый до предела. Герои его грёз сжигали людей! И он не понимал – за что? Крики казнимых разрывали душу, а отвратительный запах сводил с ума. Какая в принципе ему – Джошуа – разница являются ли Пророки божественными сущностями или нет? Как же так можно – сжигать заживо людей, точно так же как и ты поклоняющихся Великому Свету? Копоть. Копоть и гарь на сюртуках Инквизиции – что это? Следы грандиозных сражений с жуткими чудищами, или пепел сгоревших безвинных?
     Джошуа медленно отступал назад. Он не мог смотреть на то, что происходило перед ним. Он даже не понял, что палачи похоже несколько ошиблись и казнимые умерли быстрее чем задумывалось. Аутодафе – процедура сложная, не так то это и легко сделать так, чтобы человек сгорая не задохнулся бы слишком рано, или упаси Свет не скончался бы от болевого шока. Не каждому палачу доступна столь ювелирная работа – поэтому ошибки встречаются достаточно часто.  Но парню было всё равно – от крушения фантастических воздушных замков обычно мучает реальная боль. И поэтому он шёл назад по Площади Собраний, уходя от творящегося на ней ужаса.  Шёл сначала медленно, еле переставляя ноги. Потом немного быстрее. Ещё быстрее. И, наконец, побежал.
      Поворот, ещё один поворот. Он даже не представлял себе в какую сторону он сейчас бежит и зачем. По сторонам высились 2-3 этажные особняки, почти каждый в окружении хотя бы небольшого сада – богатый район города, куда мальчик обычно попадал крайне редко, обычно играя с ребятами среди бедняцких построек у побережья, всегда полного – в отличие от этого квартала – живым шумом и гамом. А здесь –то и в обычные дни народу было мало – несмотря на отличную дорогу, местные жители не приветствовали у себя ежеутренний грохот чудовищно загруженных торговых телег и ругань извозчиков. Сегодня же, у редкого прохожего неминуемо создавалось впечатление, что он попал на полуночное кладбище – все явно смотрели казнь. Это было на руку мальчику.
     Сейчас он спрятался в тени у высокой каменной ограды одного из особняков, согнувшись буквально в три погибели. Его безудержно рвало на землю. Его нос всюду ощущал горело – сладковатый запах палёного мяса. Для него он был везде – его источали красивые цветы за оградой и помятая трава под ногами. Его приносил с собой лёгкий ветерок с юга вместо морского бриза и он ощущался в жарком мареве летнего полдня. От него было невозможно куда-то скрыться и, поэтому, бедного мальчика сейчас выворачивало наизнанку, и вместе со рвотой уходили детские мысли и мечты…

Эпилог

    Этот несчастливый день кончился для Джошуа столь же неприятно как и прошёл. Вечером, дома его ждала серьёзная порка. Взбешенный самовольным оставлением сыном его склада, Иезекия Хопкинс явно вознамерился спустить с сына шкуру вымоченными в солёной воде розгами. Однако, несмотря на всё своё неподдельное старание, старый изувер не добился от мальчика  ни звука. Тому было всё равно – он свой выбор уже сделал.
  Посреди ночи он – прихватив с собой кое-какие припасы – вылез через окно и убежал на  пристань. К кораблям, к мачтам к парусам и якорям. На пирсах всегда было достаточно судов.
 Утро же его застало в качестве юнги на небольшом почтовом клипере «Новая надежда», который с первым отливом вышел в открытые воды, отправляясь в плановый рейс к городу Сан –Габриэль на противоположном конце Залива.