Бродяги Дикого Запада. Корпус открытий Ч. II

24 октября 1804 года экспедиция достигла территории поселений индейских племен мандан и хидатса. Эти племена в течении многих столетий  проживали в верховьях реки Миссури и доминировали на северных равнинах среди других племен.
 Манданы были единственными полуоседлыми индейцами этих мест, в культуре которых наряду с кочевой охотой и собирательством широко распространялось сельское хозяйство. Каждый год соседствующие с ними племена: ассинибойны, кроу, шайенны и кри, проделывали огромное расстояния, чтобы вести торговлю в их поселениях.
 Европейцы также бывали здесь. Французские, испанские, и английские торговцы пушниной, а также бродячие охотники навещали поселения мандан и хидатса, продавали индейцам различные предметы быта: топоры, ножи, и ружья, а также вступали в брак с индеанками, оставляя после себя потомство.
Город мандан  включал пять больших поселений состоявших из земляных домов, в которых проживало около 4,5 тыс. человек. На то время  по численности населения больше чем в Сент-Луисе или Вашингтоне.
Когда «Корпус открытий» входил небольшую речную бухту в том месте, на котором сегодня располагается город Бисмарк (штат Северная Дакота), с обрыва за пришельцами наблюдало множество индейцев.
Манданы тепло встретили незнакомцев, выслушали их речи, приняли подарки и «Медали мира» и разрешили им соорудить форт на другом берегу реки – противоположном индейской деревне.
«Когда белые люди встретили наше племя манданов мы дали им имя «Масси», что означает хорошие или замечательные люди, наши друзья, – говорил вождь манданов по имени Шехеке (Большой Белый). – Мы также сказали, что желаем поддерживать мир с ними: «Если мы едим, вы будете есть. Если мы голодаем, вы тоже должны голодать».
Сегодня невозможно установить  точное расположение форта Мандан. Предположительно первичный зимний лагерь Льюиса и Кларка, названный впоследствии фортом, находился на реке Миссури в 12 милях от современного города Уошберн (Северная Дакота). По модификации это было сооружение треугольной формы, окруженное высокими стенами. Это место также было именовано «Коттонвуд», ибо там произрастал подвид трехгранного тополя, которому Льюис дал название populus deltoides.
«Дорогая мама, приближение зимы, снижение уровня воды в реке и скудное количество деревьев вокруг, которые встречаются здесь одно на сотню миль, вызвали решимость у моего друга и компаньона капитана Кларка и у меня соорудить форт и остаться на зиму с манданами, самыми дружелюбными, дикарями, которых мы, когда-либо встречали. Понимаю, что доставляю тебе беспокойство о себе, но хочу тебя заверить, что мне ничто не угрожает, и я нахожусь в безопасности. Единственное то, что я не могу получить удовольствие видеть тебя…», – писал Льюис.
Зима пришла рано. В ноябре вода содержащаяся в деревянных постройках форта замерзла до такой степени, что стены форта трещали, а звуки треска походили на пушечные выстрелы. «Такой холод мне не приходилось испытывать никогда»,  – писал сержант Ордвэй.
В начале декабря стала река, и температура продолжала снижаться.
«Ясное, холодное утро. Термометр на солнце остановился на отметке 38 градусов ниже нуля. Сегодня неразумно идти на охоту, по крайней мере, до тех пор, пока наши организмы не адаптируются к этому климату», – отмечал Патрик Гасс.
Температура временами опускалась ниже 45 градусов  по Фаренгейту, и некоторые члены экспедиции получили обморожения.
Манданы, часто навещали  форт из любопытства, пересекая реку по льду. Они приносили путешественникам кукурузу, бобы, шкуры бизонов в обмен на услуги по починке ножей, топоров, котелков, которые умело правил с помощью кузнечного инструмента Александр Уилард.
Это была очень холодная зима, но она стала гораздо теплее благодаря взаимному обмену двух разных культур.  Так, например, вояжер (лодочник) Пьер Крузат играл на скрипке и индейцам это нравилось. Сначала американцы под звуки скрипки блеснули умением танцевать, а потом индейцы продемонстрировали свое искусство танца.
Индейцы точно также изучали белых людей, как их изучали Льюис и Кларк, записывая обычаи и нравы манданов.
Особенно на индейцев произвел впечатление раб Кларка Йорк. Манданы называли его «Большой Магией» из-за черного цвета кожи. Они руками пытались стереть с него черноту, полагая, что это грязь или какая-нибудь краска. И когда до них дошло, что цвет кожи Йорка  естественен, они зауважали его больше чем кого-либо из членов экспедиции. Йорк постоянно находился в окружении женщин и детей, которые ощупывали его мускулатуру, предлагая ему показать свою физическую силу. Индейцы понимали, что он не такой как они, и отнюдь не означало, что негр человек второго сорта, как принято, было считать у белых людей.
«Этих индейцев очаровал мой слуга. Они никогда прежде не видели черного человека. Они окружили его и ощупывали с верху до низу», – писал Кларк.
К началу января 1805 года запасы мяса у индейцев стали истощаться, и они пригласили членов экспедиции принять участие в церемонии зазывания бизонов. Церемония представляла широкий спектр магических действий и предполагала единственную цель призвать стада бизонов прийти в окрестности селения индейцев, для того, чтобы устроить на них охоту.
5 января манданы устроили «Бизонью пляску», которая продолжалась на протяжении трех ночей  в одном из поселений этого племени.
«Любопытный обычай, старики собираются в круг, а молодые подходят к одному из стариков подвывая, и каждый просит этого старика взять именно его жену, для того чтобы спать с ней.  Обнаженное тело избранной женщины покрывают шкурой, для того чтобы бизоны пришли, и можно было бы убить их. Прошлой ночью мы направили своего человека на этот магический танец. Они дали ему четырех девушек…», – записал Кларк. А в конце января у многих из мужчин обнаруживали симптомы венерического заболевания,  которые Льюис лечил с помощью ртутного бальзама.
Через два дня разведчики манданов обнаружили в окрестностях деревни небольшое стадо бизонов. Бизонья охота – это  зрелище, которое навсегда поразило воображение Льюиса и его команды. «Огромная заснеженная равнина, сплошь покрытая бизонами, – писал Патрик Гасс, – которых на полном скаку стрелами и копьями  ловко поражают индейцы. Их лошади настолько натренированы, что подбираясь почти вплотную к убегающему быку, сразу же после выпуска всадником стрелы, отскакивают от него на безопасное расстояние, на случай если раненый зверь вздумает напасть. Они убили 30 или 40 животных. Мы же 11 быков».
На протяжении зимы примитивные медицинские навыки Льюиса были востребованы, не только у членов экспедиции, но и у индейцев. Однажды ему пришлось ампутировать отмороженные пальцы на ноге у индейского мальчика без анестезии  и хирургической пилы.
11 февраля в один из самых холодных вечеров, индейцы попросили Льюиса, помочь принять роды у молодой индеанки, у которой обнаружились осложнения.  Эту девушки звали Сакагавея (Сакаджавея) – Женщина Птица.
 Никто тогда даже не мог и предполагать, что эта индейская женщина сыграет весьма важную и неоценимую роль в экспедиции и впоследствии станет одним из символов Америки.
Достоверные исторические сведения о Сакагавее весьма ограничены. Известно, что она родилась около 1788 года и на момент вступления в команду «Корпуса открытий» ей исполнилось всего 16 лет. Сакагавея принадлежала к  народу шошонов (родоплеменная группа агайдика – И.К.). Еще девочкой она попала в плен к индейцам хидатса, которые доставили ее в свое селение на Миссури,  и через год, когда ей исполнилось 13 лет, продали ее франко-канадскому мехоторговцу Туссену Шарбано, который взял ее в жены. Кроме Сакагавеи у Шарбано были еще две жены шошонского происхождения.
«Роды Сакагавеи проходили мучительно медленно, – отмечал Льюис, – она испытывала адскую боль. Кто-то заметил, что если измельчить в порошок кольца гремучей змеи и развести их с водой, то это облегчит и ускорит роды».
В коллекции Льюиса имелись кольца этой змеи. Сакагавеи дали зелье из колец гремучей змеи, после чего она быстро родила.  «Было ли это зелье причиной родов, не берусь судить, но через десять минут ребенок появился на свет», – заключал Льюис. Это был мальчик, которого Шарбано назвал Жан-Батист. Выяснив, что капитаны  ведут свой отряд в страну шошонов, которые населяли местность у истоков Миссури, Шарбано предложил им свои, и, разумеется, Сакагавеи услуги в качестве переводчиков и гидов. Капитаны согласились, наняв Шарбано и Сакагавею в качестве проводников. Их ребенок Жан-Батист стал самым младшим челном экспедиции.
В середине февраля член команды Льюиса и Кларка Джордж Друяр выполнявший  в экспедиции функции добытчика дичи,  вернулся  с охоты и рассказал, что группа лакотов увела у них двух лошадей, любезно предоставленных манданами для этой цели. Лакоты, хвастаясь об этом французскому мехоторговцу по имени Табо, говорили, что весной собираются напасть на мандан.
 «Мистер Табо сказал, что нам нужно быть начеку, поскольку сю  (французское название племен сиу – И.К.) говорили, что пойдут на нас и манданов войной с наступлением весны. Они говорили, что если поймают нас, то убьют, так как, по их мнению, мы «плохая магия»,  – записал Джон Ордвэй.
Льюис и Кларк решили не дожидаться прихода военного отряда лакотов и идти дальше.  Они поинтересовались  у своих индейских друзей  относительно маршрута в страну шошонов. Вожди рисовали лини и на земляных полах своих жилищ, а Кларк переносил эти сведения на карту, которую он готовил для Джефферсона.
По информации индейцев дальше в верховьях Миссури экспедиция должна была выйти к линии водопадов и, обойдя их, пересечь горную цепь. Капитаны предположили, что по времени  обход водопада займет всего лишь половину дня, а горы по их представлениям были по высоте такие же, как в Вирджинии и за два три дня они полагали их пересечь. Они сказали вождям, что дойдут до океана и возвратятся обратно до наступления следующей зимы.
В начале апреля 1805 года, после того как на реке сошел лед, капитаны отправили  обратно в Сент-Луис команду из 10 человек на килевой шлюпке, загруженной образцами флоры и фауны «дикого запада» для коллекции Джефферсона. Вместе с грузом Льюис передал для президента США отчеты об индейских племенах, а также личное письмо, в котором говорилось о том, что «Корпус Открытий» покидает форт Мандан и отправляется дальше в неизвестность. «На данный момент все члены экспедиции находятся в добром здравии, – писал Льюис Джефферсону, – замечательном расположении духа и полны желания продолжить начатое дело. С таким людьми я не испытываю страха, они вселяют в меня надежду».
Корпус открытий покидал форт Мандан как сплоченная команда, совместно переживавшая год в тяжелейших условиях.
«Теперь мы собирались продвинуться на 2000 миль в ширину туда, где никогда не ступала нога цивилизованного человека. Я весьма надеюсь на успех нашей экспедиции – это мой самый значимый проект за последние десять лет. День моего отъезда стал самым счастливым днем в моей жизни», – писал Льюис.
7 апреля 1805 года Корпус Открытий на 6 челнах и  двух больших каноэ  вновь двинулся на Запад, туда, где прежде не бывал белый человек.
Продвигаясь по реке, они вошли на территорию нынешнего штата Монтана. Встречный ветер замедлял движение, по этой причине экспедиция на несколько дней выбивалась из графика. Этот ветер поднимал в воздух мелкий песок, который попадал в глаза, пищу и воду, и путешественникам порой казалось, что от этого песка нет спасения нигде.
Особенно ценными были услуги Сакагавеи, которая по пути, собирала ягоды, солодку, выкапывала клубни дикой репы и артишока. Она поистине внесла в команду двух капитанов теплоту женского духа. Ее смех у ночного костра укреплял мужчин морально. Она и в мыслях своих не допускала, чтобы не вернуться обратно. Наряду с хозяйственными функциями она еще и заботилась о ребенке, которого всю дорогу носила на своей спине в специальной люльке.
Одним  ветряным днем, когда команда шла по реке, от сильной волны перевернулась лодка, которой управлял муж Сакагавеи Шарбано. В лодке находилось научное оборудование Льюиса, его книги, судовые журналы и медикаменты. Все это быстро понесло водой. Шарбано запаниковал, но Сакагавея бесстрашно бросилась в воду и спасла груз. «Шарбано, – отмечал Льюис, – был человеком без особых достоинств, но его жена Сакагавея отличалась абсолютным бесстрашием и во многом превосходила своего супруга и других мужчин в экспедиции». Поэтому Льюис одну из небольших речушек (50 ярдов по ширине), протекавшую в пяти милях от устья реки Масселшелл (приток Миссури в штате Монтана – И.К.) назвал именем Сакагавеи (Река Женщины Птицы).
  Каждая миля, которую проходила экспедиция, наносилась на карту Кларком. Каждому объекту на местности капитана давали название. Притоки Уайзера, Винзора, Томпсона и других, все это имена членов экспедиции «Корпуса открытий», увековеченные на карте Кларка.
29 мая их взору предстал еще один прекрасный приток Миссури, воды которого казались гораздо прозрачнее чему других встречавшихся на пути рек. Оценив красоту этой реки, Кларк назвал ее Джудит в честь молодой девушки из Вирджинии, на которой он надеялся жениться.
Здесь же, на территории современной Монтаны, путешественники впервые повстречали диковинного зверя, о котором им во время зимовки рассказывали манданы. Они встретились с медведем гризли, после того как прошли устье реки Йеллоустон и Льюису удалось подстрелить одного такого медведя. «Теперь я понимаю, почему индейцы бояться этих медведей, – писал Льюис,  – потому что от их луков и стрел мало проку, чтобы завалить такого гиганта.  Другое дело наши кентуккийские ружья, с которыми ничего не страшно».
  Но после того как они подстрелили еще несколько гризли, их мнение несколько изменилось, потому что убить гризли оказалось не так-то просто даже из ружья. Приходилось затрачивать по 8-15 пуль, чтобы свалить медведя. Но даже после попадания в него такого количества снарядов, животное продолжало сопротивляться и угрожало ответной атакой. Один из медведей обратил в бегство некоторых из них и гнал до самой реки. Другой раненый зверь загнал несколько человек на дерево. После всех этих приключений, Льюис записал: «Любопытство наших людей по отношению к этому животному удовлетворено».
В конце мая экспедиция вошла в ту часть реки Миссури, о которой индейцы им не рассказывали. Климат здесь существенно отличался от того, в котором путешественником доводилось находиться прежде. Воздух был таким сухим, что даже чернила в чернильнице испарялись  с неимоверной быстротой, а чемодан Льюиса вообще рассохся от недостатка влаги.
«Эти места уместно было бы назвать пустыней Северной Америки. Я даже представить не могу, чтобы здесь кто-то мог поселиться. Скудность воды, скудность растительности, изрезанный и крутой каменистый рельеф, все это не пригодно для ведения сельского хозяйства», – отмечал сержант Ордвэй.
Река становилась мельче с каждым днем, и  капитаны не могли понять, почему же эта река никак не заканчивается. К тому же в поле зрения стали появляться горы, которые были в сотне миль от них.
Путешественники не были готовы к восприятию этой местности морально. «Холмы, отвесные скалы, которые мы прошли сегодня, выглядят весьма романтично, – писал Льюис. – Речные утесы вздымаются ввысь почти перпендикулярно реке на 200-300 футов. Во многих местах, они сформированы из удивительного белого песчаника. Ниши и углубления разных форм и размеров, виднеются на разной высоте. Вершины этих причудливых колонн напоминают издалека рукотворные здания. По мере нашего продвижения казалось, что этому очаровательному зрелищу не будет конца».
В первых числах июня команда столкнулась с проблемой, подойдя к развилке реки Миссури. Возникла дилемма, по какой из ее ветвей двигаться дальше. Какая их этих веток Миссури? Пойти не в том направлении означало не только потерять еще один сезон, но и обескуражить группу, что в результате могло положить конец экспедиции.
Индейцы в форту Мандан не упоминали о разветвлении. Северный рукав Миссури был мутным, как та ее часть, которая тянулась от Сент-Луиса, поэтому большинство членов команды полагало, что это и есть продолжение Миссури. Льюис и Кларк думали иначе. Они считали, что течение Миссури в верховьях должно становиться быстрее и прозрачнее, если допускать что эта река, как и полагали капитаны, берет свое начало в горах.
Поэтому было принято решение  встать у развилки лагерем и провести рекогносцировку реки. Льюис прошел несколько миль по мутной ее части, то есть по тому рукаву, который вел на север, и пришел к выводу, что этот рукав выведет экспедицию к канадским равнинам, а не к Тихому океану. Он назвал этот рукав Мориас и вместе с Кларком принял решение подниматься по левому рукаву. Капитаны не ошиблись, но люди их команды тогда остались при своем мнении, демонстрируя все же полное доверие своим командирам.
Сначала группа из четырех разведчиков, во главе с Льюисом, в пешем порядке направилась в избранном капитанами направлении на поиск линии водопадов, о которых рассказывали индейцы. Капитаны полагали, что если они не выйдут к водопадам, то решение двигаться по выбранному ими рукаву ошибочно.
13 июня, Льюис услышал едва слышный рокот и на горизонте. В той стороне, откуда доносились слабые звуки этого рокота, группа заметила  столбики тумана восходящего возможно от речного канала.
Льюис в ускоренном темпе прошел семь миль, и наконец, достиг водопада. Он понял, что выбор направления дальнейшего движения был правильным. Перед ним на 30 ярдов (почти 27,5 метров – И.К.) в ширину и 80 (73 метра) в высоту открылся громадный водопад Миссури (это линия из пяти водопадов обнаруженная Льюисом носит название Грейт-Фолс – И.К.)
«Я стою и наблюдаю самое потрясающие зрелище, когда-либо мною виденное. По выступающим камням внизу стекает вода, которая в одно мгновение превращается в пену, принимающую тысячи разных форм … Как бы я хотел, чтобы весь просвещенный мир знал о существовании этого прекрасного места…», – писал Льюис.
Он тут же направил послание Кларку и остальным членам команды двигаться сюда. Тем временем сам пошел на поиск тропы в обход водопада, и вышел еще к нескольким таким же. «Чтобы их обойти понадобиться больше чем полдня», – заключил Льюис.
Когда команда соединилась у водопадов, то они соорудили грубые тележки из тополей и направились в путь по суше.
 Чтобы обойти линию водопадов, команде «Корпуса открытий» пришлось идти по каменистой, ухабистой почве, под палящими лучами солнца. Для ног исследователей это было суровое испытание, поскольку бизоны весьма сильно вытоптали равнину и острые кочки почвы такие же жесткие как замерзшая земля, а также огромное количество опунций (род семейства кактусовых – И.К.),  произраставших повсюду, изрядно трепали мокасины и ранили подошвы ног. Кроме жары, нагрузки от собственного веса им приходилось испытывать тяжесть от поклажи, которую они  волокли за собой в лодках. Они хватались руками за траву, выступы на поверхности земли, чтобы создать дополнительную тягу подтаскивая  каноэ заполненное грузом. На каждом привале путешественники просто вались с ног. Они настолько были утомлены, что засыпали мгновенно, не дожидаясь ужина. Многие просто теряли сознание, и лежали без движения.
Потом жару сменила дикая буря. Головные уборы порывами ветра сносило с голов. Внезапное наводнение почти мгновенно залило долину, где находились Шарбано, Сакагавея с ребенком и Кларк. Порыв бури принес за собой град размером  в 7 дюймов (почти 18 см – И.К). Куски льда падали с неистовством, сбивая людей с ног. Они  вернулась в лагерь в сильном замешательстве, оставив свою поклажу на равнине. От свирепствования града и ветра незащищенные люди получили  многочисленные ушибы и травмы. «Этим вечером некоторые хромали из-за ран на ногах, – записал сержант Ордвэй. –  Я дал им выпить немного грога. Потом все чинили свои мокасины, приставляя к основной подошве дополнительную, чтобы таким образом защитить ноги от опунций. Одна пара хороших мокасин приходила в негодность через два дня, поэтому один день приходилось носить их с дырками, а на второй латать».
Еще зимой в форту Мандан, капитаны рассчитывали обойти водопады за половину дня,  но в реальности этот обход занял у них около месяца и завершился в первых числах июля.
В это время тяжело заболела Сакагавея. Когда кровопускание ей не помогло, капитаны сильно встревожились. Льюис дал ей дозу опиума, и поил водой  из сероводородного источника, который обнаружил на местности. В итоге Сакагавея поправилась, и могла продолжать вести экспедицию в страну шошонов, где Льюис и Кларк рассчитывали разжиться лошадьми.
4 июля команда вновь отметила День Независимости «Замечательный теплый день. Скрипку починили и теперь все забавляли себя танцами и пили остатки спиртного», – записал Джон Ордвэй.
Капитаны, понимали, что экспедиция отстает от графика, и поэтому приняли решение вновь вернуться на Миссури. Следуя дальше по реке, они стали замечать, что вместо движения на запад идут на юг. Оказалось, что Миссури круто изменила направление. Справа, в той стороне, где был запад, вдали виднелись вершины гор, и они должны были пересечь их до наступления зимы.
«Мы все понимаем, что подошли к самой опасной и трудной части нашей экспедиции, но никто не ропщет, все готовы мужественно перенести любые трудности. М все были настроены добиться успеха, либо умереть», – писал Льюис.
18 июля Кларк, Йорк и еще два человека  отправились по суше в путь в надежде отыскать лагерь шошонов и раздобыть у них лошадей, которые были необходимы для того, чтобы пересечь горы.
Льюис остался с командой, и постоянно смотрел на запад в сторону гор. Он недоумевал, почему река свернула на юг, и течет не в том направлении, где горы. Он не знал тогда, что, в конце-то концов, река все-таки снова повернет на запад к подножию этих гор, но когда и где?
Вскоре вернулся Кларк со своей группой, разочарованный тем, что им не удалось отыскать никаких признаков обитания шошонов. Капитаны вновь приняли правильное решение довериться течению Миссури, и пошли дальше по этой реке, которая по пути разделилась на три потока в том месте, где сегодня находиться город Хелена (столица штат Монтана). Капитаны назвали эти потоки соответственно Галлатин, Мэдисон и Джефферсон в честь видных государственных деятелей США того времени, сыгравших важную роль в вопросе покупки Луизианы. Экспедиция опять стала перед дилеммой по какому из потоков идти, чтобы достичь  подножия гор. Они выбрали приток Джефферсон, потому что он указывал на запад.
Передвигаться стало сложнее из-за того, что река становились все мельче и мельче, и тянуть каноэ приходилось прямо по камням. В каменистом русле у одного из каноэ лопнули буксировочные  тросы, и оно, перевернувшись, едва не покалечило Джозефа Уайтхауса. Приток Джефферсон, как отметил Кларк, разветвлялся на маленькие потоки-ручьи, тем самым усложняя движение, и по-прежнему, нигде не было видно признаков  обитания индейцев. «Если мы не найдем шошонов, то боюсь, что успех нашей экспедиции будет поставлен под сомнение», – писал Льюис.
В начале августа заснеженные горные вершины стали просматриваться наиболее отчетливо. «Вершины гор покрыты снегом, в то время как мы, находясь в долине в полдень, изнываем от удушливой жары, – отмечал Льюис. – Люди настолько устали сегодня и хотят поскорее завершить передвижение по воде, и идти, наконец, по суше».
Вскоре Сакагавея оживилась, поскольку стала узнавать знакомую ей местность. До этой точки, где оказалась экспедиция местность ей была абсолютно неизвестна, но после того как они прошли три вышеуказанных речных разветвления все показалось ей до боли знакомым. Она узнала место на возвышенной равнине. Этот холм по ее словам шошоны называли Головой Бобра. Она уверяла, что селение шошонов капитаны найдут  либо на этой реке, либо на реке на западе, которая является истоком, находится не слишком далеко отсюда. Когда Сакагавея им указала на Голову Бобра, команда воспрянула духом.
Теперь настал черед Льюиса отправляться на поиски шошонов и их лошадей. «Завтра я собираюсь отправиться с маленькой группой к истоку этой маленькой реки. Собираюсь пройти через горы и дальше вдоль реки, пока не найду индейцев. Я полон решимости найти их, или кого-то другого у кого есть лошади, даже если мой поход займет месяц», – записал Льюис в журнале.
Через три дня после выступления, группа Льюиса заметила вдали индейца сидящего верхом на лошади. Стоит отметить, что это был первый индеец на их пути, с тех пор как экспедиция покинула поселение манданов четыре месяца назад. Льюис был вне себя от радости. Он положил ружье на землю, чтобы показать таким образом, что у него дружеские намерения, и предусмотрительно  поинтересовался у Сакагавеи, как на языке шошонов будет «друг» Она ответила: «Табабоне». Льюис, закасав рукав рубахи, чтобы показать индейцу свой загорелый цвет кожи начал кричать: «Табабоне, табабаоне!».
 Индеец же при приближении к нему Льюиса, развернул своего скакуна и дал деру. Льюис же, от состояния ликования перешел к глубокому отчаянию, и подумал, что шанс заполучить лошадей упущен навсегда.
Причина недоверия индейца, как вскоре выяснилось, неправильное обращение к нему Льюиса. Сакагавея не поняла Льюиса. На языке шошонов «табабоне» означает «чужак», поскольку слова «друг»  в отношении к белому человеку в лексиконе шошонов отсутствовало, и Сакагавея просто подобрала тот синоним, из своего языка, который наиболее подходил для Льюиса, пожелавшего обратиться к индейцу.
На рассвете 12 августа, Льюис отправил Друяра по следам этого индейца в надежде определить маршрут, по которому он ушел.  В итоге была обнаружена большая индейская тропа, и Льюис «больше не тревожился относительно пути через горы» и решил проследовать этой тропой до индейского поселения, поскольку контакт с шошонами был так необходим путешественникам.
Проторенная индейская тропа вела на запад и плавно поднималась по горному хребту, за которым протекал ручей. Возбуждение и страх охватили Льюиса. Он не остановился даже для того, чтобы напиться из этого ручья, и продолжал вышагивать, ликуя в душе от того, что наконец-то достиг истока реки Миссури. Маленький горный ручей и был этим истоком,  к которому так долго приближался «Корпус открытий». «Я завершил один из тех грандиозных проектов, который мне не давал покоя многие годы. Затем я испытал огромное наслаждение, когда утолил свою жажду из этого чистого и прохладного источника», – восторженно писал Льюис.
Хью Макнилл, широко расставив ноги, стоял по обеим сторонам этого ручейка и благодарил Бога, что он может перешагнуть эту считавшейся бесконечной могучую реку Миссури.
Дальше Льюис вышел к самому отдаленному истоку Миссури, за которым следовал континентальный водораздел пролегавший  у подножия Скалистых гор, и за которым, все реки текли уже на запад. Не один американец еще не бывал здесь прежде. Это и был, тот самый, как полагал Льюис  северо-западный путь, который являлся целью исследователей вот уже более трехсот лет. С того времени как Льюис начал работать в команде Джефферсона, он готовил себя к тому дню, когда отправиться к континентальному водоразделу и отыщет северо-западный путь. Его сердце выскакивало из груди,  когда он поднялся на горный хребет и с высоты осмотрелся вокруг. Перед ним, и за ним, справа и слева были только вершины гор и ничего кроме них. В этом месте расходилась география надежды, о которой мечтал Льюис на Востоке и география суровой действительности. С одной стороны Льюис благодарил Бога, за то, что дал ему возможность перешагнуть через могучую Миссури, с другой наверняка роптал, осознавая то, что этот хребет далеко не последний на Западе и за ним нет никакого океана, а одни лишь неприступные горы. Он понимал, что за полдня эти горы не обойти. К тому же лето подходило к концу, и в некоторых местах уже стал выпадать снег.  Осознание того, чтобы остаться в этих горах на зимовку, подталкивало его к решению продолжать путь, во что бы то ни стало. Оставаться значит погибнуть. У него не было времени, чтобы предаваться разочарованию, потому что очень было нужно найти лошадей для экспедиции и пересечь эти ужасные горы, раскинувшиеся перед ними.
Успехи выживание экспедиции зависели именно от этого фактора.
Тем временем груз, который капитаны отправили из форта Мандан, достиг восточного побережья США. Президент Джефферсон повесил на стене своего дома оленьи рога, посадил на своем огороде в Монтичело индейскую кукурузу и отправил двух выживших животных, упакованных Льюисом в клетки, в национальный музей естественных наук «Индепенденс холл» в  Филадельфии. Изучив все образцы флоры и фауны, Джефферсон прочитал откровения Льюиса, и развернул на полу своего дома карту Кларка. Он представлял тогда, как экспедиция прошла северо-западный путь и оказалась у океана. Но Корпус открытий не находился около моря, так как Льюис стоя на вершине горного хребта постигал разницу между воображаемыми горами на карте Кларка и реальностью с которой столкнулся.