Дополнение к главе О несомненной роли бумаг и подп

Мне удалось найти очень интересную информацию, относящуюся к теме моей книги, поэтому несколько глав и приложений будут дополнены.
Ключевые слова: восстание киргизов, Уральское Казачье войско, Оренбургское генерал-губернаторство, новое военное положение.


Дополнение №1

На этом этапе уже стало понятно, что ситуация в войске далеко вышла за рамки обыкновенной. К сожалению, об этой ситуации знали и в Петербурге. Разумеется, знали с подачи Оренбургского генерал-губернатора, который, надо полагать, не упомянул ни одного из просчётов и преступлений местной администрации, а доложил, что казаки не желают принимать НВП. Послан был рапорт, когда у местного начальства ещё были иллюзии, что всё дело в горстке недовольных (“заговорщиков”, так сказать), и когда их всех выявят, войско успокоится. Рапорт был послан генерал-майору Александру Петровичу Богуславскому, начальнику Главного Управления Иррегулярных Войск, в ведении которого находились все казачьи войска. Он, в свою очередь, подал рапорт своему вышестоящему начальнику - военному министру генералу от инфантерии Дмитрию Алексеевичу Милютину. А Милютину ничего не оставалось как доложить о событиях в УКВ самому монарху. Ответная инструкция из Санкт-Петербурга была от императора лично и совершенно категоричной. Казаки должны были принять НВП, добровольно или насильно!

И тут самое время сделать историческое отступление.

“Бунт” в Уральском казачьем войске был не первым бунтом в Оренбургском генерал-губернаторстве в годы правления Николая Андреевича Крыжановского. В 1867 году вводилось новое положение для киргизов в Туркестане, которое не прошло гладко, и около 10 тысяч кибиток ушли в Хиву из пределов Российской империи (Жакмон, стр. 858, Середа, Х, стр. 81). В 1868-69 годах в Оренбургской губернии вводили ещё одно, “усовершенствованное”, новое положение для киргизов, которое закончилось широкомасштабным бунтом. Киргизский бунт 1869 года, также как и обстоятельства написания и введения нового положения, имеет много общего с историей, развернувшейся в Уральском казачьем войске. Оба положения были написаны в столице, “в тиши кабинетов”. Положение о киргизах было написано “без всякаго участия в этих работах не только уж кого-либо из влиятельных и преданных нам киргиз, хотя бы в виде депутата от народа, жизнь котораго хотели перестроить на новый лад и о которой не имели в Петербурге почти никакого понятия, но даже и из прежних знатоков степи, каковы, например, В.В. Григорьев и М.В. Лодыженский, жившие в Петербурге, не приглашались к участию в этих работах” (Середа, VIII, стр. 24).
 
21 октября 1868 года царь подписал указ о новом положении для киргизов с указанием, что“новое положение высочайше повелено было вводить с 1 января будущаго 1869 года, что оставляло около полутора месяца на предварительныя к тому приготовления” (Середа, VIII, стр. 26). Однако уже в ноябре-декабре 1868 года в степи заработала комиссия по введению положения в жизнь, что позднее было оценено как “первый и самый крупный промах со стороны администрации”, ибо поспешность была ничем не оправдана. На руках у комиссии не было ни одной копии положения, только рукописные указания от Оренбургской администрации. Киргизы не поверили, что вводимые правила были монаршей волей и требовали предъявить им типографский документ, потому что “даже и о поимке беглых, укрывающихся в степи, разсылаются по орде печатныя объявления”, говорили они (Середа, VIII, стр. 26). Вот и второе разительное сходство с введением Нового Положения в Уральском казачьем войске.

Также как и в УКВ, среди киргизов не было никаких протестов на первом этапе, только вопросы. Не прошло и месяца, как возникли первые затруднения, которые к марту 1869 года переросли в полномасштабный бунт. Причины для возникновения волнений были названы разные. Генерал-губернатор доложил в Петербург, что причинами для восстания были “воры”, которые хотят “отстаивать старую жизнь” вопреки собственным интересам, а также “невежество масс, не могущих понять своей пользы, подстрекательства мулл и султанов, терявших своё значение и авторитет со введением нового положения, и всегдашняя готовность к грабежам своего рода “голытьбы”, известной под именем “байгушей”, из-за куска хлеба готовых на всякую дерзость” (Середа, VIII, стр. 24). Следователи государственной комиссии и исследователи этих событий оставили список других причин: поспешность в введении положения, незнание киргизского языка и обстановки чиновниками, вводившими положение, неразумные пункты нового положения, и многие другие, все явившиеся результатом непрофессионализма правительственной комиссии, писавшей положение, Оренбургской администрации и Н.А. Крыжановского как руководителя.

Другим сходством с событиями в Уральском казачьем войске были слухи, сопровождавшие введение нового положения, всевозможные “нелепыя толки” о рекрутстве натурою, об обращении киргиз в православие, о чрезмерном увеличении податей”, а также атмосфера необыкновенной секретности вокруг всего дела.

Когда начались волнения, Н.А. Крыжановский мгновенно отрапортовал о бунте и выпросил разрешение на подавления бунта силами войск, которое было дано сразу же, и предварительный карательный отряд был выслан сразу же. Вот и ещё одно сходство с событиями в УКВ. “Усмиритель” киргизов Байдаков проявил себя такими “пьянством и всякими безобразиями” во время карательной экспедиции, что на него было заведено уголовное дело, не смотря на ожесточённое сопротивление Крыжановского, и Байдаков получил срок в Сибири за преступления, совершенные во время “боевых действий” в киргизской степи (Чернов, стр. 233). Пока Байдаков “наводил порядок”, наказной атаман УКВ Н.А. Веревки собирал войска для полно-масштабной экспедиции против киргизов.

Выступление войск задерживалось, потому что передвижение по степи возможно было только с полным набором воды, фуража и провианта в обозе. Ничего этого не было, и Крыжановский ломал голову где бы найти верблюдов и сухари для войны с киргизами, потому что его собственное Интендантство отказалось от снабжения войска сухарями на том основании, что их не предупредили заранее, и Крыжановский собирал сухари с населения, которое пекло и сушило их для армии на благотворительных началах (Середа, VIII, стр. 36). За это время начались набеги киргизских шаек на прилинейные населённые пункты, откуда киргизы угоняли скот. Особенно тяжёлой оказалась ситуация в районе Илецкой защиты. Только к концу апреля 1869 года армия была подготовлена к походу.

Судя по рапортам Н.А. Крыжановского, Н.А. Веревкин и Юровский, вице-губернатор Тургайской области, и их военные отряды проявили доблесть в войне с киргизами. По тем же отчётам, киргизские войска достигали 20 тысяч человек, чьему “горячему натиску” противостояли два отряда правительственных войск. Однако в рапортах указываются только незначительные потери войск в результате киргизских атак: 4 человека убитыми, 5 человек ранеными и 13 телег с овсом и сухарями, и лишь одна из смертей описана подробно; это гибель хорунжего Уральского казачьего войска И.С. Бородина и одного из его спутников-киргизов, верных правительству, “изрубленных на куски” после взятия в плен восставшими киргизами (Середа, Х, стр. 68).

Потери же киргизов описаны довольно подробно, и они были значительными и непропорциональными. Например, в отместку за 20 лошадей, угнанных киргизами из-под носа у армейских коноводов, армия  начала преследование воров, угнанных лошадей не нашла, но угнала у киргизов большое количество скота (цифры не указаны). В другой раз охотились за отрядом мятежников и разорили более тысячи кибиток. Часто  мирные киргизы бежали от русских войск вместе с мятежниками, бросая своё единственное богатство - скот, и животные погибали в огромных количествах в безводной степи (Середа, Х, стр. 72-73).

Последствия событий 1869 года были трагическими во многих отношениях. За год волнений убытки уральских казаков от угонов скота составили свыше 200 тысяч, которые никем и никогда возмещены не были. В бунт киргизов включилось Хивинское ханство, что позднее спровоцировало поход на Хиву в 1873 году. Поступление налогов с разорённых киргизов резко уменьшилось. Исследователи отмечали “безчисленныя, неблагоприятныя в экономическом отношении последствия минувшаго мятежа не только для Киргизской степи и для Оренбургскаго края, но и вообще для русской торговли” (Середа, Х, стр. 89).

Пять лет спустя, в 1874 году, события развернулись по уже знакомому сценарию. Н.А. Крыжановский не вынес из киргизского бунта 1869 года ни одного урока.

Итак, в Уральск прибыл Оренбургский генерал-губернатор Николай Андреевич Крыжановский лично, чтобы разобраться в ситуации на месте. Прибыл он с батальоном солдат, “для поддержания авторитета войсковаго начальства и чтобы принудить упорных к подчинению законным требованиям” (Столетие ..., стр. 273). А ещё, потому что администрации УКВ предстояла новая задача. Надо полагать, в свете всего происходившего в войске, Крыжановскому было ясно, что ИО наказного атамана УКВ К.Ф. Бизянову такую задачу доверять нельзя, и что без насилия эту задачу выполнить не удастся. Помимо НВП в 1874 году принято было ещё и НХП, или Новое Хозяйственное Положение, по которому казакам давалось право избирать депутатов, а эти депутаты потом решали бы хозяйственные вопросы войска. Это в теории. На практике всё было далеко не так розово и однопланово. Современного человека должны удивлять и настораживать представления того времени о выборах и делегатах: в архивных документах встречаются многочисленные свидетельства того, что депутатов по новой хозяйственной реформе не выбирали в ходе демократического процесса на станичных сходах, а “назначали” волей атаманов отделов (смотрите рапорт наказного атамана УКВ Н.А. Веревкина, а также воспоминания Ф.И. Толстова в приложении к этой главе).