Анна Григорьевна

   На предприятии, где работал отец, были сплошь вдовы. А фронтовиков бывших – мой отец да потерявший на фронте правую руку диспетчер Войнов Федор Данилович. Жену держал хохлушку, Анну Григорьевну, растил четверых детей. Вышли они в люди Иван – полковником УВД, который разгребал мои проблемы с сыночком, Галина – начальником цеха на  мясокомбинате, помогавшая мне вытаскивать детей в голодуху, Нина – начальником цеха на трикотажном объединении. Она была моей сослуживицей и эталоном женщины-начальника. Сергей..
 - А шо Сергей – вин Сергей и е…
  Когда подросла моя дочь, она сравнила Анну Григорьевну – мать этих детей с цветком – золотым шаром – так много в ее облике было солнца и света. Район наш, где мы обитали, бандитским был похлеще Петербурга.
- Устренув мэнэ   цей жулик Гатаулин тай каже, шо вин убье моёго Ваньку. А шо тоби зробыв мий Ванька? 
- Он в суде за меня, соседа своего не заступился!
- А ты шо, нэчайно спиймався? Вас туточки стики козлив, шо ежели за усих заступлятыся – робыть будэ НИКОЛЫ.
 - Я покурить у него спросил, а он: "НЕ курю"...
 - И шо ж Ваньке,казать: люды добри, дайте папироску - цей жулик курыть хоче...
Я многое  записала в сокровищницу памяти ее монологов:
 - Терентьиха – така погана баба – каже про мою внучку – ВЕЛОСИПЕД.
 - А шо?
 - Шо, шо – воны ж там на лавке уси с сиськамы!
 - Мий Хвэдя чуть мэнэ нэ сзив. – Галька, засциха, казала, як мы с бабами собралыся,наклюкалысь и голи на столи танцювалы…
    Покинул ее супруг, наказав жить долго. В лютую зиму.
- До сосидки виднэсла курыцю да зерна пив мэшка – бо в моем сараю окоцурбыться. А мэни ж Хвэде сороковину справляты трэба. И шо ты думаешь? Пишла за нэю, а вона – водны кистки! Зобочек пустый – нэсу её домий, плачу – нэ можу, а вона мэни шось еще и кокоче. Потом не помню за шо з ей, соседкой, болакали – вона каже:
 - Несить до мэнэ.
А  я ей:
 - Нэ надо, моя курыця вже туточки була…
Звонит мне на работу мать – сбегай в обед к Анне Григорьевне – она руку сломала!
Бегу, открываю калитку – весь двор в веревках с мокрым свежевыстиранным бельем. Последнее она одной рукой пытается развесить.
- Анна Григорьевна, мне мама сказала – вы руку сломали!
- А ты шо думала я лэжу и, як пионир, цю руку дэржу?
- А гипс вам почему не наложили?
- Та наложили... Я ёго скынула – дуже вин мени щипа.
 А потом она заработала гангрену, наколов ногу в огороде.
- Хирург приходыв. Каже видризать ногу трэба. А як же я у гроби с водной ногой лэжать буду? – Ни, я так нэ можу.
  Так и сошла в гроб о двух ногах, позвонив перед смертью, чтобы пришли собрать облепиху и тернослив.
 - Як варенье кушать будэтэ – видну ложечку за мэнэ зъишьте – дуже я ёго люблю.
 И, уходя, сказала:
 - Я нэ боюсь вмэрты. Хорошо пожила, тай Хвэдя мэни заждався.
 Я всю жизнь тесто на столе её рушничком прикрываю – подарок на память на Троицу.