Чак Паланик Прелесть Beautiful You продолжение2

Какая несправедливость! С такой мыслью Пенни упорно внушала всем и каждому, что К.Линус Максвелл – не какой-нибудь типичный интернет-магнат. Он возглавлял многонациональный концерн, совершивший настоящий прорыв в сфере спутниковых коммуникаций, компьютерных и банковских технологий. С пеной у рта она рассказывала Моник о предприятиях, нанимающих миллионы и обслуживающих миллиарды людей. Из года в год его благотворительный фонд жертвовал громадные деньги на крупнейшие проекты по борьбе с голодом, онкологией и женской дискриминацией. Ситуация с президентом Хайнд лишний раз подтверждала, что Максвелл особенно радел за равенство полов. Он основал ряд школ в Пакистане и Афганистане, чтобы дать тамошним девушкам шанс на светлое будущее. Финансировал политические кампании, помогая женщинам-депутатам по всему миру занять ведущие посты.
Именно самоотверженность и альтруизм отличали Максвелла от прочих денежных мешков, убеждала всех Пенни; а себя убеждала, что счастлива рядом с ним.
Обманывать непросто, обманываться – непросто вдвойне.
На работе Моник приперла ее к стенке.
– Омаха, ты пользуешься диафрагмой? – тряхнула она головой так, что загремели унизанные бусинками пряди. И, не дожидаясь ответа, продолжала: – Если пользуешься, вытаскивай ее к чертям! Сожги и смой в унитазе! Дай уже чуваку себя обрюхатить!
Пенни промолчала, но на самом деле после месяца отношений они с Максвеллом так и не переспали.
Вдобавок, родители повадились звонить ей строго по ночам. Наверное, надеялись застать ее с поличным.
– Который час? – сонно пробормотала она.
Издалека донесся требовательный голос матери:
– Ну почему ты его не любишь? Такие богачи на дороге не валяются!
– Хотя бы притворись, что любишь, – вторил отец по смежному телефону.
– Мы лично не знакомы с мистером Максвеллом, но уже считаем его частью семьи, – щебетала мать.
Пенни повесила трубку, выдернула телефонный шнур из розетки и откинулась на подушку. В таком деле спешить нельзя. Сколько ее подруг сбегали к алтарю, и теперь влачат унылое существование с добровольно-принудительными «радостями» супружеского долга. Как при пожизненном сроке, когда свидания со второй половиной можно по пальцам сосчитать. Неважно, в богатстве или в бедности, обоюдная страсть – вот залог счастливой семьи.
Пенни не давала покоя мысль, что все предыдущие романы Максвелла длились ровно сто тридцать шесть дней. Едва ли это совпадение. Ровно сто тридцать шесть дней.   
Наконец, Максвелл сам не торопился уложить ее в постель. Неизменно вежливый, галантный, но от него буквально веяло холодностью. Пенни даже начала сомневаться, не покривила ли Алуэтта д’Амбрози душой, назвав его лучшим любовником. Наверняка у французской красавицы бывали мужчины и получше, по-настоящему горячие и страстные самцы. Максвелл такими качествами похвастаться не мог. Каждое свидание он только и делал, что смотрел, слушал и строчил в блокноте. На палубных вечеринках незнакомые женщины злобно таращились на нее. Тощие как палка супермодели фыркали при виде ее бедер и недоуменно пожимали точеными плечиками. Мужчины же взирали с откровенной похотью, вообразив, будто Пенни околдовала завидного жениха особыми сексуальными талантами. В сальных взглядах читались сцены безудержного анального секса вперемешку с искусным феллацио. Вот бы все удивились, узнав, что богатейший человек на свете приглашал ее покататься на лыжах в Берн, на бои быков в Мадрид, и ни разу – в постель.


 
На момент встречи с Максвеллом Пенни не была девственницей. В колледже ей случалось заниматься сексом с несколькими парнями. Но не одновременно. И только с мальчиками. И только не сзади! Ее партнерами становились ребята из братства «Сигма Чи». С претензией на галантных кавалеров, они распахивали перед ней дверцу автомобиля, покупали нежные букетики орхидей и неуклюже прикалывали их к корсажу ее платья. Вдобавок, каждый мнил себя прирожденным танцором и настоящим героем-любовником. Однако на деле их танцевальные навыки ограничивались прыжками вверх-вниз, а в постели эти «мачо» походили на макак, тыкающих палкой в муравейник.
У Пенни был секс, но не было оргазма. Настоящего, головокружительного оргазма, от которого сводит челюсти и о котором пишут в «Космополитене».
Да, окончив колледж, Пенни не была девственницей, но не испытывала ни малейшего желания остепениться/останавливаться на достигнутом.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

В Париже, во время роскошного ужина на верхней площадке Эйфелевой башни, ей довелось лично пообщаться с Алуэттой д’Амбрози. Имея в своем распоряжении частный сверхзвуковой самолет, до Парижа не дальше, чем до центра Манхеттена. Максвелл мог в любой момент увезти ее на другой конец света просто пообедать, но к полуночи неизменно возвращал в затрапезную квартирку на Джексон-Хайтс. Когда из вечера в вечер видишь одни и те же презрительные, похотливые физиономии на международных рейсах, тусовках и премьерах, мир кажется еще тесней. Даже сидя на вершине Эйфелевой башни и потягивая шампанское, Пенни робела перед сливками общества. Ночь выдалась теплой, но девушка мерзла в открытом платье от «Веры Вонг». Стоило ее верному спутнику отлучиться ненадолго, как она буквально кожей ощутила чей-то злобный взгляд. Посмотрев по сторонам, Пенни поняла, что не ошиблась: ее точно лазером прожигал взгляд знаменитой актрисы, четырехкратной лауреатки премии Американской академии киноискусств. В нынешнем году она получила очередную номинацию и все шансы на пятый «Оскар» в своей карьере. Эту женщину Пенни видела размноженной на маленьких экранах сотовых. Сегодня она была в единственном числе и полном масштабе.
Столкновение было неминуемым; гости жадно наблюдали, как актриса подбирается к сопернице, отрезая жертве пути к отступлению. Облегающий костюм из черной кожи придавал ей сходство с пантерой. Изящные ноздри трепетали, сквозь оскаленные зубы вырывалось змеиное шипение.
Продавщица в «Бонвит Теллер» сдержала обещание: свела Пенни с лучшими дизайнерами, и те наряжали ее как куколку, однако по сравнению с приближающейся хищницей она чувствовала себя жалкой оборванкой. Ей по обыкновению хотелось убежать прочь. Только бы Максвелл поскорее вернулся! Вот Моник запросто расправилась бы со свирепой амазонкой. Дженнифер Лопес и Пенелопа Крус наверняка сумели бы задать француженке хорошую трёпку. Пенни же не нашла ничего лучше, как отвернуться и приготовиться к неизбежному.
– А вот и мышка, – раздался за спиной голос с тягучим акцентом. Голос, так хорошо знакомый по многочисленным фильмам.
Острые ногти впились Пенни в плечо, вынуждая повернуться лицом к говорившей, чьи прелестные черты исказила ненависть.
– Боишься, мышка? – Алуэтта д’Амбрози воинственно вскинула подбородок. – Правильно, бойся. Ты в жуткой опасности.
Пенни покрепче вцепилась в фужер с шампанским. В случае драки можно плеснуть искристым вином актрисе в глаза.
– Запомни, ни при каком раскладе… – Алуэтта погрозила ей тонким, идеально наманикюренным пальчиком и предупредила: – Не вздумай с ним спать. Поняла? Не вздумай.
По толпе прокатился вздох разочарования, когда кинодива решительно направилась прочь; публика почтительно расступилась. Не успели все и глазом моргнуть, как Алуэтта скрылась в дверях лифта.
По всему выходило, что отвергнутая пассия ревнует. Похоже, французская богиня еще любит бывшего. Пенни посмеялась про себя. Ей, самой заурядной Пенни Харриган, завидует мировой секс-символ. Наконец вернулся Максвелл. По обыкновению устроился рядом и застрочил в блокноте. Как юродивый, ей-богу.
– Ты в порядке? – спросил он, видя, что спутница молчит.
Та вкратце обрисовала недавнюю сцену. Как Алуэтта подошла к ней, пригрозила. На бесстрастном лице Максвелла мелькнуло странное выражение. Смесь злости и… любви? Теплый ветерок шевелил его светлые волосы.
И Пенни не устояла. Виной ли тому физическое влечение или желание позлить Алуэтту, но ей вдруг страстно захотелось Макса. Она взяла его ладони в свои.
– Давай отложим поездку. – Пенни поднесла его прохладную руку к губам и поцеловала. – Переночуем тут, а утром вернемся в Нью-Йорк.



Прикосновения Максвелла-любовника поражали почти хирургической точностью. Его пальцы штангенциркулем сновали по телу, измеряя, исследуя; потом замирали на запястьях и лодыжках, словно проверяя пульс. Время от времени он отрывался от нее, чтобы неразборчивым паучьим почерком сделать очередную запись в блокноте.
Той ночью в Париже слегка подвыпившая, обнаженная Пенни впервые очутилась в одной постели с Максвеллом. 
На прикроватной тумбочке теснились всякие диковинки. Тут были граненые хрустальные флакончики, в каких обычно держат духи, наполненные неведомой жидкостью сочных оттенков. Флакончики мерцали в полумраке точно гигантские рубины, топазы и изумруды, рождая ассоциации с массивным сапфиром на шее у Алуэтты д’Амбрози. Среди склянок поблескивали мензурки и пробирки, из тех, что можно найти в школьном кабинете химии. Была там картонная коробочка, где вместо бумажных салфеток лежали латексные перчатки; одна чуть топорщилась наготове – только потяни за кончик. Среди прочих вещиц выделялась колба, доверху набитая презервативами. Ну и конечно – записная книжка Макса. Куда без нее! Блокнот стал неотъемлемым атрибутом их встреч. Последним Пенни различила миниатюрный диктофон, куда слишком занятые начальники надиктовывают свои мысли. С краю стояла бутылка шампанского.
Максвелл, уже полностью возбужденный, словно не замечал собственной эрекции и наготы Пенни в паре дюймов от себя. Свесившись с кровати, он откупорил шампанское и налил в мензурку. Жидкость отливала розовым. Розовое шампанское. Передав мензурку Пенни, Макс поднял бутылку и провозгласил тост:
– За инновации и прогресс!
Они чуть пригубили шипучки.
– Только не пей всё, милая, – он щелкнул пальцами, давая понять, что хочет стаканчик обратно. Плеснул туда еще вина и отставил бутылку. Тщательно отобрав несколько хрустальных флакончиков, добавил по капле насыщенного сиропа к розоватому напитку; и при этом  постоянно сверялся с блокнотом, листая страницы взад-вперед, точно искал секретный рецепт.
Ни на секунду не отрываясь от дела, Максвелл разоткровенничался:
– Люди такие наивные! Изучают всё, за исключением самого главного. – Он криво ухмыльнулся: – Я посвятил себя исследованию нюансов секса во всем их бесконечном многообразии. Черпал знания у врачей и анатомов, препарировал трупы – мужские и женские, – дабы понять принцип наслаждения.
Равномерно взбалтывая содержимое мензурки, Максвелл вопросительно глянул на Пенни.
– Ты когда-нибудь испытывала оргазм?
– Конечно, – быстро откликнулась она. Слишком быстро, чем выдала себя с головой.
Усмехнувшись, Максвелл продолжал:
– Я по праву могу считаться величайшим секс-экспертом в мире. – В его голосе не было ни тени бахвальства, лишь сухая констатация факта. – Я постигал искусство наслаждение под руководством тантрических шаманов в Марокко. Изучал энергию кундалини. Общался с ведущими органическими химиками, дабы вычленить коэффициент трения для различных типов кожи. 
Пенни скользнула взглядом по его обнаженному телу. Из «Нэшнл инкуайрер» она доподлинно знала, что магнату стукнуло сорок девять. По возрасту он годился ей в отцы, а вот сложением напоминал насекомого: конечности пропорциональные, симметричные, как у муравья или шершня. Бледная, без единого волоска кожа как будто скроена умелым портным – нигде ни морщинки, ни складочки. Плечи и руки чистые, без намека на веснушки и пигментные пятна. Слушая про его сексуальные изыскания, Пенни ожидала увидеть проколотые соски, грудь, испещренную татуировками и шрамами – приметы бурного садо-мазо прошлого, – однако видела лишь по-младенчески гладкую кожу, обтягивающую не по-детски крепкие мускулы.
– Мое ноу-хау, – объявил он, давая Пенни понюхать смесь игристого вина и секретных компонентов в стаканчике.
Пузырьков стало меньше, но по цвету и консистенции жидкость по-прежнему напоминала розовое шампанское. Наконец, напиток источал потрясающий аромат. Клубничный.
Пенни с сомнением покосилась на полную до краев мензурку.
– Мне нужно это пить?
– Не совсем, – порывшись в тумбочке, Максвелл достал нечто, похожее на резиновую игрушку: красный грушевидный венчал длинный носик белого цвета.
– Вагинальная спринцовка, – пояснил Максвелл, поднося инструмент поближе. Потом отвинтил носик, продемонстрировав отверстие с резьбой, и наполнил грушу розовой смесью из мензурки. Едва носик встал на место, Пенни осенило:
– Для промывания?
Макс кивнул.
– Считаешь, у меня там недостаточно чисто? – возмутилась она.
Миллиардер натянул перчатки и как бы невзначай добавил:
– Главное, чтобы не попало на кожу.
Пенни насторожилась. Он что, собирается влить это в нее?
– Расслабься, – хохотнул Макс. – Это очень щадящий нейронный стимулятор с возбуждающим эффектом. Тебе понравится.
Тонкий носик скользнул в открытое лоно, проникая глубоко внутрь. 
– Наслаждайся, – Максвелл осторожно надавил на грушу. Процесс спринцевания пошел.
Пенни почувствовала, как ее заполняет прохладная пенящаяся шипучка.
Свободной рукой Макс не давал любовнице шевельнуться, медленными круговыми движениями надавливая на живот. Казалось, холод и напряжение пальцев передались всему его телу.
Но вот груша опустела; Максвелл извлек спринцовку и чистым полотенцем вытер несколько убежавших капель.
– Умница, – похвалил он. – Теперь попробуй продержаться так минуту.
Надорвав зубами пакетик с презервативом, он равномерно раскатал латекс до основания члена.
Пенни гнала от себя мысли, что прославленная президент Хайнд тоже подверглась «волшебной» процедуре спринцевания шампанским.
Не отрываясь от созерцания ее промежности, Максвелл объявил:
– Ты такая заурядная, просто прелесть!
Если это комплимент, то ей случалось слышать и получше.
– Не обижайся, – мягко проговорил он. – Поверь, у тебя образцовое влагалище. Большие половые губы полностью симметричны, промежностный изгиб великолепен. А уздечка клитора и малые половые губы это, это… – не найдя подходящих слов, он выразительно прижал ладонь к сердцу и восторженно закатил глаза. – В биологическом смысле однообразие твоих параметров у мужчин на вес золота. Пропорции твоих гениталий – само совершенство.
Под его пристальным взглядом Пенни ощущала себя не женщиной, а научным экспонатом. Вроде подопытной свинки или кролика.
Не улучшила ее настроения и его следующая фраза:
– Весь мировой рынок по сути ориентирован на женщин твоего возраста и достатка.
Должно быть под влиянием таинственной смеси Пенни вдруг почувствовала, словно во рту один за другим растворяются зубы. Следом обмякли все мышцы.
– Это обострит твои впечатления, – Максвелл расставил колени, тем самым шире раздвигая ей ноги. Обзор ей заслонил его восставший пенис, облаченный в презерватив.
Натягивая поверх первого кондома второй, Максвелл болтал о всяких пустяках. Затем, не переставая болтать, с пристрастием оглядел склянки на тумбочке. Отыскав нужный флакончик, плеснул пару капель неведомого вещества себе на ладонь, прибавив к ним еще два ингредиента.
– У тебя слегка избыточный щелочной баланс. Эта уникальная смазка идеально удовлетворит твои эротические потребности.
Он принялся медленно втирать маслянистую смесь в вульву, стараясь ненароком не залезть слишком глубоко. Остатки же размазал по своей внушительной эрекции.
Безвольная как тряпичная кукла, Пенни только хихикнула.
Снова потянувшись к тумбочке, Макс взял диктофон и без промедления нажал на кнопку.
– Если не возражаешь, я запишу весь процесс для моего исследования.
На приборе вспыхнула алая лампочка.
– Подопытная проявляет признаки игривого поведения, – диктовал Максвелл, – что свидетельствует об эффективности вагинального спринцевания.
Взобравшись на девушку, он одним рывком врезался в нее, увеличив давление на скопившуюся внутри жидкость, и с каждым толчком проникал всё глубже, взбалтывая и вспенивая смесь.
Пенни стонала и вскрикивала от боли пополам с удовольствием. Избыток влаги хлынул на простыни. Жидкость внутри расширялась, заполняя всё ее существо. Напрасно она корчилась, силясь воспротивиться неизбежному. Наслаждение стремительно нарастало, подчиняя себе всё и вся, и Пенни вдруг поняла, почему так страдала и свирепствовала Алуэтта д’Амбрози. Из чего бы ни состояла розовая субстанция, под напором бедер и члена Максвелла она медленно, но верно проникала в кровеносную систему. Постепенно в ногах возникло небывалое ощущение легкости, как будто паришь над землей. Следом невесомость перекинулась на руки. Пенни чудилось, что грудь резко набухает. Сознание расширилось, готовое постичь неведомый прежде восторг.
Окунувшись в нирвану, Пенни начисто забыла про Максвелла. Совершая неторопливые фрикции, тот бесстрастно вглядывался в нее, отслеживая реакцию. Смочив слюной пальцы, он принялся раздражать ей соски, действуя с тщательностью «медвежатника». Затем, не сбиваясь с темпа, взял ручку и сделал очередную пометку в блокноте.
Максвелл умело ласкал внутреннюю поверхность бедер и клитор; неуловимо менял частоту и угол толчков и, в зависимости от эффекта, варьировал глубину проникновения.
– Диафрагма таза подопытной расслаблена до предела, – сообщил он в диктофон.
Рукой в перчатке Максвелл обхватил ее затылок и стал массировать позвоночник, постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Нащупав маленькую точку, его пальцы увеличили нажим.
– Давай объясню, что происходит, – любезно предложил он. – Двумя пальцами я сдавливаю переднюю артерию Гибберта. Этой незамысловатой тантрической технике меня обучил йог в Шри-Ланке, – Максвелл вещал тоном опытного гида: непринужденно и чуть снисходительно. – Без притока крови к паху атрофируется клитор.
Работал он уверенно, даже не глядя. Пальцы двигались споро, со знанием дела. Глаза неотступно следили за ней.
– Тут очень важна твоя реакция. – Его голос звучал приглушенно, и Пенни стоило огромных усилий сосредоточиться. – Поняла? Кивни, если поняла.
Кивок.
– Теперь приготовься. Это не страшно. Главное, не бойся кричать. Дай наслаждению выйти наружу. – Максвелл вдруг помрачнел: – Учти, если сдерживаться, можно умереть.
Снова кивок. Пенни почти утратила ощущение реальности. Удовольствие затопило ее, стирая грань между прошлым и будущим. Не осталось ничего, кроме щемящего чувства восторга. Окружающий мир померк, всё сосредоточилось на пульсирующей энергии в недрах ее тела.
– Сейчас я ослаблю напряжение, кровь хлынет прямиком в твой урис, и ты испытаешь такие эмоции, о каких и мечтала. – После этого напутствия Максвелл убрал руку с ее позвоночника. Пенни показалось, что внутри у нее что-то взорвалось.
– Ори! – скомандовал он. – Не сдерживай экстаз. Не будь тупой ханжой, Пенни. Ори во всю глотку!
Однако ничего не произошло. Поток непристойностей рвался наружу, но она упрямо стискивала зубы. Руки и ноги конвульсивно задергались. Изо рта норовила хлынуть отборнейшая брань, диктофон бесстрастно фиксировал. Пенни подавила вопль. Прохладная ладонь легла ей на шею.   
– У подопытной учащенный и неровный пульс, – возвестил Максвелл, обращаясь к диктофону. – Дыхание слабое, налицо все признаки комы в результате перевозбуждения.
Пенни чувствовала, что умирает. Образ Максвелла поблек и потемнел по краям.
Магнат потянулся и снова взял что-то с тумбочки. Потом обтянутым латексом пальцем приподнял ее трепещущие веки и посветил хирургическим фонариком в зрачок.
– Расширение зрачка заторможено, – провозгласил он, ни на секунду не прекращая размеренно двигать бедрами, чтобы член сновал взад-вперед.
– Чем хуже секс? – рассуждал Максвелл. – Всё на свете – кино, музыка, картины, – созданы, чтобы управлять нами и радовать. – Облизнув два пальца, он стал нежно пощипывать ее набухшие прелести. С новым приливом наслаждения Пенни забыла обо всём; тревожные мысли разом исчезли, испарились. – По тому же принципу работают наркотики, – продолжал он. – Спрашивается, чем хуже секс?
Пенни вздрагивала и корчилась, словно осужденный на электрическом стуле. Конечности судорожно бились, плоть содрогалась как у припадочной марионетки. Язык вывалился изо рта.
– Держись, – строго напутствовал Максвелл. – У тебя шок.
Что-то коснулось ее лба.
– Температура подопытной падает… девяносто восемь с половиной градусов. Девяносто семь с половиной.
«Что-то» оказалось височным термометром. Холодные губы прижались к ее губам. Максвелл. Его теплое дыхание проникло в нее, наполняя легкие.
– Подопытная не дышит.
Его дыхание снова заполонило легкие, пока член заполнял ее до отказа.
– Стараюсь реанимировать подопытную.
В полубреду Пенни по-прежнему ощущала размеренные толчки.
Максвелл проверил пульс на шее.
– Дыши, – настаивал он. – Воспользуйся моим дыханием и ори что есть мочи. Прояви эмоции, – посоветовал он и ровным, безучастным голосом добавил: – Не умирай, ведь тебя ждет еще уйма наслаждения…



Теперь понятно, почему таблоиды прозвали его королем оргазмов. К слову, в ту ночь Пенни первый и последний раз видела Максвелла голым. Впереди ее и впрямь ждало немало секса – иногда даже чересчур, – но без непосредственного участия его половых органов.
Едва Максвелл удалился в ванную, Пенни схватила диктофон и перемотала запись в надежде найти свой истошный вопль. Найти и стереть. Ничего унизительней той мерзости, что лилась у нее изо рта, она отродясь не слышала. Так орут одержимые. Начисто лишенные рассудка. Даже голос ничуть не походил на ее собственный и, казалось, принадлежал дикому зверю, воющему в брачный период на первобытную луну.
Если верить королю оргазмов, этот животный всплеск спас ей жизнь. Так роковой оргазм прошел через нее без ущерба здоровью. Женщина, внушал он, не сосуд, а проводник. Чтобы выжить, нужно пропускать всё через себя.
В перерывах между сногсшибательными оргазмами Максвелл просвещал ее. Проникнув увлажненным пальцем внутрь, буднично пояснял:
– Здесь у тебя мочеиспускательный канал, а здесь… – он чуть изменил угол касания, – здесь находится уретральная губка, именуемая точкой G.
Максвелл продолжал свои изыскания, и всякий раз от его прикосновений по телу пробегала дрожь.
Смазав ладони розоватым с розовой отдушкой гелем, он погрузил два пальца во влагалище.
– Теперь помассируем заднюю стенку купола…
Пенни ничего не видела, но чувствовала – так и есть, поскольку ее трясло и лихорадило от неконтролируемых эмоций. Что бы ни делал Макс, она лишь глубже насаживалась бедрами ему на руку, требуя еще и еще.
– Вот это, – продолжал он, – перинеальная губка, участок эректильной ткани, через срамной нерв, соединяющийся с клитором.
Даже не глядя Пенни знала, что клитор стремительно твердеет. Обделенный вниманием, он тем не менее болезненно набух и лихорадочно пульсировал. Массируя таинственный купол, Максвелл точно жал на кнопки невидимого пульта управления.
– Именно перинеальная губка помогает женщинам достичь оргазма во время анального секса. – Он просунул третий палец, четвертый. – Умница. Сейчас твоя вагина надувается.
Далее последовал рассказ, как от возбуждения своды влагалища растягиваются, образуя проход вдоль шейки матки. Кисть уже погрузилась в нее полностью. При виде исчезающего в ее недрах гладкого, с бледной кожей запястья Пенни глухо застонала.
Остекленевший, рассеянный взгляд мужчины скользил по сторонам, рука же уверенно исследовала потайной мир.
– А вот и матка, – объявил он. – Если слегка надавить...
Пенни непроизвольно зажала кулаком рот и, поскуливая, прикусила фалангу. Из горла рвались непотребные звуки, и Пенни зажмурилась от стыда. В своем наслаждении она уподобилась животному, начисто лишенному самоконтроля. Кошмар почище инсульта, но пусть он длится вечно!..
– Поразительно, – восхищенно заметил Максвелл. – Ты всегда так обильно кончаешь?
Пенни открыла глаза и глянула вниз. Из отверстия над влагалищем вылетела блестящая струйка, оросив Максвелла по локоть, и закапала на простыню.
– Прости, – смущенно пролепетала она.
– За что? – изумился тот, продолжая манипуляции.
– Я обмочилась.
Мужчина расхохотался, свободной рукой взял капельку жидкости, растер между пальцами, понюхал, лизнул и торжественно провозгласил:
– Энзимы. Выделяются из преддверных желез через мочеиспускательный канал, в обход влагалища. – Он поднес мокрые пальцы к ее рту. – Хочешь попробовать себя на вкус?
Даже корчась и извиваясь в нечеловеческом восторге, Пенни не могла решиться на такое. Впрочем, это и не требовалось.
 Максвелл силой впихнул пальцы ей в глотку. Девушка давилась, задыхалась. Но вкус продукт ее чувственности оказался солоноватым и отдавал металлом. Целую мимолетную вечность она не могла ни говорить, ни дышать.
– Ты ведь утверждала, что пользуешься диафрагмой, – укорил Максвелл.
На самом деле, нет. Диафрагма осталась в Джексон-Хайтс – под надежной охраной банковской ячейки «Чейз Манхеттен». Пенни вовсе не пыталась забеременеть; просто не рассчитывала сегодня на секс.
Наконец, пальцы покинули ее рот, открывая доступ воздуху.
– Даже не мечтайте провести меня, мисс Харриган. – Рука по-прежнему сновала у нее внутри, – Если я когда-нибудь женюсь, то исключительно по любви. Видишь ли, пару лет назад мне сделали вазектомию.
Пенни хотела всё объяснить, но не смогла – язык не ворочался от усталости, поэтому она молча откинулась на подушки и погрузилась в пучину удовольствия, пока мужские пальцы ласкали бугорок головку и, по словам Максвелла, смещали уздечку  вглубь кожных складок. При легком надавливании та сдвигалась к ножкам влагалища, именуемым в анатомии «crura». Эти ножки, пояснил он, расположены по обе стороны от  влагалища.
Далее последовала долгая утомительная лекция о неведомом крае, где Пенни не приходилось бывать. Историческая справка о мире, притаившемся в ее недрах. Максвелл поведал, как врачей со времен Гиппократа вплоть до начала двадцатого века целенаправленно учили доводить пациенток до припадка. Используя лишь пальцы и масла, доктора и повитухи лечили истерики, бессонницу, депрессию и еще ряд заболеваний, характерных для слабого пола. Называлось это praefocatio matricis, или «удушение чрева». Даже великий Гален советовал усиленно стимулировать матку до основательного накопления жидкости.
Более того, именно вибраторы были первыми электроприборами. В далеком 1893 году некто Мортимер Гранвилль сколотил себе состояние, когда изобрел вибратор на батарейках. Широкий ассортимент секс-игрушек активно продавался через массовые журналы и каталоги серии «Сирс» и «Робак». Только после эксплуатации в откровенном порно в двадцатые годы, вибраторы стали считаться чем-то зазорным.
Галлен. Гиппократ. Амбруаз Паре. Имена и даты путались в голове. На шестнадцатом веке Пенни заснула. Ей снилось, что она летит с вершины Эйфелевой башни. И столкнул ее Максвелл.