Октавиус. часть четвёртая

                РИЧАРД   ОНИЛЛ
               
 « 15 сентября 1761 года. На горизонте показался острова Майдера. Видимость отличная. Термометр показывает + 80 ь F. Штиль…»               
Полная луна стояла высоко над кораблём.  Во темноте влажной тропической ночи паруса «Октавиуса» висели на мачтах как мокрые тряпки- над окружающей нас безбрежной поверхности океана гулял лишь лёгкий полуночный ветерок и судно еле двигалось вперёд, делая не более двух узлов. Лунный свет потоками врывался через распахнутые окна каюты, озаряя всё до мельчайших подробностей. Совершенно обнажённая из-за жары Элизабет, белая и хорошо видная в нём играла на фисгармонии и звуки её мелодии, вырываясь из окон каюты, таинственно разносились в тишине над застывшим в полночный час океаном- нигде не было слышно других звуков, прекратилось даже извечное поскрипывание корпуса. Сопровождаемый мелодией, я вышел на палубу всё ещё дышащую от раскалившей её дневной жары. На всём корабле горели только кормовые фонари- всё было видно практически как днём. Двое матросов стояли у борти и удили рыбу, точнее пытались это делать, так как судя по всему клёва не было никакого и один что-то настойчиво втолковывал другому, поддергивая удилище.
Доброй ночи, господин!- раздался совсем рядом голос Син-Бен-У, у моих ног было распахнутое окно его каюты, где в темноте тлел огонёк его трубки: Не спиться?
Чертовски жаркая ночь- ответил я: И практически полный штиль. Уже часа четыре как на месте топчемся.
Ваша жена божественно играет- ответил китаец: Я стою и слушаю уже почти час. Хочу что бы эта ночь никогда не кончалась. Стоять в лунном свете и слушать эти божественные звуки…
То ли он и впрямь не был лишён романтики, то ли по своему обыкновению льстил, но тут я и сам был на все сто процентов согласен с ним. Высоко над нашими головами на марсе виден был вперёд смотрящий- судя по всему это был Коу, я уже успел запомнить в лицо практически всю команду и безошибочно узнавал их издали.  Уже больше недели длилось наше плавание, но погода стояла всё это время довольно тихая и мы всего лишь пару раз попадали в лёгкий шторм. Элизабет долго страдала от морской болезни, но возможно благодаря опеки доктора Ингера мужественно переносила все тягости этого путешествия и даже мыли не допускала, что бы сойти на берег. Этим он резко отличалась от Дэниса, который через три часа после начала плавания, разом потерял свой фанатизм, облевал весь кубрик и теперь только и мечтал поскорее вернуться в Англию. Теперь этот слюнтяй только жалобно скулил и я с удовольствием видел как украдкой кто-либо из матросов наддавал ему хорошенько. Разумеется, что жаловаться мне он даже не смел, так как попробовав сделать это один раз, он очень пожалел об этом впоследствии…
Я постучался в каюту Ситтона и услышав разрешение, вошёл. Капитан, сидя за столом в лунном сиянии, ярко озарявшем его каюту, что-то писал в судовом журнале.
Доброй ночи, сэр- сказал он: Скоро должны показаться Канарские острова.
Канарские острова- мечтательно сказал я: Сущий рай как я слышал…
Совершенно верно, сэр- ответил Ситтон ни на миг не отрываясь от своего дела: Однако это испанские владения, а испанцы нас особо не жалуют. Так что останавливаться там не будем- запасов пресной воды хватит нам до Кейптауна...
Отлично- сказал я, после чего сразу же приступил к делу за которым, собственно и зашёл:
 Джон, долгое время всех будоражит вопрос о существовании Северо-Западного морского прохода, позволяющего существенно сократить путь из Западной Европы в Восточную Азию, как в нашем случае из Китая в Англию, без длительного обхода Африканского континента…
Этот путь должен лежать через Ледовитый океан по проливам Канадского Арктического архипелага. В настоящее время для судоходства открыт пролив Дейвиса и море Баффина, Гудзонов пролив, Гудзонов залив и бассейн Фокс…
Я показал на карте одно за другим данные названия.
Ситтон, отвлёкшись от своего занятия, с неподдельным интересом слушал меня.
Так вот, ещё обучаясь в академии, я неоднократно слышал полемики по этому вопросу и мой отец так же много говорил о нём. Баффин вынес вердикт, что никакого прохода не существует и не может существовать, но на нынешний момент очень многие известные в Королевском Географическом Обществе люди оспаривают его и многие просто уверены, что он совершил ошибку в своих суждениях. - продолжил я:  Я знаю, что ни один ещё корабль до сих пор не смог опровергнуть его слова, но только потому что арктические льды не дали им это сделать, так как шли они не в благоприятное для этого время. И очень многие уверены в существовании этого прохода, так же как уверен в этом я, и согласны, что в условиях летнего сезона, когда проход свободен ото льда, то его возможно пройти за один сезон…
Ситтон положил перо на стол и, посмотрев на меня, произнёс: Теоритически это предприятие представляется вполне осуществимым, но вот на практике, сэр эта задача ещё не выполнялась ни кем…
В этот момент начавшийся было наш разговор внезапно оборвался- с марса раздался тревожный крик и в ту же секунду на баке забила рында. Ситтон резко выпрямился, вздрогнул и я, прислушиваясь.
Шквал прямо по курсу- проревел боцман, с грохотом пробегая мимо по палубе: Полундра!
Ситтон вскочил, едва не опрокинув стол, и стремглав вылетел из каюты, я опрометью ринулся к выходу следом за ним и в момент вылетел на палубу. Весь корабль наполнился топотом ног и отборной бранью.
Спустить паруса! - орал Ситтон: Задраить люки…
 На судно издали надвигался какой-то смутный гул, который стремительно приближался.
Выскочившие на палубу люди моментально разделились: одни с ловкостью обезьян полезли на ванты и разбежались по реям; другие бегом рванули, рассыпавшись, по палубе. Кто-то грубо отшвырнул меня с дороги, но я слишком был взволнован на тот момент, дабы обратить внимание на это. Стремительно я слетел вниз в свою каюту, крикнул перепуганной Элизабет: «Шквал! Сейчас тряхнёт! Держись!» и ринулся закрывать окна, после чего снова вылетел на палубу. Успел я вовремя- боцман Обсон захлопнул крышку люка прямо за моей спиной- можно сказать что я успел выскочить в закрывающуюся щель.
Готовься!- крикнул Ситтон и в тот же момент резкий порыв ветра обрушился на судно. Лунный свет в секунду померк, в снастях оглушительно засвистело, силой ветра меня едва не сбило с ног, чудом я успел ухватиться за кольцо рым -болта.
«Октавиус» повалило на левый борт, так что вода плеснулась через планширь, потом он снова выпрямился, встал на дыбы и со всего размаха врезался бушпритом в чудовищный белый гребень огромной волны. Всё судно отбросило назад, его вновь положило теперь уже по самый борт. Целый поток хлынул через нос, прокатившись по баку и шканцам, сметая с палубы всё, что попалось на его пути. Кольцо выскользнуло у меня из рук, я кувыркаясь и барахтаясь в воде, покатился по палубе, тщетно пытаясь зацепиться хоть за что-то. И меня непременно смыло бы за борт, если кто-то не успел бы схватить меня за шиворот как котёнка за шкирку. Через секунду я клёщом вцепился в леер. Шхуна металась во  все стороны, словно разъярённая змея, весь корпус трещал и стонал как живой. Нас мотнуло ещё пару раз и всё стихло- шквал налетел на судно, и подобно злому демону понёсся сеять смерть и разрушения дальше. Вокруг снова установилась тихая лунная ночь- будто ничего и не было. Только слышно было как шипя, льётся через шпигаты с палубы вода. Через несколько секунд я вздохнул с облегчением: «Пронесло!». На корабле загудел нестройный гул голосов, послышалась приглушённая брань, кое-где прозвучал смех. Ситтон устроил короткую перекличку и, убедившись что все на месте, сказал: Всё в порядке, хозяин!
И вполголоса добавил: В следующий раз будьте осторожны, вас чуть не смыло за борт…
Спасибо- промямлил я и что бы скрыть неловкую ситуацию, выкрикнул: Всё команде без исключения выдать дополнительную порцию рома!
Мои слова были встречены всеобщим одобрением, после чего я, отказавшись от услуг бдительного Ингера, и провожаемый насмешливым взглядом Син-Бен-У( по всей видимости уже бывавшего в подобных переделках) спустился в каюту. Элизабет, сидя на кровати и прижимая к груди платье, расширенными глазами смотрела на меня.
Что это было?- спросила она со страхом: Так начало бросать и всё посыпалось вокруг…
Шквал- ответил я: Внезапно налетел шквал. Но всё миновало и мы в полном порядке. Вот что такое океан, дорогая- нрав его крайне коварен.
Элизабет облегчённо вздохнула и я, присев на её кровать обнял её…
После этого ночного происшествия никаких особых казусов больше к не приключалось, хотя признаюсь, что даже Ливерпульская буря показалась мне пустяком по сравнению с этими страшными мгновениями. Все мои былые познания , полученные за время так и незавершённого обучения развеялись как дым: я наглядно убедился насколько белую ворону представлял я из себя по сравнению даже с судовым врачом. Ситтона я теперь слушался беспрекословно- корабль был полностью вверен ему и я подписывал не глядя все предъявляемые мне сметы расходов по плаванию и он никак не злоупотреблял этим. Средних лет, невысокого роста с мягкими чертами лица этот человек редко повышал голос при разговоре и на первый взгляд совершенно не соответствовал своей профессии, походя больше всего на священника или пастора. Про него говорили что он и в самом деле вырос в семье священнослужителя и это несомненно отложило отпечаток на его манеры поведения- он был несколько замкнут и не лишён причуд. Однако грамотности и решительности в морском деле ему было не доставать- эпизод со шквалом только лишний раз доказал это. Полной противоположностью ему был Метью- высоченный, худой и узкоплечий этот молодчик являл собой словно лицо команды: невежественный, чрезвычайно вспыльчивый, он признавал только силу авторитета рангов, отчего дня не было, дабы он не поссорился с кем-то из матросов. Берроу же был чрезвычайно словоохотлив и, не смотря на свой преклонный возраст, мог без устали болтать все двадцать четыре часа в сутки, перескакивая с темы на тему. Однако при этом он был весьма обидчив и отличался злопамятностью, так что особой любовью не пользовался ни у кого, в том числе и меня так же. Однако не смотря ни на что на борту царила атмосфера слаженности  и взаимопонимания, так что наше плавание проходило безо всяких эксцессов. Раза три или четыре видели мы вдали паруса и один раз я даже рассмотрел в свою подзорную трубу высокий корпус испанского галеона, что совсем не обрадовало меня.
«… Девятнадцатое сентября 1761 года. В виду судна показались Канарские острова. Погода стоит ясная, видимость отличная. Полный штиль…»
Миновав Канарские острова, мы направились к берегу Африки, вдоль которого потом и шли, взяв курс к мысу Доброй Надежды. Солнце днём жарило нещадно: палуба раскалялась так, что её приходилось время от времени скатывать водой, смола выступала и пузырилась в щелях настила, липнув к ногам. Дул довольно устойчивый зюйд- ост, ночью сменявшийся феном, несшим частенько звенящие песчинки из Сахары, которые наметало в углы и открытые окна. Стоя в тени кливера на носу, или забравшись на марс, я много часов подряд поначалу наблюдал в подзорную трубу африканский берег, где никогда не был и о котором слышал столько историй и легенд. Но  скоро я отставил это занятие и я вплотную занялся вопросом о Северо-западном проходе, которым плотно занимался вплоть до самого Кейптауна советуясь то с Ситтоном, то к Берроу, то с кому- либо из команды. Элизабет плохо переносила жару- целыми днями она лежала на койке, потеряв аппетит и сильно похудев. Ингер каждые два часа навещал её и в этом отношении я был спокоен полностью. Син-Бен-У целыми днями не выходил из каюты, жара ему так же не была по душе, и скурил столько опиума, что я всерьёз стал опасаться за его рассудок. Дэнис же, наоборот был чертовски рад жаре- почернев на солнце как настоящий африканец, он работал на палубе, часто напевая какую- то песенку и было видно, что он уже вполне освоился на борту. На баке свободные от вахты матросы под палящим солнцем, напропалую дулись в кости, курили трубки возле специальных бочек с водой или ловили рыбу. Ситтон раз в день приказывал опускать в воду парус для купания- так как здешние воды просто кишели акулами и плавать в открытом море было весьма рисковым занятием. Я сам несколько раз наблюдал их плавники в непосредственной близости от судна. В один из дней Метью удалось таки подцепить одну из них и совместными усилиями вытащить на палубу. Это была небольшая метровая мако- одна из самых агрессивных и непредсказуемых представительниц этого семейства. Она яростно билась на палубе и вцепилась мёртвой хваткой в гандшпуг, которым почивал её Метью, пока наконец аккуратно подскочивший к ней Обсон не вогнал топор ей в голову. Рыбу потрошили тут же, прямо на палубе, вырезая челюсти и плавники и от этого пошло такое мерзкое зловоние, что я с отвращением удалился от этого зрелища и был несказанно рад когда растерзанные останки наконец не выбросили за борт…
«Двадцать первое сентября 1761 года. Пересекли экватор. По этому поводу на палубе был устроен традиционный праздник. Были подвергнуты ритуальному окунанию в бочку с водой Р. Онилл, каютный юнга Дэнис Онилл и Элизабет Онилл, чем последняя осталась очень недовольна. Погода солнечная, ветер встречный. Идём в лавировку…»
По почти сразу же устоявшейся традиции я, Элизабет и Ситтон трапезничали вместе, если конечно не был какого либо аврала. Так было и в этот раз, когда с марса раздался долгожданный крик: «Земля!». Мы сразу же прервали свой завтрак. Ситтон мгновенно подошёл к карте, взглянул на компас, сделала несколько штрихов на карте и пошёл наверх. Я отодвинул недоеденный пудинг и сказав Элизабет: «Я на секунду, дорогая!», почти бегом поднялся по трапу следом за Джоном.
Яркое солнце, заливавшее палубу, нестерпимо ударило мне в глаза и я зажмурился, разгоняя яркие блики. Я поднялся на ют, где Ситтон, стоя возле рулевого, смотрел в подзорную трубу на горизонт.
Кейптаун, сэр- сказал он, обращаясь ко мне: Через полтора часа мы будем на месте.
Дул сильный фордевинд и корабль, рассекая форштевнем изумрудно- зелёные волны, на всех парусах стремительно нёсся к берегу. «Октавиус» действительно отличался быстроходностью- коротким галсами мы без труда обошли так же идущий под всеми парусами в расстоянии мили от нас голландский бриг, который судя по осадке не был тяжело нагружен и шёл тем же курсом.
Поворот три градуса на Ост-Зюйд-Ост - приказал Ситтон: Боцман, свистать всех наверх!
Я спустился в каюту и, сев за стол, продолжил неторопливо заканчивать завтрак.
Дорогая, мы прибываем в Африку- сказал я, делая глоток ароматного кофе: Через час мы будем в Кейптауне!
Какое счастье!- радостно вздохнула она: Наконец то я ступлю на твёрдую землю. А то уже, честно признаюсь, это судно стало словно тюрьма. Каждый день одни и те же лица и эта водная пустыня вокруг. Раздражать просто всё начинает, ты уже не обижайся…
Я ничего не ответил ей, но про себя отметил, что в этот раз пожалуй без слов согласился с ней.
«…на горизонте появился Мыс Доброй Надежды. Держим курс на Кейптаун…»



                КЕЙПТАУН

« 25 ноября 1761 года. Наш корабль бросил якорь на рейде Кейптауна. Баковый матрос Генри Эрвин получил лёгкую травму от удара головой об юферс. Корабельный врач Стивен  Ингер оказал пострадавшему необходимую помощь. Никаких  серьёзных происшествий за время плавания не произошло…»
В раскалённом мареве, стоявшем над гаванью высился целый лес мачт разнообразных судов, стоявших на якорях, среди которых совершенно затерялась наша шхуна. Над городом в нагретом словно в духовке воздухе дрожали далёкие очертания Столовой горы, все окна в каюте были распахнуты настежь. Суда стояли чуть ли не борт об борт друг с другом и, казалось, что  с нашего корабля можно было запросто перепрыгнуть на борт стоящего по соседству с нами голландского флейта. На всех палубах мелькали люди, сверкали под солнцем медные детали оснастки, на поверхности воды сияли ослепительные блики, высоко в паутине снастей словно мухи двигались туда-сюда чёрные фигуры матросов. В безветрии флаги многих стран мира, обвиснув, висели на мачтах пёстрыми полотнищами. Жара, отражаясь от водной глади и нагретой палубы обволакивала со всех сторон словно ватное одеяло- прохлады не веяло даже от пропылённой зелени пальм, окаймляющих берег. Вся набережная находилась в бесконечном движении – было впечатление что  варился, кипя, какой-то невиданный  суп из всех красок и национальностей: негры, голландцы, малайцы...
Вокруг царил, опьяняющие ласкавший после тишины многодневного морского похода слух, гулкий гвалт криков, скрипа, стуков и звона- на пристанях сновали толпы чернокожих носильщиков, перетаскивая по шатким сходням в глубокие распахнутые трюмы  флейтов горы всевозможных мешков, ящиков, тюков. Тут же на пристани можно было встретить голландского купца первой гильдии, чинно идущего по каким-то делам в сопровождении готтентота-слуги; проворно снующих арабских торговцев или отчаянно спорящих между собой до хрипоты желтолицых надсмотрщиков. Здесь же невозмутимый чернокожий точильщик, стоящий под своим лёгким тростниковым навесом, окружённый устрашающего вида ножами и мачете, вертел ногой педаль своего колеса с визгом и искрами проводя по вращающемуся камню кривым лезвием сабли. Нищие, дремлющие под сенью пальм; бродячий сапожник с короткой трубкой в зубах; знатный вельможа- вероятно какой-то местный князёк в ярких национальных одеждах, чинно шествующий под огромным опахалом, которое нёс за ним почтительно семенящий слуга…
В первый же день прибытия мы пришвартовавшись, пополнили запас провианта и воды, после чего отошли на рейд и встали на якоре. Отдав приказ: «Команде сойти на берег», я, сев на одну из шлюпок с Дэнисом и Элизабет, так же покинул «Октавиус». Син-Бен-У отправился на берег вместе с нами,  по всей вероятности решать какие-то свои делишки и вскоре растворился в кипящем котле этого царства Голландской  Ост-Индской компании…
 Набережная произвела на меня с первого взгляда отталкивающее до нельзя впечатление своими грязными и весьма мрачными портовыми сооружениями, напомнив мне Ливерпульские трущобы. Сам Кейптаун был сборищем полнейших противоречий,  которые меж тем чудным образом прекрасно уживались здесь: по- европейски христианизированный, но полный мусульман, с Голландским стилем и обычаями, и в тоже время чисто африканскими манерами царящими там. Это место  было почти самой южной точкой Африки, где росли пальмы и кактусы, и в тут же обитали удивительные животные, родной средой  которых были ледяные полярные воды…
Однако я был немного разочарован подобным видом этого континента, о котором столько читал и слышал, представляя в воображении чёрных бушменов с копьями преследовавших рычащего льва в жаркой саванне; эфиопов, ведущих караваны верблюдов по бескрайним пескам Сахары; или чудовищного страшнолицего деревянного идола в болотах Анголы которому в давние времена приносили человеческие жертвы... Однако это был лишь крохотный клочок Африки и в недалёком будущем я хотел войти на борту «Октавиуса» в устье Нила, дабы потом пройти через всю Африку от Египта до Кении и Танзании в озеро Виктория.
Сначала мы хотели совершить длительно путешествие на вершину Столовой горы, дабы полюбоваться оттуда видом на Фалс-Бей и весь Капский полуостров, но в итоге ограничились лишь прогулкой до Кейп- Пойнта.  Там, стоя на самом краю земли, мы, обдуваемые лёгким ветерком, долго смотрели на простиравшуюся перед нами бескрайнюю гладь океана, сверкавшую под лучами солнца. Внизу под нами у подножья отвесной скалы прибой с гулом и пеной перекатывались через чёрные камни. Падение вниз с такой высоты означало верную смерть…
Видишь вот там – я указал рукой, взяв Элизабет за плечо: Море словно небольшим полукругом вдаётся в берег?
Да- ответила она, прищурив глаза от солнца: Будто маленькая лагуна.
Это Ложная бухта- ответил я: Семьдесят лет назад некий голландский капитан Филлип Ван дер Деккен пытался в шторм обогнуть мыс Доброй Надежды. Штурман принял это место за бухту и предложил идти туда, дыбы укрыться от непогоды, но капитан застрелил его и сказал, что ничто не сможет ему помешать обойти мыс Доброй Надежды, чем навлёк на своё судно проклятье. С тех пор во время шторма здесь появляется призрак его корабля «Летучего Голландца» и кто увидит его, тот умрёт.
Выдержав страшную паузу, я посмотрел на Элизабет, ожидая увидеть испуг на её лице, однако она только недоуменно пожала плечами. Как дочь моряка она, оказывается, так же знала эту легенду, только на этот счёт у неё был свой вариант.
Глупости ты говоришь- ответила Элизабет, откинув с лица развевавшиеся от ветра волосы: «Летучий Голландец» огибал мыс Горн в Америке, а не в Африке. И капитана звали Хендрик Ван дер Хел, который во время шторма никак не мог обогнуть мыс Горн. При этом он страшно богохульствовал, чем навлёк на себя гнев Божий и с тех пор вечно скитается по морям…
Мы сначала даже поспорили по поводу страшного корабля, а потом поругались и в итоге окончательно поссорились, оставшись каждый при своём. Так, что потолкавшись с полчаса по Овощной площади, где купили каких-то невиданных фруктов, мы отбыли обратно на «Октавиус». Там спор вспыхнул с новой силой, ибо я привлёк к нему Берроу, но на сторону Элизабет немедленно встал Метью, и вскоре между ними едва не приключилось потасовки.
 Один только Ситтон не участвовал в этой полемике, пожав на мой вопрос плечами и удивившись как только образованные люди могут верить в подобную чушь…
 Вечерело и жара потихоньку стала спадать на нет, с моря подул прохладный ветерок, раскачавший на мачте обвисшее полотно Британского флага. Элизабет вновь уселась за фисгармонию, Дэнис исчез в кубрике, я же, пропустив стакан рома, вновь уселся за карту Ледовитого Океана, полностью углубившись в неё…
Поздним вечером Ситтон, Метью и Берроу сидели в жаркой духоте моей каюты на очередном совете, касавшемся возможности возвращения «Октавиуса» из Китая обратно в Англию не через длительно плавание в обход Африки, а по новому доселе неизведанному пути через Северо- Западный морской проход. Эта идея, как я уже говорил раньше, пришла мне в голову почти с самого начала плавания. С самого момента приобретения шхуны, я знал, что Ситтон имел большой опыт в хождении во льдах- он часто бывал в проливе Ланкастера и довольно хорошо знал эти места. Именно он в наших частых беседах за обеденным столом и послужил тем самым толчком, заставившим меня загореться этой идеей, вскользь упомянув о выгоден будет этот путь для торговых связей для Англии и какие почести ждут того смельчака, кто первым пройдёт через это опасное и непредсказуемое место. Об этом я уже и раньше слышал много суждений, но только слова Ситтона подхлестнули к возникновение у меня этого намерения, которое я захотел осуществить именно в этом плавании, когда корабль окажется не в особо далёком расстоянии от этого места. И я, тщательно подумав некоторое время, решил подойти к нему с этой идеей. Шквал прервал начало нашего первого разговора на эту тему, который правда продолжился в скором времени и в итоге принёс хорошие результаты. Сначала Ситтон отнёсся к моим словам довольно скептически и даже несколько иронично, но видя, что я настроен серьёзно, немного погодя признался, что пройти через Северо-Западный морской проход была его давнишняя мечта, которую он лелеял уже много лет. Частенько  ему доводилось бывать уже в этом проходе, (ходил туда он не только на «Октавиусе»),  причём по его словам несколько раз именно в то самое благоприятное летнее время, когда проход был свободен от льда, но мечте его до сих пор так и не суждено было сбыться. Собственного судна он никогда не имел  и не смотря на все его аргументы, подкреплённые существенными навигационными фактами, сведениями из лоции и идеальными погодными условиями, ни один из хозяев судов, на которых он ходил, так и не решился форсировать это коварное место, предпочитая идти в Азию долгим, но проверенным путём в обход Африки. Снарядить собственную экспедицию он по понятным причинам так же не мог. Ситтон уже и сам было потерял веру в осуществление своей мечты  первопроходца, но как раз в моём лице ему неожиданно подвернулся этот шанс. Мне повезло гораздо больше чем я мог представить: оказалось, что большая часть команды имела опыт ледового хождения, а Берроу был не просто штурманом, а ледовым штурманом. Этот человек оказался настоящей находкой- мало того, что он много лет ходил вместе с Ситтоном к Аляске, в молодости он несколько лет был на службе у русских на Камчатке и несколько раз по сути дела был с другой стороны прохода. Берроу абсолютно разделял его мнение о возможности при определённом времени без особых проблем пройти через Северо-Западный проход. Берроу открыто поднял на смех мои познания в этом вопросе, продемонстрировав в ответ свои расчёты, чем отбил у меня всяческое желание хоть в чём-то возражать ему. Однако смотря ни на что, он так же разделял мою точку зрения и готов был поддержать мою идею. Но совершенно противоположного мнения был Метью. С Ситтоном он плавал меньше года, однако за плечами имел колоссальный опыт ледовых походов, так как в своё время сам был капитаном китобойного судна и почти постоянно ходил от берегов Канады именно в эти места. В существовании самого прохода он даже не сомневался, так как судил об этом не только по карте течений, но и по миграции китовых, а так же некоторых видов морских животных и рыб. Однако твёрдо был уверен, что только сумасшедшие могут надеяться пройти это «проклятое всеми богами место». Их корабль затёрло и раздавило льдами в заливе Дейвиса и только по счастливому стечению обстоятельств большинству команды как и ему удалось вернуться на родину. Поэтому он прямо сказал, что его трижды никчёмная жизнь представляет особую ценность для него самого и поэтому носа больше не сунет туда, что посоветовал делать и нам. Мы не менее десяти раз собирались на обсуждения этого вопроса за время плавания к Кейптауну и до сих пор не могли найти общего решения. Метью был категоричен в своём убеждении, Ситтон и Берроу явно разделяли мою сторону, но прийти к общему знаменателю мы почему-то так и не смогли. Возникающие по ходу дела вопросы в итоге находили решение, но практически сразу же порождали другие, на которые так же нужно было искать ответа. Ситтон уверял, что шхуна вполне пригодна для совершения этого плавания и сможет принять на борт все необходимые запасы и снаряжение. «Октавиус» имел специальную усиленную обшивку, предназначенную для хождения во льду; металлический киль и форштевень, дублированные дубовые шпангоуты, способные выдерживать сильное давление; а так же особые обводы, отличающие его от большинства других шхун этого класса. Эти особенности конструкции он показывал на чертежах самого «Октавиуса», утверждая что прежний хозяин Адамс специально заказал на Беркенхендских верфях шхуну предназначенную именно для хождения во льдах. Адамс занимался торговлей с Россией, поэтому, работая у него, Ситтон несколько ходил именно на Чукотку и кому как не ему лучше всего было знать качества этого судна в полярных условиях. Берроу просчитал, что если мы не будем надолго останавливаться в Китае, то сумеем как раз подойти к проходу в самое благоприятное время для его форсирования. Однако Метью и в этот раз был настроен категорично.
Сэр- сказал он мне со сдержанной вежливостью: Вы отправляетесь не на увеселительную прогулку, а в полярные моря, где господствуют низкие температуры и любой, даже незначительный просчёт обернётся жизнью вам и вашему кораблю. И должны понимать это лучше всех, особенно если учесть ваш личный мореходный опыт, который, простите за прямоту, сэр, равен абсолютному нулю. К тому же команда разбежится кто куда, когда узнает о вашем решении, где вы тогда найдёте людей, имеющих необходимый опыт.
Метью- спокойно ответил я ему: Я хорошо заплачу каждому участнику этого похода и уверен, что когда я обозначу сумму, то желающих сойти на берег будет крайне мало. Вы представляете какая слава ждёт нас потом, когда мы нанесём на карту этот проход и представим её в Британское Адмиралтейство. Да вы будете купаться в деньгах всю свою оставшуюся жизнь!
Не занимайтесь ерундой!- в сердцах сказал Метью, пыхнув трубкой: Если вы задумали покорять арктические воды, то снарядите для этого специальную экспедицию, а не тащитесь туда с бухты- Барахты на малоподготовленном для этой цели корабле, да к тому же ещё и с полным трюмом товара. Для этого нам нужно вернуться обратно в Англию, и причём по обычному пути, как пришли сюда - да это будет чуть ли не в два раза дольше- зато надёжнее. А там уже снарядиться как следует и, ещё лучше будет если вы прихватите с собой пару учёных голов с Кембриджа.
Мы же не собираемся , чёрт, возьми, досконально исследовать эти места!- сказал Берроу: Мы всего лишь должны проскочить по проходу с максимально возможной скоростью к тому же в самые сжатые временные рамки. На карте мы только по мере возможности обозначим неизведанные ранее острова, если таковые, конечно, попадутся нам на пути...
 А соваться туда наобум- всё рано что самому лезть в собой же связанную петлю!- Метью осточертело махнул в воздухе рукой: Сколько судов погибло в том проклятом лабиринте- одному Господу Богу известно только.   
Он сердито выбил золу из трубки в пепельницу и налил себе рому.
Сэр- сказал он, поднимая стакан: За ваше благоразумие!
На том наше собрание и завершилось, причём как всегда не принятием никакого определённого решения. Не смотря на все возражения и аргументы, выдвигаемые Метью, Ситтон и Берроу не имели ничего против моего плана- но на том всё и заканчивалось.  Оба они горячо соглашались со мной, но при этом не проявляли и десятой доли нужной решительности. А для этого дела нужна была только сплочённость команды, подкреплённая неимоверной верой в успех нашего предприятия-тут явно нужен был некий стимул посильнее чем все мои убеждения.
Метью и Берроу вышли, в каюте остались только я и Ситтон.
Чёртовы прохиндеи!- с какой-то злобой в голосе сказал Джон (так он всегда величал голландцев): Только увидев, что мы англичане, содрали с нас за провиант втридорога! Поистине, сэр, эта вода, что сейчас в наших бочках, золотая!
С этими словами он бросил ко мне на стол товарные накладные: Вот полюбуйтесь!
Я махнул рукой, даже не взглянув на них и, подойдя к раскрытому кормовому окну, неподвижно уставился на постепенно исчезавшие в  сгущающейся ночи далёкие очертания стен форта Доброй Надежды. До нас донеслось далекое заунывное пение муэдзинов с минаретов окрестных мечетей, призывавшее правоверных к вечерней молитве. На всей набережной зажигались тысячи огней- жизнь клокотала тут и днём и ночью и казалось, что этот город не спал никогда.
Глупо было бы ожидать здесь какого- либо другого приёма- произнёс я через минуту: Да, Голландская Ост-Индская компания захватила себе поистине золотую точку. Надеюсь, что Британия не слишком долго будет терпеть это положение вещей!
Да, сэр- отозвался Ситтон: Эта гавань имеет поистине стратегическое значение…
Пока мы не открыли Северо-Западный морской путь- перебил я его: Мне нравиться, что вы как никто другой понимаете всю важность нашего предстоящего открытия. И, клянусь громом, оно должно быть сделано англичанами! Хотя я считаю, что и эта точка должна быть под контролем Объединённого Королевства.
Не только вы один, сэр- ответил Ситтон: Мне кажется, что голландцам не долго осталось здесь управлять. Во всяком случае я ещё надеюсь воочию увидеть этот момент, когда в Кейптауне будет база Британской Ост-Индской компании.
На том наш разговор и кончился. На следующий день по полудню мы отплыли и специально по моему приказу прошлись вдоль побережья, дабы показать Элизабет колонию африканских чернолапых пингвинов. Эти небольшие, но очень быстрые птицы, целыми стаями проворно прыгающие с береговых камней в воду, вызвали у неё сущий восторг и огромное изумление. Стоя на баке с развивающемся по ветру платье и волосами, она, раскрасневшись, смотрела на них  в подзорную трубу. Её можно было легко понять: пингвины и в жаркой Африке?! Однако  для меня этот факт не был особой новостью- холодное Бенгальское течение, омывавшее  Боулдерс- Бич создавало все условия для их обитания. После этого мы развернулись и  взяли курс на главный пункт нашего путешествия- Гуанчжоу. Но как только мы вышли с Кейптауна, уже через сутки, погода начала резко меняться в худшую сторону- «Октавиус» попал в полосу штормов, становившихся с каждым разом всё круче и злее. Не смотря на то, что согласие по поводу нашего арктического похода так и не было достигнуто, я приказал Ситтону вести корабль согласно графику, составленному Берроу и лично контролировал его, сверяясь ежедневно по календарю и стараясь не отставать ни на сутки. Однако полоса погодных препятствий уже отбросила нас на двое суток назад, и хотя во временный буфер мы укладывались, это очень волновало меня- до Гаунчжоу оставалось ещё больше полпути. Нам предстояло пересечь Индийский океан.
« 27 ноября 1761 года. Вышли с Кейптауна. Погода стоит штормовая- сила ветра не меньше четырёх баллов, на гребнях волн белые барашки. Идём в лавировку. Видимость плохая. Держим курс на Большие Зондские острова…»



                ГУАНЧЖОУ

«14 января 1762 года. Сделали остановку на острове Ява, где были пополнены запасы пресной воды и провианта. Матрос Стенли Менсон за нарушение дисциплины на берегу был подвергнут наказанию в карцере на трое суток. Держим курс на Филиппинские острова. Погода тихая, видимость ясная…»
По мере приближения к Поднебесной окружающий морской пейзаж стал разительно меняться с каждым днём. Изменился цвет воды, неба и восход солнца стал совсем другим- более насыщенный ярким светом, торжественно освещая облака на небесном своде. В то день, когда мы должны были прибыть, я с раннего утра вышел на палубу и в подзорную трубу долго рассматривал горизонт, надеясь увидеть эту загадочную землю. Дул фордевинд и судно довольно резво двигалось вперёд, делая не менее четырнадцати узлов. Вокруг стали появляться птицы- это говорило о приближении берега, в полдень мы миновали маленькую группу островов на одном из которых возвышалась остроконечная крыша какого-то датсана. Вскоре навстречу стали попадаться рыбачьи джонки- сначала по одной, две, потом небольшими группами и под конец целыми армадами. Находившиеся в них люди в традиционных китайских остроконечных, конусных шляпах и просторных холщовых, часто залатанных одеяниях внимательно провожали взглядами издали наш корабль с гордо реющем на ветру британским флагом. Одни тянули сети вываливая из них на палубу рыбу, другие стоя на мелководье, что-то вылавливали из-за борта- вероятно охотясь за крабами или собирая моллюсков. Весь горизонт словно каплями был усеян светлыми пятнами их парусов, среди которых часто возвышались паруса крупных кораблей так же как и мы, идущих к Кантону или держащих встречный курс в открытое море. В два часа после полудня с марса раздался крик: «Земля!» и вскоре мы уже невооружённым глазом могли различить вдали синие очертания гористого берега. Количество рыбацких лодок существенно увеличилось и вскоре Ситтон приказал убавить парусов, дабы избежать случайного столкновения с ними. Син-Бен-У как только увидел берег изменился в мгновение ока. Извечная сладкая улыбка исчезла с его лица, исчезли и заискивающие манеры, уступив место холодной спеси- даже походка его стала медлительная и степенная, как и полагается имперскому чиновнику. Свысока поглядывая на нас, он беспрестанно (хотя было совсем не жарко) обмахивался веером и тонким и пронзительным голосом часто кричал на своих слуг. Не то, что матросы нашей команды, даже я сам почувствовал себя как-то неловко, и старался лишний раз не пересекать ему путь.
«Повесьте это на фок- приказным тоном сказал он Ситтону, показав мне вытащенный из-за пазухи какой-то яркий флаг или вынтеп: Это знак того, что на борту присутствует государственная персона из кабинета его Императорского Величества. И снимите мешок с бушприта, здесь он уже вам не понадобиться».  Поднявшись на ют, он встал возле Ситтона и начал делать какие-то указания рулевому, показывая капитану рукой в сторону берега, вероятно указывая фарватер. Приблизившись к берегу, мы взяли на траверз устье Сицзян и, зарифив брамселя, начали выходить на створ. Скоро стали чётко видны раскиданные по берегу многочисленные рыбачьи деревни; буйные заросли деревьев, идущих от прибрежной линии до самого подножия гор Байюньшань; живописными вершинами возвышающихся над морем; лагуна реки с диковинным столбом створного знака на крохотном каменном островке, судя по всему служившего своего рода маяком. Миновав входной знак, мы вошли в устье и двинулись вверх по реке против течения, которое в этом месте было довольно сильным- впереди, на расстоянии пяти кабельтовых шло негоциантское судно, на встречу нам сплавлялись к морю вереницы барок, связки плотов и небольшие гребные суда. Вдоль всего берега потянулись обширные рисовые поля, на которых по колено в воде чернели фигуры крестьян; заросли тростника, травяные болота; фанзы; хижины с остроносыми крышами; кое-где на склонах гор возвышались, сверкая медью, башни ступенчатых пагод. Большую часть дня мы петляли по широкому руслу реки, прежде чем перед нами открылись постройки Кантона в бесчисленном количестве облепившие берег и уходящие вдаль от него. Гавань напоминала бассейн торговца живой рыбой: множество разнообразных судов от одномачтовых люггеров до плавучих громад негоциантских кораблей стояло на рейде в ожидании. Между ними туда и сюда сновали корабельные шлюпки, остроносые длинные лодки перевозчиков с высоким навесом на бамбуковых стойках, барки плавучих торговцев, вельботы. На пристанях и доках невозможно было пролезть и мухе- настолько плотно стояли вдоль берегов пришвартованные суда, некоторые в два, а то и три ряда- в основном это были китайские грузовые и рыболовные суда. Изредка попадались стоящие особняком роскошно отделанные корабли каких-то местных сановников, больше напоминавших плавучие дворцы. Непрерывное движение было всюду: на воде, на суше, на пристанях и палубах- казалось что здесь вертится какое-то яркое колесо, настолько огромно обилие красок присутствовало тут- жизнь кипела как лава в кратере вулкана. Сотни тысяч людей одновременно выполняя сотни тысяч разнообразных дел и действий  были участниками этого единого процесса затянувшего в свои недра уже и нас.
Син-Бен-У уже принял на себя полное руководство судном (хотя сейчас ему никто не противился и я в первую очередь) и показал Ситтону направление. Минут через пятнадцать мы уже входили в док, где как я сразу понял было загодя расчищено свободное место для нас. Пока Ситтон занялся швартовкой, китаец подошёл ко мне.
С прибытием, господин- сказал он говоря с явным акцентом, чего за ним никак не наблюдалось раньше: Прикажите приготовиться к выгрузке товара…
Открыть порты, отдраить трюмные люки- приказал я, глядя как на берег наводят грузовые сходни: Господин Син-Бен-У, где ваш товар?
Прибудет через час- ответил китаец: Предлагаю вам с вашей очаровательнейшей супругой подняться на борт моего корабля. По случаю прибытия я даю торжественный обед. Госпожа Блайк, я надеюсь, что вы сегодня окажите нам маленькую услугу и подарите нашему слуху хоть чуть-чуть вашей божественной игры на фисгармонии…
Элизабет зарделась, кусая губы в улыбке. Не смог не улыбнуться и я: Мы с удовольствием принимаем ваше приглашение, господин Син-Бен-У и будем сразу же после  прибытия вашего товара у вас на борту. А сейчас предлагаю спуститься ко мне в каюту и выпить старого доброго хереса за наше плавание…
Через полчаса Син-Бен-У поманил меня на палубу, где указал на пристань со словами: Ваш товар прибыл, сэр Онилл…
В самом деле у самой стенки дока стояло четыре повозки крытые соломой. Я удивлённо посмотрел на Син-Бен-У- этого товара не хватило бы и на четверть трюма. Тот хитро улыбнулся и знаком показал мне спуститься вниз, дабы посмотреть товар. Я откинул солому и обомлел: это был шёлк с императорских мануфактур- необычайно дорогой и редкий товар, который стоил в Европе сумасшедшие деньги и являлся крайней редкостью.
Подарок вам и вашей очаровательной жене за её прекрасную игру. Вот почему это всё подвезли прямо перед погрузкой. – сказал сзади Син-Бен-У: Очень надеюсь, что леди Элизабет сегодня вновь порадует нас своим непревзойдённым мастерством…
Остальной товар уже на доковых складах, всё согласно спискам.  Желаете осмотреть?
Я кивнул и через полчаса, вновь уже поднялся на борт «Октавиуса».
Начать погрузку- приказал я Ситтону, но китаец жестом оборвал меня.
Отпустите команду на берег- сказал он: Мои люди сделают всё- они знают своё дело. А нас ожидает торжественный обед.
В самом деле на пристани возле повозок уже собралась целая толпа носильщиков, стоявших в ожидании приказа. Пока я отдавал необходимые распоряжения Ситтону, погрузка началась и с невероятной скоростью взад и вперёд забегали по сходням люди, заполняя трюмы «Октавиуса» мешками, ящиками и тюками. Мы только и успели сойти с бота на пристань, как отъехала прочь уже первая опустевшая повозка –такой скорости работы я ещё не видел нигде и не успевал поражаться всему что видел. 
Как оказалось, корабль Син-Бен-У пришвартован совсем рядом с «Октавиусом» и скорее всего нас уже давно ожидали тут. Судно Син-Бен-У представляло собой нечто среднее между огромным ларцом искусной работы резчика по дереву и Ноевым ковчегом. Представьте себе огромную пузатую барку с носом, украшенным скалящем пасть драконом, на которой возвышался громадный, протянувшийся почти во всю её длину дом с арочными проходами, галереями с ажурными решётками, и длинной островерхой крышей.  По всем четырём стенам надстройки стояли золочёные статуи богов, на корме возвышалась прямоугольная башня по всей видимости игравшая роль юта. Это было чрезвычайно громоздкая и неповоротливая посудина предназначенная только для хождения по реке или внутренним водным системам- хороший шторм в открытом море растрепал бы его  в считанные часы. По всей видимости эта махина приводилась в движение только силами гребцов, судя по всему располагавшихся на нижней палубе, хотя вполне возможно, что на ней ставили и мачту с парусом, позволявшем этому сооружению ходить по ветру. Нечто подобное я видел в Голландии, а именно плавучие дома- барки, которыми изобилуют Амстердамские каналы, но они ни в какое сравнение не могли идти с кораблём Син-Бен-У ни по размерам, а уж тем более по убранству. Я уже не раз слышал, что подобные суда- дворцы были в большой моде у китайских мандаринов, гуаней и просто богатых сановников со времён глубокой древности. Интересно было бы увидеть императорский корабль- наверное это был настоящий плавучий город. Мы с Элизабет с неподдельным интересом разглядывали это причудливое сооружение в окнах и а палубе которого без конца мелькали десятки людей. Сверху бесшумно опустилась огромная лестница, покрытая красным ковром по которой мы, следуя за чинно шагавшим хозяином, поднялись на борт, где нас уже ожидала целая орава слуг, облачённых в яркие национальные одежды, склонившихся перед нами в церемониальном поклоне. Нас, чуть ли не подхватив под руки, повели вдоль палубы этого диковинного судна- дворца. Признаюсь, что на обед к нему я шёл с большой неохотой в душе. Честно говоря я с большим бы удовольствием отобедал из общего матросского котла на «Октавиусе», чем знакомить свой европейский желудок с особенностями китайской кухни, от жутких подробностей которых либо бросало в дрожь, либо напрочь отпадал аппетит. Сам я по счастью не был знаком с ними, однако впечатлений от рассказов побывавших на подобных обедах получил множество. Самый безобидный из них был рассказ Ситтона, когда несколько лет назад он, будучи в этом же самом Гуанчжоу, и рискнул заказать себе в одном из портовых заведений морской деликатес- каракатицу. Которая по его словам была: «…очень красиво сервирована, но жёсткостью и вкусом напоминала варёную свиную кожу и на следующий день ему казалось, что она ожила внутри него и шевелила своими щупальцами…». Метью, которому так же «посчастливилось» попасть в одно из похожих заведений, был более категоричен на детали, рассказав что мясные блюда у них совершенно пресные и безвкусные, зато овощные гарниры подаваемые к ним приправлены такими специями, что после этого у него: «ещё долго жгло задницу». Но самые жуткие вещи рассказывал боцман Обсон, в неимоверных красках размалёвывая жареных тараканов и кузнечиков, живых змей, сырые обезьяньи мозги и прочую отвратительную мерзость от одного представления которой тошнота подкатывала к горлу. Однако отказаться от этого мероприятия было бы чрезвычайно невежливо и даже оскорбительно, так что пришлось, скрепя сердце, тащить себя туда просто за волосы. Элизабет и Дэнис уже вышли из гостевой и, сопровождаемые привратниками, направились к столовой. Слуги с поклонами распахнули перед нами золочёные ажурные двери и мы вступили в большую столовую залу. Там уже были накрыты столы, возле которых стояли золочёные кресла, посреди зала в круглой чаше бил вверх небольшой фонтан, от пестроты и чисто восточной роскоши рябило в глазах. За столами сидело уже довольно много народу, очевидно сослуживцев или деловых партнёров Син-Бен-У- все они были китайцами и все были облачены в разноцветные национальные одежды. Напротив нас сидела его жена- девчушка моложе его чуть ли не вдвое и двое маленьких толстых мальчика лет восьми и десяти- его дети. Бесшумно появившиеся слуги в чёрных одеяниях и повязках на головах перво-наперво поставили перед каждым присутствующем чашечку крепкого чёрного кофе. Аккуратно взяв её в руки я с неимоверным удивлением втянул в себя душистый, сладковатый аромат восточного напитка. Я никогда ещё не пробовал такого восхитительного кофе и все опасения насчёт дальнейшего обеда отпали сразу же сами собой. Следующим блюдом был суп- ароматный, но весьма пустой бульон с цельными крабовыми креветками и какой-то непонятной то ли лапшой то ли необычайно мелко нарезанной капустой. Чашка была небольшой, осилил я её быстро и только успел отодвинуть, как передо мной возникло блюдо, называемое «Рыбный сундучок».  Это был короткий но весьма толстый стебель бамбука, подобно бочке лежавший на подставках. Сверху на нём была вырезанная крышка. Внутри были мелкие кусочки судака в восхитительном скисло- сладком соусе, это было на вкус бесподобно, несмотря на то что есть приходилось традиционными палочками и я непривычки всё никак не мог справиться с ними. Это был рыбный стол и только и успевал закончить одно блюдо, как передо мной ставили другое, причём порции становились всё больше и вскоре я почувствовал что едва могу повернуться. Но сам обед проходил в крайне непринуждённой обстановке- все разговаривали между собой и смеялись. Син –Бен-У болтал больше всех в момент потеряв холодно- презрительный вид надутого чиновника, мы же втроём, не понимая по-китайски, сначала  беседовали между собой, но потом Син-Бен-У переключил внимание своих соотечественников лично на мою персону. По-видимому он не без удовольствия рассказывал им о плодах нашего совместного предприятия, так как многие из присутствующих с одобрением и интересом начали  смотреть на меня. Как я выяснил несколько позже большинство из присутствующих гостей были мелкой шелухой, однако пятеро среди них занимали довольно высокие должности в Гуанчжоу. Знакомство с ними было мне весьма на руку- необходимые связи нужно было налаживать.
Элизабет сникла уже после первого же блюда, но я мужественно вытерпел всё до конца и теперь мог вполне утереть нос не только Обсону, но и любому гурману- краснобаю: знать надо куда есть ходить! В перерыв перед сладким столом под общие просьбы Элизабет прошла к фисгармонии и сорвала огромную бурю аплодисментов. Но завершающая обед чайная церемония прошла в полном молчании, хотя чай мне совершенно не понравился ни запахом, ни вкусом и я рад был что традиционные пиалы были по меркам европейца «на один глоток». Разу же после чаепития музыканты заиграли мелодичную, трогающую за душу китайскую музыку, рисующую в воображении то высоту заснеженных гор, то полные сочной зелени низины, то неторопливые русла рек…
Внезапно танцовщицы расступились - посреди них стояла Мулан. Взмахнув своими веерами, она точно так же как тогда в «Летучей рыбе» улыбнулась мне и, мерно покачиваясь,бесшумно поплыла на меня… Пиала сама собой выпала у меня из рук, расплескав чай по скатерти, я опрометью вскочил на ноги в ужасе глядя перед собой. Померещилось! Но в самом деле- они танцевали её танец! В голове у меня помутилось, я почувствовал что мне не хватает воздуха и, задыхаясь, на согнутых нога, я выбежал из зала на воздух и почти без сил рухнул на фальшборт, опрокинув голову за борт…
Ричард!- надо мной возникло перепуганное лицо Элизабет: Что с тобой?!
Я медленно поднял голову: меня с двух сторон держали слуги, Дэнис оторопело смотрел на меня, Син-Бен-У, окружённый толпой гостей смущённо- непонимающе разводил руками.
Извините- промямлил я, обращаясь прежде всего к хозяину, вытаскивая свои руки из объятий слуг: Подавился…так вкусно всё было…Жадность…
Атмосфера разрядилась дружелюбным смехом, устало улыбнулся и я, но Элизабет враз помрачнела- складки легли в уголках её лица и взгляд стал жёстким.
Что происходит?- спросила она: Ты побледнел как будто привидение увидел?  Скажи мне!
Но я уже пришёл в себя и со смехом встряхнув головой ответил какую- то дребедень, которая разрядила обстановку и все облегчённо заулыбались- и я больше всех.
Дальнейшее чаепитие прошло без всяких происшествий. В ответ на моё желание осмотреть за время стоянки местные достопримечательности, Син-Бен-У сказал, что побывав в Гуанчжоу и не увидев воочию храмовой комплекс Люжунсы, означает потерять полжизни даром. Кроме того он настоятельно рекомендовал подняться на башню Чжэньхайлоу, откуда открывается потрясающий вид на весь Кантон. Это я и решил сделать на следующий же день, а сегодня так как уже начало темнеть, я принял решение вернуться на «Октавиус». Элизабет вместе с Дэнисом во что бы то ни стало хотели посмотреть ночной город и Син-Бен-У выделил для этой цели им не только повозку, но и нескольких охранников.
С нынешними законами, господин- пояснил он мне: Могут возникнуть проблемы при неосторожном общении с иностранцев с местным населением. Лучше будет если при них будет находиться охрана, по крайне мере избежим неприятностей. Через два дня я ухожу вверх по Хуанхэ, а завтра в четыре часа после полудня жду вас к себе на чаепитие. Чувствую у нас с вами ещё предстоят дела…
Ночная тьма опустилась на город быстро, однако сутолока на пристани не уменьшилась нисколько. По всей набережной зажглись множество разноцветных огней: декоративные красные и белые светильники с иероглифами над входами в различные заведения, жёлтые уличные фонари, стояночные огни судов. Стоя у нактоуза на юте, я при свете палубного фонаря курил трубку, облокотившись на перила и смотря на чёрную, поблёскивающую внизу воду.
Доброй ночи, сэр Онилл- подошёл ко мне вахтенный Бриггс: На борту всё спокойно, никаких происшествий в ваше отсутствие не случилось. На вахте стоят Саймон, Коу и Баллори…
Я кивнул головой и он немедленно удалился на бак. Я спустился в каюту, где на моём столе лежали разложенные карты, лоции, секстант, компас и циркуль и линейкой. Высек огонь и, засветив лампу, несколько раз повернув в задумчивости стоящий у стола большой глобус, остановившись на Арктике.
« 18 марта 1762 года. Второй день стоим в Кантоне. Происшествий на борту не замечено. Проведён ремонт гафеля. Погода солнечная. Ветра нет…»