Из книги династия аномальная зона синий камень!

…Ленанефть-2021 заканчивала разгрузку. Узнав, что я сын знаменитого Ленского речника, капитан любезно согласился взять меня с собой и даже выделил отдельную каюту.
Не зря сибирскую красавицу Лену называют восьмым чудом света. Я стою на «капитанском мостике», и упругий якутский ветер холодит мои губы.
Господи! Хорошо-то как! Огромные вертикальные скалы Ленских столбов. Причудливо похожих то на огромных ящуров, то на баталии воинов великанов из якутского этноса, то на разрушенные минареты, дворцы, купола. Необъятные таежные массивы, простирающиеся на тысячи верст. Необыкновенная гладь реки, сливающаяся с фантастично лазурным небом так, что не видно линии горизонта. Кажется, еще один вдох и я, преодолев земную гравитацию, растворюсь в этом неземном, безмолвном храме под названием «девственная природа».
В рулевой рубке круглосуточно несут вахту по два человека – штурман и рулевой. Перед вахтенным, который стоит за штурвалом, раскрыт огромный альбом - лоцманская карта реки Лены. На каждом листе подробно обозначены все отмели, острова, излучины, судоходная обстановка – створы, буи, бакена, данного участка реки. Пунктиром проложен фарватер, по которому должен двигаться корабль. Штурман, ориентируясь на местности, смотрит в бинокль, находит следующую пару створ. Это белые с черной полосой по средине, деревянные пирамиды. Высота которых, может достигать трехэтажного дома. Створы располагаются на расстоянии от пяти до тридцати километров, в ночное время на них горят мигающие, как на маяке, фонари. Рулевой наблюдает за створами в свой бинокль и ждет, когда одна пирамида спрячется за другую, то есть со – створится и меняет курс, направляя нос корабля на данные створы. Работа творческая, требующая дисциплины и повышенной внимательности.
Чтобы рулевой не потерял бдительность и не задремал на длинных плесовых участках протяженностью по несколько часов, рулевая рубка служит кают-компанией. Здесь постоянно находятся свободные от вахты люди. Пьют сладкий, крепко заваренный чай. Едят соленую, вяленую рыбу и травят флотские байки. После суровых, угрюмых и не многословных якутов, это совершенно другие люди. Разговоры и смех не прекращаются ни на минуту. Каждый наперебой рассказывает истории из собственной жизни или из прочитанных книг. Главное чтоб всем было весело и интересно. Не выходя из рулевой рубки, за неделю можно написать толстую, книгу флотских баек и анекдотов.
На третьи сутки мы подошли к аномальной зоне «Синий камень». Лена здесь делает огромный изгиб, более ста километров. При заходе в зону танкер внезапно окутал сплошной туман. Стоя на «капитанском мостике», я не мог разглядеть свои ноги, вытянув перед собой руки, я их не увидел, настолько плотный был туман. Стало темно и сыро. На какой-то миг я ощутил себя вновь в той яме, только заполненной молоком. Найдя на ощупь входную дверь, я вошел в рулевую рубку, где работал локатор, эхолот и гирокомпас. Ход сброшен на «самый малый». Посторонних в рубке ни кого не было. Я встал у гирокомпаса, так чтоб не мешать штурману. В полумраке видел сосредоточенные и полные решимости лица вахтенных, следящих за приборами. Через двадцать минут, «молоко - туман» так же внезапно исчезло, как и появилось. Выйдя на траверс со скалой «Синий камень», я увидел, как картушка гирокомпаса повернулась на 30-35 градусов. Заглянув в экран локатора, я заметил, что курс танкера остается неизменным. Эхолот зашкаливал показывая немыслимую глубину. В этот момент сработала аварийная защита, гирокомпас и эхолот отключились, зазвенели электрические звонки, замигали лампочки. В рубку вбежали электромеханик с помощником. Они вскрывали панели пультов управления, замеряли параметры приборов. Как только танкер вышел из аномальной зоны, звон и мигание сигнализации прекратились. Скептически настроенный капитан объяснил все очень просто:
 – Приборы перегрелись и потому начали показывать всякую ерунду. Хотя раньше такого за ними не замечалось. Но ведь все когда-то случается в первый раз. Хорошо, что это случилось сейчас на реке, а не в море Лаптевых, когда без этих приборов мы были – бы как без глаз. Сейчас придем в Пеледуй, вызовем электронщиков, пусть разбираются.
– Вы не могли бы высадить меня здесь, –  Обратился я к капитану.
Капитан посмотрел в лоцманскую карту, почесал затылок, подумал и сказал:
– Во-первых, здесь очень сильное свальное течение и танкер может развернуть. Во-вторых, за фарватером можно напороться на подводные скалы. Ну, а в-третьих, мы флотские хоть и не суеверные, да вот только охотники говорят, что здесь ётти живет. Они сюда даже по грибы не ходят. Зачем его беспокоить. Ты сядешь на самолет и улетишь, а нам здесь еще не один рейс предстоит сделать. Уж лучше я тебя в Пеледуй как белого человека доставлю. Прямо к праздничному столу. Через два часа будешь бабушкины пирожки отменной самогонкой запивать. А там, если желание не пропадет, возьмешь лодку и приедешь.

  «Синий камень» представляет собой скальный хребет без растительности и действительно  синего цвета, в центре которого нерукотворный котлован огромных размеров. Возможно в незапамятные времена, на огромной скорости сюда врезался пришелец из космоса. Был ли это метеорит или огромная летающая тарелка неизвестно, только вот котлован получился феноменальный. Пласты твердого скального грунта поставлены вертикально и пришелец засыпан обломками скал. Радиоактивный фон повышен, как в чернобыльской зоне, но с каждым годом уменьшается.

Фото 181: Синий Камень в дымке
Первые путешественники, побывавшие в Сибири и оставившие после себя письменные свидетельства, утверждали о проживании здесь мифических северных народах – песеглавцев, (людей с собачьими головами). О двуликих и одноглазых чудовищах. О людях, голова которых находилась в туловище. Авторы описывали этих обитателей северных широт:
 «Крайне некрасивые, нечистоплотные и отвратительно пахнущие. Они едят только сырое мясо диких зверей, своим разумом не отличаются от животных и делают себе одежды из звериных шкур, с которых волосы не сняты. Своим хозяином или Богом они считают великана  Ётти,  который якобы в самое трудное время привозит им на оленях еду и лекарство».

 Оставленные сведения сказочные, однако, в основе их лежат действительные плавания любознательных путешественников и завоевателей викингов на дальний Север. К сожалению, до сих пор историками не изучен общественный строй этих древних обитателей нашего Севера – современников могучего Киевского государства. А ведь наскальные росписи их пещер на реке Пеледуйке, говорят о древнейшей цивилизации, исчезнувшей по неизвестным причинам. 
 По всем признакам сейчас можно предположить, что это были радиологические мутанты. В нескольких километрах от «Синего камня» расположено древнейшее поселение. Старожилы называли его деревня Шеина. Соответственно и все жители испокон веков были Шеины. Старикам из поколения в поколение передавалась легенда:
– Когда с неба в тайгу на «Синий камень» упало солнце, а из него вышел и поселился в горах Ётти, голова у всех наших родичей начала врастать в туловище, а дети стали рождаться без шеи.
Первые путешественники, побывавшие в этой деревне, отмечали характерную особенность ее жителей:
–  Низкорослые аборигены, покрытые шкурами животных. Ноги кривые – колесом, но бегают быстро. Основное их отличие – отсутствие плеч и шеи. Голова растет прямо из туловища. Глаза круглые навыкат. Сильно потеют и имеют резкий специфический запах.  Можно предположить, что от повышенного радиационного фона щитовидная железа была сильно увеличена. Отсюда и глаза навыкат, и сильная потливость, как у чернобыльцев.
Поклоняются  Ётти, живущему в каменном дворце. Скала, у которой расположен алтарь для жертвоприношения, очертаниями напоминает вход во дворец».

Фото 182: Здесь живёт Ётти
       В каменном дворце живет Ётти. У подножья  скал,  за лесом, течет Пеледуйка впадающая в этом месте за деревней Шеина в Лену.


Фото 183: Скульптура вблизи Синего Камня
 Огромная скульптура с шестиметровой, головой не считая туловища. В руке, у нее горит лампа - алмаз. Местные жители считают, что это памятник Ётти. Вниз по течению реки Лены расположен «Синий камень».
*
Два дня я находился в поселке. Нашел охотника – старожилу с фамилией Шеин, согласившегося забросить меня в аномальную зону. Взял фотоаппараты, продукты, удочки и двух молодых людей,  узнав о моем маршруте они напросились ко мне в помошники.
Охотник оказался матершинником, скептиком и большим занудой, он постоянно о чем-то говорил и говорил, после каждого приличного слова вставляя два, а то и три нецензурных. Ни в каких Ётти он не верил.
– Те места хитрый и умный медведь облюбовал. Там грибов, ягод много. Дичи всякой. Вот он и отпугивает всех пришлых. Делает это так, чтоб его никто не видел, а вот присутствие его постоянно ощущал. Я однажды хаживал в тех местах. Жутковатое ощущение, скажу вам, когда за тобой постоянно зверь следит. И насчет лешего тоже брехня. Хоть я и заплутал там трошки, чего раньше отродясь не бывало. Но объясняю это просто: у человека правая нога, как и рука, развита лучше, вот он и делает правой ногой шаг шире, потому и ходит по кругу». По ручьям там золотишко водится.
  В конце концов, его болтовня начала утомлять. Но он не унимался и продолжал разговаривать сам с собой.
– И что, людям дома не сидится? Так и тянет их в гиблые места. Я-то ладно за водку увезу  да вернусь пировать. Разговор прервал взревевший лодочный мотор и мы, наконец-то отправились навстречу приключениям.

Подъехав к «Синему Камню» буквально в том месте, где на танкере отказали приборы, внезапно заглох мотор. Охотник, в резко наступившей тишине, выдавал такие трехэтажные трели, что у нас уши в трубочку свернулись. Отсев маты можно было с  трудом понять следующее:
 – Да чтоб мой «Вихрь» когда-нибудь заглох. Пусть мои мозги налимы высосут. Ни когда такого не было и быть не может. Это наверняка вода в бензин попала.
 Он выбрался из-за штурвала, снял колпак с «Вихря» и начал веревкой заводить мотор, накручивая ее на маховик.
Закрыв глаза, я увидел огромную каменную голову в тяжелом шлеме с козырьком. Взял карандаш, поставив число, время и сделал первые наброски в своем журнале. Мотор вскоре завелся. Охотник в недоумении, пожимая плечами, с матами сел за штурвал. Через несколько минут мы причалили к берегу. Выгрузили свое нехитрое снаряжение. Не заметно я спрятал под брезент лежащий в лодке старенькое ружье и патронташ, которое пытался оставить нам охотник.
После долгих объяснений по поводу надежности своего «Вихря», он наконец-то сел в лодку и отправился в обратный путь. Когда, но поравнялся со скалой «Синий камень», мы услышали громкий хлопок, наподобие выстрела, мотор заглох и от лодки повалил черный дым. В бинокль я увидел, как охотник накрыл горящий мотор брезентом и дым прекратился. Вскоре «Вихрь» вновь взревел, я увидел, как лодка направилась к нашему берегу:
 – Наверное, вспомнил еще какую-нибудь историю? Нет, он просто хочет выматериться прилюдно. Не может же человек сам себе маты высказывать и убеждать, какой у него замечательный мотор, –  размышлял я, вслух не опуская бинокль.
Один из моих спутников разводил костер, другой распутывал удочки, закидушки и переметы, готовясь к рыбалке. Лодка, шурша о гальку, причалила к берегу. Ребята, с трудом сдерживая смех, слушали монолог, не поддающийся переводу и литературной обработке. В конце концов, не в силах сдержаться, схватились за животы и начали громко хохотать. Охотник махнул рукой и первый раз, за все время улыбнулся.
–  Вам бы только ржать над старшими. А я вот вернулся, чтоб вас дураков защитить. Ружье-то вы в лодке забыли. Нельзя в тайге без ружья.
 Он смачно выругался, положил ружье и патронташ на камни, сел в лодку и многозначительно указав в сторону леса веслом.
–  Я то конечно в это не верю, но старики рассказывали, стоит охотнику на миг зазеваться, как он оказывается на том же месте, откуда вышел. Глядите в оба и рот не раскрывайте, –  он уперся веслом в каменистое дно, оттолкнул лодку от берега и добавил, –
 «Всегда найдутся эскимосы, которые будут учить негров, как им есть бананы в Африке».
 Он еще раз выругался, дернул веревкой маховик и умчался к противоположному берегу. Через несколько минут ровный писк «Вихря» стих за речным мысом.

*
 Повесив на шею фотоаппарат «Зенит – ЕТ», отметив в журнале время, я отправился в тайгу. На небе не было ни одного облачка. Взяв за ориентир солнце, отмечая и фотографируя особые приметы на маршруте, я в течение часа двигался в одном направлении. Сосновый бор был настолько чист, что можно было в любую сторону проехать на легковой машине. Ни какого бурелома, как в настоящей тайге. Ни одного  сваленного дерева или засохшего кустарника. Песчаная почва, слегка присыпанная хвоей, как в городском парке. По мере удаления от берега, с каждым шагом я чувствовал все более гнетущее состояние. Казалось, что за мной действительно кто-то следит. На уме крутился псалом А.Галича:

Я вышел на поиски Бога.
В предгорье уже расцвело.
А нужно мне было немного-
Две пригоршни глины всего.

И с гор я спустился в долину,
Развел осторожно костер,
И вязкую красную глину
В ладонях размял и растер.

Что знал я в ту пору о Боге
На тихой заре бытия?
Я вылепил руки и ноги,
И голову вылепил я.

И, полон предчувствием смутным,
Мечтал я, при свете огня,
Что будет Он добрым и мудрым,
Что Он пожалеет меня!

Когда ж он померк, этот длинный
День страхов, надежд и скорбей,-
Мой бог, сотворенный из глины,
Сказал мне:
- Иди и убей!..

И канули годы.
И снова –
Все так же, но только грубей
Мой бог, сотворенный из слова.
Твердил мне:
- Иди и убей!

И шел я дорогою праха,
Мне в платье впивался репей,
И бог, сотворённый из страха,
Шептал мне:
- Иди и убей!

Но вновь я печально и строго
С утра выхожу на порог-
На поиски доброго Бога
И – ах, да поможет мне Бог!
 
И вдруг я услышал щелчок наподобие электрического разряда. В тот миг мне показалось, что я проснулся, хотя каждый свой шаг помнил четко. Передо мной стояла толстая раскидистая  сосна. Она отличалась от всех огромными ветвями, которые росли почти от самой земли. В то время как все остальные сосны были гладкие, высокие, корабельные. С кисточкой ветвей на макушке. Точно такую же ветвистую я встречал и фотографировал вначале своего пути. Внезапно со всех сторон небо стали заволакивать кучевые облака. Сфотографировав сосну, отметил в журнале время, развернулся на девяносто градусов. Пройдя по своим следам не более двадцати шагов, увидел огромный отпечаток голой стопы, около пятидесяти сантиметров в длину. След был четким. Как будто кто-то хотел испугать меня. Проходя по этому месту минуту назад, я не мог его не заметить.
 Обратно шагал с той же скоростью. Но! Через пятнадцать минут очутился у зимовья. То есть сорок пять минут я не существовал в этом времени и пространстве. За время моего отсутствия ребята успели наловить рыбы и сварить уху.

У зимовья почувствовал непосильную тяжесть во всем теле. Казалось еще мгновение и потеряю сознание. Опустившись на колени возле огромной сосны, которая была обвязана якорной цепью, обхватил ее руками, прижался всем телом и услышал голоса:
– Знаешь ли ты свое имя?
– Я сын Божий!
– Не обуяла ли тобой гордыня? Не тяжела ли ноша?
– Во Славу Твою Господи все дела на земле творю.
– Горе человека в том, что он постоянно торопится. Торопится суетно, бесплодно. Суета не увеличивает добра в мире. Вошла в мир дьявольская  торопливость и поспешность. Противопоставь всякому выражению зла – быстроту и горячность в сотворении добра. Всякой лжи – ИСТИНУ. Всякой тьме – СВЕТ. Чем клясть тьму – лучше зажги свечу!
– Быстрота раскаяния после любого прегрешения вольного или не вольного.
– Быстрота прощения согрешившего пред нами брата.
– Быстрота отклика на всякую просьбу.
– Быстрота отдачи ближнему всего, что может вывести его из беды.
– Вот горячности, которые поставь на служение.
– ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ –  спасение и жизнь вечная.
Голоса стихли.
Теперь я наблюдал за происходящим как бы со стороны. Мои спутники брызгали водой на лежащее возле сосны тело. Трогали пульс. Делали искусственное дыхание. Наконец подняв за руки и ноги, потащили к реке. Я открыл глаза и с улыбкой сказал:
– Я же вас предупреждал, не переносите тело с места, на место, а то я вернувшись из астрала, не найдя его и вселюсь в кого-нибудь из вас.
Ребята с вытаращенными от изумления глазами плюхнулись возле меня:
–  На счет остановки сердца вы нам ничего не говорили, пульс у вас совсем не прощупывался. Мы думали с сердцем плохо.
– Ладно, проехали. Давайте уху хлебать.

День подходил к концу. На небе, как и с самого утра не было ни одного облачка. Жара спадала. Казалось, что все комары Якутии слетелись к нашему зимовью и готовы сожрать нас заживо. Единственное спасение было у реки. Легкий бриз отгонял комаров от воды. На вечерней зорьке начался необыкновенный клев. Ребята были довольны и много шутили:
«По этому поводу у нас есть тост:
Кто ест червяков?
Рыба.
Кто ест рыбу?
Ондатра.
Кто ест ондатру?
Медведь.
А кто ест медведя, ондатру, рыбу и остальную живность?
Червяк.
А кто главный враг червяка?
РЫБА! 
Так выпьем за рыбаков, которые не щадя своих сил и здоровья используют червяков для наживки! Единственных людей на Земле так активно борющихся за сохранение окружающей среды!
Попавшихся на удочки гольянов и ершей рыбаки аккуратно наживляли на крючки - тройники на переметах и закидушках. Мотовилу, к которой был привязан конец толстой лески, придавливали тяжелым камнем. У самой воды втыкали в песок заостренную ветку с тонким гнущимся прутиком, к которому привязывали леску. Раскрутив свинцовое грузило, ловко забрасывали перемет в реку. Хищник заглатывал мелкого живца, и прутик начинал дергаться. С радостным возгласом:
 «Клюет!!!» Рыбак бросал свою удочку и бежал к перемету, в ожидании более крупного улова.

Я лежал на огромном, теплом, отшлифованном ледоходами, водой и временем валуне  и думал: «Какие все-таки разные люди живут в этом замечательном крае и отличаются они не только разрезом глаз, но и своим темпераментом, своим поведением. Одни угрюмые и не многословные обремененные тайными знаниями, пришедшими из глубин веков, передаваемые из поколения в поколение. Другие простодушные, веселые и открытые как младенцы впервые увидевшие небо. Знающие лишь то, чему научили их в общеобразовательной школе, безродные советские учителя».
Вдруг в какой-то момент я услышал смех, голоса и всплески воды. Подав знак ребятам, я прислушался. Вокруг была безмолвная тишина. Один рыбак поскользнулся на камне, плюхнул сапогом по воде  и выругался. Примерно через десять секунд эти звуки и слова без искажения вернулись к нам. Будто бы кто-то включил магнитофонную запись.
 Кто был в горах, то наверняка знает, что такое эхо. Когда сказанные вами слова, отражаясь от скал, многократно повторяются постепенно затихая. Причем чем громче ты кричишь, тем дольше перекатывается эхо. В детстве у нас были заготовлены специальные кричалки. Новичка просили громко выкрикнуть приготовленную фразу, например такую:
 – Кто украл мои унты?
 А эхо перекатывалось и повторяло постепенно затихая:
– Ты! Ты! Ты!»  Все дружно смеялись, показывали на новичка пальцем и кричали:
– Это ты украл унты!
Но здесь было совсем иначе. Назвать эхом, полностью возвращающуюся один раз без искажений фразу, было сложно. Мы пробовали говорить шепотом. Но и он возвращался ровно через десять секунд с теми же интонациями что и оригинал. Ощущение было жутковатое, но интересное. Один из моих спутников не выдержал и бросился к зимовью. Зарядив ружье, он выстрелил дуплетом вверх. В вечерней тишине звук был словно из пушки. Через десять секунд я прикрыл уши руками и услышал гром среди ясного неба.
– Вот поэтому я и не хотел вас брать с собой. Поэтому и ружье в лодке спрятал. Ты можешь объяснить, зачем ты это сделал, –  спросил я, забирая ружье.
– А что он передразнивает.
– Кто Он!
– Ну, кто, кто? Ясно дело – Ётти.
– Эх ты темнота. С природой дружить надо, изучать ее. А ты в небо с двух стволов палишь. Взял и своей выходкой все испортил. Неужели ты не знаешь, что взмах крыльев вспугнутой бабочки на одном краю земли, может вызвать разрушительное землетрясение на другом краю.
Буквально через десять минут поднялся ветер, зашумели деревья, клев прекратился, пошел мелкий дождь. По гладкой поверхности реки вначале побежала мелкая рябь, которая в считанные минуты превратилась в высокие, с белыми бурунами на верхушках волны. Стало темно и холодно. Ребята, молча, разожгли печку – буржуйку. Наломали веники, которыми стали выгонять комаров из зимовья. В это время года ночи здесь светлые. Солнце скрывается за горизонтом на два часа и вновь вспыхивает алой, но уже утренней зорей. Но небо было затянуто тучами, поэтому наступили довольно приличные сумерки.
 Я лежал,  закинув руки за голову на нарах сколоченных из двух широких досок, почерневших от времени, расположенных вдоль стены. Посредине зимовья стоял такой же почерневший, массивный стол. На столе горела керосиновая лампа. Мои спутники молча сидели у открытой печки, чистили рыбу и бросали ее в берестяную двухведерную торбу, наполовину наполненную крутым тузлуком – соляным раствором. Рыба была разная - сорога, елец, окунь, сиг. Через два часа торба была почти полная.  Крупных рыб попавшихся на переметы и закидушки посолили отдельно и упаковали в мокрый брезент с сочными травами. Здесь были небольшие таймени, ленки, щуки и крупные окуни. Молчание длилось недолго. Радость за удачную рыбалку переполняла рыбаков. Они начали обсуждать, как вытаскивали из воды ту или иную рыбу.
– Представляешь, сколько бы мы могли наловить? Если б ты с перепугу из ружья не начал палить.
– Да представляю! До утра пришлось бы чистить».
Ребята вновь шутили и весело смеялись. Далеко за полночь, напившись сладкого чая, наконец-то угомонились. Подшуровали печь и легли спать на нары расположенные вдоль стенок зимовья....
Продолжение следует...