Волчица

   Оставшись один, Артем, наконец, смог спокойно осмотреть доставшееся ему жилище – тесную комнатенку, обставленную вполне по-спартански. Продавленный диван, стол, колченогий стул, старый немецкий шкаф с не закрывающимися дверцами и множество картонных коробок, загромоздивших все пространство и без того маленькой комнатки. Никаких излишеств, кроме двух полок с книгами. Артем подошел поближе: Михаил Успенский, «Ночь в тоскливом октябре» Роберта Желязны, «Желтая стрела» Пелевина, Буджолд, пухлый томик Порри Гаттера и Говард – «Джентельмен с Медвежьей речки». Артем обожал истории про Конана, но, поглядев на обложку (там был изображен ухмыляющийся в тридцать два зуба ковбой с ружьем в руках), понял, что про благородного варвара здесь не будет ни слова.

   Поставив книжку на место, Артем плюхнулся на диван с засаленной свекольной обивкой и закрыл глаза.

   Он не намеревался застрять в этом городишке. Но его приятель, который был должен отвезти его на машине к месту назначения, задерживался на несколько дней по каким-то своим не вполне ясным причинам. Сегодня утром, когда Артем, как забытый пингвин, топтался на вокзале, не зная, куда податься, приятель звякнул ему на сотовый и, не вдаваясь в подробности, продиктовал адрес, где можно остановиться на несколько дней.

   Городишко совсем не нравился Артему – сущая деревня. Несколько пятиэтажек на главной площади рядом с вокзалом, незаасфальтированные улицы, украшенные коровьими лепешками, пыльные тополя и неопрятные американские клены, полынь и лебеда. Из достопримечательностей – бюст какого-то Волкова на привокзальной площади и сама площадь с кафе "Орион". «Даже прогуляться негде, – раздраженно подумал Артем. – И поболтать не с кем».

   Кроме Артема, в этой четырехкомнатной квартире обитала Мария Ильинична, дама средних лет с сединой в черных волосах, худая, как щепка, непрерывно курившая тонкие сигареты в длинном мундштуке, молодая семейная пара, постоянно ругавшаяся между собой, и дядя Федор – алкаш неопределенного возраста, хоть и шумный, но совершенно безобидный.

   – Че приперся-то? – вопросил его Федор, когда Артем только появился в квартире. – Дома не сидится?.. Сотку не одолжишь поправить здоровье?

   Артем молча вручил ему деньги и поспешил скрыться в своей комнате. Такое начало ему совсем не нравилось.

   – Надеюсь, Вован быстро разберется со своими делишками, – проворчал парень. Тяжело вздохнув, он поднялся с дивана и вышел в кухню – поставить кипятиться чай.
Водрузив чайник на газовую плитку, он уселся на табурет и стал смотреть в окно – на гаражи, на грядки с цветущей картошкой и покосившиеся деревянные домики, полускрытые ночной тьмой.

   В кухню величественно вплыла Мария Ильинична – настоящая аристократка в черном шерстяном платье с кружевным воротником. Наманикюренной рукой она отняла от губ мундштук с тлеющей сигаретой и хрипло произнесла:

   – Не боишься ночевать в этой комнате?
   Артем в удивлении взглянул на нее.
   – Почему я должен бояться?

   Мария Ильинична раскрыла свой холодильник, достала оттуда бутылку с темно-коричневой жидкостью (этикетка гласила: «Водка Московская»), разлила ее в две рюмки и подала одну Артему:

   – Ну разумеется, – она усмехнулась, приподняв уголки губ. – Ты же ничего не знаешь. Люди болтают о проклятьи Бирюковых…

   Артем засмеялся.
   – Проклятье Ашеров звучит… Проклятье «Черной жемчужины» тоже. А вот проклятье Бирюковых – просто комедия, на мой вкус. Какое проклятье в коммуналке?

   Мария Ильинична тоже рассмеялась и отпила из своей рюмки. Артем последовал ее примеру. Жидкость оказалась хорошим коньяком, а Мария Ильинична продолжала:

   – Может ты и прав. Ты ведь не Бирюков, верно?
   – Нет, я Серов. Как художник.

   – Ну, так я желаю тебе хорошо провести здесь время, Артем Серов, — женщина вставила в мундштук новую сигарету и задымила. – Спи спокойно и проснись.
   
   Артем пожал плечами и выключил огонь под своим чайником. Не говоря ни слова, он налил в чашку воды и отправился к себе.

   Спал он действительно спокойно, и всю ночь ему снилась заснеженная тайга под полной луной.

   Проснулся он от громогласного мата Дмитрия и визгливой брани его жены. Перевернувшись на другой бок, Артем попробовал заснуть снова, но это было совершенно невозможно: скандал разгорался и вот, наконец, послышался звон бьющейся посуды. Потом в яростную ругань вклинился брезгливый голос Марии Ильиничны; голоса стихли, хлопнула входная дверь. Тяжело вздыхая, Артем выполз из-под одеяла, натянул джинсы и поплелся на кухню.

   – Доброе утро, – буркнул он Марии Ильиничне, варившей кофе в джезве с засохшей по краям кофейной гущей, и зареванной Ольге в игривом халатике в цветочек.

   – Все мужики сволочи, – заявила она в ответ злобно и удалилась, оставив на полу осколки бледно-голубой супницы.

   Мария Ильинична никак не прокомментировала эту сцену. Сняв кофе с огня, она уставилась на Артема темным взглядом.

   – Ну как там наше привидение?
   – Какое привидение? – удивился Артем. – Я спал, как младенец… Спокойно, между прочим, пока не проснулся, — он кивнул в сторону двери.

   – Я тут кофе на двоих сварила, – продолжала Мария Ильинична как ни в чем не бывало. – А привидение самое обыкновенное… Ему уж лет пятьдесят. Увидеть его, правда, нельзя, но зато почувствовать… Оттого хозяин и не живет здесь, так, устроил здесь склад ненужных вещей, которые все же жалко выкидывать.

   Артем промолчал. Нельзя сказать, что он не верил в потусторонее, в чудеса, но грязная коммуналка совсем не место для призраков, так он считал. Но, вернувшись в свою комнату, он понял, что призракам, собственно, все равно где жить. Коммуналка так коммуналка; привидения, судя по всему, вовсе не снобы, и персональный санузел им ни к чему...

   На диване, на котором валялись еще скомканные простыни, возлежала волчица.

   Артем так и застыл в дверях, глядя прямо в янтарные глаза зверя. Страху не нашлось места в его душе, там помещалось только безмерное изумление; он не знал, чему удивляться больше – то ли самому явлению привидения, то ли необычной масти волчицы. Она была ярко-синей, как молодые цветы медуницы, и смотрела на парня немного печальным янтарным взором. Артему она по-казалась необыкновенно красивой.

   Подойдя поближе, он опустился на колени рядом с диваном и коснулся рукой ее шерсти. Она была теплой и мягкой и вкусно пахла.

   – Красавица, – прошептал Артем и несколько раз провел рукой по спине волчицы, а потом уткнулся носом в ее теплую густую шерсть, а она лизнула его в ухо.

   – Так ты и есть проклятье Бирюковых? – спросил Артем. В его голосе сквозила ирония. – А почему я тебя не боюсь?

   Волчица нетерпеливо шевельнулась, спрыгнула с дивана и клацая когтями по полу, подошла к двери. Оглянувшись на Артема, она удостоила его долгим печальным взглядом и прошла сквозь обшарпанное кирпичного цвета дерево. Артем совсем не удивился: призрак на то и призрак, чтобы проходить сквозь стены. Больше всего его удивляла его собственная реакция на появление синей волчицы на своем диване: он не испытал ничего, что обычно испытывают герои историй о призраках – только нежность, восхищение прекрасным зверем.

   Днем Артем отправился на берег реки – немного побродить перед сном. Спустившись по узкой крутой улочке, он оказался на песчаном берегу, заросшем жесткой травой. Закатное солнце окрашивало воды неширокой реки желто-алыми красками, слепя глаза блескучей рябью. Сняв ботинки, Артем зашел в воду и, наклонившись, сполоснул лицо.

  – Привет, – раздалось за его спиной.

   Вздрогнув, он обернулся. Перед ним стояла девушка в синем платье; темные волосы рассыпались по плечам. Он сразу узнал ее.

   – Это ты? – произнес он, чувствуя, как в сердце вспыхнула радость.
   – Это я… Я правда тебе так понравилась? – спросила она кокетливо. – Должна тебе сказать ты сильно рисковал.

   – В каком смысле? – Артем уже выбрался на берег и стоял рядом с девушкой, держа ботинки в руках.

   Она грустно взглянула на него.
   – А ты не знаешь? Баба Маша наложила на меня не простое заклятье, а… заразное. Любой, кто прикоснется ко мне, получает его в подарок. Становится таким же, как я.

   – И… много таких было?
   Девушка пожала плечами.
   – Было несколько. Только они быстро умирали – такая жизнь не для людей.

   Они помолчали.
   – Послушай… – произнес, наконец, запинаясь, Артем. – Ведь ты сейчас человек. Что, проклятье спало?

   Девушка засмеялась.
   – Нет, разумеется. Поцелуй принца не может спасти недоучившуюся студентку… Я могу принимать облик человека, но меня все равно никто не видит, – она помрачнела. – Не думаю, что это проклятье можно снять.

   – Но ведь со мной ничего не случилось.
   – Погоди еще, – она вздохнула. – Все впереди.

   Артем молча обулся и сказал:
   – Прогуляемся? Может, в кафешку зайдем?

   Волчица улыбнулась, немного лукаво, и ответила:
   – Давай. Если ты найдешь здесь кафешку.

   Они медленно побрели вдоль берега, по жесткой прибрежной траве. Они молчали – как-то не находилось темы для разговора, но молчание это не тяготило Артема; ему казалось, что нет ничего естественней идти вдоль реки рядом с девушкой-привидением и молчать.

   В небе полыхал золотой закат, отражаясь в воде – реку словно укрыли темно-желтым, лиловым, алым шелком, над головою носились стрижи мелькая в воздухе, как маленькие черные молнии. Артем чувствовал себя почти счастливым, но отчего-то именно сейчас он вспомнил Лиду, с которой они и расстались потому, что она не любила уединенных мест с видом на лес, реку и закат. Сам-то Артем был уже готов примириться с ее любовью к шуму и блеску, а вот Лида – нет. Последние полгода ее в Артеме раздражало все, начиная голосом и заканчивая приступами непробиваемого молчания. Потом было тяжелое объяснение, и Лида ушла. Мобильник ее не отвечал, а по домашнему телефону трубку всегда брала ее мать и говорила, что Лиды нет дома. Впрочем, сегодня Артема это совсем не волновало; он взял Волчицу за руку и легко сжал ее ладонь.

   И тут раздался выстрел. Он прокатился по берегу, больно отдаваясь в ушах, и Артем, вздрогнув, резко остановился, оглядевшись. Немного в стороне, у самой кромки воды стоял какой-то парень в растянутой, бывшей белой майке, с ружьем в руках. Рядом стояли еще двое; один держал в руках бутылку с пивом.

   – Эй! – крикнул тот, с ружьем. – Видал?..
   Рядом, в воде, беспомощно качался на волнах мертвый стриж – вернее, то, что от него осталось.

   Ошеломленный Артем уже бросился вперед – он не знал зачем, то ли набить убийце морду, то ли просто задушить его – но Волчица опередила его. Серой тенью она рванулась вперед и обрушилась на стрелка, повалив его на землю; только Артем видел синего зверя, сомкнувшего клыки на его горле.

   Приятели стрелка, озадаченные, склонились над ним. Кажется, они что-то спрашивали у него, Артем не слышал. Проходившая мимо молодая женщина с ребенком бросила в их сторону с ненавистью:

   – Тьфу, алкаши долбаные…
   Парень с пивом ткнул приятеля, растянувшегося на песке, ногой.
   – Емае, – сказал он лаконично.

   Второй, в засаленной тельняшке, нервно выплюнул бычок и подобрал ружье.
   – Сдох, что ле? – спросил он и тоже ткнул стрелка грязным кедом. И, повернувшись к собиравшимся зевакам заорал: – Че уставились? Мобилу дайте, бля! Мужик, у тебя мобила есть?

   Волчица отошла от тела, прошла мимо Тельняшки, толкнув его плечом, и встала рядом с Артемом.

   – Нет, нету, – ответил Артем. Волчицу не замечали вовсе, хотя она бро-дила между людьми, чуть ли не задевая их.

   Тем временем Тельняшка со своим приятелем куда-то тихо слиняли, оставив паря в майке лежать на грязном песке.

   – Вот придурки, – сказал бородач в мятом пиджаке. Он опустил телефон в карман и присел на корточки рядом со стрелком, профессиональным жестом пощупал ему жилу на шее. – Живой, сволочь.

   – Пойдем? – сказала Волчица Артему, тронув его за локоть. – Тут и без тебя справятся.
   Они отошли прочь и побрели по берегу.

   – Тебя и правда никто не видит, – прервал затянувшуюся паузу Артем. – Надо же.
Волчица искоса взглянула на него.

   – Я никогда не вру… А ничего, что я этого чуть не загрызла? Это тебя не удивляет?

   – Ничего. Не удивляет… Вон, кафе открыто, там мороженое вкусное.

   – А ты откуда знаешь? – засмеялась Волчица. – Ты здесь всего-то второй день. И мне мороженого не покупай. Ничего не покупай.

   – Почему? – удивился Артем.
   – А ты подумай, чучело!

   Домой Артем вернулся поздно вечером, когда дома все уже спали. Волчица покинула его еще в кафе, и ему было отчаянно тоскливо. Еще днем, когда они вдвоем пробирались среди луж к пластмассовым столикам «Ориона», он мечтал о том, чтобы его приятель не позвонил ни сегодня, ни завтра. Ему очень хотелось, чтобы Волчица всегда была рядом. Он спросил ее, не хочет ли она покинуть свой скучный городишко, она сказала – хочет, но не уверена, что у нее получится. Ведь она не просто девушка. И не просто зверь, если уж на то пошло. Артем сказал, что стоит попробовать, и она согласилась. А потом улыбнулась, погладила его по щеке и ушла, оставив его на пыльной незаасфальтированной улице в полном одиночестве.

   Ночью, пытаясь поудобнее устроиться на узком подавленном диване, Артем испытал странное ощущение. Все его чувства обострились до предела, запахи, звуки, оттенки – все вдруг стало острым, обильным и ярким. В комнате царило буйство запахов – приятных и не очень, старых и новых, его собственных. Он мог сказать, кто из его соседей какие сны видит, кто вообще не спит, он знал, что на кухне, у печки, сидит мышь, нервно поводя носом. Жидкого света новой луны ему было достаточно, чтобы четко видеть все предметы в комнате – света ему и не надо было, казалось, стулья, полки с книгами, сами стены излучают бледный свет. Артем решил выйти на кухню, чтобы посмотреть – сохранится ли этот эффект. Он спрыгнул с дивана, потянулся так, что хрустнули косточки, мягко ступая, подошел к двери, толкнул ее носом и вышел в коридор. На него сразу же обрушилась целая лавина запахов. Ольга перед сном сварила щи; ее муж пришел от другой женщины – пахло чужими духами и оправданиями; Мария Ильинична еще не спала, и к этой какофонии, вернее, какоосмии, примешивался запах ее бодрствования – на грани сна, пропитанный сигаретным дымом, беспокойными мыслями и ароматом коньяка.

   Артем сморщил нос и чихнул, тряхнув головой. Запахи противные, все до единого. Пожалуй, надо выйти на свежий воздух, так будет лучше.

   В квартире что-то изменилось. Сначала Артем уловил едва слышный шорох – прежде он счел бы, что ему померещилось, а то и вовсе не обратил внимания. Шуршанье отбрасываемого одеяла, шелест халата… Запах Марии Ильиничны он учуял раньше, чем сама она появилась в дверях своей комнаты; Волны табака, тяжелых снов и уставшего старого тела предшествовал ей как полицейский патруль колонне демонстрантов. Их глаза встретились, Андрей открыл уже рот, но слова застряли у него в горле. Мария Ильинична выглядела изумленной, даже ошеломленной.

   - О черт, - сказала она.

   Артем снова чихнул; запах страха, исходивший от женщины, был еще противнее табака. Он снова открыл рот, чтобы извиниться, что разбудил ее, но передумал. Мария Ильинична медленно отступила в полумрак своей комнаты, не спуская с него глаз, и тихо закрыла за собой дверь. Артем слышал, как она тяжело дышит, привалившись к двери, как бьется ее сердце. Женщина пахла страхом и, как ни странно, самодовольством, будто люди наконец-то сделали то, что хотелось ей, а не им самим. Впрочем, подумалось Артему, я ведь и сам не был против того, что со мной произошло, скорее наоборот. Он тряхнул головой, словно стремясь избавиться от запаха Марии Ильиничны и ее торжества, и, повернувшись, прыгнул к двери, а потом – и наружу, на улицу, где, как он знал, ждала его синяя волчица.