Мама

               

               
Посвящается Церкви, Чудотворной Иконы Божией Матери Одигитрии, города Аксая Ростовской области

Я не жил со своей мамой. Она уже многие годы жила сама. Я навещал её. Моя мама, что же нужно такого важного сказать, чтобы начать рассказ и описать эту дорогую для меня женщину... Она верующая моя мама, она верит искренни, но отчасти как многие на Руси неграмотная в вопросах писания и обрядов, но от того может и вера её самая необыкновенная и сильная как у простого русского человека. Вера в Бога всем сердцем и душой без каких либо доказательств. И пожалуй такие именно люди и есть Чудо веры русской, Православной веры.
И так положил Бог, что дом моей мамы, Постушенко Ларисы Алексеевны,( мама повторно выходила замуж и фамилии у нас от того разные) находится на одной улице с нашей церковью, а именно на улице дважды героя Советцкого Союза ,легендарного летчика истребителя Гулаева. Мой герой земляк крушил врагов в великую отечественную  войну и в детстве  для меня и многих мальчишек нашей улице был героям для подражания. Ведь в сокровенных мальчишеских мечтах каждый  тайно хотел, чтобы вот так как Гулаев отправиться на войну, чтобы сражаться и тоже стать героем. И  помню мы часто в детстве пуская из бумаги самолетики, представляли себе, что это парит летчик Гулаев, и чем самолетик пролетал дальше тем радость и гордость была сильней.
И уже спустя много лет повзрослев, каждый раз, когда я отправлялся к матери и, подходил к дому мамы, я вспоминал эту  забаву из детства и не вольно поднимал глаза и читал в названии дома: Гулаев.
И в тот день когда я пришел к маме, её как часто случалось не оказалось дома. Она была в церкви. Больше ей быть было не где. Наш храм  необыкновеный, история которого лежит в истории о чудотворной иконы Божией матери, которую в старену привизли на Дон казаки. Потом так вышла, что икона пропала, но потом была обретена вновь. А дело было так. В 1830 году в Аксае началась страшная эпидемия холеры и икона явилась: человек увидел ее во сне, и пошел, куда она ему указала. Так Одигитрию нашли в разрушенном доме. Икона имела богатое убранство, бриллианты, изумруды и алмазы, золотой венец, и прочее богатство, один только серебряный киот был весом в 7 слишним килограмм. Но серебро и злато стало ни что по сравнению с чудом которое явила икона, а именно, то что зловещия холера исчезла из станице, а заболевшие люди, которые находились в шаге от смерти пошли на поправку.  И на месте обретения иконы 18 мая 1891 года был заложен храм. Владелец этого участка сотник Лотошников пожертвовал его Церкви вместе с принадлежавшим ему недостроенным домом и денежной суммой...
Через пять лет постройка церкви была окончена и попечители обратились к Архиепископу Донскому Афанасию (Пархомовичу) с прошением благословить престольный день Одигитриевской церкви 4 сентября, то есть «в день явления иконы, которое было избавлением от страшной холеры». Престольный праздник был установлен, но совершался в отсутствии иконы, перед списком с нее, поскольку в этот день согласно утвержденному расписанию, икона находилась в Новочеркасском Вознесенском кафедральном соборе.
Странное почти страшное обстоятельство, освящение храма и службы без святыне в честь которой он воздвигнут. Я много думал об этом прежде и тогда когда я пришел к маме, почему то вспомнил. Эта мысль родилась скорее, от того что я пришел в родительский дом,а мамы нет, всё одно, как и наш Аксайский храм без главной иконы.  Да надо сказать, что после революции икона и во все пропала с Дона. И где теперь, только одному Богу известно.
Прошло полчаса, а за тем и час, а мамы всё не было и не было. И я не откладывая отправился в церковь. Идти было две сотни метров. Церковь расположена на Гулаева 66, а дом мамы Гулаева 98.
И с каждым шагом от чего то волнение разыгрывалось в сердце все сильней и сильней.
У входа в храм собрался народ и вел живой разговор. Я подошел и прислушался.
- А я говорю правельно сделал староста, что вызвал милицию, -говорила одна женщина.
-Да зачем, зачем, - не соглашался в ответ мужчина. -За чем же милицию? Бог и милиция! Со всем милиция не к месту! Сами что не могли разобраться?
-А чтобы было не повадно! - не соглашалась женщина.
-Правельно, правельно,- поддержали многие.
-Но видели как они её, дубинкой ударили?
- И Правельно! Где это видано, подняться на колокольню и звонить в колокола Святотатство!  Мало ещё получила!
-Что случилось? - спросил я.
На меня с интересом стали смотреть и мерить взглядом, меня не знали, я довно вырос, у матери бывал не часто и есле только меня знали по рассказам матери. Я хорошо был одет, хорошо сложен, приятной внешности располагающий к общению.
-ЧП!- сказал один.
-Не какое не ЧП!- опередила всё тот же рассказчик и не дала договорить. А святотатство! Есть тут одна. Сумасшедшая!  Лариса! На колокольню поднялась! Поделом ей!
Меня как ножки в сердце.
-Где она?- спросил я бледный.
-Где, где? В милицию мы её здали, а они в сумашедший дом отвезли! Туда ей место!
-За молчите! - закричал я. -Как вы только посмели? В церкви?
-А она как посмела?
- Что посмела?
-Что, что? На колокол подняться!
-Там лестница есть, для того и устроена, чтобы подняться... Эдак каждого в сумашедший дом здовать, кто на колокольню поднимается! Мест не хватит!
-Больно грамотный я посмотрю! Ты кто такой вообще?
-Кто такой? Скоро узнаете!
Я сжал кулаки и пошёл прочь от церкви и от её прихожан. Что то страшное зародилось в моей душе. Мама, что есть более светлое и дорогое для человека? И вот так взять и растоптать светлый образ, очернить молвой самое дорогое и где под сводами божьего дома.
-Хорошо, вы у меня еще посмотрите! Узнаете, что есть на самом деле Бог, - говорил я сам себе и мысленно той толпе что ставила моей маме позорное клеймо.
Как я не добивался и не просил отпустить мою маму из больнице, врач её не выписал сославшись на сильный психоз.
Мама под лекарствами словно не понимала и не слушала, говорила только одно.
-Здесь так плохо сынок, так плохо, забери меня, забери...
А я не мог, мне не дали и уходил я с больнице со слезами на глазах.
И каждая мысль о маме  рождало в сердце горькие думы о справедливости.
Отомстить, отомстить любой ценой, закружилась в страшном вальсе у меня в голове. И я стал строить план, но такой чтобы разом доказать силу справедливости.
Бомба и взрыв есть Эверест разума над верой. А Атомное оружие это есть венец творения атеиста.
Нет атомной бомбы у меня не было. Я решил сделать свою бомбу. Я всё продумал и произвел расчеты. Для основы своей бомбы я взял термос оригинальной конструкции объемом на  полтора литра. Его оригинальность заключалась в крышки, она имела отверстие которое было закрыто системой вдавливания, так поступала жидкость из термоса. Я убрал этот механизм и получилось отверстия куда по моему замыслу вошел бы зажигательный шнур. Который скрывался за основной крышкой стаканом.
Наполнение бомбы состояла из вторичной емкости которая наполнялась сухой зажигательной смесью в виде порошка,  которую я получил из петард с легкостью купленных мной в магазине под видом, для дня рождения и первичной где должна была находиться основная сила.   Зделал в термосе контейнер в который загрузил взрывной порошок из петард, прежде заполнив основную емкость термоса классическим напалмом с карбитам, который был мной завернут в кулек, чтобы карбит раньше времени не вступил в реакцию с жидкой основой напалма. Расчет был такой, поджечь шнур который доставит пламя в контейнер с горючим порошком, который в свою очередь с детанировав даст достаточную силу для розжига напалма внутри которого корбит. В результате чего должна была произойти реакция выделения энергии такой силы, чтобы стальной термос разлетелся на куски и осколки и огонь обрушится на храм и иконы Жертв среди людей я не желал, я желал обрушить, уничтожить храм, которому было не место на земле после того как люди которые собираются под его сводами предали мою маму.
Я все совершил и вооружился своим оружием и пошел в Церковь по улице героя летчика Гулаева. Да и не шёл я вовсе, а летел и как отважный Гулаев паря в небесах разил врага, я шел- летел, чтобы сокрушить притворства на земле.
Как я рассчитывал после службы церковь была пуста. И только лики святых словно улыбались мне с образов и звали и давали силы. Не внушали страх  в сердце, не останавливали, а напротив всем своим естеством призывали только вперед и не шагу назад...
 Я быстро прошел и стал в центре, поставил термос, открутил крышку, зажег зажигалку которая была под рукой и развернулся и быстро пошел на выход. И в туже секунду за моей спиной раздался взрыв. Но не огня не жара не осколков я не почувствовал на себе.
Я обернулся, термос стоял нерушимый. Я понял, что, что то сложилось не так. Опытов как вы понимаете проводить мне было не где.
Раздумывать было не когда я бросился на выход. Но дверь массивная уже была закрыта и кто то держал ее с другой стороны. В моем сердце не было места для отчаянья и с размаху ногой ударил по двере. Удар получился такой силы, что дверь распахнулась, а человек державший и стоявший у меня на пути, упал. Я выбежал на улицу и с детства зная каждый переулок побежал к Дону, стараясь запутать своих преследователей и выиграть драгоценное время.  Почему то я понял, угадал, что за мной будет погоня и не обманулся. Староста прихода и еще не сколько человек последовали за мной по пятам.
Я бежал и оглядывался на своих преследователей, а по правую руку через насыпь железной дороге в противоположную сторону моего хода, бежал Дон.
И мысль, мысль броситься в воду и плыть на другой берег реки не покидала меня всё время пока я бежа.
Показался железнодорожный вокзал. Я мог бы бежать еще и еще, но вдруг словно из не откуда явились размышления, о том, что от чего я бегу и за чем, есле вот только что я шёл с бомбой в церковь, остановили меня, объясняя, что своим бегством я изменяю сам себе и своей идеи. Ведь есле моё дело правое, то не бежать мне надо, а повернуться и грудью встретить врага. И я пошел шагом.  Я не боялся людского суда, мысли о том, что как бы не было, я сказал свое слово в защиту моей мамы, согревали мое сердце и укрепила меня.
 Милиция поставленная в известность о взрыве в храме послала наряд и на вокзал не исключая его как путь моего отступления.  И через минуту прежде чем меня настигла погоня из церкви я увидел автоматчиков.  По иронии это были молодые люди примерно одного со мной возраста. Они почему то на миг смутились, от того, что  я не оказывал сопротивления и по виду даже был рад, и что сам подал руки для наручников,  и спокойно сел в машину.
Прежде я не знал, что ждет меня, какая будет расплата, что мне вынесет суд.  И сейчас находясь в больнице, мне дали принудительное лечение сославшись на больную мать и наверное в первую очередь на то что, в современной России вернувшийся в лоно Русской Православной Церкви, не может человек в трезвом уме и памяти посягнуть на святыню, я много думаю, может быть мне всё таки стоило броситься в воду, чтобы Батюшка Дон вынес своего дитя казака или нет? Ведь первостепенно я взорвал свою бомбу, мне удалось сказать своё слово в защиту своей мамы. К чему тогда же, годы заточения и горьких испытаний? Но каждый раз в конце размышлений в сердце явится образ мамы, ведь не спроста церковь от которой она не отвернулась, и которая словно ждет её больше других, носит имя Одегитрии, что переводится и значит странствие и путь, и я выбрал свой путь...
                Апрель 2015