Казнить нельзя, помиловать!

Вагон, казалось, просто ехал: разгонялся, стуча колесами в темном тоннеле, потом с визгом тормозил, снова набирал ход, выползал на свет и опять прятался в нору. Прямо как те пресловутые ежики, - подумала я. В  поезде было шумно и пыльно,  ритм двигающегося состава буквально разорвал  то ли вскрик то ли всхлип молодого человека,  укрытого от мира лишь парой наушников: «Мне холодно и одиноко». По выражению его лица я пыталась понять, подпевает он тексту песни, из которой подхватил этот крик такой же раненой души или это его собственный стон- современного бурлака большого города. Впрочем, это решительно не имело никакого значения. Двумя словами он вскрыл эту ампулу растворенное в воздухе «холодно и одиноко»,  она густым туманом моментально разлилась по замкнутому пространству вагона и заполнила каждый его миллиметр. Я невольно поежилась, зачем-то надела перчатки и шарф, но это был другой холод, он шел откуда-то изнутри. Снова подумалось о тех ежиках в норе. При малейшем соприкосновении с реальностью наша рана открывается,  начинает кровоточить, и по их нехитрому рецепту  мы проваливаемся в другую реальность: кто в складки шерстяного воротника, кто в пустые загадки бессмысленного кроссворда, кто в чужие слова, кто в свои  собственные.. Я закрыла глаза, и из невидимых наушников полилась песня колючих чудаков:
Ежик прячется в норку,
Там тепло от конфорок
И сто тысяч иголок
Не заменят комфорта.
Эх, поставить бы ее тому парню, но он уже вышел...