Пасхальная мистерия

Я был весьма впечатлительным человеком:
по каким-то странным причинам
от сильных душевных потрясений
меня рвало произведениями искусства.
Никто вокруг не понимал,
что из меня выходит цивилизация,
все стояли, молча смотрели, и не могли мне помочь,
когда я открывал рот и трясся в судорогах.

Первый раз меня стошнило музыкой.
Это случилось давно – я был еще совсем ребенком,
я увидел, как соседские дети
подожгли бездомную кошку,
и мне в ноздри ударил
сладковатый запах ее горящего мяса.
Я тогда выблевал всего Иоганна Себастьяна Баха,
ноту за нотой, клавир за клавиром, moderato за andante.

Второй раз это случилось, когда я ехал в метро.
Где-то на переходе
между Киевской кольцевой и Киевской радиальной
у меня закружилась голова,
и вдруг кантика за кантикой
и терцина за терциной
из меня начал выходить Данте.

В третий раз это случилось однажды вечером,
когда по телевизору я увидел
сложенные штабелями горы трупов,
а рядом с ними каких-то бородатых людей с оружием.
Меня сблевало уже «Войной и миром»,
а потом, когда я отдышался,
напоследок сблевало «Севастопольскими рассказами».

В четвертый раз это произошло прямо в магазине,
вокруг меня мычали люди и бросали
свежезамороженные мозги в свои тележки,
я не смог стерпеть,
меня тут же вывернуло наружу –
лирическое отступление за лирическим отступлением
из меня вылились «Мертвые души».

В пятый раз это случилось наутро
после того, как я познакомился с одной женщиной,
она назвала мне свою цену, и, пока я платил,
из меня выходил
витебский Марк Шагал жидкими красками,
а, когда она ушла, меня снова жутко вырвало,
на этот раз провансальской лирикой
и сонетами Петрарки.

В шестой раз это случилось,
когда я увидел, как соседские дети
в песочнице играют в войну.
Вроде ничего особенного,
но меня стошнило Достоевским так,
что аж кусочек «Братьев Карамазовых» застрял в носу.

Дети подросли и продолжили свои игры.
И вот, когда они били меня ногами в подъезде,
меня рвало Новым Заветом и еще немножечко кровью.
И когда вместо стихов и картин пошла кровь,
я понял, что всякая цивилизация во мне закончилась –
все вышло наружу,
и, когда я умирал на операционном столе,
меня рвало уже одной только кровью.

А потом я воскрес в одно пасхальное утро,
вышел из морга на свет весеннего солнца
и пошел туда,
где играли Иоганна Себастьяна Баха.


Рецензии