Былое и думы

Или Как выживала газета «Гумс» в условиях лихолетья

Ну вот мы и  вступили в новый 2015 год. В канун Дня российской печати хотелось бы вспомнить две даты, которые имеют юбилейную «начинку». 2 февраля исполняется 20 лет, как вышел приказ о моем назначении главным редактором газеты «Гумс». Правда, запись в трудовой книге немного не соответствует фактологии, поскольку на самом деле мое назначение состоялось 2 апреля 1995 года, но в министерстве по каким-то соображениям всем редакторам подарили 2 месяца стажа. Нас это особенно не огорчило…
Я помню все те дни в деталях. Только что узаконенный префект Гудермесского района Мовла Осмаев (бывший редактор «Гумса») пригласил меня на аудиенцию и поинтересовался, какое учреждение в городе я хотел бы возглавить, и при этом предложил несколько вариантов. Понятно, что мой выбор пал на «Гумс». Тогда нашей газете придали межрайонный статус и планировалось ее распространение еще на 3 района – Курчалойский, Ножай-Юртовский, Веденский. На просмотре были и другие кандидаты «со стороны», но префект представление дал мне.
С этой бумагой я впервые поехал в освобожденный от боевиков Грозный. Дорога была в ужасном состоянии, в нескольких местах стояли блокпосты, на которых службу несли далеко не приветливые служивые. А то, что я увидел в Грозном, меня настолько надломило морально и физически, что не мог долго успокоиться. Столица напоминала Сталинград из военного телеархива. Хотелось просто сесть и заплакать. Везде одни развалины. В центре почти не было уцелевших зданий. Правительство во главе с Саламбеком Хаджиевым заняло бывшее здание «Грознефтехима», и под его крышей начиналась новая жизнь.
С финансированием проблем не было. Мы быстро наладили работу, хотя для этого пришлось самому реанимировать и типографскую базу в Гудермесе: пригласил несколько специалистов из Грозного – свои разбежались кто куда. Отремонтировали наборные машины-линотипы и вскоре выдали первый номер. У нас в трех других районах были корреспондентские пункты, и местные журналисты неплохо справлялись со своими задачами.
Тот первый номер мы выпустили через два года «простоя»: в 1993 году газета «Гумс» была официально закрыта республиканскими властями за «антигосударственную деятельность».
Летом 95-го мы произвели шикарный ремонт здания редакции, и в плане комфорта выгодно отличались от всех организаций и учреждений в районе. Но в конце того года наступила черная полоса в нашей трудовой деятельности. 13 декабря в город зашли боевики во главе с Салманом Радуевым, им была поставлена задача сорвать предстоящие выборы Главы республики – ожидалась официальная «коронация» Доку Завгаева.
Накануне вечером ко мне в кабинет зашел новичок нашего коллектива Юсуп Бетербиев – спецкор по Курчалойскому району, и заявил, что располагает точной информацией о намерениях боевиков. По его словам, они должны были наутро занять ключевые объекты в городе. Днем раньше нас, некоторых руководителей, собрали в кабинете начальника милиции и предупредили о возможных провокациях в дни выборов. А тут стало ясно, что с 13 декабря ожидаются для города тяжелые дни…
- Может, кое-что заберешь домой? - предложил Юсуп.
- Нет, - ответил я, - мы тем самым посеем панику среди населения. Все во власти Всевышнего…
Утро началось с интенсивного треска автоматных очередей. Ухали гранатометы, а вскоре с сопки стали обстреливать городские кварталы из дальнобойных пушек и танков. Так продолжалось 10 дней…
По свидетельству очевидцев, 17 декабря на территории редакции газеты и прокуратуры появились вооруженные ребята с канистром бензина. Они спешно разбили окна, залили горючим несколько помещений и подожгли. Все содержимое быстро превратилось в пепел, поскольку пожарники не откликнулись на беду.
В этот день смертельное ранение получил Юсуп Бетербиев, в которого угодил осколок снаряда, пущенного с Гудермесского хребта. Так оборвалась жизнь этого молодого парня, делавшего первые шаги в журналистике (Дала г1азот къобалдойла цуьнан. Дала декъалвойла и).
22 декабря после прекращения боевых действий, когда вышли на работу, мы увидели удручающее зрелище: все внутри сгорело – стояли голые стены. Я очень надеялся, что чудным образом сохранился архив «районки» с 1953 года. Но в углу лежала черная пыль, вобравшая в себя всю писаную историю жизни Гудермеса и гудермесцев за 40 лет… Огнем было уничтожено и все типографское оборудование. Ничего не удалось спасти и в прокуратуре. Пожар был устроен и в здании администрации, а также пострадала от огня гимназия… Большой урон был нанесен жилому фонду: в основном, в зоне боевых действий оказались многоэтажные дома.
Предстояло найти новые помещения для работы. Нам предложили 2 комнаты в частной гостинице. У нас и вариантов для выбора не было, и мы согласились с тем, что есть. Через полтора месяца вынужденного перерыва выпустили очередной номер, отпечатанный в Махачкале офсетным способом. Конечно, такая печать имела более современный и приглядный вид. Еженедельно, по четвергам, мы командировали в дагестанскую столицу ответсекретаря Бадрудди Хайдарханова, который и в жизни, и на службе был очень ответственным человеком. Никогда не ныл, что на нем лежат дополнительные нагрузки. Был большим профессионалом в своем деле. Писал приличные стихи, переводил кумыкских авторов на русский язык. Бывший партийный работник – он в нашем коллективе пользовался большим авторитетом.
Полтора года прошли незаметно. Ничего существенного в нашей жизни не произошло, хотя… иногда получали угрозы в свой адрес от боевиков.
Был такой случай.
Однажды в редакцию пришел бывший работник дудаевских спецслужб и показал бумагу, которая содержала решение Высшего шариатского суда, согласно которому ряд ответственных работников приговаривались к расстрелу. Четвертым в списке значился я. Против каждой фамилии стояла подпись лица, призванного исполнить данное решение. Я попросил гостя установить личность человека, поставившего подпись против моей фамилии. Через несколько дней бывший ДГБэшник назвал имя потенциального масхадовского киллера…
Однажды я возвращался домой по «курчалойской» трассе и глазам своим не поверил: на обочине дороги стоял и «голосовал» тот самый «подписант»…
Останавливаю машину, подхожу и говорю: «Слушай! Ты вроде бы собирался меня убрать. Но ты не мужчина, если не сделаешь это сейчас!»
- С чего ты взял?! – удивился мой визави.
- Я видел один документ и знаю точно, что расписывался на нем ты!
- Ах вот оно что… Да, подпись поставил я, но сделал это для того, чтобы обезопасить тебя… Мне поручено это сделать, но я никогда этого не сделаю!
Мне пришлось поверить. Сейчас того человека нет в живых, и я его простил перед Всевышним…
Потом наступил август 1996 года. Известные события в республике заставили российских подразделений оставить Чечню. Состоялись выборы. К власти пришел А.Масхадов. Сразу же организовались всевозможные «структуры», которые порою вообще не подчинялись ни президенту, ни парламенту, ни силовым министрам. Стали укреплять свои ряды приверженцы радикальных течений Ислама, которые не признавали официальной власти. Откровенно насаждался образ жизни людей Средневековья. Чуть ли не каждый день на площади перед Домом пионеров в Гудермесе устраивались публичные порки. На меня устроили настоящую охоту. Это было дико, антигуманно и невыносимо. Казалось, люди чуть ли не повально потеряли разум.
Тот человек, который публично палкой наказывал одного любителя выпить, а после этого при всех подошел ко мне и во всеуслышанье заявил: «Следующим будешь ты!», сегодня как ни в чем не бывало ходит по улицам «цивилизованного» Гудермеса и всем встречным дарит улыбки… И с этим своим фонтанирующим двуличием, не стесняясь, он выходит в народ!
(Продолжение. Начало в № 3-4)
Этот человек до чеченской «революции» был «большим специалистом» по частным канализациям, а с приходом к власти Дудаева его безудержно потянуло на митинги, где он провел лучшие дни своей жизни, обнаружив в себе ораторский талант. Конечно, на этих сборищах он нес всякую ахинею, но и слушатели были «свои» - «глотали» любую белиберду: они палками «могли» самолеты сбивать, готовы были с кинжалами лезть на танки и т.д. Такие пламенные речи были востребованы в то лихое время, и наш «герой» вскоре стал как бы замполитом одного из масхадовских подразделений.
С ним вплотную я больше не сталкивался, но хватало других, которые подняли головы в шальные 90-е годы и всласть издевались над здравомыслящими людьми.
Многие мои друзья-товарищи с приходом к власти Масхадова покинули республику и даже сумели найти приличную работу в разных регионах России. Я не мог оставить близких и родных, и сразу стал объектом преследований. Нужно было иметь крепкие нервы и волевые качества, чтобы не согнуться и не терять самообладания: «наезжали» все, кому не лень. Сегодня – шариатский суд, завтра – милиция, потом – служба безопасности, и у всех на руках «веский» аргумент: служил России…
Особенно усердствовали «спецы» НСБ. У них на руках были весомые улики моих еженедельных «преступлений» - номера газеты «Гумс». Оказывается, все это тянуло на большой срок. Каждое новое свидание со следователем начиналось с громогласного заявления: «Ты сидишь на «пороховой бочке», есть новые улики твоих преступных деяний…», и показывали один из номеров газеты «Гумс», которую где-то «выкопали…». Звали его Израил и был он вопиюще неграмотным человеком с явно ограниченным мозговым ресурсом. Вскоре выяснилось, что можно «откупиться» за приличную сумму – 5 тыс. долларов. Я сразу заявил, что у меня таких денег нет и бессмысленно надеяться, что сумею их найти.
- Твои коллеги тоже поначалу отказывались раскошеливаться, но потом находили «бабки». И ты найдешь. Посидишь тут у нас месяц-другой, твои домашние найдут и принесут, - досаждал следователь.
Я упорствовал, что никто не сможет найти то, чего в природе нет. На следующей встрече предложили новый вариант.
- Найдешь 3 тыс. «баксов», и с гарантией освободишься от наших преследований, - предложил Израил.
У меня и вправду таких денег не было. Все, что было, вложил в одно «дело» - вывезли нефтепродукты в Краснодарский край, а там нас с друзьями «кинули» аферисты и сгинули невесть куда. Мне выгодно было маневрировать, и я каждый раз намекал следователю, что, если меня не задержат, поеду в Тихорецк и заберу свои деньги.
Я действительно ездил в Краснодарский край, но вояж, как всегда, был неудачным. Следом во дворе нашего дома появлялся бородатый, неухоженный, грубый молодой человек и приносил повестку: вызывали в НСБ…
Опять разбор, опять… торги. Скостили еще 500 долларов. Потом – еще столько же. Я снова ссылался на «тихорецкий» долг, и меня отпускали. Но на «стороне» со мной никто не собирался рассчитываться. Снова к нам заявлялся тот самый «неандерталец» и оставлял очередную повестку. Я не знаю, как моя мать вообще выдюжила тогда, видя эти издевательства над единственным сыном…    
А ведь она да и другие сородичи многого и не знали. Порой «спецы» меня задерживали на день-другой, а дома считали, что я нахожусь… в Тихорецке. Я и близким мне людям не все рассказывал, не хотелось никого обременять своими проблемами. В моменты особого риска в детали посвящал только своего двоюродного брата Ахло, да и то не всегда.
Так продолжалось до тех пор, пока в НСБ не пришли новые люди: остался не у дел Израил. Вместо него на работу устроился профессиональный следователь со стажем, который при первом же допросе сказал, что долгое время работал в Краснодарском крае. Он меня заочно знал и сразу заявил, что никаких претензий ко мне не имеет.
- Пока твое дело в моих руках, ты можешь чувствовать себя свободнее, - заявил он, - но может так получиться, что я с начальством не сработаюсь, тогда мы оба будем во власти Всевышнего…
И добавил, что в экстренном случае вызовет меня. Я попросил, чтобы с повесткой ко мне приходили ребята с опрятной внешностью, дескать, мать держится из последних сил…
Несколько месяцев меня никто не тревожил, а потом пришли два молодых человека в строгих костюмах и сообщили, что «мой товарищ из Грозного желает меня видеть…».
Выяснилось, что этот следователь попал под сокращение. Было понятно, что нужно готовиться к новым испытаниям. Я поблагодарил его за человечность и на прощание попросил, чтобы он хотя бы намекнул, кого мне следует остерегаться. Дело в том, что он ранее показывал мое досье, и там было немало листков, исписанные рукой одного и того же стукача…
- Назвать его имя я не могу. Профессиональная честь не позволяет этого сделать, - сказал он, - но могу дать совет. У тебя слишком открытый характер, и ты каждому доверяешь. Между тем у тебя недавно в день Уразы-Байрама в гостях был твой земляк и ты осуждал деятельность Масхадова и рассказывал о своих приключениях по линии нашей Службы. А через три дня он пришел к нам и все выложил… Остерегайся тех, кому ты веришь…
Его сменил новый «спец» по фамилии Берсанов. Здоровяк – «качок». И у него на уме были только деньги, правда, речь шла о гораздо меньшей сумме – 1000 долларов. Он, наверное, разуверился, что из меня можно «что-то солидное» выжать, или сработал визит к НСБэшникам моего товарища, который неплохо знал нового следователя.
К тому времени мне предложил свою помощь дядя, который имел «заначку» на «черный день» - 500 долларов.
Как-то у ворот остановилась черная иномарка и из нее вылез тот самый Берсанов, который с ходу обозначил цель своего визита.
- Срочно нужны деньги – 700 долларов, - заявил гость, который направлялся в соседнее село Илсхан-Юрт за покупкой новой автомашины.
Я признался, что у меня есть ровно 500 единиц американской валюты. Тот взял деньги и спросил: «Ты от души их даешь мне?»
- Тебе нужна правда или хочешь услышать слова, приятные для своего уха?
- Говори правду.
Узнав, откуда я достал деньги, Берсанов, не моргнув глазом, сунул их в карман со словами: «Мне они очень нужны. Но обещаю, если Завгаев вновь придет к власти, я тебе верну два раза больше…»
Садясь в машину, он заявил, что завтра ждет меня в НСБ.
На следующий день мы сидели в его кабинете. Он принес «мою папку», снял из-под зажима бумаги, разделил их поровну и часть отдал мне…
- Рви и побыстрее, - сказал он.
Мы стали рвать бумаги в клочья…
Так закончились мои мытарства по линии Национальной службы безопасности…
Весной 1999 года мне свою помощь предложил Дукуваха Абдурахманов, который в ту пору работал помощником председателя парламента ЧРИ Руслана Алихаджиева. Он был наслышан о гонениях на меня и видел выход из сложившегося положения в налаживании отношений со спикером ичкерийского парламента. Поначалу я отказывался по принципиальным мотивам – не хотел никоим образом связываться с официальной властью. Доводы Дукувахи Абдурахманова говорили о том, что НСБ от меня отстанет, если я войду в «команду» Алихаджиева, а для этого всего лишь нужно было написать книгу о работе республиканского законодательного органа. Пока я отказывался от предложенного проекта, на меня в очередной раз «наехали» масхадовские «чекисты», и… пришлось взяться за ручку.
За 3 месяца книга была написана. В процессе работы сдружился с Алихаджиевым. Он мне понравился, как идейный враг радикального течения – ваххабизм, как политический оппонент Басаева, Яндарбиева, Удугова и других одиозных фигур. Да и в человеческом плане он располагал к себе, прежде всего, крепким духом и благородной натурой. Он знал, что идет настоящая охота за ним и за его соратниками из умеренного крыла ичкерийской власти, но раз за разом садился перед телекамерой и делал жесткие заявления в адрес своих оппонентов.
…2 мая 1999 года меня вызвали к новому начальнику Гудермесской милиции и в его кабинете был допрошен. «Шеф» явно был настроен меня оскорблять. Его провокационные выпады были поддержаны членами его «команды», и все закончилось… потасовкой. Мне первым нанес удар один из охранников начальника милиции. Я ответил. Дальше налетели все – кто бил сапогами, кто – прикладом автомата, а затем заточили в камеру…
Об этом известили Руслана Алихаджиева. К утру он прислал своих людей, чтобы вызволить меня из заточения, и я оказался на свободе…
В середине лета я закончил работу над книгой. Отпечатать ее было решено в Махачкалинской типографии «Юпитер», где с директором у меня были приятельские отношения.
30 июля я планировал поехать в дагестанскую столицу, чтобы забрать сигнальные экземпляры, а накануне в Грозном встретился с Алихаджиевым.
Руслана застал дома, он явно никуда не спешил. Во двор заглядывали некоторые депутаты, которые тут же уходили расстроенные, услышав причину неявки «шефа» на работу.
- Дог ца дог1у сан балха ван (Нет желания выходить на работу), - уклончиво отвечал Алихаджиев.
У него было подавленное настроение, но меня без обеда не отпустил. За столом он, наконец, раскрыл причины своего плохого душевного состояния.
- Ты знаешь, - сказал он, - скоро грядут тяжелые времена: Басаев с Хаттабом собираются напасть на Дагестан. На эти цели они получили большие деньги от Березовского, а значит, военные действия там неизбежны. Главное, у нас нет сил и возможностей предотвратить эту акцию. И следовательно, есть большая вероятность того, что театр военных действий перекинут обратно в Чечню.
- Но, если республиканские власти против басаевского вторжения, почему хотя бы не организовать пресс-конференцию и не заявить на весь мир, что вы против этой агрессии? – спросил я.
- А мы собирались это сделать. Позавчера был у Масхадова и договорился о совместном заявлении. Но вчера у него был Басаев, который даже не скрывал, что в Москве есть влиятельные силы, поощряющие их кровавый поход. А цель – захватить Махачкалу и объявить там о создании Северо-Кавказского шариатского государства. Аслан побоялся идти против и решил никаких действий не предпринимать…
- И как теперь быть?
- Надо хотя бы на разных уровнях известить дагестанцев о грядущих событиях. Ты обязательно сообщи всем своим друзьям и знакомым, чтобы 6-7 августа они были наготове.
Назавтра я так и сделал. Встретился с редактором хасавюртовской газеты «Дружба» Зайнди Аблиевым, с депутатом народного собрания Имам-Пашой Черкесбиевым, с активистами-общественниками из чеченцев, с журналистами и т.д. и сообщил им горькие вести…
Потом были военные действия в Дагестане. Басаев Махачкалу не взял. Да и вряд ли он собирался ее захватить: его задача была спровоцировать военный конфликт, чтобы российские войска уничтожили шариатский анклав в Чабанмахи и Карамахи, а потом обратно завернуть весь спектр военных действий в Чечню. Так оно и случилось…
Российские войсковые подразделения за несколько недель при помощи ополчения очистили Дагестан от своих и залетных боевиков, нанеся им серьезный урон. Басаев со своими верными соратниками при сопровождении военных вертолетов вернулся обратно в Чечню, а следом на чеченскую землю пришел новый пожар войны – второй раз за 5 лет…
В ноябре 1999 года Гудермес был освобожден от боевиков. Мой родной город сразу принял руководителей новой чеченской власти – Временной Администрации ЧР – и неофициально начал называться « второй столицей».
Вскоре коллектив «Гумса» в первый раз после 3,5 лет вынужденных «отгулов» собрался под стенами городского спортзала. Под Новый год мы выпустили первый номер после долгого перерыва.
Никогда не забуду свой вояж в соседний Дагестан 29 декабря 1999 года. Накануне редакционный коллектив собрался в моем тесном кабинете в городском спортзале. Наше решение было твердое и однозначное: выпустить новогодний номер, что бы нам это ни стоило. Но как? В Чечне ни одна типография не  функционировала. Выход на соседние республики невозможен – границы на замке, заблокированы военными. Правда, был один вариант – Дагестан, куда иногда через Гудермес курсировали грузовые поезда. Один единственный вариант, и тот – соседняя республика, где еще 4-5 месяцев назад были боевые действия, спровоцированные бандами Басаева и Хаттаба, а кровавый рейд был подготовлен и осуществлен со стороны Чечни…
Решил сам поехать на свой страх и риск: подвергать жизнь опасности своих коллег по «Гумсу» не стал.
Встретился с начальником ж.-д. станции Гудермес Сулейманом Давлетмурзаевым, который твердо решил помочь мне. Я планировал пересечь границу в грузовом вагоне, но Сулейман объяснил, что это чревато непредсказуемыми последствиями. Таким образом оказался в компании машиниста и его помощника, которые без проблем доставили меня до приграничного Хасавюрта. Обратно они отправлялись на следующий день, в 15 часов. К этому времени я должен был в Махачкале отпечатать тираж и успеть обратно в Хасавюрт до отбытия поезда. В кармане у меня были две справки: от главы администрации Гудермесского района М.Геземиевой и от военного коменданта генерала Столярова, что  направляюсь в дагестанскую столицу для выпуска газеты. Было еще удостоверение члена Союза журналистов России.
… В соседней республике меня сразу взяли в оборот милиционеры. Но, ознакомившись со справкой от военной комендатуры, отпустили.
В Махачкале я первым делом обратился к министру по национальной политике, печати и информации Гусаеву, который вошел в мое положение и дал добро на печатание газеты в республиканской типографии.
Там, в фойе, случайно встретился с двумя лицами, которые помогли в решении моих проблем. Ибрагим – отставной офицер милиции, сотрудник службы безопасности типографии, быстро нашел ребят, которые «подписались» под набор и верстку моей газеты.
Первым, на кого мы вышли, был Арсен Юнусов – заместитель редактора даргинской национальной газеты «Замана» («Время»).
- Никаких проблем. Сделаем, как надо и в срок, -  пообещал он и сразу «загрузил» работой своих коллег. Я никогда не забуду тот прием, который мне организовали тогда  в «Замане»: ни одного осуждающего взгляда, ни одной недовольной реплики.
Но вечером ситуация круто изменилась,  наотрез отказались заселять меня администрации гостиниц «Ленинград» и «Турист».
- Чеченцев заселяем только с разрешения милиции, - так мне сказали в администрациях отелей. Я попросил «бумагу», чтобы ознакомиться с содержанием приказа, но, видимо, такого документа в природе не было, ибо милицейская охрана пообещала «разобраться» со мной на улице.
При таком «гостеприимстве» я уже сам не хотел ночевать в данных отелях. И в морозный вечер поехал в Узбек-городок, что на окраине Махачкалы, чтобы остановиться на ночлег у дальней родственницы. Не скажу, что встреча была радушной, но после моих подробных объяснений впустили…
После ужина хозяйка осталась со мной «чаевать» и рассказала трагическую историю, связанную с братом ее мужа.
Тот работал начальником на каком-то заводе в Кизилюрте. В 1998 году его похитили чеченские боевики и долго держали в плену в Ведено. Отпустили за большой выкуп. На прощание в зимний вечер близ села Тухчар облили его холодной водой и отпустили на все четыре стороны. Бывший басаевский пленник заболел от переохлаждения и через некоторое время скончался…
И теперь я находился у них в гостях… Гайрбек (так звали хозяина) – гордый андиец, глубоко верующий человек, ни одним словом не промолвился о трагедии своего близкого родственника, наоборот, всячески старался организовать мне комфортные условия.
…Махачкалу покидал с двумя большими пакетами газет тиражом в 1,5 тыс. экземпляров.
Я благополучно успел на «свой» поезд в Хасавюрт и вечером 30 декабря оказался дома.
На следующее утро свежая газета «Гумс» быстро расходилась на пятачке возле спортзала и на рынке. Я со стороны смотрел, как активно разбирали нашу газету, и это приносило моральное удовлетворение… 
Никогда не забуду визит в редакцию моего хорошего знакомого, который держал в руках нашу газету, купленную на рынке.
- Я специально пришел сюда, чтобы сказать вам спасибо, - пожимая мою руку, сказал он, – вы бы видели мое состояние, когда на прилавке увидел родную газету, которую не держал в руках 3,5 года! Взял ее в руки, и появилась уверенность, что мы входим в новое тысячелетие, чтобы строить цивилизованное общество.
В том историческом номере в редакторской колонке я обращался к читателям газеты следующими словами.   

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!
Творческий коллектив редакции газеты “ГУМС” безмерно рад новой встрече с вами и надеется на то, что судьба не будет больше искушать нас на прочность уз.
В августе 1996 года в своем заключительном номере в прощальном обращении к читателям я выражал уверенность в том, что никакие силы не способны похоронить “ГУМС” и наша газета все равно рано или поздно возродится. Я просто был уверен, что никакие деструктивные силы не способны вытравить добрую память людей, а зло неотвратимо будет наказано.
В кабинетах спецслужб Масхадова мне тыкали моей же газетой в лицо, да еще злорадствовали: «Не выйдет больше твой “ГУМС”, ваша песенка спета!»
Конечно, тому следователю из НСБ по имени Израил газета не нужна была. Я ужаснулся, когда прочитал объяснительную, записанную им с моих слов: в каждом слове по две-три ошибки...
— Вы “завели” Россию в Чечню! - таким нелепым ярлыком эти господа клеймили всех, кто работал на руководящих должностях в 1995-1996 годах. Словно Россия – это кляча на привязи: захотел – отпустил на волю, нет – загнал обратно в стойло...
Знаю конкретного человека, который действительно работал в поте лица и на крови людей, чтобы Россия вновь установила здесь свой «конституционный» порядок. Это – Басаев. На его бесславный кровавый рейд в Дагестан федеральные войска вынуждены были принять вызов: ответить силой и мощью.
Каждая безвинная жертва, каждый разрушенный дом на совести этого и других ставленников «партии войны».
В отличие от него нас не патронируют влиятельные силы извне, и не мы продались продажным российским олигархам и политическим аферистам. Мы служили и служим своему многострадальному народу, стоим и будем стоять на высокой гражданской позиции. Коллективу «ГУМСа» крепко досталось от дудаевско-масхадовского режима. Газету официально закрывали и в 1993г., и в 1996г. за оппозиционную деятельность.
В декабре 1995 года боевики дотла сожгли здание редакции.
В последние три года нас преследовали «за службу России»: допросы, побои, угрозы, ночлежки в камерах заточения – это мы тоже проходили.
Но мы не хотим и не собираемся плакаться ни перед кем, ибо носим ту ношу, что добровольно взвалили на себя сами. Видно, таков наш удел, предписанный Всевышним. Будем с народом жить с надеждой в благополучное завтра. Уверены, что жизнь станет краше и жить будет веселей. Отрадно, что на этот раз военные, ведя борьбу с террористами, не забывают о человеческом факторе, о чаяниях мирных граждан.
А на «той стороне» растет понимание того, где на самом деле кроется корень зла. В рядах сил сопротивления произошел раскол, что дополнительно стимулирует агонию антинародного режима.
Будем верить и надеяться, что самый черный период в истории многострадального народа мы уже пережили и впереди нас ждет эра созидания и процветания!
И дай нам, Аллах, мужества и разума, чтобы достойно пройти свой жизненный путь!
29.12.1999г.

После выхода вышеуказанного номера наша редакция еще 15 месяцев не могла нормально функционировать, поскольку не было налажено финансирование. С периодичностью 2 раза в месяц выпускали газету, с каждым разом надеясь, что вот-вот Временная Администрация изыщет средства на печатные СМИ. Фактически исполнительную власть подминала под себя военная комендатура, которая довольствовалась тем, что выпускала свою газету «Чечня свободная», и меньше всего думала о проблемах местных журналистских коллективов.
Но мы не отчаивались – видели, что наш труд востребован и гражданскими властями, и общественностью. Не получая зарплату вообще, мы выпускали в то время очень популярное издание, тиража которого не хватало катастрофически. Увеличить его было нереально: не было ни финансовых, ни физических, ни технических средств. При этом нам приходилось публиковать официальные материалы и военных структур, и гражданских властей, и религиозных организаций, а рядом публиковали факты беспредела силовых подразделений… Это была гласность по-гумсовски. Конечно, не всем это нравилось. Однажды даже арестовали целый тираж! Но мы вновь и вновь выходили к своему читателю.
…В один из дней февраля 2001 года во дворе я обнаружил газету, вдетую в ручку калитки. Это была двухполоска, отпечатанная на ризографе, с весьма интересным названием… «Ичкерия». Над «шапкой» от руки было написано «нечто» в три строки на арабском языке, а на второй странице привлекала к себе объемная статья под названием «Раболепство «Гумса», в которой автор явно не был в восторге от деятельности гудермесских журналистов.
Газету показали муфтию республики Ахмаду Шамаеву для перевода рукописного текста. Выяснилось, что опять были угрозы в мой адрес: намекали на то, что мои дни сочтены… Конечно, приятного в этом мало, тем более никто меня не охранял – ни дома, ни на работе. Однако уверенность в том, что все находится во власти Всевышнего, заставляла собраться духом и выполнять свою работу в нужном режиме. Наш профессиональный труд скоро оценили и в республике, и на федеральном уровне.

Хожбауди БОРХАДЖИЕВ

P.S. В 2001 году на торжествах в Ростове-на-Дону, посвященных к Дню российской печати, «Гумс» признали в числе лучших районных газет Южного федерального округа. Также мне вручили Благодарность от руководителя ЮФО В.Казанцева. В том же году, 18 июня, мы с «помпой» отметили свой 60-летний юбилей при участии республиканских властей. К тому времени уже в полном объеме работало Правительство ЧР во главе со Станиславом Ильясовым и было открыто финансирование чеченских СМИ.
В 2004 году получил Благодарность от руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям М.Сеславинского за «Восстановление и развитие средств массовой информации Чеченской Республики».
Через 2 года «Гумс» широко отметил «красную» дату – 65-летие со дня выхода первого номера нашей газеты. В Гудермес на наш праздник пожаловали ведущие журналисты Юга России и Москвы. В этот день впервые в республике гудермесские журналисты Руслан Юсупов и автор этих строк получили удостоверения к званию Заслуженный работник культуры Чеченской Республики за подписью Президента ЧР Р.А.Кадырова. Через несколько лет звание Заслуженный журналист ЧР было присвоено мне и моим коллегам – Хавасу Акбиеву, Дени Сумбулатову и Арби Падарову. Такое обилие «заслуженных» журналистов нет ни в одном печатном СМИ республики!
В 2009 году я стал лауреатом премии «Золотой орел» в номинации «За укрепление и развитие добрососедских отношений между народами Республики Дагестан и Чеченской Республики» и вышел победителем Всероссийского конкурса  «Журналисты России против террора».
Два года спустя был награжден Почетным знаком Союза журналистов России «За заслуги перед профессиональным сообществом». В сентябре того же года на Всероссийском фестивале журналистов в Дагомысе гудермесская газета была отмечена, как одна из лучших периферийных изданий по России.
Сегодня «Гумс», самая титулованная районная газета в республике, идет к своему 75-летнему юбилею.