След Эльфа

Наши люди по газонам не ходят,  они любят вокруг и чтобы куча навоза была побольше, а вокруг летали пучеглазые древние жители земли, с  яркими переливчатыми глазами и крыльями. Жужжание создавало  у наших людей обычное детское чувство, рассказать что-нибудь хорошее про ближнего Сережку или Наташку из соседнего дома, переключив так сказать сознание родительское на другой объект дабы избежать порки за собственные испачканные штаны или уберечь взор прилетевшей жены, недавно получившей место начальника, от легких штрихов розовой помады на рубашке славной озорной девчушки, или не девчушки, а довольно маститой вороны, белой. То есть совсем не белой в смысле  драматургии и развитии бытового сюжета, после обнаружения пятна, - маленького розового пятнышка и легкого устойчивого запаха парфёма Артистри, который невозможно не отличить от обычного запаха собственных турецких разливных духов Шанель № 5. Даже Шанель №5. Методы соперниц бывают варварские , также как и карьеристок, но вполне пригодные для их древней жизни на голубой планете.
Мы же люди неземные, ездящие в трамваях, велосипедах,  на метро, на лыжах, перелетавшие как эльфы с цветка на цветок, в прошлой жизни, которых поверхностное знакомство с жителями земли вполне устраивало  и не более того, практически незаметные для взора постороннего искателя приключений. Внутри у нас не сжигающие,  не приобретенные земные страсти и потому, чувство праздника природы у воды, в лесу и на скалах оставалось самым сильным впечатлением, как и огонь, всю ночь трещавший в лесу. На огне варилась ароматная похлебка с травами, рыбой, перцем, базиликом, булькало, шипело, скатываясь по краям раскаленного чугунка, под которым пищали березовые и сосновые поленья с капельками смолы. Горшочек варил, а в лесу после недолгого полночного затишья просыпались птахи с раннего утра, садились с плеском гуси и утки в заросли камышового берега, жужжали важные оранжевые шмели на росистых лепестках земляники и львиного зева со сладкой медуницей луговых трав.
Только в  самую полночь в  темном лесу глубоко, кто-то пискнул, потом лес глубоко вздохнул, лесные жители боязливо встрепенулись и затихли до утра.  Пламенные языки лизали ветки ели, листья сухой осинки, а ствол трухлявого пня с муравьями пытался загасить огонь дымом и трухой с мокрым мхом. Муравьи храбро бросались в огонь спасая белые яйца. Но победа была за всепоглощающим огнем,  которому ветер июльский сегодня был друг. Рассвело. Солнце трепетало желтым опахалом над лесом,  меж облаков. Пронося по узкой тропинке  к мусорной  яме кожуру, засохшие корки и жестяные банки с бульонным желе, Эльф обнаружил разорванные перья и пух со следами свежей крови. Где-то вверху тридцатиметровых сосен пищали птенцы, захлебываясь от страха и одиночества. Голодная смерть была для них неминуема. Куница караулила птицу, пробуя насытиться от объедков возле ямы. Добыча пошла на ловца.
С восходом солнца крылья зеленых  палаток затрепетали, жители начали просыпаться у остывших печек-буржуек, тихо теплющихся всю ночь, выскакивая умыться из выкопанных ям, с набежавшей дождевой и луговой водой. Рой пучеглазых древних насекомых преследовал их, догрызая после комариной тучи нежно-белые тела, впитывая свою древнюю первую кровь, от четвертой группы они тоже не отказывались, была бы кожа понежнее. Гнездо с голыми птенцами стихло на следующий день,  эльфы снялись и уехали дальше и более никто не нарушал покой болотистых лугов со спелой земляникой, мокрыми редкими грибами, изъеденными червями, длинные поваленные деревья, с кладками муравьиных яиц, внутри трухлявых пней. Древние мелкие северные орхидеи стражниками стояли на болотцах заманивая все дальше и дальше.