Адский рынок

Люблю тебя... Стоило ему так подумать, как  в воздухе соткалась из солнечных нитей ступенька. Конечно, шагнул. С глупой счастливой улыбкой.

- Ох, ну до чего ж!.. И слов таких нет. Легкость невыносимая! Свобода!

Он корил себя за неразгаданные тайны, мимо которых проходил, не обращая внимания на их робкие прикосновения и взгляды. За пустые дни отчаяния и мрака. Распахивая новые двери, за которыми время сжималось в комок, не готовое к его живому натиску, думал только о том, чтобы успеть. И больше никогда-никогда не растрачивать свои дни впустую. Любовь тоже могла быть пустой... Игрой воображения и отголоском жестокого эгоизма. Но не эта. Эта - последняя. Настоящая. Выкованная Богами задолго до начала времен.

Очередная дверь. Кажется, не та траектория… Он отклонился от намеченной цели, но остановиться было выше его сил. Таково предназначение. Любовь вела его в ад…

…

Запах гари, смешанный с желтой горячей пылью, врезался в грудь и сбил дыхание. Глаза уперлись в осклизлый колеблющийся воздух, в котором распадались силуэты людей и предметов, и собирался гул сотен голосов. Выступившие слезы тщетно пытались смыть это наваждение. Лишь оставили светлые дорожки на щеках.


Он пробирался среди толпы, снующей вдоль убогих прилавков. 
 
Отрубленные головки тайн обреченно увядали на огромном медном блюде. Цена – грош.
 
- Мамаша Кураж, что ж вы мечты второй свежести продаете?  Смотрите – поблекли уже, все вялые, снулые, как вчерашние бычки. На таком густом солнцепеке пора бы и даром раздавать – все одно в золу к вечеру превратятся, - старый Уолт тряс над прилавком большими черными ушами на тонкой дужке девчачьего ободка.

 - Твою фабрику давно прикрыли, дуралей, и мечты тебе вообще без надобности, - толстуха в клетчатом переднике вяло отмахнулась.

 - Подходи, покупай – порывы души, по расписке за пучок, по три пучка за пятачок – прекрасные порывы! – Чичиков в полуистлевшем сюртуке надрывался, истекая багровым потом.

- Ишь, разорался, окаянный! Так ты нам всех шатанцев распугаешь, -  Коробочка ткнула его зонтиком в бок.

- А вот кому обрывки связей и осколки чести! Налетай, разбирай, - голосила она старушечьим фальцетом.

Какой-то арап, вконец разомлевший от зноя, опускал концы веревок в ведро с соком анчара. На противоположных концах свисали нанизанные гроздьями Музы. Они слабо трепыхались и иногда тихо и жалобно стонали.

-Эй, Абрам, зачем с ядом? Ведь потом тащить неудобно, а они и так полудохлые, - Дантес покосился на свои руки в брезентовых рукавицах. От этого зелья защиты не было. 

 - Ты бы сам хоть одну поймал, потом говорил, - Абрам встряхнул концы веревок и устало присел на корточки.

– Они же приходят, наивные, только к отчаявшимся и готовым умереть, или счастливым и тоже готовым умереть. Другого не дано.

- Что так дешево, Абрам? Товар небось краденый? Или поддельный, – Лев гнусно ухмыльнулся, скинул толстовку и завязал узлом под животом. – В прошлый раз мне совсем завалящую подсунул, на втором томе сдохла. И не пела совсем, и в душе не копошилась, сердце не щемила. Дрянь товар.

- А ты, Лева, умирать пробовал? Ты, все же, писал, или всю жизнь только собирался? Не для других, воспитатель хренов, а для себя? – арап печально улыбнулся – стоил твой роман, чтобы за него такой зануда, как ты, бился с жизнью за бессмертие?

- Читатели нас рассудят…

…

Он пошел дальше, стряхивая с себя остатки этого бредового разговора.

Из окна чертовой таверны блевал Гете. И откуда в аду хорошее вино?

Вергилий утомленно взирал на очередных экскурсантов. В этих уже не было никакого огня, даже искры. Обычные напуганные люди. Ждут, что страшный сон вот-вот закончится. Но реальность уже прибрала их к рукам, со всеми их сонными и ленивыми потрохами.

Книжный развальчик ненаписанных книг. Рядом притулился колченогий столик - величайшие творения человечества по масштабности восприятия массами - библия, различные « - измы». Незапрещенные. Длинные ряды книг с затхлыми, частично слипшимися искореженными водой страницами - некогда опубликованные и канувшие в Лету.

- Ну, поймал, что смог, нашел халтурку, - чумазый мрачный Харон солидно взял в горсть нечесаную бороду, - мне ж они даром… бери, чо, если надо, не смотри на пятна. Ну, пятна, чо – он напряг лоб и продекламировал - продукты жизнедеятельности человеческих организмов. Ведь некогда и сама книга - ну да, таки же продукт... Что естественно.

Вальпурга совещалась с хромой Локустой и перебирала скрюченными пальцами ядовитые коренья - вот мгновенное зелье, для юных и нежных, вот синий фиал с медленным и тягучим забвением, золото и пурпур в комплекте. Вот королевские цвета на щитах - яд власти и тще… ты, или …славия, а, не важно – убивает медленно и красиво, но болезненно.

В темном углу рынка под грязной завесой столетий сын Менделя расставлял кувшины с чистейшей водой из заброшенного ручья. В мареве полдня всколыхнулась гармония звука.

…

Рынок остался позади. Единственным чувством осталась любовь. Единственной мечтой – она. Единственная уцелевшая Муза задремала в кармане, бережно придерживаемая рукой.

Впереди простирался ад.

Ну и черт с ним!

Люблю тебя!..