Юношеский максимализм

Я иду по тихой улочке неизвестного мне города.
Кругом – ни души. Даже не знаю, как оказался тут.
Магазины открыты, заходи, бери , что хочешь. Но людей нет. Нет даже птиц – везде гробовая тишина. Я совершенно ничего не слышу, хотя вижу, что вода плещеться в фонтане.
Что со мной не так?

Это был всего лишь сон, но лучше б я не просыпался.
Первая моя мысль : неужели таков и есть загробный мир? Белый свет сильно резал глаза, мне больно было смотреть вокруг. Я осмотрелся и понял, что жив. Умереть мне не удалось, хотя я так пытался.
Я не хочу знать, где мои родители, меня не интересует кто-либо.
Я хотел умереть, но я жив. Жив. Я жив.
Эта мысль не дает мне покоя.
Я в больнице, но я ничего не слышу. Так это был сон наяву.
Уши забинтованы, на улице темно. Но в комнате горит лампа. Зачем ночью оставлять свет?
Или я опять сплю???
Но нет, вот они идут! Мои родители собственной персоной.
Доктор спрашивает меня что-то, но напрасно. Теперь я еще и инвалид! Прекрасно. Мало я в школе натерпелся, так еще и до старости глухим буду.
Ну уж нет, при первой возможности я улечу с крыши или вскроюсь в ванной. Терпеть до конца жизни издевательства не намерен.

А ведь я почти осуществил свой план. Я на сумасшедшей скорости вьехал в дерево. Даже врачи не верили в мое выздоровление. Никто не верил. Даже я. Я вообще думал, что уже ласты склеил. И меня это радовало.
Я ударился башкой о какую-то хрень и теперь я глухой.
Ну вот сообственно всё, если не считать перелома ребер и мелких ссадин.
Я очень хотел умереть. Очень. Ну не может такого быть.
Скажите чесно, я в аду, и это просто наказание мне за мои грехи!
А сотворил я за свою жизнь, не очень-то и длинную, море пакостей разных.
А виновата во всем школа!

Мне кажется, всё началось еще с рождения. Дело в том, что я – нежеланный ребенок. Да и со здоровьем у меня было что-то не очень. Хилинький я был.
По-этому  и терпел издевки целых десят лет.
Но в выпускной год я оторвался на них. Я припомнил им всё!
Я почти не ночевал дома. Я влился в одну компанию, все время проводил с ними. А родителям что? Поорали так, для приличия, да и хрен с ним.
Пусть и нежеланный, но единственный ребенок в доме. Пусть развлекается.
Я зделал пирсинг на подбородке, пару татух. Накупил кучу модных шмоток. Девки только на меня и смотрели. Но мне было все равно. Я хотел лишь отомстить своим обидчикам.
Предкам можно было ночевать у кабинета директора. Они бывали там почти каждый день. Я старался.
Кто срывает уроки? Кто плохой ученик? Кто сатанист? Кто облил одноклассника соком в столовой? А опоздывает целую неделю на уроки? А прогуливает их??? Я! Я, мать вашу, я!
Это именно то, чего я хотел, добивался все эти годы. Плохо было им, а не мне. Страдала репутация школы, но никак не моя!
Могу лишь посмеяться!!!
Ахахахахахахаха.

Жизнь для меня ничего не значит, она безсмыслена. Я сотни раз бросался ей.
Вот все курили, потому что крутость надо было показать. А я мог сидеть на заднем дворе и по пачке за один раз выкуривать. И мне не надо была крутость. Меня завлекала надпись «курение убивает».
Я пробывал «мышиный кайф». Тебе вообщем зажимают горло, сдавливают и держать до того момента, пока ты почти не теряешь сознание. Почти. Наступает такая ейфория. Вообщем, мне очень понравилось.
У нас есть мост. Там рельсы и ходят поезда. Речка мелкая, но чистая. Так вот, я прыгал с моста за секунду до того, ко мне притронеться поезд. Адреналин просто зашкаливал!!!!!
Я попробывал, наверное, все виды наркоты. От легкой, которой нужно немало для отличного результата, и до тяжелой, которой и половинки одной хватит, чтобы улететь далеко от реального мира.

И что же меня не устраивало, спросите вы?
Мне просто всё надоело. Надоели люди, надоел весь мир.
Я ушел из дома, ночевал у друзей.
А в один прекрасный день проснулся с мыслью, что с меня достаточно. Я сел за руль и погнал по ровному шосе. Потом я увидел дерево и добавил газу. Удар, темнота. Больше ничего.

Я искал способы убить себя, но дома от меня спрятали аптечку, все острые предметы и выводили на улицу только в сопровождении кого-то.
И как тут умрешь?
Я передумал уже все способы. Таблетки, лезвия, веревка и стул, машины, многоэтажки.
И тут до меня дошло, надо прикинуться нормальным, и может, они отстанут.
На некое время я забыл о смерти, перестал представлять собственные похороны.
Я начал носить какую-то хрень, и хоть немного слышал происходящее. Но я отвык от человеческой речи, да и от прибора болели уши.
Оказывается, человеческая речь ужасна.
Если раньше я спокойно мог смотреть на людей, то теперь меня воротило от них. Я старался не выходить из дома.
Да и некуда было.
И где делись все мои друзья?
Однажды я понял, что больше не могу видеть никого.
Мне ничего не надо, мне никого не жаль.
Я почти не соображал, что со мной происходит.
Я опять хотел лишь одного - умереть.

Обычная мелочь довела до того, что я сейчас стою на крыше.
Я услышал, как мать кричала на собственного ребенка. Она говорила такие вещи, что прям ужас. Да, я нежеланный ребенок, да, и на меня, бывало, кричали, но чтоб прям уж так. Слишком.
Сильно слишком.
Мне просто все надоело, я принимал все  близко к серцу.
Я выбрал заброшенное здание, на окраине. Людей здесь давно не видать. Думаю, найдут суток через трое.

Все дорожки ведут во тьму.
Все дорожки ведут ко дну.
Я стою на краю, и вот
На счёт три отправляюсь в полёт

Раз - и кругом моя голова,
Два - в записке прощанья слова,
Будет три, и я полечу,
А пока - докурю, погрущу.

Падать мягко, я вниз посмотрел,
Кровь на белом снегу - мой удел.
Долго думаю, вдруг - расхочу..?

Раз.
Два.
Три.
Добрый день, я лечу.

Я докуривал седьмую сигарету, и решил, что уже хватит.
Стал на самый край, но никак не решался прыгнуть. Что-то не отпускало.
Я решился и прыгнул.
Ах да, забыл вам сказать, я – самоубийца-неудачник. Я приземлился прямо на .... диван. Да - да. Именно в тот момент мимо проезжал грузовик, он перевозил вещи. Я был настолько накурен, что даже его не увидел. А аппарат я оставил дома. Зачем он трупу?

Вот сколько раз я рисковал, и оставался в живых. Мне не было страшно, да и когда прыгал, тоже. Я никогда не ценил свою жизнь. Я разбрасывался ею, а она все крепче и крепче за меня цеплялась.
Я собрался и пошел домой. А что еще оставалось? Я никогда не мог повторить попытку во второй раз. Сколько бы себя не пересиливал.
Когда я пришел домой, вголове было только одно слово: режь, режь, режь, режь.
Вспомнилось детство, мои гладкие и без порезов руки, загоревшие за лето почти до черного цвета.

После этого я пытался много раз покончить с жизнью. Но тщетно. Я решил, что это невозможно, но не сдавался. На моих руках появились новые порезы, в моем желудке побывало много разных препаратов. Что-то не отпускало меня, и вскоре я понял, что именно.

С утра пораньше мать повела меня в какой-то там центр для тех, кто имел проблемы со зрением, слухом и речью. Много людей было там. И маленькие детки, и подростки, и старики. Я подходил ко вторым. Врачи провели наверное все обследования, что существовали для глухих. Они тыкали трубочки, палочки в мои уши и что-то говорили, но я не слышал что. Заматывали меня ниточками, цепляли присоски. Во время одной процедуры у меня было ощущение, что я сижу на электрическом стуле.
Сказали придти завтра за результатами, и обязательно со мной. Это было хуже всего, мне так показалось.
Уже в 7.30 утра мы вылезали из машины и шли по асфальтированому участку Центра. Шел дождь, холодный осенний дождь, ледяной ветер пробирал до костей. В холле было много людей, не смотря на такую рань.
И тут я увидел её. Она была в темных джинсах, коричневой куртку и.... в темных очках. Значит, она слепа. Она ничего не видит. Но, она была прекрасна. Интересно, какие цветом у нее глаза? Наверное, голубые.
Больше за день я ее не видел, она ушла под руку с каким-то мужчиной, скорее всего, с отцом.
Меня положили в больницу. Наверное будут опять процедуры делать. Оно вроде и не больно, но не очень то и приятно.
Мне предстояло провести десь целый месяц. Месяц! 30 мучительных дней в этом задрипаном Центре, где только мать его нашла?
Половина моего курса прошла. Я выучил разписание, привык к режиму. Даже к еде привык! А кормят тут не ахти! Там скудные какие-то супчики, кашки. У родителей вдруг проснулась любовь ко мне. Они привозили мне соки, яблоки, шоколадки, йогурты и все прочее. Я обычно не ел всё это, просто отдавал соседям по палате или малышам из соседней.
Я посмотрел на себя со стороны. У нас в палате лежал парень, годами где-то такой как я, плюс минус два года. Так вот, он резался по ночам и даже пытался спрыгнуть с крыши. Хвала небесам, его вовремя спасали. Все осуждали его. Все, кроме меня. Я был на его месте и понимал, каково это. Но я понял одну штуку - если порежешь вены или прыгнешь с крыши, то явно не изменишь мир, да и себя тоже. Ты просто.... умрешь. Я дошел до этой мысли сам. Я никому не рассказал о ней, я просто промолчал. Но решил не убивать себя больше. Я захотел жить.
Наверное, сам Бог дал мне знак.
Мне даже тут понравилось. Я снова увидел ее на процедурах. Я был следующий в очереди за ней на электрофорез. Ну вот скажите, зачем глухому электрофорез на спине? Ну зачем? Им что, ток некуда девать?
Я разговорился с ее отцом, и узнал, что Ира, так звали девушку в все тех же черных очках, потеряла зрение примерно в то время, когда и я слух. Я тогда не обратил на это внимание. Он рассказал все в подробностях, очередь была большая, так что он все успел.
Ира попала в аварию, подушка безопасности разорвалась, и жидкость, что была в ней, пролилась на глаза. Это была кислота. Огожи были слишком сильными, глаза пришлось удалить. Тоесть, я не узнаю, какого цвета у нее глаза. Ну, может она мне скажет, если мне удасться с ней заговорить.

- вы не приглядите за Ирочкой, пока я отлучусь в туалет? - спросил внезапно мужчина.
- да, да, конечно. - с неувереностью сказал я.
Когда мужчина отдалился, я решил заговорить.
- привет, - произнес не очень громко я. Я очень боялся. Даже сам не знаю, чего.
Она не сразу осознала, что говорили именно ко мне.
- привет, Ира- сказал чуть громче.
Она обернулась в сторону моего голоса. Я плохо слышал свой голос, прибор стал барахлить.
- привет, кто ты? - какой милый был у нее голосок.
- я Саша, следующий в очереди за тобой на электрофорез.
- на каком именно месте тебе делают электрофорез? - я ожидал чего угодно, но не такого вопроса.
- на спине, - немного помедлив, ответил я. - а тебе?
- тоже, вот интересно, почему его делают на спине, если ты слепой?
- или глухой - добавил я.
- ты глухой, - удивилась Ира. - тогда как же ты со мной говоришь?
- у меня есть специальный прибор.
- жаль, что у меня его нет. Очень жаль. Я помню все, как было. Яркие краски лета, золотую очень, белезну зимы и солнечную весну. Теперь мне не суждено это увидеть. Я навеки инвалид.
Тут я зачетил порезы на ее руке, но ничего не успел ответить, пришел отец.
Боже, да тут сидят одни суицидники!!! Я уже и забыл, что сам таким был.
Мы закончили разговор на не очень оптимистичной ноте. Но увидился я с ней только через неделю. Ее отец был не против, что я общаюсь с ней, он даже доверял мне прогулки.
Мы очень много разговаривали, и практически ни о чем.

* спустя 7 лет *
Жаркий летний день. По аллее идет пара, держась за ручку. Никто даже подумать не может, что она слепа, солнцезащитные очки прикрывают шрамы. Слухового аппарата мужчины практически не видно за темными густыми волосами . Это Саша и Ира. Их любовь началась с того сама разговора в коридоре под кабинетом электрофореза и продолжается до сих пор. У них было все, им могли позавидовать даже самые влюбленные парочки. Прогулки под дождем, поцелуи под луной, в подьезде, дома, везде. Не обошлось и без сор. Но никогда он не упрекнул ее в том, что она слепа, а она, в свою очередь, что он глухой.
Саша, вернее уже Александр, теперь крепкий накачаный мужчина, жизнерадостной. О прошлом напоминают только изрезаные руки. И, спроси ты сейчас Сашу, что же было тогда с ним, что случилось, быть может депрессия, переломный момент, то он незамедлительно ответит вам, что это был обычный юношеский максимализм. Не более. Он понял, что многим людям повезло меньше, чем ему, и не стоит бросаться жизнью, это самое ценное, что у нас есть.

С любовью ваш, Вик Холод.

Отдельное спасибо  Ангелине Шумной за подсказаный сюжет.