Пролог

В висках стучала кровь. Казалось, что в такт выстрелам бьётся и сердце. Издавая мелодичный звон, гильзы вылетали из автомата и стремительно падали на пыльный каменный пол. Грохот выстрелов, буханье сердца в ушах: всё сливалось в немыслимую какофонию звуков – мелодию боя.
Раф крепко, до боли в пальцах, сжимал рукоять автомата. Сейчас ему нужно слиться со своим «Калашниковым», стать с ним единым целым. Чтобы он чувствовал оружие, а оружие – его властную руку. Иначе исход поединка будет предрешен.
Когда-то Рафу нравилось управлять жизнью: нажал на спусковой крючок – противник лежит, окровавленный и мёртвый; не нажал – противник стоит, живой и здоровый. Чувство вседозволенности пьянило, бросало в дрожь, вызывало восторг. Когда-то… Но не сегодня. Сейчас разведчиком овладел животный страх и глубоко засел где-то далеко в нейронах его мозга.
Страх перед смертью.
Война уже не доставляла Рафу такого удовольствия как раньше. Он постиг её глубокий смысл и этим смыслом была смерть. Та самая, которую он даровал многим врагам. Та самая, которая, быть может, заберёт сегодня и его. Впервые за много лет он сам боялся смерти.
Меняя рожок за рожком, передёргивая затвор и нажимая на спусковой крючок, он руководствовался лишь одним инстинктом самосохранения, который ему достался от далёких предков. Хотелось убежать от страха, выбросить его из головы, ущипнуть себя и проснуться, или, на худой конец, просто вернуться в прошлое и начать мирно трудиться на благо селения. Не рукой войны, не рукой боли. Рукой созидания.
Звёзды над ним, как и много веков назад, также туманно мерцали в бездонной вышине. У Рафа не было возможности даже на секунду отвлечься, чтобы взглянуть на них, но он чувствовал, что там, наверху, бесчисленное множество белых огоньков смотрят на него и благословляют на подвиги, на героические поступки и бесстрашие.
Осознание того, что он не одинок, на удивление помогло. Раф успокоился, голова прояснилась, слепой страх отошёл на задний план. Отбросив использованный рожок в сторону, он вставил в автомат новый и оценил ситуацию. Проклятые чёрные силуэты, шакалы, ощетинившиеся автоматами, носились где-то внизу, в сизой дымке под маяком. Поливая разведчика свинцовым дождем, они прятались в укрытия, а потом снова и снова пытались взять неприступную башню и уничтожить своего врага. Но нет. Мастерство, как говорят в народе, не пропьёшь. Раф не собирался сдаваться. Уж если и суждено ему сегодня умереть, то он задорого продаст свою шкуру. 
Пули свистели над головой, рикошетили о металлические опоры. Иногда они попадали в гигантский прожектор, и тогда разведчик пригибался и закрывал голову руками, пытаясь уберечь ее от разлетающихся во все стороны осколков. Стреляя, Раф думал только об одном: он солдат, а внизу – его противники. Он не думал, что они тоже люди, что у них, возможно, есть семьи. Сейчас ему было на все наплевать. Для него эти люди – всего лишь движущиеся мишени.
Выстрел, выстрел, еще выстрел! Отдача била в плечо, по телу который раз пробегал озноб – о себе давали знать холодные каменные плиты, на которых распластался Раф. Гильзы ровным ковром устилали пол вокруг разведчика, но он этого не замечал. Спусковой крючок приятно отдавал холодом. Указательный палец болезненно ныл, предупреждая разведчика о раздраженной коже.
Раф краем уха услышал снизу приглушенный стон. Уголки его губ медленно поползли вверх. Еще один готов! Ряды противника редеют, с каждым убитым становится все легче. Но через секунду разведчик понял, что рано начал радоваться.
С последней вылетевшей гильзой автомат глухо щёлкнул. Раф уже на автомате потянулся к поясу за новым рожком, но его там не было. Ощупал разгрузочный жилет, ещё раз осмотрел кармашки для магазинов. Ничего. Раф простонал: он пуст. От досады хотелось вгрызться зубами в камень. Раф вдруг представил себя на месте маленькой мышки, загнанной в угол сворой голодных котов.
Словно почувствовав его беспомощность, бестии не торопясь потянулись к маяку. Вскоре они уже окружили его.
Раф обессилено сел и опёрся о балку. Прислонившись к ней затылком, он ощутил холодное прикосновение металла.
Холод… Холод был буквально везде. В его сердце, в его чувствах, в его отношениях с окружающими. Он терпеть не мог слабых и болезненных, презирал тех, кто не может сделать подвластное ему. Он не испытывал жалости к умирающим, ненавидел мутантов, продолжая считать их безмозглыми тварями. Он не видел тепла и добра в последние годы, не видел любви и отзывчивости. Он видел только желание людей перегрызть друг другу глотки. И он перегрызал, подражая стае. Стае людей, с которыми жил. Стае волков, свирепых и необузданных.
Внизу раздался взрыв. Стальные ворота, закрытые на четыре ставни, были сорваны с петель. Стали слышны голоса и топот ног.
Раф покачал головой и осмотрелся.
То, что он увидел, ему понравилось. На полу, словно солдатики, которыми игрался маленький мальчик и забыл убрать на место, валялись гильзы и пустые рожки. Не было и квадратного метра, где стена, вся изрешеченная пулями, осталась бы цела. Повсюду лежали осколки и куски отколовшейся штукатурки. Раф улыбнулся. Он умрёт в бою. Он попадёт в Асгард!
Громкие шаги послышались уже на лестнице. Тяжёлые армейские сапоги отчётливо гулко стучали по каменным ступеням, эхом отдаваясь в вертикальном желобе маяка.
Лепский холодно рассмеялся и достал из кобуры «Кольт», с которым он выходил не из одной переделки. Вороная сталь револьвера поблескивала, призывая хозяина вступить в последний бой. Вспомнилась песня о крейсере «Варяг». Взведя курок и направив его по направлению к лестнице, Раф закрыл глаза и предался воспоминаниям последних часов.
***
Опуская весло в тёплую июльскую воду Чёрного моря, Раф плыл на лодке подальше от Плавучего Города. В воздухе стоял неприятный запах мёртвых медуз, но севастополец уже достаточно привык к нему за годы жизни тут. Солнце медленно заходило за горизонт, за море. Небо покрылось ярким багрянцем, облака, проплывающие рядом, становились ярко-розовыми и ярко-оранжевыми. Лепский давно не видел закат, да и впервые встречал его в море.
В лицо дул тёплый летний ветер. Раф чувствовал, как он щекотал глаза, веки, щёки. Вспоминались годы ещё до Судного Дня, когда он с родителями плавал на экскурсии на катерах,  рыбачил с отцом. Ветер нёс воспоминания. Нёс мысли. И нёс что-то необычное. Волнение. Беспокойство. Смятение.
Раф слышал о таких ветрах от рыбаков-охотников в Вавилоне. Это были страшные ветры. Ветры, не предвещающие ничего хорошего. Ветры тревог.
Солнце прощально взглянуло на Рафа и скрылось в пучинах моря, унося с собой свет и тепло. На секунду Лепскому показалось, что он увидел зелёный луч. На секунду. А в следующее мгновение он услышал позади себя рёв моторов.
***
- Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!.. – тихо пропел Лепский, открывая глаза. В свете звёзд он увидел тупую гримасу противогаза и человека с автоматом.
- Сдавайся, Раф! – произнёс стоящий возле него боец, направляя на разведчика оружие.
– Последний парад наступает… Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»… Пощады никто не желает!.. – последние слова Серафим буквально выкрикивал. А потом нажал на курок. Громыхнуло, пламя расцвело и послало во врага свинцовый снаряд. Разворотив противогаз, свинцовая пуля повалила бойца на землю. Парламентёр убит. Мертвее всех мертвых.
Серафим тихо рассмеялся, когда внизу послышались крики. Есть ещё патроны в барабане. Есть ещё порох в пороховницах!