Странное воспоминание о будущем. Из цикла Капельны

Давно я хотел это тебе рассказать, но всё как-то не получалось.
Не помню, было это осенью или зимой, или ещё когда... Впрочем, это совсем не важно.
Ты только, пожалуйста, молчи и не перебивай, и ничего сейчас не спрашивай, я тебе потом на всё отвечу, что смогу...
Значит, так.
Сижу я, как обычно, за компом. Что-то писал, или просто читал информацию, а её сейчас так много, и одна чудней другой, и вдруг звонок в квартиру. Не так часто бывает, чтобы сразу в квартиру, обычно по домофону снизу, ну, да ладно. В этом ещё ничего необычного не было. Естественно, я спрашиваю, кто там. А мне голос из-за двери, вроде даже знакомый, мол, можно ли к вам, и называет меня по имени отчеству. Голос я сразу не признал, а потом, как дверь открыл, смотрю и вижу лицо знакомое, и как-то странно, но совсем не удивился, и отвечаю ему, мол заходите, и обращаюсь, естественно, по имени отчеству тоже.
Вижу, что человек напряжён, хотя отчего так подумал, объяснить не могу. Вроде, совсем такой, как по телевизору, но что-то в нём и другое торчит. Впрочем, после того, что было, было бы странно, если бы ничего не изменилось, но если не приглядываться, то и не изменилось вовсе.
Молчи, молчи, сейчас поймёшь!
Вошёл, значит, куртку снял, я её сразу в шкаф. А-аа! Всё, значит, верно — или осенью поздней, или зимой, или ранней весной — куртка то плотная. И вроде бы, что-то спросить хочет, но заминка какая-то образовалась. Я ему и говорю, что туалет в коридорчике и ванная рядом. Ах, да! Вещей у него с собой вообще никаких, даже пакетика с чем-то. Пошёл он в туалет, а я к окну — глянуть, кто же его ждёт, ведь совсем не верится, что такой человек без охраны. Гляжу из окошка туда и сюда, а он так спокойно сзади, подошёл совсем неслышно, и говорит, что сейчас абсолютно один.
«Ну, раз так, говорю, я сейчас есть собирался, пошли на кухню. Вчера хозяйка борщ варила, будешь?»
Он головой кивнул.
В холодильнике у меня, как обычно, ничего особенного. Ну, что нужно двум немолодым? Но, конечно, уж что-то есть. Достаю суп, половником отмеряю в ковшик для разогрева на две персоны — уж тут я персона тоже! И всё, как обычно: хлеб, масло, колбаска, несколько долек сала, сметана, вроде даже салат резал из помидоров и огурцов, и это всё с присказкой, как живём, да что, будто старому приятелю рассказываю, с которым давно не виделся. А он молчит, вопросов не задаёт.
Ну, сели, поели, выпить ему не предложил, хоть у меня и было в морозилке полбутылки. Мне после таблеток и всего такого нельзя, а он же спортсмен. Хотя... Но вот не предложил. Видно чувствовал, что разговор надо бы на сухую.

«Ты извини, говорю, что я уже на ты перешёл. Но ведь ты пришёл ко мне, будто знаешь меня много лет, наверно и знаешь, и источник информации не спрашиваю — ни к чему это. И знаешь, что правильно пришёл. У меня тебе здесь покойно.  Можешь и прилечь, отдохнуть, а то ведь видно, что помотало тебя за эти дни неплохо. Ведь знаешь — никому звонить и рассказывать не буду, и не из-за боязни. Просто, не умею закладывать тех, кто доверился.

А ведь я мог быть твоим начальником... Десятилетку когда заканчивал, дядя Саня вдруг как-то меня спрашивает, не хочу ли я в школу разведчиков. Он тогда где-то под Мурманском начальником Особого Отдела служил. Знал я, что он не шутит. А что?! Ты же наверно тоже как-то относился к тому большому серому дому на Литейном. Уж дядя Саня точно. Так и были бы в одной упряжке, а раз я старше тебя, может и попал бы ко мне в подчинённые...
Хотя, за карьеру нигде и никогда не держался. Делал, что могу и только. И в разведчики не захотел. Моё — это инженерное. Впрочем, сейчас и инженеры то не очень нужны. Это в советское время они были нарасхват, а сейчас зубастые нужны и хватастые, и чтобы ни о чём не думали, кроме выгоды для боссов, ну и  для себя.
А всё равно,  назад в советское не хочу, не терплю, когда за меня решают, и всё равно кто, хоть партком с завкомом, хоть ты.
Ты ведь безгрешный. Всё, что ты делаешь — правильно. И конечно, умнее всех, и даже в мировом масштабе. И все тебе в рот смотрят, а я тебя по телевизору не смотрел — противно было, как ты меры не знаешь, и ошибок не делаешь, и думаешь-решаешь за всех.
И молчи!
Я тебя наслушался вволю. А дела то твои разгребать долго придётся, наверно не увижу. А ты увидишь.
Ну, не смотри по сторонам. Нету! Никакой прослушки у меня нет, ведь я же обыкновенный — пен-си-о-нер! А по болезни своей, в среднестатистическом раскладе — давно бы помереть должен, да живу чего-то. Видно жизнь люблю, хоть и не считаю её в долларах или недвижимостью. А из наград — только медалька в ознаменование столетия со дня рождения вождя мирового пролетариата, о котором сейчас и не вспоминают. Ненадёванная медалька. Ну, да пусть лежит в коробочке. Внуки или правнуки когда-нибудь посмотрят и поинтересуются. Их, слава Богу, по единой книжице учить не будут. Ведь у них и про поражения будет, и про мерзость царскую тоже, и про потом.
Извини, у нас с тобой разговор никак не получился. Я вот тут монолог закатил, а и то право — ведь спрашивать тебя о чём-то и слушать — совсем не хочу, наслушался вволю.
Да ты ешь! Ведь не наелся, вижу. А выпить хочешь? Есть у меня немножко. Ну, как знаешь. Да ты парень ничего был бы, если бы не занесло тебя круто.
Господи! И чего ты полез? Не твоё это дело было. Ну, так что уж теперь...
Ладно, вижу, что засобирался. Видно негде тебе было переждать время...
Такси вызвать? Или деньги тебе нужны наличные? У меня сколько-то есть и отдавать не надо — не возьму.
Да простит тебя Бог!»

И ушёл он.
Я в окошко не глядел.
Вот так оно и было.
Никому больше не расскажу, а и расскажу — никто не поверит. Наверняка скажут — я всё выдумал.



Январь — апрель 2015           Таллин — Торнимяэ,     Эстония