Два письма
Странно упаковалась судьба живых и мёртвых россиян мужского и женского пола Стахеевых и Антиповых в Российские анналы. Зигзаги и кривопутья их жизней нельзя было уложить в суровые дни одного века. Как только я начал понимать слова МАМА, РОДИНА, ВОЙНА, РОССИЯ, я стал пытать отца и маму:
- Пап, а пап! А ты воевал в гражданскую?
- Нет, сын! Я родился, когда всё закончилось… И Колчак, и японцы…- всё!
- А если б воевал, ты был бы за белых или за красных?
- Если честно, не думал…Времени не было на раздумья.
- А Отечественная началась ты где был? Тебя не ранило?
- Был я, сын на войне… И не убило меня, и даже не ранило. Свои пути у каждого бойца были, свои пули и осколки…. Свои ордена и звёзды…Своя и смерть! И Берлин у каждого свой! А у меня ещё и Прага была…- отец разминал в пальцах очередную питерскую «Приму», и взгляд его становился тяжёлым, недосягаемым…
-Ма! А ты воевала с немцами? Тебя тоже ранили?
-Нет, сынок! Я не воевала, но наша деревня была в оккупации.
-Что значит в оккупации?
- Фашисты жили в нашей деревне, и в соседней… В Мятлеве, в Кондрово!
В нашем просторном доме поселился офицер, какой-то высокий чин с водителем и денщиком. Хорошо они жили Только и слышно было : «Матка! Курка!.. Млеко!..Яйко!.. «,»Русише, швайн!» Ох, попала я один раз. Мамка спасла, твоя бабушка. Отец мой - колхозный счетовод - неплохо рисовал! Ему помогал брат Василий, который тоже умел здорово рисовать. И в колхозном клубе, и у нас в доме наши души радовали портреты Ленина и Сталина, которые они нарисовали. Рисовали кропотливо и тщательно – вожди ж!
Немцы в первый же день испортили портреты своей жуткой свастикой, а к вечеру я со своей двоюродной сестрой Раей Карасёвой эту свастику стёрли. Сколько мать пролила слёз, доказывая офицеру, что Зина - не есть дочь партизана и стрелять её нельзя.
А через три дня офицер принёс карту-двухвёрстку. Он смахнул со стола глиняный кувшин, солонку и два стакана, разложил её передо мной. Он тыкал в карту пьяными пальцами и дико веселился:
- Медынь, Юхноф, Ярославец, Москва – капут! Сталин капут! Ленин капут! Ти, Зинка, капут!
И тогда я схватила карту и крикнула в лицо ошалевшему немцу,
что ни в какой истории не прописана гибель моей страны. Тогда я чудом осталась в живых…И тоже благодаря твоей бабушке…моей маме. И ещё сто раз по разным причинам я могла стать жертвой войны. Самый главный наш враг тогда был голод
- Мам…Фашисты гады…Они сожгли ваш дом?
- Сожгли, сынок! Но немцы не все гады и нелюди. Заканчивалась зима 1942 года…От голода кружилась голова. Мы не знали, доживём ли до лебеды и крапивы. Денщика нашего офицера звали Фриц! Сухощавый и длинный, он был настоящий фриц. В конце февраля он вбежал в дом и на ломаном русском и таком же немецком стал говорить, чтобы я бежала за ним.
Мы с Фрицем побежали в огород. Наст уже не держал, и мы всё время проваливались . Возле забора, закиданная колотым льдом и ошмётками соломы, лежало наше спасение, половинка…лошади. Как её сюда дотащил Фриц, было непонятно. Плакала я полдня….Эти пол-лошадки спасли моих братьев от голодной смерти.
Я рос, и слова слова МАМА, РОДИНА, ВОЙНА, РОССИЯ - стали для меня мальчишки не просто словами. Я всем сердцем проникся их сущностью. Мамы уже давно нет, родина – та большая, любимая и неделимая – разделилась-разлетелась в щепки да и войну начали переписывать, кому как нравится. Участников, тех, кто воевал или работал в тылу в годы войны, совсем не осталось, а которые остались, помнят самую малость.
Вот поэтому мы- Россияне века двадцать первого должны сохранить о них и их подвигах ПАМЯТЬ, каждую живую весточку века двадцатого.
Письмо моего дяди Толи я храню много лет. Оно потёрлось на сгибах, некоторые слова невозможно стало прочитать, но они – слова эти - восстанавливаются легко и быстро, восстанавливаются сердцем. Я его привожу полностью, не «причёсывая», немного поправив грамматику.
« Серёжа, Люба, Сашенька, здравствуйте!
Рады мы все (я и моя семья!) вашей торопливой весточке из далёкой и холодной Сибири. В Прибалтике у нас весна, правда, тоже холодная.
Служится нам по-разному, но жить можно. Мы ведь живём в военном городке в сорока километрах от столицы Латвии.
16 го марта я оказался с пятью бойцами в Риге.
Латышский легион Waffen SS, сформированный в марте 1943 года и вступивший в бой с Красной Армией под Ленинградом, маршировал по улицам латвийской столицы. Вот, дорогой племяш, и попробуй объясни
солдатам-срочникам, за что погибли больше ста пятидесяти тысяч воинов в боях за Латвию! Где-то здесь погиб наш сосед Витька Широков.
Я ведь, Серёжа, обещал тебе переслать Витькино единственное письмо с фронта. Мы ведь их соседи не знали, что он вздыхал и сох по моей старшей сестре и твоей матери Зине. Буквы порою не разберёшь, местами они совсем стёрлось. Возможно оно, письмо это, поможет тебе осмысленнее увидеть события того времени, понять значение Великой Победы и участия в ней каждого рядового бойца. Читай письмо, и ты поймёшь, что это не просто красивые слова.
«Зина…Зинка…Зиночка!
Девочка моя! Любимая моя…Видишь, как глупо всё получилось.
Так всегда у меня. Даже не попрощались! Я ведь в Питере. Приезжал за нашей колхозной техникой да так и остался.
Не успел я тебе сказать, как я тебя люблю, люблю давно и безнадёжно. Говорил вашему Васе, чтоб он тебе передал…А он забыл, наверное!
А сказать самому надо было всё как-то неловко…
Так хочется потрогать твои кудряшки, взять в ладони твоё мокрое от счастливых слёз лицо, смотреть в синие-пресиние твои глазища. Смотреть бесконечно, долго-предолго! А еще…А еще целовать …Не
отрываясь, волнуясь и задыхаясь. Тоже долго, всегда.
А хочешь знать, как мы попали под Лугу? Ну слушай! Роту прямо с эшелона слепили… В Мшинской к нам присоединились пулемётчики с двенадцатью ручными пулемётами…Ещё в смазке. Вооружили нас до зубов, только бейтесь-сражайтесь, родные, не дайте врагам по земле нашей ходить, а уж одели нас….во всё новенькое. Будто хоронить собрались. Автомат у каждого бойца …Патронов - по три цинки. Зато гранат – десять…И пистолеты – на всю роту! Повоюем, если с воздуха нас не разбомбят раньше..
А окапывались, Зин, мы вчера… правее ленинградки (Это шоссе, дорога, Зин, такая)за три дня нарыли мы столько…глубоко зарылись. Накормили нас досыта.Со мною наш калужский Санька Вараксин. А Луга рядом - в десяти километрах.
Командир наш – младший лейтенант Чистяков – он с Забайкалья тоже письмо подруге пишет. Тихо пока у нас…Ни самолётов, ни артиллерии! Вот и пользуемся. Знаешь, Зин, я командиру про тебя рассказал, какая ты у меня!
Тебя вспомнил и опять разволновался. А нам нельзя…Мы должны быть собранными…Ведь не сегодня-завтра будет у нас бой! У каждого свой!И свои звёзды… Если бы ты могла увидеть , какие у нас ночью звёзды. А в ста метрах река Луга, река, Зин, такая. Может, она хоть немного немцев задержит. Наша рота в боевом охранении на правом фланге дивизии. Завтра это письмо бросят наши почтальоны в Луге в почтовый ящик, а может сдадут на почте. Прошу тебя за меня не волнуйтесь.
А фрицев мы побьём. Не скоро, но побьём.
А ты, Зина, береги маму и братиков своих. Вон они у тебя какие.
Ждите нас с победой.
Ваш Виктор.
3 июля 1941 года.
Ну вот, Сергей, дорогой мой племяш. Я выполнил свой долг перед своей сестрой и твоей матерью. А весточка её сердечного друга пусть тебе напоминает, что Любовь бывает не только к Родине. Зина долго его хранила, читала-перечитывала, иногда могла всплакнуть в подушку. После войны слёзы близко у неё были.
Пока, Серёжа, Люба и Сашенька…. Пишите. Не отсиживайтесь в окопах.
И не ленитесь. Ваши прибалтийские родственники.
Ваш замполит д. Толя, т. Рая, Наташа и Танечка.
03.06.2001 г.»
А в Риге столице Латвии 16 марта по улицам и площадям маршируют фашисты, увешанные крестами и другими наградами .
Эти два письма и три фотографии военной поры передо мноЙ.
Они пахнут горечью утрат и немного… порохом. Молодёжь о войне по газетам да фильмам судит. А мы, родившиеся после войны, умеем не только хранить Память, но можем крепко держать в своих руках боевое Оружие.
А Берлин пусть будет…красивый и ухоженный с немецкой
педантичностью город художников и кинематографистов …У наших миллионов погибших мальчишек и девочек был свой Берлин…
Вечная им память!
Свидетельство о публикации №215041400143