Два письма

               
     Странно упаковалась судьба живых и мёртвых россиян мужского и женского пола  Стахеевых  и  Антиповых  в  Российские  анналы. Зигзаги и кривопутья их жизней  нельзя было уложить  в  суровые  дни одного века. Как только я начал понимать слова МАМА, РОДИНА, ВОЙНА, РОССИЯ, я стал пытать  отца и маму:

  - Пап, а пап! А ты воевал в гражданскую?
  - Нет, сын! Я  родился, когда всё закончилось… И Колчак, и японцы…- всё!
  - А если б воевал, ты  был бы за белых  или за красных?
  - Если честно, не думал…Времени не было на  раздумья.
  - А  Отечественная началась ты где был? Тебя не ранило?

  - Был я, сын на войне… И не убило меня, и даже не ранило. Свои пути у каждого бойца были, свои пули и осколки…. Свои ордена и звёзды…Своя и смерть!  И Берлин у каждого свой! А у меня ещё и Прага была…- отец разминал в пальцах очередную питерскую «Приму», и взгляд его становился тяжёлым, недосягаемым…

  -Ма! А ты воевала с немцами? Тебя тоже ранили?
  -Нет, сынок! Я не воевала, но наша деревня была в оккупации.
  -Что значит в оккупации?
  - Фашисты жили в нашей деревне, и в соседней… В Мятлеве, в Кондрово!
В нашем просторном доме поселился офицер, какой-то высокий чин с водителем и денщиком.   Хорошо они жили  Только и слышно было : «Матка! Курка!.. Млеко!..Яйко!.. «,»Русише, швайн!» Ох, попала я  один раз. Мамка спасла, твоя бабушка. Отец мой - колхозный счетовод - неплохо рисовал! Ему помогал брат Василий, который тоже умел здорово рисовать. И в колхозном клубе, и у нас в доме  наши души радовали   портреты Ленина и Сталина,  которые они нарисовали. Рисовали кропотливо и тщательно – вожди ж!

    Немцы в первый же день испортили  портреты своей жуткой  свастикой, а к вечеру я со своей двоюродной сестрой  Раей Карасёвой эту свастику стёрли. Сколько мать пролила слёз, доказывая офицеру, что Зина - не есть дочь партизана и стрелять её  нельзя.

    А через три дня офицер принёс карту-двухвёрстку. Он смахнул со стола глиняный кувшин, солонку и два стакана, разложил её  передо мной. Он тыкал в карту пьяными пальцами и дико веселился:
   - Медынь, Юхноф, Ярославец, Москва – капут!  Сталин капут! Ленин капут! Ти, Зинка, капут!
      И тогда я схватила карту и крикнула  в лицо ошалевшему немцу,
 что ни в какой истории не прописана гибель моей страны.     Тогда я чудом осталась в живых…И тоже благодаря твоей бабушке…моей маме. И ещё сто раз по разным причинам я могла стать жертвой войны.  Самый главный наш враг тогда был голод

 - Мам…Фашисты гады…Они сожгли ваш дом?
- Сожгли, сынок! Но немцы не все гады и нелюди.  Заканчивалась зима 1942 года…От голода кружилась голова.  Мы не знали, доживём ли до лебеды и крапивы. Денщика нашего  офицера звали Фриц! Сухощавый и длинный, он был настоящий фриц. В конце февраля он вбежал в дом и на ломаном русском и таком же немецком стал говорить, чтобы я бежала за ним.

         Мы с Фрицем побежали в огород. Наст уже не держал, и  мы всё время проваливались . Возле забора, закиданная колотым льдом и ошмётками соломы, лежало наше спасение, половинка…лошади. Как её сюда дотащил Фриц, было непонятно. Плакала я полдня….Эти пол-лошадки спасли моих братьев от голодной смерти.

       Я рос, и слова слова МАМА, РОДИНА, ВОЙНА, РОССИЯ  - стали  для меня мальчишки не просто словами. Я всем сердцем проникся их  сущностью. Мамы уже давно нет, родина – та большая,  любимая и неделимая – разделилась-разлетелась в щепки да и войну начали переписывать, кому как нравится. Участников, тех,  кто воевал или работал в тылу в годы войны, совсем не осталось, а которые остались, помнят самую малость.

     Вот поэтому мы- Россияне века двадцать первого должны сохранить о них и их подвигах ПАМЯТЬ, каждую живую весточку  века двадцатого.

      Письмо моего дяди Толи я храню много лет. Оно потёрлось на сгибах, некоторые слова невозможно стало прочитать, но они – слова эти -  восстанавливаются легко и быстро,  восстанавливаются сердцем. Я его привожу полностью, не «причёсывая»,  немного поправив грамматику.
    


                « Серёжа,  Люба, Сашенька,  здравствуйте!
      Рады мы все (я и моя семья!) вашей торопливой весточке из далёкой и холодной Сибири. В Прибалтике у нас весна, правда, тоже холодная.
Служится нам по-разному, но жить можно. Мы ведь живём в военном городке в сорока километрах от столицы Латвии.

      
       16 го  марта  я оказался с пятью бойцами в Риге.
Латышский легион  Waffen SS, сформированный в марте 1943 года и вступивший в бой с  Красной Армией под Ленинградом, маршировал по улицам латвийской столицы. Вот, дорогой племяш, и  попробуй объясни
солдатам-срочникам, за что погибли больше ста пятидесяти тысяч воинов в боях за Латвию! Где-то здесь погиб наш сосед Витька Широков.

       Я ведь, Серёжа, обещал тебе переслать Витькино единственное письмо с фронта. Мы ведь  их соседи не знали,  что он вздыхал и сох  по моей старшей сестре и твоей матери  Зине.  Буквы порою не разберёшь, местами они совсем стёрлось. Возможно оно, письмо это, поможет тебе осмысленнее увидеть события того времени, понять значение Великой Победы и участия в ней  каждого рядового бойца.  Читай письмо, и ты поймёшь, что это не просто  красивые слова.
               «Зина…Зинка…Зиночка! 
    Девочка моя!  Любимая моя…Видишь, как глупо всё  получилось.
    Так всегда у меня.  Даже не  попрощались! Я ведь в Питере. Приезжал за нашей колхозной техникой да так и остался.
      Не успел я тебе сказать, как я тебя люблю,  люблю давно и безнадёжно. Говорил вашему Васе, чтоб он тебе передал…А он забыл, наверное!
А сказать  самому надо было  всё как-то неловко…

      Так хочется потрогать твои  кудряшки, взять в ладони твоё мокрое от счастливых слёз лицо, смотреть в синие-пресиние твои глазища. Смотреть бесконечно, долго-предолго! А еще…А еще целовать …Не
отрываясь, волнуясь и  задыхаясь. Тоже долго, всегда.

       А хочешь знать,  как мы попали под Лугу?  Ну слушай! Роту прямо с эшелона слепили… В Мшинской   к нам присоединились пулемётчики с двенадцатью  ручными пулемётами…Ещё в смазке.  Вооружили нас до зубов, только  бейтесь-сражайтесь, родные, не дайте врагам  по земле нашей ходить, а уж одели нас….во всё новенькое. Будто хоронить собрались. Автомат у каждого бойца …Патронов  - по  три цинки. Зато гранат – десять…И пистолеты – на всю роту!  Повоюем, если с воздуха нас не разбомбят  раньше..

       А окапывались, Зин, мы вчера…  правее ленинградки (Это шоссе, дорога, Зин, такая)за три дня нарыли мы столько…глубоко  зарылись. Накормили нас досыта.Со мною наш калужский Санька  Вараксин.  А Луга  рядом - в десяти километрах.

       Командир наш – младший лейтенант Чистяков – он с Забайкалья тоже письмо  подруге пишет. Тихо пока у нас…Ни самолётов, ни артиллерии! Вот и пользуемся. Знаешь, Зин, я командиру  про тебя рассказал,  какая ты у меня!

       Тебя  вспомнил и опять разволновался. А нам нельзя…Мы должны быть собранными…Ведь не сегодня-завтра будет у нас бой! У каждого свой!И свои звёзды… Если бы ты могла увидеть , какие у нас ночью звёзды. А в ста метрах река Луга, река, Зин, такая. Может, она хоть немного немцев задержит. Наша рота в боевом охранении на правом фланге дивизии. Завтра это письмо бросят наши почтальоны в Луге в почтовый ящик, а может сдадут на почте. Прошу тебя за меня не волнуйтесь.
А фрицев мы побьём. Не скоро,  но побьём.
 А ты, Зина, береги маму и братиков своих. Вон они у тебя какие.
 Ждите нас с победой.
Ваш Виктор.
3 июля 1941 года.

         Ну вот, Сергей, дорогой мой племяш. Я выполнил свой долг перед своей сестрой и твоей матерью.  А весточка её сердечного друга пусть тебе напоминает, что  Любовь бывает не только  к Родине.  Зина долго его хранила, читала-перечитывала, иногда могла всплакнуть в подушку.  После войны слёзы близко  у неё были.
Пока, Серёжа, Люба и Сашенька…. Пишите. Не отсиживайтесь в окопах.
И не ленитесь. Ваши прибалтийские родственники.
Ваш замполит  д. Толя, т. Рая, Наташа и Танечка.
03.06.2001 г.»

           А в Риге столице Латвии 16 марта по улицам и площадям маршируют фашисты, увешанные крестами и другими наградами .

         Эти два  письма и три фотографии военной поры  передо мноЙ.
Они пахнут горечью утрат и немного… порохом. Молодёжь  о войне по газетам да фильмам судит. А мы, родившиеся после войны, умеем  не только хранить  Память, но  можем крепко держать в своих руках боевое Оружие.

       А Берлин пусть будет…красивый и ухоженный  с немецкой
педантичностью город художников и кинематографистов …У наших  миллионов погибших мальчишек  и девочек был свой Берлин…
       Вечная им память!