I Государственное дело. 12. Заморский гость

       ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.

       Часть 1.
            ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО.
       Глава 12.
            ЗАМОРСКИЙ ГОСТЬ.

     Он ждал в начале отдельной старой пристани, и я его сразу узнал. Если только в Запретной Гавани все люди не на одно лицо, то это был тот самый тощий, медноволосый волшебник, что устроил нам бурю при помощи большого белого блюда с тёмно-синей каймой. Увидев его, я зажал ладонью рот. О, как много я бы мог ему сказать на этот счёт! Я бы даже и сказал, не стал бы сдерживаться… Но вспомнил, как он, улыбнувшись одними глазами, чуть двинул вперёд инструмент колдовства, приближая к моим пальцам сердце бури.
     Во время урагана я не мог его хорошо рассмотреть, он показался мне самым заурядным человеком, сосредоточенном на гнусном заклинании. Но теперь мне бросилось в глаза то, что это очень печальный человек. Нет, он был не из тех неприятных типов, что целыми днями предаются тягостным раздумьям о смысле жизни и без конца хандрят и чахнут, что не мешает им увеличивать объём ленивого брюшка за счёт матушкиных и жёнушкиных забот. Этот парень, я видел, был деятелен, подвижен, умён, но в глазах его читалась чуть ли не вся скорбь мира. Он не был озлоблен, я это понял, и черты его красивого лица были чертами человека мягкого. Но я подумал о нём, что он либо недавно перенёс большую трагедию, либо вынужден жить в таких обстоятельствах, где особо не порадуешься. Ворот рубахи он расстегнул, и на шее был хорошо заметен золотой медальон. Осанка у парня была гордой, но правую руку он держал в кармане и во всё время так и не вынул её оттуда. В левой руке он сжимал волшебную палочку, магический костыль. Волшебную палочку я видел второй раз в жизни.
     Мы трое остановились в некотором отдалении от насылателя бурь, и, спокойно глядя на меня и Леона, грустный заморыш сперва тихо покашлял, прочищая горло, а затем приветствовал нас такими словами:
     - Государь Акети и ты, Миче… - он запнулся, опять покашлял, и повторил: - Миче. Вы зря пришли. С Петриком.
     Наверное, заморыш простудился во время путешествия. Он внезапно схватился за шею, словно у него в горле сделался спазм. Но быстро опустил руку и волшебную палочку. Мне же смешно стало. Он рассчитывал, что я отпущу брата одного? Волшебник справился с приступом и больше не кашлял и ни за что не хватался. Напустил на себя надменный вид и говорил спокойно, но энергично.
     - Ты, - человек на пристани указал палочкой на Леона, - вообще никакой не волшебник. – Твои магические способности не стоят упоминания. А про тебя, Миче, и про твою силу всем всё известно. Ты способен легко справляться с незнакомыми тебе заклинаниями. Мог бы остаться дома. Хотя, можешь быть секундантом.
     Мне эта речь показалась малость нелогичной.
     - Чувствую я, - нудным тоном завёл поучалку Леон, - у вас, за морем, не имеют понятия о вежливости. Или не считают нужным церемониться с запредельщиками. Вежливый человек обязан сперва поздороваться и представиться. Он не должен так нагло объявлять, что недоволен присутствием друзей того, с кем намечалась беседа. Он должен заявить о своих намерениях и изыскать приемлемый способ поговорить с приглашённым наедине. А если это дело, важное для всего Запределья, то ни о каком «наедине» речи быть не может. Если ты вздумаешь причинить вред Чу… королевичу Петрику, я дам тебе в нос без всякой магии.
    Волшебник заморышей склонил голову набок и слушал не перебивая. Но потом высказался тоже:
    - Хорошие слова, - сказал он. – Отвечаю. При чём тут вежливость? Речь идёт об испытании силы королевича Петрика. Ни ты, государь Акети, ни ты, Миче, мне для этого не нужны. Но не мешаете. Я не собираюсь беседовать ни публично, ни наедине. И, если ты любишь детей, государь, тебе следует стать проще, и не быть занудой.
    - Опа! – дружно сказали мы с Леоном и переглянулись. Помните, когда мой новый приятель говорил о любви к детям? Никаких заморских магов не было в это время поблизости. И, вспомнил я, мы ему не представлялись, никто из нас. Тем не менее, он безошибочно называл нас по именам, и знал, кто такой Леон.
    Заморыш на пристани вдруг улыбнулся, и улыбка эта вышла очень человечной, доброй и грустноватой. И с этакой улыбкой он закончил:
     - Я младше тебя, но знаю, что делаю. Ещё раз о моих намерениях. Речь идёт о магическом поединке. На своём берегу я считаюсь сильнейшим. Я вызываю Петрика Охти.
     Толпа любопытствующих ахнула.
     - Ещё чего! – выкрикнул я, заслоняя собой Чудилку. – Что это ты выдумал?
     Во время таких поединков люди погибают. Я не мог позволить брату сражаться с неизвестным каким-то волшебником. Кто знает, насколько он силён и искусен и какой магией владеет. А вдруг Великой Запретной? У него волшебная палочка! Да и вообще: с какой такой стати Петрик должен сражаться и рисковать собой в мирные дни?
      Но Петрик вывернулся из-за моей спины и спокойно произнёс:
      - Прежде чем ответить на вызов, я должен знать, в чём тут смысл. Где рациональное зерно?
     Это Чудилка молодец. Рассуждения о рациональном – любимое занятие заморышей. Этот не был исключением. Он проникся желанием Петрика докопаться до сути и снизошёл до объяснений.
      - Ты ведёшь себя странно. Никто на нашем берегу не может понять, как ты мыслишь и каким образом выживаешь там, где невозможно. Ты действуешь нерационально, но правильно. Не ясно, как тебе это удаётся. Ход твоих мыслей с трудом поддаётся анализу. Неизвестна твоя сила, как мага. Ты любишь заколдовывать салфетки и мочалки. Но почему при этом ты всё ещё жив? Потомок древнейшего рода должен обладать силой огромной, владеть боевой магией, а тебя, королевича, интересует улучшение инструментов для мытья полов и подшивания юбок. Невозможно уразуметь такое. Ты плюёшь на классовые различия? Или скрываешь от всех свою истинную мощь? Следует испытать тебя лично. Ты, - заморыш указал палочкой на Петрика, - самый главный враг моего государства.
     - Я? – поразился Чудилка. – Никакой я не враг. Ты, вижу, хорошо меня изучил. Не клевещи на меня. Иначе я сделаю вывод, что готовится война против МОЕГО государства.
     Выводы, сделанные королевичем из Запределья, никак не волновали посланца заморышей. Он лишь равнодушно пожал плечами, позволяя Чудилке думать, как угодно.
     - Итак, - произнёс пришелец ровным тоном, - если ты всё уразумел, давай сразимся.
     О таком странном, ни с того ни с сего, вызове на поединок ни мне, ни Леону никогда слышать не приходилось. Петрику, наверное, тоже. Он покачался с пятки на носок, глядя в море, улыбнулся и глубокомысленно выдал свою реплику:
   - Хм!
   Этим он поставил в тупик прибывшего волшебника. Я понял: он заподозрил Чудилку в нерациональном подходе к происходящему. Я даже позволил себе подумать, что парень запаниковал, зная о том, что выходки Петрика не поддаются анализу. Он сказал, стараясь держать себя в руках:
    - Если же тебе необходимо пойти закончить дела, то я подожду. Скажем, час.
     Чудилка совсем развеселился. В глазах у него плясали чёртики, когда он насмешливо спросил:
     - Мне – заканчивать? Хотя да, давай закончим поединок до обеда. Узнаем, на что способны заморыши. Узнаем их силу. Удивительно интересно. Нам повезло.
      И он, повернувшись спиной к морю, обвёл жестом хозяина площадку перед пристанью:
      - Ну, давай, занимай, что ли, место, какое нравится.
      Нам с Леоном оставалось только наблюдать. И мы понимали, что дружок наш уже что-то задумал и уверен в своей победе, но всё равно было нам тревожно. Леон кусал губу. Я соображал, как помешать поединку, но ничего придумать не получалось.
      Старательно делая вид, что это событие его ничуть не волнует, молодой волшебник ступил на землю Запределья. Он не стал особо мудрить, считая, наверное, что от того, куда он встанет, ничего измениться не может. Парень, едва заметно прихрамывая и не вынимая из кармана правую руку, просто вышел в центр площадки, а потом переместился к краю, противоположному тому, где стояли мы. Смотрел он при этом куда угодно, но только не туда, куда направлялся. Мне казалось, его безумно интересуют деревья, и старая башня, и дома горожан, и Дейта на том берегу - в особенности. И встал он так, чтобы видеть Няккский берег – может, неосознанно, может, специально. В глазах его читались тоска и боль. Как будто он точно знал, что умрёт в следующую минуту. Я затрепыхался. Поведение человека, вызвавшего врага на поединок, по моему разумению, должно быть иным.
     Между тем, маг с трудом оторвался от созерцания пейзажей и оглядел толпу, сбежавшуюся поглазеть на корабль Запретной Гавани, ненадолго задержал взгляд на Рики и Мичике, носик которой, казалось, удлинился от любопытства. И, совершенно озадачив меня и Леона, положил у своих ног волшебную палочку. Вот так-так. К её помощи он не прибегнет. Пальцы волшебника пробежали по цепочке, на которой висел медальон, и даже постучали по нему. При этом он не сводил глаз с Лалы Паг и одновременно говорил, обращаясь ко мне:
     - Надо поставить защиту, Миче. К чему лишние жертвы здесь, в толпе? Сила твоих защит известна. Действуй.
     Я опомнился и сделал это. 
     - Эй, погодите! Постойте! – крикнула Лала и бросилась, было, к нам. Но подойти не смогла, конечно. Петрик показал ей из-за прозрачной границы Охранного Купола, что нужно подождать.
     Я не мог отделаться от ощущения, что каждое слово доставляет заморышу удовольствие, как леденец ребёнку, но не развеивает его печаль. И высказался тоже:
     - Надо договориться о правилах. И послушай, зачем…
     Он мотнул головой:
     - Договоримся. Но я вижу, Миче, что защита твоя недостаточна. Мы слышим девочку. Она слышит нас.
     Я оскорбился. Что он себе позволяет, заморыш такой-сякой?! Да я на защитах собаку съел! Я так натренировался, что куда там ему, насылателю бурь. Да, мы слышим Лалу. Ну и что? В возмущении я уставился на него, а он добавил:
    - Миче, Петрик, мы слышим девочку. Я тревожусь. Не было бы лишних жертв.
    О! Я догадался. Он давал понять, что за нами, возможно, наблюдают способом, известным на Запретной Гавани. Не только наблюдают, но и подслушать могут.
    Я, глядя на него в упор, сделал несколько движений пальцами. Будто пытался поймать бабочку, порхающую вокруг себя. Однако, движения эти были подчинены системе, которую я разгадал по тексту в тетради. Её недавно подарил мне глава Дэйты. Тетрадь была ужасно древняя, глава считал, что записи в ней делались ещё во времена существования государства великанов в Вершинной Надцате. В этих местах нет-нет, да и встречаются подобные вещи. Записи попали к главе случайно, и совершенно не были нужны. Текст был зашифрован, и я потратил уйму времени, но преуспел в расшифровке и переводе. Хотя, новое заклинание, первое из описанных, не совсем запомнил, занятый не магией, а лингвистикой. Это была не защита от нападений и травм, которая требовалась в нашем случае. Она заглушила всякие звуки и шум извне, из-за волшебной преграды. Я сделал, было, ошибку, но заморский волшебник меня поправил. Знал этот фокус без всякой расшифровки! Знал о том, что его знаю я!! Правую руку он так и не вытащил из кармана даже для колдовства.
    - Теперь вас никто не слышит, - сообщил он мне и Леону. – Никто, Петрик, кроме меня, - повернулся он к Чудилке.
    - То есть, ты…
    Удивлённый до крайности, я не закончил фразы. Волшебник дал понять, что это новое заклинание - правильное, что никакие проводники и чернокрылые люди, здесь ли, на его ли берегу, не услышат того, что сейчас произойдёт. Однако, увидеть могут. С палубы заморского судна на нас четверых таращились матросы и все, кто там был.
    - Тогда давай поговорим… - начал было Чудилка, но заморский гость снова мотнул головой.
    - Есть повод быть благодарным, - сообщил маг, чуть кособоко поклонившись, как это принято перед началом поединка. – За это, Петрик и Миче, я отвечу на вопрос, который мучает вас всех. Об этих детях.
    Заморыш вздёрнул подбородок, и со стороны это виделось, конечно, как приготовление к бою. Но на самом деле так он указал на наших детей, на Рики, Лалу и Мичику, примчавшихся сюда вслед за нами. Откуда он знает о нашей тревоге? Знает, слышал, чернокрылый такой-сякой!
    - Если будете бояться, случится то, чего боитесь. Не показывайте виду. Не отсылайте их от себя в другие места. Не запрещайте гулять у моря. Тогда беда падёт на других. Но другие - взрослые и могут защищаться.
    - На кого? – охнул я. – Когда?
    - Все знают, за кого ты боишься, Миче, - ответил пришелец, занимая этакую боевую позицию. – Ты и сам знаешь.
    Всё во мне похолодело. Потому что речь, видимо, шла о Розочке и Нате.
    Почувствовав моё смятение и поняв, о ком я думаю, маг едва заметно покачал головой и перевёл взгляд на Чудилку. То ли он считал, что пора начать поединок, то ли давал мне понять, на кого конкретно падёт беда. Если второе, сообразил я, значит, прямо сейчас убивать Петрика он не собирался. И да, он сказал «взрослые».
    - Это всё, - сердито воскликнул волшебник. – Готовься к бою.
    Ну, Чудилка не стал кланяться и соблюдать все эти ритуалы. Может, потому, что я ему в своё время не рассказывал о правилах магического поединка? Зато он рявкнул по обыкновению:
    - Миче, отойди и не вмешивайся.
    А когда он изображает из себя королевича Охти, я подчиняюсь. Королевичи – они лучше знают, что делать надо.
      - Начали! – в один голос воскликнули оба волшебника.
      Чудилка резко выбросил руку – вверх почему-то, а не вперёд. Там, вверху, что-то громыхнуло, блеснуло, искры, подобные искрам фейерверка, раскатились по куполу защиты. А, когда они скатились вниз и растаяли, все собравшиеся в порту увидели, что маг Запретной Гавани без чувств лежит на вытоптанной холодной земле, а Чудилка заходится в беззвучном смехе. Блеск и грохот отвлекли внимание от того, что произошло на самом деле. А что именно произошло, и как Петрику так сразу удалось победить заморыша, никто и не понял.
     Тут я убрал защиту, толпа разразилась криками ликования, Рики, Мичика и Лала метнулись к нам и повисли на Петрике. А потом люди подхватили своего королевича и принялись подбрасывать в воздух, это уж как водится. Матросы, очевидно, не благословлённые начальством на это дело, не осмеливались приблизиться к своему волшебнику по земле Запределья. Топтались на пристани. Жители Верпты их, конечно, поддразнивали, насмешничали и улюлюкали. И едва не затоптали слабо шевелящегося мага.
      Мне было жаль его. И так-то был он несчастным, а теперь, казалось, ещё сильно нуждался в помощи доктора. Однако, когда я протолкался к нему, он уже сидел, держась за макушку левой рукой. Морщился и был бледен. Можно было подумать, что Петрик ухитрился огреть его кочергой. Я подошёл, а он судорожным каким-то движением засунул правую руку глубже в карман. Наша Лала подбежала тоже и потом всё крутилась рядом, стараясь рассмотреть волшебника спереди.
      - Что-о ж он наде-елал? На-адо было у-убить меня, – заплетающимся языком, немного растягивая слова, произнёс заморыш. Язык он прикусил, оказывается.
      - Зачем ему это нужно? – полюбопытствовал я, также, как мой братец, покачавшись с пятки на носок.
      - Победил же.
      Очевидно, у них там, в бывшей Мидар, в порядке вещей расправа над побеждёнными.
      - Не собирался Чудилка тебя убивать, - вздохнув, пояснил я. – Он не такой. Оглоушил – и ладно. Радуйся.
       Я думал, маг и впрямь порадуется, но он сказал нравоучительно и нуднее, чем Леон:
      - Радоваться нельзя.
      - Ну не радуйся, - разрешил я, приступая к осмотру его макушки.
       - Вообще-то можно, - став от потрясения почти нормальным, поведал любитель рационального. – Это мне нельзя. Всё хорошее оканчивается плохим. Вот и мне… предстоит… Я надеялся… Я…
      Я не верил тому, что слышал.
      - Ты надеялся быть убитым Петриком?
      - Не строил никаких планов на будущее. Завершил все дела.
      Дурачок по-детски тёр пальцем сухой глаз.
      - Ты ошибся, - сказал я, подивившись тому, какой интересный способ самоубийства избирают нынче волшебники. – Чудилка добр. Ты не того вызвал на поединок.
      - Того, кого надо, - резко ответил маг. Видно, он уже приходил в себя и вспомнил о рациональном подходе. – Ладно, Миче. Помоги мне встать. Голова кружится.
      - Пойдёшь строить планы на будущее?
      - Да. Пойду думать, как убить твоего брата за его доброту.
      - Эй, это шутка?
      - Что?
      - Шутка. Ха-ха.
      - Считаешь, я шучу?
      - Ты станешь мстить Чудилке за то, что он тебя не убил?
      - Месть – нерациональное чувство. Это страсть, не ведущая к развитию. Вам, запредельщикам, не понять.
      - Ну-ну.
      - Но работу надо выполнять хорошо, Миче. Работа у меня такая. Изучить качества волшебников Запределья.
      - Понял. Чтобы их могли прикончить.
      - На благо моего государства.
      К моему удивлению, Лала всё время молчала, и даже сейчас не возмутилась. Она так была поглощена разглядыванием заморыша, что не обращала внимания на слова. Ах да! Она не могла нас слышать.
      Шагов пять волшебник, прихрамывая, плёлся молча, поддерживаемый мною, я же, наоборот, горячо убеждал его остаться на этом берегу. Ежу понятно, ему поперёк горла его работа. Может, здесь он малость повеселеет на благо НАШЕГО государства.
     - Ты ведь не собирался сейчас причинить вред Чудилке, а за бурю мы тебя простим, - объяснил я своё стремление сделать его гражданином Някки.
     - Нет. Нет, - отказался он. – Нет, теперь у меня другая задача. Теперь я вижу ясно: нужен иной путь. Иной подход. Раз я остался жив. Подумаю. Прости заранее, Миче. Опасно может быть для тебя. Хотя, не более, чем вся моя жизнь. Но помни, что я вначале сказал.
     И он замолк, теряя время.
     - Миче, - повторил он, улыбнувшись.
     - Что?
     - Прости, если подвергну тебя испытанию. Или другого кого-то подвергну. Работа такая, Миче. Много забот. В том числе о вас. Так-то. Прощай.
    - Зачем прощаться? Помоги нам! А мы поможем тебе.
    - Я уже помог так, как никто, Миче. Есть способ доказать. Если получится.
    Он опять повторил моё имя, и я заподозрил, что из всех слов, ему приятней произносить именно его.
     - Есть способ? Это радует, - усмехнулся я.
     - Не стоит радоваться. Мне радоваться нельзя. Это меня убьёт.
     Я только хмыкнул. Зачем устраивать поединок с целью отбыть на тот свет, если можно было просто порадоваться? Волшебник в своих рассуждениях нёсся дальше:
     - Неизвестно, чем всё закончится. Приятное заканчивается неприятным. Счастье – горем, обладание - потерей. Я потерял всех. И теряю снова. Я знаю. Но мне приходится бороться за то, чего я не увижу, поскольку это радость мне принесёт. Но в сторону философию. Пора назад. От этих берегов. Что делать, что?..
     Он был в смятении, в большой беде, а я не знал, чем помочь. Лала шла перед нами задом наперёд и по-прежнему приглядывалась, а не прислушивалась.
     - Почему же ты хотел самоубиться, если у тебя в планах борьба? – выдавил я из себя. – Тебе не по нутру твоя работа. Давай поборемся вместе. Расскажи, пока мы идём, хотя бы о Познавших Всё. Вкратце.
     Волшебник остановился и повернулся ко мне, пользуясь тем, что толпа народа сейчас заслоняла нас от пристани и взглядов его спутников:
     - Вы всё узнаете. Теперь скоро.
     - Что это за существа? Опасны? Опаснее чернокрылых? Они существуют? Следят за тобой?
     Парню стало смешно. Он рассмеялся смехом, всколыхнувшим детские какие-то чувства:
      - Существуют. Не опасней, чем я. Да, следят. Всё узнаешь. Тогда не осуждай, прошу, Познавшего Всё.
     - Устал от твоих загадок. Нельзя так. Говори прямо.
     - Говорить прямо сложно, долго – кто-нибудь донесёт. Надо снимать защиту.
     Поскольку с моей стороны не было возражений, он проделал в обратном порядке движения, которые я сам проделал перед началом поединка: словно бабочку, порхающую возле себя, ловил.
     На этот раз я запомнил твёрдо.
     Толпа переместилась, мы остались одни перед пристанью и матросами Запретной Гавани. Они приветствовали своего мага не как побеждённого, а как победителя. Кажется, эти простые парни считали, что нет для волшебника большего достижения, чем уцелеть в поединке с Петриком Охти. Не называя чернокрылого товарища по имени, они хлопали в ладоши, подскакивали и пританцовывали, и всячески выражали радость от того, что увозят за море не хладный труп, а живого обладателя волшебной палочки.
     - Давай! – кричали они. – Давай, скорее иди!
     - Тебе помочь? Только скажи.
     - Эй, ты живой, а? Ты сам-то доковыляешь?
     - Давай, же дружок, уходи с этой земли!
     - Скорей к нам! Давай руку!
     - Не говори с запредельщиками, они плохому научат!
     - Эй, анчу, отвяжись от него!
     - Не вздумай ему навредить!
     - Нет, он просто его до пристани доведёт.
     - Ничего страшного, пусть доведёт.
     А кто-то надрывался:
     - Палочку волшебную ты не забыл ли?
     Пострадавший волшебник улыбнулся и помахал своим спутникам. И были мы уже так близко, что ему и впрямь можно было бы опереться на протянутые с пристани руки, протянув свою. Но он не спешил.
    - Чего тебе, девочка? – громко, но дрогнувшим голосом обратился заморыш к Лале.
    Тут как раз примчался Рики и сунул магу в руку забытую на площади волшебную палочку. Тот тяжело вздохнул, словно и не рад был. Может, он нарочно бросил орудие труда? Я понимал, что значат все эти разговоры. Парня здорово допекло положение дел в его родном государстве. Бегство он считает неправильным выходом. Он уважает меня и Чудилку, он нас хорошо изучил - ведь это его работа. Он что-то задумал, но совесть или обстоятельства пока не позволяют ему идти против своих, кем бы они ни были.
     Тут Лала, привстав на цыпочки, закричала мне в ухо (конечно, она думала, что шепчет):
    - Миче! Миче, Миче, смотри скорей, у него медальон моего папы! Папы моего, понимаешь? Откуда? Мой папа пропал. Они его держат в плену, да? Там, за морем, держат в плену. Спроси у него!
    Золотой кружок на цепочке, украшенный простым узором и крохотными рубинчиками. Он с самого начала был на виду.
     - Отвечай девочке, - потребовал я, потому что вопрос о родителях Лалы волновал меня и моих друзей чрезвычайно. Эти люди, известные путешественники, пропали, когда Лале должно было исполниться семь лет. Они не были хорошими людьми. Мы даже были уверены, что были они очень плохими. Только Лале не говорили, берегли нашу девочку. Я вам скажу, если вы не слышали, что пропажа древних вещей из раскопок – наименьшее зло, учинённое ими. Я, Чудилка и Малёк точно знаем, что отец Лалы продавал преступникам сырьё для возрожденных солнц – светильников, медленно убивающих живые организмы. Товарные чеки с подписью – хорошее доказательство незаконной деятельности. Но знаем это только мы. Невозможно позволить Лале узнать об этом. До сих пор мы пребывали в уверенности, что торг вёлся из какого-то иного мира, где нынче обитают её родители. Потому что происхождение сырья наводило на эту мысль, и считалось, что старшие Паги пропали, попав случайно в один из порталов в пещерах Нтоллы. Но вот поди ж ты! У мага Запретной Гавани обнаружился медальон папаши.
     - Да, отвечай! – Лала подскочила к волшебнику. – Я сама подарила это папе на день рождения! Дедушка дал денег, а я купила в лавке, в Катите! Не веришь? Ты хоть знаешь, что это раскрывается?
     Лицо мага было спокойно, а матросы его судна, думая, что парень попал в беду, столпились на краю пристани и обсуждали, как лучше спасти товарища от запредельской девчонки. Кому-то пришлось бы пробежаться по запретной земле и утащить его оттуда. «Бросим жребий» - послышалось предложение. Но капитан судна подошёл и рявкнул: «Не сметь! Помнить инструкции!» Наши верптцы не реагировали ни на что, кроме как на взлетающего над площадью королевича: чествование было в разгаре. И Леон праздновал где-то там.
     - Вот слушайте, - рассказывала Лала. – Я положила внутрь на память свой портрет и прядку волос. Так сделала наша соседка для своего мужа. Я подумала, что папе будет приятно. А застёжка-то с секретом!
     Лала потянула к себе цепочку и раз – раскрыла медальон. А там… нет, не прядка волос, а осколок то ли стекла, то ли хрусталя, размером с ноготь мизинца. Странно, зачем прятать внутрь медальона крошку разбитого стекла?
     Я потеребил очки на носу и склонился ниже над раскрытым украшением. Лала тоже склонилась. И воскликнула торжествующе:
     - Вот! Видите, Миче, Рики вот мой волосик.
     Волосик действительно был, золотистый и тонкий, прицепившийся к бумаге, неаккуратно торчащей из-под ободка, идущего вокруг крышки медальона. Создавалось впечатление, что кто-то как попало выдрал, скажем, детский портрет, приклеенный к металлу и закреплённый ободком.
     - Это была фотография? – спросил я у Лалы. – Портрет на картоне?
    - Нет. Сама нарисовала. Сама себя. Видишь, какая бумага? Не для фотографий. Они убили моего папу. И распотрошили подарок.
     Голос девочки был жалобным, глаза полны слёз. Она решила, что навсегда потеряла отца. До этого у неё была надежда на возвращение родителей.
   - Я никого не трогал, никого не убивал, - отказался волшебник. – Мне никто не рассказывал о том, у кого это было раньше. Эту вещь я получил в награду за достижения в учёбе.
     - Кто учил тебя? - спросил я вкрадчиво.
     - Совсем не тот человек, который дал мне это.
     - У того, что дал, рыжие волосы?
     Одновременно с вопросом я как бы нечаянно наступил Лале на ногу, она пискнула и отвлеклась, а я бормотал: «Прости, родная», - и не сводил взгляда с мага. Если он кивнёт, значит, Лалин папаша и впрямь окопался на враждебном берегу. Паги – они чаще всего рыжие. Только Лала в мать удалась. Но волшебник просто объяснил:
     - Волосы у него седые.
     - Отдавай, - потребовала девочка. – Это папино.
     К моему удивлению, молодой волшебник не стал противиться. Он снял с шеи и отдал Лале этот медальон. Очевидно, вещица не слишком была ему дорога. Он и сам пояснил свой поступок:
     - Ты убедительно доказала, что эта вещь может считаться твоей.
     И, передавая медальон, поцеловал Лале руку, в которую его вложил. Лала оторопела.
     На том мы и разошлись.
     Парень так и не назвал своего имени, не сказал мне, будет ли сотрудничать с нами. Не успел. Беседа слишком затянулась и, чтобы не вызвать подозрений у своих спутников, маг, держась за макушку и пошатываясь, побрёл на пристань.
     - Эй! – крикнул я вслед. – Тебе надо отлежаться.
     Он стоял на корме отходящего судна, когда ко мне подскочил Чудилка, спасшийся от восторженных горожан.
      - Не поболтали, - с сожалением произнёс он.
      - Да нет, поболтали. Безрезультатно, - доложил я. – Заранее извинялся, если придётся кокнуть кого-то из нас. Его работа – изучить нас и прикончить. Как и говорил Леон. За морем хотят избавиться от волшебников Някки. У него был медальон, который Лала подарила отцу. Но что за этим кроется, неизвестно.
      - Чудеса!
      - Говорит, Познавшие Всё существуют. Правда, он употреблял единственное число.
      - Да ты многое выведал!
      - Этот самоубийца изобрёл способ донести до нас какие-то ценные сведения.
      - Что за способ?
      - Понятия не имею. Загадки, недомолвки да тайны. Чёрт знает что.
      За нашими спинами Рики рассматривал медальон и ругался на Лалу:
      - Где стёклышко, которое внутри было? Зачем ты выбросила?
      - Да ну его. Напихали всякого, - ворчливо ответила девчушка. – Вон валяется. Что, себе заберёшь?
      - Забавный человек, - усмехнулся Чудилка и крикнул вслед кораблю: - Эй, заморыш! Как тебя зовут?
      Он закусил губу, покачал головой и скрылся с наших глаз.
     - Миче, Петрик, идёмте обедать, - позвали дети.
     - Ужасно есть хочется, - подхватил выбравшийся из толпы Леон.
     - Идите, я сейчас, - одновременно ответили Петрик и я.
     - Догоняйте.
     Но неведомая сила повлекла нас с братом на пристань, и мы некоторое время стояли там, глядя на уходящий корабль с непонятной грустью.
     - Зачем мы тут торчим? - наконец, опомнился я. – Пойдём, Чудилка, домой. Нерациональная трата времени.
     - Однако, заморыш потратил его довольно много, и жизнью рискнул. Чтобы открыть тебе то, чего ты про себя не знаешь, я думаю. Ведь все мы к этому привыкли и относимся, как к должному.
     - Не понимаю.
     - Ты рассказал, что он просил тебя помнить о том, что сказал вначале. Никогда не помнишь, сколько ни проси!
     - Да, он так говорил. Но что там было, вначале?
     - Ты легко справляешься с незнакомым тебе колдовством.
     А вообще, да. Проанализировав свои магические приключения, я осознал, что это действительно так. Как-то мне всегда удавалось отбиваться от неизвестных заклятий, и даже заклинаний Великой Запретной магии. Как-то я всё схватываю на лету. Я не задумывался об этом, но и сейчас не посчитал откровением. Видимо, мне везло. К чему было заморышу так суетиться?
     Петрик сказал:
     - Наверное, во всём этом есть что-то рациональное. Некий скрытый смысл.
     - Вам, чудикам, видней, - вздохнул я. И вспомнил вдруг, что так я говорил, смеясь, друзьям детства, Петрику и Таену, точно так: «Вам, чудикам, видней».
    
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/04/20/1642


Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".