III. 4. Мы вступили в тюрьму, как в преддверие гро

4.Мы вступили в тюрьму, как в преддверие гроба   

 Петровский завод в начале 30-х годов представлял собой такую дыру, что о его местонахождении не знали даже в III-ем  отделении.  «Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо, - совершенный ад. Тут ни днем ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом черная пыль от железа», - описывает место заключения  Полина Анненкова.
Новое здание тюрьмы полностью изолировано от  внешнего мира. Лишенный солнечного света и еще не обогретый печами, каземат напоминал подвал или амбар. Темные мрачные камеры,  каждая имела семь шагов в длину и шесть в ширину, болотистые дворы. «В Чите нам было жутко: мы жили, как сельди в бочонке, но все-таки по–человечески; здесь нас обрекали, как скотов, жить в мрачных стойлах», - по словам М.А.Бестужева.

    Именно здесь, в Петровском заводе,  окончательно пропала еще теплившаяся первые два - три года надежда на амнистию и скорое возвращение. Особо возлагали сначала надежду на коронацию Николая I, да он и сам говорил, «что в своей конфирмации он удивит всех своим милосердием». Самым отчаянным идеалистом на этот счет оказался Якубович, который находился в твердом убеждении, что вместе с коронацией, назначенной  на 22-го августа, последует манифест о возвращении. Теперь же декабристы почувствовали, что их каторжное положение не такое уж временное. Приходилось устраиваться всерьез и надолго.

    Жизнь в каземате основывалась на строгих инструкциях,  на расписанном до мельчайших подробностей распорядке дня. Но здесь жены декабристов впервые добились разрешения жить вместе с мужьями, однако детей брать с собой  запрещалось. Они выстроили небольшие деревянные дома, которые декабристы обставили мебелью, изготовленной  собственными руками. Как и в Чите,  в Петровском заводе образовалась целая улица, названная Дамской. Она запечатлена на акварельном рисунке Николая Бестужева. Приготовив пищу, женщины возвращались с нею в казематы.

    Сплачивающая роль женщин увеличилась с появлением семейных очагов, а затем и первых «каторжных» детей, их считали  воспитанниками всей колонии.  В 1830 году у Трубецких родилась дочь Александра.  В далекой и холодной Сибири, среди невзгод и тяжких испытаний,  у Екатерины Ивановны стал рождаться  один ребенок за другим. Александра, Елизавета, Зинаида и сын Иван стали высокообразованными, уважаемыми людьми.
 
    С Петровским заводом у меня связано одно интересное, почти мистическое  событие. Я находилась в полной убежденности, что была на экскурсии в Петровском заводе.  Отчетливо представляю длинное одноэтажное белое здание. Узкий холодный коридор, по которому шли, прежде чем заглянули в полутемную мрачную камеру с высоко расположенным, почти под потолком, крошечным  прямоугольной формы окошком,  -  той самой, о которой писала княгиня  Трубецкая матери в Петербург: «Я живу в очень маленькой комнатке с одним окном, на высоте сажани от пола, выходит в коридор, освещенный и также с маленькими окнами. Темь в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей». Одно смущало: я точно видела тогда  окошечко, выходившее наружу каземата, что противоречило словам Трубецкой. Сомнения развеялись, когда прочла: после того, как женам  разрешили жить с мужьями в тюрьме, испытав на себе все неудобства жизни в камерах без окон, они стали настойчиво через родных будировать общественное мнение в столицах.  Под натиском женщин комендант  тюрьмы .Лепарский был вынужден отправить рапорт императору. И, хотя и маленькие (не более двадцати  сантиметров в ширину и десяти в высоту), окна  прорубили. Это стало самой значимой победой узников в первый год жизни в Петровском Заводе.
Более всего поразило меня  тогда – фортепиано, стоявшее в углу камеры, справа от входной двери. Я  еще не знала, что у декабристов имелось восемь роялей и много других музыкальных инструментов.

    Какого же было изумление, когда прочла позже, что петровская тюрьма сгорела в 1866 году, причем каким-то таинственным образом, вскоре после выезда заключенных. Неизвестно, сожжен ли этот мрачный памятник самодержавия – гроб молодости декабристов по приказу из Петербурга, о чем ходили слухи, или его сожгло само население. Слухи и байки долго распространялись после этого. Говорили, что, мол,  в Петровском заводе появилась нечистая сила и раскатала за одну ночь тюрьму…

   Не эта ли  самая нечистая сила  ввела и меня в заблуждение?.. Решила позвонить бывшей коллеге по лицею, которая тоже находилась тогда в Иркутске. Но она не помнила ничего о Петровском заводе и скорее  верила, что мы не ездили туда, чем наоборот. Утешала  одна мысль:  Иркутск я посещала дважды,  последний раз - уже одна  и тоже на конференцию. Может быть,  нас тогда  возили на экскурсию? Но куда могли нас возить, если тюрьма сгорела?..

   Из интернета узнала, что в Петровск-Забайкальском, как он теперь называется, в 1980-ом году открыли музей в доме, где жила Е.И.Трубецкая. Над созданием экспозиции работала группа ленинградских научных сотрудников из музея истории города. Когда-то, в период создания музея института, я проходила там стажировку. Прекрасное время! И я готова верить, что и музей Трубецкой  посещала в начале 90-х годов прошлого века.

  Так была или не была? – вот в чем вопрос. Или это только плод моего художественного воображения, возбужденного чтением огромного количества литературы и увиденных фотографий? Я терялась в сомнениях и уже собиралась написать или позвонить туда, как вдруг неожиданно вновь нахожу в Интернете: газета «Гудок» 13 октября 2001 года пишет: «А сегодня в свете солнечного дня нестрашным кажется даже острог – копия того, в котором держали узников» (автор  - Тамара Андреева, спецкор.). Так все-таки каземат есть, хоть и восстановленный!
 
   Правительство выделяло до крайности  мало средств на содержание декабристов, особенно трудно приходилось тем, кто не получал помощи от родных: некоторых заключенных  совершенно забыли и покинули родные. «И таков был бы жребий многих», по словам А.Е.Розена. Именно жены, приехавшие к   мужьям,  помогли установить связь с родными и другим  товарищам и письмами, и влиянием, и родством поддерживали память о них. Декабристы создали  на Петровском заводе «благодетельное учреждение» - общую артель, цель которой  - оказание помощи соузникам.

   На общем тюремном дворе  устроили, как и в Читинском остроге, мастерские. Вскоре многие  освоили  шитье одежды для себя и товарищей. Работу закройщика мастерски выполнял П.С. Бобрищев-Пушкин. Изготовлением головных уборов занимался Н.А.Бестужев, ремонтом сапог В.К.Кюхельбекер. Другие стали искусными слесарями, столярами, переплетчиками. Вещи, изготавливаемые в мастерских, использовали в основном самими декабристы, а вот навыки, приобретенные в тюрьме, многим пригодились в последующие годы на поселении.

   Декабристы никогда не чуждались народа, сочувствовали  обездоленности. К ним шли за советом, помощью.  Через общение с местными жителями невольно оказывали влияние на все сферы их жизни. С появлением декабристов у жителей Петровского завода появилась возможность получать квалифицированную медицинскую помощь.  «Благодетелем всех  заключенных» стал Фердинанд Богданович Вольф – ученый, отличный доктор медицины. Он  посещал в любое время  больных, будь то мастеровой или каторжник. В одной из камер тюрьмы оборудовали аптеку, где руками узников, под руководством Вольфа, готовили лекарства, ими мог бесплатно воспользоваться любой нуждающийся.  К услугам доктора обращался сам комендант и многие заводские чиновники, рабочие; приезжали «страждущие  недугами из окрестных и дальних мест».

   Когда Лепарский заболел, он обратился к Вольфу, но доктор  не имел права официально заниматься практикой и рецепты не принимали в аптеке. К тому же Вольф опасался, что в случае смерти коменданта его могут обвинить в отравлении генерала.  Решили, что лечение официально  будет вести другой врач, а лекарства прописывать под  диктовку Вольфа. И Лепарский  выздоровел. В знак благодарности комендант сообщил об этом Бенкендорфу, и вскоре из Петербурга пришло повеление с собственноручной  пометкою Николая I: «Талант и знания не отнимаются.

   Предписать иркутской управе, чтобы все рецепты доктора Вольфа принимались, и позволить ему лечить». Вместе с ним   работал в качестве фельдшера  бывший командир Ахтырского гусарского полка декабрист Артамон Муравьев, когда-то слушавший лекции по хирургии и посещавший университетские клиники в Париже. Он пускал кровь, выдергивал зубы, ставил банки, делал перевязки.