Открытое письмо Владимиру Козаровецкому сокращённо

Уважаемый Владимир Абович! Немедленно прекратите самоуправство в отношении изданий «Конька-горбунка»! Вы, как председатель комиссии по литературному наследию пушкиниста А.А.Лациса, после смерти последнего (а это - 1999г.) умудрились довольно дерзко несколько раз издать известную сказку «Конёк-горбунок» под именем Пушкина, хотя официального признания в кругу научного сообщества версия Лациса о принадлежности этой сказки Пушкину так и не получила.... Вы же вместо того, чтобы развивать исследования Лациса по «Коньку» вглубь, стали пересказывать в своих статьях то, что ранее уже было Лацисом добыто, да издавать «Конька» без имени Ершова.
В 2012 году в своей статье «Мистификация как особый жанр» (1) вы оправдали это так: «… предлагаю подойти к этому вопросу с точки зрения правовой: ведь не всегда в распоряжении следствия имеются прямые улики – суд может принять решение и по косвенным доказательствам. Я бы вот только «дежурных» пушкинистов в состав жюри не вводил, зная их ревниво-пристрастную необъективность».
Отлично! Я, например, следователь, никакого образования кроме юридического не имею, а потому к «дежурным», т.е. профессиональным, пушкинистам не отношусь. А потому и без всякой «ревниво-пристрастной необъективности» берусь оценить т.н. «косвенные доказательства» с «точки зрения правовой». И без всякого жюри или суда. Да и о каком суде может идти речь, если у нас действует презумция невиновности, любое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, а ваши «косвенные доказательства» легко пощипать. Как? А вот так:
1. «Плетнёв вместо лекции читает опубликованную часть и представляет студентам «автора». Ответ: это выдумка, лишённая логики, - ну, зачем же преподавателю Плетнёву представлять автора, если имя этого автора уже напечатано, а потому вполне могло быть известным? Да и никаких сведений о том, что Плетнёв читал своим студентам «Конька» в апреле 1834г. и позже, нет. Чтение же студентам рукописи первой части сказки имело место в начале этого года.
2. «В бумагах Смирдина сохранился пушкинский автограф – заглавие сказки без упоминания автора и первые четыре строки, записанные его рукой». Ответ: никакого «пушкинского автографа» и «первых четырёх строк» сказки у Смирдина не сохранилось! Ведь если бы это было так, то об авторстве этих первых строчек учёные и не спорили бы последние сто лет! А найдена Артуром Толстяковым была лишь запись Смирдина в его описи о том, что у него, т.е. у Смирдина, когда-то хранился некий автограф Пушкина, касающийся «Конька».
3. «Ничего нет, кроме упоминания Анненковым о пушкинском автографе в бумагах Смирдина». Ответ: никогда Анненков этого не говорил, а в своей книге привёл лишь устное свидетельство Смирдина о принадлежности первых четырёх строк «Конька» Пушкину. Из-за чего, повторю, и идёт спор вот уже сто лет.
4. «Почти вся правка Ершова текст ухудшает…» Ответ: опять ложь, для опровержения которой представляю следующую сопоставительную таблицу улучшенных после правок рифм:
п. п. Было Cтало
1 «пустой-домой», «сумой-домой» (ст.15-16)
2 «Данило-Гавриле» «Данило-посбило» (ст.265-266)
3 «душа-гроша» «разбей-рублей» (ст.295-296)
4 «пирушку-свиньюшку» «пирушку-зверушку» (ст.313-314)
5 «тайком-потом» «тайком-тишком» (ст.327-328)
6 «наступает-налетают» «наступают-налетают» (ст.1143-1144)
7 «ключом-мешком» «стол-пошёл» (ст.1209-1210)
8 «смехом-потеху» «смеху-потеху» (ст.1219-1220)
9 «Ванюша-душу» «Ванюшу-душу» (ст.1223-1224)
10 «лиходеи-шею» «лиходею-шею» (ст.1355-1356)
11 «приезжают-выбегает» «достигает-выбегает» (ст.1523-1524)
12 «идти-подожди» «идти-пути» (ст.1581-1582)
13 «потом-поклон» «притом-чём» (ст.1621-1622),
14 «повеленье-прощенья» «прегрешенья-мученья» (ст.1713-1714)
15 «погодка-коротко» «далёко-высоко» (ст.1729-1730)
16 «воротам-сторонам» «ворот-свод» (ст.1767-1768)
17 «голубые-золотые» «завитые-золотые» (ст.1769-1770)
18 «мученье-веленья» «мученья-веленья» (ст.1949-1950)
19 «преступленье-прощенья» «преступленье-прощенье» (ст.2109-2110)
20 «ругать-стучать» «ругать-пугать» (ст.204-205)
21 «злато-палату» «шапку-бабку» (ст.173-174)
22 «Ванюша-души» «Иваша-наше» (ст.389-390)
23 «судили-решили» «вершили-решили» (ст.401-402)
24 «говорит-быть» «говорит-горит» (ст.451-452)
25 «отворяют-выезжает» «наступает-выезжает» (ст.509-510)
26 «завитой-трубой» «завитой-золотой» (ст.595-596)
27 «утерпеть-поглядеть» «усидеть-поглядеть» (ст.599-600)
28 «лиходеи-шею» «лиходею-шею» (ст.1027-1028)
29 «пожива-красивы» «поживы-красивы» (ст.1155-1156),
30 «поларшина-средину» «надсады-засады» (ст.1163-1164)
31 «девица-царицей» «девица-царица» (ст.1531-1532)
32 «были-испросили» «прошенье-прощенье» (ст.1917-1918)
33 «слову-никакого» «снова-никакого» (ст.2245-2246)
34 «потрясает-выезжает» «встрепенулся-встряхнулся»(ст.373-374)
35 «отвечать-скрывать» «молчать-отвечать» (ст.949-950)
...Вы слепо верите Лацису, о чём и говорят ваши следующие слова: «догадки так и оставались всего лишь подозрениями – до тех пор, пока пушкинист Александр Лацис не проделал основополагающую и аналитическую работу и не оформил своё исследование в убедительную статью под названием «Верните лошадь!» Однако я смотрю глазами следователя и ничего такого уж «основополагающего и аналитического» не вижу. А вижу лишь, что Лацису, конечно же, была нужна конструктивная критика, которую, к сожалению, он при жизни так и не получил. И я, если бы мог, задал бы ему, например, такой вопрос: а почему вы, уважаемый Лацис, в репродукции к своей статье «Верните лошадь!» поместили только ту часть рисунка Пушкина, где обозначены головы лишь тех трёх коней, которые находятся в непосредственной близости к взнузданной лошади, а четвёртую от ваших читателей скрыли?
И ведь действительно, изучаться должны изображения всех лошадей, которые Пушкин разместил на одной странице. А там-то кроме голов двух больших коней и головы сравнительного маленького конька, расположенных рядом с головой взнузданной лошади, в левом верхнем углу Пушкин нарисовал ещё одну лошадиную голову! Но понятно, что она-то в версию Лациса не вписывалась, а потому он и сделал вид, что её будто бы и «не заметил». Ну, и не напечатал. В науке это называется «натяжкой»! И любой «дежурный» пушкинист будет тыкать пальцем в эту пятую лошадиную морду и говорить вам: «Ну, а это-то здесь к чему?»
Лацис пишет: «Смею полагать, что немалое число читателей, не особенно вникая в цепочки догадок, что называется, нутром чувствуют: сказка – пушкинская» (4). Ну и что? А почему бы им это и не чувствовать, если ещё в 1938 году весьма чтимый Лацисом ершовед М.К.Азадовский уже объяснил, что «Конёк» - это «литературный отклик» на сказки Пушкина: «Таким откликом явился поэтический опыт молодого студента-сибиряка… Потому-то так радостно приветствовал Ершова Пушкин. Он приветствовал Ершова как своего ученика и последователя» (5), а позднее назвал (или обозвал?) Ершова ещё и подражателем, указав при этом, что «из всех подражателей Пушкина в этом роде творчества Ершов, несомненно, ближе всех к нему» (6).
Лацис ссылается на зарубежного критика Сергея Лесного, осмелившегося сказать, что «новейшие издания текстуально значительно хуже более старых» (7). Мой же вопрос на это абсолютно голословное обвинение: «А конкретно? Чем же конкретно хуже?» Слова, слова, слова… И вкусовщина!
Далее Лацис пишет: «В 1934 году успел свободно высказать свое мнение М.К.Азадовский. «Редакция 1856 года вышла из-под пера директора провинциальной гимназии. …сказка переработана теперь в духе официальной народности… Всеми своими переделками и поправками Ершов всё же не в силах был вытравить её бодрый и жизнерадостный дух» (8). Ну, что тут сказать? Если честно, то лучше бы Азадовский такую чушь о «директоре» и «духе официальной народности» «свободно не высказывал», а Лацис бы её так же свободно, хоть и спустя много лет, не повторял!
...Читать же о претензиях Лациса порой просто смешно: «У Пушкина конёк разговаривает по-человечьи. Ну, а в четвёртом издании подсыпано реализма: вместо «Тут конёк его прервал» читаем «Тут конек ему заржал» (9). Отвечаю, - ну, конечно же, заржал, а не захрюкал! Ведь он конёк всё-таки! Но вот только после слова «заржал» (внимание!) поставлена точка, которой, как всем известно, заканчиваются предложения, которые, в свою очередь, что тоже всем известно, представляют собой законченную мысль. Ржал-то, выходит, конёк в одном предложении, а говорил по-человечьи в другом, хотя и рядом стоящем. Два действия («заржал» и «сказал») разнесены. И при этом первоначальная нетактичность слуги-конька к своему хозяину («прервал»!) при правках убрана, а отдельно выделенное ржание стало выглядеть деликатно-предупредительным, наподобие того покашливания, когда один человек хочет привлечь к себе внимание другого прежде чем с ним заговорить. Вот и всё!
Хотя следуя в этом же направлении, нельзя не отметить, что другим неуместным для конька словом было и слово «запрещал» (10), обращённое им к Ивану, которое при правках было заменено на более мягкое «сказал». И здесь должно быть понятно, что слуга не может ничего запрещать своему хозяину. Тем более такой, который с рождения им был воспитан и выкормлен.
Для того же, чтобы окончательно понять замысел автора и то, что подобные правки отнюдь не случайны, нужно одновременно посмотреть и на правку стиха №1477, в котором сделано то же самое, т.е. вместо неуважительных, и даже оскорбительных, слов конька в адрес своего хозяина Ивана «О, дурак ты записной» вставлено «Спи, любезный, до звезды!» Разница между словами «дурак записной» и «любезный» видна, я думаю, и без всякой «самодовлеющей силы логики».
Однако если уж речь зашла об убранном слове «дурак», то тут как раз время привести слова Лациса всё из той же его статьи «Верните лошадь!»: «Одно заветное желание Ершов уловил и исполнил. По меньшей мере раз двадцать исключил то слово, от которого во все времена мрачнели начальствующие лица. Начиная с четвертого издания Ершов принялся заменять озорное и для разумных людей вовсе не обидное слово «дурак». Это расчистка – не стилистическая. Она проделана по случаю изменения замысла. Самостоятельно, или уступая требованиям цензуры, Ершов принял решение: как можно реже допускать, чтоб Ивана именовал дураком сам Иван, или кто-либо из других положительных персонажей. Носители злого начала – только они могут постоянно проезжаться на счет Ивана. «Вновь исправленное» слово «дурак» отогнано на задворки. Не этим ли подвигом П.П.Ершов заслужил режим наибольшего благоприятствования?» (11)
Отвечаю: ну, о какой цензуре можно говорить, если к моменту 4-го издания «Конька» Николай I уже умер и наступила «оттепель», в результате которой значительно облегчилась цензура, в состав которой сумели проникнуть в качестве новых цензоров даже и друзья Пушкина (например, П.А. Вяземский, который в 1855 году после смерти Николая I, вернувшись в Россию, уже 24 июля был назначен исправляющим должность товарища министра народного просвещения, затем управлял всем министерством, а с 3 декабря 1856 года возглавлял Главное управление цензуры). Время т.н. «цензурного террора», которое было при Николае I, кончилось, что сразу же было использовано для издания дополненного и исправленного «Конька»!
Отнюдь не «раз двадцать», как говорит Лацис, а всего лишь 15 раз убрано из «Конька» слово «дурак», причем вполне уместно и логично: как в уже приводимом примере со стихом №1480, так и в стихе №154, когда вместо слов кобылицы «Ну, дурак, - ему сказала» стало «Ну, Иван, - ему сказала», что логически более оправданно, т.к. подчеркивает уважительное отношение побежденной кобылицы к своему победителю. В противном же случае выходит, что справиться с необычной сказочной кобылицей вполне может и любой дурак. А это, конечно же, не так.
На утверждение Лациса, что слово «дурак» «для разумных людей вовсе не обидное», могу ответить, – да, это так! Но, правда, с одним условием - пока их самих, этих «разумных», таким словом не обзовут!
Реже называть себя дураком Иван после правок, как утверждает Лацис, не стал. Как было это слово в одном месте, т.е. в стихе №200, - «Это я, Иван-дурак!», так там и осталось.
Весьма существенной ошибкой Лациса является и то, что он в целом не разобрался в сути образа Иванушки-дурачка как в русском фольклоре (понятно, он – не фольклорист), так и в «Коньке», и поэтому не понял, что сокращение при правках слова «дурак» в значительной степени связано с тем, что фактически-то Иван не дурак, а шут, т.е. человек, прикидывающийся дураком. Об этом хорошо пишет И.П.Лупанова: «Национально-сказочную его специфику первым вскрыл автор немецкого исследования, посвященного сказке, А. Lowis of Menar. Он отметил, что в отличие от «глупого Ганса» немецкого фольклора, который «действительно глуп», русский Иван-дурак лишь «притворяется глупым», надев маску дурака». В самом деле, «глупость» Ивана не есть качество, действительно ему свойственное, - она приписывается ему враждебными персонажами» (12).
А.Л.Менар писал об Иванушке-дурачке ещё в 1913 году и его слова в полной мере относятся и к Ивану из «Конька»! Но, к сожалению, Александр Лацис не понял этого даже в 1997 году, когда сказка была им издана без правок слова «дурак» (да и вообще без всяких правок!) с рисунками такого же непонятливого художника Евгения Соколова, изобразившего Ивана откровенным дебилом! И это притом, что иллюстрировал-то Соколов, судя по стихам на его картинках, «Конька» уже правленого, т.е. когда даже антипод Ивана, - царь, до правок называвший его «уродом» (13), так называть его перестал, а в стихе №826 после правок даже появились такие слова об Иване «Ражий парень, хоть куды!» Поэтому и к первоначальным словам в «Коньке» «Но дурак и сам не прост» (14) надо относиться с достаточным пониманием.
Некоторое логическое противоречие в первом издании «Конька» имели и слова Месяца о том, что именно он, Месяц, «снимет невзгоду» с кита, если тот даст свободу проглоченным кораблям, поскольку было непонятно - откуда же у Месяца власть снимать с других «невзгоду» и какое отношение он имеет к киту: тот-то его вроде бы ничем и не обижал, да и корабли Месяцу не принадлежали. Китом была нарушена божья воля («без божьего веления») и поэтому изначально прощать его должен был именно бог, а не какой-нибудь посредник. Именно это противоречие и было устранено при правках «Конька», когда благодать божья была распространена уже не только на снятие невзгоды, но и на большее: «Если даст он им свободу, Снимет бог с него невзгоду, Вмиг все раны заживит, Долгим веком наградит» (15). Тут бог как бы взял на себя еще и функцию врачевателя. На всякий случай обратим на это внимание, как и на то, что освобождение из чрева кита - это своего рода чудо, известное из Библии по случаю с Ионой. Да и в том же «Коньке» есть такой знаменательный стих, как «Чудо бог один творит» (16).
Логическим противоречием до правок было и утверждение о том, что Иван спас 30 кораблей «по милости своей» (17), поскольку спасение кораблей было не столько милостью, сколько необходимостью оказать услугу киту и тем самым подвигнуть его на взаимность, т.е. – на поиск перстня Царь-девицы. Принцип: «ты мне - я тебе».
Нелогично было до правок и то, что Иван после того, как «прибрался», чтобы идти к царю, надел армяк, опояску, «приумылся, причесался» и привесил к себе кнут, почему-то так и не заметил исчезновение своей шапки, в которой он хранил перо Жар-птицы. При правках это было устранено тем, что спальник не стал воровать шапку с пером, а взял из неё лишь одно перо.
...Когда же Лацис пишет, что «немало странного, косноязычного и чуждого грамоте вписано в позднейшие издания» (42), то он прав лишь в отношении того «странного», которого, к сожалению, в правках «Конька» он так и не выявил, а потому и судить об этом в полной мере никак не мог.
Как и вы, Владимир Абович!
P. S.: однако, я надеюсь, что вы, Владимир Абович, со временем многое поймёте и извинитесь за те плохие слова, которые вы с Лацисом писали в отношении такого замечательного человека, как Пётр Павлович Ершов! Ну, а если вы решите дать мне ответ, то, пожалуйста, не излагайте в нём теорий о спорном авторстве «Конька» (я их и так все знаю!), а лишний раз обратите внимание на то, что предметом моего обращения, а точнее возмущения, является издание вами «Конька» в урезанном на 211 строк виде, без правок и имени официально признанного автора.
Вот такое открытое письмо 2.06.2013г. выставил я в интернет В.А.Козаровецкому. (Отдельно отмечу, что оно очень понравилось "ведущему ершововеду" Т.П.Савченковой. А причина, я думаю, ясна - ведь я фактически сделал ту работу, которую должна были сделать ершоведы, т.е. конкретизировать в достаточно полной мере заблуждения Лациса и Козаровецкого).   
Причины же отсылки письма, которые можно определить словами «Не надо забегать вперёд паровоза!», в нём указаны и, надеюсь, всем понятны.
Так же, как понятно и то, что сам по себе вопрос о правках «Конька» не очень-то и прост. Однако отмахиваться от правок путём приписывания их Ершову, как это сделал Лацис, никоим образом нельзя. Уже сами по себе правки могут рассказать о «Коньке» и его авторе столь много, что мало никому не покажется. Правда, если посмотреть на них глазами следователя.
Примечания. 
1.Электронный журнал Арт-Факт №1(15),2012. 2.«Сампо»,с.226, слова Лациса. 3.«Сампо», с.202. 4.«Сампо», с.208. 5.М.К.Азадовский «Литература и фольклор», Гослитиздат, «Художественная литература», Л., 1938., с.121. 6.П.П. Ершов «Конек-горбунок. Стихотворения», БП, «Малая серия», Л., 1961, с.19. 7.«Сампо», с.208. 8.«Сампо», с.209. 9.«Сампо», с.203. 10.Стих 1046. 11.«Сампо», с.209. 12.П.П.Ершов «Конек-горбунок». Стихотворения.», Л., БП, «Советский писатель», 1976, с.13. 13.Ст.866 до правок. 14.Ст.151. 15.ст.1885-1888. 16.ст.2303. 17.ст.703. 18.ст.975 «Шапку выронил с испуга». 19.ст.11-12. 20.ст.339. 21.ст.341. 22.ст. 1415. 23.ст.1491. 24.ст.№477-478. 25.стих 52 «Сампо». 26.ст.122 «Сампо». 27.ст.139 «Сампо». 28.ст.407 «Сампо». 29.ст.745 «Сампо». 30.стр.278. 31.ст.748 «Сампо». 32.ст.750. 33.ст.1264 «Сампо». 34.ст.1297 «Сампо». 35.ст.1385 «Сампо». 36.ст.1664 «Сампо». 37.ст.1853 «Сампо». 38.ст.2006 «Сампо». 39.стр.288. 40.ст.2163 «Сампо». 41.стр.290. 42.«Сампо», стр.203.