Искупление

18+

        И только когда все отступили прочь, в душе моей воцарили покой и чистота. Никто не мучил меня более абсурдом словоизвержений, не пытался вскрыть и испачкать тело. Они честно поступили в этот раз: беспрекословно объявили мне смертный приговор.
       Лицедействующий, и извивающийся, как слизкий червь, адвокат, не знал, куда деть свои глаза-блудодеи. Что-то он говорил о прошении, и о моей недоказанной вине – я не слушал ничего. Мне было просто смешно: из всех фарисействующих он презирал меня более всего.  И я послал свой смех освобождённый ему прямо в пасть.
       Итак, всё успокоилось вокруг, и я отдал себя во власть божественных ветров. Я ждал прихода этих стихий – нежданных, первозданных.
       Эти вывернутые существа объявили о претензиях ко мне. По праву сильного они могли прийти в любой момент, взять моё тело, его расчленить и умертвить. Но они опоздали: всё уже было выплачено по долгам. Моё предназначение в этом мире завершилось, и я уходил спокойно, не любопытствуя более ни в чём. Я уже знал, что было, что есть и что не будет никогда.
       Всё отхлынуло, всё замерло, и я спокойно воспринимал их привходящие шаги. Вот загремел металл замка – но мне безразличны были их потуги. С правом, данным себе самим, они пришли за моим телом и душой.
         О, как им было невыносимо физически играть! Они спешили и суетились бестолково. Я видел каких-то маленьких человечиков перед собой. С высоты я созерцал их движения: извивы, пляски тел.
        «Наконец-то, наконец-то! – я вскричал. – Вы-то знаете, как я безнадёжно одинок».
        Они заплясали вокруг меня – победители, исполнявшие кровожадный хоровод – они подыгрывали мне, а я, как зритель званный, долгожданный, заливался благоговейными слезами.
        Тут, не выдержав, один из них подбежал, упав на колени предо мной. «Смотри, сколько нас пришло к тебе. Разве не видишь нас воочию? Зачем же плачешь, мы тебя никому не отдадим!»
        А хоровод из весёлых ли, грустных ли ликов, всё кружился вокруг, убаюкивал меня. Но я-то знал про эти маски: под ними был убивающий оскал. Я знал, что эти химеры уже бессильны предо мной. И я спокойно прошёл сквозь их воображённый пляс. Я всё ждал Истину, хотя и не знал, какова она и как меня спасёт.
        И я воззвал: «Эй, звуки печали и тоски! Где вы, верные слуги-други. Разве не видите, что я пропадаю, ухожу».
        Вышел тогда на сцену юноша с эстетически отточенным лицом. Он сообщил мне доверительно: «Сотни историй пришли к тебе на зов. Они уже здесь, они звучат. Только раскрыть их придётся самому. И вот тогда ты станешь явь».
        Юноша этот, взмахнув рукой, исчез. А я его уже так возлюбил! Тотчас весь Мир и времена его заполнились ароматами волшебств. Одни возникали от себя – из первобытного, из естества. То ли пытались явиться в образах зверей, то ли звериной силой ворожить. Другие пришли ко мне издалека, с холодных звёзд, их можно было отличить по шороху помех. Они выражались  воплями и плачем, то ли от ненависти всё это было, то ли от любви. Так вышел я на проторённую Тропу.
       Я заметил, Тропа уводит меня ввысь, к каким-то вершинам, или пропастям. И я всё боялся, что не дойду до тех вершин.
        Вокруг меня было вечное пение, цветение и торжество. Я же в этой стране был безусловный вселюбящий монарх. Приходили ко мне, как к царю, бродяги, философы, шуты. Я ещё не взошёл на трон, а к тропе моей цветущей стекались гонимые, убогие, шальные – просить защиты у меня.
        Вдруг, неожиданно, на миг, явилась мне она… В Тот День Восходящему воздавалось всё сполна!
        Величайшие из аэдов воспевали мне, царю, неутомимые трубадуры изощрялись в восхвалении меня. А я пребывал в своём царстве – и один. Никто не осмеливался ни напасть на меня, ни оболгать. Всё это было Музыкой, откровением её. Я знал про это, я ждал её прихода.
       «Да, я помню это, – пропела Музыка, – как все смеялись над тобой и надо мной. И ты позвал – а я пришла. Из всего огромного Мира только я одна пришла. Я сказала тогда: «Искупляю всё собой». А ты кричал: «Ненавижу сам себя!» Я же шептала, напевая: «Но разве есть в тебе порок? Это ты просто стремительно растёшь. У тебя всё в задатке, а задатки твои исключительно чисты».
       Вот пришли  ко мне, восходящему, её верные слуги и пажи. Они сказали: «Есть истории подлинные, про неё и про тебя. Есть истории, где ты  не одинок. Есть истории, где ты защищён и отомщён. По велению нашей музы мы клянёмся тебя оберегать!» Я же, самое потаённое, невыразимое,  словами осязал: «Есть ли любовь во Вселенной? Сколько искал и не нашёл. А ныне – ты друг мой истинный. Сама явилась и пошла моей тропой».
        Был ещё туман, когда Музыка вышла мне навстречу. В полутьме я долго не мог разглядеть желанное лицо. Но она готова была произнести слова и про себя и про меня. Она подсказала мне слова. Музыка протянула руку мне, и я схватился за неё. Я произнёс: «Милая, желанная моя, ты-то знаешь, какова моя ущербность, и какой я в реальности урод. Как запачкана душа моя, насколько нечисты помыслы мои. Как ничего не знаю и не умею я перед людьми».
         Она отвечала: «Именно это, именно крик твой отчаянный, именно твоё плотоядное «убить» я услыхала и пришла». Она улыбнулась: «Я знаю всю правду о тебе, и я призову на суд великих мудрецов».
         В благословенном саду я восходил на свой трон всё выше и выше.
         И явился по изволению Её Корабль. На нём пребывал сонм мужей великих и премудрых. Из воздуха, из тумана вышел парусник, гудя и шелестя парусами. Неизвестно, откуда он шёл и куда, и суровый хор мужских голосов раздавался с таинственного корабля. Я услышал мотив этого могучего хора: «Ты прав, ты всем воздал, ты Истину восстановил».
         Всё более, из тумана, прорывался её облик. Всё идеально, никаких ни изъянов, ни излишеств. Я твердил подсказанные ей слова. Она схватила меня за руку и понесла к себе на небеса.
        Музыка говорила мне, смеясь: «У нас будет самая чистая любовь – без грязи, без похоти, без лжи. У нас будет первобытная любовь. Мы вольны фантазировать безмерно, как в плясках наших тел, так и в полётах наших душ. Мы овладеем искусством от эльфов и зверей. И никто нам не смеет прийти и указать».
        На какое-то мгновение я всё увидел с высоты. Музыка возносила меня легко и беззаботно. Я ушёл от Земли далеко, её законы уже не властны были надо мной.
        Захотел я с возлюбленной моей станцевать свой вальс цветов, но почувствовал, что не могу летать, парить, как лепесток.
         Кто-то из маленьких, изверных, подлетел и нашептал на ухо мне: «Они уже возвели тебя. Не смейся, но ликуй. Мы тебя на своих крыльях унесём».
        Я очнулся. Люди, всё те же, вели меня, а я улыбался в тайне про себя. Тогда кто-то невидимый, с выси, строгим голосом спросил: «Со всеми ли ты расчёлся до конца?» Я же заорал так, что замер весь галдящий хоровод: «Да, всем обидчикам своим я заплатил! Всем, кто вздумал сыграть со мной в  прескверную игру!  Я помню, как они удивлялись в первый миг, как кричали от боли во второй. Как вопили от ужаса, всё осознав. А я всё всаживал каждому в живот свинец. С любопытством  смотрел я в их отчаянные лица: неужели это те сверхчеловеки, что когда-то глумились надо мной?!»
         Я видел, как заметались мои обескураженные палачи. А белоснежные крылья на миг плеснулись надо мной.
        Я кричал им, взошедшим надо мной: «Вы наслаждались моей беззащитностью и чистотой, но вы не думали, что я вернусь?!»
       Тогда пришла ко мне Волна, едва различимая в шумах Вселенной. «Очень долго я шла, от края и до края, и вот ослабла, рассыпалась в шорохи, в туман. Но я услышала твой зов – и я пришла».
       Раздались странные звуки: сходящий низкий тембр. Послышались чьи-то перекликающиеся голоса. Вслед им шли одинокие долгие звуки, полные неразгаданной тоски. О чём-то намекали и что-то спрашивали эти звуки. Всё это мне преподнесла Волна, но я ничего не понимал в том волшебстве. С ужасом я почувствовал: вера моя закрывается и упирается в тупик.
       И пришла на крик отчаянный мой планета-странник. Без надзора жила она, вне царства звёзд. Не имела ни света, ни имени, ни жизни. Голос ее, однако, меня обнадёжил и прельстил: «Слушай и делай всё, как я скажу, и мы унесёмся с тобой прочь».
      «Мы уйдем, и ты спасёшь меня, и укроешь, и не отдашь никому и никогда?!»
       «Всё отныне будет придумано у нас. Совершенно так, как ты решишь. Очень мы далеко уйдём и никому нас меж звёзд не отыскать».
       «О, ты волшебница моя! Кто б ещё мог меня так бескорыстно любить и защищать».
        Но ушла, затерялась та планета. Звёзды, одна наглей другой, её подстерегли и увели. Я слышал её отчаянные крики.
        И снова взвились белые крылья, и вслед им воспел победный хор. Раздвинув жадную толпу, вышла Дева и протянула губы и руки мне навстречу. Произнесла сакраментальное для нас двоих: «Всё утолилось, милый мой… и нам пора. Я буду до конца с тобой, я оплету тебя собой».
        Они уже связали руки мне, накинули петлю на шею. Уроды-карлики, не дотянувшиеся до роста моего. Они копошились вокруг – скамеечки, лесенки, подставки – доводя до конца свою работу. Посмотрел я с высоты своего трона и увидел, что мир есть парадокс: всё есть и всё исчезнет без меня.
         Моё тело рванулось ввысь… и никак не могло оседлать земную твердь, никак не хватало мне силы улететь… шея лопнула… и голова моя поплыла.
        Я видел, как дёргалось в конвульсиях моё несчастное тело, как нечисть успела устроить вокруг него свой свистопляс.
        «И это бессмертное изваяние вы позволяете себе убить!» – воскликнул я. Отплясывали, кувыркались, паясничали пред погибающим миром все твари зла и нелюбви.
         И я узнал: есть Истина и есть Любовь. Я зачеркнул Неправду, Изворот. Я извергнул всё чуждое – вон из себя. Тело моё исстрадалось и схлопнулось – уже никто не властвовал над ним.
        Я видел, как Дева вышла из моего успокоенного тела. Белые крылья опять всплеснули надо мной. Потрясённая Дева подала мне руку. Долгий путь ожидал нас в иные времена.
.