Второй

Я быстрым шагом удалялся от здания спорткомплекса, которое, казалось, дышало мне в спину в попытке догнать и хорошенько поглумиться, унизить, добить. В кармане пиджака пряталась полученная около часа назад серебряная медаль. Уже четвёртая за пять последних лет. Я держался, как мог. «Нужно как можно скорее добраться до парковки и покинуть уже, наконец, это место!» — думал я.

* * *

Я сидел за кухонным столом в компании тишины и бутылки кубинского рома и пытался успокаивать себя самообманом, мол, всё это я делаю, в первую очередь, ради собственного развития, собственного здоровья и результаты не так важны. Но, видимо, успокаивать себя было уже поздно. «Снова второй!» — эта мысль беспардонно прокусила мякоть моего мозга и тут же начала захватывать его, распуская во всех направлениях свои метастазы: «Вечно второй! Неудачник! Ничтожество!» И действительно, я всегда и во всём был вторым. Во всём мне чего-то не хватало для того, чтобы сделать шаг на самый верх: конькобежный спорт, которому я посвятил лучшие годы жизни, до этого — гребля, где было собрано столько серебра, что хватило бы, наверное, для истребления не одного десятка вурдалаков. И так не только в спорте. К примеру, я с юношества увлекался поэзией, участвовал в крупных конкурсах и не раз занимал призовые места — всегда вторые! Были у меня вторые места и в соревнованиях на телешоу, и в турнирах по игре в покер, и в конкурсах судомоделирования. По иронии судьбы даже получилось так, что я женился на девушке, которая несколько лет назад заняла второе место в конкурсе «Мисс город». И я всегда знал, в чём кроется причина, хоть раньше и не хотел мириться с этим. Я — бездарность! Я всегда усердно трудился, но побеждали люди с талантом, с харизмой.

Второй! А иначе — первый проигравший! Люди запоминают победителей. Только победители греются в лучах славы и блистают в свете софитов, а «вторых» не помнит никто. И уж, тем более, всем наплевать на тяжёлый труд, проделанный ими.

Я продолжал себя накручивать, убивать морально. Этот день стал пиком негодования, выплеском всего того, что копилось годами. Первая, подобная маленькому плесневому грибку, мысль уже разрослась в огромный мицелий и управляла моим разумом, опоясав его вдоль и поперёк. Я копал всё глубже и новые терзающие воспоминания одно за другим всплывали в голове. Перед глазами уже мелькали и детские неудачи, и незначительные локальные поражения, вплоть до небольших конкурсов на свадьбах друзей и корпоративах. Я ненавидел себя всё сильнее, ненавидел жизнь, весь мир, Господа Бога.

Второй! Вечно второй! За долгие годы я ни в чём так и не смог стать лучшим! Началась одышка. Я почувствовал жгучую боль в груди, которая, намекая на опасность, проползла к левому плечу, а затем ещё дальше, вверх, к нижней челюсти. Мне следовало успокоиться, но я уже не мог скинуть весь тот гнёт мыслей, что взвалил на себя на этой кухне. В груди зажимало всё сильнее. Я ослаб и медленно сполз на пол. В глазах темнело. Стало страшно. Это было похоже на инфаркт миокарда. Казалось, что мысли уже смотрели откуда-то сверху и, смеясь, дразнили меня.

* * *

Жена успокаивала меня, говорила сквозь слёзы, что я — лучший, что я преуспел во многих сферах жизни. Говорила она и о проблемах с законом и непростых судьбах некоторых моих оппонентов. Тех, что опередили меня на пьедесталах и стали известными. А я молча лежал на кушетке, уставившись в потолок больничной палаты с одной лишь мыслью в голове: «Всё. Теперь уже точно «вечно второй». Теперь уже точно — никто».