Очень странные ершовизмы - сокращённо

Никогда не приемлю слова ершоведа В.Г.Уткова о том, что «для нас закрыта и, пожалуй, навсегда та лаборатория поэта, которая позволила бы нам увидеть сам процесс создания этого бессмертного творения» (1). Главное - знать, где искать эту «лабораторию»! Если возле Ершова, то, действительно, увидишь мало, а вот если возле Пушкина, то «процесс создания» «Конька» просматривается очень даже и неплохо. Правда, если смотреть на него глазами следователя…
Спрашиваем: а что это за слова, которые Лацис назвал в своей статье «ершовизмами»? Ответ таков: это слова вовсе не выдуманные Ершовым, а все из словаря Даля, а многие из «Словаря языка Пушкина». И поэтому абсолютно права ершовед И.П.Лупанова, говоря: «слова «недалече», «сызнова» встречаются неоднократно у того же Пушкина и не только в сказках («издалеча наконец возвратился царь-отец»), но и в произведениях, не имеющих прямого отношения к фольклору (например, в «Евгении Онегине»: «Иных уж нет, а те далече»)…слово «рублёв»…имеется в речи мужика пушкинской сказки «О медведихе»: «вот тебе, жена, подарочек, что медвежья шуба в пятьдесят рублёв» … сказка Ершова в её четвертом издании ещё более, чем в первом, может считаться произведением, лежащим в русле пушкинской традиции использования сказочного фольклора» (3). Все верно!
А теперь посмотрим на судьбу кратких слов после их правок.
Было Стало
«брадатый» «бородатый» (ст.513)
«целу ночку» «всю я ночку (ноченьку)» в стихах 92 и 211
«пред забором» «под забором» (ст.74)
«пред троном упадает» «всем телом упадает» (ст.574)
«А пусти во чисто поле» «Силы пробовать на воле» (ст.182)
«чрез бурьян» «По крапиве прямиком» (ст.276)
«И чрез первую седмицу» «И на первую седмицу» (ст.317)
«часов чрез пять» «Вечер к ночи пробирался» (ст.329)
«И чрез несколько часов» «И в два мига, коль не в миг» (ст.379)
«И чрез несколько минут» «Вот уж он перед огнем» (ст.467)
«То доставь чрез три мне дня» «То доставь ты мне в три дня» (ст.1558)
«младою» «молодою» (ст.2493)
Я думаю этих примеров достаточно, чтобы понять общую тенденцию к сокращению кратких слов и то, какой очередной вред в отношении улучшения звукописи «Конька» нанес читателям отказавшийся от его правок Лацис. Правда, некоторые могут спросить, - а какой же вред может быть от кратких слов? Отвечаю: если бы они были не в стихах, написанных в ритме русских народных плясовых песен (а стихи в «Коньке» именно такие!), то – никакого. А вот в песнях, хотя бы даже и плясовых, словам обычно нужна полнота, т.е. слоги полные, поскольку их легче петь, растягивая голосом. Когда же в стихах много слов кратких, то такие стихи в большей степени подходят для риторического чтения.
Кстати, раз уж об этом зашла речь, то не могу не заметить, что те, кто называл (а может быть, и сейчас называет) «Слово о полку Игореве» «песней», не правы. Например, поддавшись тому, что и сам автор «Слова» вначале этого произведения называет его песней («Начати же ся тъй пъсни»), первый его издатель в 1800 году назвал его «Ироической песней», что, еще раз повторю, неверно. И в этом вы сами можете убедиться, дорогие читатели, если, проявив определенное терпение, попытаетесь прочесть не переводы, а древнерусский текст «Слова», в котором вы и обнаружите достаточно много трудных не только для пения, но даже и для чтения кратких слов. Не зря же и академик Д.С.Лихачев, стремясь хоть как-то облегчить чтение, перевёл «на своих сребреныхъ брезъхъ» как «на своих серебряных берегах», «древо» как «дерево», а «злато стол» как «золотой стол» (4).
Лацис же, издав первый, более краткий и с краткими словами, текст «Конька», не забыл при этом и отругать Ершова не только за неудачные, на его взгляд, правки, но и за словесные выражения в них, которые назвал «ершовизмами». Попробуем разобраться.
А для этого посмотрим на одно довольно странное совпадение мыслей Пушкина с вышеуказанной мной особенностью правок «Конька», т.е. – с удалением из него кратких слов.
Вот, например, что писал о Пушкине первый редактор «Конька» О.И.Сенковский: «Будучи в Петербурге, я посетил одного литератора и застал у него Пушкина. Поэт читал ему свою балладу «Будрыс и его сыновья». Хозяин чрезвычайно хвалил этот прекрасный перевод. «Я принимаю похвалу вашу, - сказал Пушкин, - за простой комплимент. Я не доволен этими стихами. Тут есть многие недостатки». – Например? – «Например, полячка младая». – Так что ж? – «Это небрежность, надобно было сказать молодая, но я поленился переделать три стиха для одного слова». Но хозяин утверждал, что это прекрасно. Пушкин никак с ним не соглашался, и ушел, уверяя, что все подобные отступления от настоящего русского языка «лежат у него на совести» (5).
А теперь посмотрим внимательно на последние слова в указанной выше таблице кратких слов, где было «младою», а стало «молодою» (ст.2493 «И с царицею младою» заменен на: «И с невестой молодою»). Тут уж, я думаю, не надо было никому лениться и исправлять сразу три стиха, а оказалось достаточным исправить всего лишь один. Но это, конечно-конечно, как сказали бы ершоведы, «случайное совпадение»…Как, кстати, и общая тенденция удаления из «Конька» всех кратких слов, и то, что «Будрыс и его сыновья» был написан в одно время с «Коньком», и то, что Пушкин находил нужным заменить в этом «Будрысе» именно слово «младая», и то, что именно такая замена и произошла затем в «Коньке»! Всё «случайно»!
Ершовед М.К.Азадовский в своё время в качестве сибирского диалектизма (вот уж где ловушка для диалектологов Касаткиных, которые в неё и попались при делении текстов на пушкинские и ершовские!) указывал на стих №959 «я те шапки, ровно, не дал» (6). Согласимся с этим, но не будем, как М.К.Азадовский, ограничиваться лишь голой констатацией факта, а спросим: а откуда же в правках возникло это вводное слово «ровно», т.е. какова история его появления там и с чьим же именем оно связано?
Вот я одеваю очки, беру большую лупу и, посмотрев на это слово глазами следователя, вижу, что слово «ровно», оказывается, вполне идентично вводному слову «равно», а, по Далю, «равно» как вводное слово является синонимом вводного слова «однако», а вот слово «однако» указано в качестве одного из часто употребляемых слов в восточной Сибири (не устали еще? ну, ничего, сейчас будет самое интересное) …именно в письме лицейского друга Пушкина В.К.Кюхельбекера, которое он 12 февраля 1836 года отправил, и кому бы вы думали? …правильно! – Пушкину! Ух! Вот какую длинную ниточку мы протянули! Но зато нашли настоящие истоки слова из правки «Конька», на которую указывал М.К.Азадовский, нисколько при этом не думавший – и откуда же оно там оказалось?
Да, но в том же письме были и другие т.н. «сибирские» слова. Разберемся и с ними, но перед этим отвлечемся на вопрос о возможных датировках правок. Так, в 1976г., говоря об одном из вариантов правок «Конька», Д.М.Климова писала, что «характер правки свидетельствует о том, что над этим вариантом автор работал в промежутке между выходом 3 и 4 изд., то есть не ранее 1843г.» (7). Но чем же именно свидетельствует «характер правки» о предложенной Климовой датировке – совершенно неизвестно, поскольку никаких доказательств этому Климова не привела. Оно и понятно почему – из-за отсутствия оных. В целом же свой принцип определения дат Климова указала чуть раньше: «При отсутствии данных для точной датировки принимается во внимание первая публикация (с учетом даты цензурного разрешения) как время, не позднее которого написано то или иное произведение» (8). То есть фактически ею определялась точно лишь одна, верхняя, граница датировки. И то, исходя из полной уверенности, что правка принадлежит именно Ершову. Но верно ли это?
Возвращаемся к письму ссыльного В.К.Кюхельбекера от 12 февраля 1836 года, которое было послано им из Баргузина. Письмо это известное, поскольку получило некоторую скандальную славу из-за особого интереса к нему жандармов. Так вот, в этом письме впервые прибывший в Восточную Сибирь лицейский друг Пушкина сообщает ему о своих впечатлениях, и в том числе, - о некоторых особенностях языка местных жителей: «Здешний язык богат идиотизмами, но о них в другой раз. – Мимоходом только замечу, что простолюдины употребляют здесь пропасть книжных слов, особенно часто: почто, но, однако; далее, - облачусь вместо оденусь, ограда вместо двор…» (9). А теперь давайте-ка проверим, а не были ли использованы в правках «Конька» вышеуказанные слова?
Смотрим в текст и сразу же видим, что слово «почто» появилось после правок в стихе №946 – «А почто меня будил?» Слова «однако», «облачусь» и «ограда» я пока предлагаю поискать вам самим, дорогие читатели, но подскажу, что все они присутствуют в сказке в изменённом виде. Вариант же со словом «ровно», конечно, рассматривать уже не надо. А вот со словом «но» придется разобраться отдельно, поскольку текст первого издания сказки есть далеко не у всех, да и считать в большом тексте такое часто употребляемое слово кому-нибудь может и надоесть. Поэтому посчитаю я: в первом издании «Конька» было 33 слова «но», а после правок их стало 40. Но это в абсолютных числах, а в относительных выходит так - 33 на 2259 строк дают нам 1,46%, а 40 на 2510 строк после правок – 1,59%. Т.е. видно, что процентное содержание слова «но» после правок «Конька» увеличилось, что и требовалось доказать! Особо хочу отметить, что увеличение удельного веса «но» после правок не было резким, поскольку стоит убрать оттуда всего лишь два этих слова, как их процентное содержание уравновесится. И всё-таки эти два слова были введены! Вполне наглядно мы также можем наблюдать пропорцию, связанную с увеличением числа «но» в некоторых правках старого текста сказки. Так, из старого текста было при правках убрано только одно «но» в стихе №366, где вместо «Но сменю коня другого» стало «Да сменю коня другого». Зато вместо этого слово «но» было добавлено в шести (!) стихах старого текста: «Но вот утро. Он к крыльцу» (ст.76), «Но коней как не бывало» (ст.338), «Но возьми же ты в расчет» (ст.391), «Но не греет, не дымится» (ст.470), «Но о птице, как ты хошь» (ст.1001), «Но и знаку не открыли» (ст.2026). Счет, как видите, 6:1 в пользу увеличения слова «но» непосредственно в старом тексте после правок «Конька». Для тех же, кто вдруг скажет, что в первом издании мной не учтено 40 строк с многоточиями, оставленными после вычеркиваний цензуры, и что в них, мол, тоже могли быть слова из письма Кюхельбекера, я отвечу, что автор правок имел перед собой точно такой же, как и у меня, текст с многоточиями и вполне понимал, что раз вычеркнутых слов в нём уже нет, то и учитывать их вряд ли стоит. И ему, и тому, кто будет когда-либо им заниматься. Как говорится, «Что упало, то пропало».
А теперь обратимся к словам из письма Кюхельбекера «ограда», «облачусь» и «однако», которые, я думаю, вы, дорогие читатели, уже нашли, несмотря на то, что Великий Мистификатор их довольно основательно замаскировал. Вот ответы: это, во-первых, ранее не бывшее в сказке слово «оградясь» (ст.№463 – «Оградясь крестом святым») и слова Месяца «В темном облаке ходила» (ст.№1841), т.е. своеобразным образом «облачась». Сложнее получить ответ по слову «однако», которому мы никаких однокоренных слов в тексте «Конька» подобрать не можем. Понятно, что в этом случае, как мы уже и делали раньше со словом «ровно», необходимо искать синонимы, но вот тут-то дело осложняется тем, что в современных толковых словарях таких синонимов крайне мало (у Ожегова, например, это лишь слова «тем не менее» и «всё же») и главное, что их в «Коньке» нет. Что же делать? Ответ прост – не ориентироваться на современные словари по одной уже той причине, что они далеки от пушкинского времени. Не ориентироваться, а брать, как мы уже делали, в руки великолепный толковый словарь Владимира Ивановича Даля. Итак, - какие же синонимы слову «однако», присутствующие в правках «Конька», мы находим у Даля? Это вводные слова «кажись» (ст.1813) и «при всём том» (ст.63). Во втором случае, правда, необходимо отметить, что вместо вводных слов «при том» после правки стало «при всём». Смысл тут никак не изменился, и я абсолютно уверен, что никакие ершоведы не смогли бы объяснить – а чем же именно была обусловлена эта правка? А вот если учесть, что эту правку делал Пушкин, то становится понятным, что главное тут сам факт правки слова, являющегося синонимом слова «однако». Привлечение же внимания исследователей к этой правке, я думаю, и было главной целью автора. Ну, кажется, со словом «однако» всё…
Изобретательность автора правок, сумевшего столь тонко ввести в «Конька» «сибирские» слова из письма В.К. Кюхельбекера, не знаю как у вас, дорогие читатели, а у меня вызывает восхищение. Причём тонкость эта - не самоцель автора, а необходимость маскировки и даже, можно сказать, некоторой шифровки «сибирских слов» из письма друга Пушкина.
Таким образом, мы видим, что ни одно слово Кюхельбекера даром не пропало – правки по всем его «сибирским» словам в «Коньке» были сделаны, причём с процентным увеличением.
Однако тут может возникнуть вопрос: а не мог ли Ершов, находясь в Петербурге до середины 1836 года как-нибудь ознакомиться с письмом Кюхельбекера? Думаю, что нет, т.к. и сам-то Пушкин недолго имел его при себе, поскольку вскоре оно было затребовано жандармами. Так, получено оно было Пушкиным в середине апреля 1836 года, а уже 28 апреля ему был прислан следующий запрос: «Его сиятельство граф Александр Христофорович (Бенкендорф) просит Вас доставить к нему письмо, полученное Вами от Кюхельберга, и с тем вместе желает непременно знать, через кого Вы его получили». В тот же день Пушкин отвечал А.Н. Мордвинову: «Милостивый государь Александр Николаевич. Спешу препроводить к Вашему превосходительству полученное мною письмо. Мне вручено оное тому с неделю…неизвестно кем. Я полагал, что письмо доставлено мне с Вашего ведома» (10).
Правда, надо отметить и то, что Ершов имел возможность незадолго до смерти Кюхельбекера непродолжительное время общаться с ним в Тобольске, куда тот уже совсем больной приехал на лечение в 1846 году и вскоре умер. Говорил ли при этом Кюхельбекер что-либо Ершову о привлекших его внимание аж 10 лет назад «сибирских» словах, неизвестно, но я считаю это маловероятным, поскольку все правки «Конька», как мы увидим немного позже, упрямо ведут нас к Пушкину. Кроме того, я могу спросить, - и зачем это Ершову к 1856 году потребовалось маскировать слова и в частности, обозначать правку стиха №63, когда «при том» было заменено на «при всём»?
Тут, правда, меня ещё раз могут спросить, а почему не раньше, а спустя несколько десятилетий правки «Конька» были напечатаны Ершовым? И я ещё раз повторю, что главные причины этого – жестокая цензура, которая при Николае I вообще запретила после 1843 года переиздавать «Конька», а также боязнь возможного разоблачения лжеавторства Ершова и причастности к этому его бывшего преподавателя и одновременно близкого друга Пушкина - П.А.Плетнева. Последний, кстати, со временем стал уже ректором Петербургского университета (и был им более 20 лет с 1840г.!), а Ершов – директором тобольской гимназии. Так что терять было что, в т.ч. и должности.
Ну а вывод, я думаю, вы, дорогие читатели, уже сделали сами – никаких т.н. «ершовизмов» в «Коньке» после правок не появилось, поскольку правки все были ПУШКИНСКИЕ! И поэтому если как следует покопаться, то за каждой правкой «Конька» всегда можно найти Пушкина.
Возьмём, к примеру, правку, при которой о белой кобылице вместо «То заскачет, то забьётся» стало «И пустилась, как стрела» (стих 144). Ищем след Пушкина и, конечно же, назло сомневающимся в авторстве Пушкина ершоведам, находим его! Так, в статье «Джон Теннер», написанной Пушкиным в том же 1836-м году, когда он получил вышеуказанное письмо Кюхельбекера, имеется следующее: «заметив добрую лошадь, принадлежавшую старшине, он из мести решился присвоить её себе. «У меня под одеялом – говорит он – спрятан был аркан. Я искусно набросил его на шею лошади – и не поскакал, а полетел. Когда лошадь начала задыхаться, я остановился…» (11 ПСС XII,119). Сразу же переходим от Ивана из «Конька» к английскому переводу его имени, т.е. – к Джону! (Кстати, до сих пор не забуду, как смеялся с другими школьниками над тем, что «Иван Грозный» был переведён учительницей английского языка как «Джон Террибл»). От лошади же Теннера, на которой он «не поскакал, а полетел», - прямой путь к белой кобылице, которая «пустилась, как стрела». При этом «не поскакал» - это чёткий намёк на замену слова с таким же корнем «заскачет». Однако при этом замечаем, что слово «полетела» более чётко и полно определило бы быстрое движение кобылицы, поскольку стрелы после выстрела обычно летают, а не перемещаются иным способом. Правда, учитывая это всеобщее понимание, Пушкин порой и не считал нужным применять к слову «стрела» соответствующий глагол «полетела», а, мог, как, например, в «Царе Салтане», написать «стрела запела». Такое же мы видим и в отношении кобылицы, где после правок и появилась «стрела» без глагола «лететь». ...
И выходит, что зря-то ругали Ершова и Александр Лацис, и его друг Владимир Козаровецкий за «бесталанность» и «непонимание пушкинских поэтических приемов», за то, что «исправления и дополнения составили около 700 (!) строк (треть от общего объема), как правило, посредственных, а то и вопиюще бездарных» (12). Ведь как бы они не нравились, но отнюдь не ершовские и не плетнёвские эти «посредственные» и «вопиюще бездарные» строки, а пушкинские! Но вот вопрос – а как же умудрился такой старейший (и по возрасту, и по опыту) пушкинист, как Лацис, проглядеть исчисляющиеся целыми сотнями пушкинские строки?
Ответ таков: во-первых, его сбил с толку такой несомненный для него «авторитет», как М.К.Азадовский, который критически отнёсся к правкам «Конька» и выделил их в нечто исключительное и отрицательное («правки директора гимназии»!).
А во-вторых, дело ещё и в общем непонимании профессиональных пушкинистов того, с кем они имеют дело. Всем им известно, что Пушкин - гений (что, кстати, прекрасно было известно и его современникам: вспомним, к примеру, баснописца Ивана Андреевича Крылова, которого, немного придремавшего в гостях, внезапно разбудили и спросили: «Кто такой Пушкин?», и который, не колеблясь, сразу же ответил: «Гений!»). Но гений гению – рознь! Шекспир тоже гений и его Пушкин уважительно называл «отцом нашим». Однако Пушкин, в отличие от Шекспира не только литературный гений, но и Гений литературной мистификации! И только полное понимание исследователями, что они имеют дело с Великим Игроком и Великим Мистификатором, может дать им шанс в его разгадке.
Хотя сразу же скажу, что труд для этого нужен большой. Ведь говорил же когда-то классик, что наука это, мол, не широкая столбовая дорога, а крутая каменистая тропа, и только тот достигнет её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам (так, кажется?). А уж как хорошо сказал про трудности генерал Шарль де Голль: «Беритесь за самое трудное, и тогда у вас не будет конкурентов». Ну, а теперь серьёзно. Ведь если вы ещё не верите, что правки в «Коньке» пушкинские, то читайте об этом далее…
1.В.Г.Утков «Гражданин Тобольска», Свердловск,1979,с.33. 2.Ф.И.Сетин «История русской детской литературы», «Просвещение», М.,1990, с.248. 3.И.П.Лупанова, «О двух изданиях (первом и четвертом) сказки П.П.Ершова «Конек-горбунок». – «Русский фольклор. Материалы и исследования», вып.3, М.-Л., 1958, с.337. 4.«Злато слово», М., «Молодая гвардия», 1986. 5.В.В.Вересаев «Пушкин в жизни», 1987, «Московский рабочий», с.350-1. 6.П.П.Ершов «Конек-горбунок», БП, Малая серия, Л.,1961,с.19. 7.П.П.Ершов «Конёк-горбунок. Стихотворения», Л.,1976,с.301. 8.Там же, с.299. 9.«Переписка А.С.Пушкина», М.,1982.,т.2.,с.246. 10.А.А. Дельвиг, В.К. Кюхельбекер «Избранное», М., «Правда», 1987, с.275-276. 11.ПСС XII,119. 12.См. статью В.Козаровецкого «Сказка – ложь, да в ней намек» в газ. «Новые Известия» в 2001 году, перепечатанную в №209 газ. «Вечерний Ростов» от 25.09.2001г.