Проводки моей ненависти перегорели

«Проводки моей ненависти перегорели,
Я уже не могу ни любить, ни ненавидеть.
Мы с тобою в любовной игре проиграли,
Но, закрывая глаза, я твои продолжаю глаза видеть…»


Строчка за строчкой льётся сама собой. Я чувствую, ощущаю прилив вдохновения и новых сил, но, дописав последнее слово и прочитав весь стих полностью, теряю ту крохотную веру в себя, что до этого момента жила во мне.
Злость начинает разрастаться внутри меня, наполнять меня собою до краев.
И в порыве злости я скомкал ту бумажку, на которой были эти чёртовы строки.

— Нет, это не про меня. Я чувствую ненависть, я всё ещё её чувствую… Она всё ещё сжимает меня, сдавливает мне сердце, не отпускает мою душу. Она всё ещё во мне. Она всё ещё там, внутри, вместе с чёртовой любовью… — чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, а в груди что-то яростно пытается разорвать, разломить грудную клетку и вырваться наружу. — Не-ет, дорогая, ещё не пора. Ты всё ещё посиди там, помучь, потерзай меня, своего раба. Я всё ещё связан, я всё ещё не свободен, но скоро буду. Совсем скоро…— тихо шепчу я, держа правую руку на сердце.

Неожиданно слышу стук в дверь.
Странно, гостей не ожидалось.

Тяжело вздохнув, поднимаюсь с места и направляюсь через небольшой холл к входной двери. Смотрю в отверстие, созданное для того, чтобы посмотреть на гостя. Вижу ЕЁ.
Сердце бешено стучит. Голова почти что раскалывается от этого громкого стука.

Тяжело дыша, прижимаюсь к двери, и тут же до меня доносится этот приятный дрожащий голос, который заставляет мои веки в блаженстве закрыться, а руки сжаться в кулаки от злобы:

— Китти… Пожалуйста… Выслушай меня. Мне без тебя плохо. Очень плохо. Пожалуйста, открой дверь, открой… Я же знаю, ты сейчас там. Я чувствую… — Слова болью врезались мне в сердце. Мотая головой со стороны в сторону, я не только отрицал её слова, а ещё и пытался угомонить чувства, бушующие внутри меня.

На моих ресницах появились большие солёные капли. Я быстро проморгал, чтобы избавиться от них, но те не прекращали литься с моих чёртовых непослушных глаз.

— Ну, открой же! — закричала заплаканная девушка и ударила ладошкой по деревянных дверях. Я аж вздрогнул. — Кит… Китти, ты мне нужен… Нужен…— проскулила она.

Я слышал, что она плакала и что прислонилась к двери, тут же скатившись по ней вниз.

Дура.

Сидит на холодном полу. Ещё простудится. А ведь я не раз просил, чтобы берегла себя.

Дура.
Чёртова дура!

— Китти, — прошептала она.
Я ссутулился. Этот жалостливый голос вызывает во мне невероятные ощущения. Сейчас, как и прежде, он вызывает холод, которому уже, видимо, по приколу бегать по моей коже.

— Я скучаю, — продолжает нашептывать она в перерывах со всхлипами. — Ты слышишь? Ты здесь? Дай мне знак, что ты меня слушаешь… Я буду рада, если ты здесь, рядом, пускай даже через эту чёртову дверь, — она усмехнулась, а я, собственно, тоже не смог сдержать той глупой улыбки, что так и вырывалась из меня. Наверно, я выгляжу сейчас как нельзя глупо: весь в слезах, как девчонка, да ещё и улыбаюсь.

Я постучал в дверь. По-особенному. Это всегда был наш в некем роде шифр.

Стук.
Пауза.
Стук-стук.
Пауза.
Стук-стук-стук-стук.
Пауза.
Стук.


— Ты здесь! — радостно протягивает она, и тут я понимаю, насколько сильно я соскучился. По ней. Именно по ней. — Я рада. Очень.

Я тихо встаю, на ходу вытирая щёки. Слышу щелчок, который производит ключ внутри отверстия дверей.
Я уже устал. Устал от этой чёртовой боли. Мне нужно выпустить пар. Может, я смогу рассказать ей, в чём дело?
Хотя вряд ли. Она начнёт оправдываться, а я, как всегда, поверю.
Нет. Хватит.
Просто секс. Без лишних нотаций.
Хотя, разве это мне сейчас нужно? Конечно, нет.

Осторожно открываю двери, которые производят протяжной скрип. Тут же в глаза мне кидается заплаканная девушка с медовыми волосами, валяющаяся на холодном бетонном полу. Молча протягиваю ей руку. Она же, посмотрев на меня, потом на руку, а потом снова на меня, ухватилась за неё своей хрупкой кистью, но вцепилась так, словно я — её последний шанс, её единственный родной человек.

По спине снова пробежались так называемые мурашки.

Ну вот чёрт, это уже напрягает.
Если раньше, когда у нас с этой дамой всё было хорошо, от этих «мурашек» во мне возрастало волнение и трепет, то сейчас это бесит. Но, чёрт бы их побрал, всё равно вызывают это чёртово трепещущее волнение!

— Китти? — спрашивает она, хлопая своими мокрыми и слипшимися от слёз ресницами.
Я видел, она хотела улыбнуться, но также понимал, что скрывала её, так как боялась, что всё будет не так, как ей того хотелось бы.

— Мила, — я сглотнул слюну и кивнул, как бы удостоверяя её, что это я.
— Китти! — она тут же обвивает мою талию руками; щекой, да и вообще всем телом прижимается ко мне, а я, ошарашенный, глупо улыбаюсь и начинаю гладить её по волосам, запах которых, казалось, я не смог бы забыть никогда.
Этот запах присутствовал со мной всегда. Мы же всегда были вместе, так как народились в одном городе, да ещё и жили по соседству друг с другом ещё с младенческих пор.
А сейчас? После расставания и до этого момента?
Он также не покидал меня. Её запах остался на подушке, без которой она не могла уснуть.
Боже… Я даже ни разу не подумал о том, как она, где она!

Урод!


В ужасе схватив её за плечи и отодвинув от себя, я начал вглядываться в её зелёные глаза. В них читался страх, боль и непонимание. Но ещё они показывали обожание, чувства и… и меня? Я видел в них своё отражение. Я видел в них себя…

— Я скучал, — выдохнув, снова прижимаю её к себе.
Мои брови всё ещё находятся сведёнными на переносице, но не из-за злости, а из-за непонимания.

Как я мог забыть о своей девочке? О своей Миле? Как я мог ненавидеть её? Не-ет. Я никогда её не ненавидел. Я всегда… ВСЕГДА её любил.
И люблю.
Сейчас.
В это мгновение.
Именно в это.
И буду любить.
И сегодня, и завтра, и послезавтра, и через неделю, и через год, и через… всегда.

Всё-таки люблю...


— Я так тебя люблю, Кит, — она тут же расплакалась горько и печально, сильнее прижимаясь ко мне, пальчиками сжимая мою кофту, которую она, кстати, подарила мне на день рождения. На свой день рождения.
У нас были непонятные отношения, не такие, как у других. Мы понимали друг друга лишь взглядом. Со взгляда у нас всё и началось, взглядом и закончилось…. Когда я спросил, была ли она дома у чёртового Джоуи, она промолчала и лишь посмотрела на меня. Посмотрела тем взглядом, который я не забуду никогда. В её глазах читалась печаль и сожаление. Но тогда было поздно о чём-то сожалеть. Было поздно...

— Посмотри на меня, — прошептал я, втягивая поглубже в лёгкие её приятный аромат полевых цветов.
Она молча подняла голову и начала всматриваться в мои глаза. Ох, этот непроницаемый взгляд, пытающийся отыскать ответы на моём лице.

Снова эта дрожь.

Мила, зачем? Зачем ты это делаешь? Зачем сводишь меня с ума?

— Я хотел бы узна…— я уже, было, хотел спросить о том, было ли у неё что-то с Джоуи, но передумал. — Я хотел бы узнать, не желаешь ли ты выпить холодного кофе с горячим молоком? — я доброжелательно улыбнулся.
— Имеешь в виду горячее молоко с холодным кофе? Мой любимый? — в глазах её загорелись искорки.
— Твой любимый, — я одобрительно кивнул, а она снова прильнула ко мне, окольцовывая меня своими хрупкими ручками.

Чёртова Мила. Я тебя люблю. Я всё ещё тебя люблю…

Эта девушка с немногими веснушками, с не слишком пухлыми губами, с пронзительными большими зелёными глазами, с медовыми волосами, с не идеально ровным носиком зачаровывала меня. Она была для меня идеальной. Именно эта неидеальность её внешности, неидеальность её черт, несхожесть на примеры идеальности были для меня идеальными.
Я любил в ней всё. Я люблю её всю.

* * *


Сделав неспешный глоток, Мила, сидя на стуле за столом, вдруг прервала тишину:
— Отличное молоко с кофе, — она улыбнулась, посмотрев на меня.

Обожаю эту её неординарность виденья мира. Всё типичное для неё становилось нетипичным, неординарным и таким… таким превосходным.
Она делала всё наоборот. Например, если другие девушки начинают краситься с глаз, а заканчивают губами, то она сначала накрасит губы, а затем уже глаза. Или, например, тот же кофе: она не пьёт горячий кофе с холодным молоком, а горячее молоко с холодным кофе.

— Не нахваливай себя так, — уголки моих губ поднялись вверх, а взгляд затерялся где-то на дне прозрачного стакана, в котором Мила всегда делала молоко с кофе, и только молоко с кофе.
— Но делал его ты, а не я, — она сжала губы в тонкую линию и поставила стакан на стол.
— Я хорошо знаю твою психологию, поверь мне. Я такой же, — я поднял на неё свой измученный, измотанный взгляд. Она просто встала, не произнося больше ни слова, и подошла ко мне. Обхватив моё лицо своими до жути холодными руками, она прошептала:
— Если ты такой, как я, ответь на один вопрос: стал бы ты изменять мне при удобном случае? — на её глазах виднелись слёзы.
— Мила, — сухо сказал я и отвёл взгляд, забирая её руки от своего лица.
— Просто ответь мне… Да или нет? — по идеальной коже скатилась слеза.
— Ты знаешь ответ, — я качнул головой.
— И ты тоже знаешь. Ты знаешь, что я никогда бы тебя не предала, но боишься, что ошибаешься, что, возможно, слишком доверился мне. Но, Кит, я падаю перед тобой на колени, я клянусь тебе, что ничего не было. Я твоя, только твоя, — она упала на землю, став на колени и начав целовать мои руки. Я спохватился и встал, пытаясь поднять её.
— Мила, что ты делаешь? Встань, — я растерян. Никак не ожидал такого поворота событий.
— Нет, Кит. Я должна услышать, что ты мне веришь. Если ты скажешь нет, смотря мне в глаза, я уйду и больше никогда не вернусь к тебе, не потревожу тебя. Скажи мне правду. Просто скажи…— она смотрела мне в глаза, продолжая плакать, хотя, я видел, она со всех сил пыталась сдерживать слёзы.

Я отвёл взгляд от её янтарных глаз и посмотрел в окно, за которым виднелся огромный город и большое расцветающее красивыми бледно-розовыми цветочками дерево. Как же мир прекрасен… И почему я это замечаю, лишь будучи в компании Милы? Почему, находясь с ней, я счастлив, а Вселенная приобретает новые краски: более яркие, более счастливые, более… жизнерадостные?

Я застрял в этом чудном мгновении. Я ощущаю себя счастливым.

Хочу ли я отказаться от неё? Хочу ли отказаться от Милы и своей жизни? Да или нет?

А изменил бы я на месте Милы? Изменил бы я ей при удобном случае? Да или нет?

Скорее всего, ответы на эти два вопросы одинаковы, идентичны друг другу.

НЕТ.

Нет, не изменил бы.
Нет, не хочу отказываться от неё. Но ради неё готов отказаться от жизни.


— Я верю тебе. Верю… И люблю, — прикоснувшись к её подбородку и подняв её на ноги, я впился в её мягкие губы своими губами.

Этот сладкий вкус её плоти сносит мне крышу.
Этот солёный вкус её слёз оставляет горький отпечаток и осадок внутри меня. Она плакала. Плакала из-за меня.
Какой же я урод….

— Китти, никогда не покидай меня. Никогда… Ты — мой воздух, моя жизнь. Нет, ты — моё всё.
— Мила, ты — моя Вселенная. Нет, ты — моё всё.
— Ты меня всё ещё ненавидишь? — честно спросила она, пустив маленькую одинокую слезинку от счастья, смешанного с болью.
— Нет. Больше нет. Проводки моей ненависти перегорели…— я обнял её и зарылся носом в её медовые волосы, пахнущие полевыми цветами.
Мне не нужен ни секс, ни разговоры, лишь она. Рядом. Всегда.

Этот мир и чувства, дарованные нам Господом, — лучшее и прекраснее всего на Свете, ведь именно это делает нас счастливыми, делает нас… свободными.