Мерседес Депутата

Как и все парни, депутат Виктор Арайс имел в жизни две страсти: девочки и машины.

Девочкам было по восемь-десять лет, ведь он был цивилизованным европейцем и не позволял глупому морализаторству мешать получению удовольствия от жизни.
Машиной же был его тяжёлый бронированный мерседес, который, врезаясь в человека на полной скорости, превращал внутренние органы и кости в деформированное месиво, доставляя Арайсу огромное удовольствие. Вид кровавого супа на асфальте вводил его душу в нежный трепет, особенно если человек, барахтающийся рядом в жуткой агонии, - был ещё живым и испытывал кошмарные муки.

Началось это развлечение случайно. Как-то вечером, изрядно накатив шотландского виски, депутат Арайс выехал покататься. Пьяный вусмерть водитель разогнал машину почти до предела возможной скорости и кайфовал, но блаженство это прекратила какая-то семья простолюдинов, вставшая на остановке автобуса в ожидании последнего за тот день транспорта, хотя забрал их лично депутат...
(Он кайфовал, а они ему весь кайф сломали! Почему они человека доводят до исступления эмоций?!)

Тяжёлая машина обратила стеклянную остановку в пыль, а людей снесла дальше, чем мяч для боулинга отправляет в полёт кегли, во время игры в каком-нибудь из любимых элитных клубов Арайса.
Испугавшись, депутат поспешил скрыться, предварительно пару раз проехавшись по людским телам, дабы убедиться в том, что они замолчали навсегда. Почему-то, хруст костей под колёсами чётко запечатлился в памяти, впоследствии прорезаясь даже сквозь туман пьяного забвения. Ещё были какие-то непонятные чавкающие звуки, вероятно это хлюпали выворачиваемые наружу кишки.

Приехав в свой загородный дом, Арайс почти без удовольствия докончил бутылку своего любимого виски "Johnie Walker Black Label" и провалился в беспамятство, в котором, буйком среди чёрного океана, сохранялась какая-то доля сознания, обречённо ожидавшая худшего исхода. Эта полуосознанность была подобна ощущениям человека, находящегося в подземелье, лишённого звука, света и обычного течения времени.

Выйдя из запоя спустя несколько суток, депутат Виктор Арайс даже примерно не знал, какой был день недели и с трудом помнил, какой тогда был год. Наведя справки, он с неподдельным удивлением обнаружил, что хоть его "подвиг" и вызвал в обществе скандал, но арестовали за это кого-то другого.
Вскоре выяснилось, что проблему решили некоторые влиятельные друзья депутата Арайса, возможности которых он ранее несколько недооценивал даже при том, что считал в высшей степени высокими.

Надо сказать, само убийство семьи, состоявшей из родителей, сына и дочери - вовсе не расстроило депутата Арайса, покуда оно оставалось безнаказанным. Не испытывал он и какого-то злорадства или радости от факта избежания наказания. Он не ощущал в связи с этим совершенно ничего. Именно этот момент привлёк его внимание больше всего.
Вопреки шаблонной киношной псевдофилосовской демагогии, убедившей людские массы в ощущении некой власти от лишения другого человека жизни, Виктор Арайс был поражён тем, насколько ему всё равно. Может быть, виною тому был алкоголь, поглощённый в таком количестве, что он едва мог ходить? Но ведь и теперь не было никаких ощущений по поводу этого события, как слепой не может видеть.
Вместе с тем, мышление Виктора Арайса пошло дальше, задав вопрос, а как давно он вообще что-либо ощущал по-настоящему? Ощущал настолько, что это заставило его хоть в какой-то мере изменить существующий порядок вещей?
Вспомнить он не мог...

С детства Арайс чувствовал сильную брезгливость и отвращение к людям, воспринимая их исключительно как досадные помехи для реализации своих дел.
Потом эти чувства переросли в ненависть, которая проявлялась резкими вспышками ярости, покуда не переросла в тихую холодную злобу, от которой вздувались вены на бледнеющем лбу, но не терялось самообладание и не мутнел разум. Позже, это странное чувство и вовсе перестало осознаваться, став постоянным и давно забытым фоном.
Лишь изредка он замечал постоянную головную боль в районе висков и глушил её дорогим алкоголем, порой покупая продукцию, одна бутылка которой стоила среднюю зарплату обычного человека.

Иногда, сильно пьяный, он по-звериному выл, вглядываясь в пустоты стены. В такие моменты из глаз сами текли слёзы, но не от печали или тоски, этого никогда не было, ведь он был обеспеченным успешным человеком, а от чего-то "внешнего", непонятного ощущения бездны, которое он не мог понять или описать.
Временами, депутату Арайсу удавалось разглядеть некоторые различия между участками стены, казавшейся совершенно одинаковой, до того, как он неотрывно смотрел на неё несколько часов. Постепенно эти особенности поверхности сливались в лица, возникавшие из ниоткуда, видимо, присутствовавшие там изначально.
Лица эти были самыми разными, но все они были запредельно уродливыми, хотя внешне и соответствовали современным стандартам красоты. Уродство это было приятным для Арайса. Ещё они постоянно менялись, лишённые постоянных черт, чего он уловить не мог, поскольку все изменения были лишь частными проявлениями одной изначальной сути.
В отдельных случаях, погружение становилось столь глобальным, что весь остальной мир для Виктора Арайса пропадал, а прошлое и будущее обращались в прах перед ликом чистого момента действительности, единого "настоящего" бытия, исключавшего всё остальное. Тогда он начинал различать голоса этих непонятных лиц, которые были вовсе не речью, а чем-то иным, упрощавшимся до формы словообразующих звуков лишь от соприкосновения с его разумом.

Всякий раз, пробуждаясь в состоянии похмелья он не помнил ничего из этих контактов, которые скорее всего были пьяным бредом, но некоторая информация откладывалась в подсознании. Возможно, именно это помогло Арайсу пережить девяностые, затем стать из бандита уважаемым бизнесменом, а впоследствии депутатом. Ведь его родители не были членами местной партийной верхушки, которые при развале СССР сменили флаг и всю власть Виктору пришлось выгрызать собственными зубами с нуля.

____________________
____________________




Депутат Виктор Арайс в ходе времени так и не мог найти ответов...
Он пытался читать философские книги, но разума его хватало для осознания собственной неспособности понять, ведь весь смысл книги он выворачивал наизнанку, трактуя текст согласно своему виденью мира и потому, читая лишь самого себя. Его виденье мира было настолько фундаментальным, что выйти за его пределы было невозможно, даже с целью понимания иного мировоззрения.
Далее он брал в руки религиозные трактаты, затем всевозможную мистику, но вскоре забросил, посчитав всё выше перечисленное обскурантизмом, лишённым какой-либо реальной материальной пользы.

Невозможное ему для понимания в теории, Арайс решил освоить на практике.
В следующий раз депутат выехал на трассу уже подготовленным. Его мерседес был значительно более укреплён и имел специальный ударный бампер для нанесения большего урона цели. Вообще, Виктор хотел бы там иметь жернова, как на мясорубке, чтобы тела сразу перемалывались на отдельные куски мяса, но это было несовместимо с какой-то конспирацией.

Среди ночи он настиг какого-то пьяного мужика, которого сбил на скорости девяноста километров в час, когда тот пытался ковылять по пешеходному переходу. Звук глухого удара чуть оглушил его, но едва ли потревожил спящих жителей близлежащих домов.

Делая это осознанно, депутат Арайс испытал поразительную гамму ощущений, вызвавшую непроизвольный оргазм. Постоянно присутствовавшая холодная обречённая ненависть - наконец обрела свою манифестацию в физическом пространстве.

Теперь у него появилось интересное увлечение, способ на доли секунды пролить свет ясности на окружающую действительность и прекратить это непонятное бесчувствие. Эта короткая вспышка, будто молния в ненастную ночь, лишённую луны - давала возможность разглядеть себя самого и свои ощущения.
Ощущал он бесконечную ненависть к этому миру, людям в нём живущим и себе самому, настолько сильную глубину беспросветного отчаяния, что она достигала того дна, на котором уже нечего опасаться, поскольку хуже уже некуда. Парадоксальным образом это одновременно сосуществовало с каким-то странным подобием счастья, которое со счастьем не имело ничего общего. Он понимал, что находится на том самом месте, на котором должен быть по своему призванию , и делает то, что должен.

Всё было настолько плохо, что даже хорошо.

Опомнившись, он резво выскочил из машины, и ,как можно быстрее, забросил мёртвое тело в багажник. По заранее заготовленному плану, первого из начавшегося потока трупов уже ждала промышленная мясорубка в подвале загородного дома депутата...