А. Е. Азаров ТОМ-6

               

                Р А З Д В И Г А Я    Г О Р И З О Н Т Ы

               
                Том 6


                ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА


 Прожитые годы в нашей жизни мчатся быстрой рекой и уже много воды утекло с того момента, когда у меня появилась возможность описать свои воспоминания в книгах. Одни события сменяются другими, и какие-то из них сразу забываются, а другие почему-то надолго сохраняются, оставаясь в памяти. Одним словом, так получается, что проживая годы, мы останавливаемся только изредка на короткие секунды, мимоходом фиксируя в памяти всего лишь некоторые яркие события – удивляемся, смеёмся или горюем и мчимся по жизни далее, навстречу новым впечатлениям.
 
Но годы идут, и к пенсии вместе с прошедшими годами таких событий накапливается огромное количество, начинают смешиваться имена людей и городов, даты встреч и расставаний, вот поэтому у многих людей и возникает желание поделиться с кем-то своими воспоминаниями. Одни рассказывают истории или снимают фильмы, другие пишут книги.
 
Много лет назад у меня появилось желание описать свои впечатления от жизни. Разные мысли, истории и события которые происходили со мной, все мои книги складываются сами собой из воспоминаний о военной службе.
Замечен удивительный факт, в детстве нас интересуют сказки, в юности повести и приключения, потом романы, а уже далее только мемуары. Поэтому и новая книга как обычно написана в уже привычном жанре биографических историй-воспоминаний о лейтенантской юности, который позволяет познакомиться с разными интересными моментами, из которых состояла обычная повседневная офицерская служба и жизнь. В ней продолжается рассказ о трудном и нелёгком отрезке службы молодого лейтенанта-выпускника восьмидесятых годов в развёрнутом мотострелковом полку, затерянном в далёких киргизских горах.
 
Все люди, упоминаемые в книге, имеют ко мне отношение и реально существовали в том временном отрезке, но происходящие события (по нынешним меркам) уже давняя история и изложены они с большой долей иронии от лица юного офицера, которому по характеру своей службы, всегда приходится быть неразрывно связанным вместе с солдатами.
 
Поэтому все его молодые годы жизни состоят из череды ярких событий: приходится мотаться с ними по нарядам и командировкам, сидеть в окопах на учениях, в общем, выполнять много разного и интересного, не всегда понятного людям, никогда не служившим или штабным офицерам с более спокойной службой. Начиная писать текст, по ходу повествования в моей голове одни воспоминания тянут за собой другие, как в калейдоскопе мелькают лица и гарнизоны, всплывают уже другие подзабытые подробности службы.
В книге нет литературного сюжета, в основу книги положена моя реальная автобиография, вот поэтому я и являюсь в ней главным героем, и все описываемые в моих воспоминаниях события тех уже далёких 80-х годов прошлого столетия, происходят со мной и моими сослуживцами. Она состоит из историй, весёлых и грустных – о себе, о встреченных мной людях в рамках военной службы. И раз это моя история – то и рассказывать её я буду в том порядке, как подсказывает мне моя память.

Для меня важно, что они являются подлинной правдой с моей точки зрения – все трудности, сомнения и радости, изложены без слова лжи и приукрашивания, без оглядывания по сторонам на чужое мнение, вот поэтому они и вызывают чувство переживания и сопричастности ко всем описываемым событиям. Поэтому кому-то может быть покажутся и довольно излишними мои отступления с мыслями о современной реальности. И главное в них – множество точных мелких деталей, подробностей и переживаний, которые не выветриваются из памяти. Правда спустя годы, моя память сейчас иногда не просто отражает трудности пережитого, а лишь услужливо отбирает наиболее яркие события и впечатления.
 
Конечно, хорошо понимаю своей головой, что мои книги совсем не идеальны, могут показаться скучными и не увлекательными, есть писатели и получше меня, но я всегда искренне радуюсь своим читателям. Уверен, что какой-нибудь командир полка или дивизии в силу объёма своей должности и знания более подробных деталей сможет лучше, полнее и подробнее описать те времена, именно поэтому она будет не всем понятна и интересна. Рассчитываю на своего понимающего читателя, выросшего со мной и смотрящего на мир моими глазами, тут уже ничего не поделаешь, таковы все мои книги – глупо спорить о вкусе устриц или авокадо с теми, кто их ни разу в жизни не пробовал.

В моих книгах читатель не найдёт каких-то исторических документов или рассекреченных материалов, и я не беру на себя смелость рассуждать о стратегических проблемах полка и дивизии. Не стараюсь достучаться до исторической правды, истории страны, воздерживаюсь от оценок событий того времени, (хорошо это или плохо, нужно это было или не нужно) – излагая только свои лейтенантские воспоминания и свой взгляд на всю окружавшую меня жизнь. При этом всегда стараюсь быть объективным, но и не скрываю горькой правды, которая нравится не всем, только снисходительно и равнодушно отмахиваясь от небольшого круга недовольных критиканов. Потому как добрые слова поддержки и одобрения друзей придают силы.

…Когда я с высоты сегодняшних лет оглядываюсь назад на свою прошедшую биографию, стараясь спокойно и без эмоций её оценить, всякий раз с тайной горечью понимаю, что с исторической точки всем моим однокашниками «очень крупно повезло в жизни» со службой в армии! Потому как все наши военные годы удивительным образом совпали с трудными временами в истории нашего государства. Можно так сказать, что служба пришлась как раз на перелом эпох, когда разваливалась наша единая страна, и люди уезжали целыми семьями, поэтому мне пришлось быть невольным свидетелем и участником разных действительно великих исторических событий.
 
Конечно, надо признать, что во времена моей юности у нас была совсем другая страна: никто не следил за движением голубых фишек и курсом доллара, так как он всегда был неизменным (60 копеек – и точка!) Не гонял по стране, сменяя подводную лодку на стратегический бомбардировщик, не дружил с амурскими тигрятами, не нырял за амфорами, не обнимался с коалой и не летал со стерхами – все строили коммунизм. Да и я был совершенно другим – моложе, энергичней, безрассудней и рискованней (у меня ещё не было никаких наград, которые достались мне позже и не в наследство или в подарок от отца!)

Да! С литературной точки зрения мне с такой военной службой можно «позавидовать», армейский и жизненный путь получился насыщенным и интересным, пришлось пройти через испытания, которые редко выпадают на долю одного человека. Действительно, военная служба и молодость помотала меня по стране и, не без труда и усилий, пробежав этот марафон за много лет, получилась увлекательная история – просто мечта писателя!
 
История нелёгкой службы в военных гарнизонах, включающая в себя карьерные взлёты и падения, переезды и войну, с её поразительными успехами и горечью разочарований. Всё это интересно и романтично, но почему-то сейчас очень не хочется, чтобы моим детям досталось хоть что-то похожее…  А мне теперь – что толку горевать о пережитых днях? Как говорится, нужно жить, а не считать прожитые дни! Мне нечего жалеть, как и не сказать, для красного словца, что в Армию попал случайно, вроде того – двери перепутал…

Ровно в семнадцать лет после школы я сам легко и непринуждённо оторвался от «мамкиной груди» выбрав для себя военную судьбу и когда-то давно ещё поступая в мотострелковое училище, поклялся «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы»… и на бесконечно долгие двадцать два года погрузился в её глубины.
Моя молодость, счастливые времена военного училища и первый год лейтенантской службы пришлись на «позднего Брежнева», когда мы ещё по инерции продолжали строить коммунизм (в который уже слабо верилось!) Наш лидер к этому периоду уже утратил способность работать и со своими бредовыми идеями вместе с литературными опусами больше напоминал не главу великого государства, а давно превратился в дряхлого героя весёлых анекдотов.

Затем прямо на моих глазах вместе с быстрой чередой партийных старцев, которые ничего толком не успевали сделать, и фотографии которых под балет «Лебединое озеро» непривычно быстро, заменяли в ленинских комнатах, закончилась эпоха развитого социализма. После них, новый молодой затейник Горбачёв начал бесславную «великую перестройку», которая перемолола своими жерновами судьбы многих людей.
Наступила новая эра построения «светлого будущего» – капитализма! От много того, что с детства привычно окружало меня и казалось правильным, в новых условиях пришлось отказаться – разрушалось мировоззрение, окружающий меня мир стал совершенно другим: люди, страна, партия, отношения.

Командуя в это время ротой в далёком гарнизоне, мне достались непривычно трудные времена срочной и непонятной «перестройки» – суверенитета становилось всё больше, а еды всё меньше. Пришлось служить в новых условиях возникающего дефицита, когда появились талоны на привычные продукты (очень напоминающие нехорошие воспоминания о блокадном Ленинграде): мыло, зубную пасту, масло, молоко и детское питания.
Только через несколько лет, мы пережили эту трудную полосу, и жизнь вроде бы хоть как-то начала налаживаться. Охраняя «дальние рубежи» страны и находясь на самом краю карты страны, мы пытались угадать будущее по радио и газетам, как вдруг очередной полупьяный лидер, в угоду своих интересов очень быстро и ловко «кинул нас» на самовыживание в Казахстане. Казалось, Армия в той ситуации вообще не нужна никакому государству и пришлось искать своё место в жизни. Меня до сих пор поражает такая простая мысль: «Как только эти бурные события и перемены смогли уместиться в какие-то десяток лет службы?»

Когда же мы с огромными трудностями перебрались в Россию, совершенно случайно волей судьбы попав в совершенно незнакомый нам до этого город Тюмень, здесь на короткое мгновение показалось – конец всем нашим мучениям, что вот оно счастье и виден лучик надежды. Но вдруг почти сразу же выяснилось, что нет – самые серьёзные проблемы в моей службе только начинаются (все жизненные трудности, происходившие до этого момента, мне сразу показались мелкими пылинками и только лёгкой разминкой по сравнению с новыми задачами!)
 
Пока полупьяный Ельцин куражился на трибунах и по миру, доводя страну до полной нищеты и разрухи, началась война в Чечне. Пришлось мне в той ситуации ездить в длительные командировки на Кавказ «защищать Конституцию России», но именно там я осознал, что в моей жизни самое главное и интересное только начинается! Но вместе с уходящей эпохой правления пьяного урода Ельцина закончилась и моя служба. Видимо такими нескончаемыми передрягами Армия очень спешила сделать из меня полноценного «боевого» офицера! Это с одной стороны здорово, но всё-таки немного стыдно, не за себя, а за страну – за бессмысленность и никчемность всего того, что приходилось делать.
 
При этом каждый раз вместе с такими изменениями в стране, военная судьба, словно в насмешку или в нагрузку заставляла меня последовательно менять не только должности, но и рода войск – в итоге получилась вот такая «богатая» палитра: мотострелки, ремонтная рота, танковый батальон, Внутренние войска.
Такие масштабные политические реформы в стране и перемены, происходящие на службе, никогда не давали возможности «расслабиться» как некоторым «счастливым» офицерам в уютном штабном кабинете. Они постоянно требовали полного напряжения сил, жизненной активности, быстрой оценки людей и «вхождения в курс дела коллектива», каждый раз оставляя в моей памяти новые яркие впечатления и воспоминания о сослуживцах и командирах.
 
А командиры встречались разные – иногда, выслушивая новые задачи, имея независимый характер и не имея желания ни под кого подстраиваться, очень хотелось встать и гордо заявить, что всё это бред, и я в вашем балагане больше не участвую! Много раз у меня возникало такое ощущение, что продолжая служить последние годы в Армии я сижу в дурдоме, в который попал по ошибке!
Но каждый раз приходилось вспоминать о семье, квартире, будущей пенсии и выполнять тупые команды, конечно, по мере своих сил вкладывая в них свой разумный смысл. Вот поэтому есть желание и хочется поделиться со всеми людьми этими интересными моментами в моей жизни, несмотря на вполне предсказуемую сложность и трудоёмкость писательского процесса.

Одновременно с этим чувствуя внутреннюю потребность рассказать о себе и своей жизни на бумаге в мемуарном жанре, я не провожу бессонные ночи в раздумьях, подгоняя себя какими либо временными сроками. Пишу неторопливо по ходу обычной размеренной жизни, открывая компьютер только под хорошее настроение, но всё-таки я рад, что смог написать её. При этом очень хочется выразить отдельную благодарность всем сослуживцам, позволившим мне использовать их воспоминания в книге.

Первые три года насыщенной офицерской службы в Кой-Таше пролетели очень быстро… Но несмотря на то, что высыпаться вволю удавалось всего два-три раза в год я до сих пор с теплотой и благодарностью вспоминаю годы военного училища и службу в Кой-Таше хорошо понимая, что именно здесь прошли лучшие молодые годы и где были заложены основы характера. Как здорово, что жизнь вовремя научила меня очень многому, что пригодилось в дальнейшей службе: ценить время, видеть главное в жизни, с благодарностью принимать помощь друзей. С тех далёких времён навсегда осталось чувство гордости за то, что учился в АВОКУ и начинал службу в таком знаменитом полку, одновременно появилась вера в счастливую жизнь!

Ну что, читатель? Давай будем начинать, перевернём эту страницу и перенесёмся в тот уже далёкий 1982 год прошлого века…


      КОЙ-ТАШ. 1982г. ЛЕТО. ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ОТПУСКА.
            
       …Мой уютный и спокойный сон под ритмичный стук вагонных колёс прервался громким и неприятным голосом: «Просыпаемся! Просыпаемся! Подъезжаем! Сдаём бельё!» Вместе с этим бодрым голосом проводника мгновенно пропадает счастливое отпускное настроение, которое не покидало меня целый месяц, и я, медленно не открывая глаза, вновь возвращаюсь в суровую реальность. Сегодня для меня начинается последний день отпуска и только завтра нужно идти на службу, но ещё раннее утро, за окном в серой предрассветной мгле утренней дымки едва угадываются очертания деревьев и редких домиков.
 
В городе Фрунзе начинался новый день, и восходящее солнце начинало робко согревать ночной воздух своим розовым светом. Это было именно такое редкое и прекрасное время, которого никогда не замечаешь в обычной размеренной жизни, когда уже светло, но затихший на ночь город в тишине только-только начинает просыпаться в утренней прохладе. По пустым, заботливо политым водой улицам ещё не ходят автобусы, и нет привычного днём шумного городского фона.
 
Впрочем, давайте по порядку. Я отгулял свой отпуск и мы – это наша семья (я, лейтенант Азаров, уже почти полных двадцати двух лет и моя жена – Людмила) возвращаемся обратно к месту службы. Вот таким образом ранним утром в обычный летний и прохладный июньский день скорый поезд «Москва-Фрунзе» медленно и неторопливо подкатил нас к перрону, незаметно сменив просторы полей и лугов на городские дома. Именно в нём наша дружная семья возвращалась из месячного отпуска, проведённого в городе Чимкенте к своему месту службы – небольшому военному гарнизону, расположенному в предгорьях гор, рядом с городом Фрунзе, куда почти год назад я был распределён после выпуска из военного училища.
 
Конечно, нужно честно признать, что за такое короткое время Кой-Таш не стал для меня счастливым местом покоя и уюта, скорее даже наоборот, он наваливался на меня как цунами, поражал обилием задач, частенько на пределе сил, но именно туда я стремился, возвращаясь из учений и командировок, уже считая его своим домом. За этот совсем небольшой по вселенским меркам промежуток времени – почти один год, вместилось так много событий и впечатлений, что какому-то домашнему задроту их хватило бы на всю жизнь.
   
Люда сейчас сидит на нижней полке, она вся такая летняя, в белой кофточке, а её красивое лицо светится изнутри женским счастьем, которое очень заметно всем окружающим. Потому как на этот раз мы возвращаемся во Фрунзе не одни. Вместе с нами едет наше главное сокровище, событие отпуска и последних месяцев, наш первый сын – Евгений, который сейчас деловито спит на руках у Люды, держа во рту красивую соску, при этом во сне забавно морщит глаза от яркого света в купе. Глядя на них с верхней полки я ощущаю себя самым счастливым человеком на свете.
Хорошо помню, как мы все волновались, переживали, долго ждали и очень обрадовались его появлению на свет. По мне так за рождение детей жёнам медаль давать надо, а за сыновей вообще – орден! И с каким счастьем мой отец наполнил всем стопки за обедом (в нашей консервативной семье наливать мне как равному он начал только с получением лейтенантских звёздочек) и радостно произнёс: «За здоровье нашего первого внука!»

Нет на свете людей, которые бы не вспоминали своё детство. И, как правило, это всегда самые светлые и приятные воспоминания. Своих родителей я любил и всегда помнил их уроки, они подарили мне беззаботное и счастливое детство, попутно выдав надёжный жизненный запас прочности. Это единственное, что всегда было у меня с детства, кроме Люды и сыновей, пока я учился в военном училище и служил офицером в Киргизии и Казахстане.

Родители, город Чимкент и наша квартира, в которой мне всё было родным и знакомым – шкафы, наполненные вещами и любимыми книгами, сервант с хрустальными вазами и бокалами. Знакомы каждые трещинки в деревянном полу, линолеум и кафельные плитки, которые мы вместе и дружно наклеили. Именно сюда я полжизни возвращался в мыслях и наяву за своим счастьем.
 
А вот они, были ли счастливы? Не знаю ответа. Формально – да! Несомненно, они в своей жизни достигли славы и успеха, богатства в понимании той эпохи и уверенности в завтрашнем дне. Вместе с этим они привили мне чувство равнодушия к показной роскоши, драгоценностям и ресторанам и понимание, что счастье не в деньгах. Пока служил, я не мог порадовать их богатыми подарками, разве что только какой-то мелочью или пустяком. Прошло время, своя отдельная жизнь, изменился мир и быт, только теперь у меня появились деньги, сейчас не составило бы большой проблемы подарить им новую мебель, ковёр, сделать ремонт или купить счастье маме…
Но мамы больше нет. Сначала ушла она, а вслед за ней и всё остальное вместе с квартирой. А я живу дальше, с пониманием того, что всё самое счастливое, светлое и радостное в моей жизни было от мамы, и жизнь без неё стала совсем другой. Ушло что-то очень доброе и нужное. Никто так больше меня не выслушает, понимающе поддержит в трудную минуту, не погладит по голове, когда закрыв глаза, можно вновь ощутить себя ребёнком.
 
Очень важно, чтобы родители жили долго потому, как во мне была детская уверенность, что пока она жива, со мной ничего не случится. Теперь поздно чего-то доказывать и обижаться, её очень не хватает, но ничего здесь не поделаешь, ничто больше не вернётся и душевная боль временем не лечится.


Немногочисленные пассажиры, брякая и шурша вещами в проходе, сразу заволновались, засуетились торопясь скорее попасть из душного вагона на перрон. Мы на этот раз спокойно сидели в купе вагона, не поддаваясь всеобщему волнению, и неспешно разглядывали в окне встречающих людей. Действительно, мы точно уверены, что нас никто не встречает, поэтому куда спешить – станция-то конечная! На этот раз нам некуда торопиться – придётся переждать всех, чтобы «выгрузиться» из выгона. Пока Люда держала на руках нашего спящего сына, я ещё раз внимательным взглядом обвёл купе, вновь пытаясь в уме сосчитать и не забыть количество наших вещей.
 
Несколько разных огромных сумок, ковёр (тщательно сложенный отцом в конверт, ловко упакованный и перевязанный верёвкой в виде ручки), детские стульчик и кроватка, и ещё несколько пакетов… Действительно на этот раз вещей для нас двоих набегало немало. В Чимкенте всё это нам помогали грузить в поезд все родственники, а здесь же нам предстояло самим разбираться с вещами. В смысле – мне одному, так как у Люды в этой ситуации только одна главная забота – наш сын.
 
– Да, ладно! – решил я, мысленно и бодро подводя неутешительные итоги своей небольшой ревизии, – Как-нибудь выкручусь! Ещё не с такими делами справлялся! Главное, как-нибудь выгрузить все вещи из вагона на перрон. А там уже на месте будем решать, что и как…

 Оставив Люду с сыном охранять небольшую горку из наших вещей на перроне, я отправился к вокзалу на поиски машины, на ходу вычисляя в голове разные варианты – мне бы лучше всего подошла одна большая машина или всё-таки придётся «арендовать» сразу двоих. На привокзальной площади мне очень быстро и удачно удалось найти желающего подработать скучающего частника на микроавтобусе, и мы вместе с ним в несколько приёмов перетащили все наши вещи в машину. После этой небольшой заминки с погрузкой и размещением всех наших пожитков мы поехали по уже знакомой дороге в свой полк, из которого я месяц назад уезжал в отпуск.

Я радостно смотрел в окно на просыпающийся город. Знакомые улицы утопали в зелени деревьев и цветов, а мокрый асфальт ещё не успел просохнуть от утреннего умывания. Буквально через полчаса, перевалив холм закрывающий полк от дороги, перед нами вновь возникли родные очертания гарнизона, ворота КПП и БМП на пьедестале. Здесь всё было на своих местах и тем самым вселяло радостную уверенность в завтрашнем дне. Душа внутри затрепетала – мне никогда не забыть то восторженное состояние души юного лейтенанта впервые в своей жизни увидевшего свой первый мотострелковый полк, в котором предстояло проходить службу.
 
Да! Здесь нужно честно и гордо признать, что это был непростой полк, это был лучший полк, с героической историей и славными традициями – орденоносный 282 Гвардейский мотострелковый полк имени М.В. Фрунзе! Именно он в прошлом году по итогам осенней проверки стал лучшим и победителем социалистического соревнования во всех Вооружённых силах.

 
Дежурный по КПП сержант, сразу узнал меня, несмотря на гражданскую одежду, сидящего на переднем сидении. Подойдя ближе, он взглянул на Люду, державшую на руках ребёнка, оценил взглядом количество вещей в машине, и быстро осознав, что нам нужно проехать к новым офицерским домам, понятливо махнул солдату, стоящему на воротах:
– Открывай! Свои! – И обратившись ко мне, с заговорщицким видом пояснил, – Ладно, товарищ лейтенант, раз такое дело и ещё пока рано проезжайте прямо к дому! Только по нижней дороге, чтобы лишний раз «не светиться», и никто из командования не видел. Быстро разгрузитесь и по ней же сразу обратно!

Действительно в это раннее время в полку ещё было время утренней зарядки – в свежем и прохладном воздухе одни солдаты бегали строем по дороге, другие качались на спортивном городке рядом с КПП. В нашем мотострелковом полку начинался обычный рабочий день. Здесь на высокогорье, где располагался наш полк, это было прекрасным временем года – из-за такого климата жаркое солнце не выжигало траву и листья как в городе, и они сохраняли свою зелень. Поэтому разные полевые цветы всё лето непрерывно цвели, радуя глаз и наполняя воздух своими ароматами.
 
Когда мы по нижней дороге подъехали прямо к нашему подъезду, Люда с интересом разглядывала очертания нашего нового дома. За прошедшие два месяца пока она уезжала рожать сына в Чимкент, так получилось, что нам выделили квартиру в новом доме, и мне пришлось в срочном порядке организовывать переезд в последний день перед отпуском. А в её жизни так получилось, что она уезжала из нашей старой квартиры, а возвращается уже в новую, которую теперь нам предстоит «обживать». Мы с ней впервые въехали в квартиру, которую можно было в полном смысле называть своей.

Когда я открыл дверь нашей новой квартиры непривычным движением ключа в замке – картина быстрого переезда вновь во всей красе поразила нас обоих. Все наши вещи со старой квартиры, наспех сложенные в разные коробки, мешки и невообразимые узлы заполняли собой почти всё свободное пространство на полу. Наша софа и единственный стол, который я принёс из роты, вперемежку были завалены разной одеждой, моими шинелями, формой, кастрюлями и ещё многой разной всячиной, чему сразу и не подберёшь названия.
 Сверху всю эту живописную кучу триумфально венчали и заботливо прикрывали от пыли гардины, снятые вместе со шторами, которые развиваясь победными флагами, сползали на пол. Глядя на эти вещи у меня возникла странная мысль – как много появилось у нас всего разного! Всего год назад мы начинали только с двух чемоданов, а теперь...

Люда, не выпуская ребёнка из рук быстро оглядев комнату, кухню и весь этот встретивший нас бардак, с подобающей настоящей жене офицера выдержкой и мужеством только спросила у меня несколько уточняющих вопросов:
– Та-а-ак, мне всё понятно! – Сам знаю, что однушка – не дворец, но зато своя, отдельная! Правда, мне пока неясно, чего ей стало понятно за эти несколько секунд краткого обхода квартиры, но уточнение этого интересного вопроса я пока благоразумно отложил на потом, так как сейчас было не до того.
 
– Ты все наши вещи перенёс? Точно уверен, что ничего не забыл? Значит, будем искать всё по коробкам. А куда же мы будем складывать новые вещи, которые привезли с собой?
– Как-нибудь разберёмся! – Бодро и жизнерадостно ответил я, с прекрасным настроением спускаясь по подъездной лестнице к машине за оставшимися сумками и свёртками. Рассчитавшись с водителем, и быстро занося вещи в квартиру, подвёл небольшой итог:
– С первой задачей – доехать, кажется, справились! И по всему видно, что наша новая жизнь начинает понемногу налаживаться!

Что сказать? Для меня ситуация более чем привычна. Моё кочевое детство рано приучило меня к переездам. Пока я учился в школе, вместе с моими родителями мы частенько меняли города и квартиры. Они с детства меня приучили, что количество и качество вещей не делают человека счастливее, много раз я наблюдал счастливые семьи, живущие в гармонии и в скудно обставленной квартире. Да и военное училище выработало привычку смотреть на жизнь проще, обходясь минимумом вещей.
Люда – другое дело. Её прошлое до нашей свадьбы состояло из красивых мраморных ступенек института культуры, благоустроенного частного дома и налаженного быта. Но она мужественно и без лишнего нытья вытерпела все трудности первых дней и месяцев военного гарнизона.

Бытовая неустроенность легко переносится в молодости, особенно когда понимаешь, что это лишь временно. Надеюсь, что теперь, когда мы за год службы приобрели интересную работу, осмотрелись по сторонам, встали на ноги, то в нашей новой, отдельной квартире дела пойдут ещё лучше! Почему-то у меня в душе была твёрдая уверенность, что впереди всё будет хорошо!


Несколько первых радостных часов «обживания новой квартиры» мы с Людой потратили на перекладывание всех наших вещей. Она была рада – главным для неё было то, что это наконец-то наша квартира, в которой можно вкладывать силы, создавая уют. Так как первый год службы пришлось жить её ожиданием. Только после того, когда мы смогли закончить сортировку и поиск самых необходимых в повседневном обиходе предметов, наша квартира приобрела жилой вид.

После быстрого завтрака, я первым делом собрал привезённую нами с собой детскую кроватку. В ней почти сразу же уснул Женя, а мы присели на софу и сохраняя тишину, стали шёпотом спокойно и сообща прикидывать, что ещё нам необходимо из мебели и куда будем (в смысле – мне придётся) забивать гвозди в стенах.
Наш предыдущий дом, в котором мы прожили почти целый год, был деревянным, и там гвозди очень легко входили в любое нужное место. Здесь же это было непростой задачей. Новые офицерские дома были панельными, поэтому в те далёкие времена, когда ещё дрели и перфораторы были совершенно недоступными, это был сложный процесс.

Выкручивались из такой ситуации следующим образом – берёшь специальный титановый дюбель (являвшийся огромным дефицитом, но я их уже заготовил около двух десятков к этому радостному моменту), зажимаешь плоскогубцами и со всего размаху молотишь по нему молотком! При этом обязательно штуки три дюбеля согнуться или выскочат из-под молотка со скоростью пули, ударяясь о стены или потолок, но зато четвёртый или пятый заходит в плиту намертво – зубами потом его не вырвешь.
Пока мы в тишине комнаты сидели и решали разные свои вопросы, внезапно откуда-то сверху донеслись негромкие звуки фортепиано. Переглянувшись с Людой, мы вдвоём сразу напряглись, внимательно вслушиваясь в музыку (как ни крути, благодаря моей маме, я в детстве всё-таки смог «довольно условно окончить» музыкальную школу по классу фортепиано) – сразу было понятно, что играет умеющий человек, а не какой-нибудь ученик.
 
Люда, как педагог-профессионал даже сразу назвала произведение – что-то серьёзное из классики. При вручении ключей многие офицеры отсутствовали, да и мне в тот момент счастья было не того, чтобы выяснять подробности. Интересно узнать, кто же это играет из наших новых соседей? Услышать звуки «живой музыки» было так необычно, и они настраивали на жизнерадостный тон.


Всё это время, пока мы разбирались с делами «военная жизнь» городка размерено протекала за нашими окнами и незаметно проникала в квартиру. Через открытую форточку был слышен шум от проезжавших машин, а когда солдаты строем проходили в парк или обратно доносились строевые песни или команды командиров. Наконец когда с первоочередными делами по «расселению» в квартире было покончено и все нужные коробки были рассортированы и сложены в углах, а наша немногочисленная мебель заняла свои места мы присели, чтобы обсудить план дальнейших действий. Несмотря на то, что мне на работу нужно было идти только завтра, Люда погладила военную форму и ближе к обеду «выставила» меня из дома со словами:
– Вижу, что ты ходишь и маешься, выглядывая в окно! Давай, чтобы мне не мешать можешь пару часиков пройтись по городку, узнать обстановку и все новости за последний месяц, по пути ещё купишь хлеба и чего-нибудь поднимающее тонус к вечеру. А я пока спокойно займусь обедом и помою полы!

Вот не знаю в кого она такая? У нас в семье никогда никто таким фанатичным стремлением к порядку не страдал. Да и ладно. Действительно, моя душа с первой минуты ждала новостей, и чего ещё ждать? Схожу, так сказать «на разведку» – чтобы назавтра уже быть в курсе всех событий. Я одобрительно кивнул ей головой, выражая своё согласие с такой идеей, быстро и привычно начистил кремом до зеркального блеска праздничные хромовые сапоги (стильные – с обточенными «рюмочкой» каблуками) и вышел из нашего нового подъезда в солнечный летний день…

Куда идти? Такой вопрос в военном городке не стоял. На работу? Нет, на службу! Конечно в свой батальон! Примерно как в Париже – куда бы сходить, погулять по городу? Конечно возле Эйфелевой башни! Трудно признаваться самому себе в том, что меня как магнитом тянет в свою роту. Удивительный факт, но за время отпуска я начал скучать по такой трудной, напряжённой и одновременно интересной жизни.
Странно, что уже почти за неполный год я незаметно привык к насыщенному ритму, быстрой смене разной деятельности – меняя построения на наряды, занятия на полевые выходы, и на многие другие задачи. Неспешная отпускная жизнь в кругу родных тебе людей тоже была неплохой и прекрасной, но чего-то не доставало… не хватало быстрого и бешеного ритма, так сказать своей «нужности и необходимости». Интересно, что нового случилось в роте за месяц, пока меня не было? Как там живёт-поживает «мой любимый» взвод?

Как всё-таки приятно вновь пройтись по знакомым тенистым дорожкам «родного» полка по хорошей летней погоде, когда ты официально находишься в отпуске. С таким прекрасным настроением можно неспешно остановиться с любым встретившимся по дороге знакомым сослуживцем и неспешно поболтать о делах, обменяться новостями, осознавая немаловажный факт, что тебе в таком состоянии торопиться совершенно некуда.
 
Такое же радостное ощущение не покидает тебя,  когда ты видишь стоящую на своём месте казарму и заходишь в свою роту, а все солдаты и сержанты, узнавая тебя после долгого отсутствия, вежливо здороваются. При этом можно даже некоторых шутливо и одобрительно похлопать их по плечу (конечно, в обычной службе ты себе такой вольности никогда не допускаешь, но сейчас такое было возможно) с добрыми словами:
      – Ну что, дети мои, соскучились по мне? Как вы себя здесь вели, пока меня не было? Ох, смотрите, сегодня я ещё отдыхаю в отпуске, но вот завтра я до вас доберусь по полной программе!
На что солдаты всегда понятливо улыбаются, быстро своим умом понимая, что сегодня у командира хорошее настроение и совершенно ни к чему его портить любыми плохими новостями.

 
      По этому поводу мне хочется сделать небольшое отступление и поделиться одним своим наблюдением, которое было в мои годы службы. Хочется думать, что сейчас в этом вопросе может быть навели порядок. Отпуска офицеров в Армии разительно отличались от отпусков, получаемых гражданскими людьми, обычно планомерных и долгожданных. При этом офицерский отпуск ещё кардинально отличается от курсантского отпуска.
 
В военном училище из-за учебного процесса вся курсантская рота всегда уходит одновременно (разница лишь в нескольких днях – по прихоти командира роты и его взглядов на воспитательный процесс) и возвращается практически в один день, даже к одному часу, формально им же определённого. Это стандартно во всём училище и ты от курса к курсу привыкаешь к такому ритму жизни.
У офицеров с отпуском всегда получалось непредсказуемо, это всегда внезапная лотерея, элемент неожиданности или внезапный праздник, который неожиданно обрушивается на тебя. Нет! Внешне всё выглядело красиво – офицеры должны уходить в отпуск по очереди и графику, который заранее планируется и утверждается ещё в начале каждого года.
 
По причине того, что из-за постоянной боеготовности мотострелковой части нельзя объявить отпуск одновременно всем офицерам и прапорщикам. Такой привилегией в Армии только пользуется музыканты полковых оркестров, потому как только все вместе они могут исполнить какой-нибудь марш или мелодию.
Но это так сказать – в теории или так должно быть. На практике в жизни (из года в год!) всегда повторялась одна и та же неизменная история, желательно требующая обязательного присутствия: то срочные учения или проверка, то очень сложная ситуация (как будто она когда-то бывает лёгкая?) в подразделении – кто-то заболел, срочно уехал или направлен на сборы…

Поэтому решения по плановому отпуску очень редко принимаются в срок (я, даже сейчас очень сильно напрягая память в своей службе, смог припомнить только пару случаев). Чаще всего озабоченный этим вопросом командир полка несколько раз в году «машет шашкой» и на одном из построений начальник штаба внезапно зачитывает фамилии очередных «счастливчиков»!
 Но умом его понять можно – не отправишь сейчас, придётся всем кто «не догулял» объявлять отпуск по закону в последний день года – 31 декабря! Переносить дни отпуска на следующий год, или как-то приплюсовывать к следующему, или ещё как-нибудь компенсировать денежной выплатой невозможно, здесь без вариантов – только «догуливать».
 
И таких офицеров и прапорщиков, кто не успел или не смог отдохнуть по утверждённому плану, к концу очередного года набегает немало – поэтому обычно всегда огромная партия «счастливчиков» отдыхает в январе. Мне тоже в этом плане «везло» несколько раз – приходилось в отпуске наслаждаться свежим январским воздухом, неспешно прогуливаясь по улицам города Чимкента.

Поэтому в такой насыщенной разными делами службе частенько получается так: бывает полоса, когда встречаешься с человеком каждый день или почти каждый день, а потом ты внезапно куда-то уезжаешь или он надолго «исчезает» в командировку, отпуск или учения. И вот в один из прекрасных дней ты вдруг внезапно встречаешь его вновь – и удивляешься: «Это сколько прошло дней или месяцев с нашей последней встречи? Ну, надо же! Служим в одном полку и так редко видимся! А ты где был?»

Или наоборот – встретишь человека (а ты точно знаешь, что тебя почти целый месяц не было в полку, ты был в госпитале или в отпуске и уезжал из гарнизона), а он и говорит: «Слушай, а ты где был? Помнишь, мы с тобой вчера… или пару дней назад… или неделю назад… что-то решали и договаривались?» – Так как будто в нашей жизни и не было целого месяца жизни!
 
Вот так и получается, что ты хотя и служишь вместе со всеми, а реально живёшь в своём узком мире – существуешь в масштабе роты и батальона, и только с ними ты видишься чаще всего. Батальоны полка уезжают на плановые учения и в командировки, разведчики и артиллеристы на сборы, зенитчики на стрельбы и так далее – все живут в своём боевом ритме. Таким образом, проходя службу в развёрнутом мотострелковом полку, ты быстро привыкаешь к той мысли и к такой парадоксальной ситуации, что офицеров других подразделений видишь не часто, хотя мы вроде бы и служим вместе в одном полку.
 
В нашей роте, пока меня не было, ничего очень яркого не случилось – жизнь шла обычным порядком, хотя за такими словами скрывается тайный смысл бурной и не всегда непредсказуемой службы в развёрнутом мотострелковом полку. Наш командир роты капитан Турчин встретил меня без особых эмоций, но со своей доброй улыбкой под пшеничными усами:
– Вот здорово, что ты появился, а то мы уже заждались тебя! Нам предстоят большие дела с грандиозной показухой, и теперь мы вместе с тобой точно справимся!
 
Он вместе с Анатолием, быстро ввел меня в курс дела. Командир роты, как всегда был краток и сдержан, а нам с Толей Кириченко разных полковых новостей хватило на долгие часы. В общем, придётся мне завтра с огромной радостью и новыми силами вновь окунуться в уже привычный мир мотострелкового полка, состоящий из построений, разводов, нарядов и курсируя как маршрутный автобус по известному маршруту: казарма – плац – автопарк.


       КОЙ-ТАШ. 1982г. ЛЕТО. МОИ ОДНОКАШНИКИ И ВОЙНА.

   Почему-то мне очень хорошо запомнился этот момент, который очень часто в моей жизни вдруг внезапно возникал откуда-то из глубины памяти и стоял перед глазами как яркая картинка. На обратном пути домой, «нагруженный новыми впечатлениями» я у нашего подъезда встретился с Алексеем Литвиновым. Быстро выяснилось, что он с женой тоже получил новую квартиру на третьем этаже, расположенную прямо над нами.
Вот это здорово! Значит, будем жить вместе, в одном подъезде – это нас обоих очень обрадовало. Мы вместе с ним учились в одном батальоне Алма-Атинского училища, и там наша жизнь редко пересекаясь, протекала параллельно в разных ротах. Конечно, мы стояли вместе на общих построениях, сидели на батальонных партсобраниях, но никогда не были близкими друзьями – просто знали друг друга издалека.
 
А вот когда после выпуска неожиданно встретились в одном полку, мы с радостью пожали друг другу руки и обнялись, вполне искренне и сразу сблизились на общих земляческих чувствах. Что совсем не было удивительным для нормальных людей, проучившихся в соседних ротах четыре года. Человеком он был прекрасным – способный офицер, и больше всего запомнился мне своим весёлым, открытым характером, это был жизнерадостный, никогда неунывающий инициативный оптимист.
Здесь нужно обязательно сделать маленькое отступление и честно рассказать удивительную и не совсем радостную историю про моих двух однокашников – Олега Чивилёва и Алексея Литвинова. Я так думаю, что несмотря на один выпуск нашего батальона в училище, они вдвоём даже не были близко знакомы друг с другом, так как учились в разных ротах.
 
Но их судьбы объединяет несколько совпадений – оба выросли в Алма-Ате, вместе учились в одном военном училище, в одном батальоне и оба прожили очень  короткую, но яркую жизнь, оставив после себя добрую память, честно выполнив свой воинский долг. Они молодыми лейтенантами добровольно «шагнули за речку» навстречу судьбе погибнув в Афганистане. А мне, так получилось в жизни, довелось знать их обоих... и как теперь не поражаться удивительным выкрутасам судьбы.

Война… это сложное и трудное понятие. Каждая война отличается от другой и для каждого человека она разная. Невозможно её описать двумя словами. Она всегда начинается неожиданно. Неожиданно для нашего мирного сознания. Непонятно зачем. Но любой, кто побывал там, знает истинную правду. И каждого свой взгляд и своя правда.
На войне быстро понимаешь свою ответственность за подчинённых, учишься внимательно смотреть по сторонам и под ноги, лишний раз никуда не лезть, не наступать, ничего не пинать, не открывать и не поднимать, не это важно. Неустроенность быта, каждодневный труд, грязь и проблемы с питанием при этом частенько перекрывает завораживающий страх ожидания внезапного нападения и ночная неизвестность… Но как ни странно, для меня не это было самым страшным – самым ужасным всегда было смотреть в глаза родителям наших погибших солдат!
 
Признаюсь честно, что про давнюю войну с фашистами, я до училища знал только по рассказам бабушки и своих родителей, которые в те далёкие годы были детьми и жили на Украине. Да ещё по кинофильмам и книгам – и там всё для меня было вполне понятным: враги внезапно напали на нас, и мы все люди в большой стране, дружно объединившись, долго воевали, пока не победили. Но это происходило давно, результат войны был известен, поэтому она воспринималась спокойно, как история, а в настоящий момент жизни очень верилось в «миролюбивую политику СССР» и ядерный паритет.

Афганская война – для меня это совершенно другое. В том временном отрезке из нескольких лет пришлось параллельно существовать вместе с ней в той реальности и той обстановке. Война гремела и громыхала где-то совсем рядом, а для офицера попасть туда был вопрос времени, и ещё никто не знал, даже не догадывался о её результатах.

Она появилась внезапно, вдруг посреди спокойной мирной жизни, и коснулась нас на третьем курсе военного училища, мгновенно сорвав с глаз «розовые очки» с военной профессии: наша рота несколько дней грузила имущество соседнего мотострелкового полка, совершенно не понимая внутри себя – что мы там забыли и для чего это всё затеяно? Для нас всё было вроде бы логично, но очень непонятно! В той далёкой стране почти каждый год какие-то самозваные местные лидеры устраивают перевороты, при этом всегда убивая друг друга. Нам-то что с этого? Чем очередной папуас для нас оказался лучше предыдущего? Непонятно.
 
Афганистан объявил нам войну? Нет, не объявлял. Чтобы спасти «братский» афганский народ от «ужаса капитализма» и помочь ему в строительстве социализма? Да мы и сами живём небогато – нас на всех не хватит. Тем более, если есть желание помогать, совсем не обязательно вводить войска. Да и с чего вдруг весь вертёж затеяли так внезапно? Училищные политработники неустанно мололи нам какую-то чепуху про ракеты, которые там хотят установить американцы, но честно говоря, нам слабо в это верилось.

Сначала мы слушали победные новости про Афганистан со вниманием и замиранием сердца. Затем ближе к нашему выпуску как по взмаху волшебной палочки всё как-то незаметно стихло и если в прессе и на телевидении что-то и упоминалось про Афганистан, то только хорошее: солдаты помогают местным жителям убирать урожай, стоят мосты и школы.

Изредка мелькали краткие сообщения, что там какие-то неправильные люди, которые видимо, не понимают своей пользы от ввода советских войск, нападают на колонны, ставят мины и обстреливают наших солдат. Только вот интересно – с чего бы это? Возникал немой вопрос, с которым лишний раз нельзя было ни с кем поделиться, чтобы не прослыть идиотом: «Почему вместо ожидаемой радости и огромного счастья от прихода наших войск таких недовольных с каждым годом становится всё больше и больше?» Ясного ответа на него никто не давал.

Потом сама война ушла куда-то далеко на задний план, стала второстепенной, даже вроде бы неинтересной для нашего государства. Народ стал к ней привыкать, и почему-то казалось, что до неё никому нет никакого дела. Наша страна жила своей спокойной и непонятной жизнью, осознавая, что она идёт где-то далеко, с простой мыслью – меня это не касается. Солдат и офицеров награждали и хоронили тихо, незаметно, не привлекая особого внимания людей в стране. Но родителям погибших детей трудно было объяснять – за что? Ради чего этот «интернациональный долг»? Ради нашего светлого будущего?

Никто уже упоминал о том, с чего там всё началось и самое главное – когда примерно она закончится. Уверяли, что это правильно, просто так надо, и такова политика нашего государства! Такая информация о сложившейся ситуации в соседней стране к нашему выпуску большинство людей, вообще настраивала на благодушный фон – всё там выглядит вполне нормально, правда бывает иногда «пошумят», но мы всегда одерживаем громкие победы над врагами.
 
Реальную правду про афганскую войну мы узнавали только рассказам офицеров и прапорщиков, успевших вернуться оттуда. Но каждый из них всегда почему-то любил вспоминать какие-то весёлые и радостные моменты службы происходившие там, и слушая их истории, в голове складывалась совсем не опасная и не страшная картина того быта – разве что, может быть немного трудней, чем у нас в полку. И совсем редко и даже обыденно (так сказать – «за кадром») совсем не акцентируя на это внимание всё же проскакивало – одного убили, другого ранили, того контузило, тот заболел желтухой…

В такие моменты, несмотря на радостный тон, до тебя доходило, что – нет! Никакого сравнения с нашей мирной жизнью быть не может. Несмотря на новую дурацкую игру словами придуманную правительством про какой-то «ограниченный контингент», помогающий строить никому не нужный мифический социализм в бедной феодальной стране, там идёт настоящая война. Правда совершенно другая, без «фронтов и флангов» совсем непохожая на Вторую мировую и на то к чему нас готовили в училище.

 Похожи они лишь одним, там тоже погибают солдаты – но это были наши офицеры и солдаты, которых я не знал лично. Трезвый военный разум подсказывал – это неизбежные потери, оправдывая видимо, так получилось, случайность, не повезло. Подлые и коварные душманы в очередной раз как-то обхитрили и обманули, нападая из засад внезапно и неожиданно. Да! Их было жалко, каждый раз такие известия хотя и вызывали сожаление в моей душе, но они никогда «не цепляли» так глубоко, аж до боли в сердце и холодеющей внутри пустоты.
 
Многие наши выпускники про Афганистан знают не по книжкам и рассказам, а побывав там реально – одни сразу после выпуска, другие чуть позже. К нашему выпуску война там уже громыхала полтора года, и по всему было понятно, что до победного конца ещё далеко, а офицеров подходило время заменять. Тут как раз, прямо к сроку и «подоспели» очередные выпуски молодых лейтенантов из военных училищ! Вот и угадай – по ком звенит колокол Хемингуэя? В той «первой волне» был и Олег Чивилёв, который на выпуске получил красный диплом, при этом он сам и добровольно выбрал такое непростое место службы – ТурКВО.
 
Конечно, при распределении и в предписаниях никто не писал так откровенно – твоим первым местом службы будет Афганистан, писали таинственнее и скромнее – Туркестанский военный округ. Но любому здравомыслящему человеку за такими словами было понятно, тебе «повезло» как в беспроигрышной лотерее… Мог ли Олег той ситуации выбрать «тёплое местечко» где-нибудь подальше, совсем в другой «группе войск»: Германии, Польше, Чехословакии? Или наоборот «поближе» к дому, к Алма-Ате?
 
Что толку теперь гадать – ответ заранее известен, конечно, мог! И ни у кого бы, ни повернулся язык обвинить его в карьеризме и трусости, понимая, что красный диплом – это награда, дающая право выбора! Не зря «пахал» четыре года в училище! Сейчас я не могу точно сказать, что тогда повлияло на его решение, в той предвыпуской суете охватившей нашу роту не нашлось времени поговорить с ним «по душам». Но я знаю, и твёрдо уверен Олег сам и осознанно сделал свой выбор – только один такой факт в биографии офицера уже достоин огромного уважения к этому человеку!

К чему я так долго рассказывал про Олега Чивилёва? К тому, что он стал нашим первым погибшим выпускником в майские дни восемьдесят второго года! И вот какое удивительное жизненное совпадение – мне сообщил об этом факте в мой первый день возвращения из отпуска ни кто иной, как наш однокашник Алексей Литвинов! Моё прекрасное настроение от всех новостей и встреч в полку, с которым я возвращался обратно, сразу куда-то мгновенно улетучилось.

С тех пор прошло много лет, поменялись целые эпохи, но как гром среди ясного неба это тяжкое известие поразило меня. На всю жизнь я запомнил тот ледяной ужас, охвативший меня в тот момент и противную внутреннюю дрожь внутри! Как будто пуля или осколок убивший Олега вдруг внезапно из того времени долетел и до меня вонзившись прямо в сердце.

Как Олег? Весёлый и прекрасный человек? Не может быть? В этот момент до меня сразу дошло, что за фальшивой трескотнёй с телеэфира всяческих краснобаев про честную и бескорыстную «интернациональную помощь» бедной стране стоит суровая и мрачная правда. Внезапно от его слов на меня словно пахнуло гарью, порохом и настоящей войной. Страшно было поверить в такую новость. Но нет, ошибки здесь быть не могло – точно!

Не удивительно, они оба были Алма-Атинцами, а там, в самом городе такая горестная новость мгновенно разлетелась среди выпускников, родителей и жён офицеров, чуть позже об истории Олега напечатали газеты. Не минуло ещё года после окончания училища, а уже наши однокашники открыли страшный в своей скорби «счёт»…
Ну как тут не поверишь в мистическую судьбу! Чуть позже внезапно загоревшись, Алексей громко всем заявил: «Всё! Я сам решил – поеду в Афганистан!» С огромным азартом и настойчивостью он очень быстро прошёл медицинскую комиссию и добился перевода в ТуркВО, где спустя короткое время тоже погиб в Афганских горах в одном из тяжёлых боёв! До сих пор я не знаю и не понимаю, что увлекло и повлияло на его такой дальнейший выбор службы – воинский долг офицера, желание отомстить за гибель Олега или что-то совсем другое? Скорее всё вместе, видимо всегда есть на свете такие особые люди, которые сами смело идут навстречу опасности.
 
Что скрывать? В те непростые годы и понимая складывающуюся там ситуацию, обычно офицеры сами в Афганистан особо не рвались – ехали, не отказываясь, только когда приходила их очередь, по воинскому долгу чести. При этом все иногда хорошо своим умом понимали таких офицеров, которые возвращались оттуда без орденов и медалей, объясняющих такой (с нашей, мирной, точки зрения) удивительный факт простыми словами: «Так получилось. Зато живой! Наплевать на медали. Просто на мою долю не выпало ничего героического, я делал свою работу наравне со всеми, и лишний раз сам никуда без дела не лез».


    К этому можно добавить размышления о воинском долге из своей военной судьбы. Так получилось, что война сопровождала меня почти всю жизнь и службу за исключением всего нескольких «счастливых» лет. С детства я взрослел в военном гарнизоне на фильмах о войне, и мы всегда играли в разную войну – перевоплощаясь в индейцев, греков, римлян и наших солдат. Самодельные мечи, копья, пистолеты, порох, патроны и дымовые шашки это была составная часть моего детства.
 
Страна и армия готовились к войне, и для нас предстоящая война не была какой-то трагедией, а являлась совершенно естественным продолжением нашей жизни. Удивительный факт, но её внутреннее осознание было уверенным и чем-то совершенно нестрашным. Таким же понятным как усвоенные мной задолго до школьных уроков НВП истины, что в магазине пистолета – восемь патронов, а в автоматном рожке – тридцать!

С третьего курса училища она загромыхала где-то недалеко, совсем рядом с нами – в Афганистане, «запахло порохом» и мы ожидали быстрых побед от нашей лучшей в мире Армии (так писали во всех газетах и говорили по радио!) Она шла где-то далеко, что там происходило на самом деле, нам не рассказывали. Но дни шли, о громких победах что-то было не слышно,  только по рассказам возвращающихся оттуда людей пришло реальное понимание о «работе офицера». Поэтому все первые офицерские годы пришлось служить «в ожидании своей очереди» до тех пор, пока оттуда не вывели войска. Сам особо не рвался, но и не прятался, и так уж получилось, что «не успел».
 
Затем на несколько лет наступила передышка от войны, но и эти годы нельзя назвать в полном смысле счастливыми, потому что им на смену пришли новые испытания – начала разваливаться наша огромная страна, перемалывая судьбы людей и вызывая у одних радостное опьянение, у других справедливый гнев и растерянность. Удивительно, но как так получилось, что нас воспитанных одними командирами и преподавателями в одном военном училище жизнь развела по разные стороны баррикад?
Становилось трудно жить, не видя смысла и не имея цели в службе! Разрушалась привычная, надёжная, понятная и уже годами выстроенная система карьерных перспектив и до тебя медленно доходила «новая жизненная правда» – нет больше в службе прямых путей, дальше каждый должен идти своей извилистой тропинкой! Каждый сам за себя! Да и в России меня особо никто не ждал!
 
Моя судьба, словно затаившийся в засаде зверь хитро выждав нужный момент, ровно через пару месяцев после нашего переезда в Россию, словно в насмешку голосом министра обороны Паши Грачёва «обрадовала» меня внезапным ударом – началась первая чеченская война. Так вот, честно признаюсь, если бы мне в тот момент службы кто-нибудь под «горячую руку» начал рассказывать про защиту Отечества, долг, патриотизм, воинскую честь, обязанность наведения конституционного порядка, и «есть такая профессия Родину защищать» – я бы его очень быстро и надолго послал в красивых выражениях в известном направлении!
 
Кажется нелогичным? Здесь постараюсь объясниться подробно. Придётся задержаться, чтобы хорошо меня понимать и пояснить – почему? Постараюсь обрисовать конкретную ситуацию, сложившуюся на тот момент, так как моя жизненная философия и взгляды на службу выглядели совсем иначе общепринятому мнению! Не знаю, но почему-то всегда так получается, что мы любим свою Родину, а вот она нас – не  всегда!

На мой взгляд, в тот момент моя личная правда выглядела так – несколько лет назад это моё новое «родное» Отечество быстро и ловко бросило меня в далёкой стране! И пока я тратил свои силы и нервы, барахтаясь с переездом из Казахстана в Россию, это вы сами, здесь со своим выбранным полупьяным президентом (именно он, кстати, хитро бросил нас в соседнем государстве) быстро довели свою страну «до ручки»! Вот поэтому и разбирайтесь с ней сами, без меня, раз вы сами свою страну прос...!
Да, признаюсь, когда закончилась Афганская война, тайно переживал жалея, что не успел в своей жизни совершить подвига. Но теперь, в такой круговерти суверенитетов, обстановке неустроенности и неопределённости? Спрашивается, что мне сейчас нужно в той далёкой Чечне, в которой я ни разу в жизни не был, если я всего пару месяцев назад с огромным трудом, волнением и надеждой на новую и счастливую жизнь приехал в Тюмень из Казахстана?
 
Получается, прямо как в мультфильме про Чебурашку: «Мы строили, строили и наконец, построили!» Только в моём варианте – мы ехали, ехали, и наконец, приехали! Вот тебе и приехали в новую жизнь и страну! При этом «Приехали» сразу – в прямом и переносном смысле! Мне только-только удалось решить одну труднейшую проблему с переездом, и ещё не успев даже «обжиться» и оглядеться, решая все первостепенные проблемы (с жильём, гражданством, новой должностью и т.д.), как тут уже у страны нарисовалась новая проблема и опять я кому-то что-то должен! Выходит, что много лет своей военной службы, которые я горбатился в «дырах» Средней Азии, «наматывая льготные годы» летят к чёрту?

К этой вашей неразберихе и проблемам, вот уж точно, я не имею никакого отношения! Мне хватило своих трудностей с переездом, впечатлений и бардака последних лет в Казахстане! Жажда приключений меня пока никуда не тянет, надеясь на новый причал. Прошлось мучительно размышлять над сложнейшим вопросом, что же дальше делать? Мой внутренний голос днём и ночью упорно твердил:
– Куда ты собрался? Это не твоя война! Не понимаю что тебе нужно в той далёкой Чечне? Защищать президента? Какого? Из-за которого ты в одну ночь «внезапно» оказался в другой стране? Да пошёл он такой… куда подальше! Защищать Конституцию? Какую? Это ту самую Конституцию, по которой тебя «забыли» в Казахстане?
 
Да для тебя на сегодня есть личные вопросы поважнее: нужно что-то решать с квартирой, семья не устроена, домашние вещи на складе, а в это время я должен всё бросать и ехать куда-то, решать ваши проблемы, выручать страну, надеясь на светлое будущее! Да и почему бы не послать эту Чечню туда же, куда в своё время с лёгкостью отправили все братские республики! Слава богу, места в России на всех хватит! И я с ним был полностью солидарен.
 
Мой внутренний вывод был таким – так сначала обеспечьте всем необходимым или дайте возможность мне хотя бы пару лет радостно осмотреться и обустроиться в своей новой стране (в которую я так долго стремился), вздохнуть и спокойно насладиться российским воздухом! Вот такова была моя личная философия! С моей точки зрения вроде бы всё правильно! И все аргументы «железные»!
 
Хорошо запомнил слова начальника штаба дивизии полковника Нуруллина (одному из офицеров, оказавшему мне реальную поддержку на новом месте службы), когда я пришёл к нему спросить совета и узнать обстановку. Оторвав голову от вороха бумаг, которыми был завален весь стол, внимательно глядя мне в глаза, он как порядочный офицер честно и прямолинейно сквозь зубы ответил мне:
– Да х… его знает, что происходит в нашей стране, что творится в Москве и там – в Чечне, и что тебе делать! Сам думай или спроси у меня что-нибудь полегче!
После такого ответа начальника штаба с ясной перспективой стало понятно, что опять этот вопрос каждому офицеру придётся решать самому. Когда ты остаёшься один это печально и плохо, в голову приходят тяжёлые мысли. В общем, любой сможет понять то состояние, в котором я находился.
 
Ну и что мне действительно, исходя из его ответа, делать? Всё понятно! Для меня вполне доступно и привычно! Уже проходили! Уроки истории с завидным постоянством повторились – то же самое было всего несколько лет назад в Казахстане, когда разваливали страну, и никому не было никакого дела лично до тебя и твоих проблем.
Стоял зимний день, тёмные и низкие снеговые тучи цеплялись за вершины деревьев. Выйдя на морозный воздух со своими мыслями, и завернув за угол штаба, я столкнулся с нашими отъезжавшими офицерами, которые в пятнистых камуфляжных бушлатах на газоне прямо под разлапистой елью наскоро разливали бутылку водки. Мне трудно было их осуждать потому, как в такие минуты всем было наплевать на приличия и воинскую субординацию. Они перечисляли в разговоре ещё непривычные для слуха названия населённых пунктов – Аргун, Ханкала, Знаменское и названия группировок – первая, вторая... Предложили и мне – а что делать, в такой ситуации отказываться невежливо, и может быть расценено верхом наглого высокомерного чванства.
 
Закусив рюмку морозным воздухом и чёрным хлебом, удивительным образом почувствовав, как организм взбодрился изнутри, просветлели мозги, появилась стройность мыслей, я отчётливо понял – Всё! Опять можно сказать самому себе, что подвели черту, прошлое закончилось, старому пришёл конец – и вот опять давай начинай сначала! С нового чистого листа! Дальше мне вновь предстоит решать что-то новое в службе. Короче, опять барахтайся и выплывай сам!
 
Ситуация, в которой я очутился, была незавидной, жизнь вновь подвела меня к новому повороту судьбы, незримой черте и ставит трудный выбор – пока ты офицер в погонах, то переждать, отойти в сторонку или «отсидеться» при всём желании не удастся! Нужно самому и прямо сейчас принимать решение! На самом деле жизнь оставила мне только два варианта:
Первый путь – либо ты как трус заноешь (знаю, что при этом никто твои «умные и правильные мысли» не захочет слушать) и тебе в службе больше ничего не светит, вплоть до увольнения. Здесь, в России и во Внутренних войсках я человек новый, практически никого не знаю и моя жизнь вновь начинается с нового листа, а до моих прошлых заслуг сейчас и в этой обстановке уже никому нет дела.
 
И главное, все аргументы командования я знаю наперёд – раз ты теперь офицер ВВ, то именно наша задача защищать страну в трудные времена, для того они и создавались! В случае отказа командование понимающе покачает головой, пожмёт плечами с понятной мыслью: «Вот и ещё один трусливый чморик нашёлся, который приехал сюда из Казахстана на нашу голову!» Не хотелось бы с этого начинать…
С одной стороны у тебя вроде бы и есть выслуга для пенсии вместе с льготными годами, а с другой стороны, чёрт его знает, вдруг завтра издадут закон об его отмене, или того хуже придумают какой-нибудь новый, вроде того – «трусам пенсию не платить»! Что тогда мне придётся делать в трудные времена в новой для нас стране, новом и чужом пока городе, без квартиры, без работы, друзей и близких родственников? Что будет с Людой, с нашими маленькими детьми, которых нужно кормить и дать образование? Зачем тогда я спрашивается, так рвался служить в Россию?

И второй – либо ты «достойный» офицер, глубоко прочувствовавший проблемы страны, правильно понимающий свой долг со всеми вытекающими из этого дальше должностями и решениями своих проблем. Вот поэтому и пришлось мне сделать правильный выбор – жизнь и обстановка заставила! Так как без этого в той ситуации мне никакие бытовые и служебные вопросы решать было невозможно. Да и прочно засевшая в голове услышанная от кого-то фраза: «Танкист, доживший до пенсии не танкист!» – засияла своим ярким светом. И не было в тот момент слышно звуков духового оркестра, никто не махал мне рукой вслед и никакой генерал при этом не выкатил на щеке скупую слезу.

 Пришлось выбрать войну и мне не стыдно за себя и есть чему научить своих сыновей! Трудней всего своё решение пришлось объяснять Люде, но нужно отдать ей должное – она отнеслась к этому мужественно. Всегда трудно произносить и подбирать нужные слова, когда находишься в таком положении, но она всё поняла и без лишних слов. И тогда, в первый раз… потом во второй… и в третий.
 
Поэтому ярких впечатлений от трёх командировок, наличие достаточной выслуги для пенсии, полупьяного маразматика-президента и понимания дальнейших нерадостных перспектив этой войны, мне вполне хватило, чтобы вовремя сделать правильный вывод и понять главное – пора сваливать, пока есть возможность! Наступило понимание того, что виновны в гибели многих людей те самые «добропорядочные люди» из Кремля, которые всегда говорят правильные слова, любят природу, кормят белочек с руки, а сами в это время набивают карманы. Именно тогда ко мне в голову впервые пришло прозрение в том, что высшее руководство новой страны ведёт её в будущее не совсем правильным курсом!
 
– Вы же ещё молодой и перспективный! Могли бы и полковника получить! – Неодобрительно высказал мне, оформляя документы, начальник отдела кадров сам ни одного дня не побывавший на войне. На его слова я лишь усмехнулся – конечно, служба в радость, когда из окна твоего кабинета виден центр большого города, но мне такого никогда не светит.
 
Меня к тридцати девяти годам уже достали армейские проблемы последних лет Казахстана и России: нехватка бензина, запасных частей, разбегающиеся по домам солдаты, отсутствие офицерских кадров, военной формы, продуктов и задержки зарплаты. Скажите спасибо, что я и так протянул сколько смог со своей повышенной выживаемостью, но всему есть предел! Совсем не о такой армии и военной службе я мечтал, оканчивая военное училище!

 
Правда, честно признаюсь, больше всего осточертела тупая брехня про строительство коммунизма, веру в завтрашний день и светлое будущее, потом шумные планы перестройки, вслед за ними вдруг оказавшиеся никому не нужные дальние рубежи нашей Родины, талантливость национальных кадров…
А ещё вечное состояние войны, выдуманные нашим государством (и сопровождающие меня всю офицерскую службу) мнимые и коварные враги – в Афганистане и Чечне, меня достали идиотские замыслы наших жирных генералов «не нюхавших пороху», тупые руководители государства, мне надоело при этом всеобщем вранье героически «решать проблемы страны» и быть дрессированной собачкой! У меня есть свой взгляд на эти вещи, мне хватает впечатлений от жизни и службы, теперь хочется просто спокойно пожить для себя, без всяких идей, поэтому нет уж, достаточно – увольняйте!

Хотя сейчас кое-кто говорит, что мы были не на войне, а где-то рядом с ней, неподалёку, раз напрямую не участвовали в боевых столкновениях. Таких горлопанов (которые в то время трусливо тряслись дома от страха под кроватью, и только сейчас стали смелыми) я в своей жизни встречал немало и хорошо помню, что вот такие как они в те трудные времена не стояли в очередь у военкомата!
 
Чеченские командировки послужили для меня переломным моментом, своеобразной переоценкой взглядов на жизнь, в которой у меня самого растут двое сыновей. Были далеко выброшены последние идеалы службы.  Прошли годы, и теперь хорошо понимаешь что, то была первая ельцинская, бестолковая и неподготовленная тупая мясорубка (совершенно отличная от второй, путинской – победоносной!) за участие в которой командование старалось не раздавать ордена и медали, оправдывая  всё словами: «Это ваш долг!» и быстро дошло самое главное – бывшего мира, который помнился мне с детства уже никогда больше не будет… Теперь всё другое, нравится нам это или нет, такова реальность! Поэтому с огромной радостью я освободился от командирских должностей и трудной необходимости принимать решения за других людей.

Можно сколько угодно трепаться о роли личности в истории, но на той войне я был маленьким человеком, не генералом и не политиком. Поэтому хорошо понимая, что мне там невозможно что-то изменить, в те моменты было глубоко плевать на Дудаева, Москву, продажного Ельцина с его конституцией, медали, ордена и на весь мир, кроме боевых товарищей, своей семьи и детей. Однако на войне нельзя оставаться сторонним наблюдателем, поэтому порученное мне дело на своей должности я старался делать добросовестно, «глуша себя работой» стараясь не замечать военных дней и не подводя своих боевых товарищей.
 
А те дни и месяцы, впечатления от нескольких незабываемых командировок в Грозный, медленно впитываясь, так и остались в моём организме, притупляя чувство радости от возвращения в свою страну. После них, ещё долго смотря на окружающих людей, не чувствуешь себя героем, ни плохо и ни хорошо, а так как будто у тебя из души вынули что-то доброе и хорошее. Перевернув эту страницу жизни, на всю оставшуюся жизнь закрепились особые военные привычки – внимательно смотреть под ноги, ничего лишний раз не поднимать, не открывать и не трогать.
 
Понимаю, что время должно лечить память. Обязано! С тех пор и лет уже прошло немало, но каждый раз, когда я в ночных кошмарах возвращаюсь туда, меня вновь давит на сердце «груз командирской ответственности и тревога неизвестности» старшего колоны за всё: связь, водителей, работу охранения и груз в десятках нагруженных автомобилей, медленно ползущих по чеченским дорогам. 
Тяжёлая военная работа с пониманием, что колонна – единое целое, и за любое ЧП в ней придётся тебе лично отвечать, при этом размышлять о причинах этой войны некогда. Просто – надо! Пришла твоя очередь! При этом сам прекрасно осознаёшь, что всегда нарушаешь кучу правильных инструкций и распоряжений написанных «штабными умниками», но дело надо делать… и каждый звук автоматных очередей в темноте заставляет тревожно стучать сердце, а в ладони ощущается привычный холод АК…

А как же вы спросите – воинский долг? Промолчу. Сами для себя найдите правильный ответ… Вам всё станет понятным, когда вы лично попадёте в подобную жизненную ситуацию.
 

  Конечно тогда ситуация совсем другая. Поэтому такое заявление Алексея Литвинова было очень необычным в нашем полку и у всех на глазах, что вызывало уважение. Помню, когда он уезжал, и мы тепло провожали его – тогда всё это казалось несерьёзным, временным. Жали руку и ободряюще говорили, что вроде ничего страшного – съездит и вернётся! Два года пролетят быстро! Мы будем ждать!
В тот момент нам совершенно не верилось, что с ним может что-то случиться. Тем более в нашем полку уже многие офицеры побывали там… И действительно – ничего, продолжают служить дальше! А когда внезапно в полк пришло страшное известие о гибели Алексея – это был всеобщий траур. И вновь такая скорбная новость о погибшем друге-однокашнике совершенно выбила меня из равновесия…
 
Как же так получается? За что? Такой отличный человек жил совсем близко, и мы часто встречались с ним по-соседски! У него, молодого офицера жизнь и служба только начиналась, родился маленький сын… А его уже больше нет? Никогда больше не встретишь его в нашем подъезде с радостной улыбкой…  И не спросишь его как обычно: «Алексей, привет! Как дела, как служба?»

Его жена Лена, такая же весёлая и жизнерадостная девушка, а это именно она по-соседски частенько развлекала нас звуками «живой музыки», играя у себя дома на фортепиано, мгновенно изменилась.  Известие о смерти Алексея, стало тяжёлым ударом для неё, и до самого отъезда из гарнизона мы больше никогда не слышали звуки радостной и весёлой музыки. Но что мы могли сказать ей, какие подберёшь слова в такой тяжёлой ситуации, кроме общих и банальных слов поддержки?
 
Вот такая невесёлая получилась удивительная история про моих однокашников. Они двое были хорошо знакомы мне, жили и служили совсем рядом. Была ли загадочная и мифическая связь между этими двумя событиями? Не знаю… Но знаю и твёрдо уверен только в одном – они были действительно лучшими офицерами и достойными людьми и мы, пока живём, должны об этом помнить!
 
Потом, когда до лидеров страны, наконец, дошло, что нашим войскам там делать нечего, Афганская война закончилась так же внезапно, как и начиналась. Прошедшие годы унесли с собой и правду этой войны. Остались вопросы без ответов – что мы там делали и чего добивались? Так за что погибли и были ранены такие очень близко знакомые мне люди? Где лежит истина? Кто на этой войне победил? Не знаю… Наша пропаганда нас твёрдо уверяла, что мы… До конца я не уверен…

Как до сих пор не уверен во всех наших «славных» победах: в Корее, Венгрии, Чехословакии, острове Даманском и на своей Чеченской войне… глубоко в сердце остались напрасные жертвы, горечь измен, тупость перемирий и продажность политиков. Будем надеяться, что когда-нибудь история расставит все точки и разложит истину по полочкам.


                КОЙ-ТАШ. 1982г. ЛЕТО. ПОКАЗНОЕ ЗАНЯТИЕ
                НА ОГНЕВОМ ГОРОДКЕ.

Наша жизнь вновь наполнилась детскими проблемами знакомыми всем родителям, домашней суетой с бытовыми хлопотами, связанными с переездом. Вечерком мы вместе с Буторовыми, уложив наших детей спать в комнате, хрустя маринованными огурчиками, хорошо посидели, сразу отметив все «накопившиеся и пропущенные праздники» за этот совсем небольшой период времени. Их действительно на круг накопилось немало: переезд, начало и конец отпуска, рождение детей, ну и конечно не забыли майские – 1Мая и девятое!
 
В тот момент мы действительно были рады и счастливы, собравшись вместе и подведя итоги: за год уже «обжились» в гарнизоне, получили квартиры, у нас родились дети, и вообще – нет причин для печали, вокруг лето, природа и красота! Это всегда приятно! Выпьешь – и твоя жизнь заблестит ярким красками, расслабишься, повеселеешь, сразу появляется много тем, которые можно радостно обсудить… Поэтому на работу утром я поднялся без радостного настроения – хотелось пива, котлету по-киевски и спать. Только после длительного умывания холодной водой более-менее пришёл в обычную рабочую форму.

То давнее первое лето в Кой-Ташском полку хорошо запомнилось мне событиями, которые очень быстро сменяли друг друга и были яркими и насыщенными. Сначала долго горевать и расслабляться мне не позволила наша бурная ротная жизнь. Пришлось сразу и очень активно впрягаться в общее дело. А дело, на полном серьёзе оказалось не таким простым, как я подумал сначала. Вроде того – обычная очередная показуха. Но в одном Турчин оказался прав – действительно, на базе нашей роты готовилось не обычное занятие, а супер грандиозное показное занятие на ТОГе! Даже не в масштабе нашего полка, как я сначала наивно подумал, а для очень «серьёзных и больших людей»!

Здесь нужно обязательно прояснить ситуацию в нашем полку. Для тех, кто забыл, напоминаю – мало того, что он имел славную и героическую историю, он ещё был образцово-показательным! В простом и доходчивом переводе это означало, что огромной территории полка придавалось большое значение! Когда солдаты не стояли в строю, то они усердно белили бордюры, что-то красили или рвали траву. Отвлечь от этого главного дела могли лишь построения и очень обязательные занятия по огневой подготовке и политзанятия.

Забыл упомянуть, что ещё самым важным, можно сказать одним из самых главных, в мотострелковом полку была строевая подготовка подразделения – прохождение строевым шагом и исполнение строевой песни, на этот вопрос тоже тратилось немало времени. Вот поэтому всё время пока я служил в Кой-Таше, меня не покидала одна тайная мысль – все наши враги по этому поводу могли особо не волноваться. Такая система жизни и подготовки очень редко могла даже за два года подготовить толковых специалистов.
 
Сейчас уже трудно припомнить, почему его доверили именно нашей четвёртой роте. Всё-таки мне очень хочется верить, что командование полка видимо, хорошо зная Турчина, по предыдущим показным занятиям, верило в его талант и организационные способности.

Киргизию на тот момент времени посещала делегация какой-то иностранной страны и это были не просто какие-то очередные африканские папуасы, а люди из одной очень серьёзных и развитых капиталистических стран, и одним из «развлекательных мероприятий» у них стояло посещение воинской части. Приезд такой серьёзной делегации в наш полк почему-то был спланирован поздно вечером – видимо, потому что днём они были заняты другими своими более важными делами или из-за режима нелишней секретности.

Замысел посещения полка вкратце был таков: генералы делают короткую ознакомительную экскурсию по штабу с историческими рассказами о нашей героической дивизии и полку, из-за этого события наш штаб полка драили и красили неделю, и он стал выглядеть очень чисто и опрятно – прямо как филиал какого-нибудь музея. После «исторического экскурса в историю» все должны были понять, что именно поэтому мы просто обречены до скончания веков оставаться образцово-показательными!
 
Потом проход вдоль плаца по заранее точно выверенному маршруту по пути с показом жизни полка, вдоль которого обновили побелку всех бордюров и деревьев, а в конце посещения всё заканчивалось грандиозным финалом – посещением как им объяснят «самого обычного рядового занятия в обычной мотострелковой роте по огневой подготовке»!
 
Поэтому на наше занятие на ТОГе ложилась основная задача, именно здесь оно должно было всех членов делегации поразить наповал своей картинкой, красотой, чёткостью и организованностью. Ответственным за показное занятие в полку был назначен замкомандира, но в звании майора он был очень удивительным офицером – флегматичным и спокойным, совсем без нужной «искорки дурного армейского фанатизма», обязательно присутствующего у каждого хорошего офицера.

Нужно признать факт, что командование нашего знаменитого гвардейского полка никогда не представляло собой (как может подуматься некоторым людям) единый монолит талантливых героев. Нет, здесь по службе приходилось встречать разных офицеров с широтой кругозора, умению работать с людьми и отношению ко всему происходящему, настолько разных – аж до удивительной противоположности!
Глядя на него, даже я впервые в жизни был немного озадачен  совсем простым вопросом, который как-то мне раньше в голову не приходил. Офицеры-преподаватели военного училища не в счёт (там нас это не интересовало, кем они были раньше) – это где же и как он умудрился отслужить командиром роты или батальона, если даже не может «вздрючить» любого солдата, не говоря уже об офицерах? К этому чудесному факту обязательно нужно добавить, что и прослужил он в нашем «героическом» полку, совсем недолго. Он был нетипичен, представляя скорее исключение, и очень быстро его сменил другой, более активный и деловой офицер.
 
Поэтому главной и серьёзной «госприёмкой» всего комплекса показных мероприятий был лично сам командир дивизии – генерал Потрясков. Видимо чувствуя огромную ответственность за такое грандиозное мероприятие, он несколько раз заглядывал к нам во время тренировок «на огонёк», лично проверяя и вникая во все учебные места, требуя и подсказывая как сделать ещё лучше, одновременно раздавая всем «фитили и пряники».

 
Конечно, наравне со всеми получал замечания и я, но честно говоря, их было немного, а мы (обожая его внутри) не обижались на комдива, стараясь и делая для себя правильные выводы. Но вернее всего срабатывал «морской афоризм» – а куда деваться с подводной лодки? Или более весёлое выражение – кто побежит с тонущего корабля, один хрен утонет! Может быть, именно с этих показных занятий командир дивизии и запомнил меня?

Наших командирских усилий для доведения занятия до высокого уровня было потрачено немало – день был плотно заполнен разными задачами, мы крутились с утра до вечера, прихватывая и ночь, с перерывами только на еду и сон, питаясь «поощрениями начальства».
 
Обстановка усложнялась ещё тем, что занятие было ночным или точнее сказать, оно начиналось в сумерках, а заканчивалось уже в темноте. Поэтому всё, что для этого было нужно – должно было обязательно гореть, включаться или мигать: внутри и снаружи БМП, на ТОГе и в поле на мишенях! На этот вопрос, как и на наведение общего порядка, вместе с покраской свежей краской в нужных местах было потрачено немало сил, а яркий свет везде приятно радовал глаза!

Здесь нужно добавить, что в обычной жизни наш огневой городок и ТОГ представлял довольно простое по армейским меркам и скромно-унылое зрелище. Нет, конечно, его к прошлой московской проверке приводили в порядок, и присутствовал минимальный набор из того, что обязательно требовалось. Были давно построенные просторные типовые боксы для размещения в них боевой техники, размечены специальные места для тренировок в метании гранат, отработки нормативов и прицеливания из стрелкового оружия, за небольшой горкой даже был размечен уютный тир для стрельбы из пистолетов.
 
Но так как основная огневая подготовка по стрельбе «ковалась» в Ала-Тоо, то занятия на этом огневом городке были редкими – он за это время медленно и верно зарастал травой, извёстка постепенно смывалась, а два-три солдата-оператора, закреплённые за ним реально не могли поддерживать его в работоспособном состоянии. Поэтому к моменту нашего показного занятия здесь все здания и сооружения снаружи, как и внутри потускнели, краска на них выцвела и облупилась, совсем не радуя глаза своим новым сиянием и все учебные места буйно заросли весёлой зелёной травкой.
 
Таким образом, перед нашей ротой стояла и другая задача – привести всё к идеальной и радостной картинке. Днём – ударная работа по наведению порядка, вечером – тренировка! ТОГ – в вашем распоряжении! Полк для успешного решения этой задачи помог краской, белилами и извёсткой. Вот на эти сопутствующие общей обстановке мелочи: как мытьё окон, покраску всего что можно, побелку и вырубание травы в нужных местах в целом и были направлены основные усилия нашей роты! И такой разной ударной работы в эти дни хватало на всех!
 
Вот в такой обстановке, когда боевая подготовка куётся строго по расписанию занятий бывает, что жизнь ломает все планы и тогда всё летит к четям собачьим… Наша четвёртая рота, как боевая единица части временно перестала существовать, она переквалифицировалась в строительную бригаду. Поразительным результатом для меня стал удивительный факт – то, что мне поначалу казалось совсем невозможным, было создано буквально за пару недель из ничего!
 
При этом без нервов и командирской истерии благодаря умению Турчина видеть главное и упорно двигаться в заданном направлении, правильно, конкретно распределять силы и толково ставить задачи своим подчинённым. Это кажется удивительным, но у него внутри каким-то невероятным образом уживались два разных человека и два диаметральных подхода к воспитанию. В одном, командирском лице,  ротный мог жёстко и сурово потребовать выполнения всех поставленных задач. А иногда, в шалопайском, мог весело и с шуткой «спустить на тормозах» любое нарушение личным составом роты.
 
Наблюдая со стороны на его командование ротой и делая для себя определённые выводы, мне очень повезло в том, что удалось избежать обидных и грубых ошибок в лейтенантскую пору. Одновременно с этим я никогда до конца не был уверен в том, как поступит ротный в данной конкретной ситуации. Наверное, это было какое-то особое жизненное чутьё, на грани интуиции, которым он никогда не делился и не обсуждал с нами. Но удивительным и странным образом почти всегда такие, даже «неформатные действия» в конечном итоге приводили к укреплению дисциплины и сплачиванию людей в одну «ротную семью».
 
Честно говоря, я не знаю какие оценки (так как никогда не задавался для себя этим вопросом!) получал капитан Турчин в училище. Но на практике в трудной ситуации он всегда умудрялся подбирать и находить такие слова (ругая одних с юморком, других хваля даже за незначительную мелочь), что никакой особой агитационной партийно-политической работы с солдатами проводить по этому поводу не требовалось.
 Наверное, вот это и называется командирским чутьём. Солдаты роты сами проникались общим духом предстоящей сложной задачи и больше всяких высокопарных слов о патриотизме полагались на его серьёзность, надёжность и доверие вместе с простым турчинским «Надо!»


  Все иностранцы, как нас заранее предупредили, в основном будут гражданскими людьми, но среди них попадутся несколько военных, которые понимают, что к чему и могут задавать разные вопросы. Поэтому на все вопросы отвечать вежливо и чётко, в духе нашего социалистического мировоззрения, наша главная задача – нужно было показать им всю нашу великую мощь и организованность, чтобы у наших потенциальных противников никогда даже не возникло желания воевать с нами.
 
Для меня в таком занятии не было вроде бы ничего нового. В военном училище по огневой подготовке бывали похожие несколько занятий на полигоне, и поэтому у меня имелось общее представление об его проведении. Да и многие нормативы знал наизусть, порой заглядывая в «умную книжку» – Сборник нормативов Сухопутных войск. Но только сейчас я осознал, что всё это было совсем не то: в училище тебе реально учить было некого – все твои подчиненные такие же курсанты, которые иногда даже лучше тебя знают, что и как нужно выполнять, нередко вовремя подсказывая тебе.
 
Им дашь для приличия (и главное для преподавателя – чтобы он слышал твой чёткий командный голос и для создания «рабочего шума») пару раз команду, а потом, тихо болтая между собой, ждёшь замену учебных мест. В общем, всем свои действия и всё понятно – поэтому и выполняешь команды, как говориться «на полуспущенных колёсах».

После выпуска из училища, здесь уже в полку за прошедший год, на ТОГе у нас тоже бывали несколько раз тактико-строевые занятия, но они проходили планово и мы спокойно отрабатывали все положенные нормативы. Но всё это теперь выглядело совсем далёкой пародией на то, что мы готовили сейчас! Сейчас – был яркий праздник, это была прекрасная и праздничная картинка!

К определённому сроку всё было готово: на ТОГе всё работало, он блестел и радовал новыми яркими красками, а для лучшего освещения учебных мест установили дополнительные прожекторы, на боевых машинах можно было смело ехать на парад – гвардейские знаки, подкрашенные номера и полный шанцевый  инструмент внушали тихую уверенность в победе. Вся нужная матбаза состоящая из литературы, биноклей, секундомеров была разложена на столах. Солдаты в чистой одежде, с новыми бирками, постиранными подсумками и вычищенным оружием не одну сотню раз повторили свои действия. Каждый знал свой манёвр, кому, где и что нужно будет сделать.

Турчин «рулил на главном направлении» показывая слаженные действия экипажей машин при вооружении БМП, обстреливая из них одиночными выстрелами подсвеченные в поле или мигающие вспышками мишени. Нам с Анатолием достался показ размещения и всех умелых действий мотострелков в десанте боевых машин – изготовка к стрельбе из разных положений: открытие бойниц, крепление в них оружия, подсоединение к оружию газоотводных шлангов, включение вытяжных вентиляторов для удаления пороховых газов, установка на стопоры кормовых дверей при их открывании.

Солдаты в одиночку и группами вели огонь из стрелкового оружия из любых положений и в разные стороны, демонстрируя дружную огневую мощь: вбок через боковые бойницы и назад, через бойницу в кормовой двери, поверх бортов, по атакующим самолётам и вертолётам через верхние люки и многое другое.
 
Все действия отрабатывались с открытыми и с закрытыми дверями – для такого управления у меня была переносная радиостанция, а у одного из солдат, сидящим последним с каждого борта был подключенный к радиосети шлемофон. На зачёт отрабатывали посадку и высадку десанта через кормовые двери и верхние люки и ещё много всего нужного в будущих боях мотострелковому солдату, красивого и зрелищного, причём каждый норматив повторялся и в противогазах.
Именно на долгой и утомительной подготовке к тем показным занятиям я впервые сделал своё небольшое открытие и поймал себя на одной умной «командирской мысли». Появился свой, хотя ещё и небольшой опыт руководства людьми. Однажды обратив внимание, как весело солдаты моего взвода занимают свои места при отработке нормативов – даже по этим мелким незначительным деталям поведения, совершенно незаметным для другого человека я уже хорошо научился понимать настроение подчинённых мне людей.
 
Конечно, на тренировках, когда мы тренируемся одни (без каких-либо проверяющих) для «серьёзных дел» – хорошее настроение людей это большое дело и ни к чему сбивать его мелкими придирками. Потому как солдаты сами понимают, что когда придёт время показа и это нужно будет для общего дела, тогда и разговор будет серьёзным!
 
Здесь к слову нужно сказать, что почти сразу же у меня обозначилось и второе большое открытие. Вернувшись из отпуска обратно в свою роту, с огромным удивлением заметил в себе новые необычно резкие перемены – вроде бы внешне ничего не изменилось – и я тот же самый, но внутри стал каким-то другим. Нет, речь здесь идёт совсем не о том, что я стал служить хуже – тут совершенно другое дело.
 
Просто однажды обратив внимание, как Люда трогательно по-женски волнуется и по-матерински переживает за сына, в моей душе обнаружилось что-то новое: появилась мысль, которая раньше до рождения нашего ребёнка мне как-то особо в голову не приходила – солдаты, это тоже чьи-то дети и у них тоже есть матери, которые волнуются за них. Вот таким образом, я почувствовал себя настоящим отцом семейства и был готов бороться за мир и счастье всех детей. Незаметно для себя перешёл в другую категорию с новой, совершенно непривычной ответственностью не только за себя, свою семью, но и за своих солдат...

Накануне показного занятия, когда практически всё было готово и мы «сдали на зачёт» генеральный прогон командиру дивизии вечером нам дали возможность отдохнуть. Была моя очередь присутствовать на вечерней поверке. Когда я вошёл в казарму за несколько минут до построения, солдаты сидели в проходах между кроватями и готовились к завтрашнему дню.

Подшивая подворотнички, они лениво поглядывали на ротный чёрно-белый телевизор, где по программе «Время» дорогой Леонид Ильич бубнил об очередных успехах в нашей стране, и на этом фоне шла какая-то мутная ерунда: партсобрания, посевная, фермы, поля и радостные лица. Какой счастливой и прекрасной там казалась наша жизнь в телевизоре и по радио, а на самом деле… Несмотря ни на что наша страна оставалась мировой сверхдержавой. Руководство как-то могло выстраивать отношения со всеми странами не то, что нынешние уродцы!
 
Смысл идеи о построении социализма к этому времени сильно потускнел, поэтому уставшие за все эти дни подготовки солдаты отчаянно зевали, всем своим видом показывая, что сейчас они больше всего желают скорее лечь в свои кровати и уснуть, чем строить коммунизм. Удивительное дело – после череды бесконечных недельных напряжённых и затяжных вечерних подготовок к занятию обычная команда «Отбой!» прозвучавшая вовремя по распорядку дня стала для них самым лучшим праздником в службе!
 
Все годы жизни и службы внутри меня живут сомнения, с которыми я ни с кем не делился, особенно когда начинаешь сопоставлять факты. Почему именно так, а не этак? Ещё ребёнком, начиная познавать мир, я любил читать книги и не только по военной тематике, начал задумываться о многих окружающих нас интересных вещах, например о религии и строительстве коммунизма. Удивительно, но в мире одновременно с нашим существует много и других точек зрения – и там люди как-то живут счастливо, так отчего нам говорят, что они неправильные? Что нам навязывают?

Куда ни глянь – раздвоение. Самое интересное, что во мне постоянно живут и нарастают два противоположных мнения о своей военной работе. Одно, вроде бы правильное и официальное – обучая солдат, мы занимаемся нужным и полезным делом для обороны нашей страны. Другое мнение, ироническо-философское, постоянно твердит мне – ну вот что за дурдом? Разве так поступать правильно? В смысле – упорно мордовать солдат долгими ночными тренировками?
 
Все эти умные мысли перебивались другим хитрым вопросом: «А как правильно?» Кто знает ответ? И вообще, в чём смысл моей жизни? Мне как молодому лейтенанту, видимо, ещё рано рассуждать на эту тему. Будем пока считать, что опытным командирам наверху виднее и приказ «Надо!» вселяет силы и веру в нашу победу.


  Само показное занятие прошло успешно, можно даже сказать «на ура!» Никаких неожиданностей не случилось и все были довольны показанными нами результатами. Мне даже самому очень понравилось! Если не знать того, сколько времени и усилий было потрачено на тренировки, то само занятие было очень зрелищным и познавательным. Команды, отдаваемые чётким командирским голосом и слаженные действия солдат на боевых машинах, создавали красивую картинку.
 
Правда, нас немного поразило огромное количество приехавших людей – мы как-то наивно думали, что будет от силы человек двадцать, но их привезли на трёх больших автобусах, не считая автомобилей. Все они приехали в гражданской одежде, и кто тут из них был из иностранной делегации, а кто их сопровождал – нам было особо не разобрать.
 
Среди огромной массы людей кроме нашего командира полка и его заместителя ярко выделялись несколько незнакомых генералов и полковников, да и наши киргизские национальные руководители резко отличались от членов делегации широкими лицами с характерным местным прищуром глаз. Все участники делегации живо и эмоционально долго поражённо охали и ахали, говоря между собой на своём непонятном языке при обходе всех учебных мест слушая наши чёткие команды и наблюдая за слаженными действиями солдат роты.

Наше занятие так понравилось нашему командованию, что нам пришлось его повторить ещё раз уже для всех офицеров полка для повышения качества подготовки и учёбы других подразделений.
Конечно, можно очень снисходительно отнестись к этому занятию. Да! Я согласен с формулировкой – показуха. Но, в конце концов она для того и делается, чтобы всем было понятно чего необходимо добиваться. Если отбросить внешнюю шелуху – очень многому для себя я научился за те несколько напряжённых дней подготовки и участвуя в самом показном занятии. Наблюдая изнутри за всеми действиями капитана Турчина, которые надо признать, были очень толковыми (умение видеть за мелочами главное, способность настраивать людей и распределять силы, ставить чёткие и понятные задачи) у меня появилась твёрдая уверенность в своих силах, выработалась командирская стройность и логичная последовательность в работе.
 
После его завершения я даже поймал себя на «мудрой и секретной» мысли (видимо взрослею и набираюсь опыта, под руководством Турчина!) – если вдруг мне самому придётся организовать такую же (или похожую) показуху, то теперь у меня наверняка хватило бы способностей и умения справиться не хуже! Пришлось увидеть в этом что-то большее – с недавних пор (именно с этих занятий) я почувствовал внутри себя новую и неведомую командирскую силу. В своей жизни мне пришлось организовывать много других разных занятий, но подобное мероприятие никогда больше не довелось проводить или участвовать … А всё-таки немного жаль.


  Немного позже, когда наша жизнь пошла дальше в своём более-менее спокойном ритме и огневой городок снова вернулся к своему обычному «полусонному» состоянию, пока я служил в Кой-Таше я не «забывал его» по старой памяти. Каждый раз, когда мне выпадала очередь заступать в нашем полку начальником караула по воскресеньям, и по хорошей солнечной погоде, используя своё исключительное служебное положение, мы с Людой делали совместную «экскурсию на ТОГ». Такое мероприятие всегда было прекрасным поводом для нас увидеться, погулять вместе всей семьёй и совместить приятное с полезным.
 
Только по субботам и воскресеньям на огневой городок для охраны выставлялся круглосуточный пост с часовым, и поэтому здесь днём исключалось наличие каких-либо посторонних. Мне же по должностной инструкции требовалось проверять несение службы своими часовыми – ну и кто мог мне запретит проверять несение службы именно на этом «самом важном» с моей точки зрения посту?

Поэтому Люда посадив Женю в колясочку, сначала по нижней дороге неспешно доезжала до караульного помещения и мы уже вместе с ней, сопровождаемые одним из караульных направлялись «проверять несение службы» на ТОГе. Солдаты оставались на главной дорожке ждать нас, а мы втроём шли дальше в глубину стрельбища в пистолетный тир, стрелять из моего ПМ. Там я укреплял мишени на нужном рубеже, и мы с Людой весело и по очереди расстреливали все патроны, которые в нашей насыщенной стрельбами жизни никогда не были большой проблемой. Небольшой холм, отделявший нас от жилого городка, надёжно скрывал звуки от выстрелов, а охраняемая вокруг территория гарантировала отсутствие лишних глаз и людей. Удивительно, что нашему сыну стрельба никогда не мешала спокойно спать – поэтому у него получилось вот такое «военное воспитание» с самого детства.

Отсутствие посторонних людей, неспешное ощущение уединённости, тишина, свежий горный воздух и зелень травы создавали свой неповторимый колорит природы. Каждый раз по пути Люда успевала набирать небольшой цветной букетик из полевых цветов. Я лишь молча, иронично и с улыбкой наблюдал за ней. Чудачка, какая от них польза, что скажешь!
 
Но очень часто в поздние трудные времена, когда звание у меня было повыше, но жизнь стала совершенно другой, и в минуты полного отчаяния доходя до предельной мысли – прямо в военной форме присесть где-нибудь возле церкви с картонкой «Подайте на жизнь Христа ради!» мы вспоминали те счастливые часы! Это были наши прекрасные незабываемые времена молодости в Кой-Таше!
Время, когда можно было спокойно, без какой-либо суеты получить удовольствие от жизни! Жаль только, что совсем не часто мне приходилось быть начальником караула по воскресеньям в летние месяцы. Таким образом, попутно проверяя службу часового проведя вдвоём вместе некоторое время, и «насытившись» впечатлениями мы расставались с Людой до вечера.

   
              КОЙ-ТАШ. 1982г. «ЖАРКИЙ ИЮНЬ» НА СБОРАХ
                КИРГИЗСКОГО УНИВЕРСИТЕТА.

  Совсем незаметно для меня тёплая погода с приятной зеленью сменилась летней жарой, от которой можно укрываться только в тенёчке. Очень быстро закончился отрезок службы связанный с трудными и напряжёнными показными занятиями на ТОГе и моя жизнь вроде бы, по закону сохранения энергии, должна была дать возможность хоть немного расслабиться.  А то, что же получается? Не успел вернуться из отпуска – так снова давай!
 
В смысле – быстро без раскачки включайся в процесс по полной программе, вновь рви жилы и напрягайся! Когда же, наконец, мы перестанем совершать подвиг в мирное время и начнём служить спокойно и размеренно? Как говориться, когда же наступит то долгожданное и счастливое время, в смысле – мы будем жить по плану боевой подготовки?

Но служба в мотострелковом полку тем всегда и интересна – своей бестолковостью и непредсказуемостью! В действительности, мне кажется, удалось прожить всего пару спокойных, размеренных и счастливых дней. Это когда ещё с вечера уже знаешь свои задачи, и то чем будешь заниматься завтра. Потом меня внезапно посреди рабочего дня в автопарке нашёл посыльный из штаба с очень срочным сообщением – меня вызывают к начальнику штаба полка, и зачем срочно вызывают, он не знает.
 
– Что случилось? И зачем это я, простой лейтенант срочно понадобился начальнику штаба? – Куча разных и тревожных мыслей сразу пронеслось в моей голове, перебирая массу вариантов: стал вспоминать свои «косяки» – вдруг где-то «залетел»? И ничего не вспомнил, вроде служу нормально, может быть, что-то случилось с нашими родными или близкими? Скажу честно, имея даже такой небольшой военный опыт, сразу понимаешь, от таких внезапных вызовов к начальству редко приходиться ожидать чего-то хорошего.
 
Так уж в Армии исторически повелось у всех командиров, выработалась «странная привычка»: вот если кого-то нужно «вздрючить» или отругать, то тут надо это делать срочно, а если похвалить или наградить – то всегда можно и обождать, найти, так сказать более подходящий случай.
 
В моей жизни всё так и получилось – едва я появился в штабе полка, всё ещё теряясь в догадках, по какому важному делу меня так внезапно ищут, меня сразу на входе перехватил дежурный по полку со словами:
– Так, лейтенант Азаров, очень хорошо! Стоять здесь, ждать остальных и отсюда ни шагу! – На мои расспросы, что случилось и что здесь происходит, отмахнулся, – Сейчас вас всех соберут и сразу всё объяснят!

От души немного отлегло – стало понятно, значит, ругать не будут и с моими родными всё в порядке. Через несколько минут в штабе появились ещё несколько лейтенантов из разных батальонов, всего нас оказалось пятеро. Затем к нам вышел замначальника штаба, и лучезарно сияя доброжелательной улыбкой, всех обрадовал – полк доверяет нам (как он красиво выразился – лучшим офицерам полка!) важное и ответственное дело!
 
Мы командируемся для проведения сборов со студентами Киргизского университета. Сборы будут проходить на нашем стрельбище в Ала-Тоу уже с завтрашнего дня, поэтому уже сегодня мы должны убыть туда для выяснения обстановки и помощи в организации полевого лагеря.
 
Конечно, нам все понятно! Повторять два раза не надо! На душе сразу возникла радостная стихия чувств, внезапно нарисовавшаяся перед нами голубая перспектива провести некоторое время вне полка (без тревог и нарядов) сама по себе и по своему внутреннему содержанию была просто прекрасной! Непонятны только детали – но ничего, как-нибудь разберёмся! Понятно только одно и главное – нужно срочно идти выполнять приказ! Сейчас не важно куда, главное – поскорее отсюда… И желательно побыстрее, чтобы командование полка вдруг не успело передумать, и заменить тебя на другого «более достойного»!

Плохо конечно, что приходится оставлять Люду одну с маленьким сыном, но всё-таки с полигона можно будет приезжать домой, и это лучше чем, если бы меня загнали куда-то очень далеко. Радует, что мы успели  «обжиться»: повесили занавески, ковёр и подкупили кое-что из мебели. Главной радостью стало приобретение холодильника. Он прожил с нами долгую и счастливую жизнь, много лет я с радостным видом хлопал его дверцей. Жалко было с ним расставаться, но пришлось продать уйгурам, когда мы уезжали из Казахстана.

 Ладно, что-нибудь придумаем по ходу жизни. Надо сказать, что в это трудное время к нам на помощь приехала мама Люды на пару недель. Здесь обязательно необходимо добавить, что моя тёща – Тамара Владимировна, наверное, самый счастливый и в своём роде уникальный человек, который может смело утверждать, что она в своей жизни «лично приложила свою руку» в прямом и переносном смысле к рождению внуков и внучек.

Работая в роддоме и имея огромный опыт по этой части, она сама контролировала у своих дочек весь непростой процесс зарождения новой жизни и появления на свет всех детей. Такое её личное участие и нам всегда вселяло веру в благополучный исход «дела», мы были уверены, что всё необходимое точно будет сделано!
Здесь мне ещё хочется остановиться на одном жизненном «щекотливом моменте», которого нам благополучно удалось избежать. Что скрывать – все мы живём в мире иллюзий и стереотипов, и мне много раз приходилось сталкиваться с такой темой в разговорах с разными людьми.
 
Приведу примеры – если честно признать, то я сам понимаю, что кроме лейтенантских погон и туманной перспективы плохо подхожу под образ идеального «настоящего мужчины»: не богач, не имею дворца с Роллс-Ройсом, не писаный красавец, не лауреат Нобелевской премии, не танцор, не поэт-романтик и к тому же не играю на волынке!
С другой стороны для матери любая невеста сына всегда недостаточно хороша для её любимца. Даже если он найдёт себе голубоглазую и блондинистую писаную красавицу, с богатым наследством, то и тогда наверняка к ней наберётся ряд претензий – то семья не та, то ноги коротковаты… Вероятно аналогично рассуждает и мать любой невесты, что тут поделать?

Как здорово, что в нашей семье такой вопрос никогда не поднимался потому, как он был «заранее» согласован и одобрен всеми родителями. Не уверен и не знаю, может быть, такие вопросы и возникали в головах, но нам их никто не озвучивал, поэтому бескорыстную помощь своей тёщи я в жизни всегда воспринимал с благодарностью.

 
  …Ала-Тоо, так Ала-Тоо! Значит, будем жить дальше там, первый год службы в мотострелковом полку не прошёл даром, быстро выработав иммунитет и философское отношение к разным неожиданностям. Я давно перестал удивляться всяким жизненным причудам, с невозмутимым спокойствием воспринимая такую реальность. Вот таким невероятным и удивительным кульбитом, мгновенно развернувшим вектор жизни в другую сторону, мы всей нашей небольшой командой уже к вечеру оказались на полковом стрельбище. Здесь, на специальном определенном месте для палаточного городка уже бурно «кипела» жизнь – какие-то люди пытались устанавливать палатки, огораживали столовую, и нам опытным взглядом было понятно, что готовится огромный полевой лагерь.
 
Мы сразу обратили внимание, что работа по установке армейских десятиместных палаток шла медленно и бестолково – там несколько офицеров с военной кафедры в звании майоров пытались командовать студентами, одетыми в солдатскую форму, которые вместе с ними беспомощной толпой кружились вокруг свёрнутых палаток. Для нас наблюдать такое со стороны было необычным зрелищем, так как ставить такие палатки, для наших солдат в полку было делом нескольких минут и любому офицеру не было никакой необходимости вникать в этот процесс.
 
Нас встретил старший немолодой подполковник и обрадовал новостью, что только завтра с утра начнётся массовый заезд студентов и уже с ними приедет самый главный офицер, который и определит нам все обязанности. Он отвечает только за устройство полевого лагеря, но раз уж мы приехали, то сегодня до конца дня он просит нас помочь ему установить палатки. И самое главное просил по-человечески, обещая не обидеть и «накрыть» ужин нам за работу, а нам что? Не трудно, поможем раз такое дело, дело привычное – пришлось брать руководство этим процессом в свои руки.

Мы разбили всех на группы, и каждый из нас взял к себе для обучения десяток людей. Офицеры военной кафедры встретили наш приход и наши уверенные команды с радостным облегчением, а потом тихо и незаметно «отползли перекурить» в тень деревьев и уже оттуда наблюдали за нашими действиями. Студенты Киргизского университета оказались довольно смышлеными, и под нашим руководством они быстро наловчились дружно натягивать и закреплять палатки на уже готовых местах для них. Дело пошло быстрее и веселее, а через небольшое время уже радовали глаз несколько длинных рядов палаток.

Подполковник (как выяснилось позже, он был зампотылом) оказался человеком слова, когда к вечеру почти всё уже было готово и все стали собираться обратно, оставляя для охраны несколько студентов, он с радостью выразил нам своё одобрение и щедрой рукой выдал нам каждому по булке хлеба и по несколько банок с консервами. Поэтому мы быстро «заселились» в одну из поставленных палаток и у нас получился прекрасный торжественный и праздничный ужин на природе.


Сборы с Киргизским университетом мне хорошо запомнились как почти трёхнедельным «военным» счастьем, так и необычными воспоминаниями, разнообразными мелкими подробностями, потому что они очень резко отличались от нашей привычной повседневной службы вместе с солдатами. Нужно прямо сказать, что большого напряжения сил и трудностей они не потребовали, и скорее всего они напоминали нам размеренную жизнь в пионерском лагере.

Начальник военной кафедры, главный на этих сборах, оказался лучше всех понимающий жизнь бывалым офицером, он с утра быстро и кратко обрисовал наши обязанности, которые оказались совсем не трудными. Каждого из нас закрепили за студенческой ротой – для командирского руководства студентами, укрепления воинской дисциплины в бытовых мелочах и доведения её до уставного порядка и образно выражаясь, для «привития армейского маразма» в повседневной жизни.
 
Сами роты уже были сформированы из взводов, назначены командиры из наиболее способных студентов, старшины и официально каждую роту курировал один из толковых майоров с военной кафедры, которые избавят нас материальной ответственности, наша основная задача здесь – навязывать студентам армейский порядок и командовать! Сегодня всем даётся день на знакомство, размещение и благоустройство, а с завтрашнего дня уже всё по распорядку дня и все занятия по плану.
 
Что на это сказать? Прекрасное поле для деятельности. Конечно, мы фанатично не считаем, что Уставы ВС интереснее романа «Граф Монте-Кристо», но армейский порядок – наш конёк, с дисциплиной проблем не будет, а командовать – наша профессия! Вот и договорились! Мы очень рады такому варианту службы, служим Советскому Союзу!

В палатке моей роты (мне по законному праву можно её так дальше называть, так как в неё было вложено немало моего труда и души) меня радушно и приветливо встретили её командиры. Один из них был майор – офицер кафедры и старшина, назначенный из студентов. Очень быстро мы все нашли общий язык и установили взаимопонимание.
Здесь, для дальнейшего полного понимания общей картины нужно обязательно рассказать о моём одном удивительном наблюдении, которое касалось офицеров, работающих на военной кафедре. Всего их было человек двадцать, и все имели воинское звание не ниже майора, что с наших лейтенантских позиций казалось очень далёкой перспективой и предполагало за собой огромный опыт руководства подразделениями.
 
Такой обманчивый вывод делался на основании жизненного опыта, потому что у нас в полку (да и в нашем мотострелковом училище – все офицеры, с кем я встречался до этих сборов) это практически всегда соответствовало «жизненной правде». Должен честно признаться всем увиденным здесь я был сильно удручён, можно сказать больше – подавлен.

Что там майоры? В нашем полку многие старшие лейтенанты и капитаны умели так «шубу заворачивать» солдатам, что только держись! Взять, к примеру, моих наставников: нашего начальника штаба батальона старшего лейтенанта Александра Цибенко или ротного – капитана Турчина? Глядя на них, возникало такое ощущение (по крайней мере, у меня), как будто они всю жизнь командовали ротами и батальонами! На них мы равнялись и учились, стараясь набираться жизненного опыта. Потому как суровая жизнь мотострелкового полка, с огромным количеством разных задач, требующая быстрых решений и способности работать автономно, быстро «прививала» и вырабатывала у тебя такие качества и способности, бездушно «отфильтровывая» слабых, безвольных и неспособных лейтенантов.


А здесь… Впервые столкнувшись здесь на сборах с ними я с огромным для себя удивлением увидел реальную сторону такой военной жизни о которой до этого момента даже не думал. Очень быстро выяснилось, наличие большого воинского звания у офицеров кафедры, совсем не предполагает у них опыта, инициативы или командирских способностей. Конечно, может быть, они были большими специалистами в своей профессии и даже, глядя со стороны, могли как-то более-менее формально подавать военные команды, но не было в них тихой, суровой и внутренней командирской уверенности и требовательности со скрытой угрозой тяжёлых последствий при попытке невыполнения, да и в остальном… что тут говорить!

Главной целью для офицеров-преподавателей на этих сборах было проведение учебных занятий – провёл и дальше можешь думать о том, как ехать домой! Вот и вели они себя почти как студенты: утром приехал на автобусе или своей машине, провёл шесть часов занятий, если необходимо зашёл на самоподготовку и в остальном – трава не расти!  Единственным радостным утешением для нас было то, что среди них не было мотострелковых офицеров, и все они были из разных войск – ПВО, ГСМ, сапёры, химики, автомобилисты, ракетчики, связисты и других специальностей.
 
Поэтому столкнувшись с такой жизненной реальностью, внутри меня вновь появилась яркая и отчётливая внутренняя гордость за себя (подзабытая в обычной рутине полковой жизни среди равных тебе офицеров), за мотострелков и за наш героический полк! Теперь для меня хорошо вырисовывался и становился понятным ответ на давно мучивший туманный вопрос, куда же в жизни деваются тупые и неспособные лейтенанты, с годами вырастающие в своих званиях? Но с другой стороны – не всем же быть генералами?

Так с этих сборов у меня и остался непонятным для себя, не выясненный до конца вопрос – они такие «тряпки и соплежуи» потому что:
а) Так устали от предыдущей напряжённой службы, поэтому теперь служат и отдыхают, а раньше смолоду (наверное, предполагалось), были резкими и крутыми.
б) Стали такими от лёгкой и размеренной службы уже на кафедре, не имея в подчинении солдат, боевой техники и оружия.
 
в) Всегда были такими по жизни, ещё с лейтенантских времён (что мне кажется самым вероятным!), а теперь с увеличением звёзд это просто стало более заметно.
Основная версия, что вероятнее всего – эти факторы все вместе «формируют» такое поведение. Внезапно, с тихим ужасом я подумал про себя – а если мне вдруг «выпадет счастье» в конце службы попасть на военную кафедру института или университета? Вот интересно, неужели и я буду выглядеть таким же жалким недотёпой и очень походить на этих несерьёзных офицеров с большими звёздами, которым, на мой взгляд, не то, что батальон, даже мотострелковую роту доверить нельзя? Нет! Такого даже в страшном сне трудно себе представить!

Но с другой, жизненной стороны, кроме презрения, если хорошенько поразмыслить, не всё у них так уж плохо – мне умом были понятны кое-какие подводные положительные моменты такой службы. А что? Ты имеешь квартиру в хорошем городе Фрунзе, служба – не бей лежачего, в подчинении нет никого, только читай лекции, семья устроена, жена работает, дети учатся… Таким образом можно спокойно и размерено дожидаться пенсии, а потом героически рассказывать сказки о своей «тяжёлой службе».
Но хорошенько взвесив и оценив все такие приятные моменты (понятно, что в этом возрасте всегда хочется славы!) мне почему-то сразу очень расхотелось расставаться с войсками… Нет! Пока есть силы и желание служить, мне сейчас дороже свой, такой непредсказуемый мир мотострелкового полка! Такая быстро меняющаяся жизнь, с разнообразными задачами, не дающая порой расслабиться, при которой никогда не возникает ощущения того, что она проходит мимо тебя, самое удивительное, мне начинает нравиться!
 
Может быть когда-нибудь потом, только спустя годы… когда я выдохнусь и устану… я захочу такой жизни? А пока… нет! Сейчас очень хочется, чтобы такая мысль пришла ко мне как можно позже. Вот такая нехитрая философия получалась у меня – молодого офицера гвардейского мотострелкового полка.


  На таком фоне никто не мешал нам уверенно командовать. Наш майор очень спокойно, кажется даже с тайной радостью, доверил нам со старшиной руководить всем процессом воспитания, редко появляясь перед студентами, становясь в строй роты только один раз в день, на утреннем разводе на занятия. Всё остальное время он был занят более «главным» – посещая совещания у начальника сборов и передавая нам задач полученные на них, во многом советуясь с нами и спокойно выслушивая разные предложения, почти всегда соглашаясь с ними.
 
Вся остальная «рутина жизни» возлагалась на нас. Многие вопросы, касающиеся дисциплины и уставного порядка в роте для меня показались совсем простыми и не вызывали никаких трудностей – очень часто я за это мысленно был благодарен своему ротному Турчину, каждый раз вспоминая его в разных ситуациях.
Старшиной роты был отслуживший студент, который «оттрубил» три года срочной на Камчатке в Тихоокеанском флоте. Она была связана с подводными лодками, и по всему было заметно, что служба у него получилась серьёзной. Он был первым моряком в моей жизни, которого я так близко встретил и долго общался с ним.
 
При этом старшина всегда во всех разговорах свою флотскую службу вспоминал с ностальгической теплотой, и я впервые от него наслушался разной восторженной «морской романтики», что для меня (очень сухопутного человека и офицера) было очень удивительным! Частенько в разговоре или командуя ротой, забываясь он вставлял в речь морские словечки, вроде – корма, баталёр, камбуз, каюта, койка, гальюн, банка, вестовой, аврал, драить палубу, бортовые огни и многие другие…
Из его воспоминаний я в первый раз для себя осознал и хорошо представил службу и жизнь на подводной лодке (даже как-то стал уважать про себя моряков-подводников), так как старшине, по его словам в службе «повезло» – он несколько раз выходил в океан на подводных лодках. Причём разного типа: атомных и дизельных, а между ними оказывается разница как между небом и землёй. На всю жизнь я запомнил его точное и образное выражение, которое даёт представление о размерах современных атомных подводных лодок:
– В общем, атомная подводная лодка по своему размеру примерно похожа на два соединённых вместе пятиэтажных дома с четырьмя подъездами, и вставленным между ними девятиэтажным домом! Такая махина, в которой можно запросто потеряться и заблудиться! – Точнее и не скажешь!
 
Общаясь с ним, у меня впервые появилась удивительная мысль, которая нередко возникала потом, когда мне в жизни приходилось встречать людей так фанатично преданным своему делу или своей идее. Вот как интересно бывает в жизни: вырос где-то (образно говоря) в горах Киргизии, видя море только в кино и на картинке, а впервые увидел океан, попав во Флот – и сразу с восторгом полюбил его на всю жизнь!

Моя работа, как других командированных вместе со мной на сборы офицеров получилась несложной – «нагонять жуть», в смысле требовать воинскую дисциплину со студентов было легко. Это резко отличалось от солдат, проходящих службу по призыву. Мало того, что у каждого из них «на лбу» было нарисовано высшее образование. Самой важной «ставкой в этой игре» окончания сборов для них было после получение воинского звания «лейтенант запаса», которое позволяло в дальнейшей жизни избежать призыва в Армию.
 
Тем же, кому не повезёт – кто будет отчислен или не выдержит трудностей при прохождении сборов, придётся отслужить солдатом. Поэтому мотивация для студентов на таких сборах была очень высокой. Желающих вдруг быть отчисленным со сборов или грубо нарушать дисциплину не наблюдалось, и все старались быть примерными.
«Закручивать гайки» мы начинали прямо с зарядки, с грозным и суровым видом наблюдая за построением со стороны, не мешая старшине командовать, но быстро подмечая все недостатки во взводах. Ничто не могло укрыться от придирчивого командирского взгляда! Вот поэтому всегда находилось огромное поле для воспитательной работы и наказания: опоздавшие, медленно двигающиеся студенты, разного рода наивные хитрецы, по-детски пытающиеся нас обмануть…  Наивные дети! Они не знали, что такого рода все шутки нам уже давно были знакомы. Дисциплина так и делается – всё главное в мелочах!

Результатами своей работы мы были очень довольны. Очень скоро, после команды «Подъём!» или «Рота, строиться на месте построения!» проходило всего несколько минут, как вся рота уже стояла в строю – это я засекал по минутной стрелке отцовских часов «Луч», подаренных мне им ещё в пору военного училища.
Вставать рано каждый день было неохота, но не стоило себя расстраивать грустными мыслями, тем более что впереди до самого обеда, пока студенты уходили на учебные занятия, нас ждала прекрасная перспектива беззаботного времяпровождения и возможность «доспать». Да и ранний подъём вместе с бессонными ночами для военного человека – это обычный стиль жизни, по крайней мере, для офицера мотострелкового полка, за который, между прочим, в будущем обещается  ранняя и неплохая пенсия.
От летней дневной жары, которая выгоняла нас из раскаленных палаток, мы спасались в находящемся рядом со стрельбищем соседнем совхозном яблоневом саду. Там уютно расположившись в тени деревьев на мягкой травке, подстелив свою форму можно было спокойно поваляться и поспать обдуваемые ветерком, пережидая время до возвращения студентов. Рядом протекал широкий канал с чистой водой, текущей с ближайших гор, в нём купаться было невозможно из-за низкой температуры, но приятно было умываться и обливаться прохладной водой.
 
Когда ты вдруг внезапно «вываливаешься» из ненормального ритма жизни мотострелкового полка и у тебя появляется масса свободного времени, когда можно спокойно осмыслить и собственные поступки, деятельность и наметить планы на будущее.
 

Летние сборы с Киргизским университетом, кроме безмятежного отдыха в саду запомнились и отложились у меня в памяти ещё несколькими яркими эпизодами. Однажды один офицер-преподаватель привёз с собой на занятия своего сына, примерно по виду школьника начальной школы. В этом факте не было бы ничего удивительного – стояло лето, время каникул и многие преподаватели брали собой детей. Да и я сам вырос в военном городке и можно сказать, что всё моё детство было интересным и прошло среди солдат, и мой отец очень часто брал меня с собой. Меня в этой истории удивило совершенно иное!
 
Когда мы обедали в нашей летней полевой столовой, которая представляла собой несколько обычных солдатских столов, укрытых от солнца маскировочной сеткой, совершенно случайно, наблюдая со стороны, моё внимание привлек один удивительный момент, происходящий за соседним столом. Время было позднее, обед практически закончился, и поэтому наша столовая была совершенно пустой. Кроме нас и того офицера с сыном, сидевших за соседним столом, больше в ней никого не было. С огромным удивлением для себя я услышал как отец обучает сына правилам хорошего тона – каким образом, и в какой руке во время еды необходимо правильно держать вилку с ножом. Для этого он даже потребовал от кухонного наряда выдать для его сына вилку и нож.

Вот это и было самым поразительным! Мы все, молча наблюдая происходящее, только переглянулись, улыбнувшись между собой, потому как до этого момента подобная шальная мысль здесь никогда никому даже в голову не приходила. Нужно обязательно пояснить ту ситуацию, в которой это происходило: здесь, в условиях обычной лагерной и полевой жизни только для офицеров в столовой был минимальный и необходимый комплект тарелок, а студенты питались из котелков и все в такой ситуации всегда обходились только одной алюминиевой ложкой. Армия – вообще-то не место для эстетов! А уж полевой лагерь, тем более!

Молча наблюдая за такой необычной сценой, я был искренне поражён такому, на мой взгляд, бредовому сумасшествию! Нет, конечно, я совершенно не против привития хороших манер, но что-то не припомню из своего детства, чтобы мои родители проводили со мной такие уроки. Нужно честно признаться, что у нас в доме и в военном училище на такие вещи не обращали внимания, да и позже мне никогда в жизни не доводилось бывать на совместных обедах с английской королевой. Так получилось, что моя жизнь прошла не во дворцах, а в военных гарнизонах, полигонах и полевых лагерях, когда частенько приходилось есть на ходу из банки или котелка – в таких ситуациях уж было не хороших манер!

Самым смешным мне в такой ситуации мне показалось место, где папаша решил начинать учить своего ребёнка хорошим манерам! К чему это? Ничего не скажешь, нашёл хорошее местечко, которое как нельзя лучше всего подходит для таких уроков, на учебном центре – за солдатским столом! Самым непонятным для меня осталось главное – к чему здесь этот «высший свет» эти дешёвые понты? И где это он сам нахватался такого этикета? Интересно, к чему он в далёкой жизненной перспективе готовит своего сына и где он сможет применить полученные навыки?

Может к роли знаменитого дипломата за границей в какой-нибудь хорошей европейской стране? Потому как в те времена, как сейчас было невозможно легко и просто поехать в любую страну. Еще не появилось такое понятия как «золотая молодёжь», подразумевающего собой ограниченных гламурно-тупых детишек-бездельников богатых родителей с великосветскими замашками. Мне стало очень интересно, они дома проживая в своей квартире (к примеру, в какой-нибудь малогабаритной хрущёвке), тоже соблюдают такой же светский этикет? Ладно, допустим не хрущобе, а в обычной квартире?

Время тогда в нашей стране было совсем другое – не было такого гигантского расслоения между людьми, все жили практически в одинаковых условиях, чистенько и бедненько. Не так как сейчас, когда отдельно взятые люди (в основном чиновники и госслужащие), не стесняясь, городят роскошные и многоэтажные дома, покупают дорогие машины, яхты, землю в других странах и честно заявляют, они имеют право так жить, потому что они вот такие умные. Большинство же работающих людей, обычных профессий довольствуются малым.
 
Я бы всё понял, если он сам был, к примеру, великим дипломатом или принадлежал к королевской семье. Но майорские погоны на плечах давали ясное понимание его предыдущей жизни – обычный офицер, и наверняка (с нашей точки зрения!) с не очень удачливой карьерой, раз он под конец службы оказался преподавателем в Киргизском университете. Или может быть, он был каким-нибудь супер тайным агентом за границей? Вроде Штирлица?
 
Но в такой невероятный факт нам что-то очень мало верилось, вернее всего он был обычным тихим шизофреником, свихнувшимся на великосветской теме и решивший воплотить свои нереализованные мечты в своём сыне. Остаётся только пожалеть мальчика, который по мере своего взросления будет вынужден слушать этот отцовский бред.

Из такого необычного, тайно подсмотренного мной весёлого жизненного наблюдения, для себя я сделал простой вывод – мы с Людой своих детей будем воспитывать проще. Потому как жизнь, образно говоря, показывает, что от алюминиевой тарелки очень легко сделать переход к серебряной, а вот обратно намного трудней! При этом хорошие светские манеры «высшего света», они пусть сами изучают, по мере необходимости.
 

 КОЙ-ТАШ. 1982г. «ЖАРКИЙ ИЮНЬ» НА СБОРАХ КИРГИЗСКОГО
                УНИВЕРСИТЕТА. (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Ещё от этих сборов в моей памяти почему-то очень ярко запомнились два момента связанных с одним – как я добирался от учебного центра в наш городок. На первый раз, когда у меня наконец-то выдался один день «для побывки домой» он выпал на субботу. Когда со всеми делами по наведению порядка ротой на закреплённой территории и мероприятиями по повышению дисциплины было покончено, после обеда я решил, что теперь мне уже можно «с чистой совестью» трогаться в путь. К этому часу на учебном центре наступило затишье, офицеры давно уехали, студенты, используя своё личное время, отдыхали в палатках, но солнце ещё стояло высоко, и до темноты ещё было далеко.
 
Решив на этот раз впервые добираться до военного городка на попутных машинах (в то время это было обычным делом – добрые местные люди обычно всегда подбирали офицеров) я, взяв с собой только полевую сумку, вышел из лагеря с хорошим настроением и большим оптимизмом. До ближайшей асфальтной дороги, соединяющей между собой небольшие посёлки вдоль гор, нужно было шагать по полевой дороге больше километра вдоль яблочного совхозного сада. За почти год службы здесь в Кой-Таше мне обычно приходилось добираться сюда в Ала-Тоо только пешком через горы или на БМП, и всего пару раз довелось приехать (как «белому человеку») на машине по этой асфальтной дороге. Очень не хотелось идти пешком через горы, поэтому на этот раз я решил рискнуть (а что не попробовать!) – доехать на попутных машинах.
 
Когда же я бодрым шагом быстро дошагал до дороги, меня здесь поджидало горькое разочарование и уныние. Моё настроение стало портиться уже через несколько минут после того, так как безлюдная тишина выходного дня не прерывалась никаким движением машин, как это обычно бывало в будни. Машин просто не было. По дороге никто никуда не ехал – ни туда, ни обратно. Вокруг стояла мёртвая тишина. Куда вела эта идущая вдоль гор пустынная дорога, и какие ещё там есть посёлки, я точно не знал.
Только однажды мне пришлось проехать туда до ближайшего небольшого посёлка (кажется, он назывался Красный партизан) старшим на машине с бочкой-прицепом за водой. Посёлок оказался совсем небольшим, с одним сельским магазинчиком, торгующим сразу всякой всячиной, а вот был ли он последним или дорога шла дальше через него я не поинтересовался.  Простояв довольно долго, и просчитывая дальнейшую перспективу развития событий, я стал размышлять про себя: «Что же мне делать в такой ситуации?»

Нужно пояснить, что эта тихая сельская дорога начиналась от поворота как раз на половине пути по хорошей и оживлённой дороге, идущей от Фрунзе мимо военного городка дальше в горы. Таким образом моя главная задача в этой ситуации – нужно каким-то образом добираться до того самого поворота! А уже там (в этом был просто уверен) – я быстро поймаю попутную машину!
 
Но до того самого, нужного мне поворота расстояние примерно больше десятка километров и по пути (я помнил точно) нужно будет проезжать еще два-три небольших посёлка. Так что идти туда пешком (надеясь, что вдруг меня кто-нибудь подберёт) – не вариант. Конечно, ещё можно было бы рассмотреть такой экзотический вариант, как марш-броском пробежать эти десять километров за пару часиков. Но уж больно несолидно будет смотреться бегущий офицер (если кто из местных людей вдруг увидит) в мирное время среди полей или по посёлку?

Что же делать? Совсем отложить поездку домой? Возвращаться обратно в лагерь? А потом может быть, пока ещё светло, рвануть пешком через горы? С другой стороны для меня нет разницы, светло или темно – наплевать! Всё равно не заблужусь! Кого бояться? Мы пехота – войска всепогодного действия, и ночными маршами нас не испугаешь!

Пришлось даже наметить для себя по часам последний срок ожидания в несколько минут, после которого если отсюда не уеду – придётся возвращаться обратно. Обозначенный мной срок быстро пролетел, я определил ещё… потом ещё, самый последний… «Чертовы колхозники, – ругался я про себя стоя на обочине, – позабивались по своим домам и дворам. И никуда ехать не хотят!» С одной стороны всё хорошо понимаю – стоит тихий и тёплый летний вечер выходного дня. Мне и самому сейчас больше всего хотелось бы уютно устроиться на нашей софе перед телевизором. Но с другой стороны нужно как-то добираться домой!
 
На моё счастье вдруг такое безнадёжное состояние прервал шум одинокой машины, которая удачно подобрала меня по пути. Она быстро домчала меня до нужного поворота. Сразу заметив движение машин по нужной мне дороге, я покидал первую попутку уже с прекрасным настроением – самая трудная половина пути была пройдена! Неспешно перейдя дорогу, даже особо не вглядываясь, я издалека привычно наудачу замахал рукой первой же легковушке – белой «Волге», поднимающейся из Фрунзе.
И только когда она подъехала ближе, заморгав правым поворотом, и остановилась на обочине возле меня, я с удивлением разглядел на ней номера и сразу узнал сидящего впереди человека! Это оказался наш командир дивизии – генерал Потрясков, который через опущенное стекло, весело мне прокричал:
– Азаров, привет! Куда едешь? Если в полк, то садись, нам по пути! – И пока я попытался вежливо его поприветствовать, приложив руку к козырьку полевой фуражки, словами: «Здравия желаю, товарищ генерал!» он нетерпеливо оборвал меня, – Поехали! Поехали! Давай, садись назад скорее, не трать время!

Вот так неожиданная встреча! Ничего не скажешь! Это я очень удачно остановил себе попутку! Не каждый день мне приходится ездить в такой компании! Кому потом расскажи – ни за что не поверят, что я (простой лейтенант – командир обычного взвода!) еду в полк на попутной машине вместе с командиром дивизии! А вообще здорово и приятно, что генерал не проскочил мимо меня, реагируя примерно как БМП на возню муравьёв и кузнечиков, а узнал меня и даже помнит мою фамилию!

Пока солдат-водитель аккуратно вёл машину до военного городка, Потрясков поинтересовался у меня, откуда я еду и как оказался здесь на дороге. Пришлось мне кратко ему пояснить, что еду в городок домой на выходной день со сборов студентов Киргизского университета проходящих на Ала-Тоо. Он понятливо кивнул головой и задал следующие вопросы:
– Азаров, ты же у нас выпускник прошлого года? (Я вновь про себя удивился памяти командира дивизии, приятно, что генерал помнит и такие подробности!) И по всему выходит, прослужил в полку уже почти год? Ну и что ты скажешь? Как служба? Нравиться? Получил квартиру?


Стараясь держаться солидно и вдумчиво обдумывать ответы, я поймал себя на странной мысли – так получалось, что мне пришлось на все его вопросы давать положительные ответы! Действительно, а на что мне в той ситуации было реально жаловаться? Новую отдельную квартиру уже получил, наверное, это очень здорово, когда у офицера семья устроена и есть место, где тебя ждут. Служба в четвёртой роте вместе с Турчиным интересна и хотя порой бывает трудно, но мне нравился такой быстрый ритм жизни, когда всегда на ногах и в перерывах не успеваешь почистить сапоги…

До меня за год службы очень отчётливо дошёл армейский парадокс. Можно на службе особо не напрягаясь «отбывать номер» служить по правилам и быть середнячком: не опаздывать на службу, правильно, но формально проводить занятия, командовать вроде бы по делу, но бездушно – это можно и к такому офицеру лишний раз не придерёшься! Что ему скажешь? Делает свою работу как может! А можно работать на полную катушку – с инициативой, желанием, «с блеском в глазах», и вот только тогда можно рассчитывать на высокий результат!

Да и что скрывать, всегда приятно в любом разговоре лишний раз упомянуть, что ты начинаешь службу в самом лучшем мотострелковом полку по итогам года во всём СССР! Это всегда звучит так гордо, примерно как: «Да я на субботнике с самим Лениным бревно носил!»

А то, что в нашем полку твориться показной дурдом из-за постоянных громких инициатив и я уже по горло сыт всеми этими дурными впечатлениями – лучше помолчу. Нечего сопли жевать, о таких трудностях пусть генералу рассказывает кто-нибудь другой! Да он и сам наверняка хорошо знает об этом, а спрашивает меня специально – как всегда говорила моя мама в таких ситуациях: «Ума выверяет».
Вот таким удивительным образом, коротая время в дороге непринуждённой беседой с командиром дивизии, я в тот раз доехал до военного городка. Видимо генерала в полку уже поджидали, потому что когда мы подъехали к малому плацу возле штаба, нас там встречали командир полка и дежурный по части. Пока они докладывали комдиву рапорта, я скромно стоял возле задней двери «Волги», выполняя команду «Смирно!»

Командир полка при этом косился на меня со страшными глазами, видимо про себя думая о каких-то ужасных вещах от такого нашего совместного приезда или ждал какого-нибудь грустного подвоха. И, наверное, очень обрадовался, когда я после его доклада спокойно повернувшись, направился в сторону своего дома. Конечно, он не знал, не понимал и наверняка даже не догадывался, что генерал просто «по дружбе» подобрал меня на дороге по пути в полк.


Ещё одна история с этих сборов, которая мне очень хорошо запомнилась, тоже была связана с очередным «походом домой». Незаметно пролетело ещё несколько безмятежных дней, и подходил срок моего нового выходного дня, который я решил совместить с приближающимся моим днём рождения. Руководство сборов не возражало с фактом предоставления мне пары выходных дней для его отмечания «в кругу семьи», не уточняя конкретных временных рамок – давая возможность решать по принципу «сами выберите день и разберитесь у себя в роте».

Взвесив все «за» и «против», оценивая ситуацию в роте, я решил, что ехать домой мне лучше всего будет среди недели после утреннего развода. Во-первых – это рабочий день, значит проще поймать попутную машину, во-вторых – имею надёжный запас времени, чтобы спокойно безо всяких проблем добраться до городка.
Но как всегда обычно бывает в повседневной жизни – все хорошие и правильные планы летят к чёрту! В общем, как-то вечером совершенно неожиданно для меня на нашем обычном совещании и подведении итогов дня, перед самим отъездом домой наш майор – куратор объявил, что они вместе со старшиной сами справятся пару ближайших дней, поэтому прямо с этой минуты они объявляют мне выходной и можно считать себя свободным. В ответ, ещё не отойдя от такой приятной новости, я пожал плечами и ответил ему: «Хорошо! Я очень этому рад и подумаю, что же мне делать дальше!»

Буквально через несколько минут наш майор вместе с другими офицерами сборов уехал в город на автобусе. В нашем полевом лагере наступила вечернее затишье. Дневная жара спадала, сменяясь вечерней прохладой, светлое время заканчивалось, начинало быстро темнеть, а долина между гор, в которой был расположен город Фрунзе, начинала затягиваться серой туманной дымкой. Это было такое время дня, когда солнце быстро уходило за горы, тени удлинялись, а все студенты уже неспешно ожидали команды на ужин. Лёжа в своей кровати на спине и заложив руки за голову, я мучительно размышлял над вопросом, разглядывая брезент палатки: «Что же мне делать дальше?»

Раз мне объявили выходной – значит нужно хорошо подумать! Мне с детства нравилась жизненная рассудительность и продуманность. Очень напоминая себе полковника Исаева в роли Штирлица в известном кинофильме, я неспешно начал свой внутренний монолог:
– Итак, что же мы имеем? Какие возможны варианты? Можно ложиться спать и ждать завтрашнего утра? С тем чтобы ехать домой, как и планировал раньше, но долго, а ждать неохота. Моя молодость и бурлящая энергия требовала выхода и каких-то активных действий! Идти сейчас на дорогу в надежде поймать попутку? Нет, это точно гиблый вариант – с прошлого раза понятно, что шансов уехать в ночи совсем мало.

– Может быть, на мою удачу, какая-нибудь рота сегодня приедет проводить ночные стрельбы? (А вдруг мне повезёт и это окажется наша, четвёртая рота?) С ними тоже можно в полк уехать. Но нет, сегодня на стрельбище почему-то странно тихо, оттуда не слышно никакой стрельбы и шума двигателей БМП. Да и если бы планировали стрелять – то уже давно приехали, так как все стрельбы готовят с вечера, пока светло.

Продолжая лежать на кровати закрыв глаза и размышляя о дальнейших планах, думая о доме я отчётливо понял, что за прошедший год, привыкнув к расставаниям, каждое возвращение домой мне казалось воплощением человеческого счастья. Наш дом, где кухня наполнена приятными ароматными запахами, а на тумбочке наряду со всякой косметикой выставлены флакончики с запахом «Живанши», «Дзинтарс» и «Флёрдоранж». В моих мыслях появился образ жены Люды и нашего сына Жени – как они там без меня? Смысл жизни – семья! Я очень соскучился по ним и по домашнему уюту нашей новой квартиры! С появлением ребёнка наша жизнь наполнилась новым и милыми вещами: пелёнками, распашонками и погремушками… Целый мир, которого я раньше не замечал, и с которым до этого так близко никогда не сталкивался – наверное, самый радостный из всех известных человечеству!
 
Вспомнил, как Люда в летнем сарафанчике улыбалась мне в зеркало, расчёсывая красивые и пышные волосы. В общем, такие воспоминания её голоса, красивых губ, плавных и манящих округлостей фигуры стали стартовым сигналом, дошедшим до меня через огромное расстояние, зовом цивилизации. Какое у неё нежное личико, загадочная душа и всё-таки глубокие красивые глаза… Эх, если бы я был поэтом то написал на эту тему прекрасные стихи или песню! Открылась истина и наступило понимание того, что именно там, в новой квартире вместе с Людой и сыном для меня существует заветный мир счастья!
 
Мне нестерпимо захотелось махнуть волшебной палочкой, как в сказке и мгновенно перенестись туда – к ним, домой! Но каким образом… Решение в моей голове возникло внезапно. Как? Да прямо вот так – пешком! Через горы! Ориентиры мне известны, дорогу знаю, да не маленький мальчик, чтобы заблудиться. А чего мне спрашивается, ждать? Нужно верить в свою счастливую судьбу! Всего-то каких-то десяток километров, это пару часиков (или чуть больше) быстрого хода и я уже могу быть дома!

Всё, решено! Раз я уже свободен, значит, сразу после ужина скажу об этом решении старшине и пойду домой! По короткой тропе, прямо через горы! Ну и что с того, что это будет ночью? Раз сложилась такая ситуация, то можно и ночью! Тоже мне Халхин-Гол! Кого мне бояться ночью в горах? В этом нет ничего страшного, за прошедший год приходилось ходить по ней вместе с ротой и днём и ночью.


После ужина я, взяв свою полевую сумку и неспешно выйдя из палатки, сразу окунувшись в ночную темноту, радостно и свободно вздохнул, сделав первый шаг, с лёгкостью обнял огромный мир за пределами нашего полевого лагеря. Бодро шагая по знакомому курсу и удаляясь от освещённого лагеря навстречу новым горизонтам и приключениям, меня всё плотнее окутывала летняя ночь. Вокруг меня в непроглядной темноте не наблюдалось никаких огней или фонарей, по которым можно было бы хоть как-то ориентироваться, но никакого страха заблудиться не было – дорога мне хорошо известна.
 
Вот так наивно и с такими жизнерадостными мыслями очень оптимистично я начал свой переход. Хотя, если честно признаваться, то вру – чем дальше я отходил от полевого лагеря, тем больше внутри появлялось неприятное тревожное волнение неизвестности, и мой начальный энтузиазм медленно таял, так как впервые я решился на одиночный ночной переход через горы. Но решение принято, и я был уверен, что должен справиться.

Вокруг стояла летняя мертвая и пугающая тишина, только изредка нарушаемая глухими ночными шумами: внезапным шорохом мелких полевых зверьков рядом со мной, приглушённым всплеском воды в канале, пролётом ночных птиц или летучих мышей и далёким лаем собак. Тихая летняя ночь подсвечивала мне только слабым неполным лунным светом и тусклыми россыпями звёздных созвездий.
 
Такую тёмную ночь трудно представить себе человеку, живущему в городе и привыкшему к свету фонарей или зимой, когда белый снег хорошо выделяется в ночной темноте. Только в южных широтах и летом можно понять настоящее значение слова – чёрная ночь. В тот раз была именно такая тихая южная и настоящая ночь. Тишина, едва прерываемая журчанием текущей воды в канале, а слева от меня практически полнеба занимала сплошная пугающая чернота гор, которая где-то в вышине неразличимой чертой переходила в бархатное небо, на котором холодно мерцали звёзды.
 
Справа тоже была темнота, но это была совершенно другая темнота – можно было даже смело сказать, что для меня это была жизнерадостная темнота. Там сквозь ветки деревьев растущих вдоль канала, насколько можно было различить глазами до горизонта, звёзды на небе плавно переходили в слабые, и тускло отсвечивающие в дымке огни города и многочисленных далёких посёлков в огромной долине.
 
Из-за такого необычного эффекта слияния казалось, что звёздное небо справа от меня заканчивалось даже ниже моего уровня. Никакого намёка на горизонт, удивительно, что ни слева, ни справа переход земли в звёздное небо в ночной темноте глазами уловить было невозможно – поэтому всё окружающее меня пространство сливалось в одну необычную и цельную картину мира! Ощущение прямо как в планетарии во Фрунзе, где я однажды побывал в этом году впервые в жизни. Меня с детства тянуло за горизонт, всегда хотелось заглянуть, узнать – что там? Но сейчас в темноте нет такой возможности, что-то разглядеть, меня окружали и мигали только далёкие и близкие звёзды!

Чтобы не сбиваться в ночи с неразличимой тропинки, петляющей по холмам, которые часто пересекались сухими руслами от горных ручейков, я решил идти по полевой дороге с хорошо различимыми ребристыми следами от гусениц БМП, которая шла вдоль канала отделявшего совхозный сад. Из-за этого моя дорога получится немного длиннее, зато надёжней и не придётся спотыкаться о невидимые камни. Ночной свет, если напрягать глаза позволял мне различать предметы вокруг себя примерно на расстоянии около десяти метров, а дальше этого небольшого круга находилась непроглядная ночь.
 
Ночь и тишина. Идти ещё долго, есть время помечтать. Сколько себя помню, я всегда был мечтателем! С самого детства прочитанные книги и фильмы всегда давали всплески для фантазии – вместе с героями я летал в космосе, плыл в океанах и бывал далёких странах. Бодро и размеренно шагая сапогами по пыльной дороге, чтобы не думать о времени, расстоянии и хоть как-то скоротать путь и отвлечься я начал рассуждать с самим собой на философские темы.
 
Монотонный ритм шагов, ночь, тишина и одиночество – прекрасное сочетание для этого! Казалось, тёмная ночь жила своей жизнью, не имеющей границ. Она подмигивала мне звёздами, дышала как неведомое живое существо, летний воздух состоял из аромата гор, степных трав, дыма далёких костров и ещё бог знает чего… Задача, которая мне раньше, в палатке казалось простой и лёгкой, на деле обрастала разными мелкими непредвиденными проблемами. Но я должен найти дорогу домой!

Скрылся из виду и остался далеко позади полевой лагерь со студентами, впереди военный городок, который ещё будет не скоро, а здесь вокруг меня нет никого и время как будто застыло. Удивительно, что именно в такие моменты понимаешь, как огромна наша планета, и на ней ещё много мест без людей. Где-то далеко от меня идёт другая жизнь, где я никогда не был – в далёком океане существуют голубые лагуны с песчаными пляжами, огромные непроходимые леса или льды Антарктиды.
А я иду как странник в своём мире, затерянный в ночи, отделённый от всех людей куполом этого чёрного неба, но чётко понимая, что каждая секунда, каждый мой шаг уносит с собой небольшое расстояние, приближая меня к дому. Потом секунды сложатся в минуты, а минуты в часы, поэтому у меня нет другого выхода – кроме, как идти вперёд.

В плотной ночной темноте сердце замирало от тишины и неизвестности, только полевая сумка тихонько и ритмично постукивала о портупею, отбивая весёлый ритм. Ночью время всегда идёт дольше и медленнее. По привычке я несколько раз попытался взглянуть на свои часы, фиксируя время, но в тусклом лунном свете стрелки на них были неразличимы, поэтому понять, сколько времени я уже в дороге, было невозможно. С другой стороны – а зачем? И что это мне даст? Получалось вот такое своеобразное доказательство физических законов: время перешло в другую категорию – в пространство.
 
Моя задача довольно простая – попасть из пункта «А» в пункт «Б», безо всяких остановок! Бросив бесполезные попытки разглядывать часы, я сосредоточился на ожидании появления первого ориентира. Скоро где-то слева от меня впереди должен был появиться домик кошары, стоящей от дороги на небольшом расстоянии, после которого примерно через километр дорога будет резко поворачивать влево, направляясь в ущелье между гор.

Мне казалось, что уже иду долго и прошло много времени. Но темнота скрадывала расстояние и не давала возможности сориентироваться. Разглядеть кошару в ночной темноте на фоне чёрных гор никак не удавалось. Подняв голову вверх, я справа от себя нашёл на ночном небе известные мне созвездия – Большую Медведицу и Кассиопею. Они были на своих определённых галактикой местах, спокойно поблескивая своими несколькими звёздочками.

Затем от нечего делать, привычно найдя между ними Полярную звезду, всегда указывающую направление на север, подмигнул ей как своей хорошей знакомой и, вступая в диалог, задал ей вслух вопрос: «Ну и кто такой – Менгисту Хайле Мариам? Не знаешь? То-то и оно! Вот и не зазнавайся! Да и нафига мне сейчас знать в какой стороне север? Север в этом деле мне не поможет, нужна память!»

Ориентируясь в темноте по едва различимой дороге и контурам веток деревьев растущих вдоль канала, я наедине со своими мыслями как-то приспособился и втянулся в однообразный ритм движения. Это когда ты идёшь, а твоё сознание как будто находится в спящем режиме. Мои мысли отсоединились от тела и выкатились куда-то далеко – в космическое небо с круговоротом звёзд. Вдруг с очередным шагом в кромешной темноте слева от меня вдруг внезапно возник свет, который появился так внезапно, как будто кто-то невидимый включил прожектор в поле недалеко от меня.
 
Увидев загоревший внезапно свет, я от неожиданности в первую секунду даже немного испугался, сердце тревожно забилось, и неприятная противная холодная дрожь пробежала по спине, медленно поднимаясь от поясницы к плечам.
Только потом до меня, наконец, дошло – так это и есть долгожданная невидимая в ночи кошара, а неяркий свет идёт от лампочки, которая висит над входом в дом. Просто я приближался к домику с обратной стороны, и поэтому для меня свет появился неожиданно, когда я поравнялся со стеной дома. С дороги, по которой я шёл, от неяркого света лампочки ничего больше разглядеть было невозможно, но я был твёрдо уверен, что это именно та, нужная мне долгожданная кошара, другой здесь теоретически быть не может.

 Только в этот момент я вспомнил, что возле неё днём всегда бегали собаки, которые издалека облаивали нас, не приближаясь, когда мы ротой проходили мимо. Впервые страх одиночества железными тисками охватил меня, и мысли, настроенные на предполагаемые неприятности быстро завертелись в моей голове.
– Интересно, а вот ночью собаки – где? Привязывает их чабан или нет? Вдруг они сейчас, почуяв и понимая, что я иду один, бесшумно бегут ко мне в ночи? Хорошо если она будет одна, а если их две или три? Ещё не хватало мне ночью отбиваться голыми руками от чабанских собак. Что же мне делать в такой ситуации? Что лучше выбрать – лезть на дерево или нырять в канал? Давно нужно было мне дураку, по пути подобрать себе какую-нибудь палку потяжелей, на всякий случай!
 
Продолжая идти более быстрым шагом, но прижимаясь ближе к деревьям, растущим вдоль канала я начал, насколько это было возможно лихорадочно подыскивать хоть что-то подходящее к этой ситуации – камни или палку. Только разглядев под деревьями увесистую сучковатую корягу и взяв её в руки, я немного успокоился – всё-таки намного лучше идти с такой дубиной, чем с голыми руками.
Двигаясь в таком внутреннем напряжении, когда каждую секунду ожидаешь из темноты неприятностей, увеличив скорость, я прошагал мимо кошары. На моё счастье на кошаре было тихо, а жёлтый огонёк от лампочки, горевший на ней, постепенно отдалялся, и чем дальше от меня он светил, тем на моей душе становилось радостней и спокойней. Канал вдоль дороги, который мне до этого момента был хорошим ориентиром, резко отвернул вправо, и теперь пришлось идти по степи, надеясь только на свою память внимательно вглядываясь под ноги.
 

Только отойдя на порядочное расстояние от кошары, сердце перестало тревожно и бешено колотиться. Сбавив обороты, я продышался, с облегчением отбросив тяжёлую корягу, с которой ещё продолжал идти и побрёл дальше обычным шагом, ночь скрадывала расстояние и поэтому, чтобы не пропустить в каменистом поле нужную развилку от дороги в горы приходилось внимательно и сосредоточено вглядываться под ноги.

Через короткое время, с внутренней радостью найдя в ночи нужный для меня поворот на дороге, и повернув на нём, начались новые трудности. Дальше продолжать путь стало сложнее и труднее. Если раньше я шёл вдоль гор по относительно ровному участку, то теперь мне предстояло довольно долго подниматься по дороге, петляющей вверх по узкому ущелью между высоких холмов. Постепенно звёзды на небе стали исчезать, а слева и справа от меня начала появляться непроглядная и неприятная, давящая чернота, от которой веяло какой-то сказочной жутью – это были невидимые в ночи высоченные холмы.
 
Как-то незаметно за очередным изгибом дороги осталась далеко позади долина, радующая душу и обозначенная до горизонта светящимися точками. Горы в ущелье притушили свет от луны и звёзд, от этого ночная тьма стала ещё ближе, гуще, плотнее и неприятнее. Меня не оставляло ощущение, что я нахожусь в центре вселенной, а весь мир ушёл куда-то далеко. В такой практически полной темноте стало труднее различать контуры предметов, поэтому я по дороге невольно зашагал вверх быстрее, ощущая её скорее своим внутренним чувством.
 
Кромешную темноту и пугающую тишину ущелья нарушал только негромкий хруст мелких камешков под моими сапогами на дороге. Из-за всего этого мой начальный энтузиазм и запал, внутренний запас прочности начал убывать и резко снижаться.
Казалось, всё окружавшее меня вокруг пространство растворилось и потерялось ощущение времени. Весь огромный мир вокруг исчез, я остался один! Шагая по извилистой дороге и стараясь равномерно дышать, чтобы не сбивать дыхание, я медленно погружался в невесомое и полусонное состояние, поэтому не раз спотыкался о камни на обочине, не разглядев вовремя очередной поворот в темноте.

Настроив себя на долгий переход, внимательно следя за ритмичным альпинистским дыханием (спасибо горным занятиям в училище!) и активно работая ногами, в полудрёме и чтобы отвлечься, даю простор мыслям в голове. Уж чего-чего, а времени у меня хватает! Несмотря на то, что самые неприятные из них я стараюсь отгонять подальше, они с настойчивостью тараканов лезут в мозг:
– Какое неприятное место! Всё-таки вдоль канала идти было веселее: далёкие огоньки в долине, как-то просторнее взгляду, хорошо различимые деревья и дорога. А здесь? Полная темень, хоть глаза выколи. И эти высоченные горы давят своей чёрной неизвестностью, так что хочется невольно втянуть голову в плечи и сделаться незаметнее. Трудно себе честно в этом признаваться – даже мне здесь немного страшновато и жутко!

А если, вдруг что случиться со мной? Станет плохо, подверну или неудачно упаду, сломав ногу? Или ещё что-нибудь неприятное? Кто и когда меня найдёт и поможет? Неужели мне придётся, как знаменитому герою войны Александру Маресьеву ползти до самого городка? Вообще, если что – кто кинется меня искать? Никто! Потому как кто знает, что я сейчас иду один по ущелью? Никто! Нет, реально сейчас вокруг меня нет ни одного живого человека на десяток километров! Разве что только чабаны, ночующие в кошарах? Но с другой стороны, может это и хорошо? Если бы кто-то сейчас вдруг внезапно появился мне навстречу из темноты – я ему точно бы не обрадовался!

А может быть, зря я всё это затеял? И пока ещё не поздно – повернуть обратно и вернуться в лагерь? Нет! Прочь сомнения – сам весь этот сыр-бор затеял, сам кашу заварил. Расхлебаем! Вспомнились курсантские сборы в альпинистском лагере. Там в городе Рыбачьем я хорошо осознал, что такое горы! Горы это всегда риск, связанный с верёвками и крючьями, обвалами, камнепадами, сходами лавин, селями! – Такие слабохарактерные и паникёрские мысли в моих мозгах всё-таки обрывает здравомыслящий, рассудительный и трезвый расчёт: 
– Нечего себя накручивать! Вместе с ротой ходил по этой дороге не один раз! Слава богу, здесь нет никаких проблем, и мне сегодня ничего такого не грозит! Мне нужно просто прошагать примерно километра три-четыре по этой неприятной и пугающей дороге среди обычных глиняных холмов, а после неё уже будет легче (будет ли мне на самом деле легче – это был пока спорный вопрос, но в ту минуту очень-очень хотелось в это верить!).
 
Мне бы только не пропустить нужное место, где начинается подъём на правый холм, а дальше уже пойду по тропинке среди полей в нужном направлении. Можно условно сказать, что когда я дойду до середины ущелья, уже практически половина дороги будет пройдена! (Правда в такой темноте трудно будет понять, где эта самая середина ущелья, но ничего – как-нибудь прорвёмся!)
 
Да и какому сумасшедшему человеку ещё, кроме меня может прийти в голову такая шальная мысль – бродить здесь ночью по горам? Ну и что с того, что идти приходится ночью и одному. Для меня это легкая и простая задача! Спокойно, справлюсь! Главное – шагать внимательно, глядя себе под ноги и не с…ть! Да уже и поздновато поворачивать назад! Если вернусь назад – не избежать позорных насмешек от друзей!
 
Так и скажут (или подумают про меня, что в принципе одно и то же) – Азаров испугался! Азаров трус! Был бы на его месте парень посмелее – он бы точно дошёл! А Азаров не смог! Ну и каким ты будешь после этого героем? Нет, назад дороги нет! Раз решил, так теперь ни за что не поверну назад! Я же гвардейский офицер! Значит должен быть смелее и упорнее! Только вперёд! Прорвёмся! Эх! Поскорее бы миновать это неприятное ущелье. Успокаивая и подгоняя себя такими оптимистическими мыслями, я быстро шагал и не останавливался ни на минуту, поднимаясь по дороге, петляющей зигзагами между огромных холмов с отвесными склонами.
 
Давящую и гнетущую тишину ночи справа или слева от меня несколько раз внезапно нарушали какие-то невидимые звуки – быстро взлетала ночная птица или убегали в траву напуганные мелкие зверьки. И всякий раз от неожиданности внутри меня, что-то внезапно обрывалось, наступало какое-то противное оцепенение, и пару секунд неприятный страх ледяными иголками пробегал по коже… Но я быстро, негромко выругавшись брал себя в руки, успокаивая мыслью: «Что за детские страхи! Бегает тут под ногами разная мелочь! На которые можно не обращать внимания! Это они боятся меня и поэтому убегают. А мне бояться нечего! Я же смелый лейтенант!»

Постепенно мои глаза как-то привыкли к темноте (или просто ночь стала светлее от лунного света или горы стали ниже?), но оглядываясь по сторонам, я стал различать еле-еле видимую колею дороги и неровные контуры гор по бокам. Вот интересно, прошёл я уже середину своей дороги или нет? Но сколько не вглядывайся, вокруг меня нет ни одного огонька, только тёмная южная ночь, неприятная теснота и тишина ущелья… и я как одинокий странник… задыхаясь, иду без остановок посреди этого всего безмолвия, очень напоминая себе маленькую песчинку, затерянную в безбрежном мире.

В моей голове внезапно всплыли яркие образы из рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни», когда человек в одиночку, на огромной силе воле, несмотря на все трудные обстоятельства, в которые поставила его судьба в борьбе с усталостью, голодом и холодом, в схватке с волком выживает и преодолевает огромные расстояния…
– Очень интересно, а водятся ли в этих горах волки? – Вдруг среди круговерти всяких разных мыслей у меня возникли вопросы такого странного направления.
– И что мне делать, если он сейчас повстречается мне на пути? От волка здесь никуда не убежишь. Значит, придётся душить его, как в народном эпосе. – Но сразу успокаивая себя, я мгновенно и бодро отмахнулся от них.
 
– Какие волки? Откуда? Они здесь не водятся. Что-то я не слышал ни от кого про такие случаи. Я знаю, что зимой они могут нападать на людей. А сейчас лето на дворе и еды вокруг достаточно! Так что здесь нет, и не может быть никаких волков! Но всё-таки лучше поторопиться, чтобы скорее миновать это бесконечное, неприятное и мрачное ущелье.
 
Взбодрив себя такими невесёлыми мыслями, собрав всё своё мужество я с отчаянием припёртого к стене смертника подобрал на дороге пару увесистых камней (так, на всякий пожарный…) и стал внимательнее прислушиваться в окружавшую меня темноту и тишину, чтобы быть готовым к любой вдруг появившейся неожиданности. Поднимаясь вверх по дороге, я не боялся промахнуться мимо нужного мне неприметного ночью места, где необходимо было сворачивать вправо на тропинку, которая круто поднималась на холм и дальше уже шла по вершинам горных отрогов мимо колхозных полей.

Ориентиром для меня была очередная кошара, которая стояла прямо возле дороги немного дальше нужного мне места на расстоянии примерно трёхсот метров. Мимо неё точно не пройдёшь, не заметив – сколько раз я лихо проносился мимо её на скорости, когда мы с Турчиным ехали на БМП через горы!

Через какое-то время, я из-за того, что старался идти быстро по дороге и не останавливаться для отдыха, решив для себя быстрее преодолеть подъём на одном дыхании, стал выдыхаться и выбиваться из сил. Сколько времени я уже иду? Час или два? А может – три? Мне стало казаться, что это ущелье никогда не закончится! Оно бесконечно. Или я незаметно для себя уже пропустил нужный мне поворот и теперь уже иду в неизвестном направлении. Вдруг на фоне звёздного неба где-то вдалеке мне показалось, что-то чернеющее, очень похожее на контур кошары и почти сразу же в воздухе стал ощущаться характерный овечий запах, который видимо вместе воздухом опускался вниз по ущелью. Сразу показалось, что вместе с её появлением вокруг стало светлее – это как увидеть свет маяка после долгого перехода!

Очень обрадованный этими событиями и вспоминая по памяти нужные мне приметы на дороге, я начал внимательно выглядывать справа уходящую между холмов белесую дорожку тропы. Теперь предстоит самое трудное (хотя чёрт его разберёт, что является самым трудным в этом переходе!) – длинный подъём вверх по узкой и крутой тропинке. Уставший от долгого быстрого подъёма вверх по дороге, свернув с дороги и подойдя ближе к холму, я остановился, оценив на глаз извилистый пунктир дорожки, тянущийся вверх по которому мне предстояло подниматься.
 
Из-за взятого бодрого темпа ходьбы у меня никаких сил уже не осталось, я понимал умом, что полностью выдохся – долгий путь вверх на пределе сил меня окончательно вымотал, и поэтому сейчас сходу подняться сразу по ней уже не смогу! Я загнал самого себя в этом проклятом ущелье! Ощущение такое, какое бывает после долгого и изнурительного бега: не хватает воздуха, пот льёт градом, в висках пульсирует кровь, сердце стучит в груди, а во рту появился противный привкус крови. Обязательно нужно несколько минут передохнуть и отдышаться перед подъёмом. Поэтому разом махнув рукой на все страхи, я рухнул прямо на траву, подложив под голову свою офицерскую сумку.

Немного отлежавшись, я начал подъём, стараясь идти равномерно и аккуратно ставить ступни, чтобы случайно не подвернуть ногу. Уставшие ноги дрожали от нагрузки, но медленно и упорно заползая на холм, я подбадривал себя известными словами Глеба Жеглова из кинофильма: «Ничего, ничего! Мы ещё повоюем…» По мере того, как я поднимался всё выше, наверху холмов становилось намного светлее, чем в ущелье. Не знаю, может это после тёмного ущелья у меня появилось ночное зрение? Настырно стремясь вверх, с каждым новым шагом куда-то далеко стал отступать неприятный страх неизвестности, который не оставлял меня почти всю дорогу, тревожная надежда перерастала в твёрдую уверенность в том, что теперь я уже точно дойду до своего дома, где меня ждёт Люда.
 
Ещё на душе сразу стало веселее, потому что расширилась зона видимости: от лунного света и звёзд стали различимы контуры соседних хребтов, уходящие вдаль засеянные поля, а впереди меня появилось хорошо различимое на фоне чёрного неба светлое полукруглое свечение с непонятными отблесками. Наверняка этот свет от нашего городка! Теперь я почувствовал себя в безопасности: темнота, ущелье, мои тревоги потеряться в темноте и не найти дорогу – уже в прошлом, всё осталось позади…

Различимая и видимая тропа незаметно выравнивалась, и последние участки моей дороги долго шли вдоль колхозных полей, затем резко поворачивая влево. Здесь уже заблудиться невозможно, хорошо натоптанная солдатскими сапогами, и видимая в ночном свете светлая тропинка становилась намного шире. По небольшим, с плавными подъёмами и спусками холмам после долгого и изнурительного подъёма идти стало намного легче, несмотря на усталость ноги сами несли меня домой. Светлое зарево на небе приближалось, становилось контурнее и светлее.

Как у хорошего спортсмена – открылось «второе дыхание»! Поэтому небольшие участки и спуски между холмами я уже начал пробегать в лёгком темпе! Можно сказать, что я не бежал, а летел, как будто у меня за спиной были огромные крылья. Таких небольших горок на моём пути было немало, я не помнил точно, сколько же их всего будет и поэтому каждую преодолевал с замиранием сердца, ожидая за ней увидеть долгожданные огни. В голове крутилась только одна радостная мысль, вытесняя всё остальное: «Дошёл! Дошёл! Осталось совсем немного! Ещё несколько последних холмиков и всё! Совсем скоро появится наш городок!»

И вдруг, по мере того как я стал приближаться к очередной небольшой вершине, меня стал охватывать неописуемый восторг – совершенно неожиданно передо мной в подсвеченной темноте вспыхнули яркие огни городка! Медленно привыкая, мои глаза, полностью отвыкшие от яркого света за последние часы, радостно впитывали это свечение, поднимая настроение. Огней было много, они просто изобильно светили везде, мне казалось до самого горизонта: и не только в городке, но и на артиллеристских складах, в автопарке, складах «НЗ».

Не знаю, как должен выглядеть счастливый человек, но в эту секунду меня охватила волна радостного счастья и тихого восторга! Страхи ушли и показались смешными, ничего особенного, дорога как дорога, нормально дошёл! Я вернулся домой, наполненный разными впечатлениями. Замедляя «перегонную скорость» и переходя на обычный походный шаг, я гордо и счастливо улыбаюсь, разглядывал такие родные, милые и знакомые мне огни: «Как красиво! Просто здорово! А до этого момента, я почему-то такого факта не замечал!»

В этот момент мне даже показалось, что я издали разглядел и свой дом, от этого на душе становилось легко. Вновь привыкая к яркому свету, после долгой ночной темноты мои ночные волнения и тревоги от трудного долгого пути стали отступать куда-то далеко-далеко... Если подумать, действительно – для меня это не представляет никакой проблемы! Вот таким счастливым и удачным образом я завершил тот свой одиночный ночной переход через горы.

Военная жизнь ещё не раз испытывала меня в подобных экстремальных историях. Идут годы, но когда я вновь мысленно возвращаюсь к событиям той ночи, мне вновь приходится переживать незабываемые ощущения одиночества, которые остались на всю жизнь! Яркие впечатления отчётливо врезались в мою память, напитав её новыми чувствами! После того перехода я заметил, что стал другим и счастливым человеком.
Он оказался не просто «ночным походом» – это было что-то новое в моей жизни, духовное испытание, доказательством самому себе способности преодоления нового высокого рубежа, я был готов к нему и чувствовал что справлюсь. Считаю, что если в твоей жизни такого нет, раз ты не способен почувствовать свою внутреннюю силу, значит, так никогда ничему не научишься. Так и останешься обычной размазнёй у телевизора. Нужно уметь вовремя давать жизни пинка под зад!
 
Конечно, многим будет непонятна сама идея, для чего предпринимать такой сложный переход, и можно рассудительно спросить:
– Зачем? Для чего? Разве была в этом срочная необходимость? Зачем обрекать себя на такие сложности? Разве нельзя испытать себя как-то иначе? Можно было подождать до утра?

        Что мне на это ответить? Ответить нечего. Всё правильно, если быть рассудительным человеком, то можно было и подождать. Но всегда нужно понимать ситуацию и конкретный отрезок времени. Наверняка я бы справился и второй раз, но повторного желания больше не возникало. Здесь нужно признаться честно – того, одного раза мне хватило на всю жизнь. Конечно, пока я служил, колесо жизни крутилось, не останавливаясь, и мне пришлось ещё много раз попадать в другие трудные ситуации.
   
        А по той дороге мне довелось проходить ещё не один раз – днём и ночью, но всякий раз это бывало вместе с солдатами в составе роты. Всё-таки есть большая разница, когда ты идёшь не один, не о чём переживать и дорога всегда кажется легкой.


                КОЙ-ТАШ. 1982г. ЛЕТО. ВСТРЕЧА С ЧЕМПИОНОМ МИРА.
                ПОДГОТОВКА К ЛЕТНИМ ПОЛКОВЫМ УЧЕНИЯМ.

Как я встречал свой первый офицерский день рождения, не помню. Но твёрдо знаю, что отмечал дома, в кругу своей любящей семьи: заботливой жены и сына. Вместе с Буторовыми мы сделали очередной «выход на природу» приуроченный этому событию. Тостов было много и разных: за день рождения и укрепление обороноспособности. Резко «постарев» на один год – а в тот момент мои двадцать два года казались себе очень солидным и немалым возрастом. Впереди ещё долгая и счастливая целая жизнь! Прожито всего немного, поэтому и для грусти не было причин! При этом прошедший год, резко ускоривший жизненный ритм мной был прожит не зря!
 
Он оказался богат на разные события, и можно подвести итоги: по службе – хороший полк, батальон и рота, и в семье – жена, сын, да и новая квартира добавляла радости, всё в порядке, спрашивается – чего ещё нужно для счастья? Верилось, что всё только начинается – и главные события ещё ждут меня впереди! Я живу этим годом и уже не помню как жил раньше. То есть помню, но вот что забавно, кажется, это было давно и не из моей жизни.

Ещё в памяти остались счастливые минуты, когда мы вместе с Буторовыми «открыли» для себя купальный сезон в нашем полковом бассейне. Нам дружить с семьёй Буторовых было легко, времена нашей службы были не идеальными, но тогда было то неуловимое, что мы утратили сейчас – поступки и чувства не мерялись на деньги! Да и денег было не много. Но неунывающий оптимист по жизни Николай всегда являлся «генератором новых не очень затратных идей и развлечений», а Ирина, обладая редкой житейской мудростью, старалась не обращать внимания на мелкие бытовые проблемы.

Такая редкая способность позволяла ей с удивительным терпением и спокойствием выдерживать стресс многочисленных переездов, так как из-за специфики службы Николая им в дальнейшем пришлось менять квартиры в разных гарнизонах почти каждые пару лет. Сейчас я уже не могу не вспомнить тех подробностей, с чего всё началось, но по вечерам, если выдавался свободный вечерок, перед сном мы вместе с Колей и Ирой регулярно старались искупаться.

Поздно вечером, в то время когда наш городок уже почти накрывала полная темнота, мы выходили на прогулку и неспешно катили коляски по нижней дороге идущей мимо наших домов в автопарк. Время было позднее, близкое к отбою, поэтому все машины к этому времени по ней прекращали ездить, так что наступившую тишину в городке здесь ничего не нарушало. Правда, сюда издалека иногда доносились звуки вечерних солдатских песен, исполняемые на вечерней прогулке, хорошо слышимые со стороны строевого плаца.

На дворе стояло жаркое лето, но к этому часу дневная азиатская жара сменялась вечерней прохладой, наползающей с высоких и снежных гор. Вечерний приятный воздух, пропитанный свежестью полевых цветов, располагал к хорошему настроению после трудового дня. Неспешно свернув на тропинку, идущую к бассейну, мы с радостью окунались в приятную и освежающую воду.

К этому времени здесь уже обычно никого не было, все последние запоздавшие купальщики торопясь расходились по домам. Кроме нас – в бассейне нет никого. Даже если кто-то одинокий и забежит, мимоходом окунуться, то всего на пару минут, абсолютно не мешая нам. Освещение в бассейне уже выключено, но светлые стенки бассейна и натянутые канаты с кружками из пенопласта хорошо различимы.

В темноте только взошедшая луна и звёзды мелкими серебристыми зайчиками отражаются на чёрной глади воды. Тишина, одиночество и покой. Не знаю кому как, а мне всегда нравилась такая расслабляющая обстановка. Приятно перед сном искупаться в бассейне после трудового дня. Пока наши дети в колясках тихонько спали, мы довольные жизнью наслаждаемся молодостью, спокойствием и тихим счастьем.


Примерно в это время, я однажды зашёл в финчасть полка, когда пришло время получать очередную получку за месяц. По каким-то причинам так получилось, что мне пришлось получать её чуть позже определённого в полку дня выдачи. Поэтому в кабинете никого не было, и я здесь практически оказался один. С этим никогда не было проблем и не занимало много времени. Процесс выдачи денежного довольствия был рутинным и чётко отлаженным – секундное дело.

Приносишь с собой и подаёшь именной талончик за очередной месяц, вырезанный из расчетной книжки, которая хранится у тебя дома. Тебе в обмен на него тут же протягивают конвертик без марки, на котором простым карандашом уже заранее написана твоя фамилия, а внутри сумма до последней копейки, которой с лихвой хватает на жизнь. Никаких тебе росписей в ведомостях и проблем с ручкой. Постепенно, по мере службы таких конвертов дома накапливается огромное количество. Офицерские погоны гарантировали достаток, но военная служба была сродни игре в рулетку – в любой момент могла зашвырнуть тебя далеко-далеко.

Но в этот раз меня заинтересовал и очень удивил один необычный факт. Прослужив почти год в полку, я наивно считал, что уже точно знаю всех офицеров и прапорщиков, если не по фамилии, то в лицо и месту службы. А сейчас в пустом кабинете финансовой части передо мной оказался ещё один незнакомый человек, которого я раньше никогда не встречал. Поэтому он сразу и привлёк к себе моё внимание. Во-первых, он был в гражданке, что само по себе было удивительным для нашего полка. Но может быть, он просто находится в командировке или в отпуске?
Во-вторых, он подал по моим меркам сразу просто неимоверное количество своих талонов – не меньше, чем за шесть-семь месяцев! Вот это для меня стало более интересным и вызвало законный любопытный вопрос – как он умудрялся жить всё это время, не получая зарплаты? Понятно, что у нас в городке семьи офицеров не бедствовали, проживая от зарплаты до зарплаты, но чтобы получать вот так – сразу за несколько месяцев? Такого факта я ещё в своей жизни не встречал!

В-третьих, прапорщик-финансист взяв такое неимоверное количество талонов совсем не удивился! Неспешно полистав денежные ведомости, и пощёлкав костяшками счётов складывая суммы, он спокойно принялся отсчитывать ему стопку из купюр. Подозрительно, но я его раньше не встречал. Интересно, кто же это такой? Что он здесь забыл? И почему нашего прапорщика в нём ничего не удивляет, он спокойно с ним разговаривает и не требует никакого документа?

А сам человек молодой, по виду не больше тридцати, небольшого роста, по манерам и разговору сразу чувствуется, что совсем далёкий от военной службы… Кем же он может быть у нас в полку – офицером или прапорщиком? Что за такой удивительно засекреченный разведчик? Одни вопросы без ответов! Наблюдая молча со стороны за этой сценой я терпеливо выжидал, подбирая в голове разные варианты, но так и не находя подходящих ответов, пока этот необычный персонаж получив все деньги вышел, сердечно распрощавшись с прапорщиком.

– Мне очень интересно, это кто? – подавая свой талон, заинтересовано спросил я, кивнув головой на дверь и показывая на неё, через плечо пальцем.
– Чемпион мира по фехтованию, такой-то! – при этом он назвал фамилию, которая мне абсолютно ни о чём не говорила.
– А что он делает у нас в полку? И почему я его никогда не видел?
– Потому что он служит в спортивном клубе Казахстана в Алма-Ате, а у нас в полку только числиться и таких у нас несколько человек. Вот поэтому приезжает за получкой всего пару раз в год, так как месяцами мотается по сборам и соревнованиям. Надо знать фамилии наших чемпионов! – с хорошо видимой важностью и уважительностью в голосе, многозначительно пояснил мне прапорщик, внутренне гордясь свой сопричастностью к великой полковой военной тайне.

Усмехнувшись про себя, я удивлённо, но одновременно и понятливо кивнул головой. Вот и ответ! Такова была в те времена система армейского спорта, когда для «поддержки штанов» и неплохого приварка к семейному бюджету всем присваивали воинские звания – даже знаменитый хоккеист Владислав Третьяк имеет звание полковника! Был и у нас в военном училище такой чемпион чего-то – все четыре года его фото с кучей медалей висело на доске почёта кафедры спорта, но за это время лично этого чемпиона в глаза никто из курсантов никогда не видел. Было в этом что-то лукавое – вроде нет у нас в стране профессионального спорта, все любители и кроме спорта ещё где-то работают… или ещё удивительнее – служат.
 
Нет, я в принципе не против ритуальных майора Елены Исимбаевой (которая из-за невозможности выступить на очередной олимпиаде в утешение получила не только воинское звание, но ещё и три миллиона рублей премиальных!), полковника Третьяка и ему подобных. Но для нас, реально проходивших службу в Армии по полной программе, обидно – кто-то четыре года «умирал» в училище, потом упирается, корячится и стремится получить очередную должность, а кому-то просто так с неба (потому что он спортсмен армейского спортивного клуба) падают очередные звёздочки…
 
Конечно приятно смотреть на спортивные победы, но мне трудно понимать истинную глубину затрат огромной энергии, на бессмысленное и ненужное в приложении к войне дело. Хочешь – делай для себя и не примазывайся к Армии. Почему-то наивно считаю, что глубинный смысл офицерских звёзд для государства определяет точное количество способных и верных присяге людей для его защиты в случае войны. Вот и спрашивается, ну и что они, получив большие звёзды, если вдруг война… смогут командовать полками или батальонами? Или учить новобранцев прыгать с шестом и играть в хоккей?

Ладно, если бы им присваивали звание сверхсрочников или прапорщиков, здесь у меня нет возражений – как например, решают этот вопрос с разными певцами и танцорами в военном хоре им. Александрова, но офицерские звёзды! И каким бы ты не был самым великим чемпионом! Звёзды нужно заслужить, пройдя по полной программе «очный курс армейской подготовки»! Поэтому такие «примазавшиеся» к армии разными непонятными способами люди вызывают снисходительность и мало уважения. Очень слабым утешением для нас в этом вопросе было известное выражение: «Здесь вам не театр, в котором нет маленьких ролей, а есть только маленькие люди!»

Но тогда это было впервые и поэтому очень удивительным для меня. Стоявший рядом со мной всего пару минут назад, совсем невзрачный на первый взгляд человек оказывается великий спортсмен и чемпион. Не много и не каждый день в своей жизни приходится видеть чемпионов мира! А с другой стороны, чего я собственно ожидал? Как должен выглядеть чемпион мира? Быть квадратным шкафом, ходить с гордо поднятой головой, поплёвывая на всех окружающих и пиная двери ногами? С другой стороны понятно, что спортсмен спортсмену рознь! Скажем, штангист-тяжеловес или метатель ядра явно отличается от шахматиста, борца дзюдо или боксёра-«мухача».

Собирая марки по теме спорт, будучи любознательным и стараясь подробнее вникать в мелкие подробности, я с детства уверенно знал, что в мире существует огромное количество разнообразных видов спорта. Некоторые из них называются олимпийскими, но ещё гораздо больше и других, не включённых в олимпийские виды, но которыми занимаются люди в разных странах. И по каждому такому виду несколько раз в год везде проводятся разные соревнования: детские, юношеские, юниорские, чемпионаты, универсиады, спартакиады и так далее.
 
Каждый раз при этом награждают чемпионов – победителей! Да ещё в разных весовых категориях, а в боксе ещё по разным запутанным версиям соревнований. Знать всех невозможно, этих чемпионов набегает не одна сотня и они непрерывно меняются. И любой обычный человек с трудом сможет припомнить десяток фамилий чемпионов разных времён.
 
Да и то, только тех, кто на слуху: ярких боксёров, шахматистов, гимнастов, хоккеистов или фигуристов. А уж если брать (при всём моём уважении к ним) разного вида байдарочников, гиревиков, яхтсменов, стрелков, фехтовальщиков, борцов, пловцов, конькобежцев и лыжников… Кто их знает и помнит? Таких чемпионов знают только специалисты и люди сами занимающиеся этими видами спорта.

С годами забылась фамилия и уже не вспомнить, чем он тогда фехтовал: саблей, рапирой или шпагой… Надо честно сказать, что видел я его всего один раз в жизни, но ещё много лет позже, когда мне случайно удавалось в газете наткнуться на небольшую заметку с его фамилией, сразу вспоминалась та наша мимолётная встреча.


В полковой круговерти между нарядами, семьёй и напряжёнными задачами боевой подготовки до меня доходили разговоры о предстоящих летних полковых учениях в Отаре. Но работа полностью и целиком сгребла меня в охапку, закружила и завертела текущими задачами, а дома служебные  мысли мгновенно выветривались из головы семейным бытом, и мне наивно думалось, что это ещё будет не скоро и командир роты ещё сто раз успеет предупредить нас всех заранее.

С другой стороны мне по молодости наивно казалось – учения и учения, ну и что с того, что летние? Спрашивается, что здесь может быть необычного? Бывал я на учениях! Конечно, предстоящие учения уже не представлялись мне лёгкой и весёлой прогулкой, понятно, что придётся попотеть, но и я вроде бы уже к ним привык. Но как я ошибся на этот раз!

Такими наивными мыслями я успокаивал себя, увлечённо разрываясь между новыми семейными заботами и работой пока однажды моё тихое и спокойное утро не прервалось быстрым и настойчивым стуком в дверь посыльного, который торопливо и скороговоркой будит меня, даже не дожидаясь пока я открою ему дверь:
– Тревога! Тревога! Товарищ, гвардии лейтенант! Наш батальон подняли по тревоге!
Началось! Знакомое дело, такова философия службы в развёрнутом мотострелковом полку – здесь никогда не дают доспать! Сразу сбросив остатки сна, привычно смотрю на часы – стрелки на них застыли на четырёх с копейками. В голове сразу появляется мысль: «Что-то рановато на этот раз!» За всю свою жизнь я так и не смог привыкнуть к этим словам.

С лейтенантских времён одновременно вместе с ними где-то глубоко внутри меня что-то обрывается, там сразу ощущается ноющая пустота и в голове мгновенно возникают бегущие тревожные мысли. Они быстро перебирают все варианты, которые могли бы «осложнить жизнь»: механики, солдаты, оружие, боевая техника, а вместе с ней АКБ, заправка и ещё много чего другого…

И самый волнующий вопрос, так сказать главный, какая на этот раз тревога – учебная или боевая? Подняли выборочно только наш батальон или всех в полку? Ещё едва не самое главное: просто проверят с включением  двигателей на технике или гораздо серьёзнее – с выходом техники из парка в районы сосредоточения? А может, и чего круче – поедем куда-нибудь «выполнять боевую задачу» или свой «интернациональный долг»? Посыльного о таких вопросах спрашивать бесполезно, он сам ничего толком не знает, придётся мучиться в сомнениях, узнавая всё сам «по ходу пьесы» до встречи с Турчиным.

Наш мирно спящий до этого «счастливого момента» подъезд мгновенно наполняется торопливым и дробным стуком бегущих по нему вверх и вниз солдатских сапог посыльных, которые стучат в другие двери. Торопливо выходя из подъезда в предрассветной ночной тишине, уже слышно как в парке начинают тревожно и натужно гудеть первые моторы и каждую секунду к ним торопливо и радостно присоединяются новые.

Наш городок похож на растревоженный улей – куда ни глянь всё в движении: по подъездам одиночно бегают посыльные, небольшими группками мимо меня в парк проносятся механики разных подразделений, офицеры и прапорщики, на ходу заправляя портупеи под погон полевой формы, торопливо шагают в разных направлениях. Все тревожные ворота боевого парка открыты настежь, и по всем этим мелким приметам сразу вполне понятным любому офицеру сразу догадываешься – на этот раз в полку подняли все подразделения.

Моя задача по тревоге проста – забежать по пути в роту, узнать обстановку и в парк, к своим машинам. На ходу кратко и тревожно вспоминаю: все солдаты свои задачи знают, не зря мы тратили время на занятиях по боевой готовности, машины и механики на месте, значит, все БМП должны были завестись. Интересно, что сейчас там? Справились ли механики? Ничего, сейчас, через пару минут я буду на месте и сам во всём разберусь!

Громкий звук и оглушающий рёв от огромного количества работающих на больших оборотах заведённых моторов, для быстрого прогрева, посреди ночной тишины давит на уши и, кажется, заставляет мелко дрожать землю под ногами! Из этого общего гула на слух, как в хорошем оркестре легко различимы отдельные «инструменты» исполняющие свои партии: мощно, басовито и со скрытой внутренней силой рычат танки в танковом батальоне,  чуть звонче и на более высокой ноте гудят БМП, на их фоне совсем уж несерьёзно звучат двигатели БТРов и автомобилей. Это такой момент, когда каждый занят своими прямыми задачами и никому нет дела до других!

Площадка для всех учебных машин полка располагается в самом конце автопарка и поэтому мне приходится резво шагать по центральной дороге через весь парк. По ходу своего движения слева и справа от меня видны боксы разных подразделений с уже распахнутыми настежь воротами. Мельком успеваю зафиксировать ситуацию и у хранилищ нашего батальона.

Оттуда сквозь бело-серый дым от огромного количества заведённых машин, слышны команды, видно как там суетятся водители, механики и офицеры, но в слабом свете фар и фонарей фигуры людей едва различимы и никого узнать невозможно. Наблюдая со стороны – зрелище  завораживающее, но мне некогда разглядывать подробности.
Мне нужно двигаться дальше. Сейчас у каждого человека в полку своя задача, и секунды дорогого времени продолжают свой бег от отметки «Ч» и поэтому мне нужно дальше – к своим машинам! Для меня, как и для каждого командного офицера полка, весь мир в такие мгновения сжимается до размеров нашего места в парке. Такая окружающая обстановка вокруг заставляет двигаться бодрее, ускоряя шаг, тревожно переживая внутри – как действуют солдаты, механики и завелись ли все машины,  вот последний поворот… и мгновенная радость охватывает меня от вида площадки на которой стоят все учебные БМП полка!
 
В ночной полутьме на стоянке среди огромного ряда учебных машин быстро и цепким взглядом выхватываю машины нашей роты. Все на месте, стоят в ряду, попыхивая двигателями! Быстро понимаю, что за каждым заведённым мотором стоит живой человек: в ночном полумраке различаю, как из одних машин виднеются головы механиков в шлемофонах, а другие солдаты ещё торопливо суетятся возле своих машин, закрывают броневые листы или торопливо укладывают в десанты провода внешнего запуска – красавцы! Наша школа!

Едва я успеваю что-то спросить у своего механика, как в ночной полутьме нос в нос сталкиваюсь с Толей Кириченко – мы, с ним переглянувшись сразу без слов, понимаем друг друга, поправляя полевые сумки и противогазы. Раз он здесь – у нас всё в порядке! Пока всё для нас складывается нормально: мы на месте, машины заведены и готовы к движению, остаётся только прояснить обстановку. Ждём команды Турчина…
Буквально через несколько минут откуда-то из темноты внезапно возникает наш командир роты капитан Турчин серьёзно, но с неизменной улыбкой и хорошим настроением, несмотря на ночь и внезапную тревогу, он проясняет ситуацию доводя до нас обстановку и текущие задачи:

– Ну как у нас дела в парке, орёлики? Всё в порядке? Значит, сейчас спокойно ждём, комиссия проверит машины, после этого всё глушим и собираемся у батальона.
От этих простых и понятных нам слов ротного на душе становится легко. Всё-таки здорово у него получается – как будто всё и через броню видит! Значит, сегодня и сейчас пока никуда не выезжаем. Но всю жизнь меня мучает один неразрешимый вопрос, ответа на который я не знаю – вот откуда и из какого неведомого источника расположенного в его богатом внутреннем мире подпитывался Турчин своей энергией, оптимизмом и весельем с жизнерадостностью? Здесь нужно добавить, что выделял он всё это круглосуточно и в больших количествах, заражая и нас верой в победу в любом деле…

Даже когда его ругали, а мы чувствовали общую вину, его плохое настроение на нас никак не отражалось. Вообще-то Турчин больше опекал, учил и воспитывал нас, чем ругал. А если и ругал, то не зло, больше как старший брат или суровый отец, образно выражаясь: «Добро пожаловать, мальчик, во взрослый мир! Пора взрослеть и отвечать за свои поступки!» Наверно, если человеку такое чувство дано с рождения, значит, оно будет с ним всю жизнь, и видимо именно за такой характер и такие жизненные ценности мы и обожали его.


Оказывается, на этот раз затевались большие полковые учения, и командование дало всем подразделениям последний день на подготовку. Полк сразу стал напоминать растревоженный муравейник, дел хватало каждому: уточняли списки людей, которые едут, и которые остаются. Чистили оружие, готовили и заправляли технику, получали сухой паёк и делали много всего разного, что может понадобиться на марше, погрузке и полевой жизни.

Это были мои первые настоящие серьёзные полковые учения, когда в них принимали участие все солдаты и офицеры части. На учения привлекалось в полку всё – до последнего солдата и последней машины. За этим процессом следила строгая комиссия, состоящая из огромного количества офицеров округа. В полку оставалось минимальное количество солдат, необходимых только для охраны складов и имущества, но каждый командир пытался каким-то образом «обхитрить» жёсткий приказ.

В связи с этими учениями у меня в памяти осталась одна весёлая история. Наша рота была учебная и все БМП после выработки необходимого ресурса, направлялись в капитальный ремонт из нашей роты. Аналогично поступали и другие учебные роты полка. Но пока оформлялись документы – машины некоторое время ожидали отправки на ремзавод на специальной отдельной площадке с табличкой «В ожидании капремонта».
Я всегда с жалостью и сожалением смотрел на такие могучие машины, которые сразу становятся беспомощными, выработав срок или из-за поломки. Так было положено по всем приказам и в этом не было ничего необычного, и такой рутинный процесс никого не удивлял.

Но в этот раз почему-то командование полка решило, что такие стоящие на площадке машины очень подпортят общую картину высочайшей боеготовности. Для всех и для общего дела было бы лучше, чтобы комиссия их не увидела! Прямо по известным заветам И.В.Сталина: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы!» Так чтобы и нам насчёт этих машин не задавали лишних вопросов! Поступила негласная команда:
– Срочно убрать или спрятать!
– Куда? – наивно переспросили командиры учебных рот. На что поступило вполне армейское «конкретное» разъяснение:
– Вы что маленькие? Вам что – звёзды на погонах жмут? Всё нужно объяснять? Учили Родину защищать? Куда? Куда? Сами не догадываетесь? С глаз долой! Проявляйте разумную инициативу! И вообще, вам дали команду – вот и думайте, как выполнить задачу, а не вопросы задавать! Но помните, если комиссия найдёт хоть одну такую БМП – сразу получите строгое взыскание за укрывательство или вылетите из Армии!

Делать нечего, в армии удивляться не приходится. Приказ – есть приказ, его нужно выполнять, даже если он на первый взгляд (да и на второй тоже!) кажется дурным! Поэтому на следующее утро приказ был выполнен – площадка радовала глаз своей чистотой и простором. Но вот интересный вопрос – куда можно спрятать целую боевую машину пехоты? Да ещё и не одну? Домой, в подвал или на чердак её не засунешь! Видимо командиры учебных рот посовещались между собой и решили, что раз в такой ситуации делать нечего – будем принимать «неформальные и секретные меры»! Кому в голову пришла эта идея я не знаю, но решение было найдено. Для этого они выбрали заброшенный среди безлюдных сопок глиняный карьер на расстоянии примерно пяти километров от полка.
 
Именно в него за несколько дней до учений мы скрытно от всех и перетащили такие машины, стараясь сохранить всё в полной тайне. При этом все БМП были заботливо и по всей военной науке укрыты маскировочными сетками с кустиками под цвет местности, для того чтобы комиссия их не заметила даже с вертолёта (о таком варианте проверки нас тоже заранее предупредили!).

Для охраны оставили одного солдата с «секретным заданием», которого все запугали и заинструктировали насмерть: в полк – ни ногой, жить круглосуточно здесь (хорошо, что лето!), днём никуда высовываться, чтобы не заметили и терпеливо ждать пока за ним не придут! В части во время учений появляться очень опасно – «из опыта предыдущих учений» в полку специальные офицеры из членов комиссии регулярно проводили по казармам и столовой внезапные облавы с целью «отлова незаконно оставленных» солдат. Всех выявленных таким образом собирали на гауптвахте, а потом специальной машиной привозили в Отар и там уже на месте делали «суровый разбор» с командирами рот.

Удивительно, но тот наш солдат оказался героем! Во время учений мы каждый раз с трепетом и замиранием сердца внимательно вглядывались в лица солдат из вновь привезённой партии – но пронесло! Нашего «секретного агента» начальники так и не смогли вычислить до конца учений! Несмотря даже на то, что продуктов ему «щедро отвалили» всего дней на пять-шесть, а учения продлились больше двух недель!
Да ещё и по возвращению в полк в суете про него вспомнили как-то не сразу (только на второй или третий день) – так он, живя в одиночку и точно выполняя отданный ему приказ, удивительным образом смог выжить в этом заброшенном карьере как Робинзон из книги! Правда, честно говоря, немного похудел за время учений, так как в последние дни охраны ему пришлось «питаться» только водой из ближайшего арыка…

 
Дальше пошла привычная круговерть: марш на станцию погрузки, сама погрузка, примерно день неспешной езды в плацкартном вагоне и вновь разгрузка с маршем к полевому лагерю. Но почти сразу мне открылась одна простая истина, о которой заранее говорил Толя Кириченко – полковые учения тем и отличаются от батальонных, что на них никому нет дела до отдельно взятой роты, а тем более до какого-то отдельного взвода в ней! Командиры мыслят масштабно и высокими категориями, а нам в такой ситуации больше придётся «выживать» самим, проявляя больше полезной инициативы.
 
Полк грузился в несколько эшелонов, поэтому меня на станции погрузки Пишпек впервые поразила невообразимая атмосфера суеты и обилия бестолковых команд. Огромное скопление разной техники возле рампы привлекало внимание гражданских людей: подходили девушки, взрослые мужчины и молодые парни, которые угощали всех сигаретами, при этом все норовили заглянуть в люки боевых машин. Вдоль колон и стоящих кружками солдат шла оживлённая «военная» жизнь: в разных направлениях пробегали посыльные, механики тянули проволоку для крепления машин, суетливо проходили незнакомые офицеры.
 
Что делать в такой ситуации, когда начнём грузиться и на многие другие вопросы – был только один ответ: «Ждите команды и не теряйтесь!» Такая атмосфера больше всего мне напоминала какой-то фантастический турнир между шахматистами и любителями домино – суета и бестолковость, с которой я ещё не сталкивался.
Разгружались в этот раз на безжизненной последней станции Бель перед Отаром, которую реально нельзя было даже называть станцией, она мне больше напоминала обычный заброшенный посреди пустыни железнодорожный разъезд, с десятком маленьких и глиняных домиков, где были сооружены две маленькие рампы, сложенные из обычных шпал.

Ещё главной достопримечательностью станции был ЖД переезд. Где всегда практически пустая с редкими машинами старая разбитая асфальтная дорога пересекала рельсы (он позже сыграет большую роль в одной из моих командировок). Куда вела эта дорога, я никогда не интересовался, но рядом с пустынным переездом главным ориентиром была небольшая столовая.

Конечно столовая – это громко сказано, кто жил в Азии тот хорошо себе представляет обычный небольшой домик, в котором стоят три-четыре столика с буфетной стойкой, где можно себе что-то докупить. Всё её отличие от других домиков было в вывеске над входом и обычной земляной площадкой перед ней. Само наличие здесь столовой, в этом заброшенном на наш взгляд месте всегда вызывало лёгкое удивление, очень напоминающее виденное во многих американских фильмах, когда там посреди пустыни вдруг стоит одинокий дом,  заправка  или столовая.


     ОТАРСКИЙ ПОЛИГОН. 1982г. ЛЕТО. ПОЛКОВЫЕ УЧЕНИЯ.
                ПОДГОТОВКА. (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

С этой столовой и станцией Бель у меня позже была связана одна весёлая и хорошо запомнившаяся жизненная история. Однажды наш батальон, возвращаясь с очередных учений, вновь оказался на этой станции. Сейчас я уже точно не смогу вспомнить время года – то была ранняя весна или поздняя осень, но в памяти хорошо отпечаталось, что вся станция была в непролазной грязи. Правда сама скользящая грязь, окружавшая нас вокруг и которую размешивали гусеницы машин и сапоги солдат, была разной консистенции – где чуть погуще, вроде сметаны, а где больше напоминала жидкий кефир. К этому впечатлению «добавлял весёлое настроение» мелкий моросящий дождик, идущий с небольшими перерывами из серого неба.

Наша батальонная колонна БМП, совершив марш по пустыне, в ожидании погрузки выстроилась вдоль пустой и безжизненной станции. По такой ситуации никому лишний раз не хотелось выходить из машин, поэтому пехота через открытые люки в десантах тоскливо и уныло наблюдала за складывающейся обстановкой, а командиры больше общались по связи. У всех было только одно желание – быстрее загрузиться в эшелон и поскорее уехать отсюда!

…Но видимо в этот раз у «великих полководцев» что-то не «срослось» и нас обрадовали неожиданной вводной: «Платформы будут только завтра, поэтому ваша дальнейшая задача – быть на месте, терпеливо ждать указаний и ночевать здесь!» Нужно сказать, что такая понятная перспектива развития событий была привычной армейской рутиной, но одновременно с тоскливой погодой совсем не добавила нам оптимизма и энтузиазма. Да и очень насмешило указание «быть на месте» – очень интересно, куда здесь спрашивается можно потеряться, если на десятки километров вокруг пустыня и ни души?


Здесь я сделаю небольшое отступление для понимания полноты общей картины. Честно говоря, вообще-то окружной полигон Отар – это такое место, куда совсем не хочется никогда возвращаться. Такой вывод я сделал на основе собственных наблюдений во времена службы в Казахстане, так как мне много раз и в разное время года пришлось побывать в Отаре.

Так что же это значит? Это означает только то, что я сказал – здесь не бывает хорошего времени года! Не зря в этом районе не хотят жить нормальные люди, именно поэтому он так хорошо подходит для военного полигона.  Здесь два основных времени года, быстро сменяющих друг друга: зима – холодная, с сильными пронизывающими ветрами и лето – с сумасшедшим пеклом, от которого нигде нет спасения. Хуже места мне в своей жизни видеть не доводилось, и каждый раз, попадая сюда, мне казалось, что я попадал в другой мир!

Весна и осень условно обозначаются парочкой недель с непролазной грязью от тающего снега или дождей, что тоже не вызывает большой радости. Так что же лучше выбирать? Самый правильный ответ – ничего! Сюда лучше вообще не приезжать, но если вдруг волей судьбы сюда попадаешь, то от безысходности со всем этим приходится смиряться как и с тем, что время здесь ползёт черепашьими шагами. Согреваешь себя, считая дни только одной прекрасной мыслью, что скоро ты отсюда уедешь! Конечно, нужно признать, что бывали здесь и хорошие солнечные дни без ветра, жары или холода, но воспринимались они больше как радостное исключение, надолго оставаясь в памяти.


Но в тот день, про который я рассказываю, погода была именно такой,  по меткому выражению Аркадия Райкина – мерзопакостной. Мелкий идущий дождь, который и не думал прекращаться преследовал нас с самого начала марша и грязь не вызывали желания лишний раз куда-то выходить, так как все понимали всю одежду придётся сушить на себе, а поэтому не очень здорово сидеть в машине в промокших бушлатах и комбинезонах.

Внимательно оглядев беспросветный серо-пепельный горизонт, становилось понятно, что запасов воды у неба хватит до самого вечера. Эту живописную картину дополнял непонятно откуда взявшийся холодный и пронизывающий ветерок. От него начинался неприятный озноб, и появлялось чувство тоскливого неудобства. Пользуясь паузой, пехота быстро перекурила на пронизывающем ветру, и торопливо сбегав к обочине, вновь полезла в машины. Внутри БМП всё-таки было относительно теплее и уютнее, чем на улице, поэтому всякая жизнь в колонне постепенно затихла и все сидели по машинам на своих местах, плотно закрыв люки, коротая время в полудрёме.
 
Откинув спинку своего командирского сидения, я тоже лежал на бушлате в темноте машины с закрытыми глазами, вслушиваясь в стук колёс проезжавших мимо поездов и мелкий шорох дождинок, который периодически сменялся ударами первых тяжёлых капель переходящих в ливень. Тогда нервный и злой дождь несколько минут ожесточённо хлестал по броне БМП струями воды, создавая сильный шум.

Очень редко в военной службе выпадают такие минуты счастья – когда тебя «не кантуют» старшие начальники, озадачивая разными вводными. Тебя просто оставили в покое, и ты сам хорошо осознаешь, что до самого завтрашнего дня до тебя никому нет никакого дела. Выполняй самые приятные армейские команды – «Ждите указаний!» и «Отслеживайте обстановку!», и можешь спать в своей машине сколько хочешь, получая удовольствие от жизни.

Конечно по такой погоде, честно говоря, лучше всего лежать и мечтать как хорошо сейчас оказаться дома, в нашей квартире. Люда сварила бы мне крепкого кофе, и я пил его небольшими глотками из маленькой чашечки, наблюдая на такой дождь в окно. Такие мысли согревали домашним теплом, но с таким же успехом можно было мечтать о полёте в космос или о черноморском побережье.

В БМП было тепло и уютно, даже вылезать не хотелось. Прошло несколько часов такого мирного покоя, а я уже успев вдоволь выспаться начал скучать и просто лежал с закрытыми глазами, медленно и лениво размышляя над своими дальнейшими действиями. Когда вдруг рядом со мной хорошо слышимый в тишине через броню зазвучал торжественный голос с паузами, кося под диктора Игоря Кириллова:
– Внимание! Внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаём важное правительственное сообщение! – При таких первых словах я напрягся, сразу подумав, что это кто-то включил радиоприёмник, и хотя интонация и паузы была правильными, сам голос мне сразу почему-то показался очень знакомым, но я всё равно заинтересовано сосредоточился, стараясь внимательно вслушаться в дальнейшие слова. А голос между тем, продолжал:
– По итогам долгих и ожесточённых боёв гвардии лейтенанту Азарову Артуру Евгеньевичу присвоено звание Героя Советского Союза…

Ну, погоди шутник! Только после этих слов до меня мгновенно дошёл весь юмор сказанного, и я от души рассмеялся над собой, теперь всё понятно – так дурачиться мог только мой друг из соседней роты лейтенант Рудой. Только ему в голову могла прийти такая весёлая шутка-розыгрыш! Молодец! И вообще здорово, что он пришёл проведать своего боевого товарища и поднять ему настроение.

Открыв люк, я погрозил ему кулаком, и радостно оглядевшись по сторонам, спрыгнул на землю, натягивая плотнее шапку на голове. Жизнерадостно улыбаясь, Сергей разгрызал большой сухарь из белого хлеба, от которого он отломил половину и протянул её мне. Время клонилось к вечеру, начинало темнеть и небо (как говорят художники) приобрело цвет маренго. Мне с детства почему-то очень понравилось необычное и загадочное слово «маренго»!

Когда я впервые его услышал, ещё точно не зная, какой же это цвет, мне почему-то показалось, что он, судя по необычному названию должен быть ярким и праздничным! От него веяло какой-то экзотической и далёкой африканской неизвестностью, чем-то неуловимым – наподобие манго, авокадо и попугая какаду. И каково позже стало моё разочарование, когда я узнал, что цвет маренго это банально чёрный, с серо-синим отливом. В тот же миг для меня из него исчезла придуманная раньше яркая сказка, но само слово очень понравилось.    

Взглянув на серое небо, которое уныло отражалось во всех триплексах БМП, на нашу затихшую безжизненную колонну машин, при этом заботливо смахнув рукой с брони мокрые дождевые капли, мы вдвоём помолчали, хорошо осознавая, что заняться нечем. Давая мне время оглядеться по сторонам, Рудой вдруг предложил мне вполне здравую, пришедшую ему в голову в такой ситуации идею (оказывается, он откуда-то узнал и именно за этим он пришёл ко мне «посоветоваться») – здесь на разъезде есть небольшая столовая. Так почему бы нам вдвоём не прогуляться «на разведку», а если очень повезёт, сразу и на ужин в придорожную таверну? Тем более до неё от нас было недалеко – всего-то примерно километр по шпалам!

А что, идея хороша! Действительно мы немного засиделись, почему бы нам не «прогуляться» от скуки перед сном? Дождик притих, перспектива провести ночь по холодным машинам не очень радостная. Тем более чем ещё здесь заняться? Туда-сюда пройдёмся, может, чего-нибудь купим, вот и «убьем» пару часиков, а за это время здесь всё равно ничего не измениться.


Вот таким образом примерно через полчаса мы оказались единственными посетителями в той пустой столовой. Несмотря на поздний час, столовая работала. Обстановка внутри была очень скромной, но было тепло, а для нас это было главным. Всем процессом здесь заведовала пожилая малосимпатичная, но радушная казашка, видимо живущая на этом переезде без всяких перспектив к улучшению жизни, которая в одном лице успевала быстро разогревать, подавать, рассчитывать и убирать.
 
Среда определяет сознание – родившись на Украине, русский по воспитанию, но живя в Казахстане, мне нравятся манты, лагман и плов, но здесь этим, как и «Книгой о вкусной и здоровой пище» совсем не пахло, всё было гораздо проще. Мы сразу предупредили её, что нам торопиться некуда, наша мечта посидеть здесь в тепле подольше, и она понятливо кивнула головой. Для компенсации вкуса незатейливых серых макарон, даже не спрашивая нас, догадливая казашка ловко выставила на стол бутылку дешёвого вина. Эх! Как сейчас хорошо было бы закусить её жареной картошечкой с солёными огурцами.

Мы с Сергеем одобрительно и понимающе переглянулись: «Это мы удачно зашли! Тётка молодец! Хорошо и правильно решает все проблемы, по такой погоде. Почему бы и нет? Да что нам привередничать в такой ситуации, после тяжёлых учений и по такой дрянной погоде, это же для повышения настроения и хорошего аппетита!» Поэтому я ножом ковырнул пробку на бутылке.

После пары согревающих рюмок и первой порции еды нам стало так хорошо, что сами собой куда-то далеко ушли проблемы учений, забылись БМП, окружающая грязь, а сама мысль о ночёвке в холодной машине уже казалась не такой уж и плохой. Вино горячило кровь и поднимало настроение, сбрасывая с плеч груз ответственности, да и хозяйка столовой нам всё больше нравилась.

Справедливости ради надо заметить, что вопрос о женской красоте довольно спорный. Для «нищего» мэра Лужкова и Елена Батурина, наверное, красавица! Хотя, все понимают, что основной её красотой являются совместно награбленные миллиарды. Хорошо помню себя, как в Чечне по второму месяцу пребывания, глядя на местных женщин (которые в большинстве своём были маленькие, полноватые и кривоногие), ходивших или торгующих вдоль дороги в галошах, испытывая богатые сексуальные фантазии, не раз ловил себя на мысли, что для меня они начинали казаться без пяти минут супермоделями!

Как обычно после третьей рюмки возникало острое желание обсудить ситуацию в стране, поэтому мы решили всё снова «повторить», так сказать, для закрепления результатов «разведки». Нам здесь стало так хорошо и уютно, но сиди, не сиди, а настало время возвращаться обратно.

В общем, когда мы осознали, что сиди, не сиди, а перспектива дождаться здесь выступления полуголых танцовщиц из «Мулен Руж» или на худой случай встретить одинокую красавицу в прозрачном люрексе и боа очень туманная, довольные полученными впечатлениями вышли из столовой в ночную мглу и потопали по шпалам обратно. Настроение, несмотря на сырую погоду, было самым прекрасным. Тусклый свет фонарей освещал нам дорогу, вокруг стояла тишина, а огни разноцветных семафоров вдоль рельсов празднично подмигивали, повышая настроение.

Когда мы проходили по пустынному разъезду мимо единственного типового маленького домика в одно оконце, стандартного для всех железнодорожников (где сидит дежурный по переезду) у Серёги возникла сумасшедшая мысль. Не знаю, что им двигало, но в тот момент, когда он открывал купленную пачку сигарет «Родопи», прямо как у Винни-Пух из одноимённого мультфильма задумчиво произнёс:
– Артур, куда нам с тобой торопиться? Раз мы гуляем по ночному разъезду, то давай зайдём в гости? Может быть, нам здесь будут рады?
– А если нет? – Осторожно я возразил ему, стараясь вывести Серёгу Рудого на более-менее осмысленную тропу рассуждений.

– А если и нет, то тоже ничего страшного! – Он глубоко и с видимым наслаждением затянулся и решительно махнул рукой, сделал шаг к двери домика. – Зайдём, поздороваемся и пойдём дальше!
Вежливо постучав, мы с ним переступили порог небольшого и загадочного домика. Свет в нём был выключен, но в ночной темноте разноцветные таинственно мерцающие жёлто-зелёно-красные огоньки на небольшом световом табло давали возможность рассмотреть сидящего перед ним немолодого мужчину.

В домике было очень жарко от светящего в темноте малиновой спиралью обогревателя, поэтому дежурный сидел в одной рубашке. Он добродушно приветствовал нас и с радостью начал беседовать с Сергеем на разные темы. Я больше помалкивал, надеясь в душе на то, что разговор вскоре будет закончен, и мы двинем дальше.
Продолжая беседу Сергей, своим опытным взглядом оценив степень теплоты в домике, деревянные полы, каким-то невероятным образом свернул на мысль, что на улице стоит плохая погода, а спать в БМП холодно. Вот было бы очень здорово, если бы дежурный разрешил нам двоим поспать прямо здесь у него в домике… на полу, до утра всего каких-то пару часиков!

Невероятно, но факт! Добрый дежурный разрешил, правда, при этом сетуя на тесноту и почему-то называя нас «солдатиками». Толи он в темноте не видел на погонах наших звёздочек, толи не понимал, что мы офицеры. Но нам в тот момент было наплевать на такую мелочь – быстро расстелив бушлаты на полу, мы счастливые вытянулись вдоль стенок. Моя душа при этом радостно запела – как мы ловко и здорово устроились в тепле!

Всё-таки Сергей молодец, что проявил солдатскую смекалку! Признаюсь, я бы точно так не смог, у меня бы язык не повернулся заговорить с дежурным об этом, из-за своей скромности и правильного воспитания! И ничего, что домик маловат, нам хватает – правда мне со своим ростом приходилось сапогами упираться в одну стенку и ноги Серёги, а головой в другую. В тесном и узком простенке между пультом и стеной можно было расположиться только бочком, при этом голова оказывалась с тыльной стороны пульта, а коленями приходилось упираться в стул дежурного.
Но спать вот здесь на полу и в тепле было намного лучше, чем в «комфортных условиях» БМП. Да! Да! Я понимаю мнение всех критиканов! Высокое звание гвардейского лейтенанта и всё такое… Но вот такая иногда получается простая философия – приходится идти на разумные жизненные компромиссы. С такими довольными мыслями я быстро уснул, подложив под голову шапку, несмотря на тесноту и необычную обстановку.

Это была прекрасная, незабываемая и счастливая ночь в моей жизни! Посреди бескрайней пустыни, на заброшенном и грязном переезде мне было так хорошо и уютно в этом тёплом и небольшом домике. Таких необычных и запоминающихся ночей за всю бурную службу набежало немало. Сквозь сон мне периодически было слышно, как щёлкают в пульте какие-то контакты, дежурный нажимает разные кнопки и что-то негромко бубнит в микрофон, ведя переговоры по связи. Необычную темноту комнаты подсвечивали цветные лампочки, тихо шуршали вентиляторы, а мирную тишину и покой разъезда нарушали только проезжавшие мимо поезда, ритмично постукивая колёсами на стыках...


Мне нравиться ездить на БМП в любом качестве: командиром и сидя на месте механика, управляя бронированной машиной – работающий мотор приятно урчит, попыхивая солярным выхлопом, и в нём привычно чувствуется огромная мощь шестицилиндровой силы. БМП восхищает своей логикой и целесообразностью, в которой каждый прибор и деталь являются воплощением человеческого ума, приятно, когда ты знаешь машину до любого мелкого винтика и хорошо понимаешь, как это всё работает.
Глаза легко намечают дорогу, твои руки и ноги просто и без усилий делают привычное дело, ручка переключения передач сама послушно ложиться в ладонь, а гусеницы весело поскрипывают на поворотах. Особо не важно, куда ты едешь, здесь главное – внутреннее ощущение душевного подъёма и восторга от того, что такая грозная боевая машина послушно реагирует на малейшее движение штурвала.
 
Скажу честно, пока служил в Кой-Таше и повседневно был связан с машинами, не замечал за собой каких-то особых чувств, так как они были частью моей жизни. Но позже, когда я был переведён в другой полк, где основой были БТРы, и мне вдруг удавалось проходить мимо строя машин или видеть на горизонте знакомые контуры БМП – накатывали приятные ностальгические воспоминания, и сердце внутри начинало биться чаще. Мне нравились эта машина, изученная до каждого мелкого болтика и понятная как родная и любимая с детства вещь. Конечно, надо признать, что служба на БТРах во многих отношениях была более комфортной – чище, теплее и уютнее, но в них не было той скрытой звериной мощи и той манёвренности, позволяющей развернуться на одном месте.
 
В этот раз долгий марш на исходе дня, когда низко висящее красное солнце всё никак не могло скрыться за горизонт, проходил по полевым и пыльным дорогам. Наша батальонная колонна вытянулась длинной лентой, так как механики увеличив дистанцию, пытались избавиться от облака пыли идущих впереди машин, хотя это слабо помогало.

Сидя на броне, я по своей привычке глядел по сторонам, стараясь запоминать дорогу, которая сначала шла вдоль железной дороги, а потом резко повернула в небольшие песчаные сопки. Своими вершинами они закрыли горизонт, но через пару километров холмы вновь раздвинулись, и перед нами открылась долина Отарского полигона. Как это мне пригодилось буквально на следующий год!
 
Долгий путь привёл нас в полевой лагерь для всего полка, который был расположен «На ручье». Такое место на Отарском полигоне имело своё особое нарицательное значение. Если кто-нибудь в разговоре упоминал: «На ручье» – всем сразу, без лишних подробностей становилось понятно, где это находится, перепутать его с каким-то другим районом было невозможно.

А само место, расположенное справа в пару километрах от центральной дороги, конечно, было приметным и удивительным. Правда, если ты точно дорогу туда не знаешь или ни разу там до этого не был – его никогда не найдёшь, как не пытайся подробно объяснять. Можно долго кружить по полевым дорогам, идущим в разных направлениях посреди обычных и похожих друг на друга выжженных солнцем жёлтых сопок и совсем не факт, что найдёшь.

Потому как, только в одной из низин между ними вдруг совершенно невидимый издалека внезапно из-под земли начинался мелкий и извилистый, шириной чуть больше метра небольшой ручей с кристально-чистой водой, который уже через несколько сот метров вновь бесследно скрывался в песке.

Поразительно, но факт, если не знать о ручье, то вполне можно было бы умереть от жажды в нескольких метрах не найдя его, до того он был неприметен в своём глубоком русле и не имел никаких явных признаков. Рядом с ним не было ни одного деревца или зелёной травки – только обычная, как и везде глина с песком!


Летние учения в Отаре – это отдельная страница ярких и одновременно кошмарных воспоминаний о военной службе! Годы отодвигают от нас прошлого, но даже они не могут стереть из памяти незабываемые моменты. Многие люди, не побывавшие там, просто не могут себе представить и вообразить окружающую картину мира, без единого деревца и такого адского пекла даже в самом страшном сне! Особенно в Тюмени, когда начинаешь вспоминать и рассказывать местным уроженцам о летних месяцах в Отаре, то многие смотрят на тебя подозрительно и недоверчиво, а по глазам видно, что про себя думают – да такого вообще не может быть, это он преувеличивает для «красного словца»!

Такое неверие мне хорошо понятно. У меня есть свой жизненный пример из детства. Когда я ещё маленьким мальчиком слышал или читал про знаменитую церковь на острове Кижи, якобы построенную без единого гвоздя – глубоко в душе сам в такое не очень-то верил! Как же такое возможно? Ещё слышал, что вроде бы таким же способом строят и обычные дома на русском Севере и в Сибири. Когда я наталкивался в книжках на такие картинки, то внимательно их рассматривал и вглядывался, но по ним ничего понять было невозможно.

Конечно, когда ты живёшь в Казахстане или бываешь у бабушки в Донбассе, и тебя с самого детства окружают каменные дома трудно в такое поверить. Ну, не никак мне в такое не верилось – невозможно деревянный дом построить без гвоздей! Даже когда я вырос и окончил военное училище, много прослужил офицером, до самого переезда в Тюмень был убеждён, что в этом вопросе существует какой-то свой тайный подвох! Какая-то своя хитрость или аллегория.

Вроде того – вполне возможно, что брёвна на самом деле соединяются скобами или каким-то клеем.  Что само по себе будет формально верным утверждением, действительно – церковь построена без гвоздей. Или придумано ещё что-то хитрее – как например, у Тура Хейердала на бальсовом плоту «Кон-Тики» и на его папирусных лодках «Ра» все детали увязывали прочными канатами и верёвками, поэтому и в том случае можно было уверенно говорить, что они построены без гвоздей.

И только через много лет, когда я уже в Тюмени собственными глазами увидел как умельцы ловко и просто собирают срубы домов, бань и других строений понял, что здесь нет ничего необычного. Действительно, наблюдая, как прочно брёвна удерживаются в специальном замке, вполне можно обойтись без гвоздей используя только деревянные клинья и шпоны.

Но мы отвлеклись от главной темы, так вот – такая жара, бывает! И самая сильная жара, которую мне приходилось видеть в своей жизни, была на Отарском полигоне! В летнее время над полигоном на небе никогда не бывает даже маленького, малюсенького спасительного облачка, и никакого муссона, как на берегу океана не дождёшься! Океаны отсюда далеко, а вот песка навалом, до самого горизонта! Поэтому солнце, от которого совершенно некуда спрятаться в этой пустыне, печёт как раскалённая сковорода и вокруг тебя бешеная жара… Жара – с настоящей большой буквы!

От такой мощной силы солнца днём все железные предметы нагреваются до такой температуры, что до них невозможно дотрагиваться. Вокруг тебя горячее всё – оружие, техника, радиостанция… Палящее солнце, высокая температура воздуха и жара высушивает организм, и сколько не пей, из тебя мгновенно испаряется вся влага, так что ты рано или поздно доходишь до завистливой мысли – жаль, что у человека нет горба как у верблюда!

Поэтому твой мир весь день состоит из окружающего раскалённого воздуха, горячей брони, каски, автомата, но солнце и жара ещё полдела. Летом, кроме жары, песка и бескрайней пустыни тебя здесь встречает… пыль! Пыль – это отдельная и главная песня в этом хоре. Пыли – здесь целое море и она с мелким песочком непрерывно сопровождает тебя везде: она проникает в БМП, впитывается в одежду, в глаза, в рот, хрустит на зубах… с этим невозможно бороться и от неё здесь некуда спрятаться! Из-за такой обстановки у тебя резко «повышаются» и командирские качества – появляется новая жёсткость, требовательность и настойчивость.

Каждый раз, попадая сюда, ты сначала от всего этого звереешь, раздражаешься, доходя до белого каления, но потом, существуя в такой реальности день за днём – смиряешься, привыкая к суровой неизбежности летнего Отара, и уже живёшь, стараясь не обращать внимания на мелкие неудобства. Ты здесь просто выживаешь в условиях этой раскаленной пустыни вместе с её пылью! Даже мне, выросшему в Казахстане и выпускнику Алма-Атинского училища, которому казалось, что я хорошо знаком с жизнью в пустыне по нашему учебному центру, пришлось очень подивиться такой гиблой обстановке.

Бесконечно далёкая отсюда привычная жизнь высокогорного Кой-Ташского гарнизона с чистым воздухом, асфальтом под ногами, сочной зелёной травой, высокими и тенистыми деревьями кажется раем, прекрасной сказкой, которую ты раньше не замечал и не ценил. Единственным печальным недостатком той жизни в гарнизоне (или тайным воспитанием любви к учениям) было постоянное стремление вышестоящего командования создавать невыносимые условия службы неожиданными вводными.
 

Почему-то эти летние учения у меня в памяти остались маленькими фрагментами, небольшими кусками и не всегда связанные только с моментами боевых действий. Запомнились обычные, можно сказать бытовые эпизоды и подробности службы.
…В одно очередное утро я просыпаюсь без настроения и, медленно открывая глаза, обвожу взглядом выгоревшую на солнце ткань нашей палатки. Палатка на время учений становится родным домом. Несмотря на утреннюю прохладу, нестерпимо хочется пить и язык наждаком дерёт рот, а сознание постепенно возвращает меня в реальность, в голове проявляется мысль: «Я ещё в Отаре», – от этого настроение становиться ещё хуже и тоскливее. Мне предстоит провести здесь, на жаре и в пыли, ещё один день этой бессрочной каторги.

        Учения показные, поэтому знаю наперёд, что нам предстоит сегодня делать – нас ждёт ещё один день изнурительной тренировки атаки переднего края и действий в глубине обороны противника. Всё это кажется лёгким на словах, пока ты сам не попробуешь, окунувшись в жизненную реальность. Начинается всё однообразно: долго стоим в колоннах на исходной позиции и ждём команды, потом «По машинам», «Вперёд!» Взревут движки, скрипнут гусеницы, и дело пошло! Поехали – пыль глотать до момента десантирования! Затем повтор, всё сначала с учётом всех ошибок.
И так – весь день до бесконечности, до самого вечера (даже обед сдвинули на 18.00!) с небольшими перерывами на разбор. А вечером возвращаемся в палаточный лагерь измотанные, усталые, пыльные и потные, с одной мыслью в голове – скорее провалиться в сон… Это Армия, сынок, никто тебе здесь комфорт и уют создавать не собирается.

       Помню как несколько дней назад Турчин, вооружившись звеном штыревой антенны, снятым с БМП вместо указки подробно объяснял нам на песке замысел предстоящих действий. Нашему батальону доверили наступать в первом эшелоне, мы атакуем противника с ходу в пешем порядке. При этом он глянул куда-то за горизонт, ища глазами там невидимый ориентир, и его лицо приобрело выражение спокойной сосредоточенности, как у морского капитана перед выходом корабля из порта в океан. Именно поэтому всё (развёртывание в боевую линию и спешивание) должно получаться красиво и одновременно!

Зачем? Наивный и глупый вопрос. А затем, что с вышки на КП-1 за нами будут следить и оценивать наши действия большие начальники (учения показные) – командующий САВО и куча приглашённых гостей, среди которых, говорят, будут и иностранцы. Конечно, такая суета носила показушный характер, но таковы были правила игры, и их необходимо было соблюдать, так как именно этот показушный фактор на учениях является основным оценочным показателем боеготовности и профессиональности всех подразделений.

Но мои мрачные мысли уходят вместе с умыванием и завтраком – рядом примостился наш связист-балагур Саша Зубков. В руках у него, как всегда какая-то электрическая фигня, вроде реле. Он крутит её, щёлкает, наверняка думая, кому бы её припаять! Пока он юморит все мысли о предстоящей тренировке переключаются куда-то далеко, только медленно потягиваешь из кружки безвкусный и без запаха армейский чай – здесь ничего не скажешь, наверняка грузинского последнего сорта. Да и с чего бы ему пахнуть, скажем, №36, сказочной Индией или островом Цейлон?

Вчера всех комбатов собирали на вышку «дрючить» (в смысле – на разбор наших действий) так наш комбат, когда вернулся, сказал, что там прямо в глазах рябит от генеральских лампасов! И это ещё пока только на тренировках! «Вы должны гордиться этим! Так надо! Только так и можно научиться воевать! Таким образом, наша страна твёрдо и настойчиво готовит нас к славным победам!» – неожиданно всплыла в памяти цитата из вчерашней политинформации замполита, которую он проводил с солдатами. Это он красиво сказал, кто бы сомневался, что замполит все политические дела знает намного лучше, чем двигатель УТД-20!

 
Здесь нужно честно признать, что в своём деле он был действительно большим профессионалом! Как политработник, когда это нужно было для дела, был идейным, но при этом оставался порядочным человеком и поэтому, не будучи «инвалидом» – это когда сам здесь, а рука в Москве или в округе он в нашей командирской среде пользовался уважением. Замполит особо не докучал нам нудными политинформациями, выпусками боевых листков, ходом социалистического соревнования между взводами и планами воспитательной работы. Нужно отдать ему должное, он сам как-то незаметно управлялся со всей этой показной мишурой отвлекающей нас от боевой подготовки.
На всю жизнь у меня в памяти осталась одна весёлая и удивительная история, очень поразившая меня в те лейтенантские годы, связанная с нашим замполитом роты ст. л-том Ватажициным. Однажды на очередных учениях (в этот или другой раз, уже не припомню за давностью лет, и не в этом суть истории) мне лично самому пришлось увидеть и поразиться его мастерству великолепной и искромётной импровизации.
 
…В то утро всё шло по обычному плану и распорядку дня. Наша рота как обычно для утреннего осмотра выстроилась на передней линейке перед нашей офицерской палаткой и сразу после этого намереваясь направляться на завтрак. Осмотр заканчивался, старшина роты ещё уточнял какие-то моменты быта, а мы, все офицеры роты собрались в нашей палатке, неспешно обсуждая свои повседневные вопросы. В этот момент дежурный сержант внезапно сообщил всем неожиданную вводную – по каким-то техническим причинам срывается завтрак в столовой и поэтому он откладывается на час.

При этом замполит батальона (чтобы не терять драгоценного времени!) распорядился, что именно в этот час во всех ротах необходимо провести политзанятия с личным составом. Место и метод проведения – в строю, прямо на передней линейке (Нужно пояснить, что политзанятия были делом серьёзным, прямо «святым» – от них просто так не отмахнёшься, замполит батальона капитан Натуркач всегда лично контролировал этот вопрос, поэтому срыв их считался преступлением и тебя вмиг заслушали бы на партсобрании с соответствующими выводами!)

Очень быстро переглянувшись между собой, у нас в роте вопрос кому проводить политзанятия решился понятно и без лишних слов – всем было ясно, чей это «хлеб» при «живом» замполите! Поэтому мы с Анатолием с радостными и довольными лицами одновременно упали на заправленные кровати. Ватажицин с завистью взглянув на нас, но проявляя большую выдержку и уставную дисциплину, не стал вслух озвучивать свои мысли на этот счёт, а только глубоко и протяжно вздохнул, очень напоминая мне солдата вернувшегося с фронта к сожжённой врагами хате.

Но по его лицу нам легко можно было догадаться, что он на самом деле думает о вышестоящем командовании. А я по своей привычке (учиться и подмечать у других для себя на будущее полезные моменты и кое-что мотать на ус) стал с интересом наблюдать за ним.

Конечно, если бы с нами не было замполита роты, то Турчин провёл бы их сам или доверил проводить политзанятия мне или Толе Кириченко. Ну и провёли бы, ничего в этом не было нового или трудного. Мотострелковый офицер специалист по всем вопросам – я нашёл бы, о чём поговорить и без подготовки. В Армии для офицера много тем для простора мыслей: политическая обстановка, замысел предстоящих учений, дисциплина, меры безопасности, можно подвести некоторые итоги, отметить действия лучших солдат роты и весело пожурить недотёп. Ещё можно постараться осветить и другие, не менее важные вопросы, начиная от формы одежды до сохранности и чистоты оружия – очень многому я «нахватался у Турчина» за годы совместной службы! Для меня такое стандартное решение вопроса было самым понятным.

Но наш замполит роты решил эту задачу по-другому, он пошёл своим оригинальным путём. Вот почему его политзанятия и врезались мне в память своей необычностью. Получив такую совершенно неожиданную вводную, он спокойно и внимательно оглядел всю нашу палатку в поисках чего-то, и остановил свой взгляд на небольшом полевом столике, стоящем в углу палатки. Его вместо скатерти заботливый старшина застелил несколькими развёрнутыми газетами, которые свисали по бокам.

Сделав небольшой шаг к столику, Ватажицин на моих глазах спокойно и аккуратно оторвал с краю от лежащей ближе всего к нему газеты небольшую заметку, размером не больше ладони и, держа её в руке, сразу вышел к солдатам. Незаметно наблюдая за его действиями, я был изрядно удивлён и абсолютно уверен, что он эту заметку не выбирал специально, стараясь наспех проглядеть и читая другие газетные статьи. Убеждён, что он точно отрывал её наобум – просто ближайшую к краю газеты, и так заботливо, чтобы не сильно «повредить» нашу импровизированную «скатерть»! Как говориться в таких случаях «методом научного тыка» или методом лотереи.

Турчин лёжал на кровати с закрытыми глазами, погрузившись в свои мысли и счастливо чему-то улыбался, а солнечные зайчики затейливым калейдоскопом играли у него на лице. Возможно, он просто радовался свободным минутам и покою. В этой тишине, заинтересовавшись всем происходящим, я начал внимательно прислушиваться к смыслу слов замполита – все-таки мне стало любопытно.

Зачем он оторвал клочок газеты – конечно, не трудно было догадаться. Для проведения занятия, но только оставалась загадка, что же за такое важное сообщение он оторвал? И о чём он будет говорить с солдатами целый час, если та заметка в газете всего-то в несколько строчек? Солдаты нашей роты тихо и привычно слушали его, а в тишине полигона через тонкую ткань палатки громкие слова замполита мне были хорошо слышны.

Лёжа на кровати, я весь обратился во внимание. Но замполит не спешил, как всегда хитро начиная беседу с обычных и бытовых солдатских вопросов. У одного он спросил о настроении, о полученном письме из дома, другого о здоровье и умывании, кого-то шуткой подбодрил и с улыбкой напомнил о преодолении трудностей в нашей могучей Армии.

Здесь нужно пояснить сложную ситуацию тех непростых времён. Личный состав рот был многонациональным, собранным со всех уголков нашей огромной Родины. Поэтому чувство «защиты Родины» более-менее присутствовало только у русских, для «национальных кадров» такое понятие вообще было далёким в силу своей «высокой образованности», а всяким «экзотическим» молдаванам, украинцам, грузинам и прибалтийцам сама идея службы здесь, в Казахстане казалась бредовой, и совсем не связанной с защитой их Родины и её обороноспособности. Но служили, имея каждый своё собственное мнение, потому что так было принято и положено.

Поэтому замполит быстро свернул на более понятные темы – изложил мысли о силе воли, о силе характера, стойкости, о гвардейском боевом духе и том, что только так, тренируясь в мирное время, мы сможем победить любых врагов в настоящем бою!
Закончил как всегда тем, что наша рота всегда была лучшей в батальоне. Служить в ней – большая честь и поэтому все они должны считать, что им очень круто повезло в жизни! Понятно, что Ватажицин ещё не перешёл газетной заметке, а пока лишь издалека поднимает моральное настроение солдат.

Таким образом, втянув людей в беседу он, наконец, через довольно продолжительное время совершенно серьёзным голосом объявил, что сегодня политзанятие посвящено очень важному (просто наиважнейшему, по его словам!) и, несомненно, грандиозному событию – визиту в СССР премьер-министра Индии Индиры Ганди! Только после этого до меня сразу дошло (так как тема политзанятий свободная и её заранее специально никто не объявлял, в этом факте я был уверен точно!) – так вот о чём была та небольшая заметка в газете!

Дальше беседа строилась по обычной схеме открытого диалога, когда он навскидку начинал спрашивать любого солдата роты. Например – что ты знаешь об Индии? Потом следующего – а ты? А кто ещё может что-то добавить? Здесь нужно обязательно напомнить, что время тогда было совершенно другим: не было интернета и свободного выезда за границу.

Поездки в разные страны для обычных людей были совершенно несбыточной мечтой. Весь огромный мир на земле, состоящий из огромного количества стран и интересных мест существовал отдельно от нас, от нашей страны и только в книгах или в кино. Даже в самых смелых мечтах трудно было себе представить советского человека побывавшего по простой туристической путёвке в Дели или на Гоа. А человека, вдруг заикнувшегося о своей мечте отдохнуть на Мальдивах или Канарах (по крайней мере, в то время я про них даже не слыхал), могли посчитать ненормальным и прямо сразу направить на лечение в сумасшедший дом.

На редких счастливчиков (как правило, из числа моряков или лётчиков), побывавших хоть где-нибудь за границей (в этом ещё была и привлекательность военной службы – наши войска стояли на Кубе, в ГДР, Польше, Чехословакии и в Монголии) смотрели с завистью и слушали с огромным интересом. Поэтому о жизни в других странах мы знали совсем немного – только по книгам, кинофильмам, «Клубу кинопутешествий» и политическим телерепортажам.

Поэтому более-менее образованные солдаты обычно могли что-то односложно припомнить про Индию по книжке Киплинга «Маугли» или про слонов с тиграми, а большая часть роты (не забываем, что в те времена с каждым годом в Армии увеличивалось количество среднеазиатской и кавказской молодёжи закончивших свои национальные школы) вообще мычали что-то несуразное.

В общем методом вот такой весёлой викторины замполит за пролетевший час «вывалил» на солдат огромное количество разнообразной информации о далёкой стране: о большом населении, политическом устройстве, английском влиянии, киностудии Болливуд, индуистской религии, йогах, знаменитом Тадж-Махале, великих реках Инд и Ганг, горах Гималаях и историю самой Индиры Ганди. И главное – вот почему для нашей страны очень важна эта встреча.

Кое-что я хорошо знал и до этого момента, но многие мелкие детали слышал впервые или понял для себя более подробно. Удивительно, как спокойно замполиту удавалось связать всё это в одну и познавательную беседу, которая протекала весело и непринуждённо. Вот к чему и мне нужно стремиться – получилась великолепная собственная импровизации, несомненно, состоящая из хороших знаний и увлекательной игры на публику! Всё-таки он здорово блеснул знанием истории и литературы, только жаль, что за это как за классность в Армии не доплачивают! Видимо не зря четыре года кафедра марксизма-ленинизма в военном училище дурила ему голову. Молодец, что тут ещё скажешь!

Самым удивительным открытием для меня в памяти остался текст той самой газетной заметки, которую Ватажицин после проведения своего занятия бросил, скомкав на столик в нашей палатке. Одолеваемый жаждой любопытства и дождавшись момента, когда вокруг никого не было, я быстро развернул этот уже никому не нужный небольшой клочок газеты и с огромным для себя удивлением прочитал там заметку всего в две строчки: «Такого-то числа в Москве состоялись встреча генерального секретаря КПСС Л.И.Брежнева с премьер-министром Индии Индирой Ганди. Встреча происходила в тёплой и дружественной атмосфере. В ходе встречи главы стран подтвердили общий миролюбивый курс на нерушимую дружбу между Индией и СССР»!
Быстро пробежав глазами текст, конечно, я сразу поражённо рассмеялся, хорошо понимая, что ничего особенного, грандиозного и никакого тайного смысла в таком стандартном газетном сообщении не существовало. Таких заметок в любой газете хоть пруд пруди. Что здесь такого особенного? Обычная политическая бытовуха ни о чём. Как видно из неё ничего существенного и важного (о чём можно было бы громко объявить людям!) не подписывали.

Ну, встретились, поговорили о каких-нибудь перспективах дружбы и кредитах, обменялись подписями на всяких обычных малозначимых международных бумажках, продлевая их срок действия: вроде содействия пролётам самолётов, заправке кораблей в портах, о почтовом союзе и других. Каждый день в Кремле встречаются с разными делегациями и подписывают их пачками, хотя (как образно выразился мой отец – из-за старческого маразма нашего дорогого Леонида Ильича) серьёзные люди в последние годы предпочитают в нашу страну не ездить, а посещают всё больше разные африканские папуасы.

Но с другой стороны как здорово он умудрился развить мысли из этих малозначимых двух строчек в газете и преподнести их солдатам. Теперь все солдаты роты будут наивно думать, что это было действительно грандиозное событие в нашей стране! Ну, и талант! Настоящий профессионал! Действительно, всё гениальное – просто! Мне нужно для себя запомнить такой простой вариант в безвыходной ситуации. Я был искренне восхищён способностями и находчивостью замполита!

А для себя «на будущее» сделал простой вывод – вот и получен наглядный ответ: хорошему специалисту для проведения политзанятий абсолютно не нужен заранее написанный многостраничный конспект (его обязательно требовали от нас на каждом занятии) в который он даже и не смотрит! Для истинного профессионала в своём деле достаточно и пары строчек из обычной газеты!


   ОТАРСКИЙ ПОЛИГОН.1982г. ЛЕТО. ПОЛКОВЫЕ УЧЕНИЯ.
               ЭТАП БОЕВОЙ СТРЕЛЬБЫ. (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Ещё почему-то мне ярко врезались в память редкие и «счастливые минуты» перерыва, когда мы, в один из дней во время утомительной тренировки успешно атакуя отходящего противника, дошли до рубежа у КП-2. Надо пояснить, что основными ориентирами и точками отсчёта на Отарском полигоне были именно эти КП представляющие собой обычные стандартные вышки, стоящие через десяток километров вдоль центральной дороги.

Командиров вновь собрали туда на долгий разбор, а нас на некоторое время оставили в покое. Пока начальники, на вышке играя в войну, по картам наносили авиационные и артиллеристские удары, и их «незримые бои» для нас шли где-то далеко, мы сидели в БМП, обливаясь потом. Наш командир роты капитан Турчин кратко объявил всем по радиостанции: «Перерыв. Всем находиться на местах!»

С Турчиным мне служить спокойно и надёжно. Его весёлый и жизнерадостный характер позволяет легко переносить все тяжести нелёгкой службы, а ему всегда быть душой компании. Общение с ним доставляло массу удовольствия: в нём чувствовалась сила характера и сила убеждения в конечной победе. Он когда надо, бывает строг, но всё-таки чаще шагал по жизни с веселой улыбкой. Плохие люди так не улыбаются – искренне, с тонким юморком и жизнерадостно.

Вообще-то много хорошего можно припомнить. За год службы с Турчиным я быстро дошёл простой истины – очень многие моменты проясняет личный авторитет и так частенько бывает, что всем наплевать на твоё воинское звание и должность. Если ты уверен, рассудителен и являешься примером, то подчинённые видят в тебе командира, даже если ты и лейтенантском звании, а вот если у тебя чего-то не хватает… то ничего не поделаешь.

Солнышко поднялось и пригревает – это я литературно выразился образно и красиво, на самом деле оно нещадно пекло, прижигая лицо и кожу рук. Броня БМП нагрелась до такой степени, что сидеть на ней никак невозможно. Казалось, в моей голове забарабанили какие-то молоточки, и от их звонких ударов заломило виски. Такова жизнь в пустыне – торопиться некуда, нужно беречь силы и потеть вредно.
 
Сползаю в тень от машины, здесь уже рядком сидит уставшая пехота, гоняя по кругу один бычок. Но настроение у них, несмотря ни на что – боевое. Молодцы, не теряют духа. Конечно, солдатам трудно понимать весь масштаб учений, да и не очень нужно. Они смотрят на жизнь по-солдатски: из своего окопа и триплекса в БМП, а офицеру всегда приходится мыслить шире и чувствовать ответственность.

Прислоняюсь спиной к катку, вытягивая уставшие от беготни ноги, снимаю с головы каску, бросаю рядом автомат и долго-долго неспешно смотрю в желтоватую пустынную даль, пытаясь разглядеть на горизонте среди бесконечных сопок что-нибудь интересное. Но там нет ничего, кроме застывших на рубеже атаки (именно здесь остановила всех команда комбата) пыльно-зелёных точек других боевых машин, которые в жарком воздухе кажутся немного плывущими.

От жары, усталости и понимания наших дальнейших перспектив на день и ближайшую неделю я смотрел на всё происходящее вокруг как бы со стороны. Постепенно меня окутывает состояние пофигизма, когда тебе лень шевелиться, говорить и думать, не хочется ничего, кроме одного желания – чтобы про тебя все забыли и оставили в покое. Время вокруг меня становится каким-то вязким и тягучим, настолько, что оно кажется, застыло и сдвинуть его нет никакой возможности.

От усталости и жары в моей голове медленно ворочаются какие-то глупые и нелепые мысли о разных перипетиях жизни. Почему же всё так трудно в моей жизни? Когда же это закончится? Впереди ещё пару дней похожих и изнурительных тренировок. Говорят, что есть в жизни счастье, да вот только где оно? Офицерская жизнь это тебе не на гражданке где нормальные люди вкалывают с понедельника по пятницу с гарантированными выходными, здесь «непрерывное производство» с полным погружением!

Но надо брать себя в руки: «Ничего ребята! Скорей бы пришёл день учений! А там мы обязательно прорвёмся! Очень надеюсь, что отыграем на отлично свои два тайма!» – ожесточённо говорю я сам себе, закрывая глаза и пытаясь заснуть хоть на пару минут. Сознание медленно проваливается в сон, одновременно работая в режиме ожидания… 


Этот яркий день летних полковых учений с боевой стрельбой на всю жизнь врезался мне в память! Запомнился он не только своей стрельбой, количеством техники, огромной и необычной динамикой, в которой я до этого ещё ни разу не участвовал в своей жизни, но и другими радостными и полными драматизма мелкими событиями, которые надолго остались в памяти.

На первый взгляд он был обычным летним днём, вроде бы как сотни других… от других серых дней он отличался только проведением боевой стрельбы и являлся финалом всех показных учений. Ощущалась внутренняя радость от того, что сегодня всё закончится, потому как в бесконечных многодневных и трудных тренировках, безусловно, тупеешь. Удивительно, что ничего не предвещало чего-то трудного и сложного, так как все моменты учений были отработаны на многочисленных тренировках, главная задача – следить за мерами безопасности, но пытаясь сконцентрироваться на предстоящих действиях, где-то глубоко внутри себя я всё равно чувствовал напряжение и неясную тревогу.

На исходную позицию в лощинке между сопок, с которой нашей батальонной колоне предстояло начинать движение, мы выдвинулись с рассветом, раньше всех. Несколько томительных часов обычного в таких делах «ефрейторского зазора» совсем не напрягали, так как у всех было радостное настроение большого ожидания, понимая, что сегодня наконец-то закончатся утомительные тренировки, а дальше можно будет собираться домой.

Это было такое спокойное время, когда если бы не предстоящая настоящая боевая стрельба не хотелось никуда торопиться, а только смотреть и наслаждаться красотой бескрайних полей. Сначала вокруг нас царила утренняя прохладная безмятежность и покой, но постепенно утреннее солнце начинало медленно припекать. С приближением времени начала учений вдоль нашей батальонной колоны и на соседних холмах началась непрерывная и непонятная движуха, которой раньше во время тренировок не наблюдалось: туда-сюда сновали какие-то машины посредников, прикрытия и обеспечения – разведчики, зенитчики, артиллеристы, авианаводчики... Все вокруг были заняты своими делами, имея свою конкретную задачу и внутренне настраиваясь на «большое дело».

Внезапно, за несколько минут до начала движения, когда уже казалось, что вся подготовка закончилась, все были готовы и настроены, проинструктированная и заряженная пехота уже сидела в БМП и томительно тянулись последние минуты в ожидании команды «Вперёд!», на очередной машине нам подвезли «усиление» – огнемётчиков из полка гражданской обороны расположенном в Узун-Агаче. Я уже сейчас не вспомню за давностью лет, толи про них в спешке забыли, толи они сами опоздали, но уже не оставалось времени вникать в это.

Быстро сказали, что нам с ними не будет никаких проблем – они свою задачу и нужные цели сами знают. Главное смотреть, чтобы их не потеряли во время атаки и не придавили дверями боевых машин. Честно говоря, я впервые в жизни видел солдат с огнемётами (в училище нам про них рассказывали, но саму стрельбу и её результаты не показывали), и очень хотелось посмотреть на их «работу».
В мой взвод тоже досталась парочка расчётов, которые быстро рассадили по машинам подальше от кормовых дверей, назначив своих опытных солдат во время атаки помогать им, так как они БМП видели впервые и не могли действовать как наша обученная пехота.


Наконец, после долгого ожидания пришло «наше время»:
 – По местам! – громко и радостно привычно командую я во всю силу своих лёгких. Вообще-то можно было бы и не орать, так как пехота и механики хорошо знают свою работу, но устав въелся мне в мозги прочно вбитый туда преподавателями АВОКУ.
Наступали мы красиво – неторопливо качнулась земля в триплексе и БПМ, качнув носом, помчала нас вперёд, навстречу новым приключениям. По хорошей солнечной погоде и безветрии всё получилось по расчётному времени, как учили на долгих тренировках. Спешились и развернулись в цепь с хорошим темпом и настроением. С появлением первых целей сразу звонко затрещали автоматные очереди, а за ними, перекрывая их треск, громко и дружно ахнули пушки БМП. Потом удачно метнули гранаты и в условное время «Ч» пересекли первую траншею условного противника, начиная развивать успех в глубину обороны.

Танки, маячившие впереди наступающей цепи и поддерживающие нас, сбавили обороты, темп наступления сразу замедлился, а у меня появилась возможность осмотреться по сторонам, потому как до этого момента я был полностью увлечён действиями своего взвода, и мне некогда было отслеживать действия других. Слева и справа от меня, насколько можно было видеть глазами, почти ровной цепью, выдерживая правильные интервалы, наступали другие роты. За ними деловито зеленоватыми точками пылили боевые машины и другая разнообразная техника.

И вся эта огромная масса, состоящая из ревущих двигателями танков, рычащих машин и стреляющих людей монолитно двигалась в заданном направлении, напоминая собой огромную волну цунами. Пусть на этот раз мишени фанерные, но мне казалось, что нет на свете такой реальной силы, которая смогла бы остановить мощь нашего наступающего полка… Чертовски приятно осознавать, что и ты являешься его маленькой частичкой.

В этот момент откуда-то из-за спины внезапно с солидным гулом и практически прямо у нас над головами очень низко пролетела парочка боевых вертолётов. Они, с рёвом проскочили вперёд на несколько десятков метров через нашу наступающую цепь, и одновременно сделав горку, наклонили свои носы. Зависнув в небе на несколько секунд, вертолёты деловито начали обстреливать и поражать цели впереди нас. Впервые своими глазами я увидел «работу» вертолётчиков: сначала они вели огонь из пушек, густо посыпая землю гильзами, а в конце, когда мы почти приблизились к ним стали «долбить» НУРСами по мишеням с характерным громким звуком!

При каждом таком пуске ракет из подвесных пилонов в обратную сторону с жутким рёвом вылетало ярко-красное пламя, затем превращаясь в огромное облако серого дыма. Стрельбу они вели по каркасам грузовых автомобилей и БТРов, стоящих в поле прямо перед нами. После первых залпов там всё сразу исчезло в плотной пелене из дыма и пыли. Отстреляв, вертолёты дружно сделали резкий и крутой вираж вправо с разворотом, опять скрылись за нашими спинами, оставив после себя серый дым вверху и облако пыли впереди.

Наблюдая во все глаза за их стрельбой с невероятно близкого расстояния как в хорошем театре, от разрушающих результатов стрельбы у меня по спине пополз неприятный холодок. Вот это – да! Поразительная и невероятная мощь! Действительно – вертолёты ударная сила! И сама стрельба смотрится красиво, ничего не скажешь! Сразу отпало желание попадаться им в роли мишеней! Одновременно наступило понимание – именно вот так и должны взаимодействовать в бою разные виды войск, помогая нам, мотострелкам развивать успех.


Внезапно посреди обычной рабочей трескотни в эфире моей радиостанции прозвучал спокойный и вселяющий надежду на успех голос Турчина: «Четвёрки! Подходим к рубежу целей огнемётчиков! Подготовить расчёты!» Мне всё понятно – пора! Мгновенно командую боевым машинам сделать рывок к атакующей цепи, чтобы высадить расчёты. Вижу, как в БМП открываются кормовые двери, и огнемётчики занимают места среди моих атакующих солдат. Мне их легко различать по огромным трубам. Они на ходу суетливо переводят огнемёты в боевое положение, а я подтягиваюсь к ним поближе и с огромным интересом наблюдаю за ними сбоку. Главное сейчас – меры безопасности, никому нельзя оказаться позади стрелка. Интересно самому посмотреть, как же будет выглядеть стрельба из огнемёта?

Наступление на несколько минут остановили и наконец, для них прозвучала команда: «Огонь!» Ближний ко мне стрелок присел на колено и выстрелил первым зарядом. Яркий и огромный сноп пламени вырвался из трубы назад на несколько метров, одновременно резкий звук выстрела резко ударил всем по ушам. С громким шумом из огнемёта вылетел огневой заряд вроде тёмной кассеты. Неспешно пролетев над землёй пару сотен метров, он с яркой вспышкой ударился о невидимую для меня мишень. В том месте мгновенно вспыхнула огромная стена из огня, после которой на мишени и вокруг неё остался гореть большой костёр. Жуткое зрелище я вам скажу, если представить себя там внутри жаркого пламени!

Мои солдаты одобрительно закричали огнемётному расчёту: «Молодцы! Давай ещё!» Расчёты вновь быстро подготовились и следом выстрелили вторыми выстрелами. Когда мы, продолжая наступление, приблизились ближе к поражённым мишеням, костры на них ещё продолжали жарко гореть. Мои солдаты с восхищением обходили чёрные пятна на земле стороной, с опаской и большим интересом разглядывая результаты стрельбы огнемётчиков. Что сказать? Огнемёт оказался – страшной штукой! И расчёты молодцы, здорово работают! А для себя сделал вывод, в настоящем бою, если когда-нибудь мне доведётся, было бы глупо отказываться от парочки таких расчётов. Таким умельцам на войне всегда найдётся место «для работы».


Вместе с нами чуть позади от наступающей цепи, слева и справа от меня, растягиваясь до горизонта, двигались разные машины – химической разведки, прикрытия ПВО, авиационных и артиллеристских наводчиков на которые мне по ходу наступления некогда было обращать своё внимание. Иногда сверху с диким рёвом проносилась парочка боевых самолетов, сбрасывая бомбы где-то далеко впереди нас. Всё это создавало особый специфический рабочий шум нашего наступления, от которого дрожала земля и поэтому окружающий меня мир вокруг состоял из рокота моторов, трескотни очередей и разных команд из работающей радиостанции. Всё это вместе создавало эффектное зрелище! Вот такая боевая динамика!

Быстро шагая и тяжело дыша, успевая ещё внимательно следить за действиями солдат и на ходу подавать команды, к такому состоянию и рабочему шуму постепенно привыкаешь, отфильтровывая нужные для тебя звуки. Но внезапно, вдруг посреди всего этого рабочего шума, как-то совершенно неожиданно откуда-то из-за спины я вдруг услыхал очень громкий, задорный голос, который мне сразу показался очень знакомым:
– Азаров! Давай не отставай! Поднажми веселее!
Удивленно оглянувшись назад, одновременно поправляя каску и стирая пот тыльной стороной руки, я поражённо на мгновение застыл от увиденной необычной картины. Буквально в десятке метров от меня, прямо наступая мне на пятки, двигалась «Чайка» (командно-штабной БТР), а на ней был сам командир нашей дивизии – генерал-майор Потрясков, который в шлемофоне стоял в командирском люке! Вот уж действительно, удивительное – рядом! Спрашивается, ну вот откуда тут, прямо посреди пустыни и наступающей цепи он мог нарисоваться? Действительно, где мне с ним только не пришлось встречаться!

Когда мы встретились с командиром дивизии глазами, он приветливо махнул мне рукой, как своему старому знакомому. Я же на ходу ему в ответ успел только понимающе улыбнуться, кивнув головой, и вновь быстрым шагом двинулся за наступающими солдатами. Но от такой необычной и мимолётной встречи в моей душе к нему сразу накатила огромная тёплая и благодарная волна любви и обожания!
Это же надо – сам командир дивизии у меня за спиной едет за наступающей цепью, наблюдая действия нашей роты и точнее, так получается, что конкретно моего взвода. При этом он ещё помнит, как меня зовут, и в суете наступления по-дружески успевает махнуть рукой! После этого необычного приветствия и такой мимолётной встречи у меня за спиной мгновенно поднялось настроение, «выросли крылья» и открылось второе дыхание: усталость, солнце, жара пустыни вместе с пылью и внутренняя напряжённость, которая не отпускала с начала наступления ушли куда-то далеко-далеко…

На душе, несмотря на усталость стало легко, радостно и приятно, появилась вера в то, что сегодня всё хорошо закончится. Но на всякий случай я критически оглядел наступающую цепь своего взвода и удовлетворённо отметил про себя, что там всё в порядке. Вроде бы всё правильно и по уставу, придраться не к чему, и генерал наверняка будет доволен нашей ротой и конкретно моим взводом!

Вот и рубеж, с которого дальше действуем на машинах, командую: «По машинам! Предохранитель ставь!» Очень опасен случайный выстрел внутри бронированной машины. Поэтому меры безопасности выше всего – и пока всё нормально. Можно смело сказать, что первую и самую трудную часть «Марлезонского балета» мы отыграли. Вспотевшие и уставшие солдаты с радостным видом торопливо запрыгивают в машины, захлопывая за собой кормовые двери. Я тоже, с облегчением успевая вытирать пот со лба, проваливаюсь в люк, на ходу ловко сбрасывая с головы надоевшую тяжёлую каску и из-за спины переносную радиостанцию, меняя её на шлемофон.


Дальше долго атакуем сходу, в бронированном порядке – танки и БМП выдерживая интервалы, двигаются в одну ровную боевую линию. С появлением мишеней из десанта послышались звонкие звуки очередей, это пехота ведёт огонь через бойницы и, несмотря на включённые вытяжные вентиляторы, вся машина наполняется запахом дыма. Затем перекрывая сухие автоматные очереди, гулко затрещал в башне пулемёт наводчика.

Далеко в поле появились контуры мишеней-танков и я, прикинув на глаз расстояние, зажав тангенту переговорного устройства, кричу своему наводчику: «Прямо курсу танки! Дальность 800. Огонь!» Почти сразу же вслед за моей командой слышу как наша пушка громыхнула первым выстрелом, затем через несколько секунд начали стрельбу соседние машины. Наводчик БМП торопливо стреляет вторым выстрелом и, выждав некоторое время пока танки подойдут поближе, уже наверняка – третьим. Мной овладело чувство радостного спокойствия от осознания приближения окончания этапа с боевой стрельбой.

Наступление, отражение контратак, преследование противника разными способами, последовательно сменяя друг друга, за пару-тройку быстро пролетевших часов вымотали меня окончательно, и жара в машине с закрытыми люками становится невыносимой. Поэтому за результатами стрельбы наводчиками я уже не слежу, устало вспоминая про себя образное выражение нашего замполита роты – каждый из нас строит коммунизм на своём участке! Что в моём философском варианте означает, для меня на этих учениях главное – меры безопасности, а солдаты в мишени всё равно попадут (зря мы, что ли тратили время на стрельбах в Ала-Тоо?) независимо от того, буду я следить за ними или нет. И вообще, наше дело – стрелять, а дырки в мишенях пусть посредники считают – это их работа…


Но потом для нас на этих учениях произошло то, главное событие – из-за чего эти учения осталось у меня в памяти на всю жизнь! Оно произошло на самом дальнем рубеже, уже за вышкой КП-3, когда уже в эфире радостно прозвучала долгожданная финальная команда: «Прекратить огонь! Офицерам проверить боевые машины и разрядить оружие. Собрать все оставшиеся у личного состава боеприпасы!»
Солдаты моего взвода тоже с хорошим настроением, несмотря на жару и усталость выстроились позади моей командирской БМП. По ним видно было, все выложились до конца, чтобы не подвести роту, поэтому они весело и неторопливо обменивались яркими впечатлениями, мелкими подробностями и сами понимали, что всё получилось хорошо и на этом очередной этап учений благополучно закончен.

Да, у меня были мелкие замечания по ходу наступления, но общую картину они не меняли, поэтому я благоразумно решил озвучить их позже – сейчас пусть солдаты порадуются. На тот момент мне уже спешить было некуда, и я с прекрасным настроением неспешно принялся за свою обычную обязанность – проверить личное оружие и собрать оставшиеся патроны. 

Внутренняя радость от хорошо выполненной работы бурлила во мне поднимая настроение, и на короткий миг показалось, что этап стрельбы для нас закончился прекрасно – остались лишь всякие рутинные мелочи: спокойно собрать у солдат кольца от гранат (их собирали как отчёт о брошенных гранатах), оставшиеся боеприпасы, проверить БМП, а потом уже неспешно доехать до лагеря… Вроде бы всё! Можно смело начинать думать о дороге домой.

Насколько мне было видно слева и справа от меня до самого горизонта с интервалом примерно в пару сотен метров все другие мотострелковые взвода занимались тем же самым. Обычное и всем понятное рутинное дело. Слева от меня был взвод Анатолия Кириченко, издалека можно было разглядеть его самого и строй солдат его взвода.
Задумывались ли вы когда-нибудь, какую роль в нашей жизни играет случай? Внезапно пустынную тишину эфира радиостанции разорвал быстрый и срывающийся голос Анатолия, который обращаясь к Турчину, срочно вызывал ротного санинструктора к себе во взвод. После этого на моих глазах БМП ротного почти мгновенно сорвалась с места (в ней находился ротный медик) и на максимальной скорости полетела по степи, держа курс на его взвод. Мне сразу почему-то по голосу Толи внутренне чутьё подсказало, что там случилось что-то очень серьёзное и, предчувствуя беду, я быстрым шагом тоже направился туда.


Признаюсь, впервые у меня от увиденной картины в груди шевельнулся холодок смертельного ужаса. От нереальности всего происходящего вокруг, моё сознание охватила растерянность – вокруг пустынный пейзаж, лишённый каких-то чётких линий, бесконечные жёлтые пески… и солдат, испуганно державший свою руку, с несколькими оторванными пальцами, с которой тоненькой струйкой на песок текла алая кровь. Он не кричал и не упал в обморок, а стоял с окровавленной рукой бледный, мелко дрожа и с ужасом в глазах.

Внутри у меня глухо заныло сердце, спазм перехватил горло и по спине пробежал знакомый и противный холодок ужаса с мурашками. Все окружившие солдата реагировали по-разному: солдаты первого взвода молча и растерянно полукругом стояли возле него, и только ротный санинструктор, соблюдая завидное хладнокровие, быстро наложил жгут и умело открыл упаковку с бинтом.

Солдат, которому бинтовали кисть, в другой руке до сих пор крепко сжимал это чёртово кольцо от запала гранаты, которое и послужило причиной трагедии из-за его глупости. Как такое могло случиться? В этот момент секундной растерянности я смотрел на него и думал про себя, что ещё буквально утром, несколько часов назад мы, все офицеры роты инструктировали солдат о разных мерах безопасности.
Толя в двух словах нам пояснил, что этот солдат сказал ему, что он забыл кольцо от гранаты в десанте БМП и побежал за ним. Оттуда и раздался хлопок от сработавшего запала гранаты, видимо, когда он выдернул из него кольцо.

 
Дальше всё произошло быстро – практически через пару минут к нам подъехал батальонный фельдшер и санитарная машина с полковыми врачами, которые быстро начали что-то колоть солдату в плечо, потом поддерживая его с двух сторон, направились в приземлившийся неподалёку вертолёт, чтобы лететь в военный госпиталь. В общем, пока мы смотрели вслед улетающему вертолёту, и невесело переговаривались между собой, подъехал самый важный генерал для разбора событий.
 
И началось… Дальше пошла динамика процесса… Началось как говорят одновременно – туши свет, сливай воду и меняй походку! Когда мы стояли в одну шеренгу и молчали, испытывая полноценное чувство советского офицера – чувство глубокого осознания случившегося, глядя на бешеное выражение генеральских глаз, я почему-то сразу быстро вспомнил – примерно так смотрел на меня командир роты в училище… Если пропускать все нецензурные слова которые он произносил в своём монологе, то можно было сказать, что он молчал. Нет, не совсем – ещё красной нитью в его словах проходила мысль, что все оставшиеся годы службы нам придётся прослужить где-нибудь у чёрта на куличиках – на Кушке или Курильских островах. (А как же быть с красивыми словами про воинский долг, для которого нет разницы где Родину защищать?) 

Таковы издержки офицерской и лейтенантской судьбы. Так сказать, казарменная, ротная правда и первая оборотная сторона медали, скрытая от лишних и посторонних глаз. В процессе службы тебя постоянно донимают разнообразными задачами и проверяющими. Итогом этих проверок почти всегда бывает громкий разнос, различающийся только вариантами, более мягким: «Не делайте умное лицо – вы же офицер!», или гораздо хуже: «Об..ся – так стой и молчи!». Для нас сейчас был именно такой самый плохой вариант.

И вторая главная мысль в этом «деле» – вот такая она коллективная ответственность в Армии! Несмотря на то, что у каждого «ЧП» или события есть конкретная фамилия, имя отчество с воинским званием, хвалят и ругают в большинстве случаев весь командный состав роты, особо не вникая в мелкие подробности – из какого взвода солдат, сколько он прослужил в роте, как служил и нёс службу в нарядах. Здесь неважно, что он, может быть, прибыл недавно и совсем не является отличником. Главный принцип это то, что он из вашей роты! Вот и получайте все вместе!

Генерал ещё долго ругал нас разными словами, особо не подбирая выражений, называя нас убийцами, хлюпиками и амёбами в форме, кучкой несерьёзных героев и охреневших бездельников, которых лучше всего было бы и не подпускать к людям. И что «загубленный» нами солдат, ясное дело, по его мнению, был лучшим солдатом в нашей роте, да что там, в роте – он был самым лучшим в округе, и даже во всех Вооружённых силах!

– Лейтенант! Ты Родину любишь? Погоны не жмут? – «строгая рубанком по живому телу» бушевал генерал, обращаясь к Анатолию, – Вопросы были трудными, и ответов на них было слишком много! Да и кому сейчас придёт в голову их выслушивать? Странная на этот счёт у командования логика, их послушать – так любой солдат или хулиган, попадающий в мотострелковую роту мгновенно, за одну ночь, как по взмаху волшебной палочки, прямо к утру становится идеально золотым отличником Советской Армии и ему пора вручать соответствующий значок. А как же умные слова о воспитании – что это длительный процесс, требующий настойчивости и много времени…

Здесь нужно пояснить суровую и объективную правду. На наш счёт солдат был самым обычным, особо ничем не примечательным, не отличник и не хулиган, ни лучше и не хуже многих других, в общем как вся пехота в нашей роте. Солдат, как солдат! К своим восемнадцати годам имел за плечами только детство в маленьком казахском посёлке и свою национальную школу, с её довольно условным «полусредним образованием». С чего у него в голове возникла такая дурная мысль – кто же из нас сейчас знает? Здесь нужно детально разбираться.

Но год службы лейтенантом не прошёл зря – теоретически даже я своим умом хорошо понимал, что юридически мы все защищены от тяжёлых «последствий» этого происшествия. Конечно, мы согласны, что дело неприятное, нас будут ругать и может быть даже заслушивать на собрании, но армейскую формулу никто не отменял – любая роспись солдата на тонком бумажном листочке в графе о доведении до него мер безопасности прикрывает ж… командира лучше самой толстой броневой плиты!
 
Вот в чём-чём, а уж в этом вопросе я был твёрдо уверен: в нашей роте со всеми нужными бумажками всё в порядке. Занятия проводили, росписи солдат в наличии – такие списки есть у ротного, у меня, у Толи Кириченко, да и у замполита в его толстой тетрадочке таких росписей достаточно. У него даже, как у опытного офицера собраны росписи «на перспективу и всякий крайний случай», в смысле с пустыми графами наверху, куда позже можно вписать нужную строчку. Наверняка понимал эту ситуацию и генерал, поэтому «выпускал пар» больше работая на свиту и показуху. Понятно, у него работа такая – распекать подчинённых. А нам что? Раз Турчин молчит, так и нам с Анатолием остаётся только стоять и молчать.

Первые минуты разноса я стоял растеряно и отрешённо, глядя на него и признавая свою вину, даже хотелось провалиться сквозь землю, но с течением времени логичная мысленная активность восстановилась, и нарастало внутреннее раздражение. Ругавший нас генерал был неприятным, какая-то помесь хряка с дегенератом, который крыл нас последними словами, (и куда девалась его генеральская интеллигентность?) поэтому он мне совсем не казался ровней по разуму. 

От него исходил тонкий аромат хорошего одеколона, ещё он раздражал своей чистой форменной рубашкой, как будто он приехал не в поле на учения посреди пустыни, а сидит у себя в кабинете, всё это очень не вязалось к окружающей нас обстановке. А мы стояли перед ним на жаре, в полевой форме, прилипающей к телу от пота и пыли, вымотанные быстрым наступлением и уставшие от своей тяжёлой работы. Стояли и сами осознавали, что допустили в роте такое серьёзное происшествие.

Самая середина дня, солнце нещадно печёт, песок под ногами раскалён. Всех офицеров и солдат от генеральского рёва быстро сдуло из поля зрения, они вдалеке прячутся за БМП, иногда боязливо выглядывая из-за них.  Сколько ещё нам стоять? От солнечного зноя и пересохшего горла мне сейчас нестерпимо хочется сделать глоток воды. И чего, спрашивается, орать? От этих криков, жары, горящего лица, безысходности от обиды и накопившейся злости мне в тот момент так нестерпимо захотелось нарушить Устав и переехать его чем-то вроде гусениц БМП, да ещё по несколько раз!


После прибытия в лагерь нас «передали в руки» политработников – они видимо имели несколько иные и более трезвые взгляды на произошедший случай. Всё разбирательство ограничилось обычными для этой ситуации тупыми вопросами, на которые (в отличие от генерала!) приходилось подбирать ответы, обдумывая слова. Как вы могли допустить такое? Как строилась воспитательная работа в подразделении? Почему не уделили особого внимания этому солдату? Не довели, так сказать, до глубокого сознания… И последнее, философское – как дальше вы будете служить «угробив» своего солдата?

Красивые слова и красиво звучат! Вы были должны… Были просто обязаны… Заранее предусмотреть все последствия! Да, согласен! Это хорошие и правильные мысли – я бы их даже написал хорошим почерком и повесил дома в красивой рамочке! Но мы взрослые люди и уже хорошо для себя уяснили, что Деда Мороза на самом деле нет, и детей приносит не аист или находят в капусте! Поэтому знаем ответ и понимаем то, как далеки они от реальностей службы – невозможно заранее всё предусмотреть, когда ты по жизни связан с людьми, оружием, боеприпасами и боевыми машинами.

 
Общая трагедия и чувство горечи от глупой нелепости  объединило нас. Солдат – наш, это общая боль, мысль о том, что мы где-то недоработали, невыносима, и помочь ему мы бессильны, теперь врачи будут главными. После очередного разбора я шёл рядом с Толей, находя какие-то слова поддержки, понимая как важно в такой ситуации не оставаться одному, а сам думал об этом странном и нелепом случае: «Кто виноват?» Так и не находил для себя ответа…

Мудро в этой ситуации поступил и наш ротный Шура Турчин. Хотя ему досталось больше всех, хорошо понимая обстановку, он не стал психовать и перекладывать вину на нас. Понимая истину о том, что раз уж мы все дружно занимаемся одним делом, то обязательно возникает невидимая связь, которая всех сближает и позволяет понимать друг друга и без слов. По нашему общему и единому мнению получалось – да никто не виноват и такое вполне могло произойти в любом взводе.

Здесь необходимо пояснить ход наших мыслей. Да, я согласен в том, что произошло в роте, есть наша вина. Но и очевидна разница – вина вине рознь. Если бы в основе вины лежала халатность, бездействие, плохое исполнение своих обязанностей или легкомысленное отношение к порученному делу,  тогда – Да! Согласен! Любое «ЧП» будет являться естественным продолжением этого поведения.

Эта мысль очень мудро выражена в армейском афоризме, который знает каждый офицер, имеющий в подчинении солдат – любое нарушение воинской дисциплины начинается с нечищеной бляхи! Глубокий смысл, которого сводится к тому понятию, что если солдат перестаёт чистить бляху на ремне, то дальше – будет больше, жди от него нарушения чего-то более серьёзного! Вот так очень просто в Армии устанавливается причинно-следственная связь. Кстати сказать, у нашего солдата бляха была начищенной!

Но вот здесь совсем другая вина – вина по совокупности неблагоприятных факторов и чистой случайности, или проще говоря, из-за солдатской дурости и неумности. Но, несмотря на все такие умные рассуждения, согласно Уставу, такая вина является офицерской просто по факту того, что этот солдат наш подчинённый. А мы что? Что, раньше об этом не говорили? Говорили! Разъясняли? Да! Не предупреждали? Предупреждали!

Но мы командиры, и поэтому в ответе за всё! Должны были предусмотреть! И точка! Хорошее у него настроение или плохое, поел солдат или нет, понял он или понял, даже есть у него мозги или нет, да мало ли чего ещё? Здесь у них мамы и папы рядом нет – только его командир! Нужно было так сказать, заглянув в солдатскую душу, чтобы у любого дурака даже не возникло мысли сделать иначе, чем я сказал! Вот поэтому и приходится отвечать за всё!

В этот момент мне в голове вновь вспомнилась простая философская мысль о красном дипломе за окончание военного училища. Да будь ты самый-самый умный и с пятёрками по всем предметам на твоём красном дипломе можно смело резать колбасу и разливать бутылки с вином – потому как в дальнейшей службе это не даёт никаких гарантий, абсолютно ничего не значит и совсем не спасёт от подобной ситуации.

Почему наш солдат не бросил гранату, (испугался или потерял) почему не сказал об этом и чего хотел солдат пытаясь выдернуть кольцо из запала? Да и, в конце концов, даже если бы выдернул и бросил запал на землю, он бы бухнул без последствий. Ну, поругали его, даже наказали за это, да и забыли. Я точно знал, даже сам видел, и мог это подтвердить, как Анатолий сто раз разъяснял и объяснял своему взводу меры безопасности, что и как делать. Да и Турчин много раз повторял солдатам – друзья, не надо проблем с боеприпасами, делайте, как вам говорят!


Паскудное настроение не отпускало до самого вечера, общая беда сплотила нас в единую команду. Только поздно ночью, когда всё закончилось, Турчин сразу разлил по кружкам на всех откуда-то взявшуюся «волшебным образом» бутылку водки. Мы все вместе, в дружном молчании выпили.

После этого негромко скомандовал: «Всем спать! – и это было самым правильным решением, трезвыми мы бы ещё долго делили общую вину на каждого. Потом, будто волшебным образом сбросив все проблемы, неожиданно весело улыбнувшись нам своей улыбкой, так как будто ему поставили пятёрку на экзамене, через небольшую паузу добавил. – Меня сегодня больше не тревожить, а если что – вызывайте дирижабль!»
После его шутливых слов нас с Анатолием «отпустило», нервы расслабились, и мы, переглянувшись между собой, уже все вместе дружно засмеялись такой шутке. И смеялись громко, так что Юрий Никулин в своём цирке был бы доволен! Казалось, чему можно смеяться в такой обстановке? Это был выход всему – тяжёлым переживаниям, нервам, осознанию вины и ещё много чему…

Говорят, что нервные клетки не восстанавливаются, да ещё в стрессовом состоянии в крови вырабатывается вредные токсины для организма – поэтому нужно беречь себя, как тут себя убережёшь? Но жизнь несмотря ни на что продолжается, а службу в Армии нельзя принимать всерьёз, не то совсем спятишь!
Турчин в этом плане был надёжным и умел правильно стоить отношения в роте! Офицеры – народ требовательный: мало понимать, что командир всё делает правильно, нужно поверить в него, тогда его признают своим и будут от души уважать. Так и остался он в моей памяти символом суровой простоты и удивительным умением с оптимизмом противостоять ударам судьбы.

Несмотря на разрядку, я всё-таки усталый и раздражённый навалившимися неприятностями тяжело провалился в сон, успев спрессовать и пережить в уме вновь все события и чувства, пролетевшие у меня за один день! Каким богатым на впечатления он оказался! Мир вокруг меня закрутился волшебной каруселью и мне вперемежку вместе с падением куда-то в бездонную пропасть снились обрывки впечатлений: бескрайняя пустыня, утренняя радость ожидания, напряжение атаки, счастье от встречи с командиром дивизии, хорошее настроение с гордостью за себя после стрельбы и полное трагическое завершение учений.

В общем, всё пролетевшее за день вполне укладывалось в школьное сочинение на свободную тему под названием «Как я провёл лето» и в широко известный жизненный парадокс. Когда только два человека в одиночку подерутся между собой, где вокруг никого не было, а спустя некоторое время смотришь и удивляешься тому, как говорится – вдруг появляются три героя и четыре ветерана этого события, которые всё видели, всё знают и могут всё рассказать в подробностях.

Это нерадостное событие послужило мне хорошим уроком на будущее, пришлось научиться новому взгляду на жизнь и понимать, что никогда нельзя быть уверенным до конца в благополучном исходе дела. И каждый раз, проводя инструктажи по мерам безопасности, приходилось вспоминать о нём. Очень верным оказался армейский афоризм – служба офицером в Армии, да ещё в боевом полку очень сильно отличается от спокойной, тихой и приятной работы в цветочном магазине!

Нужно обязательно упомянуть, что для нас эта история ничем серьёзным не закончилась! Конечно, пошумели пару дней выговаривая нам, «всё испортила несерьёзная четвёртая рота», «смазали окончание прекрасных учений» и забыли, а того солдата, у которого сработавшим запалом оторвало два пальца (остальные военные врачи как-то умудрились спасти!) сразу после госпиталя отправили на гражданку.


      КОЙ-ТАШ. 1982г. ЛЕТО-ОСЕНЬ. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ
                КАРАУЛЫ В АРЫСЬ И МОЖАЙСК.
 
         Чем мне нравились лейтенантские годы в Кой-Таше – это тем, что никак не могу припомнить период службы, когда приходилось скучать, и те несколько счастливых лет службы с Турчиным были для меня огромной школой наполненной яркими впечатлениями и радостью. Жизнь в полку вокруг тебя бурлила разными по своему значению событиями. Между ними очень редко выпадали обычные и спокойные дни. За такие счастливые дни еле-еле успеваешь, привыкая войти в спокойный ритм боевой учёбы, окунёшься в обычные будни, когда учебные занятия сменяются парковыми днями и плановыми нарядами.

 Но в душе ты (уже привычный к таким крутым поворотам судьбы) всё же до конца не расслабляешься, незаметно подкручивая внутри себя заводную пружину, каждую минуту службы терпеливо ожидая какой-то внезапной вводной. Такова философия армейской службы – ну, никак не может у лейтенанта спокойная жизнь продолжаться долго! Дни относительного спокойствия, где-то заряжаясь и медленно накапливаясь обязательно должны когда-нибудь «выстрелить»!

С этим внутренним тревожным ожиданием ты ходишь на работу, пока в один из прекрасных дней – бац! И тебя внезапно «радуют по башке» новым известием! Такое событие круто меняет твою жизнь, и ты вновь мчишься куда-то вдаль навстречу новым приключениям.
Почему-то очень хорошо в моей памяти отпечаталось начало новой и пока неизведанной для меня стороны жизни. В этот раз всё получилось именно так, по привычной для военного человека схеме. Как-то совсем незаметно пролетел почти год моей службы в четвёртой роте, а у Анатолия Кириченко уже получалось два, и он получил очередную звёздочку на погоны – став старшим лейтенантом.
 
По этому поводу в офицерской общаге был организован небольшой банкет – алкоголь и минимум закуски. Поднимая стакан, одновременно радуясь за него и поздравляя, я почему-то с удивлением заметил – как же быстро летит время! Кажется, совсем недавно я только приехал в Кой-Таш, а вот уже пролетел год службы – и в него вместилось сколько событий и впечатлений, что и дня не хватит для воспоминаний! Наверняка также быстро и незаметно пройдёт ещё год и наступит моё время обмывать звёзды!

 
Вот в таком распрекрасном настроении (и в мечтах о своих собственных звёздочках на погонах) на следующее утро я встретил начальника штаба батальона капитана Цибенко, и после этого моя жизнь резко завертелось в новом для меня направлении, когда он сразу «с места в карьер» обрадовал меня вводной:
– Азаров, собирайся! Даю тебе сегодня день на подготовку, крутись-вертись как хочешь, но к вечеру всё должно быть готово! Лично проверю! Потому как завтра утром выезжаешь со мной начальником железнодорожного караула! – я ещё попытался ему вяло напомнить, в смысле того, что мне до этого ещё никогда не приходилось ездить начальником караула по ЖД. Мы оба знали о строгом распоряжении командования, по которому молодых лейтенантов, выпускников военных училищ, в первый год службы запрещалось посылать в такие командировки, вроде того, чтобы они пока «поднабрались опыта». 

        – Едешь! Всё знаю! Я сказал! Турчин уже в курсе и поможет собраться! – в его голосе зазвучал металл, – Ты уже прослужил в полку целый год, и пришла пора взрослеть, поэтому все отговорки отставить! С любой не решаемой проблемой сразу бегом ко мне! – настойчиво повторил НШ, и в тот момент мой внутренний голос почему-то сразу подсказал, что дальше возражать и спорить бесполезно – видимо ему виднее.

        Поэтому я уклонился от дальнейшего диалога и глупых вопросов, не став у него уточнять – «Почему?» и «Зачем?» В армии служу давно, к армейскому дурдому привык, поэтому хорошо понимаю, что лучше в такой ситуации подобных вопросов не задавать, потому как ещё с курсантских времён во мне живёт вера в свою счастливую звезду!

       – Куда? И на сколько? – единственное, что я кратко переспросил его.
        – Да здесь, недалеко! В Арысь, с боеприпасами! Тебе повезло, там всего делов на пару дней! Прокатишься, развеешься, наберёшься опыта для больших дел и отдохнёшь как на курорте! Вернёшься, ещё благодарить меня будешь! Эх! Счастливый ты человек, я бы сам с радостью поехал, если у меня была такая возможность! – мечтательно произнёс он, закатив глаза, тем самым как бы показывая ожидающее меня в этом карауле счастье, и сурово добавил, – Справишься?

        Это он, конечно, зря спросил! Потому, как для меня на тот момент жизни такой вопрос вообще не стоял! Справлюсь или не справлюсь? Смогу или не смогу? Смешно и оскорбительно одновременно – вроде не глупее других, и характер есть, и настойчивость. Тогда я находился в таком юном возрасте, что мне самому казалось, что вообще могу всё и был в этом уверен, даже если завтра назначат командиром полка – обязательно справлюсь! Но всё-таки где-то глубоко внутри я не разделял огромное счастье, о котором намекал мне начальник штаба!

         Нет! Конечно в службе необходимо искать радостные моменты, и они есть, но появилось сомнение… Нет, не то сомнение, что не справлюсь с задачей, а такое «техническое» сомнение которое возникает всегда у меня, когда впервые берёшься за незнакомое дело – вдруг, что-то забуду или упущу, или сделаю, но не вовремя…
Конечно, я своим умом догадывался, понимая, что когда-то и в моей жизни такой «радостный момент» наступит. Даже внутренне старался подготовиться. В полку почти все командиры взводов ездили в такие караулы, но каждому доставалось по-разному – кто чаще, кто реже. Кому доставались вагоны, кому техника на платформах, зимой и летом, на далёкие расстояния и близкие. При этом каждый из них о таких поездках рассказывал свои разные впечатления, что-то своё яркое и особенное, поэтому мне для себя никак не удавалось сложить стройной и понятной картины действий в быту и в мелочах.

Единственным и понятным для меня становилось главное убеждение – нет двух похожих караулов, и многое зависит лично от тебя, в каждой ситуации и конкретном случае всё решает собственная интуиция, решительность и убеждения. Это мы всегда умные, когда все вместе, а вот если взять по отдельности? Вот и проверим!
Но одновременно с этим казалось, что это всё ждёт меня не так скоро и произойдёт по уставу и правильно – объявят заранее, чтобы у меня было время подготовиться, морально настроиться и привыкнуть к этой мысли. Но видимо в моей судьбе всё получается иначе! По-армейски! Сразу вперёд, без долгих раздумий!

 – Арысь, так Арысь! – беспечно произнёс я про себя, по-философски понимая, что впереди меня ждёт ещё новая и неизведанная сторона военной жизни. – Действительно, с чего-то же надо начинать! Так пусть для меня это будет город Арысь!
Конечно, в тот момент я даже не догадывался, что жизнь долгая, а земля круглая – через несколько лет моя военная служба сделав удивительный и загадочный жизненный оборот, вновь занесёт меня туда (на эти же склады с боеприпасами) уже на несколько месяцев!

 
Вот таким быстрым «кавалеристским галопом» уже на следующий день к обеду я вместе с тремя солдатами «обживался» в вагоне-теплушке на территории Фрунзенского завода боеприпасов. Собственно упомянув про завод, как такового самого завода я не разглядел – стоят себе за высоким забором в городе несколько невысоких, ровных и серых квадратов корпусов, окружённых огромными деревьями, а между ними асфальтные дорожки. И что там в них делают – многим жителям города неизвестно.
 
На проходной не возникло никаких проблем, видимо нас уже ждали. Саша Цибенко быстро с кем-то переговорил, и мы на ГАЗ-66 сразу проехали к заводскому железнодорожному тупику, где уже стояли несколько закрытых и опломбированных вагонов. Только у одного из них «кипела работа» –  там сновали электрокары с ящиками и несколько серьёзных людей с бумагами и ручками в руках внимательно пересчитывали необычный груз внутри вагона. Сквозь сдвинутые набок двери мне там были видны аккуратно уложенные на высоту человеческого роста беловатые и знакомые штабеля патронных ящиков. Сразу стало понятно – так вот что за военный груз мне предстоит везти!

Проехав мимо людей, занятых своими делами на погрузке мы подъехали к нашему вагону-теплушке стоящему последним. Здесь всё было готово, чтобы нас принять, только двое рабочих суетились внутри него, заканчивая крепить печку-буржуйку. Внимательно оглядев пустой вагон изнутри (хотя был к этому готов, но всё-таки для меня такая командировка в первый раз) я поразился суровому и военному аскетизму – он совсем не напоминал мне сказочный дворец!

Как говорится, чистенько и скромненько! С одной стороны, уложенные поперёк на всю ширину вагона, толстые доски обозначали нары, рядом с ними стояла печка с инструментом для топки и вымытый цинковый бак для воды. Вот и всё! Другая сторона вагона была совершенно свободной, и это создавало необычное ощущение огромного, даже излишнего внутреннего простора.

Когда мы перегрузили свои вещи, проверили работу дверей и надёжность крепления печки Шура Цибенко «наехал» на старшего работягу потребовав перед подписанием акта приёмки вагона обеспечить караул дровами и водой. В ответ на это они спокойно и привычно показали нам место, где можно набрать воды и махнули рукой на штабель у забора из разнокалиберных деревянных ящиков со словами: «Можете забирать хоть всё, так как погрузка будет идти ещё часа два!»

Солдаты, перегрузив наши вещи из машины в вагон, занялись хозяйственными делами, а начальник штаба напоследок дав мне пару дельных и практических бытовых советов со словами: «Ну, всё! Давай лейтенант дальше рули самостоятельно!» – сел в машину и уехал. Глядя вслед удаляющемуся ГАЗ-66, я благодарно подумал – всё-таки здорово, что он лично поехал со мной в первый раз, оказав реальную поддержку, его присутствие придавало мне уверенности и внутреннее спокойствие.

Через некоторое время наша теплушка приобрела обжитой вид – на нарах разложили матрацы, на вбитых гвоздях развесили одежду, в хорошие ящики, стоящие вдоль стенок вагона разложили вещи, посуду, продукты и дрова. Эти же ящики можно было одновременно использовать как стулья и стол для приёма пищи. В противоположной от нас стороне вагона сложили большой запас дров и заполнили бак с водой. Готовы!
На стенку вагона солдаты прикрепили цветную картинку, вырванную из журнала – где только нашли? На ней под пальмами была изображена красивая девушка в очень экономном купальнике на фоне морского пляжа. Глянешь на картинку и на душе приятно, что где-то люди отдыхают пока ты «зависаешь» в карауле. Конечно, нарушение, но я махнул рукой на это – пусть повисит, поднимая настроение из курортного рая!

В томительном ожидании конца погрузки заводскими работниками я умиротворённо облокотился на поперечную доску в проёме двери, радуясь лёгкому сквознячку, и неспешно мысленно принялся анализировать обстановку, одновременно разглядывая окружающий пейзаж. Кажется, всё предусмотрено и подготовлено к долгому путешествию. На улице разгар лета, жара с температурой воздуха выше двадцати градусов, свежий воздух и судя по всему, никаких ветров с дождями не ожидается. Нас окружает покой и умиротворённость. Наверное, именно об этом состоянии говорил начальник штаба: «Что ещё надо для полного счастья?»

Одновременно с этим непривычной тяжестью на мои плечи навалилась новая большая ответственность за охраняемый груз, и все другие проблемы пока отодвинулись в прошлое. Позади все волнения связанные с подготовкой, а впереди неизвестность – от этого ожидания меня охватывает необычный внутренний мандраж, какой бывает перед первым прыжком в воду, но я внешне спокоен и как мне кажется, всем своим видом вселяю уверенность в подчинённых.


Заводские работяги только к концу дня закончили свою возню с погрузкой и опломбировкой вагонов. Внимательно осмотрев надёжность проволоки, которой были крепко закручены запоры на дверях и пломбы на них, я подписал акт приёмки и командирским взором окинул своё «хозяйство» – итого получается немало, всего десять вагонов! Восемь подряд с боеприпасами, пустой вагон прикрытия (так положено по инструкции, на всякий случай – вдруг чего случится, но об этом думать не хотелось) и после него последняя наша теплушка. Теперь будем ждать развитие событий – дальше пошло наше время…

Для лучшей ориентировки часовых я на каждом вагоне лично белым мелом нарисовал крупные цифры, для надёжности ещё обведя их толстым кругом. На мой взгляд, получилось здорово, буду надеяться, что и ночью эти цифры будут хорошо различимы. Как мы не ожидали нетерпеливо маневрового тепловоза, всё-таки он появился внезапно ближе к вечеру и деловито гудя, потащил нас с территории завода в грузовой парк на станции Пишпек.

Здесь нужно сделать небольшое отступление, для прояснения общей картины и для тех, кому не повезло в своей жизни хоть раз проехать в грузовом вагоне. Передвижение в товарных составах по железной дороге очень сильно отличается от приятного путешествия в пассажирском вагоне! Но наряду с определёнными бытовыми трудностями есть в этом и своя прелесть. Мне в этом плане очень повезло в жизни – военная судьба дала возможность три раза проехать по просторам нашей огромной страны.

Так вот продолжаю свою мысль – такая поездка отличается не только комфортом! С одной стороны, если взглянуть отрешённо, это вроде бы одно и то же, едешь ты в пассажирском вагоне или в товарном поезде. Но на самом деле и если взглянуть с другой стороны здесь всё совершенно другое – свой мир, другие скорости и долгие стоянки на разъездах, своя особая железнодорожная жизнь грузовых составов, которую обычно не замечаешь из окна быстро летящего поезда. Яркие и совершенно другие ощущения от красоты природы, медленно проплывающей мимо открытых дверей и особые впечатления от запаха вагонов и шпал.

Сумма впечатлений получаемых от такого передвижения и увиденного никогда не сравнятся с обычной поездкой в комфортном вагоне. И ещё каждый раз по кругу набегает много другого, разных событий и мелочей, понимание которых приходит с опытом. И никаких тебе злых или вредных проводниц – здесь ты сам себе хозяин!


Хорошо запомнилась моя первая и необычная ночь в грузовом парке города Фрунзе. Тепловоз деловито провёз нас по каким-то подъездным путям, петляющим по окраинам города, и затащил нас парк формирования составов. После этого тепловоз с непривычно сильным ударом присоединил нас к другим, и мы оказались стоящими на одном из путей посреди огромной паутины рельс. Многочисленными рядами слева и справа вокруг нас стояли товарные вагоны, закрывая обзор во все стороны.
 
Уже в спускающихся на город сумерках внезапно откуда-то из-под вагона  нарисовался капитан, железнодорожный комендант из службы ВОСО (ВОенных СОобщений), с вопросами: «Как дела? Есть проблемы?» – Получив отрицательные ответы, он мельком и довольно окинул взглядом нашу теплушку, расписался в постовой ведомости, и начал инструктаж, в полном смысле «нагонять жути», призывая нас быть бдительными. Потому как он больше состоял из ужасных историй, приключившихся с другими (плохими) караулами, где всё заканчивалось одинаково – всех убивали и забрали оружие.

Мы его вежливо, молча и не перебивая, выслушали. Конечно, несмотря на то, что это был мой первый такой караул, глубоко в душе я считал себя (гвардейского офицера, из лучшего мотострелкового полка) намного выше и умнее, какого-то капитана-чморика с чёрными петлицами, но что делать? В таких ситуациях главный принцип – лучше не задавать глупых вопросов, чтобы не затягивать время, а в дальнейшем для пользы дела лучше самому проявлять больше инициативы.

Таким образом, посчитав свою работу полностью выполненной, он зашагал обратно вдоль вагонов твёрдой походкой и с гордо поднятой головой, напоминая мне маршала Жукова, когда он предложил расстрелять всё командование Западного фронта.
Ночь медленно наливалась темью и на небе постепенно стали проявляться звёзды. Далёкие и невидимые фонари вместе с Луной, играя тенями и бликами, серебряным цветом немного подсвечивали землю и окружающие вагоны, создавая какой-то фантастический пейзаж. Такой слабый свет даёт возможность хоть что-то разглядеть в пределах ближайших двух-трёх вагонов, а дальше этого расстояния всё скрыто глухой темнотой.

Для большей безопасности дверь с одной стороны теплушки наглухо закрыта, а другая приоткрыта и зафиксирована только на ширину не больше метра. Такой дельный совет мне подсказал Толя Кириченко, он уже за пару лет службы успел набраться опыта, накатав несколько поездок начальником караула по железной дороге.

Во-первых, во время движения из раскрытых настежь дверей дует очень сильный сквозняк, создавая летом большие неудобства, а зимой выдувая из вагона остатки тепла. Во-вторых, долгими ночами на стоянках не очень приятно, да и не безопасно держать все двери вагона нараспашку – много разных и мутных людей бродит в темноте товарной станции и кто знает, что у них на уме? Тем более после рассказов коменданта о нападениях на караулы, у меня нет большого желания испытывать свою судьбу. Так что, как говорится, будем проявлять бдительность вместе с благоразумностью!

Ещё Анатолий и другие офицеры подсказали, что в большую проблему вырастают истории с отстающими от поезда часовыми. Мало того, что ты сам при этом теряешь много своих нервных клеток, пока мучаешься в догадках, о судьбе солдата. Ещё о таком «ЧП» докладывают военному коменданту, и он делает запись в постовой ведомости (особо не вникая в подробности), тем самым как бы намекая твоему руководству – этот начальник караула недалёкий баран и не совсем хорошо справляется со своими обязанностями. Поэтому лучше таких моментов стараться избегать и на остановках от своего вагона-теплушки далеко не отходить, особенно когда охраняемые вагоны располагаются сзади по ходу движения.

Несмотря на то, что все мои солдаты твёрдо выучили порядок действий в случае непредвиденного отставания, я в эту вполне правильную мысль внёс и своё, как мне показалось самое гениальное дополнение – часовым строго-настрого предписывалось находиться возле нашего вагона! Все «далёкие походы» за пределы такой границы запрещались, они разрешались только с моего разрешения.

По моему мнению, задача часового заключалась не в том, чтобы бдительно охранять наш груз в вагонах методом патрулирования, а главное – не отстать и не потеряться в случае начала движения состава. Вот поэтому он и должен находиться рядом с входом, имея возможность быстро залезть в теплушку, а вагоны можно осматривать в более спокойной обстановке.

Таким образом, по моему разумению в охране соблюдался прекрасный баланс между формализмом и разумным компромиссом! С одной стороны формально выполнялось требование выставлять часового во время стоянок и проверок комендантами станций, но и с другой стороны вместе с началом движения состава солдат успевал быстро занимать своё место в вагоне. С моей точки зрения в этом был свой «правильный» смысл – вагоны по большому счёту никуда не денутся, а вот за солдата, который искалечится, потеряется или ещё хуже потеряет автомат, хлопот потом не оберёшься.


Удобно оборудовав место, на своём матраце подложив подушку и упираясь спиной в стенку вагона, я настроился на долгое ожидание. Сидя в темноте теплушки, я вроде бы как растворяюсь в ней, но не сплю, а внимательно вслушиваюсь в окружающие нас звуки, при этом от нечего делать иногда наблюдаю в узкий проём двери за звёздами. В одной руке у меня фонарик, который для экономии батареек очень редко включаю и только по необходимости.

Другая рука привычно лежит на боку, где портупею оттягивает расстёгнутая (на всякий пожарный!) кобура с моим пистолетом. Правда, иногда я отрываю руку от пистолета, чтобы проверить на ощупь в темноте теплушки стоящий рядом со мной возле стенки вагона дипломат – в нём хранятся все мои вещи: умывальные принадлежности, радиоприёмник, книжка и постовая ведомость.

Выслушав все инструктажи и страшные истории военного коменданта, для себя я решил, что в ночное время на остановках буду стараться не спать, лично контролируя ситуацию. Здесь свою роль сыграли совсем не впечатлительные рассказы капитана-коменданта, а то, что я всегда стараюсь по возможности серьёзно относиться к порученному делу.

Тем более ехать нам всего пару дней, а летние ночи короткие, дни долгие и поэтому у меня всегда будет возможность выспаться. Да и к чему осложнять свою жизнь разными мелкими и ненужными проблемами? Можно сказать, что в таком карауле у меня  выработалась стойкая привычка спокойно спать только на ходу, под ритмичный перестук вагонных колёс.

Удивительно, но понимаешь как железная дорога на ночь не засыпает, а живёт своей особой жизнью… Чувствуется, что это огромная, невидимая и слаженная система и в нём как в живом организме незаметно для нас, но постоянно идёт процесс формирования составов. Откуда-то издалека доносятся басистые и густые тепловозные гудки, внезапно возникают железные удары и скрипы, медленно ползущих вагонов, формируемых в составы, из невидимых репродукторов постоянно бубнит неразборчивый голос диспетчера. Ещё хорошо слышно как по далёким и закрытым от нашего взора путям с грохотом проходят составы, громко стуча своими колёсами по стыкам рельсов.

       За пределами нашей теплушки стоит глубокая ночь… В минуты ночной тишины мои инстинкты обостряются, удивительно, но мне кажется, что я весь, обратившись в слух, научился различать любой слабый шум в ночной тишине. Тем более, что особый мир грузового парка наполнен разными и понятными для меня звуками – тихими голосами солдат, изредка переговаривающихся между собой, шумом воздуха в тормозах, стуками обходчиков, далёкий проходящий товарняк легко отличим от движения соседних вагонов, а шаги часового по характерному звуку отличаются от шагов рабочего, обслуживающего составы.


         В отличие от пассажирских поездов, которые соблюдают расписание, передвижение грузовых составов составляет огромную военную тайну, которую не разгадать ни одному иностранному шпиону. Движение товарняков зависит от многих факторов, которые я стал понимать чуть позднее. Ночь тихо и постепенно уходит.
 Время вокруг нас растянулось как безразмерная резина и отсекается только сменой часовых, да и мне по большому счёту всё равно – время суток в карауле не имеет большого значения. Вот на этой глубокой философской мысли в какой-то момент наш состав дёрнулся и, медленно набирая скорость, пошёл вперёд.

 Нужно сказать, что этот участок железной дороги для меня был очень хорошо знаком – за год службы я проехал по нему в вагоне поезда несколько раз в Чимкент и обратно. Помнил и крупные станции по пути – Кара-Балта, Мерке. В Луговом мы выезжали с нашего тупикового направления и присоединялись к крупной и оживлённой железнодорожной ветке идущей из Алма-Аты в Москву. Далее предстояло проехать крупные города Джамбул и Чимкент, за которым и была наша конечная точка – Арысь. На скором поезде из Фрунзе в Чимкент такое расстояние мы «пролетали» за десять часов, теперь остаётся выяснить, а сколько это будет на товарняке?

Весь остаток ночи мы ползли с черепашьей скоростью, а днём надолго застряли на каком-то маленьком разъезде без названия, затерянном от остального мира: с одной стороны обзор нам закрывали вагоны с лесом, источая густой смоляной запах древесины, зато с другой – необъятная степь до самого горизонта. За время долгой стоянки я успел выспаться, и сон принёс облегчение. Проснувшись, и с удивлением глянув на часы, заметил, что спал долго, а мои солдаты, сидят в тишине, приготовив обед, терпеливо ожидая меня.

Неторопливо отпивая горячий чай из солдатской кружки, и неспешно разглядывая от скуки природу из распахнутых настежь дверей теплушки, опять вспомнились слова начальник штаба – действительно: лето, середина дня, стоим на глухом разъезде и делать абсолютно нечего, отдыхай – не хочу! Свобода жизни, вот такое оно тихое караульное счастье! Мне всё больше нравилась такая поездка, так бы ехал и ехал всю жизнь, а мимо тебя мелькали населённые пункты, деревья, реки и поля!
Во второй половине дня состав дёрнулся и, как будто навёрстывая упущенное время, потянул почти без остановок. Надо сказать, что в отличие от пассажирских поездов, когда ты двигаешься по расписанию и уверенно, по часам ждёшь очередную станцию, подъезжаешь почти всегда на первый путь, радостно видишь суетящихся людей и на вокзале можешь прочитать её название – с товарняками совсем другая история.
 
Грузовые составы останавливают в грузовых парках на окраинах городов или на самых дальних от вокзала путях. Здесь не увидишь никаких красивых вокзалов и радостной картины перрона с суетящимися людьми. Узнать, что это за станция удаётся только у обслуживающих составы рабочих или проезжая мимо местных жителей, которые тебе на вопрос: «Что за город?» – почти всегда радостно кричат её название.
Ещё большим открытием для меня в этой командировке стало понимание того, что на железной дороге существует огромное количество мелких разъездов, на которые до этой поездки не обращал внимания, где нам приходилось стоять, пропуская пассажирские поезда. Такими мелкими рывками мы двигались всю следующую ночь и рано утром почти без остановки очень быстро проехали мимо моего «родного» Чимкента.

Удивительно было разглядывать знакомые дома не через вагонное стекло, а «живьём» из открытого вагона, ощущая все запахи и имея возможность разглядеть любые мелкие детали. Сначала состав, медленно изгибаясь, миновал улицу где жили родители Люды, и я с замирающим сердцем разглядывал в утренней дымке знакомые очертания домов. Затем перед глазами медленно проплыла моя улица Джангильдина – где-то там, совсем рядом с железной дорогой (его сейчас закрывают другие многоэтажные дома) дом моих родителей. Вот интересно узнать, что они делают, совершенно не зная о том, что сейчас их родной сын проезжает совсем рядом с ними? (Эх, как жалко, что в то время ещё не было мобильных телефонов!)

Днём наш товарняк добрался до небольшой станции – Арысь. Здесь как-то на удивление очень быстро мои вагоны отцепили от состава, и маневровый тепловоз потащил нас от города куда-то в сторону по бескрайним полям. Скоро поля закончились и мы въехали в охраняемую территорию, обнесённую проволочным ограждением – по всем косвенным приметам: охране, проволоке и высоким земляным валам мне становилось понятным, что это видимо и есть те самые артиллеристские склады, где должно закончиться наше путешествие.

Процесс передачи груза и оформления документов прошёл очень быстро, без лишней бюрократии – по всему чувствовалось, что он здесь, на складах был хорошо отлажен. В сером двухэтажном штабе, окружённом большими деревьями мне без проволочек за какие-то десять минут поставили печати на все документы.

Довольный такой постановкой дел и выйдя на крыльцо штаба, я с радостью увидел, что мои солдаты уже грузят вещи в машину, которая отвезла нас на железнодорожный вокзал. Удивительно, но примерно через десяток лет службы мне на этих складах вновь пришлось почти два месяца провести в командировке, выполняя важное правительственное задание. В памяти вновь вспомнился этот штаб, здесь за прошедшие годы всё осталось на своих местах, и было знакомо – тот же серый цвет, тоже крыльцо, деревья и кабинеты.

С билетами на наш скорый поезд «Москва-Фрунзе» проблем не возникло, правда, в ожидании его пришлось несколько часов проваляться на небольшом низком асфальтном перроне в тени густых карагачей в предвкушении скорого возвращения и радостной встречи. Мне даже грустно стало от того как быстро всё сегодня закрутилось: ещё утром мы так прекрасно ехали, а сейчас лежим спокойные и расслабленные, но всему есть начало и всё имеет окончание.


Почему моя память ярко сохранила момент возвращения обратно. Когда доложил Саше Цибенко о прибытии из командировки без замечаний, он в ответ радостно пожал мне руку, и довольно похлопывая меня по плечу, авторитетно произнёс:
        – Молодец, лейтенант! Справился? Я и не сомневался! Поздравляю с первым и успешным караулом! Моя школа! – При этом мне, как человеку, прошедшему «боевое крещение», преодолевшему новый незримый порог в своей военной службе и, не зная как поступить в такой ситуации, только оставалось счастливо улыбаться загадочной улыбкой Джоконды.

Что ещё нужно сюда добавить? Очень убедительно и логика железная! Вот такая она, простая лейтенантская слава! И не надо оваций! Справился, и для первого раза получилось неплохо, а всё остальное – мелочи жизни. Конечно, я согласен с тем, что такой караул совершенно глупо сравнивать с полётом Гагарина в космос и меня за это не прославят в веках, но простому и скромному гвардейскому лейтенанту тоже есть чем гордиться!

Потому как невозможно передать словами все, в чём заключается таинство езды начальником караула по железной дороге – это скорее на уровне чувств и инстинктов. Нет одинаковых караулов и нет советов на каждый случай. Каждый раз, выезжая в путь невозможно знать, что ждёт тебя в этом приключении.
И очередной раз, закончив поездку, ты убеждаешь себя, что это в последний раз! Больше нет желания преодолевать разнообразные трудности, мечтать о женской любви, аромату зелени и цветов, прогулке с детьми и вечернему чаю в кругу семьи и кажется, что больше тебя в теплушку калачом не заманишь. Потом проходят дни, и ты начинаешь скучать по новым впечатлениям, ритмичному движению и стуку колёс, запаху железной дороги и все проблемы тебе кажутся мелкими и незначительными…
Но точно можно сказать одно – каждый раз начинаешь свой путь одним человеком, а заканчиваешь его совершенно другим! Сразу чувствуется расширение сознания, связанного с выживаемостью и ответственностью! Возвращаешься совсем взрослым, сильным духом и уверенным в себе – уже несколько раз я ловил себя на том, что начинаю копировать турчинские нотки.

Вот и ещё один маленький момент, который именно с этого караула мне хорошо запомнился. На него раньше я в своей жизни совсем не обращал внимания, но после караула стал понимать и быть внимательным к такой мелочи. На заводе, с которого я увозил патроны, на входе была неприметная табличка, на которой скромно было написано только название – Завод номер 60. Понятно, что завод военный и нет необходимости расписывать подробности (все кому надо – знали, что он делает). Но именно поэтому на патронных гильзах этого завода вместе с годом выпуска всегда стояло своё, особое клеймо – маленькая цифра 60.

Про это нам рассказывали преподаватели в военном училище, но тогда это всё было общим понятием, далёким от нашей жизни, а вот теперь для меня цифра 60 стала вполне понятным «конкретным местом». Именно после этого караула я всегда на стрельбах и в карауле с интересом изучал цифры на патронах, и когда удавалось встретиться «с родными земляками» с радостью понимающе кивал головой.
 
Но по возвращению из своего первого выездного караула мне недолго пришлось греться в лучах славы и слушать одобрительные отзывы при моих воспоминаниях о нём. Примерно через пару недель службы капитан Цибенко при очередной встрече с заговорщицким видом  вновь «обрадовал»:
– Есть небольшая лёгкая халтурка как раз для тебя, нужно вновь отвезти боеприпасы. Но для этой командировки необходим опытный и толковый офицер, умеющий хорошо ориентироваться в сложной обстановке!

На этот раз он преподнёс это известие мне как подарок судьбы, предложив так сказать первому «по секрету и АВОКинской дружбе» – так как, по его мнению, я самый достойный офицер и с моей стороны было бы глупо отказываться. При этом начальник штаба говорил так проникновенно и задушевно, правда, уточняя, что на этот раз придётся проехать немного подальше, до самой Москвы!

На тот момент моя молодость бурлила всеми оттенками чувств. Тяжёлая рутина повседневной жизни в полку немного утомила, и жажда новых приключений требовала своего – а действительно, почему бы ещё раз не съездить, проветриться? Тем более предстоящее и вырисовывающееся в тумане дело в общих чертах мне уже было понятным – дело трудное, но вполне выполнимое. И как тут не задуматься о мысли, что ты оказался в нужном месте и в нужное время! Вот и не говорите мне, что в военной службе не бывает удачи!

При этом он задал, как ему казалось очень важных уточняющих вопросов. Бывал ли я в Москве? Смогу ли разобраться в хитросплетениях московского метро? Каким образом лучше переехать с одного на другой железнодорожный вокзал? И вообще, не потеряюсь ли я вместе с солдатами в большом городе? При этом он спрашивал меня так настырно и дотошно, как будто мы едем в Москву не выполнять важное государственное задание, перевозя боеприпасы, а на обзорную экскурсию по городу, где нам предстоит посещать Кремль, Красную площадь, Большой театр или прогуляться по ВДНХ вместе с Арбатом.

Ну конечно откуда ему было знать, что где-где, а уж в Москве-то я точно не потеряюсь! В тот момент мне пришлось вновь удивиться своей жизненной судьбе и мысленно высказать своему отцу огромное спасибо за приобретённые в детстве знания. Кто бы знал, что всё это ещё не раз понадобится в моей жизни! Быстро вспомнив карту хорошо заученную мной ещё в школе перед поездкой в Москву, я сразу уверенно сказал, что Казанский вокзал, как и два других – Ленинградский и Ярославский находится на станции метро Комсомольская.

И резонно добавил, если подъезжать к Москве на поезде со стороны Можайска, то вероятнее всего приедешь на Белорусский вокзал, да это и не столь важно, так как с любого вокзала на вокзал лучше всего переезжать на метро по красной кольцевой линии. Быстро вывалив на начальника штаба ещё массу нужной информации извлечённой из глубин своей памяти состоящей из улиц, названий линий и станций метро, ЖД вокзалов я по его глазам понял, что экзамен по теории успешно сдан!

Честно говоря, в душе я не был до конца уверен, что Цибенко сам знает Москву лучше меня (мы с ним на эту тему никогда не разговаривали), но оказывается жизнь – хороший учитель и верно говорят, что лишних знаний не бывает.
Во второй караул мне пришлось собираться без спешки и по всем правилам военной науки – за два дня при желании можно успеть сделать многое! Для начала я решил с Турчиным главный вопрос, чтобы назначить в караул одного опытного солдата, который ездил со мной в прошлый раз.

Для солдата такое назначение послужило бы наградой и признанием его способностей, а мне сразу упростило кучу разных вопросов – от служебных до бытовых, включающих в себя подготовку документов, оружия, продуктов, другого имущества и формы одежды. Всегда хорошо, когда кроме тебя ещё один человек представляет для себя предстоящую задачу.

Приятно, что ротный с пониманием отнёсся к моему предложению. Видя наши проблемы, Турчин никогда бросал нас один на один с трудностями. Он тактично и незаметно сам шёл навстречу (даже если у нас гордость не позволяла его просить о помощи) – качество, которое мы с Анатолием больше всего ценили в нём. Вот поэтому и мы всегда были готовы за ротного в огонь и воду.


            КОЙ-ТАШ. 1982г. ЛЕТО-ОСЕНЬ. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ
                КАРАУЛ В МОЖАЙСК. (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
 
Вот таким довольно неожиданным образом мне вновь очень быстро пришлось оказаться на военном патронном заводе номер 60. Здесь всё уже было знакомо, и даже рабочие, готовившие нам теплушку, оказались те же самые. Хотя была и разница – на этот раз завод «расщедрился» и мне загрузили десять вагонов боеприпасов.

Ко второму караулу у меня накопился небольшой опыт и понимание ситуации, да и подготовился к нему намного серьёзнее: взял запас батареек к радиоприёмнику, атлас мира с картами, чтобы понимать в дороге, где мы находимся. Но самым удивительным было то, что пока мы стояли в парке формирования грузовых составов, мне с вокзала Пишпек по межгороду удалось дозвониться отцу и сообщить ему свой номер воинского караула. Он обещал, если только наш состав не проскочит город без остановки, найти нас через военного коменданта в грузовом парке Чимкента. Такая встреча очень радовало меня своей необычностью, и почему-то внутренне я был уверен, что нам повезёт.

Так и случилось. Вновь двигаясь медленными рывками и долгими стоянками на небольших разъездах, уже знакомая дорога до Чимкента заняла примерно два дня. К моему родному городу подъезжали днём, и это повышало шансы нашей встречи. Последние километры от Белых вод (это последняя небольшая станция перед Чимкентом) в нетерпеливом волнении я простоял, обдуваемый летним ветерком и облокотившись на брус поперёк дверей, жадно разглядывая знакомые пейзажи.


Нам повезло, и наш состав сделал небольшую остановку в грузовом парке. Остановились крайне неудачно, соседние товарные составы закрывали нам обзор слева и справа. Наведя порядок и открыв нараспашку двери теплушки с двух сторон, я стал с нетерпением ожидать развитие событий. Очень скоро откуда-то из-за стоящих рядом составов, вместе с железнодорожным комендантом появились и мои родители. Лейтенант, скороговоркой задал формальные вопросы и быстро исчез, расписавшись в постовой ведомости, а мы радостно обнявшись, остались стоять между вагонами, сообщая друг другу последние новости.

Мама с любопытством успела заглянуть в нашу теплушку, и внимательно рассмотрев все детали нашего немудреного быта, осталась довольна. Отец передал нам небольшую набитую с верхом сетку, в которой мы потом с радостью нашли две булки хлеба, несколько пачек чая, сахар, печенье и конфеты (мои родители знали, что может понадобиться в дальней дороге!) Правда наша встреча получилась достаточно короткой, так как совсем скоро часовой с другой стороны вагона громко прокричал мне:

– Товарищ лейтенант! Нам зелёный! Сейчас тронемся! – и я, пожав руку отцу, со счастливым лицом, быстро обняв, поцеловал маму. Одной рукой поправляя портупею с пистолетом в кобуре, а другой, взявшись за ручку, ловко запрыгнул в вагон, который уже начинал медленно набирать скорость. Мои родители стали уплывать вдаль, и сколько я мог видеть, мама махала мне вслед рукой…
 
Город Чимкент остался позади и растаял на горизонте. Ещё долго после нашей встречи я лежал на нарах, закрыв глаза и в полной тишине. Под ритмичный стук колёс в моей голове вновь крутились счастливые воспоминания о моей жизни, нашей встрече, обрывки разговоров и другие мелкие подробности.

Мама… Теперь я понимаю, какой я был в те времена недалёкий. Никак не позволяла дурацкая гордость сказать маме добрые слова о том, как ценны для меня её тепло, забота и любовь! Ограничивался всегда только сухими фразами: «Жив, здоров, всё нормально», – и никаких тебе лишних соплей и сантиментов! Знаю, как это важно слышать такие слова от родных для тебя людей, теперь ругаю себя за свою дурость всю оставшуюся жизнь…
Удивительным образом я осознал, что семнадцать лет моей жизни вместе с родителями прошли удивительно благополучно и счастливо. Они дали мне прожить счастливое детство окружив заботой и комфортом, вкусно ел, мягко спал, имея кучу свободного времени.

Всё резко изменилось после поступления в военное училище – во взрослую жизнь пришлось въезжать «с низов», а не богатеньким принцем на белом коне, но я сам принял решение, за что себя и уважаю. Обстановка, в которую я попал, заставила мобилизовать все жизненные ресурсы и мыслить самостоятельно сразу «закрутив гайки» своей реальностью и ответственностью. И тут уже вопрос философский – попав служить в хороший полк, имея хорошую семью, повезло мне в жизни или нет?
Солдаты, видимо, понимая ситуацию, не тревожили меня всякими вопросами. На знакомой по прошлому караулу станции Арысь нам пришлось задержаться надолго и впервые познать все прелести формирования товарных составов.

 
Сортировка – это железнодорожная «горка». Тепловоз медленно толкает сзади весь состав, а рабочий перед началом спуска по команде диспетчера разъединяет нужное количество вагонов, и дальше они сами катятся веером по множеству путей, собираясь в новые составы. Здесь нет места для нежной любви и комфорта.
Всё происходит незатейливо и банально просто – сцепку из наших вагонов пытаются притормозить воздушными тормозами, которые с громким и пугающим шумом срабатывают на несколько секунд, а дальше они, сами направляясь на нужный путь, с разгону сцепляются с другими уже стоящими вагонами! Здесь каждый раз всё зависит от случая, потому как удары бывают такой силы, что душа из тела вытряхивается! Не закрепленные чайник или котелок улетают с печки, разливая содержимое, а сам если лежишь на нарах, то чуть не слетаешь с них или крепко бьёшься с размаху головой в стенку вагона – это смотря какой стороной «причаливаешь».

Когда нас «сбросили» с горки в Арыси первый раз, и мы к этому не были готовы, то после мощного удара о другие вагоны, последствия увиденного мной очень напоминало уродливые картины Сальвадора Дали! В общем, манёвры на сортировке вопрос серьёзный, к которому необходимо готовиться и оставляющий в памяти массу впечатлений!

Для меня, начальника караула именно такие моменты архиважные – здесь главное в такой суете не растерять «свои вагоны». Чтобы не произошла ошибка и нас не рассоединили – бегай потом по станции и вместе с дежурным вновь их собирай, выискивая по разным местам. Поэтому, как только мы куда-нибудь «врежемся» сразу, примерно, как в подводной лодке командуешь: «Осмотреться в отсеках!»  В смысле проверить печку, вернуть вещи на свои места и посылаешь часового на проверку всех вагонов. Днём такие моменты переживать как-то намного легче, а ночью в темноте намного труднее.

Другой опыт и понимание обстоятельств начинаешь приобретать с течением времени. Если тебя с вагонами «сбросили» первым или ближе к началу формирования нового состава, «наращивая» количество вагонов, то в таком случае вполне возможно надолго «зависнуть» на этой станции. Насколько – вопрос без ответа! Вернее краткий ответ – пока вновь не сформируют новый полный состав.
 
Здесь нет никакого чёткого расписания. Частенько бывает, что это довольно затяжной процесс, зависящий от многих случайных факторов: пока не наберут примерно пятьдесят вагонов, потом пройдёт обычно девчушка, которая переписывает и сверяет номера вагонов, через некоторое время за ней неспешно идут обходчики и сцепщики, соединяя тормозные шланги и звонко простукивая своими молоточками тормозные буксы. Ещё приходится учитывать время пересмен бригад, а это ещё занимает почти час. Радостное настроение и надежда на скорое движение появляются только тогда, когда неторопливо подъезжает маневровый тепловоз и, накачав тормоза, вытаскивает весь состав в грузовой парк.

С одной стороны такая непредусмотренная задержка раздражает, но с другой стороны и в этом есть свои положительные моменты, можно успеть пополнить запасы. Здесь надо прояснить очевидную истину – поездка на длинное расстояние это постоянная «борьба за самовыживание».

Очень часто, проводя жизненные параллели, я вспоминал свой «горный опыт» – становилось очевидным, почему в горах всегда дают два-три дня на акклиматизацию. Чтобы организм человека привыкал к высокогорью. Таким образом, наступало понимание того, что караул на два-три дня (такой как у меня был в прошлый раз) это действительно лёгкая прогулка, потому что на такой срок обычно хватает запасов: дров, продуктов и воды. Но когда едешь больше, сама жизнь заставляет «крутиться» внимательно глядя по сторонам – именно такой опыт накопился у меня во втором карауле.

Казалось, вроде бы чего проще – лежи на нарах и отдыхай, жизнь прекрасна! Но, уверяю вас, всё выглядит совсем не так! Караульная жизнь активно и постоянно вертится между вечными жизненными проблемами, которые никто за тебя самого решать не собирается: дрова, бумага, уголь, хлеб и вода. И всего необходимо много, желательно с запасом. Вот поэтому для караула и необходимы толковые солдаты, которые добросовестно выполняют обязанности, но ещё и могут «хорошо ориентироваться» в разных ситуациях.

По каждому моменту можно пояснить детальнее. Дрова быстро сгорают, поэтому для печки, если готовить еду или согреться, лучше использовать уголь. Где брать? Как где? Везде, где только для этого появляется возможность: с других вагонов, угольных куч на станциях или подбирать крупные куски из россыпей вдоль рельсов. Поэтому при каждой остановке солдаты зорко оглядывают окрестности на возможный предмет любой добычи.

При этом понятно, что далеко отбегать от теплушки опасно – можно не успеть обратно. Такая же история с бумагой и дровами, без них никак не обойдёшься, они нужны для разжигания угля или быстрого разогрева чая – любой ящик (картонный или деревянный), колодка от крепления техники или дощечка идёт в дело. Даже часовой, охраняя вагоны, «не гоняет порожняк», а ходит, выполняя боевую задачу, попутно как зоркий разведчик в тылу врага заботливо отслеживает ситуацию на предмет бумаги, дров и угля.

С водой хуже, она нужна постоянно, и в большом количестве. Без неё никак не обойдёшься: умывание, приготовление пищи, мытьё котелков и чай, который пьёшь практически все сутки – в день набегает больше десятка литров. До этого долгого по времени караула, когда мне пришлось проехать через пустыню, я даже как-то особо не задумывался о её проблеме. Если уголь можно быстро набрать в обычный вещмешок, а дрова принести в руках, то воду приходилось носить в термобаке, наполняя им большую ёмкость. Таких привычных сейчас пластиковых канистр в то время ещё не было.

Вот поэтому каждый раз, принимая решение и посылая солдата на поиски воды или покупки хлеба, приходилось действовать наверняка только на сортировке, посылать солдата вместе с комендантом или использовать время стоянки с пользой для дела. Но в безвыходных ситуациях приходилось рисковать, особенно опасно это было делать, если обзор закрывали соседние составы.


После Арыси много дней подряд нас со всех сторон окружала жёлтая и песчаная пустыня, уходящая в далёкую и безжизненную перспективу. Я всегда любил просторы и даль горизонта, но наблюдая однообразную картину из бесконечных песчаных холмов, не раз у меня возникало ощущение того, что мы одни на земле. На многие километры вокруг ни единой живой души, только иногда мимо проскакивают маленькие домики безжизненных разъездов.

Намного чаще попадались брошенные развалины домов и унылые казахские старые мазары с провалившимися куполами. Такую безжизненную картину изредка оживляли бродячие на горизонте верблюды – «корабли пустыни» или парящий где-то высоко в чистом небе небольшой орел, который внимательно высматривал свою добычу. Удивительно, но для местных жителей это гармония жизни!

По таким пескам замечательно ехать в нашей теплушке с широко открытыми дверями! Даже когда стоишь, между ними гуляет свежий сквознячок, а на ходу дневная пустынная жара врывается в вагон, прохладным воздухом обдувая всё тело. Правда пока едешь по этой песчаной местности, песок проникает везде – в нос, одежду, еду и на постели.

  Всегда здорово и приятно вырваться из мира суеты, забот и неожиданных вводных, но наблюдая такую однообразную картину в течение несколько дней, уже не верилось, что где-то есть нормальная жизнь в большом и огромном мире, которая проходит между высоких домов, зелёных деревьев и асфальта. Какие-то люди живут интересной жизнью, обсуждают политику, искусство и строят планы завтрашний день.
 
Периодически очень хотелось вновь туда вернуться, но эта мечта для меня в те времена была такой неосуществимой, как покупка новой «Волги» или «Мерседеса», потому как в те времена моих возможностей хватало только брелок от них. Время сейчас другое, когда понимаешь, что «Мерседес», по своей сущности это такая же железная консервная банка, только качественная, да и не самая дорогая, а купить его может любой, у кого есть деньги и желание им обладать. В голове частенько возникала, успокаивающая фраза из писем красноармейца Сухова к своей жене Катерине Матвеевне в фильме «Белое солнце пустыни» – вот выполню важное задание и домой!

В школе у меня по географии всегда были пятёрки, а дома на стене висела огромная карта мира с привычными очертаниями стран, континентов и островов. Ещё с раннего детства я понимал, что наша страна огромная, самая большая в мире! Но этого оказалось мало, только в этой поездке мне стали понятны истинные масштабы нашей страны. С интересом разглядывая из своего вагона-теплушки проплывающие мимо меня удивительные и меняющиеся пейзажи, эти огромные просторы, понимаю – именно таким образом человеку самому нужно увидеть мир, чтобы оценить его, весь смысл жизни – в движении, и здесь неважно куда, главное – двигаться, набираясь новых впечатлений.

В памяти у меня из однообразных пустынных дней пути остались несколько ярких воспоминаний. Интересный факт, но когда наш грузовой состав останавливался днём на любом, совсем крошечном и пустынном разъезде пропуская пассажирские поезда или встречные составы из тяжёло громыхающих товарняков, выглянув из теплушки среди развалин домов можно было увидеть одну-две женщин-казашек, сидевших на песке и неторопливо вязавших что-то из верблюжьей шерсти. К ночи они таинственно растворялись в окружающем пейзаже.

Откуда они здесь могли взяться посреди пустыни? Не знаю, но было удивительно. Каждый раз одна из них подходила к нам и, заглядывая в теплушку с целью поживиться чем-нибудь полезным, скороговоркой однообразно просила: «Дрова, картошка, шлемофон или ещё чего есть? Давай меняться?» Всё предлагалось менять на лепёшки, курт и вязаную ерунду. Такой реальный вариант натурального обмена, без денег. Действительно, кому нужны деньги в этой пустыне, где и магазина-то не найдёшь! К сожалению, в этой первой поездке по пустыне мне пришлось только запоминать для себя перечень «дефицита», но когда мне пришлось ехать второй раз по этой ветке в Тбилиси, для такого обмена я уже заранее был готов.


 Второе событие, которое почему-то мне ярко запомнилось из пустынного отрезка. Размеренная вагонная жизнь течёт медленно и однообразно: утром неторопливо встаёшь тщательно вымываешь руки и лицо, чтобы убить время достаёшь станок и затеваешь бритьё. Получив удовольствие от неспешного бритья, освежаешься одеколоном, далее завтрак, после которого тебя ждёт большая солдатская кружка с крепким чаем, который пьёшь медленно маленькими глотками и этим самым как бы официально начинаешь новый день.

Какое-то разнообразие вносит прибытие эшелона в крупные или небольшие города по пути следования, где возможна проверка караулов военными комендантами. Тогда солдаты дружно и быстро наводят порядок в вагоне: подметают полы, для свежести и полноты картины сбрызгивают их водой, развешивают одежду, красиво заправляют матрацы, укладывают посуду в ящики.

Хотя слово «проверка» – это громко сказано. Обычно для проверки прибывают помощники коменданта в звании лейтенантов (или старших лейтенантов, реже капитаны) с главной задачей уточнить ситуацию и сделать отметку в моей постовой ведомости. Как правило, такие встречи к нашему взаимному удовольствию всегда проходили в дружественной атмосфере. Они быстро, предъявив удостоверение, уточняют спрашивая: «Как дела? Какие проблемы?» – Получив мой ответ, что у нас всё в порядке и никаких проблем нет, делают запись и, пожелав удачи, удаляются, сразу предупреждая, где или в каком следующем городе будет проверка.
 
За весь путь с караулом во многих городах мне пришлось повстречаться с разными комендантами. Они все были примерно одинаковыми, на одно лицо, а в моей памяти запомнился и поразил только один, которого я повстречал именно на этом глухом обшарпанном пейзаже пустынного участка – мне так показалось что, судя по годам, он должен был быть видимо майором, но пока только «дослужился» до старшего лейтенанта.

Может быть, он никогда и не был майором, а просто такой «древний старший лейтенант», которого раздавило «колесо истории» и переходивший все мыслимые и немыслимые сроки для присвоения следующих званий? Наверняка его за какие-то «большие заслуги» и загнали служить в такую дыру, хуже которой трудно себе придумать. На фоне героической борьбы с похмельем жизнь заставила круглосуточно бороться с перевыполнением плана проверок. А что? Кому-то нужно и в таком месте служить, хотя вряд ли кто сам по доброй воле согласился бы на такое место службы.


 Однажды ночью я проснулся от резкого толчка в бок. Грузовой состав – это тебе не купейный вагон, в котором путешествуешь с комфортом, товарняк трогается тяжело, рывком. Сначала машинист «осаживает» и вдоль всего состава бежит лязг и шум сдвигающихся вагонов, а только потом начинается медленное ускорение. Рывки бывают такие, что стоящему человеку с трудом удаётся удержать равновесие, а стоящие и не закреплённые на печке в такой момент чайник или кастрюля, неожиданно сваливаются, пытаясь обдать тебя кипятком.

Последние ночи я почти не спал, так забывался на час-два, потом вставал и накачивался крепким чаем. А сейчас сон пропал потому, как жизнь резко сменила стремительный бег на размеренный шаг. Спать абсолютно расхотелось, за день состав не столько шёл, сколько стоял на глухих разъездах, и я смог вдоволь отоспаться. Полежав немного в темноте с открытыми глазами и освоившись в этом огромном пространстве вагона, решил встать, размяться и развеяться, да и попутно подежурить.

Открыв дверцу печки-буржуйки, заглянул в неё – оттуда пахнуло приятным теплом. Недавно заброшенные крупные куски красноватых углей только начинали краснеть, тускло освещая вагон, поэтому разрешил счастливому дежурному солдату лечь поспать. Чем дальше мы удалялись от своего южного места службы, тем ночи становились прохладнее. Поэтому теперь уголь не экономили, создавая ночной комфорт, да и дежурному солдату следя за печкой, было чем занять часы своего дежурства.

Только в этой командировке я понял для себя и узнал, что уголь бывает разным. До этого момента в своей жизни как-то над этим вопросом не приходилось задумываться – вроде бы уголь и уголь, какая разница? Пришлось вспомнить подзабытое слово, которое я раньше в своём детстве слышал от бабушки, которая всю жизнь прожила в Донбассе – антрацит.

Этот сорт угля добывали именно там, и его сразу отличишь от любого другого, все куски чёрные с зеркальным блеском на боках, в печке горит долго, жарко и сгорает почти весь, не оставляя золы. Днём возле нас долго стоял состав именно с таким углем, и все солдаты дружно работая сплочённой командой, очень удачно запаслись крупными кусками на много дней вперёд, навалив целую угольную кучу в дальнем углу вагона.

Сам же, накинув на плечи шинель, пересел на ящик у приоткрытой двери теплушки. Вокруг темнота, двигаясь рывками от разъезда до разъезда, колёса постукивают на стыках, на небе светят яркие звезды, и только редкие фонари на разъездах иногда быстро пролетают в ночи. Вот такая ночная романтика – тихая, тёплая ночь, набегающий ветер приносит в вагон особые свежие ароматы, состоящие из запаха свежего песка и просмоленных шпал.

Достав из своего дипломата радиоприемник, я крутанул пальцем колёсико настройки, чтобы найти подходящую для настроения волну. В ночной тишине тихонько заиграла романтическая музыка. Красота, кто понимает! Странно, но я поймал себя на мысли, что мир железной дороги для меня совсем не выглядит пугающе, а совсем наоборот – знакомым и приветливым. Мои яркие детские впечатления обретают вполне конкретные очертания. Да и вообще, в двадцать два года многие вещи даются легко, и почти во всём находишь свои плюсы, не обращая внимания на минусы!

В карауле из плюсов – здесь ты наедине с собой, есть время подумать, порассуждать и для неспешных мыслей. Конечно, приходится общаться с солдатами на бытовые темы, но не будешь же посвящать их в свои размышления:
– Удивительное дело – мимо меня на север и на юг шли сотни тяжёлых составов, отсчитывая километры и перевозя различные грузы. По всему видно, что наша страна живёт и развивается. Все заняты своими заботами и глядя со стороны, на огромных просторах нашей страны вроде никому нет дела до нас – железнодорожному караулу сопровождающему военный груз из точки «А» в точку «Б» затерянному сейчас в песчаной пустыне…

Ещё днём, листая свой атлас, захваченный из дома, чтобы примерно понимать точки нашего движения, я долго разглядывал физическую карту этих мест. Судя по ней, теоретически получалось, что слева от нас была пустыня Кызылкум, а справа пустыня Бетпак-Дала – обширный район с мелкими сопками. Но вот какая получалась удивительная вещь – сколько не выглядывай из нашей теплушки, что слева, что справа до самого горизонта лежали абсолютно одинаковые холмистые пески...

Мне хорошо запомнилось, как здорово было сидеть, мечтая в ночи и разглядывая на небе необычно яркие звёзды. Железная дорога жила своей обычной жизнью – черноту ночи изредка прерывали жёлтые полосы света в вагоне от фонарей и семафоров. Гораздо чаще мимо моей приоткрытой двери вагона с характерным звуком и, светя окнами, быстро пролетали пассажирские поезда, да и в грузовых составах иногда светились окошки на «Анках» (сцепка из пяти холодильных вагонов). Даже если мы стояли на разъезде, пропуская встречные, а поезда проходили с другой стороны вагона, где мы на ночь закрывали дверь, всё равно на слух товарняк было легко отличать от скорого пассажирского.

Как-то однажды случайно слушая разговор железнодорожников между собой, обратил внимание на непонятно звучащие для меня названия вагонов: «двойки», «четвёрки», «шестёрки». Заинтересовался и для себя понял, на что раньше не обращал внимания, так они называют по первой цифре в нумерации вагона – «двойка», это такие как все мои, крытые с дверями, «четвёрки» – платформы, «шестёрки» – полувагоны, «семёрки» – цистерны...


После Кзыл-Орды и Аральска мы проехали узловую станцию Челкар, о которой я много слышал от Анатолия Кириченко, здесь жили его родители, и прошло его детство. Вспомнил, как перед отъездом внимательно выслушал его весёлый рассказ о подобном путешествии начальником караула, и уже многие добрые советы Анатолия оказались правильными.

Постепенно пыль с песком пустыни начала сменяться серой глиной с небольшими лужами и озерцами. На горизонте стали появляться пучки зелёной травы и одиночные сосны. Солдаты моего караула все были родом из небольших южных посёлков Казахстана и в этих краях они никогда в жизни не бывали, поэтому они, собравшись вместе, подолгу рассматривали и с восторгом обсуждали окружающие пейзажи.
Перед Актюбинском мы вновь задержались почти на целые сутки. На станции Кандагач наш состав вновь попал на разбор и пересортировку. Грузовой парк здесь был огромным и поражал меня своими размерами – много раз нашу вагонную сцепку маневровый тепловоз таскал туда-сюда по хитросплетениям железнодорожных путей на многие километры, перецепляя от одного состава к другому, пока ближе к ночи, наконец, не определились на самом последнем пути грузового парка.

Взглянув на часы, я был поражён – что-то удивительно рано в этих краях темнеет. Заходящее солнце ещё освещало верхушки деревьев, но вот здесь, возле нас внизу среди вагонов уже сгущались тёмные краски сырого наступающего вечера, а в углах вагона появился сумрак медленно обволакивающий всё внутреннее пространство. Всю ночь мы простояли, в ожидании неспешного формирования нового состава.

Это неверное заблуждение, что путешествуя в грузовом вагоне и, особенно находясь в грузовом парке тебе приходиться «страдать» от одиночества. Удивительно, но и здесь идёт своя особая, невидимая из комфортного пассажирского вагона жизнь, которая не замирает с наступлением ночи и только приходится поражаться количеству разных людей, которые тебе кроме железнодорожных рабочих встречаются по пути! Это другие воинские караулы, вооружённые охранники ценных грузов (вроде автомобилей), работники вагонов-холодильников или люди сопровождающие вагоны со спиртными напитками! Всегда приятно, когда стоишь, перекинуться «с коллегами по цеху» на ходу добрым словом узнавая новости, дать воды или поделиться хлебом.
Только на рассвете следующего дня колёса вагона весело застучали на стыках, и мы продолжили свой путь дальше по направлению к Москве.


Почему-то мне хорошо запомнилось, как в одну из тёплых и светлых ночей мы по длинному мосту пересекали Волгу. Мои солдаты не спали, долго и с волнением ожидая этого радостного момента, а когда наш состав медленно въехал на мост, для лучшего обзора распахнули с двух сторон двери вагона, и с нескрываемым восторгом наблюдали по сторонам, поражаясь величию русской реки блестящей в ночи отблесками огней.

Хотя мне до этого много раз приходилось видеть Волгу из окон пассажирских вагонов, но и мне стало интересно, и я вместе с ними тоже простоял весь мост. Для меня такое событие тоже было впервые – вот так «живьём» проезжать по гулкому мосту, смотреть по сторонам через железные фермы ограждения, вдыхая речную свежесть и удивлённо разглядывать проплывающие под нами корабли и мелкие лодки.
Чем дальше товарняк уносил нас от родимых мест и пустынных пейзажей, тем чаще нас стали окружать перепаханные и зелёные поля, на которых копошились колхозные машины, а люди в огородах собирали урожай. Сокращалось расстояние между городами и посёлками, всё больше становилось людей. После долгих однообразных дней пути я подолгу и с интересом стоял, облокотившись на поперечную доску разглядывая как в киноленте проплывающие мимо пейзажи. За пределами нашего вагона бурлила жизнь: вдалеке мелькали купола церквушек, проезжали машины по своим делам, куда-то спешили школьники и пешеходы.

Однажды на какой-то маленькой станции бездумно разглядывая жителей, внезапно и удивлённо я поймал себя на мысли что все попадающиеся мне на глаза женщины – русские и все они мне из вагона казались красавицами! За долгие годы жизни в Казахстане пришлось отвыкнуть от такого необычного взгляда на жизнь. Да и много ли надо молодому лейтенанту полному сил и здоровья после многих дней монотонной и скучной езды?


…Однажды проснувшись утром в тишине раннего утра, почувствовал, как в вагоне пахнуло сыростью и необычно запахло осенью. Выглянул наружу – туман! Ну, возможно это был не туман, а такая необычно густая пелена утренней дымки в средней полосе России, которая стояла над полями. Она закрывала весь горизонт и оседала влагой на вагоне. Возникало такое ощущение, что этот туман забирается к нам в вагон через дверь и вызывает озноб, проникая сквозь одежду.

Живя долго в Казахстане, я даже позабыл про такое явление природы. Последний раз видел туман, кажется ещё в детстве у бабушки на Украине, когда с отцом ходили рано утром на рыбалку. Подумать только – на дворе ещё начало августа, у нас на юге ещё стоит приятное осеннее тепло, а здесь уже без шинелей не обойтись!
Сырость от дымки была везде, на вагонах и рельсах, на окружающих нас деревьях и мокрых листьях, с которых тяжёлые капли падали на землю. Эти необычные для нас чистые и мокрые деревья здесь росли в изобилии, удивительным образом окружая вагоны с двух сторон, и подступая к самой железной дороге. Леса состояли из разных и необычных для нас деревьев, если сосны и ели для нас хоть как-то были знакомы, то огромные заросли рябины уже поражали своими красными гроздьями. Для нас жителей гор и степей, привыкшим к редким тополям и карагачам, много дней наблюдающих однообразные пески пустыни это было удивительным.
Постепенно встающее далеко за деревьями невидимое розовое солнце пригревало воздух, дымка рассеивалась, мокрота высыхала, природа просыпалась, и где-то в глубине начинало доноситься пение птиц…

Ещё однажды свозь неглубокий дневной сон мне послышался колокольный звон, и я про себя только удивился настолько необычным и нелепым он мне показался. Открыв глаза и вслушиваясь в далёкие переливающиеся звуки, я осознал – точно, это мелодично звучали они из еле видимой церквушки, наполняя солнечный воздух и душу приятным восторгом…


Пока таким неторопливым образом двигались до столицы, несколько раз попадали на сортировку и ещё дня три потеряли пока объезжали Москву по кругу, чтобы попасть на Можайское направление. Мимо нас стали мелькать дачные посёлки, платформы с людьми, мимо которых мы проезжали без остановок, пока в одну из ночей маневровый тепловоз не завёз наши вагоны в приёмный парк артскладов. Ну, вот и прибыли в конечный пункт нашего назначения!

Внимательно проверив все пломбы на вагонах, и убедившись, что там всё в полном порядке, последние томительные утренние часы ожидания у меня прошли в хорошем настроении. Солдаты, упаковали все вещи. Потом глядя на оставшуюся горку картошки, которую мы удачно выменяли по пути, проявили солдатскую смекалку! Уже не жалея дров в несколько заходов быстро сварили её «в мундире», этого нам хватило на завтрак и заполнить термобак до самого верха – получился хороший запас на обратную дорогу! 

Дальше все дела по передаче груза заняли не больше часа. Быстро оформив документы, поставив все печати и получив на руки смешную сумму для питания на обратный путь, которая немного меня озадачила, нас со всеми вещами высадили на перроне у вокзала. С деньгами получилось невесело, но всё верно, по закону (из расчёта три солдата умножаем на четыре дня – считалось, что солдат питается в день на сумму чуть больше рубля!) всего чуть больше двенадцати рублей!

 
Погода в этот день выдалась противной и сырой, по-настоящему осенней. Совсем не похожей на нашу, к которой мы привыкли у себя на юге в августе. Было сыро, прохладно и немного ветрено, облака мелкой ватой тащились по серому небу, поливая мелким и противным дождём больше похожим на мелкую водяную пыль. Он временами исчезал, то нудно висел в воздухе. Нужно было решать, что делать дальше?
Здесь я немного поясню ситуацию. Ещё с детства мне пришлось много слышать о знаменитом музее на Бородинском поле и всегда мечталось попасть туда. Ещё в Кой-Таше, когда я узнал, что еду в город Можайск (который находится где-то рядом с ним) у меня появилась мысль – если будет такая возможность обязательно попасть в этот знаменитый музей. Вот теперь и пришло время решать, только нужно всё здраво оценить:
– Наш поезд «Москва – Фрунзе» уходит ближе к полуночи, проблем с билетами, которые оформляются через военного коменданта, точно не возникнет, поэтому на вокзал можно особенно и не спешить. Электричкой от Можайска до Москвы ехать примерно час-полтора. Накинем для верности ещё час на переезд с вокзала на вокзал на метро. Так что особо спешить нам некуда. Это хорошо, что у нас впереди получается целый свободный день. В общем, всё складывается удачно для нас! Рискнём! Как ни крути – успеваем!

 Предварительно расспросив местных жителей о дороге в музей, узнал – от вокзала ехать нужно примерно километров десять. Добраться туда можно на автобусе, ходящему по расписанию, но если нужно быстро, то проще всего взять такси, это получится совсем недорого. Таким образом, придя к выводу, что для Родины уже сделано немало, и поэтому я могу позволить себе в награду небольшую экскурсию, решил съездить. А то ещё когда сюда попадёшь? Жалко будет вспоминать – был рядом и не побывал!  Всё, решено – оставляем одного солдата на охрану вещей и едем!
 

Мои солдаты своим видом совсем не напоминали бравых «коммандос» – здесь в Подмосковье они в своих необычных панамах (в средней полосе все солдаты ходили в пилотках) и шинелях выглядели очень необычно, больше напоминая инопланетян. Таксист быстро домчал нас к самому музею, а по пути лучше любого экскурсовода всё подробно разъяснил. Бородинское поле представляет собой сам центральный музей и ещё огромное количество памятников в полях, по всем историческим местам, которые невозможно обойти за весь день! Но сделал остановку на пару минут у одного – стелы с орлом, расположенной возле дороги, чтобы мы смогли внимательно всё рассмотреть.

Музей оказался небольшим, но хорошо обустроенным – с большой площадкой, откуда отправлялись автобусы и с кучей ларьков набитыми сувенирами. В нём действительно собрано много интересного и исторического из тех времён – документов, оружия, военной формы и знамён. Внимательно вслушиваясь в слова экскурсовода, где звучали знаменитые фамилии: Кутузов, Раевский, Багратион, Барклай-де-Толли… проникаешься героическим духом и сразу в памяти всплывал накал битвы из рифмованных стихов «Бородино», которые я ещё со школы знал наизусть.

Интересен исторический факт, о котором предпочитают помалкивать – здесь, под Бородино вроде бы никто и не победил. Французы до сих пор уверены, что сражение выиграли они, раз продолжили наступать, и это совершенно правильно. А мы в свою очередь тоже гордимся своей победой, утверждая, что не отступили в битве и этим достигли своей цели. Вроде как впервые дали отпор армии Наполеона и показали свою мощь, что с исторической точки зрения тоже выглядит формально правильно. Вот теперь и разбери, кто же прав?

Примерно так же непонятно – в той войне Кутузов сдал Москву и поэтому выиграл всю войну с французами. Во Второй мировой войне Сталин категорически отказался сдавать столицу, и потому за Москву дрались ожесточённо из последних сил! Почему? Бог его знает – у нас уже семьдесят лет победы отметили, а архивы Второй мировой войны до сих пор засекречены, и многое из них бесследно уничтожено! А те немногие, открытые переврали так, что историки до сих пор разбираются, как же всё было на самом деле?  Понятно только одно – любое решение принимается в конкретных исторических условиях и спустя годы легко рассуждать лёжа на диване.

В общем, я остался доволен этой поездкой, а мои солдаты вообще были в полном восторге! Нагруженные яркими историческими впечатлениями мы сменили на вокзале автобус на электричку до Москвы. Потом на метро без всяких проблем переехали на Казанский вокзал. Солдаты, которые впервые в своей жизни спустились в метро, с огромным восхищением и удивлёнием по пути разглядывали красивые станции и множество людей. Для меня же самым главным было не потерять их в этой суете.

 
На вокзале военный комендант сразу выдал нам билеты в купейный вагон, и оставалось только решить вопрос с продуктами в дорогу. Из выданной суммы мы общим решением кое-что потратили на поездку в музей, поэтому осталось немного – что-то около пяти рублей.

За всю свою небольшую жизнь я впервые столкнулся с такой сложной задачей! Со мной понятно – офицер в командировке питается за свой счёт, получая потом командировочные, но каким образом мои солдаты смогут прожить на эти деньги три с половиной дня в поезде, до этой поездки я себе не представлял.

Мне, с моей колокольни и своего небольшого жизненного опыта почему-то казалось, что ситуация просто трагическая и никак не удавалось найти в голове подходящего решения – как объявить солдатам о том, что их деньги почти закончились. Таких смешных денег и одному не хватит, не кормить же солдат за свой счёт, когда у меня самого с деньгами негусто? Мысли в голове медленно капали как в подвале с сырого потолка. Собрав всех вместе и боясь проявить излишнюю суетливость, я спокойным голосом объявил, ваших денег осталось пять рублей – время ещё есть, вот и думайте, что с ними делать? Какие будут предложения?

Самым удивительным для меня оказалось, что солдаты отнеслись к этому известию совершенно спокойно и оптимистично. Решение этой проблемы, после недолгого их обсуждения для меня по своей сути было просто парадоксальным – каждому из них персонально выдать по рублю на покупку небольших сувениров на память о Москве. И ещё – они с завистью и восхищением смотрели на экзотический напиток «Фанта» (у нас в Азии его ещё не было), видно было, что им очень хотелось его попробовать! К этому предложению я отнёсся с пониманием – конечно, всё-таки они ещё дети и впервые в Москве, поэтому каждому хотелось приобрести что-нибудь на память!
 
А на все оставшиеся деньги сразу покупаем хлеб, маргарин, плавленые сырки, сахар и чай. Счастливо и радостно я про себя выдохнул – вот и нашлось простое решение! Таким чудесным образом, добавив от себя ещё рубль и всю мелочь из карманов, у нас в результате получилась на питание «огромная сумма» – больше трёх рублей!

Обсудив все вопросы и взяв вещмешок, мы с самым опытным солдатом пошли в магазин, найдя гастроном подальше от вокзала. Сразу решили – едим экономно два раза в день, поэтому мы равнодушно скользнули взглядом по варёной колбасе и сыру «Виола». Конечно, сейчас трудно сравнить, но порядок цен тогда был таким: хлеб – 16 копеек (это полновесная  булка чёрного весом в один килограмм, не то, что сейчас), пачка маргарина «Сливочного» – 15 копеек, сырки плавленые от 7 до 10 копеек. На остальное докупили чай и сахар – хорошо, что кипяток в поезде бесплатный, а чайник и кружки у нас свои.

Поэтому, каждый раз на так называемые завтрак и ужин мы заваривали полный чайник чая, резали булку хлеба ровно на четыре части, к этому всегда добавляли четвертинку пачки маргарина и плавленого сырка, две картошки и пару кусков сахара! Кроме этого можно было «гонять чай» весь день! Всего этого при таком разумном подходе нам четверым вполне хватило на весь путь до Фрунзе.

Кроме этого мне наглядно пришлось убедиться в том, что народ любит свою Армию. Каждый день солдаты, выходя курить или за кипятком, приносили с собой конфеты или печенье, которыми с ними щедро делились земляки и добрые пассажиры  в вагоне.
Время в пути тратили на сон или когда смотрели в окно и проезжали знакомые города на воспоминания, ещё солдаты подолгу рассматривали купленные на вокзале наборы открыток о Москве на память и были просто счастливы от впечатлений о столице! Глядя на них, я только про себя снисходительно улыбался – дети! Что они успели увидеть там? Вокзалы и метро? Удивительно, но и этих малых впечатлений им было достаточно! Понимаю, что каждый проживает свою жизнь, и многим хватает осознание самого главного факта – они были в Москве и точка!

Из этой поездки для себя я понял главное, не так-то много нужно человеку для жизни и ещё впервые был поражён таким минимализмом, и это послужило мне большим жизненным уроком – наступило чёткое понимание того, что выжить можно в любой трудной ситуации. Я сделал всё что смог, и даже больше!


  КОЙ-ТАШ. 1982г. ОСЕНЬ. НОВАЯ КАЗАРМА. КОМАНДИРОВКА
                В РЫБАЧЬЕ.

Сейчас, неспешно «отматывая» ленту жизни назад и возвращаясь воспоминаниями к своим молодым годам, от полноты жизни вновь испытываешь те же чувства. Уже не могу точно сказать, какое событие из них было раньше или позже, лейтенантская жизнь летела стремительно, не замечая дней. Вернувшись в полк, после «краткосрочного отпуска» я вновь с головой погрузился полковые проблемы.
 
Хорошо помню, что в ту осень жизнь в полку действительно «бурлила»: приближалась новая серьёзная проверка (не забываем, что целый год наш полк вновь был инициатором социалистического соревнования в округе), одновременно с этим на нас неотвратимо «наваливался» очередной парад во Фрунзе, требующий полного напряжения сил. Такова была жизнь вокруг – жизнь страны люди воспринимали через первомайские ликования и новогодние праздничные поздравления, а для нас она была другой, состоящей из парадов, проверок, учений и командировок.

Кроме всех этих полковых событий в нашем батальоне со дня на день ожидалось и своё грандиозное событие – долгожданное переселение из наших старых сборно-щитовых казарм стоящих в отдалении от штаба в новую, отстроенную военными строителями казарму, выходящую своим крыльцом прямо на плац! Удивительно, но это произошло прямо на моих глазах и с моим участием.

Строители торопились – видимо их тоже подгоняли к этой дате, чтобы к проверке успеть переселить личный состав. Николай Буторов, наш товарищ, будучи прорабом, образно говоря «дневал и ночевал» воюя со строителями на этом объекте. И видимо это давало свои результаты, события там развивались ускоренно – забор, вокруг казармы уже был снят, там начали вывозить мусор, всё красить, привезли небольшие ёлочки, которые высадили в новые газоны. По всему чувствовалось, что праздник переселения уже скоро…

В один из дней на утреннем построении объявили – наконец-то дождались, пришёл этот радостный день переезда! Нашей радости не было предела. И как всегда бывает в Армии, задача была поставлена с неожиданной военной прямотой – командование полка даёт батальону на весь переезд три дня! Если взглянуть на этот срок, может показаться что этого времени вполне достаточно, если бы не одно обстоятельство… 
«Военная хитрость» переезда и оборотная сторона медали состояла в том, что именно за этот срок наш батальон своими силами должен был аккуратно разобрать и перевести деревянные части казарм на склад, а фундаменты разбить и сравнять с землёй. Особо подчёркивалось, что район, где стояли казармы, нужно было срочно «зачистить» под окружающий фон местности – здесь не должно было остаться никаких остатков битого кирпича или бетона. Короче сделать так, чтобы ни одному человеку, случайно забредшему сюда, ничто даже не напоминало о них:
– У вас на всё три дня, – жёстко и сурово уточнил командир полка, и немного помолчав, добавил, – и три ночи!

Почему всего три дня? Столько лет ждали, почему нельзя и ещё пару деньков подождать? Но никто нам этой великой «военной тайны» разъяснять не стал. В Армии так не принято! Задача понятна? Вперёд! Комбат в свою очередь уточнил – даю всем ротам сегодняшний день на перенос кроватей, оружия, имущества и «обживание» на новом месте, а два дня будем разбирать казармы. Удивительно, но такая постановка вопроса никого не удивила, не впервой, да и удивляться времени не оставалось.

Помню, с каким восторгом и замиранием сердца мы впервые зашли на свой этаж в новой казарме, чтобы осмотреться и наметить план переселения! После уже привычной тесноты наших старых казарм я был приятно поражён увиденному, здесь было чему восхититься – высокие потолки, огромное спальное помещение, в которое через большие окна проникает много света, невообразимых размеров канцелярия, ленинская комната и комната для хранения оружия!

Всё новое, пахнет свежей краской и вообще по сумме впечатлений получается картина, вполне радующая глаз. Признаться честно, такой красоты я ещё никогда в своей небольшой жизни не видел. В Алма-Атинском полку (который был у нас за забором военного училища) и Уч-Аральском (где я был на стажировке) были такие же казармы, из которых нам сегодня предстоит переезжать.

Капитан Турчин поставил задачи, и закипела работа, больше всего своим зрелищем напоминающая жизнь огромного муравейника.  Весь день по нижней тропе, вдоль офицерского общежития, в обход жилого городка солдаты батальона тащили кровати, тумбочки, стулья, ящики, оружие и ещё много всего нужного, составляющее богатство командиров рот.


        Два последующих дня «исторического переезда» очень ярко отпечатались у меня в памяти. Потому как все развернувшиеся события очень напоминали мне известную сказку про «страну дураков»! Ещё с утра всем верилось, что мы за два дня, всей толпой навалившись на задачу, вполне справимся с поставленной задачей, но… всё оказалось не так просто!

С радостным настроением и твёрдой уверенностью в лёгкой победе мы утром подошли к нашим одиноко стоящим казармам и с энтузиазмом первых комсомольцев принялись за работу. Сначала очень долго провозились с шифером на крыше, по ходу работы быстро выяснилось, что аккуратно снимая листы, приходится тратить много драгоценного времени. Еле-еле к обеду закончили с крышей – дальше больше, выяснилось, что военные строители на совесть собирали деревянные стропила и стены казармы.
Многие детали соединялись на шпильках с болтами, которые за долгие годы заржавели и слились в единое целое, так что, несмотря на все усилия отвернуть их никак не удавалось. Их били кувалдами, поливали соляркой и тормозной жидкостью, но они упорно держались, не поддаваясь и ломая все гаечные ключи. Водители КАМАЗов выделенных нам в помощь для перевозки казарм на склад, быстро управившись с перевозкой шифера, весело поглядывали на наши потуги.

Темпы работ резко упали, день заканчивался, и всем становилось понятно, что к установленному сроку мы точно не успеваем, по этому поводу командование полка и батальона «рвало и метало» всем «нагоняя жути» – задача должна быть выполнена! Любой ценой! Но ржавые болты командам не подчинялись и отворачивались медленно и с большим трудом. Что ты будешь делать в такой ситуации? Обстановка, прямо как в сорок первом в битве под Москвой! Все требуют от нас подвига, а мы…

Наконец, у кого-то из командования промелькнула трезвая мысль, и наш комбат, ближе к вечеру собрав всех, довёл новый взгляд на текущие события и новую «военную доктрину»! Ситуация кардинально меняется, выяснилось, что теперь всем плевать на казармы, но поставленную задачу по разбору в определённый срок необходимо выполнить! Делайте с ними что хотите: хоть грызите зубами, пилите пилами, рубите топорами или валите танками, но работу на ночь не прекращать! Сегодня все деревянные части вывезти на склад, к утру на этом месте должны остаться только кирпичи и фундаменты – завтра будем их долбить.

И вновь, в вечерних сумерках с новыми силами «закипела работа»… В Армии легко – для правильного направления мыслей у командиров всегда есть «железный аргумент» в виде нарядов, но в нашей ситуации это был не тот случай. Солдаты батальона, хорошо понимая своим умом, что уйти сегодня отсюда смогут только после выполнения задачи в едином порыве с внутренней злостью и остервенением на армейскую бестолковость, как в штыковую атаку на врага набросились на казармы с ломами, пилами и топорами.
 
Ломать – не строить! Без лишних команд, подгоняя друг друга, каждый стремился принести пользу делу: одни валили кирпичную облицовку стен, рубили стропила, пилили стены и отрывали доски полов, другие дружно всё это грузили в КАМАЗы.
Мгновенно над казармами возник один единый шум, звука которого я никогда ещё не слышал. Он состоял из непрерывного звонкого визга десятков работающих пил, непрерывных ударов ломами и топорами, грохота падающих кирпичных стен, звонкого треска ломающихся и вырываемых из гвоздей досок, и только изредка в нём можно было различить отдельные крики солдат. Наверное, именно так и происходит в рукопашной схватке – каждому в такой ситуации находится дело по плечу!
 
Скоро стемнело, но работа продолжалась, света от луны и звёзд не хватало, поэтому в нескольких местах для подсветки разожгли костры, в которых сжигали мелкие доски. Последние остатки деревянных стен грузили в темноте, подсвечивая фарами автомобилей. Нам, офицерам в этой ситуации оставалось лишь молча наблюдать за всем происходящим! Никогда ещё в своей жизни я не видел такого единого и сплочённого батальона – солдаты всех национальностей, всех сроков службы, дембеля и молодые дружно работали над разрушением своих бывших казарм!

Следующее утро нас встречала необычная футуристическая картина мира, напоминающая настоящее поле битвы: между высоких тополей, вместо привычного вида наших казарм, валялись только груды кирпичей, мелкие доски и остовы фундаментов, покрытые цементной пылью. Теперь предстоящая задача всем была понятна, и комбат уточнил – какая рота на своём участке со своей задачей справится, после его проверки может уходить.

Перспектива опять работать в ночи никого не вдохновляла. Поэтому за день, ударно работая все кирпичи и крупный мусор вывезли, а мелким заполнили все очень пригодившиеся ямы от бывших подвалов. Всё! С нашими «родными» казармами, с которыми за мой год службы связано столько воспоминаний, покончено!
Ближе к вечеру привезли свежей земли из ближайшего карьера и всю территорию засыпали свежим слоем глины. Когда она высохла, получилось, как будто здесь никогда и ничего не было. Теперь только оставшиеся одинокие и стоящие необычными квадратами, высокие тополя напоминали о бывших казармах. Действительно, получилось красиво!


Служба лейтенантом в мотострелковом полку – непростое дело! Постепенно, под напором новых впечатлений стали забываться бессонные железнодорожные ночи, мелькающие мимо города и посёлки, стук вагонных колёс и огромная ответственность за непростой груз. Но едва я с радостью возвращения в полк опять окунулся в нашу ротную жизнь в новой казарме, не успев и пару раз сходить в наряд, как жизнь вновь не дала мне расслабиться и озадачила новыми поворотами.
Ну, никак не может лейтенант и месяца спокойно послужить, чтобы куда-нибудь не «улететь в командировку»! Прямо традиция такая сложилась, напоминающая встречу Нового года – всегда один и единый комплект: салат оливье, новогодние поздравления и известный кинофильм.

Так получилось и на этот раз. Колесо фортуны медленно закрутилось, набирая обороты. Однажды капитан Турчин как бы между делом в разговоре обронил мне:
– Артур, тебе придётся на недельку смотаться в Рыбачье. – Сказал просто, без выражения и подробностей, так как будто речь шла о лёгкой и простой поездке. На что я, пожав плечами, привычно кивнул головой – раз надо, так съезжу, какие проблемы?
– Вот и ладненько! Значит, решили. Сейчас я займусь оформлением документов, а ты давай готовься, стартуешь через пару дней! – С довольным лицом, заручившись моим согласием, командир роты формально подвёл итоги наших переговоров.
Вот чему я всегда удивлялся в Армии, а особенно нашему командиру роты – Турчину, так это его умению «работать с людьми». Какая тонкая хитрость и психологический расчёт при постановке задач! Вот как всегда получается (тебя сразу не «пугают» предстоящими трудностями, при этом вроде и не обманывают, но всю истинную правду умалчивают!) – и ты сначала вроде бы соглашаешься, а потом, когда вникнешь уже поздно отнекиваться!

Раз уже сказал «Да», назад пути нет, да и будет выглядеть несолидно, собственная гордость не позволит отказываться. Уже поздно бить поклоны, опустившись на колени! Примерно по этой схеме получилось и на этот раз. Когда же мне пришлось подробнее узнать о предстоящей командировке, то стало очевидно, что жизнь вновь предлагает мне преодолеть очередную ступень воинского развития.

В двух словах задача, по мнению нашего командира роты, получалась довольно лёгкой – съездить в город Рыбачье. Но, на мой взгляд, если вдуматься и вникать глубже – она получалась совсем непростой. Потому как предстояло ехать не на «Жигулях», военном ЗИЛе или КАМАЗе, а говоря военным языком (это умными словами было написано на полученной мной секретной карте), мне поручалось совершить комбинированный марш.

Действуя везде самостоятельно и беря на себя всю полноту ответственности, нужно было вместе с нашими шестью учебными БМП совершить марш во Фрунзе, там самому принять теплушку и вагоны, оформить документы и погрузить машины на платформы.
Дальше уже в роли начальника караула по железной дороге прибыть в город Рыбачье, там разгрузиться опять с оформлением всех необходимых документов. От места разгрузки (где и ещё как она будет – неизвестно) на станции совершить марш в горный Учебный центр и передать машины командиру первого батальона для проведения учений. Дождаться окончания учений и примерно таким же образом вернуться обратно в полк.

На все мои многочисленные вопросы, связанные с поездкой капитан Турчин отвечал просто и понятно, обязательно в конце добавляя ободряюще, рассыпая свои жемчужины мудрости:
 – Ничего сложного, нигде не потеряешься, дорогу знаешь, только не забывай о мерах безопасности при погрузке и оружие не потеряй!
– Всех механиков я лично проинструктирую, с ними проблем не будет!
– Не маленький, справишься. Уже со мной грузился и ездил по железной дороге!
– Проявляй больше разумной инициативы – тут-то до Рыбачьего всего двести километров!

Последним и самым убедительным аргументом всегда звучало: «Ты уже целый год прослужил в полку, не молодой лейтенант. Наши механики опытные и для тебя нет ничего нового. Справишься!» Конечно, капитан Турчин для меня был большим авторитетом (признаю, здесь никуда не денешься) хорошо своим умом понимая, что глупо обижаться, например художнику, которому в пример ставят Микеланджело или писателю когда говорят, что романы у А. Дюма лучше! Нельзя быть глупым и обижаться на океан за то, что он большой – это объективная реальность! Поэтому и подогревал себя «здравой мыслью» – раз Турчин уверен, что я справлюсь, значит, так тому и быть!

При этом и начальник штаба ст. л-нт Цибенко тоже не делал круглых и удивлённых глаз, как будто речь шла действительно о простом, даже рядовом деле. Что на это им скажешь? А может действительно так и есть? Первое время я долго не мог привыкнуть к реальности моей поездки, и до конца поверить в то, что всё так и будет, как они задумали. Нет, вслух не отнекивался, не пререкался, просто осознавал этот факт как-то отчуждённо. В смысле – готовясь к командировке, внутренне тайно был уверен, что командование полка, узнав подробности, может «не доверить» такое дело мне, молодому лейтенанту.
 
Но видимо моя кандидатура с командованием полка была каким-то неведомым мне образом согласована. Все сомнения отпали на второй день, когда я получал в штабе оформленные на мою фамилию карту и все воинские документы с подписями начальника штаба и печатями. Значит, мне доверяют, и решены всё вопросы! Окончательно стало понятно – еду я, а никто-то другой или другими словами, но с более глубоким смыслом, я – еду!

Ура! Как же здорово, что я еду в командировку! Да опять в такую, где сам себе начальник! Вновь на целую неделю можно забыть про все полковые построения, задачи и наряды! Умные философы говорят, что если жизнь постоянно ставит перед тобой сложные выборы, значит, ты находишься не на своём месте! Но это не мой случай – мне выбирать не из чего! Я был потрясён внезапно открывшейся перспективой и далёкими горизонтами, что мгновенно почувствовал необыкновенное воодушевление и вырос в собственных глазах!

Всё когда-нибудь делается в первый раз, таковы обстоятельства жизни и военной службы. Ну, как-то очень многое мне за последние месяцы приходится делать впервые! Одновременно пришлось поймать себя в этот момент на новой мысли – как-то очень необычно быстро я вырос в своём развитии, раз все они уверены в моих командирских способностях и доверяют такие серьёзные дела!
 

Но почему-то все так уверены, что мне легко удастся справиться с «таким пустячным делом»! Конечно, внутренне я не считал себя каким-то очень способным лейтенантом, прямо-таки с выдающимися способностями. Делаю своё дело и служу пока вроде бы, как и многие другие, ничем особенным не выделяясь. Все офицеры в нашем полку действительно непрерывно направляются в разные командировки. Видимо на этом фоне, с их точки зрения и моя поездка выглядит как рядовая прогулка.

Но, может быть, зря я себя накручиваю? И они правы? Или во всём виновато опять моё внутреннее мнительное сознание? А вдруг я испугался серьёзных дел? Всё проклятые отголоски военного училища, где командир роты за четыре года задолбал все мозги своими нравоучениями вроде того «сюда ходи, туда не ходи».
Да, формально я прослужил год и многому научился, появилась твёрдость и уверенность в своих действиях. И всё правильно – в  полку уже появились молодые лейтенанты-выпускники после военных училищ, глядя на которых моя душа радостно пела – «ещё молодая зелёнка, совсем не то, что мы, которые уже прослужили целый год». Но вот вопрос, «созрел ли я для великих дел»? Всё это так мне преподносилось, как будто я «отпахал здесь целую десятку», а не всего лишь год.
 
С другой стороны – мне уже давно хотелось свободы! Давно мечталось как-то проверить себя, чтобы понять, на что я способен в отдельном и конкретном деле? Вот пришёл и на мою улицу праздник, сама судьба даёт мне уникальную возможность «осознать собственное величие», образно говоря сдать «экзамен жизни» – и он будет не по тактике или по политэкономии.

Это гораздо сложнее, включая все предметы и твои способности, экзамен на «выживаемость и профпригодность», после которого будут получены ответы на все вопросы. А справлюсь ли я с ним? Вроде каждый элемент по отдельности мне понятен, всё это приходилось делать вместе с Турчиным, но тогда и на нём была вся ответственность, а вот получится ли самостоятельно, без подсказок?
В ночь перед выездом долго не мог уснуть, представляя отдельные картинки этапов командировки: марш, погрузка, организация караула, разгрузка. Тревожное предчувствие и командирская сущность давала своё, всё ворочался вновь и вновь, тщательно прокручивая в голове разные вопросы, чтобы быть уверенным и не забыть про необходимые для  поездки мелочи (больше всего я боялся ошибки в мелочах!): 
– Крепёж и колодки для машин, ГСМ, продукты, документы на марш, караул, платформы, имущество, пулемёты, ленты, автоматы и свой пистолет… Как тяжело быть командиром! Но за всеми этими проблемами, где-то на дальнем фоне неотступно маячило сомнение:
 
– Смогу ли справиться? – И сам себе отвечал, – справлюсь, действительно, нет ничего сложного, раз доверяют, им виднее, значит должен справиться! Оправдать высокое доверие командования! Видимо пришло время взрослеть! Хватит «отсиживаться за спиной у командира роты». Теперь для меня обратной дороги нет – должен справиться, иначе перестану себя уважать!
Тем более, кроме разных моих проблем связанных с предстоящей командировкой сегодня я узнал и радостную новость, после которой намного прибавилось оптимизма, и появилась внутренняя уверенность. Меня встретил капитан-помощник начальника бронетанковой службы и сказал, что командование полка поручило ему завтра быть ответственным за мою отправку и одновременно помочь мне во Фрунзе решить все проблемы с вагонами, погрузкой и оформлением документов.

Это была самая приятная новость! Очень хорошо, что мне завтра не придётся одному бегать по станции и решать все вопросы с железнодорожниками и военным комендантом. В предстоящей поездке это было единственным моментом, которым мне ещё ни разу в жизни не приходилось заниматься. Конечно, я был уверен, что и сам разберусь как-нибудь, но лишний раз «набивать шишки» не хотелось! И раз такое дело – вот сразу и научусь, такой опыт пригодится для возвращения назад. Прокрутив ещё раз в уме все вопросы, и будучи уверенным, что ничего не забыл, я заснул.


Утром просто и буднично «военное колесо» завертелось в рабочем режиме. Проверив ещё раз загруженное в машины имущество и важные для меня вопросы я оформил у дежурного по парку путевые листы, которые аккуратно уложил вместе со всеми остальными документами в свой походный дипломат. Установив дипломат в командирскую БМП, стоящую первой, собрал всех механиков.
 
Формально уточнил механикам построение колонны, дистанцию и маршрут движения (которые и без моего напоминания хорошо его знали), в последний раз оглядел нашу площадку для учебных машин, прощаясь с ней на неделю, и вооружившись красным флажком, с непередаваемым чувством гордости за себя, медленно выехал из парка. Вот так просто и прозаично началась моя поездка – не было торжественных проводов, не играл духовой оркестр, никто не махал мне вслед, утирая скупую слезу и умоляя вернуться обратно!

Мои шесть БМП, словно вырвавшись на свободу, мощным рокотом радостно разорвали утреннюю тишину киргизских предгорий. При этом в моей голове промелькнула шальная и здравая мысль: «Всё! Свобода! Дальше придётся все дни действовать самому!» Но воинский долг, дремавший до этого где-то далеко в глубинах моего сознания, вбитый туда военной присягой и годами военного училища сразу напомнил: «Совсем неважно, сколько дней продлиться командировка, и какие приключения меня ждут, если хочешь, чтобы всё получилось без «ЧП» не забывай, что всегда нужно действовать осторожно и без дурной инициативы!»

Впереди несколько часов до погрузки во Фрунзе нас ждала идущая по полям и между предгорий долгая окружная дорога. Выбрав небольшую скорость, несколько раз во время движения, для контроля оглядывался назад, но машины всегда шли за мной с ровными интервалами и я с радостью отметил – вот такой порядок в отлаженном и вверенном мне военном механизме! Хотя, честно говоря, это было нашей общей работой, всех офицеров роты.

В городе меня уже поджидал деловой капитан, который за это время, пока мы добирались, уже всё успел подготовить для нашей погрузки. Возле его летучки в дальнем конце рампы одиноко стояли четыре платформы и вагон-теплушка.
– Интересно, а почему четыре платформы? – Радостно глядя на них у меня в голове сразу возник удивительный вопрос, потому как боевые машины пехоты всегда помещались по две штуки на платформе, – нам же нужно всего три? Тем более в моих документах именно такое количество и было указано.

Но капитан был специалистом в своём деле! Разгадка оказалось простой, вот что значит опыт погрузки! По своей молодости и неопытности в своих расчётах я не учёл, что грузиться придётся не краном, а заезжать сбоку и с поворотом. Вот он и договорился с железнодорожниками, чтобы они нам для облегчения погрузки подставили ещё одну свободную платформу.
 Однако неожиданно для меня наша встреча оказалась далеко не радостной. Капитан деловито и раздражённо, смерил меня таким взглядом, как будто я у него давным-давно занял пятёрку и не отдаю, демонстративно глядя на часы, вместо приветствия недовольно прорычал:

– Долго едешь лейтенант, уже давно тебя здесь жду. Давай если готов, то не теряй времени, начинай грузиться! Сам справишься или помочь?
Вот значит, как поворачивается дело! И это вместо того – здрасьте, или как доехали? Интересно, с чего капитан начал морду воротить? Хочет показать мне кто здесь главный или я на самом деле долго ехал? Да нет, с ездой нет никаких проблем – из парка выехали вовремя и ехали без остановок. И хитрый вопрос насчёт «помочь» он вовсе не зря задал! Наверняка, чтобы ткнуть меня носом в лейтенантские погоны и лишний раз меня унизить!

В ответ на такое приветствие, (ещё не растеряв адреналин радости и самостоятельности) моё возмущение сдавило горло нервным спазмом, и моим первым желанием было сразу плюнуть ему в глаза и послать далеко-далеко по известному адресу, забыв о моральных обязательствах. Был бы я настоящим героем, случись это сейчас, в смысле имел бы я побольше звёзд на погонах или ситуация складывалась немного другой, то наверняка так и поступил бы, отказавшись от его услуг, но капитан тонко чувствовал официальную грань и пока не переступал через неё.

 Поэтому тогда я лишь усмехнулся, отчаянно и мгновенно подумав про себя:
– Ситуация осложняется. Значит, по-хорошему не получится. Вот какой козел! Ну, держись капитан, мне по жизни и не такие уроды, как ты попадались! Это только с виду кажется, что лейтенантские погоны на плечах не просохли, а гонору у меня как у маршала Устинова! Что думаешь, ты мне – дерьмо, а я тебе в ответ – цветочки? Не на того нарвался.
Понимаю, скандалы крайняя мера, но интуитивно в тот момент я понимал что делаю. Делаю то, что нужно, чтобы уважать и верить в себя! Вбитая мне с детства родителями привычка к разумной рассудительности сыграла свою роль. Выждав небольшую паузу, чтобы успокоиться, отогнав свинцовую плиту тоски и сомнений, вслух тоже переходя на официоз, внутренне готовясь к «горячему продолжению», твёрдо отшил наглого капитана. Казалось, я собрал в своём голосе всё что смог – спокойствие, гордость, самоуверенность и уже появившиеся нотки командирской властности:
– Сам справлюсь, не маленький. Поэтому попрошу вас товарищ капитан отогнать свою машину, чтобы не путаться мне под ногами и не мешать. Когда я закончу погрузку, всё что мне от вас потребуется – помочь оформить документы на эшелон. – Вот так! Знай наших! Мы тоже умеем без мата на хрен посылать! Ну и что на это скажешь?

Видно было, что капитан немного охренел от моего резкого тона и официального наглого ответа. Его глаза расширились, увеличивая резкость, разглядывая и оценивая меня. Одновременно с этим он смотрел на меня с любопытством и таким изумлением, как будто я спросил его – давно ли была у него последняя менструация? Но хитро «отыграл обратно» и не стал дальше нагнетать скандал. Ничего не отвечая, он повернулся, и демонстративно усевшись в кабину автомобиля, отъехал назад на сотню метров и оттуда молча стал наблюдать за моими дальнейшими действиями.
Вот таким неожиданным для меня образом обернулась ситуация с погрузкой. Сволочной капитан всё рассчитал правильно. Если погрузка закончится хорошо, доложит в полку, что он молодец и свою задачу выполнил, и всё получилось благодаря его «мудрому обеспечению». А если что случится или пойдёт не так – виноват сам борзый лейтенант, который нагло отказался от его помощи.
 
Вот так неожиданно начинался в моей жизни новый, самостоятельный этап, настала минута, которую я ждал и к которой готовился всем своим существом! Вот тебе сразу новые горизонты и возможности! Строить какие-то планы бесполезно, придётся действовать по обстановке, знаю, что разумный человек сначала взвешивает ситуацию, а потом принимает решение и в дальнейшем следует по нему. Жизнь всегда идёт только вперёд и бессмысленно мечтать, чтобы повернуть её обратно, так же как пытаться искать философский смысл в показаниях на щитке приборов.
 
Нужно иметь мужество взглянуть на вещи правильно, для себя я сделал важный вывод – такой обстановке мне нужно быть вдвойне внимательным, не теряя здравого рассудка. Да и характер у меня такой – никогда не теряю духа и трудно чем-то испугать, я старался мысленно себя приободрить:
– Ладно, ничего, прорвёмся, не впервой! Уже привык работать самостоятельно и помощи всегда прошу только в безвыходных ситуациях, такую закалку получил с детства, да и военное училище воспитало – рассчитывать в жизни на свои силы.


      РЫБАЧЬЕ. 1982г. ОСЕНЬ. КОМАНДИРОВКА В РЫБАЧЬЕ.
                (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

С подпорченным настроением после разговора с капитаном я собрал механиков, чтобы перед загрузкой откинуть борта платформ. Здесь мои механики, проявляя солдатскую смекалку, внезапно удивили меня своим «рационализаторским предложением». Если у нас четыре платформы, а грузиться будем всего на три – значит, есть возможность прекрасная возможность заезжать под максимально острым углом, то боковые борта можно не откидывать.

– Товарищ, лейтенант! Давайте откинем только продольные борта, чтобы можно было проезжать с платформы на платформу, а в нас не сомневайтесь! Вы нам только чётко командуйте, а мы на малом ходу аккуратненько заедем. Тем более время сократим и силы сэкономим.

Что им на это скажешь? А действительно? Правда, я никогда ещё такого не видел, а если попробовать? Ширина платформы позволяет, правда зазор до борта остаётся очень маленький, шириной не больше спичечного коробка, но и наши механики опытные, должны справиться. Тем более поднятые борта надёжно гарантируют машину от падения с платформы. Рискну загнать одну машину «на пробу», а там посмотрим, как пойдёт! Нет слов, все воинские наставления написаны правильно, но для всех малоопытных людей. При этом никто не запрещает проявлять разумную инициативу! Да и пора самому «на ноги становиться»! Решение принято, так и поступим, беру всю ответственность на себя! Первый заводи!

С уверенным видом я выставил первую БМП подальше от платформы, чтобы удобнее было заезжать, и с огромным внутренним волнением скомандовал: «Вперёд!» Механик очень медленно внимательно глядя на меня заехал, и даже ни разу не коснувшись бортов гусеницами, мастерски с первого раза сразу стал на нужное место. Всё получилось для меня неожиданно быстро и просто прекрасно!
 
Окрылённый первым успехом и внутренней радостью я с гордым видом шагнул за следующей машиной. Вот так-то, и плевать на капитана и «на его помощь»! Тут всего делов-то оказывается на несколько секунд, давай приниматься за следующую!
Механики меня не подвели, все остальные БМП «на малом газу» заехали и так же аккуратно встали на свои места. Да и я был доволен результатом погрузки, умом понимая для себя, что самый ответственный момент успешно преодолён.

Только покончив с постановкой последней машины, когда дал команду механикам приступить к крепежу на платформах, я окрылённый своим успехом позволил себе расслабиться и оглядеться вокруг. Душа внутри меня пела и ликовала, я счастливо выдохнул, окинув победным взглядом свои машины, они всегда нравились мне своим зелёным цветом (одним нравится зелёный, другим – красный, а дальтоникам вообще всё равно)!

Тревожные мысли и внутренние сомнения уступили место светлому и прекрасному – самое трудное позади и я успешно справился! Оказалось, наблюдая со стороны за мной, слаженной и дружной работой механиков, капитан сам незаметно подошёл ко мне, и уже дружелюбно хлопнув меня по плечу оценивающе произнёс:
– Ну, лейтенант, действительно силён! Совсем не ожидал от тебя, что так быстро, всего за несколько минут управишься с погрузкой!

Я ничего не ответил, лишь гордо и снисходительно улыбнувшись про себя, подумал: «Вот как заговорил и чего спрашивается, ломал тут передо мной комедию «строя из себя великого»? Свою работу мы знаем и умеем с ней справляться – турчинская школа! Если бы ты не помогал мне с платформами, пользы от тебя было бы не больше чем от чучела сайгака».

Надо честно сказать, что после этой погрузки у нас с ним в дальнейшем сложились хорошие отношения. Так часто бывает в жизни, когда людям приходится столкнуться вместе в общем деле и оценить способности друг друга.


Примерно через час, когда были оформлены все документы, проверен запас дров, угля и воды я вновь почувствовал себя в родной и знакомой стихии, в смысле по-хозяйски разместившись внутри теплушки, присев на ящик и удобно уперевшись спиной в деревянную стенку. Теперь спешить некуда, документы в порядке и капитан давно уехал, я сам зашёл к военному коменданту, чтобы он расписался в ведомости, поэтому остаётся только ждать формирование состава. Все мои солдаты кроме часового, счастливые и радостные завалились спать на нарах. За пределами теплушки стоял тёплый день, а в проёме двери были видны небольшие кучерявые облака, которые неторопливо плыли в чисто-голубом осеннем небе.

С погрузкой закончено, образно говоря, сижу – курю, в ожидании дальнейших событий, уже привычным движением руки проверил пистолет, сколько уже не ездил, а по-прежнему волнуюсь. Несмотря на то, что очень многому я научился и вырос в собственных глазах за последний год. Самоутвердился, приобретя уверенность в своих действиях, и не раз приходилось ловить себя на мысли, что стал по-иному оценивать людей. Конечно мой командир роты, всегда оптимистичный, неунывающий, открытый и общительный Турчин сыграл в этом деле огромную роль.

В голове всплыли яркие моменты из предыдущих караулов и то, как по возвращению назад мы с Людой долго лежали счастливые на нашей двуспальной софе, а я неторопливо рассказывал ей свои путевые впечатления.
Только к вечеру тронулись, и дома города Фрунзе стали медленно уплывать вдаль, теряя свои контуры в синей дымке, сменяясь зелёными полями и деревьями. Состав двигался неспешно, по пути неторопливо отмеряя в ночной темноте расстояния между станциями. В этом направлении после небольших городов Канта и Токмака дальше до самого Рыбачьего все остальные были мелкими разъездами, поэтому пока дорога наполнялась смыслом движения и новыми впечатлениями, мне в эту ночь удалось поспать. На небе ещё начинало светать, когда темнота горных ущелий внезапно сменилась на свет равнины, и мы въехали в город Рыбачье.

Когда маневровый тепловоз подтащил нас к разгрузочной рампе, нам повезло по полной программе. Она к нашей радости оказалось торцевой, а все машины получались стоящими носом на съезд. В этом случае разгрузка – было дело нескольких минут. Тем более, если не откидывать боковые борта. Больше времени у меня заняло оформление всех документов в небольшом здании грузовой станции. После внушительных и солидных кабинетов в городе Фрунзе здесь всё было гораздо проще и более доброжелательно. Довольно милая женщина в грузовом отделе объяснила мне у кого подписать бумаги и как быстро покончить с этим делом.

Поставив окончательную печать на бумаги и набрасывая в голове план дальнейших действий, я с хорошим настроением направился к нашим БМП уже выстроенным в походной колоне. Стоял прекрасный день, тёплое осеннее солнце согревало воздух, вдалеке сквозь дома проглядывало озеро Иссык-Куль, а красивый пейзаж дополняли стоящие на горизонте вокруг озера красивые снежные горные вершины. Вокруг нас тишина, спокойствие и умиротворение.

Механики, к этому времени уложив весь крепёж в машины, в ожидании меня завтракали сухим пайком из банок. Мы были молоды, поэтому всегда хотелось есть и спать. Разумно рассудив, что основная и самая трудная для меня работа выполнена, и теперь уже торопиться некуда я тоже присоединился к ним.
В общем, примерно через час мы с прекрасным настроением благополучно въехали в хорошо знакомое мне (ещё с курсантских времён!) ущелье, где располагался горный лагерь. Уже к обеду, после радостной встречи с офицерами первого батальона и быстрого решения всех формальностей, связанных с передачей машин и постановкой людей на довольствие механики установили свою палатку в длинном ряду других и радостно «обживали свой новый дом».

Внутренне я очень гордился собой и тем, что у меня всё удачно получилось с приездом в горный лагерь. Так приятно было при встрече с однополчанами-лейтенантами (сдерживая внутри себя распирающие эмоции) с видом бывалого вояки на удивлённый вопрос:
– О, привет! А ты откуда здесь появился? – Небрежно произнести, – да вот привёз из полка БМП, чтобы помочь вам провести учения…
И ещё таким будничным голосом, как будто речь для меня шла о простом и ерундовом деле. Сразу вспоминались слова Турчина и Цибенко перед выездом… А что? Они действительно правы! Раз так нужно и жизнь требует – сделаем! Что в этом сложного? Сел и приехал проведать боевых товарищей! Таким образом, первый этап моей сложной командировки был закончен.

 
Дальше для меня потянулись скучные и однообразные дни пребывания и в горном лагере. Сами двухдневные учения начинались ещё через три дня, но проклятый «армейский зазор»! И раз появились машины, то все роты могли быть мобильными, командование первого батальона было полностью увлечено подготовкой к ним – отрабатывались элементы боевого слаживания, управление батальонной колонной и многие другие моменты.

Поэтому у меня в ожидании окончания учений «нарисовались» пять свободных выходных дней. Мои механики вместе со своими ротами уезжали с самого утра и возвращались только к вечеру, в общем, были задействованы на занятиях по полной мере. Машины были исправны, с ними проблем не возникало, поэтому я, выполнив свою задачу, особо не проявляя интереса к суете стоящей вокруг, бесцельно бродил по горному лагерю или валялся в палатке, читая книги, отсыпаясь и однообразно отмеривая время от завтрака до обеда, а потом от обеда до ужина.

В один из таких скучных дней, за давностью лет я уже не могу вспомнить, кто-то предложил мне «проветриться» – в смысле съездить в город старшим на машине за хлебом для батальона. Вопрос решился буднично и банально во время завтрака в столовой. Тем более что ничего трудного такая поездка собой не представляла, дело здесь было давно налажено: все документы на хлебозаводе оформлены, водитель, и специальная команда грузчиков своё дело знали: дорогу, сколько, где и как получать. Конечно, я с огромной радостью согласился помочь первому батальону. Всё лучше, чем болтаться по лагерю!

Это была моя первая в жизни поездка на хлебозавод, которая очень поразила меня яркими впечатлениями! За всю жизнь позже мне несколько раз приходилось бывать на разных хлебозаводах, но только то первое посещение навсегда осталось в моей памяти. Мы спокойно доехали до города по единственной полевой дороге, которая упиралась прямо в мотострелковый полк, потом миновали пару улиц и упёрлись в ворота хлебозавода. Быстро покончив с формальностями, мы подъехали к месту выдачи хлеба. Из огромных открытых ворот выкатывали лотки, заполненные хрустящими булками, а вокруг стоял такой ароматный запах свежеиспечённого хлеба, что от него кружилась голова.

Все люди вокруг меня были заняты своими обычными делами – водители суетливо оформляли документы, грузчики в спокойном ритме заполняли машин лотками с хлебом, доставая их из высоких железных тележек, женщины-учётчицы отсчитывали необходимое количество булок белого и чёрного хлеба.

Только я, неожиданно оказавшись среди них, и впервые попав на хлебозавод, был поражён этому необычному для себя процессу и всему увиденному вокруг. Живя в военном городке, обучаясь в военном училище и служа офицером, я до этого момента как-то особо и не задумывался над таким простым вопросом – откуда в нашей жизни каждый день берётся хлеб?

Нет, конечно, в общих чертах и теоретически в этом вопросе мне всё было понятно, и я даже мог бы поддержать разговор на эту тему. Логическая цепочка ясна – сначала сеют, потом убирают, получают зерно, из него делают муку, а уже из неё выпекают хлеб. Но вот как это происходит в реальности и что в этот хлеб вложено много огромных усилий и труда разных людей – не задумывался. Только после этой поездки для меня всё стало вполне понятным – это огромный и совместный труд многих людей.

Движимый природным любопытством и набравшись смелости, через огромные ворота склада со стоящими вдоль него лотками ароматного хлеба я шагнул дальше, чтобы хоть одним глазком заглянуть внутрь. И был очень поражён всему увиденному! Здесь в огромном белом помещении с высоченным потолком и необычным запахом был свой особый мир: много женщин в белых одеждах были заняты разными делами, они все двигались в своём ритме, что-то делая у ленты конвейера или стоя возле огромных ёмкостей.

Другие молодые девушки перемещали к складу тележки с только что вынутыми из печи и аккуратно уложенными горячими булками. Заметив меня или встретившись со мной взглядом вежливо и приветливо улыбались. Весь окружающий их мир на хлебозаводе состоял из стерильной чистоты, блеска нержавейки, муки, теста и «готовой продукции». Конечно, находясь среди них в своей полевой форме, без белого халата я выглядел пришельцем из другого мира. Именно здесь сильнее всего всех окутывал такой приятный аромат свежевыпеченного хлеба, который в тот момент мне казался вкуснее всяких французских духов!

Вернувшись к нашей машине, я с огромным восторгом от увиденного и неописуемым удовольствием присоединился к солдатам – которые, в ожидании нашей очереди на погрузку разрывали булки на огромные куски и с аппетитом ели свежий хлеб. Его вкус действительно был непередаваем! Сколько раз потом в своей жизни я вспоминал ту поразительную поездку на хлебозавод в городе Рыбачьем.


Через несколько дней учения закончились, на этом моя задача по обеспечению их машинами оказалась успешно выполненной. Горный батальон продолжил плановую боевую подготовку, а мне объявили, что на этом моя миссия здесь закончена – большое спасибо за помощь, теперь я свободен и дальше могу действовать по своему плану. Значит, пришло время собираться в обратный путь и вновь действовать самостоятельно.

Поэтому на следующий день я с радостным настроением поставил задачу своим механикам сворачивать лагерь и готовиться к маршу на погрузку. Сам же, на одной из БМП поехал на железнодорожную станцию решать вопрос с вагонами, очень надеясь в душе, что этот вопрос не займёт много времени.
– ...Ведь от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней… Есть пули в нагане и надо успеть сразиться с врагами и песню допеть! И нет нам покоя, гори, но живи. Погоня! Погоня! Погоня! Погоня в горячей крови… Одержим победу, к тебе я приеду… на горячем боевом коне! – Счастливый и радостный, я во всё горло горланил бодрые песни в прекрасном настроении управляя машиной, которая мчалась по полевой дороге, идущей к городу, но тревожное предчувствие, которое я загонял далеко вглубь дождалось своего часа и проявилось, сыграв со мной дурацкую шутку!

В моём прекрасно выстроенном плане образовалось тонкое звено. Когда приехал и вник во все детали и подробности, всё оказалось совсем не так легко и просто, как планировал, случилась одна из тех самых мелких неприятностей, которые надолго портят настроение. Та самая добродушная женщина с милым добрым лицом, которая оформляла мне документы по приезду, в гипюровой прозрачной кофточке обтягивающей большую грудь, встретила меня приветливой улыбкой, как старого знакомого, но быстро огорчила, подробно прояснив ситуацию.

Оказалось, что сегодня и сразу (как я себе планировал) вопрос с погрузкой никак решить не удастся! Такие задачи с железной дорогой нужно согласовывать заранее. Кто бы мне подсказал? Да если бы я знал об этом, конечно так и поступил бы! А так, как мне хочется, внезапно подать платформы – никак невозможно…

Именно сегодня в городе Рыбачье (на маленькой и тупиковой станции) с вагонами сложилась такая ситуация! Для меня нет всего каких-то трёх несчастных свободных платформ и вагона-теплушки. Даже если в ближайшую неделю сюда в платформах чего-нибудь привезут, то теплушек точно нет, и здесь их оборудованием не занимаются.
Поэтому чтобы мне всё это предоставить, им нужно подавать заявку через военного коменданта во Фрунзе. А там такие дела быстро не делаются – в лучшем случае получится не раньше, чем три дня, но зато решение будет гарантировано. Здесь вам не Армия – всё делается по плану, хоть махай или не махай шашкой! С моей точки зрения, прямо какой-то театр абсурда!


Поэтому из разговора на станции для меня стала понятна схема действий и главный вывод: вы сегодня подали заявку, а теперь – сидите и ждите, пока мы неспешно всё подготовим, соберём и перегоним из Фрунзе! Правда, если скучно, для контроля ситуации вы можете подъезжать сюда каждый день. Вот так в жизни получается – не надо искать проблем, они сами тебя найдут.

Расстроенный и одновременно озадаченный таким неприятным известием я поехал обратно, но не за штурвалом, а занял командирское место, чтобы иметь возможность всё обдумать. Под мерное раскачивание БМП злость на самого себя прошла (сам виноват – будет мне урок на будущее). Прокручивая в голове разные варианты, за время движения в горный лагерь первое неприятное чувство постепенно улетучилось, а мысли стали приходить в порядок. В итоге, всё обдумав в той сложившейся ситуации, я пришёл, как мне показалось к гениальному решению!

Ничего страшного не произошло, раз у меня всё сложено и готово к маршу, а я вновь сам себе начальник, действующий самостоятельно, то в горном лагере мы больше жить не будем. Впервые в моей жизни сложилась такая ситуация, когда я имею три дня свободного ожидания, боевые машины, солдат-механиков и главное – сам решаю, что делать!

То, что придётся подождать это ничего, потерпим – главное дело сделано, теперь спешить некуда, обратно в полк уже не опоздаем, тем более там сейчас напряжённое время, идёт подготовка к параду и все целыми днями долбят плац, наматывая круги!
Конечно, можно и остаться жить в лагере, но там нас будет окружать надоевшая суета, вечное движение и подчинение общему ритму – завтрак и обед по расписанию. Мне за пять дней уже самому надоела теснота ущелья и эта шумная возня, да и мои солдаты будут очень рады покою и лишний раз не ходить строем. Значит, будем выдвигаться, но пока не станцию, а станем отдельно лагерем в каком-нибудь другом месте, где я сам себе буду старшим.

Есть у меня для этого дела на примете, ещё с курсантских времён обнаруженная одна очень приличная ложбинка с небольшим ручейком в предгорьях слева от дороги, идущей к горному лагерю. Она нам как раз подойдёт. Вот туда мы перенесём свой лагерь из тесного и неприветливого ущелья и спокойно переждём три дня.
 

К моему возвращению в лагерь всё имущество было уложено в БМП, а машины готовы к движению, и мне оставалось только дать команду «Вперёд!» Горный лагерь жил своей обычной жизнью и на мой отъезд никто не обращал внимания. Поэтому я забрал свой ящик с оружием, наскоро простился с дежурным офицером, сказав ему, (никого не посвящая в свои планы) что поехал на станцию. Не оглядываясь назад, мои шесть машин медленно тронулись по накатанной извилистой дороге к выходу из тесного ущелья. Когда перед нами распахнулись горы, а на горизонте появились город и озеро Иссык-Куль резко свернул с дороги и двинулся вдоль предгорий к выбранной точке в одной из ложбин.

Место действительно с моей точки зрения оказалось прекрасным: оно было уединённое, с дороги не просматривается, до города километров десять, ровная площадка достаточна для машин и палатки, а рядом бежит небольшой ручей с чистой водой. Собрав механиков, довёл обстановку и задачи – вот здесь мы ставим палатку, сюда ставим машины, и три дня будем ждать платформы. К моему сообщению солдаты отнеслись спокойно (солдаты в Армии быстро привыкают не забивать себе голову лишними проблемами и относятся к этому философски – раз с ними лейтенант, значит, он знает, что делать), даже можно сказать больше, оно всех обрадовало.
 
После напряжённых учений получить три дня спокойной службы с отдыхом – праздник для солдата! Ещё раз подтвердилась верность мудрой военной мысли – хороший и здоровый сон резко сокращает срок службы! Жили мы на чае с тушёнкой, обладающей кроме собственных отличных вкусовых свойств ещё редким свойством – огромными вариантами приготовления. Готовили на костре, запасов продуктов вполне хватало, механики неспешно начищали картошку или варили крупу, добавляя туда пару банок тушёнки, и получалось очень вкусно.

…И хотя у нас не было шашлыков и бифштексов, но почему-то эти, несомненно, можно сказать сказочно-счастливые дни ярко остались в моей памяти. Вот так бывает в жизни – в разных делах и заботах пролетают месяцы и от них в памяти ничего не остаётся, а вдруг посреди серых будней выпадет один или как у меня целых три дня и ты хорошо запоминаешь их, потому как именно в эти дни ты был счастлив!
Меня всегда поражает удивительный факт человеческой памяти. Если я вдруг начинаю вспоминать детство и счастливые мгновения – мой мозг неизменно подсовывает мне воспоминания о поездках к бабушке и редкие моменты, когда мы с отцом рыбачили на ставке. Сейчас я понимаю, что именно те летние дни, проведённые с отцом на рыбалке, были самыми лучшими, самыми счастливыми в моей жизни… Именно такие пережитые минуты счастья будут светить нам своим волшебным сиянием как далёкая звезда…

В своей книге я пытаюсь рассказать, о чём думал и размышлял, что больше всего поражало и чем я жил, будучи лейтенантом. Поэтому разными рассуждениями автора и мелкими бытовыми деталями они больше всего похожи не на мемуары в полном смысле этого слова, а больше напоминают впечатления очевидца. Не знаю, несмотря на все трудности, мне всегда нравилась моя жизнь!

Правда, ответить на конкретный вопрос – чем? На этот вопрос невозможно ответить однозначно. Всем. Ритм службы, проходящий посреди солдат, оружия, боеприпасов, машин, насыщенный разнообразными событиями, новыми впечатлениями и вечной твоей нужностью командирам занимал большую часть моей жизни, совсем не оставляя времени на личные проблемы. Можно сказать, что я просто служил, особо не вдаваясь в философские рассуждения о далёких горизонтах, потому как всегда передо мной маячила какая-то ближайшая цель, которую необходимо было достигать, а за ней возникала следующая…

А ещё и вот такими редкими днями свободы, случайно связанными с выпадением из обычного ритма службы, когда ты разделённый с Людой и сыном расстоянием, географическими широтами и днями разлуки радостно ждёшь возвращения домой! Служба и время в Армии идёт быстро. В молодости об этом не больно печалишься, да и просто не думаешь. Надо успевать выполнять поставленные задачи. Приходя домой едва успеваешь отоспаться, а не побыть с семьёй в полном смысле этого слова. Только изредка выпадают вот такие прекрасные и счастливые дни, когда никуда не надо спешить.

Каждый день, после неспешного завтрака я садился на БМП и ехал на станцию – узнавать новости о наших вагонах. Там всё двигалось по плану, но очень медленно, с моей точки зрения. На обратном пути в маленьком магазинчике на окраине города подкупал свежий хлеб и сигареты.

Масса свободного времени, жажда впечатлений,  жизненный оптимизм и весело бегущая по жилам молодая кровь позволяла для собственного развлечения и разнообразия меню брать днём автомат, и делать неторопливые поездки вдоль гор, охотясь на кекликов (горных голубей). Конечно, попасть пулей в сидящего небольшого голубя было непросто, но за пару часов такой охоты мы всегда имели на ужин несколько штук.


Горы полигона в городе Рыбачье ещё с курсантских времён для меня стали «родным домом». Да что скрывать всем он мне нравился намного больше Отарского: какой-то своей внутренней понятностью, свежим горным воздухом, красивыми пейзажами и небольшими размерами. Таким он мне и запомнился в памяти, когда я днём лежал на склоне холма, удобно устроившись на матраце, впитывая солнце всем телом, и часами оглядывал окружающий пейзаж с манящей далью горизонта.

Вы в своей жизни когда-либо лежали беззаботно на матраце посреди каменистой пустыни, с чувством полной свободы и возможностью решать всё самостоятельно? Незабываемые ощущения скажу вам! Все дни стояла ясная осенняя солнечная погода с лёгким ветерком, который в нашей ложбинке почти не чувствовался, на фоне далёких сине-белых вершин блестела гладь озера Иссык-Куль, по голубому небу плыли белые облака, на жёлто-серых каменистых сопках ещё зеленела редкая трава.

Медленно день переходил в тихий спокойный вечер. Механики относились к машинам с любовью, как к живому человеку и для контрольной проверки заводили машины перед сном. Сидишь и слушаешь двигатель, который ритмично стучит приглушённый бронёй, внутренне осознавая, как он гонит «жизнь» по сложной конструкции из чугуна и стали. БМП – умные боевые механизмы, ожидая своего часа, терпеливо стоят, сонно глядя фарами на угасающий день, и постепенно начинало тянуть холодком от их блестящих звеньев гусениц…

Бесконечная пустота окружает наш лагерь, стоящий на границе между равниной и горами. Пустынная и каменистая равнина тянулась перед нами до самого города, глядя на такой пейзаж возникало такое ощущение, что мы, всемером только одни на целом свете. Вечера были отличными, лучшей погоды не придумаешь, серебристая бело-серая дымка медленно и незаметно поднимается к нам вверх от города и озера.
Белая полупрозрачная пелена, медленно обтекая нас, поднимается дальше в горы, и сквозь неё мерцали едва различимые городские огни. День заканчивается, наполняя меня тихой и спокойной радостью, не надо лишний раз поглядывать на часы – всё равно ждать три дня.


Железная дорога не подвела – на третий день, видимо «компенсируя» моё долгое ожидание наши вагоны работники станции подогнали к торцевой рампе. Поэтому мы без спешки спокойно заехали и закрепились. К вечеру состав дёрнулся и медленно начал набирать ход, а я с лёгкой грустью бросил прощальный взгляд из теплушки на снежные вершины гор, озеро Иссык-Куль и город Рыбачье, подаривший мне в этой командировке удивительные приключения.

Во Фрунзе нас уже никто не встречал, (видимо в полку решили, что мне пора уже самому справляться с такими мелочами или вообще про меня забыли) поэтому самостоятельно отметив все документы, колонна тронулась обратно. Действительно, никто не удивился когда мои машины, глотая километр за километром по знакомой полевой дороге через несколько часов въехали в тыльные ворота нашего парка и выстроились на площадке для учебных БМП. Кроме дежурного по парку, которому отмечая мои путевки, пришлось долго листать назад страницы в книге выхода машин. 
На всю жизнь в моей памяти, среди череды быстро летящих моментов службы, до отказа заполненных событиями и задачами, остались эти редкие и счастливые дни, наполненные самыми приятными воспоминания…

 
Последние месяцы моей службы очень походили на бродячую жизнь странника, который вернулся из незабываемых путешествий. С огромной радостью и любовью я вновь осматривал на наш зелёный полк, заново переоценивая красоту деревьев, асфальта с неизменно побеленными бордюрами и строгую чистоту аккуратных газонов. Видимо такое моё странное состояние было очень заметно со стороны.
 
Хорошо запомнился момент когда я с чувством радостного облегчения вернулся обратно в полк, через пару дней на очередном построении начальник штаба ст.л-нт Цибенко, с присущим ему юмором как бы намекая на моё длительное отсутствие в батальоне выдал в мой адрес весёлую шутку: «Товарищ лейтенант Азаров, что-то я в последние месяцы не понимаю, Вы вообще-то командир взвода или путешественник Пржевальский?»

Очень смешно! Я по достоинству оценил тонкий юмор начальника штаба! Пусть по его словам получалось, как будто я сам каждый раз сильно напрашивался в командировки, а не он лично посылал меня в них. Но вполне уловимым подтекстом этой весёлой шутки звучали одобрительные нотки моих действий. Цибенко вообще был скуп на похвалы, и выдавал их очень редко, как мне кажется не чаще одного раза в год.


   КОЙ-ТАШ. 1982г. ОСЕНЬ. АРЕСТ ТУРЧИНА.

Вернувшись в полк, мне пришлось сразу с головой погрузиться в водоворот крупных событий. Приближалась итоговая проверка, где мы были инициаторами соцсоревнования, которая наслаивалась на парад во Фрунзе. Нужно было совместить несовместимое, готовиться к строевому смотру и сдаче предметов, одновременно не забывая, что участие в параде, проводимом в столице Киргизии – оказанное нам большое доверие: то и другое требовало огромных усилий, поэтому командование полка «выкручивало» личный состав по полной!

Днём парадные коробки под оркестр с упорством маниакального психоза нарезали круги по плацу, а вечер и ночь командир полка «великодушно дарил» нам для подготовки к итоговой проверке. Времени и рук на всё не хватало, так как весь ритм и накал службы в эти дни приобретал вид небывалого милитаристического онанизма. Вот в такой суете и бестолковости, которая неизбежно возникает в такой обстановке жизнь сыграла с нами злую шутку.

История, о которой сейчас я хочу рассказать, очень хорошо запомнилась мне чувством внутреннего позора, стыда и глубокого понимания чувства командирской ответственности. Все последующие годы службы я помнил о ней и очень страшился повторения вновь. Можно даже сказать, что именно после неё у меня глубоко внутри появился твёрдый «пунктик» насчёт чистоты оружия.

 
…Однажды, когда весь полк очередной раз стоял на плацу, а офицеры из нашего «вышележащего штаба» (в смысле, офицеры дивизии, помогающие нам устранять выявляемые недостатки перед серьёзной проверкой) рутинно и привычно проверяли наши казармы, вдруг проверяющие вынырнули откуда-то сзади общего строя. К трибуне они шли с радостными и довольными лицами, держа в руках пулемёт ПКТ, который устанавливается на БМП!

Все, сразу почувствовав внутреннюю тревогу разом напряглись – понимая, что это не к добру, не каждый день выносят пулемёты на плац. Лично у меня в жизни такой случай был только один – именно тогда он навсегда и врезался в память! В полном безмолвии проверяющие с большим трудом начали разбирать пулемёт, выбивая и извлекая на наших глазах чёрные и закопчённые детали, которые тут же складывали в ряд на асфальте.

Обычная в таких случаях формулировка о том, что пулемёт не чищен, сюда не подходила – даже издалека всем хорошо было видно, как он был катастрофически грязен! Его детали были закопчены до полной черноты толстенным двухмиллиметровым слоем нагара, словно из него за неделю или месяц расстреляли целый цинк патронов. Весь строй полка, наблюдая за всем происходящим замер и затих, повисла долгая и нервная пауза, пугающая своей неизвестностью.

Командир полка, сурово сжав губы и играя желваками, молча наблюдал за этим действием, стоя на трибуне и грозно выдерживал тягучую паузу, а командиры учебных мотострелковых рот застыли в ожидании страшного разноса, только командиры обычных рот немного выдохнули, радуясь засиявшей надежде – всё-таки сегодня им может повезти. Потому, как теоретически не может быть в простой роте (где каждый день по распорядку дня чистка оружия) такого грязного пулемёта, но с чем чёрт не шутит! А вдруг проглядели?


Когда я стоял в строю и смотрел на этот несчастный грязный пулемёт, почему-то сразу почувствовал, как в ожидании страшной беды у меня где-то внутри глухо заныло, а неприятный холодок с дрожью пробежал по спине. Внутренний голос и неприятное чувство упорно твердили – всё это затеяно не зря, сейчас с минуты на минуту со мной произойдёт что-то страшное…

И предчувствие беды меня не обмануло! Так и есть! Наконец громко объявили – это наш пулемёт! В смысле его нашли в нашей, «гвардейской» четвёртой роты, комнате для хранения оружия и принесли для всеобщего обозрения на плац! После этого нашего командира роты – капитана Турчина вызывают к трибуне и понеслось…
Что там долго и витиевато в его адрес говорили, изрыгая дым и пламя, всячески показывая, как они расстроены, командиры всех мастей и политработники – лучше вам не знать! В такое сложное время, когда стране как никогда нужны герои и положительные примеры, мы (в смысле – полк и Турчин в нём – конкретно!) вместо этого своей службой позорим все Вооружённые силы!

Кажется, в тот раз на трибуне был начальник политотдела (сокращённо – НачПо) дивизии. Между собой по службе офицеры старались с ним не пересекаться, оберегая свою психику и ауру, а это сокращение (НачПо) всегда произносили увесисто, с оттяжкой и скрытым полушёпотом, с намёком на тяжёлые последствия, да ещё и с политическим смыслом. Он и возглавил «дирижирование оркестром». Поэтому каждый офицер из числа комиссии считал «своим долгом» выразить своё отношение ко всему произошедшему, да ещё с политическим пафосом!

Их моральное превосходство над нами было так очевидно, как огромная пропасть величиной с огромный лунный кратер. Взгляды таких людей на жизнь всегда оставались для меня тайной. Послушать их – только они знают, как правильно служить Родине! Жила бы страна родная и нету других забот! Мне всегда было интересно – где прививают такую завидную патриотическую мудрость? Разве не вы, суки, паркетные щелкунчики, замотали нас до такого состояния?

У всех постепенно возникало ощущение того, как же все они скорбят, что сейчас на дворе не тридцать седьмой год! Просто очень жаль! Потому, как за такой проступок было бы здорово Турчина сейчас мгновенно и на виду у всех расстрелять прямо у трибуны! А наш командир роты в одиночестве стоял перед разобранным пулемётом по стойке «смирно» выслушивая нескончаемый поток возмущения.

– Спите на ходу и дальше собственного носа ни черта не видите! Лежите на должности, ничего не делая, а тут пахать надо…– Бушевал НачПо. 
Турчин был бледен, чётко и односложно отвечал на вопросы… а мы с Анатолием умом понимали, что и наше место должно быть там… рядом с Турчиным, так как этот чёртов пулемёт, если говорить честно, (мы с Толей Кириченко точно знали!) не только командира роты, а конкретно чей-то наш… с какого-то конкретного взвода и это мы – командиры взводов больше его виноваты во всём… но про нас (к нашему ужасу) даже не вспоминали!

Что же делать в такой обстановке? Первым возникшим у меня желанием было (не дожидаясь вызова, а то, что это вскоре случиться – не сомневался) самому строевым шагом выйти перед всеми и, разделяя общую вину стать рядом с Турчиным – нашим командиром роты! Одновременно вместе с этим от такого позора хотелось немедленно провалиться под землю… Трудно в таком состоянии высоко нести звание гвардейского офицера, кажется, все прошлые заслуги, и моя служба до этого момента потеряла смысл. Каждую секунду я стоял, внутренне ожидая команды:
– Командиры взводов четвёртой роты, к трибуне! – И жил настоящими секундами судорожно пытаясь собрать в голове разбегающиеся мысли. Время вокруг нас тягуче растянулось как резиновый жгут и тянулось очень медленно, а воздух вокруг нас накалялся словами страшного разноса! Но нас с Анатолием к трибуне не вызывали, командиры продолжали «дрючить» только одного Турчина, а мы с Толей, обменявшись между собой понимающими взглядами, молча стояли в строю, в готовности ожидая своего часа, загоняя внутрь осознание своего позора…

При этом появилось такое необычное ощущение, как будто мне херачат по голове кувалдой, вбивая в плац, при этом кто-то неприятный со злой ухмылкой приговаривает: «Ну что, парнишка? Вот и отлетался!»  Но про нас в тот момент времени в запале или «забыли» или решили, что нет необходимости (слишком мелко для такой солидной комиссии) разбираться с командирами взводов.

По окончанию стихийного митинга, посвящённому позорно низкой сохранности оружия в полку, на примере четвёртой роты НачПо, который в своём негодующем запале (видимо, возомнив себя не дать, не взять – прямо двадцать девятым героем-панфиловцем!) с боевым оскалом и суровым лицом, рявкнул в микрофон так, что эхо перелетело через плац и отразившись от казармы разлетелось по окрестным сопкам. Он назвал Турчина предателем Родины, и объявил ему наказание пять суток ареста. После этого у всех на глазах заставил забрать пулемёт и подобрать грязные детали.


Мне очень хорошо врезался в память тот момент, когда мы после «исторического» построения собрались все вместе в канцелярии роты. Через тонкую деревянную дверь хорошо слышны металлические звуки от разбираемых деталей – в нашей роте идёт едва ли не самая грандиозная за всю мою службу чистка оружия, а мы сидим и ждём её окончания. Мы одни в своей канцелярии и понимаем, что неприятного момента, когда придётся выслушать гнев Турчина и попытаться объясниться не избежать… Но командир роты сидит, молчит – видимо прохлада кабинета, тишина и зелёный цвет стен помогают ему восстанавливать стройность мыслей и рефлексы.

Повисла долгая тяжёлая пауза. Чувствуя себя виновным, я сижу молча, хорошо осознавая внутри, что Турчину пришлось пережить из-за нас, со стыдом уперев глаза в стол, и не могу найти в себе сил, чтобы начать оправдываться. Толя Кириченко как старший начал что-то говорить первым, пытаясь пояснить, но ротный сразу же, тяжело махнув рукой, прервал его на полуслове. Он и сам всё понимает лучше нас! Вновь долгая и тяжёлая пауза превратилась в вечность…

Сейчас я уже не могу вспомнить, из какого взвода был тот злополучный пулемёт, какая разница? Для нас это не имело никакого значения – он наш, общий! Как всегда одна радость на всех, так и беда общая – наша вина всех вместе взятых. Мы все понимаем, что пулемёт закреплён за конкретным солдатом (и поэтому юридически главный виновник – он), а над ним есть сержант – командир отделения, ещё заместитель командира взвода, командир взвода… И все должны контролировать и проверять!

Но что-то не срослось в этой цепочке, в каком-то месте переклинило… Все знаем (истина была установлена почти мгновенно), что пулемёт с учебной машины, она вернулась с полигона, проведя там неделю стрельб с другими ротами и механик добросовестно принёс его в роту для чистки.
Конечно, пулемёт как обычно почистили бы в плановом порядке, но что-то срочное именно в тот день выбило нас из графика – толи баня, или построение, толи заступали в наряд (да и мало ли бывает разных вводных?) Наводчик-оператор молодой солдат, командир отделения тоже… (мы уже пообещали им цветы на могилки, если они через час не покажут нам чистый пулемёт!) не сказал, не доложил, смолчал, не организовал чистку. Толи забыли, толи думали, сегодня почистят, время есть, ещё успеют.

Да! Мы сами понимаем, что подвели командира роты, как-то закрутились в этой дурной суете, не проследили. А были должны – он надеялся на нас. Любой из нас справился бы с такой ерундой, если бы узнал, и мы всегда с этим справлялись, заменяя командира роты. Но в Армии проста логическая цепочка: «ЧП» произошло в роте, а Турчин командир нашей роты, поэтому он отвечает за всё! Слово «Всё» – включает себя очень многое по умолчанию.

Трудная задача постараться объяснить, что входит в обязанности командира роты. Основа – солдаты, оружие, ГСМ, боевые машины. К этому добавляется – помещения в казарме, закреплённая территория, дисциплина, ведение документации, проведение занятий, внешний вид, несение службы в нарядах… и ещё много всего, объём бесконечен! Как везде успевать? Очень просто – обязан! В роте ты не один, для этого есть подчинённые: рота состоит из взводов, а мы – командиры взводов в этой роте, которые должны были проследить за всеми такими мелочами…

Командиры, с которыми он служил, и дальше придётся служить, и ничего тут изменить нельзя. Поэтому всё ясно и понятно без лишних слов. Поэтому и сидим, тягостно молчим, делаем для себя выводы. Никто ни о чем не спрашивает, никого не обвиняем, не ищем среди нас крайнего – но от этого на душе всё равно не легче. Да и что тут говорить или пытаться доказывать очевидное? Одно оправдание на всех – упустили, замотались во всей этой кутерьме, не увидели главного (при этом успели сделать тысячи других дел, а вот одно не успели, и чёрт тут разберёт что в такой обстановке главное)! Всё произошло не специально, а по глупому стечению обстоятельств!

Мы с Анатолием хорошо понимаем для себя, если бы Турчин отсутствовал сегодня на построении (заболел, был в отпуске или в командировке), любой из нас мог бы оказаться на его месте! Вот такова расплата за «интересную службу» в учебной роте – черпай счастье ложками! Мне очень трудно и одновременно страшно представить себя стоящим перед трибуной – врагу не пожелаешь такого счастья!
После продолжительной медитации и неприятного молчания командир роты ровным голосом произнёс:

– Ну, что орлы? Вы теперь вдвоём продержитесь. Так как я завтра уезжаю, хоть отдохну пять дней от этого дурдома. И ещё, – он решительно рубанул рукой, громко хлопнув ладонью о крышку стола, как бы подводя итог всему произошедшему – Утёрли сопли, сделали выводы и служим дальше! Больше о пулемёте не слова. Забыть и не вспоминать, как будто ничего и не было!

Мне в очередной раз пришлось поразиться удивительной мудрости Турчина – внутри у него где-то глубоко был запрятан огромный запас оптимизма и жизненной плавучести! Никакие громы и молнии на наши головы не смогли бы стать тяжелее наших собственных переживаний! Удивительные Турчинские афоризмы, сказанные тихим и негромким голосом, в моём жизненном понимании весили под сотню килограммов. Мы с Анатолием Кириченко после его слов облегчённо вздохнули. Вот и гора с плеч – надо признать, это было самым правильным решением.

К слову надо добавить, что командование полка вполне с пониманием отнеслось к нашей случайной оплошности, мудро посчитав её показной характер достаточным наказанием для нас. Пока ротный «отдыхал» под напором разных ярких дальнейших событий в жизни полка и страны вся эта шумная гроза с нечищеным пулемётом пролетела над нами и Турчиным безо всяких последствий и вскоре совсем забылась. И мы между собой больше никогда не вспоминали – к чему ворошить досадные старые
истории?


Однако после того досадного случая с нечищеным пулемётом, когда мой ангел-хранитель лишь похлопал меня по плечу, я стал чувствовать, что не ухожу в службу целиком и бездумно. Нет-нет, да и проскочит шальная мыслишка, не давая сосредоточиться. Больше начал задаваться целью исследования армейского механизма, задумываться о реальной жизненной ситуации вокруг меня и стал задаваться множеством вопросов, пытаясь осознать разумность происходящего. И мучился глядя со стороны на нашу службу и не находя ответов.
 
Точнее я умом понимал, зачем и отчего, но вот почему? Вся система жизни в Армии приучает действовать, ограничивая себя рамками твоего дела, не задумываться и не размышлять: что надо начальники доведут и поставят задачу, а всё остальное – меня не касается, пусть идёт лесом… не моё дело! В эту понятную схему укладывается всё, кроме отношений офицеров роты между собой и вытекающего из этого климата в роте!

Служба у каждого офицера своя, но есть моменты, которые остаются в памяти навсегда. Сколько лет уже прошло, в памяти стёрлись детали и мелкие подробности, но остались яркие ощущения, и эта внутренняя боль собственной вины перед Турчиным сидит во мне до сих пор… Казалось, уже можно, нарастив душевную корку успокоиться, легкомысленно махнуть рукой на дела вроде бы давно минувших дней и сказать – уже сколько лет прошло, а сколько раз меня самого, в разных должностях, по службе подводили подчинённые?

Где сейчас Турчин? Жив ли? Вспомнит ли он вообще о том случае с пулемётом? Вот вроде бы мелкая и незначительная обычная армейская мелочь, но сам с горечью понимаю, и что для меня самое важное – я помню! Никак не забываю этот урок, изредка всплывающий в ночных снах. Вроде бы, что изменилось в мире или на свете после него? Ответ для меня очевиден – изменился я сам, осознав возможные последствия и приобретя новое понимание внутренней ответственности…

Отгремел фанфарами очередной парад, подведя черту суете связанной с подготовкой к празднику и итоговой проверке. Наш орденоносный полк как всегда сдал её с высокими показателями, вновь получив заслуженное переходящее знамя. Казалось – теперь живи, гордись и радуйся!
Как громом посреди ясного неба сразу после парада пришла горестная новость. Внезапно умер Брежнев – источник вдохновения для политработников и весёлых шуток для остальных командиров. Закончилось понятное и стабильное время, эпоха, в которой мы жили и существовали и все как-то приспособились. Для меня он казался вечным, чем-то родным и привычным – с раннего детства, потом в военном училище и теперь офицером…

Время было такое – коммунистическое, когда идеи развитого социализма всем были до лампочки. Брежнев дряхлел, говорил с трудом, этого уже было не скрыть, а государство со своей политикой всё больше походило на маразм или на больного онкологией в четвёртой степени – не знаю, кому как, но мне почему-то по внутреннему ощущению чувствовалось, что такое положение дел долго не протянет.
Несмотря на развешенную вокруг нас наглядную агитацию, убеждающую всех в том, что идеи Ленина живут и побеждают, многие чувствовали во всём этом какую-то сказочно-мифическую фальшь. Совсем недавно мне пришлось проводить политзанятия с солдатами по новой теме «Продовольственная программа развития СССР до 1990 года», где вполне ясно между строк читалось, что у нас стране не хватает мяса, рыбы, фруктов и овощей. При этом очень грел душу и радовал факт нашей службы на юге (где с этим ещё было более-менее) потому как, глядя на великовозрастных стариков в правительстве, все понимали, что никто из них до тех счастливых дней не дотянет.

Порой просачивающиеся к нам новости об очередном «побеге на Запад» жителей ГДР через Берлинскую стену или наших спортсменов, артистов балета и певцов с гастролей, заставляли меня задумываться о правильности курса государства. Да и угон лётчиком Беленко нашего новейшего истребителя в Японию заставлял задуматься. Одновременно с этим удивляло и отсутствие обратного потока к нам из «несчастных» безработных или так любимых нашей пропагандой американских негров или индейцев.
Никто уже не верил в громкую победу социализма, но обстановка позволяла замполитам долго мусолить о трудовом энтузиазме людей в нашей славной стране. Одновременно с этим мы гордились ей, искренне считая, что СССР лучшая страна в мире, в которой конечно есть отдельные недостатки, но и была надежда на их исправление. Прошла зима, настало лето – спасибо партии за это…

Сегодня иногда вспоминая те времена, то в какой стране мы выросли, удивляешься всему – революционным героям, науке марксизм-ленинизм, дедушке Ленину с вождём Сталиным и думаешь про себя: «Вот дебилизм? Как можно было в это верить?»  Но все как-то тихо и уютно подстроились, приспособились к такому ритму жизни. Ощущали себя даже комфортно, как сейчас бывает в «Мондео» когда машина мягко шелестит своими шинами по асфальту, а салоне по-доброму светят стрелки приборов, играет музыка, скрашивая одиночество, и ты счастливо улыбаешься, пролетая светофоры.
Брежнева сменил Андропов и вновь, заменив портреты, политработники затянули свою «бодягу» – теперь в стране всё начнётся по-новому, будет дисциплина и порядок! Понятно, что в Армии трудно что-то изменить, здесь приходится жить в другом измерении – поэтому меня не интересовали породы коров и овец, надои молока, процент жирности, число оборотов шпинделя или учёт человеко-часов с тонно-километрами. Что будет меняться в стране? Посмотрим.

Удивительно, но я почему-то хорошо помню тот момент в жизни, когда утром я вышел из дома на улицу и посмотрел на окружающий мир, чувствуя внутри лёгкую и звенящую пустоту, в моей душе откуда-то появилось предчувствие того, что тихая и спокойная жизнь закончилась, дальше будет только хуже…


Сейчас мне трудно восстановить в памяти всю точную хронологию событий из-за отсутствия дневников или записей. Моя книга не календарный отчёт о жизни, а внутренние мысли с переживаниями, формирующие характер и взгляды на жизнь в окружающей действительности, поэтому будни армейской службы вспоминаются только короткими обрывками, и уже невозможно сказать какое из них было раньше или позже.
Часто в памяти всплывают несколько страшных моментов, когда моё сердце сжималось ледяным холодом от представляемого в голове ужаса последствий и понимания своей ответственности. Это такие моменты в жизни, когда ты начинаешь реально представлять и понимать то состояние людей, когда они получают инфаркт или инсульт от переживаний. Конечно, умом все понимают, у каждой профессии свои проблемы и гладко выглядит всё только на бумаге, а в жизни офицера такое бывает, что иногда дух захватывает!
 
Такие случаи произошли со мной в карауле. Среди обычной рутинной череды одинаковых и незапоминающихся караулов был один, когда ночью внезапно заболел солдат (приступ аппендицита), и мне пришлось срочно заниматься организацией его спасения: звонить дежурному по полку, ждать санитарную машину и отправлять его в город с дежурным медиком.

Помню, сколько волнений мне пришлось пережить, пока в одеяле солдата несли в санчасть, а там долгие минуты ожидания в полутёмном, гулком ночном коридоре. Но в моей памяти осталось совсем не это, главным в ту ночь было другое! Сюрприз поджидал меня после благополучного, как мне казалось разрешения всех проблем! Вернувшись в караульное помещение, я внезапно узнал от сержанта-помощника, что из-за этой суеты он не выставил часового на артсклад...

Потому как заболевший солдат был часовым именно с этого поста, а раз никаких инструкций от меня не поступило, вот поэтому он и принял решение старого часового сменить (потому, как он своё время отстоял), а нового логично и не выставлять, раз никого нет. Надо пояснить, что артсклад в полку это особый пост, он был самым дальним постом и находился далеко в поле за пределами огороженной территории части.

Вот так новость! Я схватился за голову! Как вообще могло так получиться? Уже целый час не охраняется артсклад? Когда я это услышал, внутренне похолодел, но сохраняя остатки мужества, как подобает боевому офицеру, внезапно охрипшим голосом переспросил – Ещё раз повтори! Где сейчас нет часового? На артскладе?
Внутри у меня глухо и нехорошо заныло, как всегда бывает в предчувствии огромной беды! В голове мгновенно возникли ужасные картинки, как там в это время какие-то нехорошие люди, порезав проволочное ограждение и сбив замки со складов, выносят оружие, патроны и снаряды…

Вдобавок речь здесь может идти не про один какой-то утерянный автомат, да там огромные запасы, просто вагоны оружия – на целую дивизию! Тревожные мысли в голове услужливо нашли нужную информацию и быстро подсказали:
– Это воинское преступление! Наказание за такое – трибунал и высшая мера!
Да! Да! Именно такое наказание действовало в то время, пока его не отменили гораздо позже! Стало по-настоящему страшно! Просто жутко! Как-то вдруг очень неприятно пахнуло на меня могильным холодком, не очень-то хочется умирать молодым…

Что делать? Лишних людей в карауле нет! Вернее, я точно знал, как надо поступать по Уставу – взять из нашей роты любого солдата, сделав в постовой ведомости запись о замене. Но этим вопросом мне нужно было озаботиться ещё до убытия солдата… А я забыл… Сам прошляпил, дурак… Не то что забыл, а просто даже и не вспомнил об этом, когда увидел своего бледного и скрюченного солдата, державшегося за живот. Стыдно сознавать, что потерял голову, был увлечён одним делом, которое посчитал главным, а всё остальное не важным.
Мгновенно осознав масштаб и полноту ответственности от такой новости, я тяжело опустился на стул, пытаясь обрести стройность мыслей – до очередной смены часовых ещё целый час. Какой смысл сейчас тратить время и начинать разбираться или орать на сержанта? Потом разберёмся! Почему он принял такое решение, поступил так глупо, подставляя меня, и сменил часового? Как такое вообще могло прийти в голову? Пусть бы он простоял на посту ещё одну смену, не умер бы! Решили бы эту проблему!

Внутренне я страстно попытался убедить себя, что ничего страшного не произошло, но моё сердце неприятно сжалось, а по спине пробежал неприятный холодок страха, заставляя ёжиться и дрожать от волнения! Очень медленно, внешне не подавая виду, я налил в стакан воду из графина и выпил, успокаивая себя мыслью:
– Может мне повезёт? Как-то на моё счастье все обойдётся?
Мои действия и решения были понятны. Конечно, во-первых, нужно срочно послать сержанта в роту за заменой и это займёт минут двадцать. Во-вторых, надо ли мне доложить дежурному по полку о сложившейся ситуации? Чем он реально сможет помочь, кроме эмоций? Чтобы выслушать поток его «умных» мыслей?

Пусть он свои советы и инструкции засунет себе в… Куда не скажу. Но все-то, конечно, сами догадываются куда! Оно мне надо? Нет, лучше о таком случае никому докладывать, чтобы командование не сделало «негативных выводов», это мои проблемы и будем выпутываться самостоятельно. Так я и поступил.
В общем, это был в моей жизни едва ли не самый долгий и запоминающийся час, когда минутная стрелка на часах двигалась очень медленно. Она просто еле ползла, изнутри раздражая меня. Моё томительное и нервное напряжение спало только тогда, когда сам сержант, вернулся с поста, лично его осмотрел, выставил нового часового и не доложил мне о том, что там всё в порядке.
 
Правда, уже утром, когда наступило время моего отдыха, а прапорщик пошёл вскрывать пост, пришлось пережить несколько томительных и неприятных минут с внутренним тревожным ожиданием возможного скандала…
Поэтому сон получился нервным и коротким, спать мешала какая-то глубоко сидящая ноющая заноза. Проснувшись, долго лежал, накинув на голову шинель, медленно перебирая и ворочая неясные мысли, но только к вечеру успокоился, осознав, что всё обошлось, и никто, кроме меня одного не заметил этого факта! Да и я для себя решил, будет лучше никому об этом не рассказывать, но мне так кажется, именно после этого случая Люда однажды обнаружила у меня в причёске несколько первых седых волосков.
 
 Второй случай, уже невозможно припомнить за давностью лет, был раньше или позже, но ощущения были очень похожими. В моей памяти отчётливо осталась интересная и запоминающаяся связка из двух разных фактов.
Тогда очередной раз, заступив начальником караула в полку, я хорошо запомнил, как сидел ночью за столом и коротал время между сменами часовых за верчением только что появившейся и поэтому очень диковинной для всех штукой – кубиком Рубика. Игрушка только-только появилась, поэтому вещь для тех времён была редкой и дефицитной, его ещё не продавали в магазинах, а только доставали откуда-то «по великому блату».
 
До той исторической ночи мне самому такой разноцветный кубик удавалось видеть всего несколько раз и то больше по телевизору. Не знаю кому как, но мне очень хотелось самому подержать его в руках, любопытно было покрутить и убедиться в том, что неужели его так трудно собирать? Почему-то внутри меня глубоко сидела твёрдая самоуверенность, что у меня обязательно хватит ума сообразить, в чём там секрет и очень быстро его собрать. Просто необходимо немного подумать, поймать алгоритм.

Кубик Рубика появился в роте несколько дней назад, его прислали нашему солдату в посылке армянские родители. До этого караула у меня не было возможности им заниматься, но пока солдат отдыхал или нес службу часовым, он доверял его мне на хранение. Вот поэтому тогда я был рад такому неожиданному везенью, и эта ночь запомнилась мне тихим восторгом от такого счастья. Время шло, я спокойно крутил его, напрягая весь свой ум и воображение делая безуспешные попытки собрать грани на кубике Рубика, но они никак не складывались в нужную комбинацию. Легко собиралась одна грань, а дальше был тупик – второй ряд никак не удавалось совместить нужным цветом! Выяснилось, это совсем не простое дело, как мне казалось до этого!

Ко мне быстро пришло осознание того факта, что случайным верчением ничего не соберёшь, а нащупать верные ходы к решению никак не удавалось. Подошло время проверки часовых, раздражённый и уставший от бесплодных попыток сборки я отложил кубик Рубика и решительно встал, привычно проверив рукой тяжесть пистолета в кобуре. Служба есть служба! Такая наша работа!
 
Чтобы солдаты роты не привыкали к однообразным проверкам часовых, у меня была выработана своя хитрая (и как мне казалось самая лучшая в мире!) схема проверок. Она была основана на той мысли, что каждый раз проверялись разные посты по имеющемуся в моей голове списку. Например, взяв определённую точку отсчёта из имеющихся по списку в полку девяти постов, я каждый раз мысленно вычёркивал несколько проверенных, поэтому уменьшалось количество вариантов для следующего караула. Так постепенно доходил до конца списка и начинал вновь. Таким образом, все посты у меня были проверяемыми, а этот вопрос как-то упорядочивался.
Придерживаясь свой схемы проверок, мне в тот раз выпадало идти в автопарк. Парк, так парк – обычное дело, много раз отработано! Не в первый раз, ничего нового в такой проверке для всех не было. Нужно обязательно сказать, что солдаты службу всегда несли правильно, а если порой и бывали нарушения, то больше по мелочи: отклонение от маршрута движения, форма одежды или хранение всякой дряни в подсумке.

Всю такую мелкую ерунду мы с Анатолием разбирали  и наказывали сами, никому не докладывая, а по всем крупным «залётам» докладывали «наверх», тогда к разбору подключались тяжеловесы: наш ротный – Турчин и замполит. Как правило, всё происходило гласно и заканчивалось всегда с тяжёлыми последствиями. Конечно, в дисциплинарный батальон никого не отправляли, обходились «своими силами», но арест на гарнизонной губе, лишение звания и знака «Отличник СА» был обеспечен.
Бывало и хуже – когда замполит зачитывал перед строем батальона огромный текст письма-сообщения в военкомат и на работу родителям, где в цветах и красках на фоне славного полка и нашего отличного батальона рассказывалось о «позорной службе» воина… Не знаю,  отправлял он их на самом деле или нет, но воспитательный эффект от них был огромным! Для солдат такая схема жизни была вполне понятной и убедительной, поэтому «подводить командира роты» и «осложнять» свою службу большими проблемами никто не хотел. За всю мою службу такие случаи были единичными. Именно тогда в моём карауле произошёл один из таких.

Стояла тихая, приятная и безветренная ночь. На небе светили звёзды, в их свете можно было различить контуры беловатых шапок на далёких горных вершинах. В сопровождении одного из караульных я неторопливой походкой направился в автопарк части по нижней дороге мимо нашего дома. Военный городок мирно спал, стояла глубокая и пронзительная тишина, только фонари освещали дорогу, а мои мысли в голове продолжали обдумывать комбинации по сборке кубика Рубика. Спокойная окружающая обстановка вокруг нас не предполагала никакой беды.

Миновав на входе в автопарк КТП с дежурным по парку, мы с караульным вошли внутрь и неспешно двинулись по ярко освещённой центральной аллее вдоль первых рядов хранилищ. Обычно здесь, сразу после нескольких шагов часовой останавливал нас положенным громким окликом (этого упорно добивались командир роты и начальник штаба на инструктаже, многократно заставляя солдат орать во всю силу лёгких):
– Стой! Кто идёт?
Но в этот раз нас никто не останавливал. Это было необычным и странным. Одновременно наводило только на одну правильную мысль – видимо, часовой бдительно охраняет свой пост, двигаясь в глубине автопарка по установленному маршруту между других хранилищ с техникой.

Сначала я даже мысленно похвалил солдата за такие верные действия. Ничего, подождём, так тоже бывает, а пока будем медленно шагать по дорожке. Она закончилась уперевшись в закрытые тревожные ворота между бетонных плит, огораживающих автопарк по всему периметру. Мы повернули обратно, уже внимательнее вглядываясь в темноту между рядами машин и хранилищ терпеливо ожидая окрика часового. У меня появилось плохое предчувствие, но пока я его отгонял.
Ночь и тревожная тишина. Вместе с караульным мы двинулись в глубину парка по другой, центральной дороге. Фонари освещения работали, и вся территория парка слева и справа от нас достаточно хорошо просматривалась. Конечно, хранилища и техника на открытых стоянках отбрасывали странные и диковинные ночные тени от ламп дневного освещения, в которых трудно было разглядеть часового, но нас, неспешно идущих по хорошо освещённой дороге, нельзя было не заметить!
 Пройдя весь парк, дошли до стоянки учебных машин и других тревожных ворот, развернулись и пошли обратно, уже потеряв терпение изредка начав подавать громкие окрики.
С каждым шагом я начинал ощущать, что моё сердце начало колотиться бешено и неритмично. Очень странно, мы уже несколько минут ходим по посту, и нас не замечают! Главное – самого часового не видно! Где же он? Выходит пост не охраняется, а здесь боевые машины все загруженные боеприпасами под завязку! Получается, что вырисовывается какая-то очень непонятная и грустная история! Ситуация необычная и это впервые за все караулы на моей жизни!
Что же случилось? Напали бандиты? Тогда они ещё могут прятаться в темноте! На всякий случай я расстегнул кобуру и вытащил пистолет (как говориться, «на всякий пожарный…»). Он привычно лёг в руку, и это как-то меня успокоило – если что, всё-таки не с пустыми руками!
 
Вернулись на исходную точку у входа в парк. Постояли ещё пару минут, в задумчивости оглядываясь во все стороны. Теоретически получалось, что мы прошли весь автопарк вдоль и поперёк. Что делать дальше? Нет никаких внятных инструкций на этот счёт! Вернее есть, одна на все случаи жизни! Действовать нужно смело и решительно самому, целесообразно складывающейся ситуации! Желательно проявляя разумную инициативу.

Чёрная темнота и тишина за высоким бетонным забором пугала неведомой опасностью. Там, за плитами я твёрдо знал, нет ничего, только голые холмы и прекрасные условия для бандитов, чтобы незаметно подобраться к посту. Такие приказы о нападениях на часовых в разных местах нашей страны начальник штаба регулярно зачитывал перед строем.

Стало до жути страшно, представляя возможные последствия. Мою голову накрыло представляемыми ужасными картинами: напали, оглушили, убили, связали, увели или может быть, сам застрелился? Тогда надо срочно искать следы борьбы, капли крови, тело и автомат! А может ещё хуже – сам ушёл с поста, чтобы кого-нибудь убить? Любимую девушку, переставшую писать письма или «проучить» других солдат – дембелей? И такие случаи бывали. В этом случае мне необходимо как можно быстрее сообщить о происшествии, чтобы успеть перехватить солдата пока он натворил больших бед.

Пытаясь трезво оценить ситуацию, приказал солдату-караульному ещё раз быстро по кругу пробежать весь парк (держа в голове слабую мыслишку о «спасительном» варианте – может быть, он где-нибудь уснул?), а сам одиноко остался стоять в центре парка, ещё не теряя надежды, что вдруг часовой меня увидит. Стоял, чутко в тишине вслушиваясь в звук сапог об асфальт бегущего солдата, тревожно ждал и чувствовал, как вместе с сердцем где-то глубоко неприятно заныло от внутренней боли. Очень быстро солдат вернулся, уже тревожным голосом прокричав издалека, что часового не встретил.

Ну что? Приехали! Глухой ночью в моём карауле с поста бесследно пропал часовой! Это «ЧП»! Пришло моё время действовать решительно! Семь бед – один ответ! Подняв вверх пистолет, я два раза выстрелил. Внезапные, громкие и резкие звуки от выстрелов сухо разорвали ночную тишину городка и автопарка! Они были хорошо слышны не только в парке, в жилом городке, но и в караульном помещении, многократно отражённые эхом от стен хранилищ с техникой.
 
Что случиться дальше, мне было хорошо известно наперёд – сейчас караул будет поднят помощником «В ружьё!» и через пять минут сюда примчится дежурная смена. Потом (чем бы всё не закончилось!) придётся отвечать за свои действия и объясняться с дежурным по полку, начальником штаба полка… Да, ладно, отвечу! Зато никто не скажет, что я «зажевал сопли», теряя время! Сейчас не до этого!
Первым на звуки моих выстрелов из здания КТП выглянул дежурный по парку – ему на телефон сразу пошли встревоженные звонки, громко и взволновано крича мне:
– Что случилось? Кто стрелял?
– Я стрелял! Нападение на пост! Часовой пропал! – Пришлось честно прокричать ему в ответ. А что, по-вашему, мне нужно было отвечать?

Через несколько минут, глубоко задыхаясь от быстрого бега, дежурная смена караула вбежала в парк (молодцы, мысленно я отметил в голове – наша школа!), практически вслед за ними нарисовался дежурный по полку. Кратко прояснив обстановку мы принялись планомерно осматривать в парке всю технику и обшаривать самые дальние закоулки…
 – Товарищ лейтенант! Нашли! Нашли! – После довольно долгих минут поисков внезапно хором издалека в ночи громко и радостно прокричали мои солдаты. Откуда-то из дальнего угла автопарка они гурьбой вели, отобрав автомат и подталкивая в спину несчастного часового.

– Спал, закрывшись в машине! – Зло и возмущённо объяснили мне, видимо, успев «по-братски» разбудить его, пока никто из офицеров не видел...
У меня сразу что-то отпустило и довольно растаяло внутри – всё-таки живой! Нет, но каков наглец! Сколько времени было потрачено нами на занятиях, разъясняя ответственность – караул это выполнение боевой задачи в мирное время!
Быстро покончив с формальностями, только через несколько минут по дороге обратно я смог успокоиться, уравнять дыхание и сердцебиение, но оставалось лёгкое подергивание пальцев – видимо давление и нервишки шалят. Солдата, конечно, сразу арестовали, потом примерно наказали, а меня похвалили за разумные и быстрые действия. Но пока служил среди череды однообразных караулов, мои мысли постоянно возвращались к этим двум событиям, а в памяти всплывали неприятные воспоминания – тревожной страшной неизвестности и ощущение ответственности за людей которыми командуешь.

Кстати, загадочный кубик Рубика мне всё-таки удалось победить гораздо позже, когда кто-то показал мне последовательность его сборки.



        КОЙ-ТАШ 1982-83г. ЗИМА. НОВЫЙ ГОД. НЕЗАБЫВАЕМЫЕ
                УЧЕНИЯ В ОТАРЕ.

Очередной день выдался туманным, холодным и пошёл снег. Мы стояли на плацу, сквозь редкие просветы серого неба были видны далёкие вершины гор, а мелкая и колючая снежная крупа вертелась, кружилась, летела в лицо и густо оседала на воротнике и погонах. За один день весь асфальт и газоны в городке стали белыми. С философским спокойствием оглядываясь вокруг, я отметил про себя: «Вот внезапно и наступила зима!»

Первый год жизни и службы в Кой-Таше не прошёл даром – когда в нашем городке освободилось место в музыкальной школе, после быстрого собеседования Люда впервые стала работать по профессии. Конечно, понятие «музыкальная школа» едва ли заслуживала такого громкого названия – это было две уютных комнатки в небольшом домике, в котором с одной стороны располагалась КЭЧ, а с другой стороны школа со своим крыльцом и входом. Это было удобно, поэтому учеников среди детей офицеров и прапорщиков полка всегда хватало. В каждой комнате стояло пианино, был баян и аккордеон, а со стен за всеми пристально наблюдали великие музыканты: Бах, Шопен и Чайковский.
 
Так как музыкальную школу «курировал» замполит полка майор Сыроежкин Люду одновременно избрали в женсовет полка, и она начала принимать активное участие в организации праздников. За небольшой период работы у неё скопилась приличное количество грамот за добросовестный труд. В такой ситуации и мне пришлось (а куда деваться?) её поддержать, в смысле – «дебютировать» на ближайшем празднике Нового года в офицерском клубе в роли рыцаря-охранника.
Для привлечения активных людей пришлось обращаться к друзьям, правда, Анатолий Кириченко наотрез отказался принимать участие «в балагане», не убедил его факт освобождения артистов от нарядов и гарантированная свободная ночь со встречей Нового года! А вот Сергей Рудой с удивительной для меня лёгкостью сразу согласился, его не пришлось долго уговаривать – он всегда был активной и творческой натурой.
 
При обсуждении и написании праздничных сценариев, которые позже зачастую происходили прямо у нас на кухне, он иногда просто фонтанировал дельными предложениями и идеями! Мы вместе с ним вдвоём тогда успешно дебютировали «рыцарями» в шлемах и масках стоящими у входа, и для многих остались неизвестными.

Новый 1983 год в офицерском клубе был незабываем. Он прошёл весело, шуточно с юмором и удался на славу! Конечно, мы как участники знали весь сценарий и конкурсы, но тщательно сохраняли тайну до последней минуты. Огромный юмор заключался в главных персонажах, в этих ролях тоже дебютировали наши офицеры: Дед Мороз символизировал только-только наступающий новый год, поэтому был очень маленьким, детским, с огромной соской на шее, а в противовес ему Снегурочка была преувеличенно большой и всем своим видом напоминала перекачанного штангиста.
В ярком гриме, в безразмерно-огромном белом платье (в нужных, выпуклых местах укрепили подушки), кокошнике и с огромной фальшивой косой это смотрелось очень забавно. При этом по ходу представления она была ведущей праздника: уморительно проводила конкурсы, увлекаясь, носила Деда Мороза на руках, много шутила, пыталась петь, и держалась так непосредственно, вызывая у всех зрителей симпатию, одобрительные шутки, веселье и кучу аплодисментов.


Незаметно пролетел январь, а в феврале пришла пора зимних полковых учений в Отаре. Лейтенантская служба, удивительно повторяясь, сделала очередной виток – полк со всей техникой вновь грузился в Пишпеке в несколько эшелонов, что создавало на рампе огромный водоворот из людей, машин, танков, БМП, где главной задачей была сохранить людей и самому не потеряться в этой сутолоке. Марш, погрузка в эшелон, полковая суета и обилие бестолковых команд – для меня всё это уже становились привычным, прогнозируемым и ожидаемым, требующим осознания собственных способностей для выживания.

При этом никогда нет одинаковых учений – в каждом из них есть твоя личная «изюминка», которая надолго остаётся в памяти.
Вот и эти учения запомнились мне из-за многих таких ярких моментов, которые произошли именно в ту зиму. На этот раз наш эшелон разгружался в Чильбастау и по приезду «кабинетные умники» сразу удивили заготовленным штабным сюрпризом, после которого все наши планы на более-менее привычную спокойную жизнь полетели к чёрту. Выяснилось, что на этот раз учения – двусторонние без боевой стрельбы и против нас будет действовать Алма-Атинский мотострелковый полк! Это был такой же, как и наш ближайший полк из другой дивизии (в которую я сам через пару лет попаду служить).

        Ещё главной интригой тактических игр в финале будет встречный бой двух полков в неизвестном месте полигона на встречных курсах – вот тогда командование и посмотрит, кто победит и где лучше выучка, а командиры умнее! Успехи полков будут оцениваться на всех этапах посредниками, поэтому никакого привычного для нас полкового полевого лагеря не будет – всех прямо с разгрузки сразу в окопы и в динамику!
Что там на этот раз отрабатывали и задумали «вышележащие командиры» я не знаю (мне как лейтенанту не докладывали!), но это для всех было новой «свежей струёй» в учениях. Вот поэтому наша рота к ночи после долгого марша оказалась в нужном районе сосредоточения, где-то посреди снежных сопок, за которыми насколько было видно никого и ничего не было.
 
Лишних мыслей в голове о том, что где-то там за горизонтом располагается противник – далёкий Алма-Атинский полк и все наши остальные подразделения полка и батальона, даже не возникало. Огромный и безразмерный мир Отарского полигона вокруг меня вновь сузился до масштабов своего взвода и пределов осязаемой видимости – соседних взводов роты. Правда, понимание того, что мы здесь не одни иногда проявлялось в появлении редких одиночных машин, которые блудили на просторах полигона, разыскивая нужные им подразделения.
 
Работа командира взвода понятна – организовать оборону и всё красиво оформить графически. Пока ставил задачи солдатам и рисовал, стемнело – привезли ужин, и вся рота собралась у БМП Турчина. Ротный, забравшись на машину, чем очень напоминал мне Ленина на броневике, кратко довёл обстановку, неясные перспективы и готовность к маршам в любое время, выразил твёрдую уверенность, что все солдаты правильно понимают свою роль на ближайшие дни.
 
Наша задача по его словам вырисовалась такая – живём и ночуем в БМП, выставляя охранение, несколько дней будем перемещаться, обороняться, поэтому на маршах не теряемся, а везде, где будем останавливаться, бодро окапываемся и проявляем больше оптимизма.
Так эти учения и следующие за ними прошли бы незаметно, ничего не оставляя в памяти, если бы их «не украсили» несколько ярких и запоминающихся историй!

Первая – про рядового нашей роты Мишу Конахина. Здесь нужно обязательно заранее предупредить читателя о том, что Миша был «уникальным» солдатом. Честно признаюсь, за всю свою долгую службу мне приходилось встречать много солдат, но такого воина или «чуда в форме» больше не попадалось. Откуда и как он появился у нас в роте – уже не вспомню, но полагаю не случайно, наверное, его как «суперприз в нагрузку» выдали хорошей роте. Так как считалось, что наша рота лучшая в батальоне, то видимо и посчитали, что Мише в четвёртой роте будет служить спокойно.

По внешнему виду он представлял собой небольшого роста тихого, по-детски безобидного наивного деревенского дурачка с чистым, ясным и бесхитростным взором. Если по физическим нормам он внешне ещё как-то соответствовал солдату, но по скрытой умственной отсталости армейская наука, Уставы и реалии правды жизни вообще до него не доходили, он так и существовал «на своей счастливой волне».
Где и как он вырос, и главное, каким образом ему удалось обмануть медицинскую комиссию в военкомате (а может в военкомате просто «горел план» призыва?) я не знаю! Но нашему командиру роты – Турчину командование сразу строго настрого запретило давать ему оружие, ставить в наряды, а тем более доверять боевую службу в карауле. Нет, конечно, пару раз мы брали Мишу вместе с ротой на стрельбище, где к его неописуемой радости, даже давали пострелять из автомата.
Командование батальона особо поставило его существование под личный «контроль», закрепив за ним ответственными парочку «авторитетных» сержантов и хулиганов, таким образом, обеспечив ему спокойную жизнь и сразу предупредив всех «дембелей» об опасности издевательств над ним.
 
Поэтому никто лишний раз Мишу не трогал (резонно опасаясь того, что он всё по своему простодушию и невинности расскажет офицерам) и старались обходить его стороной, не замечая, а Миша Конахин так себе тихонько и служил, в смысле существовал «ротным дурачком». Потом комбат пристроил его в офицерскую столовую помогать там женщинам по хозяйству, где он с удовольствием проводил с ними целые дни до вечера, приходя в казарму только спать – что-то носил, мыл посуду и полы, а они за это его жалели, не обижали и подкармливали.
 
В общем, Миша был человеком «известным», никто из офицеров даже не обращался к нему: «Товарищ, солдат», только по-дружески просто – Миша, а словосочетание Миша Конахин – в роте было словом нарицательным и очень часто, проводя воспитательную работу, другим солдатам говорили: «Ты что? Дурачок как Миша Конахин? (в смысле – умственно отсталый или придурок)».
Однажды мне самому с огромным удивлением пришлось наблюдать уникальную картину, надолго поразившую меня, когда к нам в роту на подъёме зашёл Саша Цибенко. Приход начальника штаба откровенно «обострял обстановку и ускорял все процессы», поэтому все солдаты заметно засуетились, стараясь быстрее выскочить из казармы на улицу. Это был такой момент, когда вся рота уже вышла на плац, казарма опустела, в ней оставалось только пару запоздавших солдат, и на этом радостном фоне из сотни пустых кроватей только в одной ещё спал солдат, укрывшись с головой.
 
– Это кто такой? Почему не встаёт? – Наблюдая такое «тяжкое воинское преступление» грозным голосом прорычал Саша Цибенко дежурному по роте, и по его интонации всем стало понятно, что сейчас произойдёт что-то ужасное! Не дожидаясь моих объяснений, начальник штаба сам решительно направился к кровати.
Но видимо, как офицер совсем не глупый он по ходу движения всё-таки догадался, нутром почуял подвох понимая, что здесь что-то не так… Потому как такого просто не может быть! Чтобы я был в роте, а какой-то солдат ещё продолжал нагло спать! Хотя я был-то всего лейтенантом, но сомнений в моей решительности, авторитете и командирских способностях у него никогда не возникало!
 
Ситуация складывалась очень необычная, поэтому он не пихнул солдата ногой и не перевернул привычно кровать, а только аккуратно, двумя пальцами приподнял одеяло и убедился, что это спит «особый солдат» рядовой Миша Конахин.
Миша, как я уже упоминал, был необычным солдатом, «тормознутым по жизни» и в батальоне так «негласно» было заведено, что на него не действовали общие требования Уставов, как на всех остальных солдат, поэтому если он вдруг просыпал подъём – его позже, отдельно и осторожно будил дежурный по роте.
Любой солдат в батальоне после такого ужасного фиксирования его нарушения дисциплины наверняка сразу бы умер от страха, но только не наш Миша! Он только как сонный ребёнок похлопал ресницами, видимо наводя резкость, счастливо улыбнулся и даже радостным голосом, лёжа в кровати спокойно произнёс:
 – Здрасте, товарищ старший лейтенант!

       Видно было, что Цибенко немного растерялся от такой фамильярности и наглости. Но понимающе мгновенно сменил суровое выражение лица на добрую улыбку и чтобы не напугать Мишу, а он от страха не обмочился, очень ласково и с удивительно заботливой интонацией любящей мамы в голосе, как маленькому ребёнку произнёс:
– Здравствуй, Миша! Уже утро! Пора вставать!

       Такого юмора и поворота событий я ещё в своей жизни не видел! Наблюдать такое со стороны – это был полный цирк! Да чтобы наш «железный» Саша Цибенко, который своей волей и голосом мог легко не то что «катапультировать» любого солдата из кровати, а ещё как мне казалось согнуть броневой лист на БМП, охреневший от ситуации заговорил таким тоном…
 
         Тогда наблюдая такую картину, я еле сдержал смех, но позже в канцелярии пересказав эту историю Турчину и Анатолию Кириченко, мы все вдоволь насмеялись. Эти его «крылатые слова», а главное – произнесённые интонацией начальника штаба надолго закрепились у нас в роте, когда приходилось будить Мишу Конахина.
         Правда, через несколько месяцев «такой службы» в нашей роте полковые медики всё-таки увезли его в широко известное место под названием Чим-Курган, в психлечебницу, где после недолгого обследования опытные врачи признали его негодным к службе (что нам всем было очевидным с первых дней!).

        Но это не сама история, а такое лирическое вступление мне понадобилось для глубокого понимания дальнейшей картины. Зимние учения попали именно в этот небольшой «счастливый» промежуток Мишиной службы в роте – до направления в психлечебницу, поэтому он впервые вместе со всей ротой и оказался в Отаре.
 В один из ранних рассветов, когда я спал в БМП, меня разбудил посыльный от Турчина – срочно прибыть на командный пункт. Поздно вечером мы заняли новую позицию, и в этом не было ничего необычного (мало ли новостей на учениях, которые командиру роты понадобилось довести до нас) – но по-хозяйски окинул взглядом свои машины на позициях, солдат в охранении и стоящий впереди приданный моему взводу танк. Все на своих местах, значит порядок! Наступало раннее утро, небо на востоке только едва начинало сереть, а звёзды нехотя растворялись в утренней дымке.
 
Нас с Анатолием встретил взволнованный Турчин вместе сержантом, который доложил о происшествии, тревожной новостью – ночью куда-то исчез наш солдат Миша Конахин вместе с автоматом! В этой тревожной обстановке ротный решил пока не докладывать командованию, а самим детально разобраться в ситуации. Мы только удивлённо переглянулись между собой, вот так новость! Как пропал? Куда? Разве можно посреди огромной пустыни потеряться? Да на учениях, где для каждого солдата его машина это «дом родной» он мог от неё куда-то далеко уйти? Но зная Мишу Конахина, как ротного придурка, мы начали «мозговой штурм», просчитывая варианты!
Сержант пояснил, что Мише, как равному доверили по графику подежурить ночью пару часиков возле БМП. Через несколько часов сержант, проводя смену и выйдя из машины, с огромным удивлением его не нашёл! Куда мог подеваться за это время Миша – ума не хватает.
 
Мы задумались – вот тебе задачка со многими неизвестными! БМП ночью стояли, не двигаясь, значит, вариант с попаданием под гусеницу отпадает. Застрелиться не мог, патронов нет, учения без боевой стрельбы! Повеситься здесь тоже не на чем, деревьев нет. Остаются варианты: его могла захватить в плен диверсионная группа Алма-Атинского полка (хотя это очень маловероятно, да и зачем?) или решил дезертировать из Армии, но почему с автоматом и именно отсюда? С полигона, где до железной дороги десятки километров? Да и куда может пойти солдат, не ориентируясь и без карты? Проще бы было убежать из полка.

Может, на Мишу напала стая диких волков? Спит где-нибудь или заблудился ночью, отойдя от БМП, потеряв ориентировку? Может ему стало плохо, он упал и замёрз где-нибудь рядом с позицией взвода? Тогда нужно срочно прочесать всё вокруг – может, ещё успеем спасти? Правда такой фантастический вариант выглядел совсем слабенько – ночь была тихая и безветренная, насколько хватало глаз, нас окружала ровная, белая и безграничная пустыня. На её фоне любой солдат в форме был бы виден на километры.

Но делать нечего – всей ротой срочно занялись поисками Миши Конахина, выясняли что он говорил, о чём думал: просмотрели машины, прочесали все небольшие окопы вокруг, «секретные» поисковые группы из двух-трёх солдат были отправлены «на разведку и поиск» в соседние роты и к дальним холмам на горизонте… Прошло несколько долгих и тревожных минут поиска и ожидания, но всё безуспешно. Так для всех и остался открытым интересный вопрос – куда бесследно мог пропасть солдат с оружием посреди пустыни?

Поднялось солнце, наступило утро. Мы с убитым видом собрались вместе возле БМП ротного на «военный совет». На Турчина было больно смотреть, пропавший солдат с оружием – не шуточное «ЧП»! Командир роты, молча переживая, нервно поглядывая на часы, мысленно готовился к самому худшему, а чем мы могли помочь ему в такой ситуации? Поиски ничего не дали, никаких следов Миши не обнаружено, он бесследно исчез, а время идёт, стрелки на часах медленно отсчитывают минуты…
Сиди, не сиди – нужно докладывать о пропаже солдата! Но очень не хочется, потому, так как мы все догадываемся, что будет дальше! Сразу понаедут командиры и начнутся «глупые вопросы»: мы вас предупреждали, что он придурок, почему Мишу поставили в охранение, как такое возможно – непонятно куда пропасть посреди пустыни, где оружие, как вы могли угробить солдата? Все роты как роты, а вы вечно «особенные» в худшую сторону…

Что же делать? Готовиться к самому плохому! Турчин каким-то неведомым для нас внутренним чутьём больше надеясь на чудо, объявил ещё час ожидания, последний предел, после которого больше нет никакой надежды, будем докладывать – и мы, сидя на ящиках возле БМП, вновь как три японца в каменном саду, погрузились в ауру безмолвного созерцания красот снежной пустыни...

Мы, долго в бездумье вглядывались в бескрайние, уходящие вдаль и переходящие в горизонт снежные поля, внутренне готовясь к тяжёлым объяснениям, никто из нас не рисковал прерывать тягостное молчание. Вдруг Турчин указал нам рукой направление на дальнюю сопку и упавшим голосом произнёс:
– Смотрите! Видите вот там чёрную точку? Вроде там что-то двигается? Сайгак или человек? Может, идёт к нам? Подождём?

Мы схватились за бинокли – точно, откуда-то из неведомой дали, где по карте примерно должен был находиться Алма-Атинский полк на расстоянии от нас примерно в два километра по снежной целине шёл человек, похожий на солдата. У всех в голове в этот момент появилась только одна мысль – может быть это наш Миша Конахин? А что, невероятно? Но вдруг нам «повезёт»?

Время медленно тянулось, а мы внимательно вглядывались вдаль, всё больше поражаясь и убеждаясь в правоте своей догадки. Точно – он! Наш Миша Конахин! Спокойно шагает по небольшому снежку, покрывающему всё вокруг, по направлению к своей машине. Вскоре радостные солдаты привели его к нам. Мы радостно выдохнули, нервы сразу успокоились, у всех отлегло от сердца – живой, невредимый и автомат при нём!

Миша счастливым и даже жизнерадостным голосом, абсолютно не сознающий никакой своей вины пояснил:
– Ночью я дежурил и захотел покурить, а своих ребят будить не хотелось. Вдруг где-то недалеко в степи свернул огонёк и я решил сходить к ним, чтобы попросить сигарету. И пошёл… Шёл, шёл и никак не мог до него дойти, а часов у меня нет. Потом начало светать и огонёк пропал, поэтому я развернулся и пошёл обратно по своим следам…

Прослушав этот Мишин сумасшедший бред, мы ничего не сказали вслух, только переглянулись между собой. У всех в глазах читалась одна мысль – глубокого понимания того, какой беды нам всем сейчас удалось избежать! Просто редкая удача и счастливое стечение обстоятельств! А если бы ночью или за время поисков дали команду на перемещение и рота уехала с этого места? Где бы он нас искал на просторах полигона?

Миша удивительный дурачок! Но при этом нужно признать, везучий: не каждый здравомыслящий человек решится в одиночку совершить далёкий ночной поход по снегу в несколько километров… У любого умного инстинкт самосохранения выдвинет кучу вопросов: зачем вообще это нужно? А если изменится погода, внезапно снизится температура или позёмка заметёт следы, в этом случае никогда не найти обратную дорогу…

И последнее – как бы он ночью смог найти свою машину, если бы заблудился? Каким нужно быть дурачком, чтобы ночью прошагать пару часов в одну сторону и столько же обратно ради сигареты? Да много чего разного может случиться с одиноким человеком посреди безлюдной пустыни – нам результат известен заранее, это верная смерть!
Турчин в молчании терпеливо выслушал Мишу, не сорвался на крик и нервы, только подводя «итог радостной встречи» усталым и ровным голосом сказал сержанту: «Всё понятно! Забирайте его во взвод! Дайте ему закурить и впредь пристальнее следите за ним, больше не оставляйте одного!»

Когда солдаты удалились на достаточное расстояние, он глубоко вздохнул, осознавая огромное облегчение и радость от пролетевшей стороной беды и несчастья, горестно произнёс: «Навязали дурака на нашу голову! Он меня доконает своими причудами! Кажется, нет никакой надежды, что я доживу до того радостного момента когда мы от него избавимся!»

После этого случая меня ещё долго не оставляла мысль – как так можно было поступить? Совсем без башни? Неужели совсем нет мозгов? Нет понимания, что огонёк в степи ночью виден на многие километры? Ещё с военного училища я хорошо помню, что снайпера могут ночью с двух километров точно стрелять по хорошо различимому в прицел огоньку сигареты.

Конечно, я в душе чувствовал, что Миша Конахин редкий придурок, но вот чтобы настолько… Да если бы он погиб из-за своей глупости – что было бы с нами? Офицерам нет никакой скидки, схема понятна – ваш солдат, вот и отвечайте по полной программе! Кто вам сказал, что он придурок? Раз медкомиссия в военкомате признала годным к воинской службе, значит, юридически годен, пока Армия не докажет обратного!

Ещё представляю, какими бы глупыми ослами мы выглядели в глазах командования, если бы сразу доложили об исчезновении солдата, а позже пытались объяснить, что он просто захотел курить и поэтому пошёл ночью за сигаретой. Поразила удивительная Турчинская командирская интуиция, выдержка, прозорливость и вера в лучшее! Хорошая история для понимания того, что командир отвечает за всё по умолчанию – такая его работа! А то, что военкомат присылает в Армию идиотов, простая случайность – мы должны стараться и воспитать из любого человека отличного защитника Родины!


Вторая яркая история будет о трёх трудных и голодных днях на этих учениях. Такого труднейшего испытания по преодолению собственных инстинктов в моей жизни, к счастью никогда больше не повторялось, вот поэтому она мне и запомнилась.
Время вместе с минувшими десятилетиями незаметно меняют, упрощают прошлое и сейчас, когда мы разглядываем его из настоящего, многое может показаться непонятным, но во все времена человеческие чувства всегда остаются одинаковыми.
Напомню, что те полковые учения были динамичными – не было дня, чтобы нам не ставили новые задачи, связанные с перемещением по полигону. Это входило в привычку, только-только «обживёшься» на новом месте, всё оформишь графически, как поступает команда, сигнал сбора, дальше марш и вновь занимаемся новыми задачами – то оборона в первом эшелоне, то сторожевое охранение, то готовимся к наступлению в исходном районе. В такой ситуации ты существуешь только в масштабе своего взвода, роты и не интересуешься другими подразделениями полка и батальона.
Где-то в такой ситуации и существовал наш батальонный ПАК-200 (передвижная автомобильная кухня). Питание батальона было налажено таким образом, что пищу нам на позиции привозил прапорщик на машине ГАЗ-66 из миномётной батареи в термобаках. Вся рота с котелками собиралась у БМП командира роты, и наш старшина делил продукты на всех.

Но иногда из-за «динамики» и перемещения чёткого графика питания не получалось, всё сдвигалось на несколько часов или как в Армии говорят «на потом». Порой прапорщику ночью с трудом удавалось находить нас посреди полигонных сопок. Поэтому бывали случаи, когда завтрак привозили в обед, обед к вечеру, а ужин вообще среди ночи или утром.
Случались и «уникальные» варианты, когда подвезти еду по каким-то причинам не удавалось, а хранить уже было нельзя – её вываливали, а на следующий приём пищи выдавали двойную (оставшуюся) порцию хлеба. К такому ненормальному ритму все привыкли, относились с пониманием, так как лёгкой жизни на учениях никто не обещал!
 
В один из таких обычных дней учений, мы встречали утро в обороне. Начинался тихий безветренный день с небольшой минусовой температурой, но низкая свинцовая дымка закрывала солнце, мы стояли как обычно посреди поля и небольших сопок, закрывающих обзор вдаль. Все занимались своим привычным делом – солдаты неспешно обозначали позиции, расчищая лопатами небольшой слой снега. Завтрак привычно запаздывал, и вроде бы ничто не предвещало никаких трудностей. Время неторопливо отсчитывало часы, а команды на завтрак всё никак не поступало.

С моей командирской машины хорошо просматривалась машина командира роты, и если к ней подъехал бы ГАЗ-66, то нам отсюда он был бы хорошо виден. Но его не было, приём пищи затягивался. Выждав ещё пару часов и убедившись, что в моём взводе всё в порядке, я пошёл к Турчину «на разведку и прояснение ситуации». На вопрос о завтраке (или уже обеде?) ротный мне ничего нового сказал – из штаба батальона получали один ответ: «Спокойно! Ждите! Появились небольшие трудности с приготовлением еды». Всё понятно, будем ждать. В таком тягучем ожидании прошёл длинный день…

В общем, за весь тот первый день бесплодного ожидания – батальон ничем нас не обеспечил, а мы с Толей из еды смогли разделить на двоих резервную банку тушёнки из домашних запасов. Весело зажевали её печеньем со свежим снегом и дружно посмеялись над сложившейся ситуацией. Конечно, немного забавно, но жить можно, как-нибудь перебьёмся! У всей роты сохранялась надежда, что совсем скоро подъедет прапорщик с продуктами. Солдаты перебивались тем, что грели снег в котелках на солярных костерках, добавляя в них немного замёрзшей перловой каши из консервных банок, обычно валяющихся в машине.

Вечером был марш, перемещение, и новое утро мы встречали на другой позиции, которая не очень-то отличалась от всех предыдущих. Такие же бескрайние снежные поля… Спокойная настороженная холодная тишина в предутреннем пространстве моего отчаяния, начинался новый день, а завтрака (хотя бы вчерашнего обеда или ужина?) вновь не было, весёлое настроение у всех закончилось. Машины насчёт наличия чего-то съедобного проверили не один раз – больше никаких запасов не было, и все хорошо понимали, что их взять негде посреди пустыни. Солдаты грустно и молча сидели по машинам, в их глазах немым укором светился один вопрос: «Сутки не ели. Неплохо было бы перекусить. Ну что там отцы-командиры решили с едой?»

К обеду на горизонте появился знакомый ГАЗ-66 и солдаты облегчённо, поправляя снаряжение, с радостными лицами деловито засобирались на приём пищи. Никого подгонять было не нужно. Но когда я с взводом подошёл к БМП командира роты, здесь уже собралась вся рота, а солдат из взвода обеспечения обрадовал – наш батальонный ПАК сломался, но есть надежда, что его скоро отремонтируют. Запасов сухого пайка в батальоне не предусмотрено, но командование батальона в сложившейся ситуации ищет выход и делает максимум возможного – поэтому пока на сегодня на всех вместо еды один деревянный лоток с замёрзшим хлебом, две горсти сахара и десяток рыбных консервов.
 
Всё это было выложено на ящике, для всеобщего обозрения, а рота стоявшая полукругом с котелками в руках молчаливо воспринимала ситуацию. Хорошенькая вводная! Накормить этим больше ста человек? Все надежды на завтрак, обед и ужин мгновенно рухнули. И главное, сколько ещё ждать пока сделают наш ПАК – неизвестно. Турчин суровым голосом повторил, что эти продукты на всю роту на целый день! Да! Немного! Но больше ничего не будет и надеяться не на что! Вот так новость!
 
В моей памяти хорошо отпечатался тот яркий момент понимания начала трудностей – именно с приездом ГАЗ-66 наступила новая тяжёлая пора глухой неизвестности! Если до этого момента ситуация казалось весёлой забавой, мелким и незначительным эпизодом, то именно сейчас наступило понимание того, что наши дальнейшие перспективы довольно туманны, и сколько дней это продлиться – неизвестно. Полк участвует в грандиозных учениях, и поэтому в такой ситуации никому нет дела до «мелких» проблем отдельно взятого батальона и роты. В моей голове почему-то отчётливо представилась «живописная картина» того, как командир полка сурово отвечает нашему командиру батальона:
– Товарищ  майор! Это ваши проблемы боеготовности! Принимайте меры и лезьте ко мне со всякой ерундой!
 
Не знаю, было ли так на самом деле или может быть, комбат вообще не докладывал командиру о возникших проблемах? Для нас это ничего не значило и не меняло сути дела! Что нам делать в такой ситуации? Чем питаться? Никаких магазинов здесь нет, поэтому только оставалось выживать и верить в лучшее!
Все собравшиеся солдаты нашей роты, почти сто человек и три танковых экипажа  терпеливо прослушали информацию, никто даже не проронил ни слова, только горестно вздохнули. По лицам видно было, что каждый из них глядя на эту небольшую кучку еды прикидывал в голове свою долю и понимал – мало, это реально очень мало еды на целый день, и этот факт никакой радости им не прибавлял…

Турчин сделав паузу, сменил интонацию и даже не скомандовал, а как-то по-человечески обратился с советом к старшине: «Что делать будем? Как тут делить?» На что старшина понимая, что целая сотня человек ждёт именно от него трудного решения понимающе и преувеличено бодро ответил:
– Да что тут долго решать, делим просто – по три банки во взвод, по одной танкистам и офицерам, а хлеб и сахар разделим на всех поровну...

 Трудное решение было принято, и продукты у всех на глазах были поделены в полном молчании, никто не проронил ни слова. Умом понимали, что все находятся в равных условиях, а старшина точно знает количество солдат во взводах. Взвода получив свою часть продуктов, направились к своим машинам, а мы, оставшись с Турчиным, честно разделили нашу банку с рыбой на троих, держа в руках по маленькому кусочку хлеба, откусывая небольшие крошки, стараясь растянуть его подольше.
В тот момент я один мог съесть такую банку, и мне было бы мало, но что делать? Солдатам доставалось ещё меньше. В моей голове сразу всплыли воспоминания о блокадном Ленинграде и фильм «Судьба человека» где в концлагере ниткой честно делили хлеб и сало на весь барак.

 
Если у вас вдруг появится желание отказаться от благ цивилизации – отправляйтесь зимой на Отарский полигон. Я вас уверяю, что лучшего места для этого вы не найдёте! Получите массу воспоминаний и впечатлений от завораживающей красоты бескрайней пустыни! Если только не помрёте! Потому как на неподготовленного человека она способна нагнать ужас.

Но мы-то не хотели экстрима, испытаний и не собирались отказываться от всего, мы хотели спокойной и размеренной жизни, конечно, всё понимая – учения, зима, трудности, можно даже без обеда, но чтобы вот так…
К вечеру испортилась погода, повезло ещё, что нас оставили в покое: поднялась метель, ледяные крупинки хлестали по лицу, пронизывающий ветер забирался под одежду, холодный воздух обжигал лёгкие, внутри ничего не было кроме злости – как можно было дойти до такой ситуации? Солдаты взвода затихли в темноте десанта, никакое количество съеденного снега не могло заглушить чувство голода, а при низкой температуре организм человека нуждается в усиленном питании.
 
        Замёрзшими пальцами я закрыл люк и затих на командирском месте, сознание притупилось, и не возникало абсолютно никакого желания что-то делать. Подняв воротник бушлата и лёжа на своём командирском месте, закрыл глаза, стараясь поскорее уснуть. Сон – это единственное спасение, когда проваливаешься в сон, есть не хочется, но под ритмичный стук двигателя избирательная детская память всё же успевала подсовывать «вкусные воспоминания».

…У меня было счастливое детство, и оценивалось оно в тот момент именно с такой – «голодной точки зрения». Мы всегда жили втроём – я, мама и отец и не могу припомнить времена, чтобы мы голодали. Хоть в далёком гарнизоне, хоть в городе, везде, где мы жили, в нашем доме всегда была еда. Моя мама, кажется, умела всё: хорошо готовить, печь, закатывать банки с заготовками на зиму из овощей и фруктов. Даже ругала на нас с отцом, что мы плохо едим. Она хранила в голове кучу разных рецептов: ещё у неё был свой «секретный блокнот» разбухший от записей, листочков и газетных вырезок.

Ещё помню, с каким азартом она делилась с нами радостью, когда узнавала рецепт нового блюда или выпечки, а через несколько дней уже сама с гордостью угощала нас этим кулинарным шедевром. Почему-то из детства мне никак не вспоминался момент, чего бы она ни смогла приготовить! Особенно запоминались котлеты, тефтели, борщ, сладкий топлёный творог в маленькой коричневой кастрюльке, а какие у неё получались ароматные оладьи, свежие булочки и коржики из песочного теста! Медленно перебрав это всё в голове, я завистливо сглотнул… Эх, если бы можно было сейчас оказаться там, дома у родителей – у моей мамы обязательно нашлось много чего вкусненького!

Только в военном училище мне приходилось пропускать приёмы пищи. Например, в абитуре, но там еда была, просто она казалась невкусной. Хотя вкус – понятие относительное. В военном училище пропустишь завтрак, обед или ужин без каких-то особых проблем – была гарантия, что в следующий раз возьмёшь в столовой добавку.
В этом не было ничего необычного или страшного, в училище работал буфет и магазин. Не хочется или лень идти в столовую – спокойно перетерпишь или друзья тебя «не забудут» и принесут два куска хлеба, намазанные изнутри маслом. Но никогда ещё в своей жизни мне не приходилось переживать подобное – когда еды было так мало и никаких ясных перспектив, есть хотелось очень сильно.


 Вторая ночь не принесла облегчения, только навалилась невероятная слабость и усталость. Я проснулся от голода, всю ночь снилось что-то из еды – борщ, жареная картошка, шашлыки, которые мы в Чимкенте ели с родителями на Хатын-Копре, макароны по-флотски и ещё много чего вкусного, есть хотелось страшно. Оказывается, в мире существует огромное количество разной еды, странно, и там, во сне мне казалось, что я явственно ощущаю её ароматные запахи. Перед глазами проносилась моя жизнь, освещаемая воспоминаниями с этой необычной точки зрения. Проснувшись, возникло какое-то ощущение конца жизни, казалось, что внутри тебя совсем скоро что-то лопнет, внезапно оборвётся, я провалюсь в чёрную темень и всё…

Чем будет это всё – не понятно, оно не имело контуров, было неясным, но казалось приятным и приятно определённым. Наступал третий день, радиоэфир молчал, чувство голода притупилось, организм как-то свыкался с этим состоянием, подступало безразличие и апатия. Тело стало лёгким, а тягучие мысли вновь и вновь возвращались к философскому вопросу – сколько может протянуть человек без еды? А без воды? Слабым утешением был ответ – много, несколько дней.

Конечно, я понимал, что в любой ситуации необходимо сохранять ясную голову, самообладание и способность мыслить рационально. Нельзя опускать руки, нужно бороться с ледяной пустыней, я обязан быть примером запаса стойкости. В трудной ситуации боевой дух – это всё! Нужно сделать всё возможное, чтобы его сохранить.
Это всё понятно, но умом понимаешь безысходность происходящего и то, что именно от тебя ничего не зависит. Эх! Суки! Хорошо было бы покушать, но будем ждать, и надеяться на лучшее! Воодушевив сам себя такой краткой политинформацией, я выглянул из люка и с отупляющей вялостью огляделся вокруг… За ночь ничего не поменялось – та же голая пустыня. Ветер стих, но остался холод и безмолвная тишина, только вновь обновлённый снег слепил глаза своим неприятным блеском.
Нестерпимо хотелось пить, но воды ни у кого нет, потому как она застывает во фляжках. Ничего, пожуём свежий снег, чтобы заглушить жажду и создать наполненность желудка. Третий день растянулся бесконечности, надоело высматривать ГАЗ-66, все смирились с голодом и безысходностью. Периодические спазмы в желудке напоминали о еде, от всего навалившегося я смотрел по сторонам и не мог привести свои мысли в порядок.
 
Это только в книжках, у людей, попадающих на острова, всегда есть вода и фрукты. А здесь, посреди пустыни? От безысходности и чтобы заглушить чувство голода вместо еды растопили чистый снег в котелках и напились горячей воды. Солдаты даже пытались шутить, экономно запуская сигаретку по кругу, и дружески хлопая друг друга со словами: «Не умирай, пехота!» Наступило временное облегчение, очередной день заканчивается, постепенно темнеет. Зимой рано темнеет, настроение упало до нуля, и я с грустными мыслями отключился от реальности в тяжёлом забытье…
Странная ситуация, где от тебя ничего не зависит. Нет! Я не сдамся! Конечно, у всех глубоко внутри была одна надежда – нас не забудут. Командование обязательно примет меры и всё скоро закончится. Нужно лишь немного потерпеть! Уже не верилось, что где-то далеко от нас существует мир с довольными, счастливыми и сытыми людьми.

Только ранним утром на четвёртый день такой жизни поступила долгожданная команда – всем собраться на приём пищи! Даже не верилось в то, что всё закончилось, но оказалось, точно – наш ПАК починили и привезли еду. Правда это был вчерашний ужин, его приготовили очень поздно вечером и успели накормить весь батальон, кроме нашей роты, так как мы стояли дальше всех. Каша была холодная, даже слегка подмёрзшей, но ещё никогда в жизни я не видел такой радости и таких счастливых лиц у солдат как в то раннее утро. Отдельно радовало обилие хлеба, его привезли вдоволь. Солдаты наполняли котелки мёрзлой кашей, сразу засовывали сахар в рот и жадно заедали хлебом.
 
Хлеб! Оказывается, как вкусно он пахнет, даже слегка подмёрзший! Наложили каши и нам – офицерам. Глядя на эту кашу, я с горечью осознал – ещё три дня назад я бы гордо отказался от неё или презрительно вывалил в снег, попив чайку с хлебом, но сейчас желудок требовал пищи, и мне было совершенно наплевать на её вкус и как она выглядит! Запив кашу кружкой холодного чаю держа за щекой прессованный кусок сахара, моё настроение улучшилось.

Процесс питания вновь наладили, солдаты повеселели, и жизнь пошла своим обычным ритмом, все сразу постарались забыть о голодных днях, об этом незначительном с точки зрения истории эпизоде службы, но я для себя сделал выводы. Хотя такого больше никогда в моей жизни не повторилось, помня эту историю и то, как удалось выжить в эти три дня, всегда старался иметь с собой «стратегический» запас из двух-трёх банок.

Эти три дня существенно изменили моё сознание, после них наступило осознание того, что без еды вполне можно продержаться три дня, и всегда нужно быть готовым к разным жизненным ситуациям! Возникло новое понимание своего жизненного предела и запаса прочности, о котором я раньше не подозревал…



     КОЙ-ТАШ 1983г. ЗИМА ФЕВРАЛЬ-МАРТ. НЕЗАБЫВАЕМЫЕ
                УЧЕНИЯ В ОТАРЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ).

Учения благополучно завершились встречным боем на встречных курсах где-то посреди снежной равнины под весёлый аккомпанемент, состоящий из трескотни очередями и буханья холостыми выстрелами из пушек. Кто победил было неважным – разбор учений отложили на потом, объявив, что победили все, кто дожил до этого счастливого дня. Все радовались факту окончания учений и мысленно торопили время, надеясь на скорую погрузку – наконец можно собираться обратный путь, а в полк вернёмся как раз к 23 февраля!

В таком же приподнятом состоянии пребывал и я до того момента пока меня не нашёл посыльный с сообщением, что меня к себе вызывает капитан Цибенко. Причина вызова к начальнику штаба батальона мне была неясна. Пока шел вдоль колонны БМП, терялся в догадках, перебирая в уме все фантастические варианты: до пенсии мне ещё далеко, до очередной звёздочки ждать полгода, награда мне по итогам учений тоже не светила и наказывать вроде не за что.
Нет, мой взвод на хорошем счету, хотя и не правофланговый. Но внутри себя уже предчувствовал, что Цибенко обязательно обрадует чем-нибудь необычным (видимо стал появляться опыт) – потому как каждый раз после таких внезапных вызовов в моей службе происходил крутой поворот в судьбе. И на этот раз предчувствие меня не обмануло!

Есть стойкое убеждение, что по жизни, чтобы добиться успеха и тебя по пути не затоптали обязательно нужно что-то доказывать, толкаясь локтями и выгрызая зубами, но в Армии всё происходит само собой – так сказать естественным образом, по ходу жизни!
Цибенко встретил меня с широкой и сияющей улыбкой, показывая всем видом, что моё появление доставило ему массу удовольствия! У него было такое счастливое лицо, как будто ему тайно сообщили, что завтра наступает коммунизм, а он позвал меня, чтобы по секрету поделиться этой новостью. Разговор начал издалека – сразу после 8 марта нашему полку предстоят новые учения, поэтому командованием принято «мудрое» решение на эти две недели между праздниками оставить всю технику полка здесь в Отаре под охраной, а в Кой-Таш вернуть только личный состав.
 
Услыхав такое «радостное известие», поддерживая мысли начальника штаба, я укоризненно покачал головой – вот так вариант удумали эти сволочи, горе-командоры, озабоченные «штабными планами» и экономией! А как же боеготовность, о которой нам все уши прожужжали? А если завтра война? На чём наш знаменитый и гвардейский полк воевать будет – ишаков соберут по окрестным аулам или на бронзовых конях Большого театра? Но в голове держал своё – к чему такие длинные предисловия, неужели Цибенко вызвал меня, чтобы пообщаться на эту тему? Ему на самом деле очень интересно моё мнение на этот счёт?
Пока я думал своё он перешёл к главному – выяснилось, именно ему «доверено решать это важное правительственное задание», его назначили старшим по охране всей техники и разрешили самому подобрать надёжного и толкового начальника караула из командиров взводов на это время. И он, недолго думая из всех кандидатов выбрал меня, потому как, только я среди офицеров, по его мнению, обладаю таким набором необходимых качеств!

Услышав такую новость, я «окрылённый высоким доверием» прямо впал в отчаяние, очень напоминая себе десантника у которого вдруг не раскрылись парашюты, но постарался скрыть охватившее меня волнение. Конечно, внутри себя я чувствовал подвох в его словах, чётко понимая, что реальная жизнь имеет мало общего с телепрограммой «Служу Советскому союзу»! Да и разговор о двух неделях между праздниками очевидно сразу бессмысленный и успокаивающий (и сам Цибенко прекрасно об этом знает), так как можно смело плюсовать неделю до и неделю после – итого в перспективе вырисовывается целый месяц одиночного караула!
Конечно он, всё это красиво завернул, но всегда приятно слушать такое высокое мнение о себе! С другой стороны понимал, почему он выбрал меня – человек я надёжный, к делу отношусь серьёзно, да и по жизни весёлый, стараясь быть оптимистом в любой ситуации! Ох, оказывается и хитёр начальник штаба, знает, как преподнести новость, а что здесь такого – когда тебе всего двадцать лет, ты уже наивно думаешь что ты очень опытный и мудрый человек!

Все мои радостные мечты о предстоящих праздничных днях в городке внезапно закончились – выяснилось, что для меня это очень большая роскошь пользоваться домашним уютом. Конечно, Люда расстроится, но что делать? Служба такая! Что толку ныть и жалобно канючить, себя не уважая? Будем оправдывать «оказанное большое доверие». Тем более, когда рядом Александр Цибенко, а это я вам скажу – не самый худший вариант!

Есть такое понятие в Армии – получил должность раньше, чем надо. Это накладывает на свой отпечаток на офицера, влияя на его самооценку: он заносчиво задирает нос перед сослуживцами, считая себя талантливым живя в своём мире, но всем видно, что он по своей сути обычная пустышка.
 
К нашему начальнику штаба такие рассуждения не относились. Он не такой! Порядок будет точно обеспечен, с ним не забалуешь! Надёжность и дисциплина! Как-нибудь переживу и справлюсь – и не с такими делами справлялся!
Быстро осмыслив всю информацию, кивнул головой и бодро ответил: «Всё понятно! Десяток надёжных солдат из нашей роты для караула сам подберу!» Назад я возвращался с удивительно спокойным лицом – посвистывая, нагло засунув руки в карманы и прикидывая в голове намечающиеся перспективы одинокой жизни…


Быстро пролетели два суетных дня, за которые машины всего полка собрали вдали от наезженных дорог в одной небольшой и ровной долине на окраине полигона, надёжно закрытой от посторонних глаз и всех разведчиков НАТО небольшими холмами. Всю технику выстроили ровными рядами и опечатали, в результате чего в поле образовался огромный плотный квадрат со стороной почти в сто метров. Боевых машин, танков, прицепов и автомобилей получилось довольно много – до этого момента я даже не задумывался об этом! Часовым, охраняя всё это, предполагалось двигаться по периметру, обходя их по кругу, не заходя внутрь, только если не случиться что-то необычное вроде пожара, падения метеорита и тому подобного.
…Последняя машина с водителями и начальниками, пожелавшим нам удачи скрылась за горизонтом, и мы, наконец, с плохо скрываемым волнением остались одни посреди снежной пустыни. Мне никогда в своей жизни ещё не приходилось оказываться в такой необычной ситуации, но твёрдо понимал, что нужно героически переносить все жизненные передряги.
 
Наш небольшой гарнизон – всего два офицера и десять солдат, из которых один повар и один радист. Для нас всех пошёл свой отсчёт времени! Новым взглядом с внутренней тревогой и оценивающе я осмотрел наш лагерь, где мне предстояло прожить целый месяц, и остался доволен – не всё так плохо! Наша бытовая жизнь организована с военным минимализмом: две небольшие палатки с печками стоящие рядом (одна для солдат и одна наша – офицерская), ПАК (машина-кухня), а за ней развёрнутая радиостанция на БМП с высоченной антенной для связи с полком.
Всё это компактно выстроено в одну линию, на небольшом пятачке, «в шаговой доступности» – в общем, прожить можно! Продуктов, дров и угля оставили с запасом – должно было хватить на всё время жизни, а руководство полигона обещало про нас не забывать и примерно раз в неделю подвозить свежий хлеб и воду. Придётся существовать автономно как на необитаемом острове, мы здесь совсем одни, потому что до ближайших людей (военный городок в Отаре) больше двадцати километров через сопки – пешком дойти никак нереально.
 
  Человеку, который не служил в Армии ни одного дня, тем более не воевал, никогда командовал подчинёнными, по моим воспоминаниям может сложиться ошибочная картина, что для меня всё было очень легко и радостно. Вроде бы, что здесь такого, радуйся жизни и одиночеству посреди пустыни – проводи время в безделье и праздности.
Но это не совсем так, привычное серьёзное отношение к порученному делу и невидимая тяжёлая ответственность за всё ежедневно морально давила на плечи, заставляя меня жить «боевым ритмом» – с особой ответственностью через каждые два часа проводить ночные смены часовых, внезапно проверять посты, не давая «расслабляться» ни себе, ни подчинённым. Каждый вечер вместе со сгущавшимися сумерками я начинал тревожиться, и только когда долгая ночь проходила, дневной свет приносил некоторое облегчение.

 Очень радовало то обстоятельство, что солдаты неплохо знали свою привычную работу, хорошо понимая, что можно и чего нельзя, потому как они все добровольно выразили желание остаться со мной. Этот факт меня несказанно обрадовал, резко повысив собственную внутреннюю самооценку и уверенность в правильности курса своей службы.

Когда я объявил перед строем роты о наборе добровольцев остаться со мной – начальником караула, сразу объяснив, какая нелёгкая жизнь их ждёт целый месяц вместе со мной и с начальником штаба грешным делом подумал, что с трудом наберу человек пять, остальных будем оставлять «командирской волей». К моему большому удивлению желающих разделить этот караул вместе со мной оказалось так много, что пришлось отбирать самых лучших, в первую очередь из солдат своего взвода. Что тут сыграло свою роль – не знаю! Солдат должен любить службу! Правда уже не помню, в каком Уставе это написано и на какой странице.

Конечно, с одной стороны все солдаты понимали, что с нами особо лёгкой жизни не будет, «сильно не расслабишься», а с другой стороны знали, что с нами всё будет надёжно, не пропадёшь! С солдатской точки зрения лучше размеренно ходить в караул целый месяц, чем бегать по построениям и заниматься фигнёй в полку. Но таким окрылённым я себя давно не помнил, в таком прекрасном настроении даже очень захотелось совершить какой-нибудь подвиг.

Между тем жизнь пошла своим чередом и пару дней мы «втягивались в ритм службы». Для солдат такая жизнь была понятной и однообразной, как на военном корабле, когда все вахты надолго расписаны – два часа несёшь службу, два часа бодрствуешь (топишь печки или помогаешь повару), два спишь. Когда всё идёт без проблем, то и мне лишний раз дёргать людей тренировками «Караул в ружьё!» не было необходимости, но помня, что в военном деле мелочей не бывает, такую тренировку я проводил один раз в день перед обедом между сменами. Ещё для строгости и порядка я один раз в сутки по всему кругу обходил свой «Диснейленд» (в смысле всю технику).

Для меня же круглосуточно ритм жизни жёстко отбивался сменой часовых через каждые два часа, а приобретённая в железнодорожных караулах привычка спать такими «рывками по полтора часа», никаких проблем у меня не вызывала. Начальнику штаба в такой ситуации, когда армейский механизм крутился без сбоев, оставалось лишь «незримо создавая эффект присутствия» контролировать весь процесс лёжа на кровати и коротая время между приёмами пищи.

Конечно, совместная жизнь с Цибенко для меня была спокойной – он значительно облегчал вопросы дисциплины и службы, которые в противном случае легли бы на мои плечи. «Совместное проживание» в одной палатке с начальником штаба для меня было несложным, по жизни он был весёлым оптимистом, и даже такая жизнь не могла вогнать его в тоскливое настроение. Его оптимизм и в меня вселял уверенность в завтрашнем дне! Дни тянулись однообразно, но пролетали быстро, каждый раз оставляя в памяти мелкие бытовые события.

 Хорошо помню, как он однажды своим решением обозначил отхожее место, воткнув палку на дальней сопке, и пообещав сурово всех наказать, если кто-то посмеет сделать свои дела «ближе обозначенной границы»! Все дружно посмеялись, но отнеслись с пониманием, потому как  такое решение было очень верным по своей сути.

Казалось, чем можно заниматься с такой жизнью посреди снежной пустыни, где само время застыло? В общем-то, вариантов немного, можно выйдя из палатки бесконечно долго рассматривать привычные бело-серые сопки на горизонте и хорошо различимые на их фоне ровные чёрные ряды полковой техники, очень напоминая себе капитана корабля плывущего в загадочном океане. Со стороны это даже будет выглядеть солидно – офицер серьёзно относится к своему делу, изучая текущую обстановку! Мои глаза на всю жизнь запомнили эту ежедневную картину, а мой слух привык к окружающей нас вакуумной тишине, чутко улавливая только привычные звуки или неясные голоса солдат в соседней палатке.

Или второй вариант – сидеть в палатке, вернее лежать на кровати читая книгу или слушая приёмник. Днём, между сменами часовых и приёмами пищи, я чаще всего негромко включал свой радиоприемник, и мы подолгу в полудрёме лежали в кроватях, слушая радиостанцию «Маяк» с музыкой и новостями.
Конечно, это не далеко всё, кроме этого ежедневно приходилось решать текущие вопросы – со связистом по докладам в полк, с поваром по приготовлению пищи и запасам хлеба, воды и основных продуктов, с помощником-сержантом по печкам, углю, дровам, внешнему виду и другим бытовым вопросам, включая стирку вещей и мытья солдат.

Надо хорошо понимать, мы вместе с начальником штаба провели в одной палатке много дней, но у нас по вечерам было не так много общих тем для разговоров. Не будешь же с ним болтать как со своими друзьями-лейтенантами, поэтому иногда делились воспоминаниями, а мне больше приходилось слушать Сашу Цибенко. Примерно с третьего дня истории стали повторяться, общих тем не хватало (в основном про наше общее военное училище АВОКУ), особенно после вечерней лечебной рюмки для аппетита. Поэтому и запомнить их было несложно, но в той ситуации я помалкивал, благоразумно его не перебивая, думая о чём-то своём…


У меня до сих пор нет стойкого убеждения в том, что я писатель, но уверен, писатель видит мир иначе, чем все остальные. Он не живёт, он наблюдает окружающие его картины жизни. Пейзаж окружающий нас так и просился на картину, очень жаль, что я не художник. Наблюдая изо дня в день однообразную картину природы вокруг – ночью, в предрассветной мгле и днём, когда небо затянуто серыми облаками или освещённую солнцем, начинаешь понимать, какой неторопливой бывает жизнь.
Привычный глазу жёлто-коричневый цвет пустыни летом зимой сменяется на белый, а сейчас весной он становится бело-серым с разнообразными оттенками и сочетаниями. Безмолвие, заброшенность и необычайная тишина стояла вокруг – только белые сопки и искристый снег, вот такая она огромная наша, раскинувшаяся на многие гектары страна.
 
Как правило, несколько спокойных дней действуют на офицеров удручающе. Первым делом он отсыпается за предыдущие дни и про запас, беспечно «нагуливает жирок», потом радость от такого состояния проходит, вновь требуется новые впечатления, организму нужна деятельность и какая-то активность. Иначе наступает тоска – по дому, друзьям и далёкой комфортной жизни.

Примерно в один из таких дней, когда спокойная жизнь незаметно подвела нас к такому состоянию, сама природа подтолкнула нас на интересную мысль. Очередной раз, сменяя часовых, я вышел из палатки и был поражён видом встающего из-за сопок ярко-красного солнца. Впервые за все дни нашего караула небо очистилось от белой дымки и низких серых туч, из которых каждый день понемногу сыпал снег.
Начинался прекрасный зимний тёплый день, который выпадает в конце зимы, когда чувствуешь, что солнце начинает пригревать, а подтаявший снег блестит ледяной корочкой. Воздух запах весной, небо стало выше, прозрачнее, на душе становилось радостно, жизнь казалось веселей и хотелось чего-то неизвестного… такого, чтобы дух захватывало!

Мы вышли из палатки, радуясь солнцу и после умывания, когда приходилось поливать друг другу тёплой водой из чайника, начальник штаба понюхал воздух носом, внимательно осмотрел привычный окружающий пейзаж и, одновременно делая корпусом и руками разминочные упражнения, не поворачиваясь ко мне, загадочно-мечтательным голосом произнёс:
– А по такой отличной погодке, наверное, неплохо было бы после завтрака съездить поохотиться! Да свежего мясца приготовить, а то тушёнка всем поднадоела. Как ты думаешь, сайгаки ещё остались?
Хорошо уловив в его словах направление мыслей и тонкий намёк, я быстро и бодро откликнулся:
– Вот съездим и узнаем, остались они или нет! Идея хороша! Сейчас всё организуем! Без проблем!

Хотя за всё время караула возле нашего лагеря я не видел ни одного сайгака, но в душе радовался новым приключениям. Давно пора съездить, проветриться, а то совсем засиделись! Мои солдаты, воспитанные Турчиным, уже давно потихоньку спрашивали меня об охоте, уверяя, что всё уже давно приготовлено – только скажите! Но я сам никак не решался предложить начальнику штаба эту идею, будучи до конца не уверенным в его «правильной» реакции. Неизвестно, что взбредёт ему в голову. Ещё обвинит меня в несерьёзности или злостном преступлении!
 
…После плотного завтрака всё было готово к охоте. Солдаты с радостью приняли участие в подготовке, поэтому полностью заправленная БМП из моего взвода стояла за палатками, довольно попыхивая движком на холостых оборотах. Яркое солнце и полное безветрие на просторах пустыни настраивало всех на успех, все были готовы поехать с нами, но мы взяли с собой только механика. Саша Цибенко неспешно обошёл боевую машину, внимательно осматривая её так, как будто видел впервые, потом попинал сапогом гусеницу, проверяя натяжение, и ловко запрыгнул в люк механика:
– Готовы? – Громко крикнул он, ещё не успев подсоединить шлемофон. 
– Всегда готовы! – Бодро прокричал я в ответ ему, проверив полноту патронов в магазине, передёргивая затвор автомата (очень жаль, что нам для охраны не оставили ни одного пулемёта!) и ставя его на предохранитель.
 
БМП бодро дернулась, круто задрав нос, развернулась почти на месте и резво помчалась по снежным холмам вдаль от нашего лагеря. Видимость по хорошей погоде была идеальной. Начальник штаба выжимал из двигателя максимальные обороты, поэтому машина только слегка покачивалась на кочках, утюжа сопку за сопкой. Окружающий нас пейзаж быстро менялся, а мы дружно и внимательно вглядывались в горизонт. Видя вдалеке Столовую гору, я догадался, что Шура Цибенко рулит вдаль за пределы полигона – так надёжней и меньше вероятности повстречать кого-нибудь из начальства.

Когда отъехали довольно далеко от нашего лагеря на ровном снегу начали появляться ниточки сайгачьих следов. Их было немного, в разных направлениях, вперемежку старые и новые – одиночные и стайками по три-четыре, но мы очень этому обрадовались, значит, есть надежда, надо искать! Начальник штаба сбавил обороты и стал двигаться скрытно, стараясь маскироваться между холмами, чтобы по возможности подобраться поближе и появиться внезапно. Иногда резко взбирался на очередную сопку, чтобы осмотреться и, надеясь на внезапную встречу с сайгаками.
Каждый такой раз я готовился открывать огонь, но за очередным холмом никого не было. Таким образом, кружили около получаса, пока вдруг с очередного холма вдалеке не разглядели трёх сайгаков. Всё получилось совсем иначе, чем мы планировали, расстояние до них оказалось очень большим, и открывать огонь было глупо, тем более, немного поглядев на нас, они дружно сорвались с места и рванули убегать в степь.
 
Мы же не намерены были упускать свою добычу, поэтому мотор БМП взревел, набирая обороты, и началась большая гонка по снежной целине! Хорошо видимые цепочки следов и ровная степь не давала сайгакам никакой возможности где-то укрыться. Саша Цибенко летел на машине с бешеным азартом, напоминая китайца, когда они гоняли у себя воробьёв, преследуя на максимальных оборотах, поэтому расстояние стало понемногу сокращаться.
 
Проблема степных сайгаков в том, что они не могут долго бежать в быстром ритме, через несколько километров они выдыхаются и сбавляют скорость. Когда нас стало разделять метров сто, начальник штаба на ходу прокричал в шлемофон: «Давай! Стреляй! Уйдут! Не догоним!» Действительно, на горизонте уже замаячили обрывистые горы, и именно туда стремились сайгаки, чтобы оторваться от нас.
Стараясь стрелять экономно короткими очередями, я открыл огонь, но летящая на скорости машина тряслась и толкала внезапно под руку, не давая точно прицеливаться. Всё-таки автомат слабоват против пулемёта! Хорошо было видно, как пули выбивали снежные фонтанчики совсем рядом с бегущими козами, добавляя раздражения от промахов. Только когда магазин почти заканчивался внезапно один сайгак резко кувыркнулся через голову и остался лежать на снегу.
– Есть один! – Дружно и хором радостно выдохнули мы все, увлечённые азартом гонки. Саша Цибенко затормозил возле нашей добычи, подводя итог охоты счастливыми словами: «Рогач! Такого нам и одного хватит!»

Когда подъехали к палаткам, вышедшим встречать нас солдатам, Шура Цибенко довольным голосом раздавал всем указания: «Шкуру с сайгака быстро снять подальше от лагеря и закопать, чтобы следов не осталось! Автомат почистить, мне показать!» А повара проинструктировал:
– Готовь на вечер! Мясо поджарить, кости для бульона! Да специй добавь побольше! – При этом я отметил про себя, что его познания выходили далеко за рамки военной службы!
Отличный денёк и охота удалась! В хорошем настроении я спрыгнул с БМП на снег и, разминая затёкшие ноги, направился в палатку за фотоаппаратом, чтобы запечатлеть результат охоты на плёнку.
   

Живя в таком однообразном ритме, у меня день стал путаться с ночью, сон с явью, иногда только взглянув на стрелки часов и оглядев палатку, по её освещению я догадывался о времени суток.
…Сегодня после нескольких солнечных дней, вновь испортилась погода, ветер нагнал тучи и пошёл мелкий снег, похожий на крупу. В темноте палатки я лежу один на кровати. Сегодня Саша Цибенко уехал в Отар, чтобы «где-нибудь помыться и постираться». Со мной он или нет, всё равно для меня нет никакой разницы, пусть делает что хочет – хоть моется или встречается с Жоржем Помпиду, вместе Куртом Вальдхаймом. Да и он вполне уверен, что с нами ничего не случиться. Отвозил его я, потому как посреди такой однообразной жизни для меня прокатиться на машине хоть какое-то развлечение.
 
Дрова весело хрустят в печке, превращая уголь в жарко тлеющие огоньки. Медленно вращая колёсико настройки радиоприёмника, я наткнулся на крутой хит группы «Смоки» и начал ему подпевать, хотя из всей песни наверняка знал только «Вот кен ай ду». Настроение сразу улучшилось, захотелось думать о чём-то хорошем и несбыточном, уносясь мыслями далеко-далеко отсюда – туда, где бурлит жизнь, в июльскую синь-раздолье, птичий щебет, зелень травы и стрекотание кузнечиков.
…Память, медленно перебирая в голове воспоминания, вернула меня в солнечное время – в очередной железнодорожный караул, когда я ездил в город Тбилиси сдавать БМП в капремонт. Это была одна из незабываемых в моей жизни командировка! Туда ехали по железной дороге полмесяца в обход Каспийского моря, а возвращаться назад налегке пришлось напрямую, с пересадками через Ташкент, переплывая паромом Каспий из Баку в Красноводск.

В той поездке я впервые увидел своими глазами жизнь в Дагестане, Азербайджане,  Туркмении и Грузии. Она оставила много ярких впечатлений от новых городов, в которых я ещё никогда не был, особенно, Тбилиси и самого ремзавода. В Грузии меня сразу поразила совершенно другая жизнь людей, о которой я ничего раньше не знал и не догадывался – намного сытнее и богаче, чем в Казахстане и Киргизии.
Удивило изобилие любых продуктов в магазинах, вина, мандаринов и хурмы! Уличные киоски и магазины ломились от всевозможных на наш взгляд мелких «дефицитов»: огромных настенных календарей с артистами, зеркальных очков-хамелеонов, блестящих заколок для волос и другой полезной мелочи.
 
Наблюдая своими глазами такую удивительную жизнь, мне пришла в голову интересная мысль – видимо здесь коммунизм (наше светлое будущее!) строят намного быстрее, чем у нас в Казахстане. И такая счастливая жизнь мне очень понравилась! Хорошо ещё, что Толя Кириченко заранее сразу проинструктировал меня об «очень важной детали» – ничего не покупать в первые три дня, чтобы «улеглись впечатления» и только потом неспешно и обдуманно выбрать нужное.
 
Было очень здорово, что Толя Кириченко уже успел съездить в такую командировку, поэтому его ценный инструктаж помогал мне в решении всех задач в бытовой жизни и на ремзаводе. Он очень точно и узнаваемо скопировал фразы и акцент главного на заводе – древнего капитана Рустамашвили. Капитан наверняка уже несколько раз переходил все мыслимые сроки своего звания, (по виду и замашкам он больше всего напоминал дурного престарелого генерала). На утреннем разводе, коверкая русские слова, с диким кавказским диалектом он каждый раз с бешеным выражением глаз выкрикивал номера очередных полков:
– В/ч 73809 (это был номер нашей части) – здесь?
После моего быстрого ответа: «Здесь!» – Хищно и оценивающе несколько секунд вглядывался в наш строй и кратко подводил итог, показывая мне пальцем на другой конец плаца:
– Одного (или двух) – тюда! – Выделенные таким «добровольным методом» солдаты на целый день направлялись помогать рабочим в цехах ремзавода, остальные оставались с тобой заниматься сдачей техники. Это был такой своеобразный заводской «налог» или наш скромный вклад в производство. Если же старший офицер команды вдруг отсутствовал или опаздывал на развод, то капитан Рустамашвили с довольным видом сразу отправлял всех трёх солдат «туда», а для сдатчика такой день проходил вхолостую, вот именно поэтому пропускать развод было нежелательно.

Но самой чудесной и удивительной для меня была поездка в выходные дни в Кутаиси, а там встреча с однокашниками – Олегом Ежовым и Рашидом Табаевым! Как-то на обеде в соседнем кафе с заводом, со мной за столом оказались офицеры, в разговоре с которыми мы быстро выяснили, кто из нас какое училище и в каком году заканчивал. Надо сказать, что привозили сюда технику со всего Советского Союза, поэтому сразу же нашли общих знакомых.
 
Один из них оказался с ДШБ города Кутаиси, и он сразу уверенно назвал всех моих однокашников – Олега, Рашида и Сергея Тарасова, подтверждая, что все они отличные и надёжные парни. Ещё бы! Кто бы сомневался! Почему-то я сразу для себя решил, что на выходные дни (завод в эти дни не работал и офицеры могли заниматься своими делами) обязательно поеду туда, тем более он подробно рассказал мне, как добраться до части.
 
Приняли меня однокашники удивлённо и радостно – только жаль, что Сергей Тарасов был на полигоне. Мы были молоды, счастливы своей службой и нам вместе было что вспомнить и поделиться новыми впечатлениями! Прошёл всего год после выпуска из училища, накопилось много событий и нам всем казалось, что впереди ждёт целая жизнь! На память об этой незабываемой встречи у меня остались совместные фотографии, незабываемый вкус грузинского коньяка, подаренная друзьями десантная тельняшка и красоты военно-грузинской дороги на обратной дороге.
Мне так понравился город, что после этой командировки я несколько лет выписывал проездные документы в отпуске до Тбилиси, чтобы слетать «прикупить дефицитных вещей с продуктами» и каждый раз это были незабываемые три-четыре дня отдыха в добром и знакомом городе до отказа наполненные яркими впечатлениями.
 

Саша Цибенко приехал назад довольный жизнью, а в палатке из снятого бушлата достал горсть шоколадных конфет «Мишка на Севере» пополам с «Золотым ключиком», которые положил для меня на тумбочку со словами:
– Угощайся! Поздравляю с прошедшим праздником! – Затем осторожно извлёк из внутреннего кармана бутылку водки. Перехватив мой взгляд, серьёзным голосом произнёс, – Это лекарство! Для смазки суставов! Чтобы избежать ревматизма!
…Затем начальник штаба разрешил и мне «съездить помыться» в Отар, где я повидался со своими однокашниками. Очень приятно, что он хорошо понимал таинственную силу мужской дружбы, которая существует между офицерами, делящими вместе тяжёлые будни и счастье служить рядом друг с другом. Хотя вслух он и не произносил никаких громких слов, но внутренне я это чувствовал.

В Армии всё происходит чётко, размеренно и по приказу, а если что-то и случается, то внезапно или вдруг. Очередная яркая и запоминающаяся история со мной именно так и произошла. Уже привычно сидя за штурвалом БМП я очередным вечером вновь повёз Шуру Цибенко в Отар. Это был обычный день, да и вечер как вечер, и по всему казалось, что ничего не предвещало никакой беды, только пока ехали низкие серые облака сверху начали потихоньку подсыпать на землю свежим снежком. Одновременно откуда-то начал наползать непонятный туман, пока ещё напоминая лёгкую дымку.
Но вот когда, развернув машину, я начал обратное движение между сопок всё и началось. Внезапно налетевший злой и колючий ветер закружил со всех сторон, щедро посыпая землю и ослепляя нас сплошной снежной полосой. На этот раз туман завертелся водоворотами, а пурга разошлась не на шутку. Из-за этого резко потемнело, и видимость упала совсем до нуля, вмиг из поля зрения исчезли все привычные ориентиры из сопок, и нам показалось, что мы совсем одни в этом хороводе снежинок.
 
Снег засыпал триплексы, поэтому двигаться можно было только «по-походному», с трудом высунув голову из люка, я пытался разглядеть на снегу следы от наших гусениц. Ремешок шлемофона был туго затянут, но снежинки забивали глаза и таяли на лице мокрыми каплями. В такой ситуации, механик разумно спрятался в башне, а тревожно хмурился, долго двигаясь с малой скоростью навстречу ветру, и пытаясь сквозь снежную крупу разглядеть хоть какие-нибудь ориентиры или нужный нам неприметный поворот в сопки. Пока окончательно для себя не осознал – что-то мы уже очень долго едем. Наверняка мы в тумане проскочили нужный свёрток и сбились с дороги! Вернее, я заблудился!

– Что же делать? Где мы? Как будем добираться обратно? – Я запутался во времени и пространстве, проклятый снег сбил меня с толку! Стало немного страшновато, и я впервые почувствовал жуткую и враждебную безмолвность ночной и снежной пустыни, её огромные просторы. В голове промелькнула мысль – может вернуться обратно? Но разум тут же подсказал – куда? Такой вариант сейчас не возможен, потому что снег мгновенно заметает наши следы, но я  должен вернуться в лагерь!
 
От напряжения и волнения перехватывает дыхание, а по спине пробежал неприятный холодок. Как там мои солдаты? Оставалась надежда, что они сами справятся, военный механизм надёжно отлажен и должен действовать без моего присутствия. В тишине я слышу своё дыхание и торопливый непонятный стук – оказывается это удары моего сердца. Делать нечего, остаётся только одно – сидеть и ждать! Будем спать, пережидая в темноте пургу, а там как-нибудь разберёмся! Под ритмичный стук двигателя медленно накатило забытьё…
Сколько прошло времени в тревожном сне – не знаю… Когда через какое-то время я открыл люк и выглянул наружу ветер стих и только низкие тучи продолжали посыпать нас редкими мелкими снежинками.


Пристально вглядываясь в бесконечную даль сквозь ночную и снежную пелену вдруг мне показалось, что впереди нас внезапно сверкнул далёкий светлячок. Затем неожиданно пропал и вновь появился, и вроде бы ближе к нам. Что это? Откуда он тут взялся? Если горит огонь – значит, там должны быть люди, которые смогут показать нам дорогу. Надоела эта неизвестность! Я решительно завёл машину и нажал на педаль газа.
 
Через несколько мгновений тусклый свет фар высветил очертание юрты, и громко залаяли две чабанские собаки. Из юрты вышла старая казашка, отогнала собак и, повернувшись ко мне, быстро залопотала что-то по-казахски. Мы с механиком-молдаванином переглянулись – ничего не понимая из её тарабарщины. Ну, о чём с ней говорить? Я не знаю казахского, а она не понимает русского! В отчаянии я громко закричал, очень надеясь, что она догадается, дополнительно разводя руки и указывая направление в разные стороны:
– Отар! Отар! Отар? Кайда?

Она понятливо кивнула головой и указала направление, повторяя вслед за мной: «Отар, Отар!» Луна тоскливо проглядывала в темноте сквозь чёрные тучи, но в одном месте горизонта проглядывал тусклый свет, я внимательно вгляделся туда, и в голове мгновенно промелькнула догадка – Всё понятно! Там Отар! Так вот мы где, далековато мы проскочили в пурге!


Свежий и чистый снег блестящий ночью как рассыпанная соль в лунном свете уже стал сменяться утренний, когда я подъезжал к нашему лагерю.  Солдаты, в утренней тишине издалека услышав двигатель, раздетые высыпали из палатки, и тревожно вглядываясь в БМП, стояли на ветру «в стойке пингвинов». Подрулив ближе к ним, и подняв руку, как Ленин на броневике, я бодрым и уверенным голосом прокричал:
– Спокойно! Я с вами! Надеюсь всё в порядке? Мы немного заблудились в пурге! А вы что подумали?

Услышав мои слова все радостно заулыбались, радостно загомонили и наша жизнь вновь вошла в свою колею. Начальнику штаба я благоразумно решил об этом не рассказывать, зачем его расстраивать нашими мелкими жизненными неприятностями? Позже перебирая в памяти события той необычной ночи, я подумал – действительно, в жизни всегда есть место для подвига! Хотя, с другой стороны, что здесь героического и в чём же здесь подвиг? Так, мелкое приключение из военной жизни с которым я успешно справился… Если ты решил быть мотострелковым офицером нужно быть готовым к таким ситуациям.

Незаметно перевернулись ещё несколько страничек календаря в моей службе. По возвращению Кой-Таш оглушил меня своим многолюдством, шумом и звуками, горящими огнями и запахами от которых я отвык за эти дни. Оказалось, жизнь не останавливалась! С новой радостью я включился в боевой ритм службы, чередуя построения, занятия и наряды.
Пролетели и позабылись дни моего караула, и мне стало казаться, что это давным-давно перевёрнутая страница в моей жизни…. Только через пару месяцев однажды краем глаза в кабинете начальника штаба мне удалось подглядеть строчки из характеристики для присвоения очередного звания – старший лейтенант:
– Хорошо подготовленный офицер… Взводом командует уверенно и грамотно… В сложной обстановке не теряется, действует хладнокровно, уверенно, проявляя разумную инициативу… принимает правильные решения… Вредных привычек не имеет… Делу партии и правительства предан.

– Неужели это всё обо мне? Здорово написано! – Начальник штаба не пожалел для меня добрых слов! Сразу нахлынули подзабытые воспоминания о том, как мы зимовали в палатке. И хотя, по мнению Шуры Цибенко я был достоин не только присвоения очередного воинского звания, но и одновременно сразу вместе с ним какой-нибудь медали, боевого ордена и звания Героя Советского Союза мне всё равно было приятно за такую высокую оценку.
– Как заждался я этой звёздочки! Нет! Моя жизнь не уходит на всякую ерунду! – Счастливо подумал я про себя, уже мысленно примеривая звездочку на погон, ещё наивно не зная своей извилистой судьбы!


   КОЙ-ТАШ. 1983г ВЕСНА-ЛЕТО. ЯРКИЕ СОБЫТИЯ В ГОРОДКЕ.
              ИСТОРИЯ С НАЧАЛЬНИКОМ РАЗВЕДКИ.

        По возвращению домой после двух учений и очень долгой охраны техники я был рад увидеть сына и обнять Люду, по которым очень соскучился. Ещё никогда в нашей жизни мне не приходилось так надолго покидать их! Целой ночи нам не хватало понять глубину наших нежных чувств, мы тонули с ней в бесконечном пространстве!
 
          Каждый раз, просыпаясь, я обводил взглядом нашу квартиру, после привычной палатки и чувствовал себя счастливым! Солнце ярким светом заливает комнату, радость и спокойствие разливаются по  телу… Снова закрыв глаза, несколько минут лежал и наслаждался этим уютом и комфортом, вновь вспоминая трудные дни командировки, и они проплывали в новом цвете перед моим внутренним взором. Удивительно, но из этой долгой командировки я вернулся не выжатый как лимон, а совсем, наоборот – набрав внутренней энергии и с новыми душевными силами, полностью готовым к новой жизни.

Военный городок Кой-Таша впервые в жизни неожиданно оглушил меня всем тем, от чего я отвык за эти дни одиночества: своим многолюдством, голосами детей и смехом женщин, шумом и музыкой, горящими огнями и запахами. Это было самое прекрасное время – весна! Ещё с детства я любил бродить по степи, любоваться игрой облаков, слышать щебет птиц, вдыхая воздух свободы!

Какое это счастье идти домой между деревьями по асфальтированным дорожкам с побеленными бордюрами, просто хотелось жить и радоваться! Небо было лазурным и безоблачным, горный воздух наполнен подзабытыми неуловимыми ароматами весны – мокрым асфальтом, свежей зеленью, запахами цветов и духов, оказалось, здесь жизнь-то не останавливалась! Это просто я случайно попал в другое её измерение.

        У моей жены самая красивая улыбка, её карие глаза светятся счастьем, женское обаяние выходит изнутри, делая её теплее и привлекательнее. Люда что-то увлечённо рассказывает, делится новостями, смеётся, а я просто радостно слушаю её голос, особо не вникая в суть историй, послушно кивая головой – совершенно отвыкнув за это время спать не по полтора-два часа, а всю ночь, от домашних проблем и разговоров! Мир так прекрасен! Какое это блаженство жить дома – начинаешь ценить разные мелочи, на которые раньше почти не обращал внимания: тепло, вода из крана, выбор еды – всё это вызывало радость и восторг! Особый восторг вносил забытый запах кофе, Люда прикупила несколько банок «дефицитного» растворимого кофе с нарисованным забавным индейцем.
 
        С новой радостью, душевным подъёмом и наслаждением я включился в боевой ритм службы, чередуя построения, занятия и наряды, удивительно чувствуя себя в душе освободившимся узником. Любому человеку спустя годы трудно восстановить в памяти все события, даты, имена и все детали событий, но яркие моменты всплывают в памяти.

Из той весны мне запомнился один трагичный эпизод, который вновь заставил меня глубоко задуматься о цене жизни – в нашем военном городке посреди белого дня военный УРАЛ задавил маленького ребёнка. По ходу службы мне приходилось становиться свидетелем неожиданных трагедий, что невольно заставляло задумываться о хрупкости нашей жизни, вырабатывая привычку думать о ней как о неизбежности, но которую нужно избегать как можно дальше.
 
Запомнилась она мне тем, что это произошло именно в момент моего душевного подъёма, когда жизнь казалась прекрасной. Трагичная история получилась громкой, поэтому все жители городка ещё долго помнили её, а жёны стали более внимательно следить за своими гуляющими детьми на улице. Как там всё произошло подробно, и в деталях сам я не видел, но в общих чертах всё выглядело довольно банально.
Какой-то офицер переезжал и к подъезду в городке подогнали УРАЛ с вещами. В этом ничего необычного не было – именно так все и поступали при переездах. Но здесь нужно понимать важную особенность – дети в военном городке ходят, играют и бегают совершенно свободно, а не сидят в огороженных песочницах как сейчас в городе. Чего бояться? Вокруг все свои, чужих людей нет, машины очень редки, а те которые вдруг сюда заезжают – едут очень аккуратно!
 
Поэтому для детей в городке приезд такого военного УРАЛа большое событие – они с любопытством окружают машину, вертятся вокруг, быстро знакомятся с готовностью помочь и с интересом залезают в кабину. Несчастье случилось, когда закончили разгрузку, и солдат включив заднюю передачу, случайно наехал на зазевавшегося маленького ребёнка.

Конечно, можно бесконечно долго рассуждать о том, как нужно было поступить в той ситуации. Быть внимательным, предупредить и убрать детей, убедиться в безопасности и кто больше виноват. Вина всех! Не уберегли и не заметили! А солдат? Что солдат – пацан, который в свои восемнадцать лет и жизни-то не видел, а Родина уже вручила ему огромную машину.

Меня это событие вновь привело к внутренним размышлениям о трагических стечениях обстоятельств, человеческой глупости и хрупкости жизни, но такова реальность жизни и выбранной мной профессии. После этого случая я не раз стал замечать у себя, что появилось спокойствие, рассудительность и ясность мыслей. Каждый раз особенно перед сном вновь и вновь приходил к правильной мысли – всегда нужно думать наперёд и о возможных последствиях! А если бы это был наш сын? Вечером я крепко обнял Люду с сыном и про себя в душе (хоть я и не верю) попросил бога заботиться о нас. Тем более в моей жизни уже была пара трагичных примеров.


…В прошлом году зимой я проводил стрельбы с гранатомётчиками. В этом не было ничего необычного, привычная работа – отстреляли нормально днём, а как стемнело, начали ночную стрельбу. Первые солдаты начали хорошо, постепенно втянулись в ритм стрельбы, привычный процесс наладился и вдруг – стоп, заминка! В ночной темноте очередной раз сигналю оператору фонариком – поднимай цели, а они не встают! В чём же дело? Непонятно!

Раздражённо оборачиваюсь назад – на пульте оператора горит яркий свет! Что такое? С чего вдруг посреди стрельбы? Так не должно быть! Почему-то внутри сразу появилось нехорошее предчувствие, которое возникает у меня всякий раз перед неприятностями. Прекратил стрельбу и в темноте направился к пульту, а у самого голова гудит от громких выстрелов, несмотря на опущенную шапку.
 
Подхожу ближе и быстро понимаю, что случилось! Разбито стекло на пульте, а на полу внутри сидит оператор, прикрывая окровавленное лицо руками. После очередного выстрела пластиковая заглушка вышибного заряда вылетающая назад, каким-то удивительным образом пролетела около ста метров и, удивительным образом не потеряв силы, влетела в пульт к оператору через стекло. Конечно, наш медик быстро перевязал солдата и отправил в казарму. Хорошо, что глаза остались целыми, и с ним ничего страшного не произошло – остались лишь мелкие царапины на лице.
Но почему это случилось? Никто и я сам не понимаю! Толи заводской брак или случайная двойная норма заряда? Может быть, был просрочен срок хранения? Никогда ещё такого не было! Да и своей вины в этом ни в чём не вижу, так как всё шло по обычной схеме. Всё поле перед пультом было усеяно такими белыми пластиковыми заглушками, но они никогда даже не долетали до пульта.

И в тот раз мы стреляли с того же самого установленного и подготовленного места как и днём, да все месяцы до этого (и самое удивительное, что и после!). И как такое могло произойти? Тот, последний выстрел ничем особым не отличался от всех других. Но до сих пор не пойму, почему с такой огромной силой вылетела та самая несчастная заглушка? Какое-то удивительное сочетание неприятностей!
 
Второй случай был намного трагичнее. Он остался у меня в памяти как «высшая степень» безумства и урока правильного обращения с оружием. История была связана с нашим капитаном, начальником разведки полка. Ярко запомнилось, что всё произошло зимой, потому, как остались в моей памяти присыпанные слоем свежего снега дома и деревья в военном городке, затихшие в своей скорби. Точно уже не вспомню, но, кажется, это случилось в предновогодней декабрьской суете, на радостном подъёме ощущения праздника и когда все люди расслабляются, «отпустив ремень на две дырочки».
 
Начальник разведки был хорошим офицером только, к сожалению, я с ним по роду своей деятельности был мало связан. Такова служба: у меня все дела в пехоте, а он был в управлении полка и больше ставил задачи своей разведывательной роте. Но конечно знал его как нормального офицера, тем более что мы жили с ним «по-соседски» на одной лестничной площадке, частенько встречаясь с ним по утрам, начищая сапоги, при проверках караула, на учениях и вместе шагая в офицерской коробке на параде. Запомнился он мне своим весёлым характером и огромным жизненным оптимизмом. Но приходится удивляться, как порой извилиста судьба офицера! И как часто на судьбу влияет случай!

Но всё по порядку – капитан заступил дежурным по полку и вечерком помощник дежурного, кажется лейтенант, отпросился у него «сбегать» домой на ужин. Надо пояснить, что в Кой-Таше на такую мелочь никто из командования не обращал внимания, потому как уникальность расположения военного городка между казармами и парком боевых машин, когда всё рядом, позволяла – обычное дело, «вышел из подъезда и ты уже на службе». Но пошёл он не домой, а зашёл в гости к друзьям «на праздник». Да и в этом трудно усмотреть большого криминала – зашёл и зашёл, вроде бы, какая разница, где ужинать, но потом всё пошло не по плану.
 
Как там всё было дальше на самом деле – подробностей никто не рассказывал, но в общих чертах сюжет «ЧП» оказался банально прост. Сели, налили, выпили, закусили, потом разговор за столом свернул на оружие. Лейтенант, распираемый от счастья тем, что у него как раз с собой есть пистолет, решил удивить всех женщин своим знанием боевого оружия.

В общем, он его достаёт и с азартом фокусника начинает по-всякому крутить – вертеть пистолет: ставил на предохранитель – снимал, доставал из него заряженную обойму – вставлял, в холостую взводил курок – спускал, передёргивал рамку. Дальше – больше, распаляясь, дошёл до предела! Хотите, я вам ещё такой грандиозный фокус с пистолетом покажу, от которого вы все точно ахнете? Конечно, дамы за столом ему в ответ – хотим, хотим! У всех на глазах медленно передёргивает пистолет, смело приставляет его к виску, наслаждаясь тишиной и всеобщим вниманием к смертельному риску, выжидает театральную паузу и нажимает на спуск!

Говорят, что Бог заботится о детях, смелых и пьяницах, но здесь был не тот случай! Громко и отчётливо звучит – Бах! Пуля пробивает череп и бьёт в стену, к счастью больше никого не задевая. Дамы в крик, квартира наполняется запахом пороха, а лейтенант медленно оседает на пол из-за стола с окровавленной головой. Выяснилось, что он в запале забыл, что заряженная обойма уже была в пистолете, и никто на это не обратил внимания!

Что на это скажешь? Удивил, так удивил всех! Почему он повёл себя так глупо? Не знаю! И никто нам этого не смог доходчиво объяснить! Слава богу, но у меня почему-то глубоко с детства въелась внутри опасливая осторожность и понимание последствий при обращении с оружием вот поэтому никогда не тянет и не возникает желания лишний раз его крутить или экспериментировать.

«ЧП» получилось громкое! Кто виноват? Хотя все понимали, что лейтенант сам дурак, судьба соседа-капитана, который был дежурным по полку, оказалась незавидной! Для показного примера его «кинули под асфальтовый каток», назначив единственным убийцей. На него орали, топтали ногами всех построениях и совещаниях!
Кричали, что его ждут заводы и колхозы страны – поднимать индустрию, а потом сняли с должности и перевели куда-то, подальше с глаз, кто-то же должен был отвечать за гибель офицера в мирное время! Да ещё в лучшем полку округа! Версия «бесконтрольности и халатного отношения к делу» видимо всех устраивала и её активно всем проталкивали.

Командование полка после шумного «ЧП» осталось на месте и к всеобщему удивлению кажется, отделалось небольшим испугом. Для меня после всего остался глупый вопрос – а была ли вина капитана так очевидна, как это нам объясняли? Действительно ли начальник разведки так уж страдал «служебной халатностью»? Если по мне, то получается, нет! Но как ловко и находчиво в Армии выстраивается правильная логическая цепочка – дежурный по полку отвечает за всё, поэтому нужно чётко инструктировать и требовать со всех подчинённых и так далее…
С другой стороны, каким образом он должен был потребовать от лейтенанта, чтобы тот не играл с оружием? Или не ходил в гости? А если зашёл, то не пить? А если и выпил – то не играть с оружием? Мне кажется, что такой вопрос лежит совсем в другой плоскости – собственного сознания и воспитания. Лейтенант, что дитё малое? Кто его знает, вдруг он сам решил застрелиться – так что же ему может помешать, если в руках боевой пистолет? Он мог это сделать в любом месте: за углом штаба, у себя дома, найти тихий уголок подальше от всех или ещё как-нибудь экзотичнее – например, проверяя ночью караул... Оставалась надежда, что у нормального капитана в дальнейшей службе всё сложилось хорошо.

Когда-то и мне придётся заступать дежурным по полку – буду ли я застрахован от таких случаев, и что же надо делать? Ходить за каждым и следить, чтобы они «не натворили дел» или довериться судьбе и больше обращать внимание на более важные вопросы? Всем понятно, что тут дело случая! Трудный вопрос без понятного ответа…


К этому обязательно нужно добавить трагическую историю, которая произошла у Анатолия Кириченко в железнодорожном карауле. Он рассказал её перед моим первым железнодорожным караулом и настойчиво просил меня всегда помнить об этом.
Суть истории была простой – сверху над вагонами идёт контактная сеть с высоким и опасным напряжением, поэтому залезать на вагоны смертельно, об этом каждый раз напоминали коменданты станций. Понятно, что своим солдатам мы категорически запрещали даже подходить к боковым ступенькам на вагоне-теплушке. Если порой и возникала такая необходимость (например, повернуть колено на трубе от печки, чтобы в него не задувал ветер), то для этого выбирали участки без контактных проводов и делали это только под своим личным контролем.

Не допускаю мысли, чтобы Толя не предупреждал своих солдат об опасности, но факт остаётся фактом. Однажды ночью, когда состав стоял на одном маленьком разъезде Дагестана, часовой самостоятельно «проявил инициативу» – залез на вагон, решив повернуть колено при этом конечно не став «тревожить начальника караула такой мелочью».

Анатолий проснулся в ночной тишине (в карауле всегда спишь очень чутко) от резкого звука короткого замыкания, вспышки электрической дуги, ужасного крика солдата и последующего удара падения тела с высоты вагона на землю.
Караул поехал дальше, а солдата пришлось оставить в гражданской больнице. По возвращению в часть Толе пришлось выслушать кучу неприятных слов от командиров, и никто не хотел слушать его объяснений, что всё произошло ночью, без его разрешения. Раз ты начальник караула, значит, и отвечаешь за всё! Должен был предусмотреть! Довести до глубоко сознания подчинённых! И даже… не спать! Солдату повезло, он остался жить и сразу после излечения был уволен, но страшные ожоги руки и тела остались навсегда.

Но вот что стало причиной «ЧП»? Отсутствие ума у солдата? Разве не знал про контактный провод? Конечно, знал! Его заставляли лезть на вагон? Нет! Сам полез. Спрашивается, зачем? Может быть, здесь сыграла злую шутку железная дорога – в те времена в Казахстане большинство участков были не электрифицированы и составы таскали тепловозами? А в Дагестане уже везде работали электровозы. Сработала привычка – раньше всегда залазили без проблем и теперь попробую?


Перечисленные события (как и другие, о которых я уже упоминал – про взорвавшийся запал на учениях) каждый раз становились для меня сильным внутренним потрясением, с которым я ни с кем не делился. И хоть я лично не был причастен к этим драматическим событиям и очень часто пытался выкинуть их из головы, чтобы вернуться к обычной жизни, но каждый раз это требовало больших усилий – сквозь туман собственных душевных воспоминаний и терзаний я всё пытался осмысливать, как же это произойти и что послужило причиной.

 Никто не может дать понятный для меня ответ. Конечно, я своим умом ещё с детства понял, что военная служба ¬сложна, трудна и никогда не будет безопасной, когда ты повседневно связан с оружием и боевой техникой.

 Наша работа опасна и я хорошо знаю известный театральный жанр – если в первом акте на сцене висит ружьё, то во втором оно обязательно должно выстрелить! Когда вся твоя служба каждодневно связана с оружием, боевыми машинами и не очень опытными солдатами – вероятность «ЧП» намного больше, чем жизнь в офисе.
 
С другой стороны в мирное время в ней риска не более чем у многих других и чем более сложна ситуация – тем выше требования к офицеру. Это вполне логично – повышается планка требований, где нет права на ошибку! Нужно мужество, или мужественная храбрость. Здесь невозможно подобрать точное определение – невозможно объяснить жене, детям и друзьям, но такое внутреннее чувство превосходства над гражданскими людьми ты носишь в себе.

Это такая же понятная истина, как и в услышанном мною выражении ещё в училище у альпинистов – на вершину Эвереста можно попасть только пешком! Вот в этом вся соль и смысл простой фразы! Потому как никакие самолёты, вертолёты тебе в этом деле помочь не смогут – только сам! Своими ногами! Преодолевая себя, холод и кислородное голодание!

Конечно «большие умники и всезнайки» с завидным спокойствием доходчиво пояснят – просто трагическое сочетание случайных факторов! Но для меня в этих словах нет постижимой глубины и полного содержания. Понятно, что случаи разные и отличаются последствиями, но каждый раз к этому приводила цепочка глупостей и неожиданностей, которые можно было предусмотреть. Очень хорошо, что служба не давала мне много времени на такие измышления, насыщая дни другими событиями.


Кстати история про капитана начальника разведки для меня имела довольно интересное и забавное продолжение. После того, когда моего хорошего соседа разведчика куда-то перевели, вскоре вместо него к нам в полк назначили другого начальника разведки. Почему-то вот он очень ярко запомнился мне своим высокомерием и надменностью – это был первый в моей службе неожиданный и резкий контраст, вот поэтому мне эта история и запомнилась.

Если с бывшим соседом-разведчиком у меня были прекрасные и нормальные служебные отношения, конечно безо всякого панибратства, какие бывают у лейтенанта с капитаном, когда они оба уважают друг друга, но понимают субординацию. Так вот новый начальник разведки был ещё старшим лейтенантом и прибыл к нам из другого полка. В этом не было ничего необычного, так всегда бывает, когда офицер приезжает в новый коллектив и начинает строить свои отношения. Понятно, что это занимает какое-то время – человек осматривается, втягивается, знакомится.
 
Но новый начальник разведки оказался не таким – он видимо считал себя не в пример всем остальным офицерам полка «дикорастущим и талантливым» при своём небольшом росточке всем своим видом старался внутренне раздуваться до гигантских размеров. Есть в Армии такая грубая поговорка – сколько презерватив может не надуваться, ему всё равно дирижаблем не стать! Видать сильно гордился тем, что он такой молодой, а уже на такой должности! Конечно, со стороны это смотрелось весело и забавно, поначалу всем казалось, что со временем это пройдёт, втянется в коллектив, осмотрится, станет как все.

Но время стремительно летело, а старший лейтенант «упрямо гнул свою линию» – ни с кем близко не сходился, со всеми держался подчёркнуто вежливо, только на «Вы», словно намекая собеседнику, что он «птица высоко полёта» и его ждут великие дела в будущем. Откуда он взялся и как раньше служил, какие подвиги совершал, нам было неизвестно (все поняли бы правильно, если бы он хотя бы был орденоносцем или Героем), но у нас в полку он был обычным высокомерным офицером с огромным самомнением.

Близких друзей, товарищей не заводил, ковырялся тихонько в своих разведывательных делах, ходил такой «походкой великого гоголя» и оставался непонятным инопланетянином. Именно этим он и запомнился мне – такой своеобразный генерал, но пока ещё временно с погонами старшего лейтенанта. Так получалось, что держась со всеми официально, он ничего фактически не нарушал, и с этой стороны придраться вроде не к чему.


Несколько раз по службе и мне пришлось с ним столкнуться. Каждая встреча оставляла раздражение, горький и неприятный осадок (особенно на фоне прекрасных отношений с его предшественником), и чего спрашивается, нос дерёт передо мной?
Здесь нужно обязательно пояснить, что к этому времени я тоже был старшим лейтенантом. Частенько временно исполнял обязанности командира роты, подавал большие надежды, имел свой определённый авторитет в полку, ну и, в общем, был «надёжным и опытным командиром учебного взвода» на хорошем счету. Если бы он подошел ко мне, нормально поговорил, обязательно нашли бы общие темы и жили бы в мире дальше, казалось, что нам делить, да и кто он мне? Может быть, просто наплевать на это?

Но нет, такое отношение глубоко задело меня и не в моих правилах спускать наглым выскочкам и хамам! Нет, не подумайте, что я вреден по натуре и очень мстительный, даже совсем наоборот – очень добрый, готовый всегда помочь товарищам. Так получилось, что после долгих внутренних размышлений у меня возникало страстное желание красиво «умыть» зазнавшегося выскочку.
 
Просто тут всё сошлось в одну кучу – несправедливость к прошлому начальнику разведки и наглое величие нового, прямо в первый раз у меня возникло такое желание! Здесь банальный вариант дать ему в рожу – не подходил, всё нужно делать по-умному. Но как? Надо было искать варианты, не может быть, что бы я ничего не придумал! Нужно набраться терпения, затаиться, сохраняя свои мысли при себе, хорошо думать и выжидать подходящего случая!
 
Такая настырная идея «не спускать такому редкому выскочке» просто захватила меня на несколько месяцев, приобретя азарт охоты! Мне пришлось долго ждать, пока такой редкий случай не подвернулся! Это была гениально просчитанная комбинация, радостные минуты моего внутреннего триумфа и наслаждения, после которых я себя сильно зауважал!


Всё случилось глухой ночью – как жаль, что при этом не было зрителей, я бы точно сорвал громкие аплодисменты! Как-то очередной раз я заступил в наряд по полку – начальником караула. Для меня в этом уже не было никакой проблемы – так, обычная «служебная рутина», сколько уже за годы службы таких караулов отходил! Всё было ясно и знакомо – что и когда делать, и кто из офицеров штаба полка меня будет ночью проверять. Для таких как я «опытных офицеров» даже эта военная тайна уже не была проблемой, потому как солдатик из комендантского взвода, который меня хорошо знал всегда «по секрету» сообщал на кого был оформлен ночной допуск для проверки караула.

Именно в тот день произошло счастливое совпадение, на моё «счастье» допуск был оформлен на нового начальника разведки. Как хорошо, что я узнал это заранее – было время подготовиться! Мой мозг тут же «включился в работу» напряжённо подыскивая варианты! Как бы в такой формальной проверке для меня не было ничего страшного – солдаты службу несут правильно, действуют более-менее по Уставу.
 
Уверен, что бояться совершенно нечего, у меня всегда всё в порядке: начальник разведки сходил бы на посты, окинул взглядом обстановку и сделал бы формальную запись – все в карауле действуют согласно УГ и КС. Даже если бы заартачился, «закрутил носом» максимум, что он мог это придраться к каким-нибудь незначительным мелочам – солдаты не уверенно действуют, плохо знают Устав или недостаточный порядок в помещении… На что всем было совершенно наплевать – главное «службу несут бдительно», потому как все знали какой у нас в пехоте дремучий национальный контингент.

Сидя за столом начальника караула, я напряжённо обдумывал создавшееся положение, обводя помещение глазами – никак нельзя упустить такую возможность, и тут мой взгляд совершенно случайно остановился на доске документации! Какой-то внутренний инстинкт заставил меня встать, подойти и внимательно вглядеться в образцы допусков для проверки караула! Рассматривая образцы документов, вдруг внезапная догадка осенила меня!

Эврика! Я сразу увидел и мысленно просчитал вариант победы! Теперь нас так просто не возьмёшь! Сегодня ночью мы с тобой рассчитаемся за твою надменность! Наконец-то мной найден прекрасный выход и самое главное, что формально всё будет выглядеть правильно, как высокая бдительность начальника караула.

Нужно пояснить суть дела. На всех образцах документов в караульном помещении везде стояла знакомая подпись командира полка, а в обычной жизни такие допуски подписывал сам начальник штаба. На такую мелочь и вольность офицеры постарше не обращали внимания, потому как все офицеры в полку хорошо знали друг друга, а молодым лейтенантам было не до этого. Я был просто уверен, что и сегодня начальник разведки придёт проверять с подписью начальника штаба полка на допуске. Вот на этом формализме и сыграем! Мигом собьём спесь с высокопарного старшего лейтенанта!

Для верности я ещё раз открыл в Уставе нужные страницы и «освежил в памяти свои правильные действия», там всё было написано чётко – любого прибывшего для проверки человека с неправильно оформленными документами начальнику караула необходимо задержать до выяснения и доложить своему начальнику. Вот и будем действовать строго по Уставу, и тут никто не посмеет мне сказать, что я не прав! Устроим красивый цирк, чтобы старший лейтенант меня надолго запомнил. Вот он пришёл мой звёздный час!

Всё так и произошло – по моему сценарию. Примерно в два часа ночи старший лейтенант нарисовался у входа в караульное помещение. Заранее подготовив солдат, я с внутренним восторгом в душе уже с нетерпением ждал его. С каменным и жутко официальным лицом я вышел, старательно делая вид, что не узнаю его. Не пропуская внутрь, остановил и как положено, по Уставу, через решётку ограждения потребовал представить мне все документы для проверки – допуск и удостоверение личности офицера. После этого суровым и железным голосом сказал: «Ждите здесь! Мне необходимо время, чтобы сверить их с образцами в караульном помещении!» – Повернулся и спокойно направился внутрь помещения.

Формально всё выглядело правильно, но по сути это было неслыханной дерзостью! Так обычно никто не поступал, в таких ситуациях начальник караула, выглянув в окно и узнав проверяющего, просто махал рукой часовому, чтобы он пропустил офицера – чего тут формализм разводить, раз все друг друга знают!

 Но сегодня был иной случай – любишь Устав, будет тебе по Уставу! Видно было, что старший лейтенант немного напрягся от такого строго и формального выполнения начальником караула своих обязанностей, но терпеливо остался ждать. Подожди сынок, это ещё только начало! Я намерен доиграть эту пьесу до конца!

Внутри на свету я рассмотрел документы – на моё «счастье», как я и думал, подпись на допуске была начальника штаба! Теперь, раз начали, значит, будем продолжать – подготовил солдат для задержания. Нагло выждав несколько долгих минут, заставляя начальника разведки нервничать (для сверки хватило бы и нескольких секунд) вышел крыльцо и дал команду часовому пропустить проверяющего.

С недовольным видом он прошёл ко мне в комнату и тут же вслед за ним зашли мои солдаты с автоматами, перекрыв ему выход. Он непонимающе оглянулся, а я нагло сел за свой стол, оставив его стоять, при этом демонстративно расстегнул кобуру. С каменным выражением лица, бесцеремонно положил его документы себе в стол, официально твёрдым голосом объявил ему, что он мной задержан и лучше будет для всех, чтобы он сейчас не дёргался, пока я не доложу дежурному по полку о самозванце.


…Нужно было видеть эту картину! Старший лейтенант при этих словах затравленно оглянулся, потерял дар речи, затих и мигом опустился с небес на землю. Он молча сел на указанный мной стул, а мои солдаты, нагло ухмыляясь, решительно направляя на него автоматы, с интересом наблюдали за происходящим. Ещё надеясь на чудо, он попытался что-то мне говорить, но я ещё раз твёрдым и железным голосом мгновенно перейдя с уважительного «Вы» на общепонятное «Ты» остановил его жестом:
– Слушай! Не надо мне ничего объяснять, закрой рот и сиди молча! Сейчас разберёмся, кто ты такой и зачем тут нарисовался! – Сам же я внутри себя просто захлёбывался от дикого восторга!

Видно было, что всё происходящее вокруг было для него неожиданным ударом, выхода не было, он оказался в западне! В звенящей тишине я поднял телефонную трубку и стал докладывать обстановку дежурному по полку. В «красивых выражениях» я не стеснялся, употребляя такие фразы как: какой-то самозванец в форме, непонятный и мутный человек, в погонах старшего лейтенанта которого я не знаю и в полку до этого не видел, используя поддельные документы…
 
Финал истории был закономерный. Конечно, дежурный по полку срочно прибежал ко мне, сразу узнал начальника разведки, а взглянув на документы, приказал его отпустить. И ещё добавил – утром он сам доложит об этом нелепом случае начальнику штаба. Конечно, командование меня за «высокую бдительность» не поощрило, но и не ругало. Долго разбираться не стали посчитав «сильно умным и принципиальным», прекрасно догадываясь об истинной причине конфликта, а ещё, потому что формально я был прав и действовал строго по Уставу!

На следующий день офицеры полка узнали об этой забавной и поучительной истории, и все, весело посмеиваясь, одобряли мои действия, понимая суть военной жизни – вёл бы себя как нормальный человек, такого бы никогда не произошло.
 
Внутри себя я был счастлив и доволен тем, что всё-таки смог проучить всезнайку и успокоился, махнув на него рукой – действительно, земля круглая и в жизни всегда есть место для подвига! Начальник разведки вскоре получил капитана, но до конца нашей совместной службы в Кой-Таше помня те минуты своего позора, старался избегать меня и обходил десятой дорогой. Когда же встречи было не избежать, то мне хорошо было заметно, как ему хотелось силой своей мысли переломить меня пополам! Горько сознавать, но серые и ограниченные личности не любят более умных и достойных  - это я понял ещё в военном училище. Да мне уже на него было наплевать!


        За мартом пришёл тёплый апрель. Мы даже успели с Буторовыми совершить несколько выходов на природу – это были неспешные минуты тихого счастья. Оказывается такова простая формула этого счастья: природа, нехитрая закуска, неспешная беседа и прекрасные собеседники. В людях, кроме красоты я ценю оптимизм, чувство юмора и широту взглядов, всего этого у Коли с Ирой хватало с избытком! Поэтому свежая зелёная трава с бурно цветущими полевыми цветами, журчащая вода в арыках, чистый горный воздух и голубое небо на фоне огромных гор со снежными вершинами дополняли картину.
 
        От внутреннего осознания таких редких минут свободы, молодости и окружающей красоты хмелеешь и счастливо улыбаешься. Приятно когда ты уже кое-что понимаешь в Армии, научился решать проблемы, тебя трудно испугать любой вводной и казалось впереди огромная беспечная жизнь! Это был такой, действительно короткий миг в жизни нашей страны, когда новый генсек пытался наводить порядок в стране. Казалось, жизнь налаживается, и нет ничего страшного в том, что кого-то и «приструнят» так думали все, перед тем как совсем скоро наступит нехватка стирального порошка, мыла, зубной пасты и вообще много чего станет дефицитом.


            КОЙ-ТАШ. ОТАР. 1983г. ВЕСНА. НОВАЯ СВЕРХСЕКРЕТНАЯ
                КОМАНДИРОВКА.

Служба вновь для меня вошла в привычную колею, состоящую из построений, занятий, нарядов и многих других моментов. Новые события в полку отодвинули подальше мои воспоминания о карауле и учениях в Отаре. Всё в них было хорошим, кроме обидного возвращения. Почему-то этот курьёзный случай занозой остался в моей памяти. С одной стороны вроде бы мелочь, обычный эпизод, с кем не бывает, но с другой стороны…

После долгой разлуки, двух учений душа рвалась домой, поскорее хотелось вернуться домой – в смысле в наш уютный городок. Возвращаясь назад, полк грузился в несколько эшелонов. Всё было как обычно, когда участвует весь полк (в этом плане батальонные учения всегда более организованы и ты сам всегда на виду): куча разных команд, суета, вокруг тебя шныряют всякие бестолковые и всё это происходит посреди огромного количества машин и солдат.

Загрузились, долго ехали, простучали колёса по шпалам и во Фрунзе въехали к вечеру. Здесь на разгрузке нас догоняет новая вводная со здравой мыслью. Раз вместе с нами в эшелоне приехали артиллеристы, а у них в машинах есть свободные места, то пехоту рассадить по кузовам, чтобы они быстрее приехали в полк по короткой асфальтной дороге. Потому как БМП поедут в полк по долгой обходной танковой трассе!

Хорошо понимая ситуацию и моё состояние, Турчин проявил командирскую солидарность и назначил меня старшим с пехотой, а сам повёл колонну с боевыми машинами. Все солдаты роты такому варианту событий обрадовались, конечно, намного лучше быстро приехать домой в открытой машине, чем трястись по полевым дорогам на БМП. Вот поэтому мне никого подгонять не пришлось.
 
– Как удачно всё складывается! Через часик, полтора уже будем в полку! Там быстро почистим оружие, проверим и можно идти домой! – Моя душа рвалась домой! Быстро покончив с посадкой роты в несколько машин, думал я, с радостным настроением заняв место в кабине одной из машин, в моей голове калейдоскопом крутились счастливые мысли. Но как горько я ошибался...

Серые сумерки уже начали наползать на город, когда тронулась наша автоколонна, состоящая из огромного количества разных машин, каждая из которых ещё тащили за собой пушки, гаубицы и различные прицепы. Сначала она неспешно ползла по улицам города, правда без остановок – все перекрёстки были перекрыты регулировщиками, но как только выехали из него, уже в наступившей вечерней темноте машины побежали веселее. Домой! Домой!

Быстро пролетели километры дороги от Фрунзе до полка и уже видны фонари наших артскладов. Вот, наконец, наш незаметный и знакомый свёрток с дороги, ещё чуть-чуть, последний километр – осталось только перевалить холм, а там уже КПП части и весь городок будет виден как на ладони! Мне даже в кабине стали слышны звуки бравурных маршей полкового оркестра встречающего колонну у КПП. Так всегда бывало, когда полк возвращался с учений, а ещё там вместе с ними нас обязательно встречают жёны и дети, пытающиеся сквозь шум машин разглядеть своих мужей и отцов!
 
Когда ты проезжаешь мимо и видишь эту картину, сердце всегда наполняется радостью и гордостью за себя, за полк и за всю нашу могучую Армию! Моё сердце от такой встречи, воодушевления и радости возвращения домой готово было выскочить из груди!


Асфальт дороги стал подниматься на холм, вот, наконец, и приехали! Я вернулся! Но именно в эту минуту душевного и эмоционально подъёма, когда я приготовился въехать в полк, ощущая себя победителем под маршевую музыку и радостные крики, произошёл досадный облом! Наш ЗИЛ-131, который всю дорогу не подводил, вдруг резко как-то нехорошо задёргался, зачихал и мгновенно заглох, а солдаты в кузове притихли. Водитель по инерции успел свернуть на обочину, где мы и остановились, а мимо нас, в темноте и придорожной пыли слепя фарами, продолжали ехать машины. Да! Это было красиво! И мощно!

И никому в них не было никакого дела до нас – таков закон воинской колонны, просто так останавливаться нельзя, все должны двигаться дальше, а ты раз «выпал из колонны» стой, жди техпомощь. Она обязательно придёт, машина техпомощи едет в конце колонны и помогает всем. Какой неприятный облом! Вместо торжественного возвращения с оркестром, где бы нас встречали как героев, мы стоим в каких-то пару сотнях метров от КПП в ночи на обочине, а мимо нас едут счастливые люди, которых сейчас будут вместо нас встречать радостными криками и оркестром. Ещё таилась слабая надежда, что машина, может быть, заведется, и мы продолжим свой путь, но водитель после нескольких попыток крутануть двигатель стартером горестно подвёл итог:
– Всё товарищ лейтенант, приехали! Бензин кончился. Жаль, совсем немного не хватило.

– Взвод! К машине! – Прокричал я громким и злым голосом, перекрывая шум от ревущих двигателей, идущих на подъём мимо нас машин, став на подножку, очень напоминая себе артиста Олялина из кинофильма «Освобождение», когда он командовал: «Батарея! К орудиям!» Мои солдаты дружно посыпались из кузова.
Финал истории простой и банальным – никто даже не обратил на нас никакого внимания, когда мы возникли пешим строем из темноты, двигаясь по обочине, потому что внимание всех встречающих было направлено на машины. Поэтому в общей суете и сутолоке приезда мы незаметно пересекли ворота КПП и направились к своей казарме. Все были заняты своим делом, колонна машин останавливалась на нижней дороге, высаживая солдат, и никто даже не заметил этого мелкого досадного эпизода.
 
Вот как на это посмотреть – вроде бы мелочь, с кем не бывает, какая разница как мы вернулись и чего на это обращать внимание, но было в этом что-то обидное и оно царапнуло по моей нежной душе, врезалось в память, оставляя неприятный след. Мне этот неприятный эпизод запомнился горьким жизненным уроком, что пока дело не сделано, никогда нельзя расслабляться до самого последнего момента.


Именно в те весенние дни, когда я вернулся в городок после долгого отсутствия и вновь с большим удовольствием впитывал краски жизни,  мне вновь удивительным образом досталось новое ответственное «секретное задание». Очень хорошо помню, что задача была поставлена как раз под выходные дни – так как мы с Людой имели свои виды на эти дни, но служба в Кой-Таше вновь подарила нам незабываемые воспоминания.

Задача как всегда бывает в Армии, была туманной и очень ответственной! Три дня я должен был ездить старшим на машине ГАЗ-66 и где-то организовывать работу с десятком солдат по оказанию помощи каким-то гражданским людям. Завтрак и ужин будет в полку, а обед будем получать консервами на складе. Больше никаких подробностей раскрывали, вроде бы всё покажут на месте, но нужно понимать, что люди там серьёзные и поэтому задание очень ответственное, подвести никак не нельзя – если что, то придётся серьёзно ответить. На мой взгляд, задача казалась не сложной, поэтому я с присущим мне оптимизмом бодро ответил:
– Всё понятно! Нам не привыкать! Всегда готов! Задание партии и правительства выполним в лучшем виде! Не подведём!

Утром на КПП нас уже ждал молодой парень, который должен был показывать дорогу. К моему удивлению мы повернули не в город, а в другую сторону, по дороге, идущей вдоль гор. Доехав до соседней с нами долины, от посёлка им.Стрельникова мы свернули опять не привычно вниз, по уже знакомой дороге ведущей на погрузку во Фрунзе, а вверх по направлению к горам. Мне здесь ещё ни разу в жизни не приходилось бывать, поэтому я с интересом смотрел по сторонам. Через время ущелье вместе с редкими домиками и с асфальтом закончилось, дальше вверх пылила, теряясь в холмах, подсохшая грунтовая дорога, на которой местами уже начали попадаться мокрые места.

Видно было, что дорогу прокладывали с минимальными расходами, просто подрезая грунт бульдозером на холмах. Мотор машины заурчал веселее, скорость машины упала, и медленно огибая холмы, мы начали натужно подниматься вверх. Прямых участков уже не попадалось, дорога стала влажной, в глубоких расщелинах ещё лежал уже почерневший тающий снег, а кое-где дорогу пересекали небольшие ручейки. После очередного поворота мне стало понятно, что на легковой машине подниматься сюда нечего и думать. Нужно что-то более проходимое.

Далеко-далеко внизу в серой дымке проглядывали очертания города Фрунзе. Мы же поднялись выше этой дымки, и поэтому казалось, небо стало ближе, воздух чище и вкуснее, а яркое солнце ласково пригревало глиняные холмы, покрытые свежей ярко-зелёной травкой. Поднявшись ещё выше, нам стали попадаться и большие ещё не стаявшие снежные проплешины. Колёса ГАЗ-66 проскальзывали по мокрой глине и снегу, но на двух мостах наша машина упорно тянула по дороге.
 
Скоро мы свернули с набитой дороги уходящей куда-то дальше на неприметную колею, ведущую за очередной холм. Когда мы перевалили небольшую горку, я был поражён внезапно открывшемуся виду – прямо перед нами на фоне близких гор и зелёной травы блестело на солнце, отражая небо и горы небольшое озеро с прозрачной водой! Это действительно было красивое зрелище, которое можно было бы использовать для картины или фотообоев! Место и вид просто красивейший!

Поразительно как это всё было продумано – холм надёжно скрывал домик от чужих глаз так, что если и не знать о его существовании, то можно было проехать мимо по дороге и ничего не увидеть! Единственное, что портило эту картину, это дом со сгоревшей крышей. Подъехав ближе к нему, мы остановились. Приехали, конечная! Парень, показав рукой на дом, уточнил нашу задачу – за три дня нужно помочь разобрать сгоревшие остатки, чтобы потом всё восстановить вновь. Сначала, на мой взгляд, задача показалась мне не трудной – ломать, не строить! Справимся!

Когда же я подошёл ближе и осмотрел фронт работы, то понял, что работа предстоит большая. Это только с дороги дом казался совсем небольшим в один этаж, на самом деле, он оказался трёхэтажным, удачно встроенным в холм, но это становилось понятным, только взглянув на него с уровня озера. На первом этаже был вход с верандой, крытая терраса, куча комнат и баня с сауной. Вот из-за перегрева этой сауны и возник пожар, при котором выгорела половина дома.

В разговоре с парнем, который был старшим, выяснилось, что дорога идёт дальше к горному подъёмнику – зимой там катаются на горных лыжах, а этот горный домик принадлежит местному руководителю Киргизии – Усубалиева. Правда сам он приезжает сюда нечасто, а чаще всего здесь отдыхают его сыновья, устраивая двух-трёхдневные загулы вдали от чужих глаз. Поэтому он живёт здесь постоянно, охраняя дом, готовя сауну, и одновременно обеспечивает отдых вип-персон. Для связи с городом у него есть радиотелефон, а продукты сюда привозят регулярно. Да и на пожар он смотрел спокойно – помогите разобрать, а строители за лето всё по новой выстроят, даже ещё лучше! Мне осталось только позавидовать красивой жизни партийных руководителей.

Первый день прошёл нормально, солдаты разобрали крышу и вынесли обгоревшие доски. Старший был доволен работой. Единственное, что нам не хватало инструментов – решили назавтра взять с собой больше ломов и пил. Вечером я предложил Люде поехать с нами, чтобы самой взглянуть на такие красоты, а то ещё когда выпадет такая уникальная возможность.

На второй день вместе с Людой мы вновь приехали к месту работы. Солдаты взяли инструменты, и работа пошла быстрее. День был тоже прекрасным – светило яркое солнце и нам с Людой оставалось только наслаждаться красотой окружающей природы. По зелёной травке мы неспешно обошли озеро, попили свежей воды из горного ручейка, который начинался из горного ледника буквально в нескольких метрах от нас. Потом присели на склоне и долго разомлев от тёплого солнца и свежего воздуха разглядывали панораму города. Люда была довольна, всё-таки не зря она согласилась поехать со мной.
На третий день работа по  разбору пожара успешно была закончена, и я, вернувшись в полк, доложил, что задание выполнено. Командование полка как всегда в таких случаях бывает, выразило уверенность, что оно и не сомневалось в моих способностях и сказало мне большое спасибо.


Приближались майские праздники, мы с Людой строили планы на следующие выходные дни, совсем не думая о том, что всё мгновенно может поменяться. Не успел пролететь месяц службы в полку после возвращения с длительной командировки в Отаре, как всегда бывает в Армии, всё для меня произошло неожиданно.
В один из прекрасных дней я неспешной походкой зашёл в батальон в прекрасном настроении, наслаждаясь весной и вполне понятными задачами на сегодняшний трудовой день. До сих пор считаю, что мне очень повезло в службе с командиром роты Турчиным, очень многим так необходимым знаниям и умениям для молодого лейтенанта я нахватался от него. Он был прекрасным офицером, но и редким замечательным человеком (со своими недостатками), службой с которым можно гордиться. Встретив меня Турчин сразу обрадовал:
        – Давай срочно к начальнику штаба – там у него как раз для тебя одно небольшое дельце образовалось!

Услышав такие слова, я сразу внутренне напрягся – в голове сразу вспыхнула и загорелась тревожная лампочка, понимаю, что Армия это не страна эльфов и розовых пони, очень уж знакомы мне эти «хитрые задачи начальника штаба»! Каждый раз после таких неожиданных встреч моя жизнь почему-то «набирала обороты» вновь заставляя мчаться чёрт знает куда, обгоняя горизонт! В общем, мой опыт и внутреннее чутьё не подвело и на этот раз – всё так и произошло!

Цибенко встретил меня с озабоченным видом, сразу бросив ручку на стол у себя в кабинете, повёл меня в штаб полка, по пути кратко и тезисами излагая обстановку и свои «мудрые мысли». Оказалось, что начальник штаба полка позвонил ему и поручил срочно подобрать в нашем батальоне толкового лейтенанта из учебной роты для одной очень «секретной миссии».

Главное, чтобы он был шустрым, находчивым и умел держать язык за зубами. Местом «для предстоящего подвига» будет полигон Отара! Что же мне предстоит сделать на самом деле, даже сам Цибенко не знал, но он почему-то сразу уверенно подумал обо мне! Лично он так думает, что лучше меня у нас в батальоне никто не справиться с такой сложной и ответственной задачей!

Да знаю я ваши сказки, но конечно, сделал вид, что в это сильно поверил! Нет слов, конечно, такие речи любому офицеру всегда слушать приятно. На самом деле я своим умом сразу догадался, если речь идёт про учебную роту, то других вариантов, кроме меня больше нет – Толя Кириченко в этот момент где-то отсутствовал. Жалко только, что дорога в штаб оказалась короткой, но по пути почувствовал, что внутри меня появилось какое-то тревожное и волнительное ожидание.

Перед дверью в кабинет начальника штаба мы оба заправились – он был суров и требователен ко всем офицерам без исключения, подтянули ремни, стукнули ладонью по козырьку фуражек, проверив их точность на голове, и шагнули в неизвестность. Начальник штаба, встретив нас, был немногословен, очень чётко, кратко и без лишних эмоций и соплей изложил суть предстоящего дела:
– Вчера очень серьёзная комиссия из Москвы внезапно по тревоге подняла Алма-Атинский полк для проверки, и поставила полку задачу завтра со всей техникой сосредоточиться в Отаре. Короче ситуация там сейчас складывается критическая потому как для получения хорошей оценки полком по коэффициенту боевой готовности у них не хватает четырёх исправных БМП! Их нужно срочно где-то взять!
Вот поэтому командир полка по секретному каналу обратился к нам – помогите! В смысле, друзья-однополчане – выручайте! Нужно очень тихо и секретно завтра срочно подогнать на полигон в Отаре четыре исправных БМП! Во время учений думаем, комиссия ничего не поймёт, а вы потом так же незаметно исчезните и спокойно вернётесь к себе. Вроде бы, какое нам дело до Алма-Атинского полка? Но это общее дело и нам нельзя быть таким бездушным и не сопереживать боевым товарищам!
Потом уже от себя добавил:
  – Придётся помочь! Конечно же, для такой задачи нам нужен толковый офицер, чтобы он мог ориентироваться в ситуации. И вообще – действуя секретно проявлять инициативу, быть разумным и самостоятельным! Надеюсь, лейтенант ты сможешь на месте разобраться в обстановке. Потому как мы не можем из-за какой-либо глупости подвести Алма-Атинский полк! Дорогу на Отарский полигон знаешь, своим ходом найдёшь?

 – Так точно! – Действительно за пару лет я исколесил его вдоль и поперёк, уверенно ориентируясь, а дороги со станций разгрузки (Бель и Чильбастау) пройдены не раз, поэтому уверенно кивнул головой.
Понизив голос (так как будто нас могли подслушивать) начальник штаба продолжил:
– Ты понимаешь, лейтенант, степень ответственности и то, что твоя задача полностью секретная? Ни одного слова здесь никому про то куда и зачем едешь! Солдат сами проинструктируете, чтобы там не болтали лишнего, вам всем лучше всего держать рот на замке. Короче, об этой задаче в полку знаем только мы трое – ты, я и ваш начальник штаба. Он назначается старшим, продумает детали операции и отправит тебя отсюда!
Запомни главное – в Армии нет невыполнимых задач, если вдруг обман вскроется, то выкручивайся сам! Потому как командир нашего полка будет стоять на своём: ничего не знаем и никого никуда не посылали! Но для всех лучше чтобы такого не случилось! Задача понятна? Справишься? Вот и хорошо! – Он решительно махнул рукой, подводя итог и взглянув на свои часы:
– Время не терпит! Берите самые лучшие машины, заправляйте под завязку, получайте сухой паёк, и выезжайте как можно скорее!


Вот он смысл офицерского бытия – по мере службы увеличивается степень трудности выполнения задач! Такова жизнь! Задача понятна, уже знакомо, всё как обычно в Армии: получится – получишь медальки со звёздами или простое спасибо, а нет – так готовься лейтенант к неприятностям. Понимаю, что служба мне досталась нелёгкая, но я только приехал оттуда, «застряв там этой зимой надолго», и ещё не успел по Отару соскучиться, но прочь сомнения и колебания, моя военная жизнь вновь делает очередной крутой вираж!
 
Почему-то именно в этот момент я отчётливо для себя осознал простую истину – пора смириться с таким положением дел и не пытаться вырваться из такого бешеного ритма службы! Мы с Сашей Цибенко вышли из штаба – я запомнил его завистливые глаза, в которых опять легко читалось: «Вот бы мне так же повезло…»
У меня же на тот момент мысли путались и скакали вразнобой, неясная тревога схватила за душу и навалилась тяжестью проблем. Мысленно готовясь в дорогу и уже набрасывая в голове предстоящие планы, я думал о том какие машины будет лучше взять с собой в Отар и не очень-то радостно разделял с ним неожиданно свалившееся на меня счастье!
 
Вновь непростая задача стоит передо мной, хотя накопившийся скромный армейский опыт выполнения разных задач уже подсказывал мне, что ничего сложного и необычного вроде в такой ситуации нет. Что риск велик? Ничего, прорвёмся! Погремим железом! Не совершая великих дел, не станешь победителем! С другой стороны – нужно честно признаться, как я люблю такие «творческие командировки», где есть огромный простор для самостоятельного творчества! С самого детства меня всегда тянет «за горизонт» и нравиться путешествовать налегке, когда в руке только дипломат с полагающимся офицеру комплектом делающим жизнь комфортной.
Первые два года службы вместе с Турчиным дали мне огромный запас прочности на будущее, поэтому удивительная бодрость и ясность мыслей овладели мною, внутренний голос подсказывал – ладно, прокачусь на недельку туда-сюда, выручим боевых товарищей!


Вот и наступила минута прощания с родным полком! Событие, о котором ещё утром я даже не подозревал! Вот такая удивительная офицерская служба, да ещё в учебной роте! Согревала сердце только лейтенантская юность и вера в то, что жизнь прекрасна и впереди меня ждёт только хорошее. Хороший задор на всю жизнь «накручивать километры лейтенантской службы» вложило в меня «родное Алма-Атинское училище»!

Быстро проверив подготовку машин, привычно проверяю связь, махаю красным флажком, и машины стартуют из нашего автопарка. Для меня теперь возврата нет, остаётся только вперёд – к победе и уже поздно спрашивать самого себя: «Как же это я умудрился оказаться в такой ситуации?» Мне не остаётся ничего другого как терпеливо ожидать развития дальнейших событий.

Пока колона машин движется по знакомой дороге, идущей на наш полигон, я на ходу начинаю продумывать маршрут – как нам лучше и незаметнее добраться до Отарского полигона? С такой быстрой подготовкой к отъезду у меня не хватило времени думать о таких мелочах, а великие начальники этой проблемой вообще не заморачивались. Наверно полностью доверяли мне или представляли, что прямо за воротами автопарка я каким-то неведомым образом телепортируюсь с машинами сразу на Отарский полигон. 
Значит, будем решать эту задачу самостоятельно. Проблема в том, что особого выбора у меня нет, дорога туда одна – по федеральной трассе Фрунзе – Алма-Ата, через Курдайский перевал. Только за ним уже можно будет срезать угол, выходя на маленькую станцию Бель, чтобы там переехать идущую параллельно трассе железную дорогу. Степь ровная, никаких рек и оврагов там нет, машины у меня проходимые, так что думаю – доедем!

Но это будет потом, а сначала нужно как-то стороной объехать город Фрунзе и преодолеть перевал. Выбираю самое разумное решение – едем на наш полигон в Ала-Тоо, а дальше по местным дорогам, оставляя город слева, будем держать курс на хорошо видимые синеющие в дымке горизонта горы.  Там и будем искать выход на федеральную трассу, идущую в Алма-Ату, и я думаю, что не заблудимся и не промахнёмся!

Ехали мы красиво! Надо понимать, что это был конец обычного рабочего дня, маленькие посёлки жили своей тихой и неспешной жизнью.  Двигаясь на небольшой скорости, механики уверенно держали дистанцию, и поэтому наша небольшая колона из четырёх машин шла единым целым организмом, наполняя меня чувством собственной гордости! Хорошо, что в Азии почти всегда вдоль посадок деревьев рядом с дорогой есть свободное расстояние, очень подходящее для движения наших БМП. Когда таких участков не было, колонна выезжала на обочину дороги. Тогда мне приходилось сидя на первой машине, чётко махать красным флажком редким встречным грузовикам и легковушкам, предупреждая об опасности. В ответ почти все водители одобрительно сигналили, приветствуя нас!
 
…Удивительно, но объездная дорога совсем не осталась у меня в памяти – видимо я был слишком увлечён безопасностью нашего движения. Запомнились лишь фрагменты: очень часто приходилось ехать по длинным прямым участкам вдоль асфальта, обсаженными с двух сторон высоченными тополями, которые начинали отбрасывать длинные тени или срезать путь по полевым дорогам.
Незаметно город Фрунзе остался за спиной, а темнеющие раньше далеко на горизонте горы, которые служили нам ориентиром стали намного ближе. Очередной раз объезжая небольшой посёлок по полевым дорогам мы внезапно выехали на федеральную трассу – этот факт стал понятен по широкому асфальту, количеству машин и указателям на дороге.

Механик от такой неожиданности нажал на тормоз, БМП резко дёрнулась и остановилась, а я глядя на асфальтную дорогу в своей голове подвёл итог: «Приехали! Что теперь делать дальше?» Здесь конечно, обязательно требуется пояснение – теоретически умом я понимал, что название Курдайские горы это больше аллегория, так как они реально представляли собой не высокие снежные вершины, подпиравшие собой голубое небо, которые были видны у нас в Кой-Таше, а просто высокие голые холмы, с редкой травой и каменными россыпями.

Догадывался, что среди холмов обязательно должна быть другая, полевая дорога в обход Курдайского перевала, но до этого момента никогда таким вопросом не занимался. А сейчас нет времени её искать или рисковать блудить самому по незнакомым горам, поэтому никакого другого решения у меня не было – будем преодолевать перевал «по суворовски», аккуратно двигаясь по обочине дороги.
Постарался запомнить этот поворот, чтобы повернуть здесь на обратном пути, выехали на трассу, сбавили скорость, и я вновь начал красным флажком уверенно «руководить» процессом движения. Напряжение первых минут постепенно отпустило, и появилась спокойная уверенность. Поразительно, но наша колона из БМП, которая спокойно и неспешно двигалась по обочине дороги, никого особо не удивляла и не вызывала никаких вопросов. Сотрудники милиции смотрели на нас спокойно (видимо, думая, про себя, что раз едут так военными и задумано!), а люди из обгоняющих машин приветливо махали нам руками.
Примерно через час такого движения, когда извилистая лента серого асфальта сначала шла вверх, а потом весело бежала вниз, после очередного бесчисленного поворота Курдайские горы внезапно расступились  и  моё сердце, словно автомат мгновенно забилось и громко застучало в груди!
 Восторг от увиденного пейзажа после голых холмов был неописуем – перед глазами до самого далёкого горизонта простиралась широко раскинувшаяся весенняя зелёно-жёлтая степь с ароматами весенних цветов! Резко повернув с обочины федеральной трассы в такую «родную степь», интуитивно выбрав невидимую точку на горизонте, я облегчённо вздохнул, убирая красный флажок в чехол. Самый трудный и опасный участок, где была возможность встретить «засады» из каких-нибудь любопытных начальников или других «ЧП» пройден – теперь можно смело сказать себе, что впереди оставалась самая лёгкая часть нашего пути.


Быстро темнело, наступала апрельская ночь. Кто бывал в Азии, знает, что ночь наступает быстро, за какие-то полчаса, вот и нашу колону машин она застала посреди ровной и бескрайней степи:
– Будем ночевать, а завтра с утра продолжим, главное сделано – успели пройти Курдайский перевал! К обозначенному сроку успеваем.
Начальник штаба полка вчера уточнил, что нам нужно только к обеду скрытно прибыть в точку встречи – в лагерь на ручье. Там нас будут встречать люди из Алма-Атинского полка. После скорого ужина я довольный собой быстро заснул, уютно устроившись в десанте на скатанной маскировочной сетке.

Ночью, открыв кормовую дверь, изумлённо замер: небесный купол куда-то сдвинулся, и меня окружал космос – огромное звёздное небо во всей своей ширине и непостижимой глубине до самого горизонта. Чёрный бархат неба казался близким, не дальше пятого этажа, наши БМП стояли посреди безлюдной степи, и вокруг не было видно ни одного огонька, поэтому ничего не мешало наблюдать эту завораживающую красоту. Помню завороженный этим видом долго стоял и неспешно разглядывал яркие звёзды, складывая их в созвездия – только я и огромное звёздное небо, такое которого никогда не увидишь из города.


Утро было прекрасным, я позволил себе отоспаться впервые за несколько дней – встал только тогда, когда солнце давно появилось из-за горизонта на фоне голубого неба и запели уснувшие на ночь сверчки. Сухой степной воздух стал быстро нагреваться и потянул лёгкий степной ветерок.
К переезду с железной дорогой на станции Бель мы вышли точно, всё-таки моя зрительная память и интуиция не подвели. Когда мы задолго до условного срока подъехали к назначенной точке встречи, Алма-Атинский полк порадовал – здесь нас уже поджидал офицер на машине. Он широко и радостно улыбнулся, пожал мне руку, деловито загнул время как проволоку обрисовывая обстановку и мои дальнейшие действия – БМП он забирает, а я могу быть свободен, за механиков могу не волноваться, их накормят и всё такое…

Короче, учения рассчитаны на пять дней, и он лично гарантирует, что мои заправленные машины вновь будут ждать меня на этом же месте. Мы по-джентельменски ударили по рукам, скрепив договор и мои БМП деловито урча, скрылись за ближайшим холмом, а я остался стоять с дипломатом посреди пустыни.
 
Вокруг насколько хватало глаз, не было видно ни одного человека, на много километров простиралась пустыня. Да, самая настоящая прекрасная весенняя пустыня, покрытая редкой зелёной травкой, разбавлял этот пейзаж, только парящий где-то в вышине далёкой точкой одинокий орёл. Сам факт, что до пгт. Гвардейского (так официально назывался военный городок Отара) отсюда было около десяти километров меня абсолютно не пугал – полигон стал для меня как дом родной! Как-нибудь доеду, махнув какой-нибудь попутке.
Зачерпнув ладонями водички из ручейка и умыв лицо, на душе стало так радостно и необъяснимо легко. Так бывает, когда вдруг осознаёшь, что ещё пару часов назад о таком развитии ситуации ты и не мечтал. Вот такое начало внезапного пятидневного отпуска! Конечно, это не Рио-де-Жанейро, как говорил Остап Бендер, но для меня тоже сойдёт!
               
Военный городок мне был хорошо знаком: виднеющиеся вдали заборы, окружавшие склады и воинские части, офицерские дома, стоящие стройными рядами, магазины, столовая и офицерская гостиница – всё было на своих местах. Совсем недавно я приезжал сюда зимой на сутки, охраняя технику, когда Цибенко давал мне денёк, чтобы постираться и отмыться после долгой жизни в палатке. Но сейчас всё было по-другому – наступила весна: побеленные бордюры, зелёная трава и листья на карагачах настраивали на радостный лад. Я шёл не спеша, небрежно держа в зубах свежую травинку, с удовольствием вдыхая весенний воздух и выкинув из головы все мысли.
 
Удачно проживая в двухместном номере в одиночку меня никто не тревожил, поэтому все эти дни безмятежно отсыпался, выходя только в столовую. Через пару дней ночью я внезапно проснулся, потому что абсолютно выспался и вновь зарядился бодростью. В темноте лунный свет или отсвет фонарей пересекал комнату и упирался в противоположную стену. Вот так всегда бывает – когда ты чем-то очень занят, время ускоряет ход, а вот когда ты свободен, оно тянется медленно, размеренно и приятно.

Именно в те дни я нашёл возможность встретиться со своим училищным другом – Александром Миролюбовым. Давно узнал через однокашников, что он служит здесь, но для встречи никогда не было свободного времени, потому как бывал здесь наездами. Теперь же было время и ничего не мешало мне его найти.
Конечно, за эти месяцы после выпуска по ходу жизни я частенько встречался со своими лейтенантами-однокашниками, но всё это было не то... Не было в тех встречах особой теплоты, той особой близости, знания разных мелочей понятным друзьям которые побывали в разных переделках.
 
Мы с Сашкой не виделись с самого выпуска, почти два года – это был незабываемый вечер! Как мы оба были рады видеть друг друга, и сколько общих воспоминаний сближало нас. Ещё больше разных впечатлений накопилось у нас за лейтенантские годы, потому как жизнь у каждого из нас выписывала свои цветные узоры. Военная жизнь каждого была, какая она есть – серьёзная, трагическая и весёлая. Достойная того, чтобы поделиться её воспоминаниями с другом!

Я был счастлив вновь видеть перед собой Александра и Лену. Мы оба с радостно горящими глазами торопились вывалить друг другу накопившиеся новости, и наша беседа представляла бесконечные:
– А ты помнишь… – Мы оба счастливо вспоминали все моменты учёбы в училище и службе!
– А ты знаешь про… – Не дослушав и перебивая меня, с радостными глазами начинал свою историю Сашка и, казалось, нашим воспоминаниям не будет конца. Засиделись тогда далеко за полночь. Много разных тем накопилось у двух хорошо понимающих друг друга людей. Встреча как бы подвела итог правильно выбранного направления, напитала нас какой-то неведомой внутренней энергией и вселила веру в счастливое будущее. Да… Понять это могут только люди имеющие надёжных и верных друзей.

Встретив своего друга и такого родного для меня человека, мы как будто отмотали киноплёнку жизни назад, в уже прожитые и подзабытые дни, отодвинутые новыми лейтенантскими впечатлениями, и мне так казалось, что это были самые лучшие минуты моей жизни. В тот момент нам почему-то казалось, что так будет всегда, в смысле мы оба будем служить где-то рядом и регулярно радоваться таким встречам!               
«Нагрузившись воспоминаниями» и абсолютно счастливый от встречи со своим другом я провёл беспокойную ночь – в голове калейдоскопом крутились обрывки беседы: о моей службе, куча новой информации о наших выпускниках, Сашкины впечатления о лейтенантской службе…

Остались лишь воспоминания о той первой незабываемой нашей встречи в Отаре. Надо честно признать, что таких неожиданных встреч у нас впереди будет ещё много, с перерывами на месяцы и годы, потому как каждого из нас военная служба крутила по своим спиралям, но всё-таки давая возможность пересекаться.
 
Это была моя самая счастливая недельная командировка – полная самостоятельность, необычная дорога туда и обратно через Курдайский перевал, пять неожиданных дней отдыха, а главное – долгожданная встреча со своим училищным другом. Назад я возвращался с радостной мыслью, что вроде трудная полоса в моей жизни закончена. Но это была только временная передышка перед началом новых испытаний.

          КОЙ-ТАШ. 1983г. ВЕСНА-ЛЕТО. ПЕРЕМЕНЫ В ПОЛКУ. 
              МОЙ ДРУГ – ЛЕЙТЕНАНТ СЕРГЕЙ РУДОЙ.

 Листая сейчас в памяти такие далёкие страницы Кой-Ташской службы, мне есть что вспомнить! Это гарнизон, в котором я оставил свой лучший кусок жизни. Очень часто вспоминаются буханье пушек БМП и треск пулемётных очередей на стрельбище, затем наваливается ностальгия по тем счастливым временам, когда дни лейтенантской службы были заполнены до отказа…
 
    Действительно, если внимательно оценить, то много разных и важных событий случилось за эти дни. Мы сменили квартиру, родился сын – это хорошие новости, но была и одна неприятная, внезапно по весне в конце марта в Чимкенте умер тесть. Люда уже была там, а я получил телеграмму со скорбной вестью, что похороны завтра в обед.
 
От такой новости невидимая тяжесть навалилась на меня, возникло необычное ощущение, что меня переехали танком. Первые минуты я впал в оцепенение, не мог двигаться, тело не слушалось, стало отдельной частью, зажило своей жизнью, а в мозгу стучало: «Не может быть… Не может быть!»
 
Смерть тестя подкралась внезапно, нанеся мне сильный моральный удар. Ещё никогда в своей короткой жизни мне не приходилось терять очень близких и знакомых людей. Хорошо, что комбат с пониманием вник в дело и без лишних разговоров дал мне три дня без оформления всяких документов – просто отпустив под «честное слово» и свою ответственность.
 
Запомнилось, что когда вопрос с моим отъездом решился, время уже было к вечеру, стояла дождливая нелётная погода, а к московскому поезду, уходящему в 17.00, я никак не успевал. Оставался только всепогодный автобус – делать было нечего, и я поехал на новый автовокзал. Решив про себя – доедем как-нибудь! Тем более дело знакомое – ещё курсантом я как-то один раз проехал автобусом в отпуск из Алма-Аты в Чимкент, конечно долго, но зато надёжно. Вот таким образом под шум непрерывного дождя я всю ночь провёл в жёстком и неудобном «Икарусе». Сделав пересадку в Джамбуле, утром приехал в Чимкент, успевая проводить тестя в последний путь.


        Быстро и радостно пролетели майские праздники. Я вновь полностью погрузился в рабочий ритм мотострелкового полка, состоящий из  построений, занятий, присутствия на подъёмах и отбоях в роте и нарядов. Внезапно Сергей Рудой (лейтенант из соседней роты в батальоне, вместе с которым мы почти два года назад попали во второй батальон) обрадовал меня новостью – его переводят в мотострелковый полк города Рыбачье.
 
Надо сказать, что эта новость совершенно выбила меня из колеи. Сергей был хорошим, надёжным офицером, к делам относился серьёзно и, имея весёлый и неунывающий характер этим мне нравился. За годы совместной службы мы с ним можно сказать установили прекрасные, доверительные и товарищеские отношения. Очень многое связывало нас: помогали друг другу, не раз выручали в служебных и бытовых вопросах. И вообще у меня кроме Толи Кириченко в батальоне не было ближе друга, чем Сергей Рудой. И вот итог, переводят! Как так? Почему? Вроде мы с ним неплохо служили, можно так сказать «подавали надежды», наработали перспективы роста в нашем полку.

В связи с уходом Сергея у меня впервые появились такие мысли и размышления о службе, о которых раньше за бесконечной служебной суетой не задумывался! С философской ясностью высветились слова моего отца, которые он очень часто повторял – в Армии (особенно в полку) нет долгого постоянства, даже за один год очень многое меняется!
 
А действительно, отец прав! Как-то увлекаясь делами службы и всякими задачами не было времени взглянуть на свою жизнь со стороны. Да, прослужив офицером пару лет, я уже как-то втянулся, вошёл в рабочий ритм, служба не выматывает, а стала повседневной реальностью. Уже где-то далеко в памяти остались воспоминания о детстве, военном училище – нет времени об этом думать. Так же как и о предстоящем когда-то увольнении в запас после выслуги положенных лет. Ты живёшь настоящим – помнишь, что было вчера и то, что надо сделать завтра, а время незаметно летит, изо дня в день…
Теперь же оглянувшись вокруг, я внезапно понял – за прошедшие какие-то год, два наша жизнь с Людой и жизнь в полку не останавливалась, она постепенно и незаметно для меня менялась.
 

Круговорот службы не останавливался, одни офицеры уезжали, на их место прибывали новые. Командира полка майора Шкелёва (виртуозно умеющего вставлять в речь нецензурные слова, но в душе горячо всеми обожаемого) сменил подполковник Рыбин. К нему не было вопросов, и он всё делал правильно, но с уходом Шкелёва полковые построения потеряли привычную изюминку.

Удивительным был уход начальника строевой части – каким-то неведомым образом ему удалось попасть в лётный полк, который был расположен во Фрунзе комендантом части! Несколько раз я видел его в городке в лётной фуражке и с голубыми  петлицами, когда он приезжал к семье. Закорин весело говорил всем, что назначен там «держимордой». Из-за того, что офицеры в лётной части сильно отличаются от нас неспособностью что-то требовать от солдат. Для меня это был первый пример того, как офицеры-мотострелки могут пригодиться в любых войсках.

 В нашем батальоне тоже произошли замены. Из старых бараков мы переехали в новую просторную и уютную казарму. Наконец-то в нашем батальоне «наступил праздник»: куда-то незаметно ушёл даже не оставив никаких воспоминаний любитель московской жизни мутный и непонятный наш комбат, а его сменил прекрасный, понимающий все проблемы службы офицер – майор Сидякин.
 
С его приходом и способностью ставить чёткие и продуманные задачи атмосфера службы сразу поменялась, образно говоря, стало «легче дышать» и появилось желание служить. Майор Сидякин запомнился мне своей приятной улыбкой – он как-то умудрялся проводить совещания и ставить задачи просто, конкретно и доходчиво, так что выполнение их становилось приятной работой. Вот у него единственного из комбатов я очень многому полезному для себя научился, до него мне почему-то ничего не хотелось брать от прошлых наших комбатов: ни с первого – толстого и надменно-чванливого, ни со второго – глуповатого и отбывающего «ссылку далеко от Москвы».

Поменялись командиры соседних рот. В шестой роте (в которой служил Сергей Рудой) наконец-то к всеобщей радости тупого и ограниченного казарменного солдафона Ерниязова куда-то перевели. Вместо него ротой стал командовать нормальный (выпускник нашего училища) офицер, разительно отличавшийся от предшественника – старший лейтенант Ларионов, который имея весёлый характер, мгновенно влился в коллектив. Он так быстро нашёл со всеми общий язык, что казалось, как будто служил с нами не один год.
 
Ещё приятной новостью было то, что они получили квартиру в нашем подъезде как раз над нами. Его жена Люба как-то очень быстро сдружилась с моей женой Людой и поэтому их семья для нас стала не только на время службы хорошими соседями, но и потом на долгие годы жизни мы сохранили связь. Уезжая в отпуска, доверяли друг другу ключи от своих квартир. Очень часто мы устраивали вечерние «домашние посиделки», а когда Володя брал в руки гитару, время пролетало незаметно.
 
Примерно в это же время Николай Буторов (с которым мы по первому году службы жили вместе в трёхкомнатной квартире и очень сдружились на всю жизнь) будучи офицером строителем пояснил, что в нашем полку по плану построили всё и теперь у него новое место стройки – полк в Рыбачьем. Придётся вместе с семьёй переезжать туда.

Мой лучший товарищ Анатолий Кириченко тоже покончил с холостой жизнью в общаге и женился. Квартиру они получили в соседнем новом доме и увлечённо занимались её благоустройством. Что такое молодость и жизнь в военном гарнизоне? Это молодое окружение, здоровье, веселые шутки, лёгкость, сила и куча энергии. В двадцать три года жизнь кажется бесконечной, мы двери не закрывали, легко заходили друг к другу в гости, черпали радость горстями и абсолютно все надеялись, что за очередным поворотом нас ждёт счастье.

Однажды вернувшись из очередной командировки, узнал, что куда-то перевели нашего замполита роты старшего лейтенанта Ватажицина, а на его место в роту прибыл старший лейтенант Дыгало, с которым тоже сложились хорошие отношения. Также незаметно для меня ушёл замполит шестой роты Володя Мымликов и неплохой замполит батальона Стефан Натуркач. Конечно, было жаль, так как они своё дело делали неплохо и мы «притёрлись», но жизнь продолжалась, и было понимание, что офицеры должны расти по службе. Все эти перемены воспринимались мной спокойно и пониманием, как-то не больно задевая сердце и душу.

Почему-то мне ярко запомнился начальник медицинской части капитан Буханевич с весёлым и неунывающим характером. Он удивительно быстро наладил дружбу со всеми офицерами и прапорщиками, и всем казалось, что очень давно служит в городке. Начмед так же весело вёл приём больных солдат в санчасти – мудро предпочитая от всех кожных болезней зелёнку, а все внутренние жалобы лечил безвредными таблетками аскорбиновой кислоты. Прославился ещё тем, что однажды какому-то очень надоевшему ему узбеку-симулянту зелёнкой написал на спине «Сачёк» и позвонил его командиру роты, чтобы он прочитал послание.

Буханевич безуспешно боролся с лишним весом и поэтому каждое утро бегал на зарядке по городку. Надо отдать ему должное – делал это регулярно и настырно в любую погоду, что у всех вызывало негласное уважение, а на все едкие замечания офицеров отвечал с медицинской прямотой: «Выведешь у себя глистов, и ты таким же будешь!»

Ещё мне с Людой очень хорошо запомнился «легендарный» прапорщик Андерс.

Но вот Сергей – это другое дело! Почему-то верилось, что нас эти перемены не коснутся, и мы всегда будем вместе. За быстро пролетевшие месяцы нашей службы, где только мы с ним не бывали и что не делали, познавая трудную науку побеждать. Столько историй и воспоминаний у меня было связано с ним – вместе мёрзли зимой в БМП, а летом умирали от жары на учениях и стрельбах. А сколько раз по любой погоде ходили пешком туда и обратно на стрельбище в Ала-Тоо? И всегда с весёлым и неунывающим Сергеем Рудым дорога казалась короче.
 
Запомнилась одна история – как-то один раз поздно ночью мы вернулись со стрельб, а у них в роте не досчитались солдата с оружием. Была слабая надежда, что он отстал и вот-вот зайдёт в казарму, но нет… Ну вот куда солдат мог деться в темноте шагая по знакомому маршруту? Командир роты обвинил Сергея в пропаже солдата, и он в его ожидании провёл в роте бессонную ночь. А утром тот солдатик нарисовался с довольным лицом – якобы отстал, заблудился, в темноте дошёл до кошары и там заночевал.

Ещё у меня в памяти осталась его житейская обстоятельность – когда он через год женился, сразу получил квартиру в нашем доме. Как человек обстоятельный он начал с её грандиозного ремонта. Хотя чего там, в новой квартире было ремонтировать – дом только сдали, квартиры служебные и готовые для жизни. Все офицерские семьи относились к этому философски и не заморачивались – год, два перекантуемся и поедем дальше. Ну, разве что по мелочи можно подбелить или подкрасить, лично я в нашей квартире покрасил только полы и всё, сразу въехали и нормально живём.
Но Сергею этого было мало, он не боялся трудностей и к делу подходил масштабно.

 Он начал с подгонки и перекладывания половых досок. Однажды случайно заглянув к нему в квартиру, я был поражён открывшейся мне грандиозной битвы за уют – все плинтусы и половые доски были оторваны, вокруг всё засыпано стружкой, а Сергей довольный собой показал как он, ловко орудуя рубанком, подогнал с краю уже несколько штук.
 
Конечно, военные строители, может быть, делали всё не идеально, но более-менее хорошо и всех это устраивало, по крайней мере, мы с Людой на такие мелочи внимания не обращали. Лично я на такое бы не решился (потому что никогда этим не занимался) и поэтому с завистью высоко оценил его ювелирную и долгую работу – сколько личного времени и труда в это было вложено! В результате почти месячной работы ему пришлось добавлять целую доску, но надо признать полы получились качественными, иголка в щель не проскочит.
 

Осталась в памяти ещё одна грустная и печальная история. Это как Сергей Рудой однажды неудачно съездил в караул по железной дороге. Все лейтенанты полка в своей службе проходили такой этап, и в этом не было ничего необычного. Лично мне приходилось в год по несколько раз ездить: в Арысь, в Тбилиси, в Можайск, а про город Рыбачье вообще молчу – я уже описывал, что поездка туда в нашем полку считалась чем-то несерьёзным, сравни поездки для отдыха на дачу.
 
Опыт таких поездок мы «вбирали в себя» целый год по рассказам от старших товарищей (лейтенантов, который пока не прослужат один год, в такие командировки не допускали). В тот раз подошла очередь Сергея, как всегда в таких случаях в батальоне идёт «большой гуманитарный сбор»: кто-то даёт надёжный железный ящик и термобак, делятся нужными мелочами – фонарики с батарейками, свечки, удобный нож, радиоприёмник, интересные книжки. Сейчас я уже за давностью лет не могу вспомнить, какой это был его караул – первый или не первый, в общем, какая разница.

Сергей Рудой уехал, и мы как обычно бывает в таких случаях стали ждать его возвращения, чтобы выслушать историю поездки. Но вдруг через день утром начальник штаба Саша Цибенко весь полный злобы от ночных гонок и видимо крутой беседы с начальством, на разводе на занятия кратко сообщил нам горестную новость – Сергей Рудой снят с караула, арестован и находится на гарнизонной гауптвахте. Он с плохим настроением «наехал» на всех офицеров, налегая на то, что мы совсем распустились, и он вновь будет бороться за дисциплину, так как ему пришлось срочно менять начальника караула и принимать меры.

– Как арестован? Почему? Что там случилось? Интересно, что такого мог совершить Сергей, чтобы его сняли с караула? – Действительно, такого случая даже «старожилы» полка не припомнят! Все заволновались, но на все вопросы начальник штаба только сверкал глазами, злобно молчал и обречённо махал рукой, не выдавая никаких подробностей.

Поэтому негласным решением после построения все офицеры решили всё толком разузнать, для этого меня (как его друга и, зная мои хорошие отношения с начальником гауптвахты) и ещё одного лейтенанта тайно освободили от занятий и отправили в город, чтобы проведать и поддержать нашего товарища, а потом всё подробно рассказать.

Почти через час мы добрались до гауптвахты, прикупив Сергею по пути в магазине продуктов и быстро уладив все формальности. Нас пропустили в знакомый мне отдельный офицерский дворик, где были две комнаты для арестованных офицеров. Открыв дверь, я увидел своего друга, Сергей лежал на топчане, абсолютно не реагируя на нас в таком необычном состоянии, уставившись невидящими глазами куда-то в потолок, очень напоминая мне командира космического корабля летевшего куда-то к звёздам, и видимо ставшим для него привычным. От такого зрелища мы молча застыли у входа и боялись чем-то его потревожить.
Целую минуту потребовалось Сергею, чтобы вернуться в реальность и навести резкость, при этом глядя на меня удивился так, как будто до этого момента он всю жизнь ожидал инопланетян или снежного человека, а мы в своей полевой форме были недостойны его внимания.
 
– А-а, это вы? – Как-то не очень радостно и дружелюбно произнёс он.
Узнав, что мы прибыли нелегально от коллектива офицеров батальона «с секретной миссией» его поддержать и узнать чем можно помочь он только горестно покачал головой, понимая всю ситуацию. С его слов мы узнали, что всё произошло из-за банального стечения обстоятельств и минутной глупости. Никакого разумного объяснения у него нет.

С его слов дело выглядело так: состав, буквально недалеко отъехав от Фрунзе, сразу надолго загнали куда-то в тупик. Долго стояли, вдруг за ужином перед сном Сергей решил «пропустить по маленькой», затем по душевной доброте предложил и солдату, с этого и начались все приключения… Потом не хватило и поехали на мотоцикле куда-то в ближайшую деревню, а там менты, погоня, задержание… Эти же менты всё и расписали в ярких красках – пьяный офицер и с пистолетом... Что тут скажешь? Как так получилось? Сергей никогда раньше не отличался большой тягой к спиртному, но сердцем мы его понимаем. Проклятые нервы, закрученные службой в тугую пружину, ищут возможность расслабиться и, что вдруг станет спусковым крючком…

Рассказывая нам свою историю, реально горевал, стыдно так, что жить не хочется, после такого позора «остаётся одно – только лечь помереть». Поинтересовался, говорят ли о нём в полку и батальоне, много ли шума поднялось по этому поводу? Мы как могли, приободрили его, заверив, что большинство лейтенантов относится с пониманием, а уж какое решение примет командование не знаем. Видно было, что он сильно переживает о том, что случилось, но к концу встречи немного приободрился – наверно из-за того, что выговорился… Большое дело это поддержка друзей!

К слову нужно сказать, пока Сергей Рудой провёл несколько дней на гауптвахте, его история не получила громкого шума, как-то позабылась, навалились какие-то другие более важные дела, и всё спустилось «на тормозах». Конечно, командование батальона по возвращению формально его поругало, но как-то так «без огонька», с пониманием глубокого осознания своей вины.
 
Именно от Сергея Рудого, уже спустя много дней после этих громких событий, как-то после очередной рюмки, когда хмель навевал приятные воспоминания, он глядя на меня в порыве откровения произнёс одну мысль, которая запомнилась на всю жизнь:
– Эх, Артур! Если бы ты знал, как я был рад увидеть тебя тогда когда сидел на нарах…  А вообще-то самый лучший вариант был бы – если мы сидели вместе, нам было бы нескучно…
В ответ я благоразумно промолчал, хотя в голову тут же пришла цитата из «Бриллиантовой руки» на приглашение заходить в гости на Колыме: «Нет! Уж лучше вы к нам…»

Но почему-то мы с Людой до сих пор с теплотой вспоминаем яркую историю из нашей лейтенантской службы – как мы давали весёлый концерт. Это надо было видеть, как жаль, что в те далёкие времена не было возможности снимать видео, и концерт остался только в наших воспоминаниях. Помнится, всё началось с обсуждения женсоветом сценария новогоднего огонька для офицеров. Военная судьба свела нас в одном полку, мы все были молоды, поэтому весело и с юмором предлагали много разных шуточных постановок. Хороших и ярких идей было так много, что они не помещались в сценарий по времени, и кто-то внезапно предложил:
– Слушайте, а что если нам после Нового года устроить весёлый и пародийный концерт! Вот туда и соберем все номера!

Вот так внезапно и родилась совершенно фантастическая идея своими силами организовать шуточный концерт для офицеров и прапорщиков. Командование полка нашу идею одобрило и дало полную свободу творчества. Все понимали, что концерт силами двух-трёх человек и даже пятью желающими  не сделать, нужны активные люди с чувством юмора и желанием, а сценарий и реквизит мы как-нибудь выправим. Поэтому мы приступили к главному – к поиску артистов. Мне поручили поговорить с офицерами и прапорщиками, очень надеясь, что в полку найдутся творческие и весёлые люди.
Задача оказалось трудной: одни сразу наотрез отказывались, другие – отмахивались, нет времени фигнёй заниматься (я вам что клоун?), некоторые прагматично спрашивали: «А что я с этого буду иметь?». Узнав, что ничего, то снисходительно смотрели на меня как на дурачка. Не знаю, может у меня не хватало увлечённости или дара убеждения, но идея с новыми артистами не продвигалась.
 
Но вот что мне хорошо запомнилось, когда я поделился с Сергеем Рудым нашей идеей – его долго и уговаривать не пришлось, он всё понял с полуслова, и сразу же прямо «загорелся» этой идеей. Мне понравилось, что узнав о моих проблемах с артистами, он твёрдо и уверенно заявил – вместе с собой он гарантирует ещё несколько человек. И точно – каким неведомым для меня образом Сергей убеждал людей, но с его помощью вопрос с артистами был решен.
 
Моя память сейчас помнит только Сергея Рудого, Валентина Шеина, лейтенанта-танкиста, рыжего прапорщика, но конечно были и ещё… в общем артистов хватило. Люда обеспечивала музыку за фортепиано, а жёны офицеров помогали с гримом и реквизитом. Буквально через день нас молодых лейтенантов из разных подразделений уже собралось достаточно, и мы приступили к репетициям.

…Через месяц в один из вечеров солдатский клуб (там была сцена и большой зал) был заполнен до отказа. Не каждый день в нашем полку бывает концерт! Многие в городке зная о нём, вообще с нетерпением ждали дня премьеры! Офицеры и прапорщики с жёнами сидели ближе к сцене, а солдат запустили на свободные места сзади – нам не жалко, пусть смотрят и радуются службе.

Мы, тоже волновались, хотя было много репетиций, но всё-таки дебют – будет ли смех в зале? Или же нас ждёт громкий «провал»? Но быстро выяснилось, что волновались зря, с первых шуток ведущего из зала стал слышен смех, а мы все за кулисами облегчённо переглянулись. Дальше почти два часа пошла напряжённая работа: менялись номера, переодевание, грим, подготовка реквизита.  Все выступления шли «на ура», благодарные зрители смеялись и громко хлопали.
 
Особенно всем понравился финальный пародийный номер, когда я загримированный под Дездемону театрально упал на кровать! В нашем варианте её изображала простая раскладушка, незаметно выдвинутая для меня из-за кулис. После чего меня стал душить рыжий прапорщик (изображающий Отелло) весь в чёрной ваксе, при этом он делал это в несколько заходов, пародийно прикладывая голову к моей груди, а я в длинном платье каждый раз усиленно дрыгал ногами, чем вызвал кучу смеха в зале и гром аплодисментов.
 
Концерт всем понравился! Когда мы, артисты и все помощники счастливые вышли на сцену, нас долго не отпускали – зрители с хорошим настроением искренне радовались вместе с нами, а впечатлений и воспоминаний в городке хватило надолго. Для меня же участие в этом концерте высветило что-то ранее неведомое: умение держать себя на сцене, понимание игры партнёра, умение быстро импровизировать – в общем, это был бесценный жизненный опыт и ещё одна новая взятая высота.


Однажды зимой возвращаясь с учений, наш эшелон надолго застрял на одном из разъездов. Мы вместе с Сергеем вышли из вагона размяться и пройтись. Увидев рядом с нами колонку с водой через свободный путь, он загорелся идеей умыться и побриться. А что, мысль хорошая, мне понравилась – мы молоды и здоровы, освежимся и время проведём с пользой. Мы взяли умывальные принадлежности разделись до пояса и начали плескаться, радостно покрякивая. Все кому приходилось это делать понимает всё удовольствие от такого процесса! Мы неспешно и с радостью принимали водные процедуры, так как на морозном воздухе даже холодная вода из колонки казалась тёплой и ласковой.
 
Когда мы довольные собой уже собирались возвращаться, на путь, отгораживая нас от эшелона, внезапно вкатился товарняк, медленно затормаживая ход. Ситуация складывалась неприятная и мы терпеливо ожидали его полной остановки, но по закону подлости, мы увидели через товарняк как именно в эту секунду очень медленно тронулся наш состав. Что делать в такой критической ситуации? Отстать от нашего эшелона или догонять? К нашему счастью колонка оказалась немного впереди (это дало нам несколько лишних секунд) наших пассажирских вагонов и они приближались к нам, набирая ход. Не помню, как Сергей и я на ходу перепрыгнули товарняк, и едва успели догнать наши вагоны и зацепиться на соседние подножки.

Открыть двери и войти в тамбур, было невозможно, так как с этой, обратной стороны вагонов все входные двери были закрыты проводниками, а в это время, выехав со станции наш поезд, резво набирал ход. Скорость показалось мне такой огромной, что спрыгнуть с него без травмы уже было невозможно.
 
Хорошо, что нас с Сергеем заметили солдаты и позвали проводников с ключами. Пока они нам открыли двери, мне с Сергеем пришлось стоять обдуваемые холодным ветром снаружи вагона, и крепко вцепившись за поручни замерзающими руками. Да! Хлебнули в тот момент мы с ним адреналина по полной, а то щемящее душу чувство опасности, неизвестности и страха сжимающего сердце надолго мне запомнилось! Хорошо ещё, что всё это по времени заняло несколько тревожных минут – долго бы мы и не продержались…

Это только несколько ярких эпизодов службы связанные с Сергеем Рудым, которые остались в моей памяти. Намного позже, через несколько лет, уже служа в Панфилове, я вновь попал в мотострелковый полк города Рыбачье на альпинистские сборы и конечно сразу там нашёл Сергея. Как мы оба были рады встрече – это был прекрасный вечер воспоминаний. Да! Нам было, что вспомнить за дни совместной молодой службы! Что скрывать очень многим жизненным премудростям мне пришлось научиться у Сергея в лейтенантские годы… Очень часто с огромным теплом и благодарностью вспоминаешь хороших людей встретившихся на твоём пути и оставивших незабываемый след в памяти.




            КОЙ-ТАШ – ОТАР. 1983г. ЛЕТО. ПОЛКОВЫЕ УЧЕНИЯ

Как всегда ночной сигнал тревоги прозвучал неожиданно. По ступеням подъезда громко и дробно стуча подковами сапог, побежали посыльные, быстро стуча в двери своим командирам. По суете и количеству посыльных становилось понятно, что на этот раз поднимали весь полк.

– Очень странно. – Подумал я про себя, глядя на часы и серую дымку за окнами. Утро было пасмурным, а настроение тревожным.
Раз Турчин нас с вечера не предупреждал, значит, эта внезапная тревога – проверка боеготовности. Наверняка приехал командир дивизии генерал Потрясков со своими офицерами дивизии. Хотя это для нас обычное и знакомое дело, но каждый раз нервы напряжены до предела, и адреналин зашкаливает! В голове один вопрос – подняли весь полк только с запуском двигателей или с выходом из парка?
 
Может быть, сейчас заведём двигатели, потом соберут офицеров и прапорщиков возле штаба, проверят тревожные чемоданы, с возмущением перечислят недостатки и на этом всё закончится. Дальше – действуйте по плану боевой подготовки!

Но на этот раз я ошибся. Тревога оказалась началом огромных полковых учений с доукомплектованием людьми из военкоматов. От громкого рёва двигателей БМП и машин вырвавшихся из тесных боксов на простор автопарка, казалось, дрожит земля. Через открытые тревожные ворота техника выходила и строилась в ротные колонны возле казарм. Всё было серьёзно, с выходом машин из парка и маршем в район сосредоточения рядом с нашим полигоном в Ала-Тоо.

 Таким образом, к обеду в нашу роту прибыло пополнение – человек тридцать, которых все между собой называли «партизанами». Они были всех возрастов и действительно всем своим видом – длинными волосами и мешковатой формой очень напоминали партизан из военных кинофильмов. Турчин выступил перед ними с небольшой речью и как-то очень просто и доходчиво по-кутузовски обрисовал всю ситуацию:
– Вы все призваны на военные сборы и обязаны выполнять то, что от вас требуют! Любому из вас мы конечно можем «испортить биографию» сообщив о вашем поведении в ваш военкомат и на работу, но я думаю, что это не ваших интересах! Не я вас призвал и нам лучше не портить друг другу нервы, поэтому будет лучше для всех, если вы за эти две недели вспомните молодость, отдохнёте и спокойно вернётесь обратно.

«Партизаны» в ответ одобрительно загудели. Всё-таки наш командир роты капитан Турчин был по-житейски мудрым человеком, правда частенько плевавшим на воинские Уставы, инструкции и старших командиров!


Видно было, как простые слова ротного проникли в душу каждого «партизана» и вызвали общее понимание картины происходящего, поэтому с их стороны никаких возражений не последовало. Потом он распределил призывников запаса по взводам, поставив задачу «принять пополнение в нашу дружную семью», привести к нормальному виду и ввести в курс дела.

К вечеру всех постригли и они стали частью нашего коллектива на время учений. Несмотря на то, что почти все они были старше меня, каких-то проблем с ними не возникало, они все отслужили срочную службу и сейчас вновь чувствовали себя как во взрослой игре. После ознакомительной беседы с пополнением я впервые для себя с огромным удивлением узнал большую секретную новость.
 
Реальная военная тайна в нашей стране такова – никто из нового пополнения в мотострелковых войсках не служил. Оказалось, что в военкомате в пехоту записывают всех, кто не является хоть каким-нибудь специалистом. Танкисты, связисты, сапёры и артиллеристы идут по предназначению, а все остальные в пехоту!
 
Поэтому половина моего пополнения была из стройбатов, а все другие калейдоскопом: пограничники, моряки, ракетчики, внутренние войска… Но ничего! Будем ковать из них мотострелков! Военная служба научила меня видеть человека внутренним зрением – интуицией, как говорится от головного убора до сапог и на глубину окопа полного профиля. Уверенным голосом я заверил их, что мы тому всему, что им понадобится, быстро научим – обращаться с оружием, атаковать в цепи, спешиваться из БМП и многим другим пехотным премудростям. Главное беречь себя, а что непонятно – спрашивать и побольше крутить головой по сторонам.
 

Мы приняли пополнение, переночевали и стали готовиться к погрузке в эшелон. Внутренне я уже настроился на две недели непростых учений и решения новых, несомненно, трудных задач, но как интересна военная судьба! Вновь вмешался счастливый случай – внезапно вывернув из-за БМП, меня разыскал солдат из комендантского взвода:
– Товарищ лейтенант! Ваша фамилия Азаров?
– А что разве в этом есть сомнение? – Ответил я ему, уже шестым чувством глубоко в душе догадываясь, что всё это не просто так.
 
Выяснилось, меня вызывает к себе начальник штаба полка. Он и обрадовал новостью, правда, сначала спросил о здоровье – и сам же себе философски ответил, раз нет переломов, значит, здоров! (Вот такая в Армии простая логика!) Затем буднично сообщил, что мне «как самому достойному лейтенанту» командование полка «доверило очень ответственную задачу» по охране полка на время учений. Выяснилось, что моя кандидатура согласована «на самом верху» поэтому на учения я не еду, а с десятком солдат из нашей роты должны срочно возвращаться обратно в полк.
 
Что ты будешь делать? Глупо спорить с судьбой, как с таблицей умножения. Вот таким образом ошалев от быстроты и нереальности всего происходящего, прямо из района сосредоточения уже к вечеру второго дня я оказался в карауле. Прощался с ротой и Турчиным с грустным настроением, конечно, было жаль не поехать на такие интересные учения, но и две недели спокойно провести дома, в пустом полку тоже приятная перспектива. Вот интересный факт, зимой я оставался в Отаре, а теперь меня оставляют здесь, в пункте постоянной дислокации.
 
В связи с этим меня вновь посетила интересная мысль – понятно, что лейтенант это маленький винтик в большом гигантском Армейском механизме, но как только дело касается ответственных и сложных караулов, почему-то сразу вспоминают про меня! Приятно осознавать, что я, наверное «хороший винтик» и становлюсь популярным!


Опять моя жизнь наполнилась новыми неожиданными красками. С одной стороны можно было посчитать, что мне повезло, но с другой – почему так получается, что мы не можем быть счастливы до конца… Вот такая оборотная сторона медали! В тот исторический день, когда мне пришлось вернуться в опустевший полк я, конечно, ещё не знал, какие новые события приготовила мне судьба. Но вот отвлечённое понимание огромной ответственности (то о чём говорил начальник штаба) сразу реально наступило по возвращению в наш военный городок.
 
Это было для меня новым и удивительным впечатлением! Конечно, мне и раньше приходилось понимать ответственность! Но сейчас всё было на новом уровне! В городке стояла непривычная тишина, что больше всего и поражало – потому, как не было в полку привычной суеты и вечно снующих вокруг туда-сюда солдат. Офицеров оставили всего пять человек – два дежурных с помощниками прапорщиками и двух начальников караулов (без замены в случае чего), а командовать всеми нами и вообще разруливать все неясные ситуации в полку оставили штабного капитана. Для охраны казарм и караулов осталось не больше тридцати солдат. Все остальные – только жёны офицеров и дети.
 
Даже днём было непривычно ходить по полку – после такой привычной сутолоки сейчас здесь всё застыло и затихло. Трудно было увидеть «живого солдата», а привычная гарнизонная жизнь изменилась до неузнаваемости. Стояла пронзительная тревожная тишина, а закрытые двери и окна пустых казарм наводили на недобрые мысли. По вечерам для экономии включали не все фонари, и когда городок засыпал, мне трудно было признаваться самому себе, что сразу внутри меня нарастала какая-то неясная тревога с пугающей перспективой.
 
Когда ночью я выходил проверять посты, стихал ветер, и всё освещала только одинокая луна с неба, в городке стояла непривычная и жуткая тишина. Такая обстановка усиливала внутреннюю тревогу и душевную стойкость. От понимания одиночества внутреннее ощущение жуткого страха приходилось загонять куда-то глубоко внутрь. Честно сознаюсь, что в такие моменты мне было плевать на все Уставы (потому как жизнь дороже!) – передёргивал пистолет, загоняя в ствол патрон, и держал руку на открытой кобуре, чтобы быть готовым к неожиданностям. Было в этом что-то необычное, но и в те дни я как-то по иному оценил окружающий меня мир, выйдя на какой-то новый уровень доверия и ответственности за всё происходящее.

Такое необычное чувство ожидания внутренней опасности почему-то не оставляло меня ни на минуту. Надо сказать, что и солдаты в те дни несли службу ответственно. Было какое-то единое душевное понимание – мы здесь одни и если что случиться мы будем в ответе за всё! Плохих вариантов было много, мой мозг неоднократно «прокручивал» разные сценарии: узнав, что полк уехал вдруг бандиты нападут на посты, часовых или женщин в городке. Или ещё что-либо хуже…
 
В памяти ещё оставались яркие воспоминания о грандиозном пожаре на складах «НЗ». Тогда сгорели огромные (и я так понимаю очень дорогущие!) стратегические запасы саксаула на случай войны. Кто жил в Азии знает – это такое специфическое дерево, которое долго горит и даёт много жару! Поэтому очень хорошо саксаул идёт для шашлыков и понятное дело на войне для обогрева. Но дело в том, что саксаул очень медленно и долго растёт, поэтому и цена на него намного больше, чем на обычные доски.

Всё произошло днём, в полку объявили тревогу и почти все офицеры и прапорщики собрались у складов. То, что я увидел – зрелище реально было завораживающим. Надо сказать, что куча из коричневых и скрученных стволов саксаула была высотой с двухэтажный дом и длинной метров сто. И она вся горела жарким почти невидимым пламенем. Жар от огня был такой, что близко подойти к пламени было невозможно. Какие огнетушители могли помочь в этой ситуации?

Ещё никогда в своей жизни я так близко не видел огромного пожара! Наступило понимание всеобщей беспомощности перед большим огнём. Даже пожарные, которые чуть позже приехали из города, осознанно видя всю перспективу пожара, поливали струями только рубероид на соседних крышах ближних складов. Резервный склад саксаула сгорел жарко и быстро, а офицеры не расходились почти до самого вечера, собравшись группами на площадке возле бани, глядя на последние дымы, куря и нещадно матерившись, обсуждали варианты того, как это могло произойти. Ещё долго выгоревшая чёрная площадка, заваленная пеплом, вызывала неприятные воспоминания.


Запомнились ещё несколько ярких эпизодов, которые произошли в эти дни. Первая – история про Ваню Окладникова… Ивана Окладникова я хорошо знал ещё по военному училищу в Алма-Ате. Нам часто приходилось вместе участвовать во всех городских показухах. Он учился на год старше меня, вместе с Толей Кириченко и Юрием Першиным. Мы все были примерно одного роста, поэтому на всех выступлениях всегда стояли рядом.

 В душе я всегда тайно завидовал им троим – это большое счастье, когда ты попадаешь в полк, а вместе с тобой служат однокашники, с которыми есть что вспомнить об училищных годах. Лейтенант Окладников, в отличие от нас, служил в первом батальоне, но в офицерском общежитии жил вместе с Толей Кириченко. Поэтому я любил заходить к ним в гости, и нам всем, однокашникам, всегда было приятно поговорить «за общую жизнь».
 
Иван был для меня идеальным примером в службе, человеком который поставил для себя чёткую задачу – смолоду сделать карьеру и быстро достичь высоких должностей. Не знаю как у кого, но у меня этот факт вызывал уважение и понимание того, что придётся трудно и сколько придётся потратить времени для этого. Но почему-то всегда глядя на его службу со стороны мне почему-то верилось, что он этого добьётся!
 
Ваня был физически развит, твёрд в решеньях, со всеми сослуживцами в отношениях верен, и в службе был «твёрдым практиком», а не фантазёром-теоретиком, который по ночам двигает танчики в ящике с песком. Он всего себя отдавал службе и воспитанию солдат – свой взвод, а затем роту гонял по полной «военной программе» днём и ночью, вызывая зависть и уважение, когда они по праву занимали первые места!
Лейтенант Окладников выбрал сложный служебный путь, идя своей дорогой никому не мешая и давая возможность другим офицерам поступать так же. Кстати Иван Окладников так и остался единственным примером из всей моей службы, когда его с мотострелковой роты, пропуская должность начальника штаба, сразу назначили командиром батальона! И все в полку понимали – его путь был честным, а такое назначение заслуженным, и он сам лично своим трудом пришёл к этому!

Конечно, и мне хотелось быть самым лучшим в полку, хотя и я был на хорошем счету но, к сожалению, нужно честно признавать, что мне так «фанатично отдаваться службе» не получалось – дом, семья и просто физическая усталость. Здесь наступало истинное понимание – чтобы стать лучшим и самым первым для этого нужно иметь внутри тот самый «железный стержень», о котором всегда говорят с осознанием потраченного труда, личного времени и ещё много чего, чего не объяснишь словами.
Служба в Армии удивительна и многогранна, чтобы стать офицером нужно пройти через многие трудности, заслужить право получать должности и носить звёзды. Мне кажется, что не надо поддаваться иллюзиям, другого пути нет, но каждый идёт к цели своей дорогой. Для меня более понятный путь – просто нужно всегда делать своё дело добросовестно, а там жизнь сама расставит всё по полочкам!
 
Есть понимание того, что тут как в лабиринте – все решения принимаются в конкретной жизненной ситуации для пользы дела, и поэтому меня не очень волнует, что думают про меня другие люди. А разве у меня есть выбор? От судьбы не убежишь, такова офицерская работа. Этому важному качеству меня учил отец и Турчин – нужно быть самим собой. Если нужно принимать трудное решение – принимай! Потому как при любом решении найдутся недовольные люди – на всех не угодишь…


На этот раз судьба удачно свела нас вместе – нас обоих (приятно, что командование полка выбрало самых надёжных офицеров) оставили охранять полк. В Армии это большое дело, когда офицеры учились в одном училище, знают друг друга по службе и хорошо понимают обстановку. Мы с Иваном со своими солдатами привычно безо всяких заморочек меняли друг друга в карауле, соблюдая по вечерам ставший уже привычным ритуал. Наша смена караулов официально заканчивалась общим докладом дежурному по полку в штабе: «Старший лейтенант Окладников караул сдал! Лейтенант Азаров караул принял!» Или наоборот.

В один из таких тихих вечеров, когда солнце уже опускалось за горы, а длинные тени от деревьев одиноко ложились на пустынную дорогу, мы вместе с Иваном в очередной раз шли по пустой и безжизненной нижней дороге в штаб на доклад о смене караула. Вдруг откуда-то со стороны бетонного забора, огораживающего полк, бредя через поле навстречу нам, нарисовался гражданский мужичонка с какой-то лёгкой сумкой.
 
Мы спокойно и размеренно двигались ему навстречу, внимательно вглядываясь в него, привычно намереваясь остановить и выяснить, кто такой, и что он здесь делает? По всему виду он напоминал обычного «партизана», который потерялся или отстал от мобилизации. Такие «находки» для нас в городке не были новостью – так как военкомат всех опоздавших отправлял к нам в полк своим ходом, мы их задерживали и отводили в штаб. Там их уже собирали, переодевали и отправляли в район учений на доукомплектование.

Но в этот раз, примерно не доходя до нас с десяток шагов, мужичок резво развернулся и побежал обратно к забору через поле. Что было у него на уме – не вспомню, видимо испугался нас. Вся ситуация показалась мне забавной, помню только, как глядя на это я заулыбался, подумав про себя: «Ну и куда ты побежал, дурачок? Всё равно ведь придётся кому-то сдаваться, раз приехал к нам в полк?» Конечно, нам молодым и здоровым догнать его большого труда не составляло, но бежать за ним я точно не собирался, а вот Иван Окладников подумал иначе, поступив более решительно! Внезапно он громко и властно крикнул команду:
– Стой! – Мне показалось, что эта команда только подстегнула мужичка, и он прибавил прыти, видимо, твёрдо решив убежать от нас. Мне же ситуация продолжала казаться комичной и я только благодушно улыбался глядя на его прыжки по полю.

– Стой! Стрелять буду! – Так же громко и отчётливо вновь скомандовал Иван. Он мгновенно выхватил пистолет, вытянул руку, прицеливаясь, и тут же резко грохнул выстрел. Буквально в нескольких метрах впереди бегущего мужичка мгновенно вздыбился фонтанчик пыли. Беглец, как-то картинно взмахнул руками, при этом сумка отлетела на несколько метров в сторону, и рухнул как подкошенный. Падая, он закрыл голову руками, и в таком положении – лицом в землю затих, не шевелясь. Всё это произошло мгновенно и быстро, на одном дыхании, в какие-то три-пять секунд!
 
В эти мгновенья у меня всё похолодело в груди, в душе что-то нехорошее оборвалось, сердце застучало громко и тяжело, тревожно напоминая о тяжёлых последствиях – впервые на моих глазах стреляли боевыми патронами по живому человеку… Неужели попал? Или всё-таки, пуля на счастье пролетела мимо? Мы, с Иваном Окладниковым, не сговариваясь, бегом рванули к лежащему посреди поля телу.
 
Это были самые долгие и тревожные секунды в моей жизни. Только спустя много лет мне пришлось пережить примерно такие же острые чувства, в Чечне… Пока бежали куча мыслей успело пролететь у меня в голове:
– Кто такой? Почему побежал? Не очень-то он похож на бандита, наверняка какой-то дурачок… На фига Ваня стрелял? Сейчас у нас с Иваном будет куча проблем с ним: если ранен – куда мы его потащим, санчасть-то закрыта? А если убит – того хуже, что мы будем делать с трупом? В любом случае это так просто не закончится! Что писать, если придётся отписываться и оформлять кучу бумаг!

Иван Окладников, размахивая в руке пистолетом, первым подбежал к лежащему мужику и решительно со всего размаху заехал ему сапогом под рёбра. Глядя со стороны такой удар мне очень напомнил кнопку включения магнитофона:
– Не стреляйте! Не убивайте! Не стреляйте! Не убивайте! – Мгновенно непрерывной скороговоркой заверещал мужик одно и то же, корчась от боли на земле. Несмотря на огромное желание так же заехать мужику с другой стороны ногой я, однако передумал – видно было, что с него уже достаточно!
– Живой! – У меня отлегло от сердца глядя на страдающего мужика. Помню только, как мы с Иваном несколько долгих минут стояли над ним и радостно переглядывались.

 Для меня на всю жизнь так и осталось загадкой – куда целился Ваня – неужели в мужика? И только по счастливой случайности промазал или всё-таки рядом? Но пуля пролетела так рискованно близко, что могла и случайно зацепить… В общем мы с ним договорились сохранить эту маленькую тайну между собой и благоразумно никому об этом не рассказывать. А то чёрт его знает, куда и как вывернут политработники нашу дурную инициативу со стрельбой по людям…

Как мы и предполагали, это был отставший «партизан», которого военкомат отправил в полк на доукомплектование. До самого штаба он шёл с нами молча, больше не делая попыток убегать. Видимо стрельба, и хороший удар под рёбра быстро отрезвили мужика, и у него наступило полное понимание того, куда он попал. С хорошо видимой радостью он «сдался» дежурному по полку, испытывая огромное счастье от расставания с нами.



               Продолжение следует...