25. Седой и Ганс. Фартовые кости

 



   Так бывает …
   Случайная встреча, с которой начинается цепочка событий, позже стирается из памяти. Какой-то маленький эпизод, со временем, возвращает к тому моменту, с которого все началось. Бывает, что какая-то незначительная деталь подхлестывает серое вещество. Назойливый паучок-ревизор начинает бегать по полкам накопленных в голове  фрагментов в поисках едва заметной нити, которая в последствии, свяжет деталь с той, с первой встречей.
  Так случилось и в этот раз. Седой зашел в кафе перекусить. До киносеанса оставалось чуть больше часа, и нужно было куда-то себя деть. Вот странное дело - ждать никогда не любил. Впрочем, какая любовь? Ждать ненавидел. Ненавидел очереди, измывало и высасывало нервы ожидание на остановках. А уж ждать перед экзаменом так и вовсе - сродни пытке. Исключением была рыбалка. Там у воды поклевки можно ждать часами. Необъяснимый парадокс.
 Большая чашка общепитовского кофе – вынужденная жертва в угоду удовлетворению прихоти. В этой «кафешке» продавали  вкусные пирожные, знакомые еще со школы. В школе кофе готовили вообще неизвестно из чего, но пирожные были всегда свежие и пышные. Свежие, потому что не залеживались под стеклом прилавка – холодильника. Их всегда не хватало. По какой-то причине в этом заведении они тоже всегда были свежие, хоть и готовили их совсем в другом месте. Сделав первый глоток кофеобразной бурды сваренной в огромной нержавеющей кофеварке, он отметил про себя, что напиток лишь цветом соответствует названию.
 В кафе вошла компания – парень и три девушки. От девчонок исходил коктейль  смеха, визга, болтовни и жеманных жестов. Парня трудно было не узнать – он жил рядом с Седым, в доме напротив. Одевался он слишком примечательно – длинное пальто, почти до пят, клетчатая кепка «а ля доктор Ватсон» и длиннющий вязаный шарф неопределенной расцветки, которым он в три витка обматывал шею. И совсем уж нарушали гармонию его желтые «ковбойские» сапоги с окованными медью носками и каблуками. Одежда была подобрана безвкусно, хоть и стоила огромных по тем временам денег. Имени парня он не знал, лишь чудное и непонятное прозвище – Ганс врезалось в память. Насколько близко он знал его? По одной встрече в автобусе почти год назад.

   Вошедшие контролеры приближались с обеих сторон к центру автобуса. Наблюдая со стороны почти всегда можно определить безбилетного пассажира. Вначале бегающие глаза, позже отмороженный взгляд за окно. Некоторые, как за соломинку цепляются -взглядом опущенным в пол под ногами выискивают выброшенный пробитый билет. Стоящий впереди парень даже покрасневшими ушами выдавал себя. Билета у него явно не было. Казалось, что салон автобуса наполняется адреналином. Навязчивый толчок в спину заставил Седого обернуться лицом к кондуктору. «Ваш билетик?!!!» Голос ехидный, с садистскими огоньками в глазах – «вот я тебя сейчас…». Показав билет, он нарочно разжал пальцы, не давая контролеру надорвать его. «Отмазка» от штрафа скользнула по складкам одежды сидящей рядом женщины. Он наклонился и нарочито долго его поднимал, ожидая, когда контролер, раздвигая локтями и коленями пассажиров, продвинется дальше. Когда колобко-образная контролерша протиснулась сквозь стену желающих доехать без происшествий, он выпрямился и краем глаза  наблюдал, как стоящий впереди парень усердно ищет свой несуществующий билет. Поймав момент, бесцеремонно сунул свой билет «зайцу» в карман. Еще и пальцем толкнул в бок.
    На этот раз билет надорвали. Седой выходил раньше.  Лишь стоя возле двери, обернулся и встретился взглядом со спасенным от позорных пятикопеечных разборок. Молчаливый благодарный кивок головой в ответ – вот такой была их первая встреча.

  Каких-то секунд тридцать понадобилось Седому, что бы вспомнить тот маленький эпизод. Как раз парень обернулся, оглядывая полупустой зал, и увидел Седого. Оставив девчонок в очереди, подошел и присел за столик, пальцы его правой руки постоянно проделывали какие-то манипуляции зажатыми в ладони предметами, издающими то ли потрескивание, то ли стук.
  - Привет! Как ты этот суррогат пьешь, - сказал он тихо, но многозначительно кивнул на стакан в застывшей руке.
  - Привет! Здесь лучшего не сварят, - ставить стакан на стол не позволяло упрямство, замешанное на мелочной гордыне.
  - Пошли с нами. Мы набираем пирожных здесь, а кофе пьем в кофейне за углом, - после этих слов Ганс разжал пальцы, и на стол выкатились пять кубиков – три красных и два белых.
  Игральные кости. Это они потрескивали в его ладони. Седой опустил глаза – числа на гранях кубиков выпали в порядке возрастания. 1, 2, 3, 4, 5.
  - Ну, тоже выход, - Седой взглянул на часы. До сеанса еще было время.
  - Пойдем. Я ведь твой должник, - Ганс хитро усмехнулся и кивнул на часы Седого, - Или спешишь.
  - Пустое. Нашел о чем вспоминать. Я в кино собрался, через час начало.
  - И у нас через час. Какой фильм? – Ганс смел кости в ладонь и вновь принялся перемешивать их.
  - «Трое на снегу».
  - Ну, значит судьба. У нас места сзади.
  - У меня в двенадцатом.
  - Сейчас утрясем – поменяем, -  он вновь метнул кости, и не глядя на результат броска, впившись глазами в зрачки Седого, негромко сказал, - Глянь, сколько?  Три шестерки и две пятерки?
  Седой вновь посмотрел на кости и утвердительно кивнул.
  - Фарт на нашей стороне, - весело заключил парень, вновь сметая кости в кулак.
   Ганс подозвал пальцем одну из девушек. Быстро объяснил ситуацию, сунул ей в ладонь  «четвертной» и назначил встречу  в кофейне. Они вышли и пробираясь сквозь густой поток прохожих двинулись в сторону кинотеатра.
  - После фильма ты чем-то занят?
  - Не так, что бы очень, - мгновенно отказываясь от намеченных планов, ответил Седой, совершенно не волнуясь по поводу неоконченных чертежей и эскизов.
  Ему хотелось поближе познакомиться с Гансом, но возможности не представлялось. Они друг с другом встречались мельком и всегда куда-то спешили. Почему хотел познакомиться и сам не знал. Скорее всего, чувствовал необходимость заполнить пустую нишу. Парень жил в доме напротив, они были почти ровесниками, а следовательно могли обнаружиться общие интересы.

  - Добрый вечер, сударыня! У нас четыре билета на последнем ряду и один в центре зала. Не могли бы вы поменять на пять билетов в одном ряду или билетик рядом с этими четырьмя? – Ганс, игнорируя табличку с надписью «Билетов нет», прильнул к окошку кассы.
  Наверное, с этого момента к Седому, как магнитом прилипло это слово – «сударыня». Пусть несколько пафосно, но как учтиво это звучало среди обычных обращений «гражданин» и «товарищ». «Гражданин,  гражданка - звучит протокольно, - думал Седой, - а тут, как-то возвеличивающее – сударь, сударыня. Давно забытое, потерянное во времени слово».
  - Уважьте, будьте так добры. Сжальтесь над бедными студентами. Мы у вас лотерейных билетиков купим, - и после паузы, - По две «лотерейки» на каждое место.
   Ганс наседал на билетершу и в итоге добился своего. Теперь у них были места в предпоследнем ряду и десяток «лотереек». Уже на улице Седой поспешил возместить Гансу затраты, но тот денег не взял:
  - Не сейчас, - сказал он, вкладывая билеты в объемистый бумажник Седому, - Позже пригодится. Нам сегодня еще предстоит потратиться. Кстати, сколько у тебя с собой? Ааа…. Маловато для такого вечера. У меня тоже пару червонцев. Ну, ничего, если подфартит – друзей встречу и одолжу.
  Последняя фраза как-то полетела мимо ушей – они входили в прокуренную кофейню, где за столиком о чем-то щебетали подружки Ганса.
  Уже вовремя сеанса, пока шел киножурнал, парень тронул Седого за руку:
  - Пойдем, покурим.
  В пустом туалете кинотеатра каждый звук отдавался эхом. Ганс крутанул колесико бензиновой зажигалки, и прикурив, затянулся.
  - Я сейчас отойду по делам. Если меня к концу фильма не будет, бери девчонок и отправляйтесь к стоянке такси. Там рядом есть бар – ждите меня там. Все, что закажете, я оплачу, когда приду.
  - Афера, Ганс. Ты влип?
  - Нет, все нормально. Мне здесь неподалеку ребята денег должны. Заберу, и организуем вечерок, - он хлопнул Седого по плечу и подмигнул.
  «Зря согласился, лучше бы чертеж закончил, - отвлекаясь от фильма, размышлял Седой, - Спиной чую – найду я с ним приключений». Врал себе – ничего он спиной в этот момент не чувствовал, хотя очень хотелось бы научиться.
  Сеанс закончился. Едва они присели в баре за столик, как дверь с треском отворилась – на пороге стоял Ганс с картонной коробкой в руках. Глядя на его светящуюся физиономию, можно было подумать, что ему подарили княжество Монако со всеми казино и отелями.
  - Допивайте кофе и вперед – под танки, - с характерным перезвоном Ганс поставил коробку возле стола и, извлек одну из бутылок, - Смотри, такое в магазины не попадает.
  Пару раз Седой видел подобные бутылки шампанского и смутно представлял себе – где их можно приобрести. А тут целая коробка. Одна из девиц лихо откупорила поставленную на стол бутылку. Но распивали ее уже на улице. Седой вместе с Гансом подошел к бармену и был немало удивлен – приятель надорвал банковскую упаковку «червонцев» и расплатился. На недоуменный взгляд Седого ответил:
  - Потом, как-нибудь покажу, - и рассмеявшись, достал из кармана две сигары в металлических гильзах, - Покурим?
  Водителю такси Ганс предложил «два счетчика» и тот согласился везти пятерых веселых пассажиров на четырех посадочных местах. Одна из девиц бесцеремонно уселась Седому на колени. Но домашний адрес водителю назвали лишь спустя час. Пока мотались по городу, Ганс несколько раз выходил – вначале делал заказ в ресторане, позже из какой-то подворотни вынес объемистую сумку и погрузил ее в багажник. Лишь посетив еще два магазина и забрав заказ из ресторана, они отправились в свой район. Выбираясь из машины, Седой глянул на свои окна – свет горел в комнате. «Ничего, сейчас позвоню родителям, успокою», - решил Седой.
  «Человек в примочках». Это было первой мыслью, после того, как отворилась дверь и, Седой вошел в квартиру Ганса. Первое, что бросалось в глаза – вешалка и дверь в комнату. Вместо полки для шапок вверху стандартной вешалки для прихожей, на гнутых трубчатых кронштейнах какой-то выдумщик закрепил шесть человеческих черепов, тех самых, которые применяются как наглядные пособия в кабинетах биологии. В подпружиненной челюсти крайнего к стене «бедного Йорика» была вставлена рукоять зонта, а зубы остальных сжимали разносортные сигареты. Дверью в комнату служила мощная металлическая рама с встроенным в нее огромным плоским аквариумом. Водорослей было мало, а рыбы мелкие – вроде неоны.
  - Моем руки, - Ганс щелкнул включателем, продемонстрировав еще одну фишку –  дверь в ванную была застеклена обычным прозрачным стеклом. На фоне черного кафеля белая сантехника и хром вентилей смотрелись очень контрастно.
  - Осмотришься еще, - Ганс ехидно подмигнул Седому, - Сейчас поможешь мне на кухне.
 Все блюда, заказанные в ресторане, были завернуты в фольгу и пергаментную бумагу. Пока Седой раскладывал это все на тарелки, Ганс вышел на несколько минут в комнату. Седой осмотрелся. Самой примечательной деталью кухни была система, которой и название придумать трудно. Большая картина, натюрморт в широкой раме, была разрезана на две равные части. Обе половины по напрвляющим раздвигались в стороны, освобождая доступ к окну. Седой тронул одну часть. Она легко скользила на спрятанных колесиках.  Когда Ганс вернулся, квартиру наполняли звуки заводного диско конца семидесятых.
  - Уже поздно. Соседи не прибегут?
  - Нет. Они привыкли, к тому же потолки и стены покрыты звукопоглощающими плитами, - Ганс принялся выгружать содержимое сумки на рабочий стол, - Урвал по случаю, когда знакомые ремонтировали какой-то клуб.
  Во времена тотального дефицита для многих то, что извлекалось из сумки, считалось если не пределом мечтаний, то уж точно символом успешно сложившейся жизни. Консервированные ананасы, крабы, кальмары, лягушачий паштет, оливки, голландская ветчина в огромной квадратной банке, икра – куда же без нее. Какие-то соусы, приправы, бананы, манго и огромная таджикская дыня. И все это зимой. Седой в зародыше убил вертевшийся на языке вопрос – откуда? Занимаясь сервировкой, ему то и дело приходилось осматриваться. Более необычного жилища Седой еще не видел. Каждая деталь была оригинальной и необычной в изготовлении. Заурядные  вещи обязательно чем-то дополнены или вовсе переделаны. Прищепки на крышках кастрюль, непонятный пропил в кромке сковороды, отверстия в ручках вилок и ложек – они висели единой гирляндой над мойкой. Даже обычные спички были усовершенствованы – в пластмассовом стакане, закрепленном на стене, торчала охапка отработанных стержней от шариковых ручек, и в каждый была вставлена спичка.
  - Это что бы поджигать газ под широкими кастрюлями и в духовке.
  - А простая электро-зажигалка тебя не устраивает?
  - Есть и такая, но ведь она безпонтовая, - Ганс достал импортную зажигалку, напоминающую старинный кремниевый пистолет.
  «Рехнуться можно» - подумал Седой и ухмыльнулся, - Видел бы все это Сашка, вот уж спелись бы».
  - Фигня, ты еще не видел остального, - Ганс протянул ему несколько консервных банок, - Вскрывай, а то девчонки заждались.
  - Может, ты объяснишь мне, почему у тебя на кастрюлях спилены ручки?
  - Из-за ручек они занимают много места. А без ручек вкладываются одна в другую. Как матрешки, - Ганс снял со стены рукавицы – прихватки, - Смотри, переворачиваю варежки с левой на правую. На каждой  пришиты специальные клиновые захваты. Всегда под рукой и для всех кастрюль подходят.
  - Одуреть! Я, с твоего позволения в туалет схожу. Надеюсь там унитаз без выкрутасов?
  - Ошибаешься, - Ганс заржал, как мерин, - Там тоже примочки. Когда садишься на стульчак, то включатель на фотоэлементах включает вытяжную вентиляцию. Труба подведена к самому унитазу.
  - А не засасывает?
  - Именно засасывает, - размахивая в воздухе ложкой с красной икрой, Ганс смеялся и жестикулировал всеми подвижными частями лица, - В этом и прикол. Я даже щель под стульчаком оклеил герметиком.  Никакого запаха. Когда нужно встать, справа под датчиком выключатель.
  Седой подумал, что сосед его разыгрывает. Но войдя в туалет, и внимательно изучив всю конструкцию, убедился, что парень говорил правду. Даже легкого взмаха рукой было достаточно, что бы включить вентилятор, спрятанный в окрашенной бронзовой краской гофрированной трубе. Теперь Седой изумленно осмотрелся. Дверь в туалет при малейшем движении издавала немыслимый перезвон коллекции колокольчиков, развешенных на внутренней стороне. Все трубы, вентиля и собственно сам унитаз снаружи были окрашены блестящей бронзовой краской. Золотистый отблеск бронзы особо выделялся на фоне черных матовых стен. Но главной изюминкой этого маленького помещения был сливной бачок – на блестящих кронштейнах на стене висел настоящий стеклянный аквариум с подсветкой. В нем, дополняя детали сливного устройства, плавали пластмассовые водоросли и искусственные рыбки. Ко дну стеклянного сосуда подсоединялась труба, ведущая к унитазу. Если присмотреться, то можно было заметить тонкие, почти прозрачные волокна – тонкой рыболовной леской рыбки были привязаны к рифленому листу оргстекла, сквозь который освещался своеобразный сливной бачок. Невероятно фантастическую композицию туалета завершало приспособление, приводящее непосредственно к сливу воды - сбоку аквариума висел оторванный рукав от джинсовой куртки, из рукава торчала видавшая виды телефонная трубка – тянешь за нее и, рычаг внутри аквариума поднимает тяжелую пробку – гирю. На каких-то две минуты водоросли падают на дно, а рыбки зависают под брызгами воды, заполняющей аквариум. Поплавком в системе служила большая матовая электролампа с зеркальным отражателем.
  Седой не удержался и вновь потянул за телефонную трубку. В дверь постучали:
  - Хватит играться, помогай стол накрывать.
  - Одну минуту, - громко ответил Седой, вдруг вспомнив, с какой целью входил в туалет.

  Не было в те годы выражения «отпала челюсть», а ведь именно так можно было описать состояние человека, впервые попавшего в квартиру Ганса. Уже сидя в комнате за накрытым столом состояние из «большого изумленного» переходило в «крайнее изумленное». Три девчонки застыли с приоткрытыми ртами и зависшими  на полпути бокалами и бутербродами с икрой. Из мебели здесь стоял стол с прозрачной стеклянной крышкой и два дивана покрытых покрывалами пятнистой расцветки «под леопарда». Шторой на окне служил большой лист зеркальной полиэтиленовой пленки. Все стены оклеены белыми листами чертежного ватмана и исписаны номерами телефонов, автографами и рисунками гостей. Под стеной, перевернутый на бок лежал длинный мебельный пенал, выполнявший роль телевизорной тумбы. На ней японский цветной телевизор и … О, шок! Бобинный видеомагнитофон. На него то и пялились девчонки. Черно белый Кинг-Конг взбирался на небоскреб, злобно рыча, и как-то неестественно размахивая, косматыми руками. Снятые с петель дверцы пенала были аккуратно обрезаны и закреплены внутри своеобразной мебели. Все пространство ДСПшного монстра было заполнено всевозможной аппаратурой, кассетами, бобинами, виниловыми дисками, шнурами и немыслимым сплетением разноцветной электропроводки. Роль люстры над головами изумленной публики выполнял шарообразный аквариум, заполненный битым стеклом.  Ламп не было видно, да и невозможно было догадаться – сколько их внутри стеклянного шара.
   Выстрел пробки, брызги шампанского, первый тост…

  Проснулся и не сразу понял – где находится. Сквозь навязчивый гул в голове принялся вспоминать события прошлого вечера. На груди рыжая копна волос.  «Как ее зовут? Вроде Вика…» Седой легонько приподнял голову девушки, в ответ то ли мурчание, то ли стон. Она начала поворачиваться, тяжесть с живота ушла вместе с поползновением нежной на ощупь кожи на девичьей коленке.
  - Который час? - хрипловатым шепотом спросило теплое мягкое создание.
  Седой потянулся к джинсам, брошенным прямо на пол. Звякнул браслет и блеск никеля выдал местоположение «Востока – амфибии». Не дотянуться. Пришлось выбираться из-под «рыжеволосой бестии».
  - Мммму-у-у-у …
  - Часы достану …
   Свесившись на половину с дивана, Седой уже почти схватил пальцами блестящий металл, как «рыжая» вдруг, неожиданно, цапнула его зубами за бедро. Он с грохотом припаркетился, и она тут же упала на него сверху.
  - Без четверти семь.
  - Твою мать, с твоим Гансом… У нас зачет на первой паре, - «рыжая» в два прыжка, на ходу собирая одежду, скрылась в ванной, и уже оттуда громко крикнула, - Буди остальных.
  Седой забрался в джинсы и подошел к неприкрытой двери. Прежде чем открыть, заглянул в щель – одеяло скрывало клубок тел. По сторонам торчали только конечности. Седой умел бесшумно открывать двери – его мать просыпалась от малейшего шума. Он потянул ручку вверх, приподнимая дверь на петлях, затем резко толкнул дверь от себя. Не должно было быть шума, но не у Ганса. Громко звеня, отлетела от двери пустая бутылка.  Вторая комната квартиры Ганса была полной противоположностью той, в которой вечером кутили за столом. Стен не было видно – по периметру стояла мебель. Сервант попадал как раз напротив окна. Вырез в задней стенке позволял открывать форточку – единственный источник дневного света в комнате. В центре, впритык к шкафам, буфетам и серванту втиснулась двуспальная кровать. Единственную подушку отвоевал Ганс, хоть и лежал он на ней грудью.
  - Ганс, подъем! – Седой дернул за палец ноги с самыми неухоженными ногтями.
  - Уууумммфффф…..
  - Давай, подъем, - Седой потянул за одеяло, - Вика в панике. Они пропустят зачет.
Одеяло откинулось, и на Седого прицелился зеленый зрачок блондинки:
  - Вика – это я, - голос девчонки  явно еще не проснулся, хотя способность глазеть функционировала, - Во дает – спал и не знал с кем.
  Она скрылась под одеялом и до Седого долетело приглушенное «Хи-хи!»
  - Девчонки, у вас пожар. Быстро в ванную, - Ганс перевернулся на спину, но глаз так и не открыл, - Бегом, бегом … Если я залезу отмокать, то это надолго.
  Девицы ничуть не смущаясь собственной наготы проскользнули мимо Седого в открытую дверь.

  Час спустя Ганс, замотанный в махровый халат вышел из ванной.
  - Твоя очередь, но с кофе я тебя ждать не буду, - он высыпал не обжаренные зерна кофе на сковороду, - Я там полотенец принес. Бери любые, завернешься в самое большое.
  - Я быстро – три цикла контрастного душа и я в форме.
  Ганс что-то еще бормотал, когда Седой, сбросив джинсы, стал под горячие струи. После последней дозы ледяной воды вытираться уже не хотелось, кровь пульсировала так, что затылок казался горячим. Завернувшись в полотенце, Седой вошел в кухню.
  - Ты быстро. Что и впрямь контрастный душ?
  - Да. Привычка после утренних пробежек.
  - Класс!!! А я все никак не решусь. Знаю, что бодрит, но как представлю …
  - Главное не представлять. Чем больше думаешь, тем больше дистанция между боязнью и решением.
  - Так вот, да? Я запомню, - Ганс снял сковороду с огня, но перемешивать зерна не перестал, - Тебе кофе ароматный или крепкий?
  - А как это возможно? – Тогда Седой еще не знал премудростей заваривания напитка.
  - Если смолоть мелко – получится крепкий. А если крупно – ароматный.
  - Хм, а средне?
  - А ты тот еще жук, - Ганс рассмеялся, снял с полки деревянную коробку с надписью «Чай» и достал две тонкие сигары.
  - Жук? Почему «жук»?
  - Я придумал. Это аббревиатура. ЖУК – жутко умный компаньон.
  Седого это рассмешило. Тем временем Ганс поставил пустую турочку на огонь и достал из шкафчика коньяк.
  - Ты собираешься пить с утра?
  - Нет, ты станешь свидетелем того, как заваривается «кофе от Ганса».
  В раскаленную турочку он всыпал две ложки сахара. Как только из горловины появился дымок, парень встряхнул посудиной несколько раз. Заглядывать внутрь не было необходимости – Седой представил себе, как сахар прилип к медным стенкам. Четыре ложки молотого кофе Ганс засыпал очень быстро, и как только черный порошок стал пригорать, влил в турочку около пятидесяти грамм коньяка.
  - Теперь главное не зевать момент, - он застыл над плитой с горячим чайником в руке, - Как только начнет подниматься пена, нужно вливать дозу воды. И так до тех пор, пока турочка не станет полной.
  - Ну, это для меня не новость. Я и сам так изощряюсь.
  - Тут есть еще один маленький штрих. Смотри.
  Когда, в почти полной турочке, вновь начала подниматься пена, Ганс достал из высокого стакана несколько деревянных щепок, и поджег их от газовой конфорки. Пальцами левой руки взял щипотку молотого черного перца, бросил в пену и тут же перемешал напиток горящими прутиками.
  - Готово, доставай из холодильника все, что на тарелках.
  Аромат разливаемого по чашкам напитка заполнил кухню. Завтракали остатками вечерней трапезы. Еще трижды заваривали кофе.
  - Одного в твоей квартире я не заметил – родителей.
  - Ха! Это отдельная история. Они уже третий год в Японии работают.
  - Та иди ты!?
  - Ага. Появляются самое большее на неделю раз в год. Они здесь больше трех дней не выдерживают и сбегают к сестре – оно и понятно, там внучка. Неделю в Москве, неделю здесь,   две недели в Варне, снова в Москву. Ты думаешь, откуда вся эта японская хренотень – видео, телик, аппаратура?
  - Офигеть. Я в библиотеке столько литературы по Японии «проглотил», а тут – по соседству…
  - Зачем тебе знать про Японию?
  - Интересуюсь гравюрой, на Дзю-До ходил, стихи у них интересные.
  - Там все интересное, только нам за ними никогда не угнаться. За год любая новая аппаратура устаревает морально.
  - Да ладно?
  - Серьезно. Вот смотри, - Ганс взял с полки электронные часы, - Еще в прошлом году эта модель была экспонатом с другой планеты. Куча функций, тридцать пять мелодий, калькулятор, секундомер, замер пульса. А теперь это вчерашний день. Новая модель с браслетом замеряющим давление и температуру.
  Седой с любопытством разглядывал электронную диковинку.
  - Какие у тебя планы на сегодня?
  - Чертежи, эскизы. Я вчера вечер уже потерял.
  - Ха, потерял. Тебе Валюшка не понравилась?
  - А, так все таки ее зовут Валя?
  - Чудило. Вчера ты их всех по очереди Виками называл.
  - Да, малость перебрал с шампанским, - Седой встряхнул головой, стараясь отбросить всплывавшие в памяти отрывки ночного кутежа.
  - Ты сможешь освободиться к восьми вечера? Мне нужна будет твоя помощь.
  - Хорошо. А что нужно делать?
  - Нужно твое присутствие в одном злачном заведении. Все просто и никакого криминала. Входишь туда за полчаса до меня, заказываешь кофе или коктейль – все равно что. Постарайся разговорить какую-то девицу, угостишь ее. В нужный момент я подойду к тебе, и после этого можешь уходить. Главное! Это запомни - не смотри на меня, даже не бросай взгляд в мою сторону. Вот и все.
  - Не верится, что все просто. Я должен у тебя что-то взять или что-то передать тебе?
  - У тебя в кармане будет пачка денег. Отдашь ее мне, если я подойду. А если нет, и ты увидишь, что я ухожу, не спеша выйдешь через пять – десять минут после меня. Сядешь в такси и езжай домой. Я позвоню, когда вернусь. Кстати, дай мне свой номер телефона.
  - Ганс, все это похоже на аферу. Я не люблю темных делишек. Колись, в чем суть?
  - Да все просто. Я играю в кости. Если проиграюсь, скажу, что одолжил у тебя деньги. Если выиграю, спокойно выхожу. Ты в роли резервного кошелька. Второй раз тебя светить в такой роли нельзя. Риска никакого.  Я засвечиваю тебя тогда, когда денег у тебя  уже не будет. Ну?
  - Ладно, уговорил.
  - Ну вот и ладушки, - Ганс достал еще две сигары из коробки.
  Подкурив, Седой взял коробку, что бы рассмотреть. К его удивлению в коробке действительно был чай вперемежку с высушенными лимонными и апельсиновыми корками. Еще с десяток сигар притаились в углу деревянного саркофага.
  - Я фигею с тебя, - Ганс пытался проморгаться от попавшего в глаза дыма.
  - Чего?
  - Да ты куришь сигары в затяжку!
  - Да, есть такой грешок. Я трубку курил еще с пятнадцати лет.
  - Ого, - он втянул дым от кончика сигары носом, и громко чихнув, одобрительно крякнул.
  - А почему такое прозвище – Ганс?
  - А, старая история. Как-то еще в школе почти целый урок доказывал учителю, что великий сказочник Андерсен - фашист.
  - Зачем?
  - Нужно было сорвать урок. Поспорили на деньги.
  - Удалось?
  - Полста рублей по тем временам для меня было существенно. Выиграл, хоть и дневник красным измалевала училка, - Ганс рассмеялся.

  Без четверти восемь они вдвоем вышли из такси в двух проездах от нужного Гансу бара. Пачка «двадцатипятирублевок» перекочевала во внутренний карман пиджака Седого. Ему был знаком этот бар, здесь работала Зина -  его знакомая барменша. Он подсел к стойке, окинул взглядом посетителей. Выполнять инструкцию Ганса – знакомиться, было не с кем. Две пары и компания парней, с виду студентов – вот почти все посетители. Рядом еще зал. Со своего места Седому видны лишь три столика. За одним двое, за другим трое и все мужчины. Оставалось болтать с Зинаидой о пустяках, приходящих в голову спонтанно. Ганс вошел в бар ровно в двадцать тридцать. Он быстро прошел во второй зал, с ним, широкими шагами, словно два платяных шкафа двигались двое рослых парней. Ганс присел за столик к двум мужчинам постарше, он расположился спиной к выходу и его лица Седой не видел. Спустя минуту – другую один из мужчин заказал у Зинаиды кофе и два чая. Еще сорок минут Седой искоса поглядывая на спину Ганса, нудно вынужден был проводить время – темы для разговора с Зинаидой были исчерпаны. Он уже допивал второй коктейль, когда заметил движение во втором зале. Ганс шел к нему. Подсознательно Седой обвел изучающим взглядом присутствующих – ничего необычного или настораживающего.
  - Все, как договаривались. Жди звонка, - Ганс принял пачку денег и вернулся к столу.
 Зинаида лишь малозаметным движением уголка губ отреагировала на происходящее – момент передачи денег происходил  на ее глазах. Седой расплатился и вышел.

  Чертеж не давался. Седой то и дело грыз карандаш, задумчиво глядя в окно, и ждал звонка. Ждал, но трель телефона была настолько неожиданной, что грифель сломался об линейку.
  - Через минуту буду, - оставив чертежную доску на кухне, тихо, что бы не разбудить родителей, оделся и вышел во двор. В подъезде Ганса светилось только одно окно в его кухне. Почему-то прежде, чем подойти к подъезду, Седой внимательно осмотрел закоулки двора.  «Нервничаю? Зачем я оглядываюсь? Кто может быть во дворе за двадцать минут до полуночи?» - думал он, медленно пересекая газон между двух пятиэтажек.
  - Привет, заходи, - Ганс был в костюме.
  Казалось, что он только вошел. Лишь на ногах домашние тапки. Они прошли на кухню. Запах сигары и кофе заполнял пространство помещения. Не спрашивая Седого, Ганс поставил кофе на огонь и сел за стол.
  - Есть хочешь?
  - Нет, спасибо! Вид у тебя какой-то потерянный. Как все прошло?
  - Нормально, только устал я очень. Нервишки, знаешь ли… Единственное, что может не выдержать, - Ганс откинулся спиной на подоконник и с удовольствием вытянул ноги, - Слушай! А давай накатим по паре стопариков. Составь компанию, а?
  - Я ведь не пью. Прошлой ночью и так перебрал, хоть и «шампусик».
  - Не одному же мне пить. Давай, а? А то на сухую и новость тебе приятную говорить не хочется.
  - Что за новость?
  - Сейчас, - Ганс встал и открыл шкафчик над  рабочим столом, - Вот, смотри, есть немного «Баллантайна» и пол бутылки «Белой лошади», а то и полную откупорим. Что у нас тут?
  Он выставлял бутылки одну за другой. Многие были начаты.
  - Давай «Баллантайн». Мне этот виски знаком.
  Две рюмки, конфеты, резаный лимон и две дымящиеся сигары в пепельнице. Перед тем, как снять пиджак, Ганс заглянул в холодильник:
  - Выгребай все, что видишь. Лимон обязательно. А я пойду, переоденусь.
  Седой накрывал стол и думал, что приятелю, скорее всего не с кем поговорить. И не ошибся. Уже после первой рюмки его понесло на откровенность.
  - Помнишь, как в «Золотом теленке»? Когда Бендер спрашивал Шуру Балаганова про мечту, - Ганс скорчил гримасу после глотка кофе – виски явно не соответствовал кофейному напитку, и он быстро вскочил и достал из шкафчика коньяк, - Вот у тебя есть мечта? Такая, что бы… Ну, супер мечта. Не какой-то там магнитофон или автомобиль.
  - Есть, - ни на секунду не задумываясь, ответил Седой, - Мастерскую хочу, и чтобы никто не мешал работать.
  - Хм, - порция коньяка и тут же глоток кофе, с перемешиванием во рту, - Я так и знал. По тебе видно. Ты "идейный".
  - А у тебя? – Седой размял языком дольку лимона и отпил виски, с этим кисло-пьянящим глотком пришлось проглотить слово "идейный". То бишь смириться с резкой оценкой, - Какая у тебя мечта?
  - Ящик денег под кроватью, одинокий домик в лесу, и что бы река была видна из окна. До ближайшего магазина пешком – что бы много не покупать. Приемник и кучу книг. И читать, читать, читать по ночам в свете свечи, - Ганс выпустил клуб дыма и тут же почти весь втянул носом, после паузы добавил, -  И кости брать в руки не чаще раза в месяц.
  - Ты новость хотел мне сказать…
  - Ах, да… Извини, увлекся, - он достал из кармана халата пачку денег, отсчитал десяток «чевертаков», согнул их и воткнул сгибом под блюдце с резанными лимонами, - это твоя доля. Десять процентов от выигрыша.
  - Доля? За что? За то, что я тебе по-приятельски помог?
  - Запомни, в игре приятелей и друзей нет. Сегодня ты был моим ходячим кошельком. Теперь тебя второй раз использовать в том же качестве уже нельзя. А для силовой поддержки ты мелковат в плечах.
   - Прости, так – из простого любопытства. Ребята, которые тебя прикрывали – они, наверное, больше получают?
  - Нет, столько же, но гораздо чаще. Всегда по десять процентов от окончательной суммы. Еще пятнадцать – организатору игры и пять бармену, включая заказ. Ну, кофе … в основном …
  - Ганс, расскажи в подробностях об игре. Как все делается? Какие правила?
  - Ты хочешь играть?
  - Нет, только любопытство удовлетворить.
  - Знаешь, я бы съел, что ни будь. Я яичницу соображу, а пока будет готовиться,  ты слушай.
  - Если доверишь, то яичницу я сделаю – так меньше будешь отвлекаться.
  - Хорошо, тогда и для себя делай. Мне штук пять, лучше шесть.
  Седой достал ветчину, яйца, зелень и сыр. Огромная сковорода еще не начала потрескивать раскаленным маслом, как Ганс начал свой рассказ.
   - Организатор сводит двух игроков и обеспечивает их безопасность в заведении. В том числе гарантирует, что игроки не попадут в поле зрения милиции. Он должен быть уверен, что бармен еще не завербован, а такое происходит всегда, но со временем. Тогда точку приходится менять. Силовое прикрытие нужно, что бы иметь возможность уйти с выигрышем. Ходячий кошелек держит резервную сумму, но не у каждого есть такой человек. Часто резерв лежит в кармане одного из прикрывающих мордоворотов. Иногда, когда ставки велики, применяется второй «кошелек», который уносит выигрыш. Обычно такого человека ждет прикрытие и машина. Перед игрой оговариваются условия – в какой покер играют. В большой на шести костях или в малый – на пяти. Оговариваются отклонения от классических правил – такое часто происходит, так как часто приезжие привыкли играть по своим, укоренившимся правилам. Назначается цена одного очка и количество игр. Чаще всего их, игр - три или пять. А то, что проигравший хочет отыграться – это уже его проблемы. Пред игрой нужно показать деньги – в долг в этой компании не играют. Вот тут-то и начинается применение профессиональных навыков. Никто ведь не раскладывает деньги на столе. Поэтому нужно на глаз определить – сколько в приоткрытом бумажнике купюр. По крупному меня моя тактика еще не подводила. Я проигрываю первые две игры. Опустошаю кошелек. Противник выпадает из азарта, теряет бдительность и не способен мобилизоваться. Я знаю, что продулся до последнего гроша в кармане, и легко выдаю себя. Психология. Как раз в этот момент и нужен ходячий кошелек. Когда появляется резервная сумма, вдвое - втрое покрывающая мой проигрыш, ставка противника увеличивается. Он, теряя голову, хочет отнять все. Но в третий раз я выигрываю.
  - Всегда?
  - Я чувствую, когда игра не пойдет. К тому же у меня фартовые кости.
  - Да, ладно, брось. Я не верю в фартовые кости, в счастливые кии и честные карты, если только не крапленые и совсем новые.
  - Нет, только не карты. Для них у меня пальцы не так чувствительны. Бильярд – талант нужен. А кости в моих руках становятся фартовыми за неделю.
  - Можно научиться просчитывать колоду. Можно научиться резать углы, гоняя часами шары. Но кости – это же случайность.
  - Хорошо. Давай сыграем, - Ганс извлек из кармана халата прозрачную коробочку с восьмью разноцветными кубиками.
  - Я не умею.
  - Я могу тебя научить. Хотя на это нужно время. Но мы сыграем в другую игру. Не в покер. Это только для того, что бы доказать тебе.
  - В чем суть игры?
  - Я делаю одиннадцать бросков. Как в заказном покере, я говорю, какую комбинацию бросаю. Если моих верных бросков будет шесть – я выиграл. Если меньше – выиграл ты.
  - Хорошо. Начинай.
  - Э нет. Не на интерес же играть. Сколько у тебя? Двести пятьдесят?
  - Ну, вот, началось… - Седой улыбнулся уголком рта свободным от сигары.
  - А, ну конечно, - Ганс развернулся к столу и с нетерпением мешал кости в ладони, - Ты не хочешь играть на деньги. Тогда играем на желание.
  - Желание? Какое?
  - Ты нарисуешь на стене в комнате, что ни будь большое и красивое.
  - В другой раз, я бы может и согласился. Но у меня сейчас работы невпроворот.
  - Вот. Это называется улучшать условия с целью заинтересованности сторон, - Ганс прикурил сигарету не обращая на еще дымящуюся в пепельнице сигару, - Давай так – если проигрываешь, то рисуешь и я еще плачу «штуку» за работу, учитывая расходы на материалы.
  - А если проигрываешь?
  - Даю тебе полторы «штуки». Без всяких обязательств -  с твоей стороны.
  - Ладно. Идет.
 
  Из первых шести бросков  шесть раз выпали заказанные комбинации. Продолжать не было смысла.
  - Точите карандаши, Шура – они золотые! – Ганс громко рассмеялся, сгреб кости в карман и, не скрывая веселого настроения, наполнил рюмки коньяком, - За кратчайший путь в Рио.
  С яичницей Ганс расправился очень быстро, выстрогал зубочистку из спички и достал из нижнего ящика цветастую разрисованную консервную банку.
  - Это к чаю, - сказал он, вгоняя нож в кромку крышки, - Запомни одну важную мелочь. Ананас разрушает зубную эмаль. Поэтому его нужно запивать чаем, прополаскивая рот.
  - Скажи, я слышал, что игра на желание – это почти всегда очень жестоко.
  - В смысле?
  - Ну, вроде на место в кинотеатре.
  - А! Ты про это … Да, есть такое, но в основном у картежников. Проигравшего таким условием загоняют  в угол. Выполнив такое желание, он попадает на крючок. Как минимум остаются два свидетеля и в дальнейшем они шантажируют неудачника.
   С минуту Ганс ковырял спичкой остатки сигар в пепельнице. Он о чем-то задумался. Видя, что мысли приятеля далеко за пределами кухни, Седой поднялся и поставил чайник на огонь.
  - Да, все верно, - Ганс вышел из состояния отрешенности, - Я еще бы выпил чаю. Только прежде приму душ. А потом обговорим детали по стене.
  Видя в какой задумчивости приятель ушел в ванную, Седой понял, что он что-то не договаривает и к этой теме они еще вернутся.

   - Нет, отдельными форматами я не хочу, - Ганс по-турецки поджав под себя ноги, сидел с чашкой чая на диване и пялился на стену, фантазируя – как должна выглядеть роспись.
  - А что тогда? – Седой обхватил ладонями кружку и сидел на полу, - Закатать участок стены «водоэмульсионкой»?
  - Тоже не то, - со звоном щелкнула зажигалка, и Ганс глубоко затянулся, - я привезу на днях большой формат. У сестры есть рулонный ватман. Там ширина два с лишним метра. Раскатаем на три метра шириной, и рисуй себе в удовольствие.
  - В удовольствие не получится, - Седой тоже закурил и взял со стола пепельницу, - У меня чертежи зависли. А бегать туда – сюда …  Давай, я с работой управлюсь, а потом начну с твоей стеной. А что за формат такой?
  - А..., - Ганс ехидно прищурился, - Не знаешь!!! Чертежные форматы, как и фотобумага нарезаются из рулонов. Самые большие форматы из центральной части, а края режут на самые малые.
  - Не знал, - Седой задумался, - выходит, что фотобумага – чем больше формат, тем качественней?
  - Да, более равномерный слой. Профи фотографы всегда берут самые большие листы и режут по своему усмотрению.
  Они молчали еще какое-то время, как вдруг Ганс воскликнул:
  - Идея! Перебирайся чертить ко мне.
  - Зачем?
  - Ты же не чертишь без перерыва. Покурить, кофе выпить. А тут и почертишь, и порисуешь. Я тебе такой кульман притащу – ты таких еще не видел. Он у сестры сейчас. Фирма!!! Французский. Закончишь со стеной – забирай себе. Сестра давно не знает, куда его пристроить.

  Спустя три дня они закрепили кульман струбцинами на краю стола. Такого Седой действительно не видел. Сама чертежная доска, отлита из молочно белого полупрозрачного пластика, с отверстиями в торцах в которые были вставлены люминисцентные лампы, что превращало доску в удобный «дралоскоп». Бумага к доске прилипала сама. Линейка рейсшины – цельно фрезерованная из титана, в поворотной рукояти встроенный калькулятор. На штанге с эксцентриками отдельная лампа дневного освещения позволяла легко менять угол освещения. Ближе к вечеру приехала сестра Ганса и привезла ватман. Еще в темноте, снимая с багажника «Волги» запакованный в полиэтилен рулон, Седому показалось, что с девушкой он знаком. Она сама напомнила ему – они учились в одной школе. Когда-то он подарил ей свой рисунок и она хранит его до сих пор. Под пытками бы не вспомнил ни рисунок, ни ее. Хотя на симпатичных старшеклассниц заглядывался постоянно.
   
  Вновь перемены в жизни. Без них жить скучно. Изредка наведываясь домой – поужинать, переночевать (4-5 часов), позавтракать (глоток кофе с бутербродом), Седой утонул в работе. Приходилось заводить будильник – час на чертежи, час на рисунок на стене, пятнадцать минут перекура лежа на полу, с ногами закинутыми на стену. Ближе к вечеру звонок телефона: «Старик, к тебе едет «рыжее чудо», прими от нее сумку с продуктами». Или в том же духе. Приезжала сестра Ганса Татьяна, он рассовывала колбасопельменесалаты по полкам холодильника, на пару минут задерживалась у стены с набросками и улетала на своей ухоженной «Волге». Ганс заявлялся позже и чаще всего с подружками. Седой на ночь оставался лишь тогда, когда приезжала троица знакомая по первому вечеру. Но к концу второй недели понял, что сил на диванную «акробатику» с Валюшкой не остается. Сказывались 12 – 14 часов работы мозгами и глазами.
   То, что прорисовывалось на огромном формате ватмана, иначе, как коллажем назвать было нельзя. Смешанная техника – тушь пером, отмывка черной и коричневой тушью, черная шариковая ручка с размывкой спиртом, акварель. Сюжет – фрагменты с конвертов популярных виниловых дисков, мотивы увиденного в кипах иностранных журналов, и все, что в голову взбредет. В центре большая круглая эмблема с диска Pink Floyd «Wish You Were Here». В один из приездов Татьяна заметив красные натертые глаза показала и рассказала, как снимать усталость и напряжение. Дважды в день Седой отрываясь от работы проделывал нехитрые манипуляции. Оказалось эффективным, главное не забывать и заставить себя.
   А потом Ганс уехал на десять дней и распорядок вновь изменился. Из квартиры Седой выходил лишь в магазин и на утренние пробежки. Изредка вечером прогуливался за пол часа  перед сном. К приезду Ганса формат на стене был готов. Приятель, не раздеваясь сидел на диване, долго рассматривал оконченную работу.
  - Знаешь, просто сказать, что нравится – слишком банально. Такое нужно обмыть.
  - Ганс я с ног валюсь. Мне еще чертить и чертить.
  - Вот и отдохнешь. Мотанем на пару дней на турбазу в Карпаты. Костер, шашлыки, девчонки.
  - Мне бы день отоспаться и вновь за работу.
  - Старик, наработаешься еще. Не будешь отдыхать – загнешься. ЖИВИ, ПОКА ЖИВЕТСЯ – ОТДОХНЕШЬ В МОГИЛЕ! Едем, я все оплачиваю. Кстати, получи гонорар – ты его честно заработал.
  Ганс открыл чемодан, достал из него небольшую спортивную сумку и вытряхнул на пол кучу банковских упаковок.
  - Неслабо ты съездил.
  - Ялта, брат, это гнездилище разврата в котором крутятся бешенные деньги, - многозначительно заключил Ганс, отсчитывая заработанную Седым сумму.

  Вечером того же дня они перенесли кульман к Седому, а спустя три дня, прихватив двух девчонок, лихо катались с гор на огромном листе кухонной клеенки. Вечерами кутили у мангала, играли в кости в парилке. Собирались в одном номере и под шампанское продолжали игру. За два дня в Карпатах Седой убедился, что фарт в костях  вполне реален. И, хотя играли на спички и сигареты, понял - обыграть Ганса было попросту невозможно.

...

  Небольшой приемник тихо радовал звуками рок-н-ролла. Сидя на кухне, Седой выводил карандашом буквы чертежного шрифта – занятие довольно нудное, но необходимое. Очередная сигарета уже торчала из полупустой пачки, но он поставил себе целью дописать лист до последней точки. Телефонный звонок встряхнул и ненавистная маленькая «а» вышла корявой, похожей на беременного жирафа.
  - Не спишь? Можно к тебе?
  - Заходи, только не звони, я в дверях тебя встречу, - шепотом ответил Седой.
  Лишь спустя минут двадцать входная дверь отворилась. Ганс бесшумно вошел в подъезд, но еще с минуту вглядывался в щель неприкрытой двери.
  - У тебя неприятности?
  Он кивнул в ответ.
  - Проходи, - Седой достал гостевые тапки.
  По просьбе Ганса пришлось погасить свет на кухне и заваривать кофе в свете двух свечей в самодельном подсвечнике и подсветки над мойкой. Все время, пока закипала вода в турочке, Ганс всматривался в темноту двора.
  - Ты влетел?
  - Похоже на то, - Ганс придерживая рукой занавеску, всматривался в темные очертания двора, - Похоже, что да …
  - Я, так понимаю, что домой тебе идти …
  - Правильно понимаешь.
  - Спать можешь у меня, там постель на полу. Я сплю на матраце.
  - Нет, спать я не буду. Посижу чуток и пойду.
  - Не выдумывай. У меня тебя не будут искать.
  - Знаю. У меня поезд рано утром. Не до сна мне.
  - И куда ты?
  - Лучше, что бы об этом никто не знал. Ты понимаешь? – Ганс отвлекся от наблюдения за двором и взял чашку с кофе.
   Седой понимающе кивнул и закурил.
  - Вот ключи от квартиры. Здесь все дубликаты. Через пару дней свяжись с Татьяной и передай связку ей, - он положил кольцо с шестью  ключами на стол и взяв карандаш, написал в углу чертежного формата телефонный номер сестры, - Рыб покорми в аквариуме.
  - И тех, что в туалете – тоже? – попытался пошутить Седой.
  - И тех – тоже, - Ганс угрюмо кивнул и вновь выглянул во двор сквозь щель в занавеске.
  Под утро он ушел. С минуту из подъезда всматривался в начинающие светлеть очертания черных глазниц окон своего дома. Затем вынул руку из кармана и протянул маленькую пластиковую коробочку с игральными костями.
  - Держи. Это тебе на память.
  - Не нравится мне это. Прощаешься, как будто навсегда.
  - Судьба – копейка. Пути игрока неисповедимы, - он улыбнулся, хлопнул Седого по плечу и бесшумно выскользнул за дверь.

                -//-

  Весенняя ранняя зелень настраивала на романтику. Я выглянул в окно. Залитый солнцем двор настраивал на внесение корректив в планы на предстоящий день. Возле соседнего подъезда копошились какие-то людишки, загружая стандартный квартирный скарб в контейнер, стоящий в кузове грузовика.
  - Кто-то съезжает, -  сказал я себе, яркие лучи солнца и заросли отборных роз мешали рассмотреть лица людей.
  - Это друг твой съезжает, - сказала мать, переворачивая очередной блин на сковороде.
  - Кто? Седой?
  - Да. Его отца переводят в другой гарнизон. Его мать вчера соседям комнатные цветы раздаривала.
  - Вот новость.  Какого ж … он молчал? - я взял с подоконника сигареты с зажигалкой и кинулся в коридор.
  - Поешь сначала. Они еще долго будут грузиться.
  Но я, ничего не ответив, уже в дверях одевал спортивную куртку.

  - Да, такие вот дела. Перебираемся.
  - Далеко?
  - К чертям на кулички – на Сахалин, - Седой поправил перчатки с обрезанными пальцами, - Как приедем, я напишу тебе. А ты мне сообщай новости.
  К полудню контейнер был загружен и отец Седого, поблагодарив соседей за помощь в погрузке, уехал на вокзал. Мать Седого позвала их на «прощальную». Непривычно было видеть почти пустую квартиру, в которой мне приходилось часто бывать. Из мебели оставались кухонная мебель, небольшой кухонный стол и старый переделанный шкаф, намертво закрепленный к стене в коридоре. Процесс угощения чем-то напоминал поминки. Приглашенные опрокидывали «стопарик» и, взяв бутерброд, отходили к пустым стенам. Набрав закуски на куски фольги, я прошел с Седым в пустую комнату. Его братишка тщетно пытался оторвать приклеенный намертво плакат с огромной мордой спаниэля.
  - Малый, оставь. Ничего у тебя не выйдет – только изорвешь.
   Мальчишка оставил безнадежное занятие, вздохнул и попытался стащить бутерброд у  брата.
  Получив шутливую затрещину,  младший из их семейства отправился на кухню.
  - У меня к тебе просьба, - Седой разложил свои бутерброды на пыльном подоконнике со следами цветочных горшков, - вот держи.
  - Что это?
  - Комплект ключей от квартиры Ганса. Я почти полгода ходил кормить рыбок и смотрел за аквариумом.
  - Он так и не нашелся?
  - Я его не видел. Татьяна может и знает, где этот чертяка прячется, но не говорит. Я там записку оставил. Когда она вернется из командировки, отдашь ей ключи.
  - Мне смотреть за аквариумом? Я же не знаю, как с ним обращаться.
  - Я ночью почистил его, сменил воду. Корм под вешалкой, на полке. И вот еще …
  Седой достал из кармана куртки коробочку с игральными костями.
  - Это кости Ганса, он мне их на память оставил. Отдашь ему, когда вернется. Скажи, что я не игрок.
  Он отобрал пять кубиков, встряхнул в открытой ладони и бросил на подоконник. Выпали три единицы и шестерка. Пятый кубик скатился с подоконника и упал на пол …
 
                ===*===