Российские приключения Американского внука часть 1

Сказка для взрослых людей среднего и старшего возраста.               

Пролог.


Это сочинение написано исключительно для родственников – для мужа Жени, для дочерей Юли и Гали, для племянников Вовы и Вити, ну и, конечно, для внука Даниила.
Но если ещё кому-то будет интересно – welcome. Я – не против.
Все, что здесь описывается – абсолютно реально. Города, страны, само собой планета, – все реально. По поводу событий...
Вот, к примеру, обдумываете вы предстоящую беседу с коллегами, конфликтную. Вы же думаете словами, верно? И думаете за себя, и, так сказать, «за того парня». Это как, реальность или нет?
Или родители практически в истерике, потому что их ребёнок пропал. Какие мысли! Нет, не буду описывать. Ужас – и всё реально. А ребёнок в это время может быть у друга изо всех сил уроки делает, чтобы хорошую оценку получить, родителей порадовать. Или в компьютерную игру заигрался до утра – какая разница? Живой, здоровый, весёлый. Бедные родители, ведь для них их мысли и есть самая настоящая реальность. Я просто все эти реальности изложила.
Все случаи из жизни, о которых я рассказываю, тоже были, я в этом уверена. Впрочем, если хотите, можете назвать это фантазией.
А начиналось всё так.
Я везла своего двенадцатилетнего тогда ещё внука Даньку с тренировки. И он, перегнувшись ко мне с заднего сиденья машины, спросил:
- Бабушка, если бы я оказался в вашем городе, в вашем доме, когда вам было 12 лет, вы бы со мной дружили?

ЧАСТЬ 1



Последние дни апреля, а тепло как летом. Эх, скорей бы школа кончилась и целыми днями можно будет гулять на улице. Фира, помахивая портфелем, вышла из прохладного школьного фойе на залитое солнцем крыльцо. Первые мгновенья  были особенно яркими и горячими. Даже глазам больно. Завязала вечно распущенные ленты на косичках и запрыгала по ступенькам. Ходить скучно, она всегда бежала, подскакивала, прыгала на одной ножке.
Ого! За углом, подальше от школьного крыльца, что-то происходило. Фира сразу узнала одноклассника, длинного Витьку Масленникова.. Ещё двое ребят  были из их школы, но ей незнакомы. Четвёртый... Она таких не видела даже. Рослый, почти как Витька Масло, тёмные пряди свешивались на лоб. Длинные, как у девочек,волосы  закрывали шею. Мальчик красивый, только выглядел странно. Чёрные,  очень короткие, чуть ниже колен штаны, футболка не заправлена в брюки,  высокие чёрные ботинки как у американских солдат в фильме «Встреча на Эльбе».
Фира подошла ближе. «Лучше отдай, хуже будет, » - цедил сквозь зубы Масло. «Да мы только посмотрим и отдадим. Да не бойся ты, отдадим, » - усмешливо тянул второй. Потихоньку они окружали незнакомца. Речь их была густо пересыпана матом. Незнакомец всё тесней прижимался спиной к стене школы. Левую руку он держал в кармане штанов, пришитом сбоку. Никогда таких штанов с такими карманами не видела Фира. Правой рукой с солидным кулаком он прикрывал грудь и лицо. «Пошли вы... Фак ю я сказал... Не дам, нет у меня ничего. Нельзя это, рано...» Фира завертела головой – никого не было, пустая улица. Какого Фак'ю он зовет?
Она ринулась вперед, растолкала мальчишек и встала перед новичком.
-Вы чего это? - Она изо всех сил толкнула Витьку, - Драться, да? Трое на одного, да? Это нечестно!
-Чего? – Витька шикарно циркнул слюной сквозь зубы. – Чего нечестно? Да я и один могу. Я его одной левой... Что он ходит с волосами, как баба? Ты не знаешь ничего! У него такая штука есть... Мы только посмотреть хотели. А он жлобится.  Давай сюда, кому говорят! – Витька схватил мальчика за руку, пытаясь выдернуть её из кармана. – Давайте, пацаны, чего ждёте?
Фира опять толкнула Витьку:
- Говорил один на один, а сам?
- Да пошла ты, дура, вот прилипла, - парень отшвырнул надоеду в сторону. Фира упала и, как всегда, ободрала коленки. Она уже пожалела, что вмешалась в драку.
Витю Масленникова она знала хорошо, когда-то они сидели за одной партой. Витя был неплохой, даже добродушный, но очень опасный. Никого не боялся, не вылезал из троек, и двойки водились. Фира безотказно давала ему списывать. Чем-то он ей нравился – независимый, довольно справедливый, насмешливый, слабых не обижал.
Да, не нужно было ей влезать в это дело. Но теперь деваться некуда. Она выкрикнула, сдерживая слёзы.
- Эй вы, дураки! Я Вовке Буханову скажу, он вам всем надаёт...
- Нельзя, фак, девочек бить нельзя! – Новый мальчик подбежал к ней, наклонился, - Ты окей, помощь нужна?
Мальчишки аж переломились от хохота, да и Фира растерялась.
- Мне бабушка всегда говорит: девочек и женщин бить нельзя никогда!
- Так ты – маменькин сынок!
- Не, не, он бабушкин внук, бабский защитник!
- Ну держись, девчатник!
И тут... Фира даже не поняла, как это получилось... Новичок рванулся вперёд, что-то сделал – и один из мальчишек со всего маха шлёпнулся спиной на землю.
"Эх, подумала Фира,- Масленникова надо было, он главный!" - Но здорово он это проделал, у них так никто не дрался. А парнишка уже держал одной рукой Витьку за ворот рубашки, другой, перехватив через спину, схватил за ремень брюк – и вот уже Масло лежит, тщетно пытаясь вырваться. Незнакомец прижимал его к земле, сам грозно смотрел на третьего. Тот явно растерялся и пятился назад.
- Вот так, да? Честный, да? А сам подножку?
- Это не подножка, это прием такой.
- Так мы приемчики знаем, да? – он развернулся и побежал. – Мы ещё встретимся, стиляга...
Победитель собрался отпустить соперника.
- Стой! Не отпускай его, –  кинулась к ним Фира.
- А что же мне делать?
- Пусть просит пощады! Сожми его посильней. Пусть обязательно скажет: «Прошу пощады».
Витька зыркнул в её сторону злым взглядом.
- Никогда... – прохрипел он, пытаясь вывернуться из слегка ослабевшей хватки, – никогда...
Тут парень сжал объятья, на шее проступили жилы, бицепсы на руках вздулись.
«Вот это да» - ахнула Фира, - «какой сильный. Шея какая!» У них в школе даже в старших классах таких мальчиков не было. А этому лет 15, не больше.
- Эй, ты поосторожней, сломаешь еще!
Но у побеждённого уже кончились силы.
- Всё...  пощады... прошу пощады.
- А как насчёт её, – мальчик мотнул головой в сторону Фиры.
- Не трону... Обещаю.
Мальчишка тут же отпустил Масло, вскочил и благородно подал руку, помогая встать.
- Извини если что. Ничего не сломал?
- Ничё... Заживёт как на собаке. Как ты это... У нас так никто не дерётся. Приёмчик покажешь?
- Покажу, конечно. Это дзю... самбо. Приём называется «русский захват». Но сейчас никак не могу. Спешу.
- Да ладно, ладно. Давай здесь же в понедельник, после школы?
Витька, прихрамывая, ушёл.
Фира дёрнула мальчика за футболку.
- Уходим скорей, они вернуться могут, с друзьями. Побежали!
 Они побежали дворами в сторону Фириного дома. Победитель бежал смешно топая огромными ботинками, но дышал ровно. Фира же быстро сбила дыхание, они перешли на шаг. Их явно никто не преследовал.
- Идти далеко? – поинтересовался незнакомец.
- Да нет. Карла Маркса мы уже перешли, сейчас через двор пройдём, потом Ленина перейдём – и наш дом будет.
- Ленина? Ленина я знаю, – обрадовался парень. - У бабушки есть Ленин, голова и плечи. У него ещё борода. Я все время прошу у бабушки, а она мне не даёт.
Фира слушала болтовню и удивлялась. Что-то было необычное в этом мальчике. Вроде по - русски говорит, но как-то странно.О Ленине говорит странно.
- Это у неё бюст Ленина, что ли?
- Да, да. Бюст, маленький.
- Здорово. У нас только в кабинете директора и в актовом зале. Но там огромные.
Они подошли к Фириному дому. Расставаться не хотелось.
- А ты где живёшь? И ещё – как тебя зовут?
-Даник, Данила. А тебя?
-Фира...- она привычно сглатывала первую букву «Ф» и получалось – Ира. Вроде не врала, и не ошарашивала человека необычным именем.
- Я тут, не далеко. Слушай, можно тебя попросить? Я ключи забыл, дома никого. У тебя поесть нету? Я голодный.
- Ой, конечно. Только нужно немного подождать. Меня мама сразу не отпустит. Дождёшься? Обещаешь?
- Да. Только ты не долго. Мне нужно одного человека найти, быстро.
- Я тут всех знаю, помогу.
  Мама с сочувствием выслушала историю о мальчике Даниле и бедной семье. Таких было много после войны. Фира вынесла два куска хлеба с маслом и сахаром, прихватила хрустящую хлебную горбушку. Ещё мама дала старые брюки брата,   ремешок для брюк, рубашку и даже летние мужские сандали – братья уже выросли из этих вещей. А Фира прихватила с вешалки старенькую кепку.
  Данила набросился на хлеб. Говорил, что никогда такого вкусного хлеба с маслом не ел. Потом они пошли в подвал. Там он, по совету Фиры, переоделся и стал похож на нормального человека. Рубашку и футболку заправил в брюки, туго затянул ремешок. Сразу стало заметно, какие широкие у него плечи. Пока мальчик  переодевался, Фира увидела, что и трусы у него необычные. Мужские трусы у всех были одинаковые – чёрные, до колен, и широкие. У этого трусы были с рисунком, сверху широкая резинка. Да и брюки застёгивались не на пуговицы, а на молнию, какие на некоторых куртках шили. Может, он стиляга?
- Данила, может пострижёшься? Все цепляться будут, даже милиция.
- Я имею право на личную жизнь? Я всего неделю назад стригся. Мне сказали, что у меня стильная причёска, красивые волосы.
  Всё ясно – стиляга, точно. А мальчик хороший, честный.
- Слушай, ты кепку надень. Пойдём в беседку, там народу меньше. Вещи твои вот сюда положим, здесь у меня тайник.
- Здорово! У моего дедушки почти такая же кепка, только чёрная.
 Из тёмной, влажной прохлады подвала приятно было выйти наверх, в тёплый солнечный апрельский день. Прошли через двор.  Из земли вылезла трава нежно зелёного цвета. Так и хотелось её погладить. Посаженные осенью деревья ожили и уже не казались жалкими беззащитными прутиками.  По асфальтовой дорожке дошли до беседки.Почему-то у них принято было сидеть на перилах, на лавочку ставить ноги. А люди взрослые (Фире они все казались пожилыми или старыми) в беседку не заходили. Вокруг было много садовых скамеек, у подъездов стояли лавочки.
- Так кого ты ищешь? В чём помочь? – начала разговор Фира.
- Понимаешь, я ищу свою бабушку... Вернее, девочку. Я знаю, что она учится во 2-ой школе и ей 12 лет.
- Я тоже во второй школе учусь, и мне 12. Говори как зовут, быстро найдём.
- Её зовут Фира. Эсфирь Коровицина.
- У - ух – выдохнула с облегчением Фира, - я уж подумала... Меня тоже Фира зовут. Только я не Коровицина. Послушай, в нашей школе только я одна Фира, другой нет. Может твоя из другой школы?
- А как твоя фамилия?
- Кардонская.
  Данька, запрокинув голову, смотрел в ярко-голубое весеннее небо. Деревья шелестели недавно родившимися сочными листочками. Потом перевёл взгляд на свою тень, такую непривычную в этих штанах, заправленной в брюки рубашке, кепке. Потом посмотрел на девчонку рядом с ним. Тощая, на шее свежая царапина, волосы выбились из косичек, ленточки развязались. Любопытная, аж рот разинула. Так и хотелось сказать вредным «бабушкиным» голосом: «рот закрой». Данька вздохнул, вспоминая бабушку, с которой расстался недавно. Толстая, с торчащим вперёд животом. Седые брови, коротко стриженые покрашенные в три цвета волосы, рот обтянут морщинами... Не может быть, она совсем не похожа, совсем не та... Сказал, как прыгнул в ледяную воду:
- Ты – моя бабушка. Я тебя ищу. И нашёл.
Фира спрыгнула на пол беседки, закрыла рот, крепко вытерла его тыльной стороной ладони.
- Я пошла. Ты просто дурак. Это не смешно. И ты стиляга. «Стильная причё-ё-о-ска» - передразнила она. – У нас с такими знаешь, что делают? Стригут овечьими ножницами.
- А овечьи ножницы – это что?
- Что? Ну... большими в общем. Ты мне зубы не заговаривай. Ты конечно сильный, и дерёшься здорово... Но врёшь глупо. Тебе лет сколько?
- 12... Через 2 недели, 12 мая, будет 13.
- Да? Я думала ты старше... Всё равно! Даже врать не умеешь. Уж врал бы, да не завирался. Ты же старше меня на целых – она быстро загибала пальцы – на целых 5 месяцев. Ищи бабушку постарше лет на 50.
- На 52.
- Что 52?
- Ты старше меня на 52 года. Я знаю, когда твой день рождения. Ты родилась 9 октября 1946 года. Твою маму зовут бабушка Маня.
- Никакая она не бабушка, а Мария Григорьевна, у нее никаких внуков нет. Ну всё. Я ухожу. Ты глупый дурак.
- Подожди! Ну плиз, пожалуйста, я не знаю никого здесь. Не бросай меня!
- Никого? Ты еще Витю Масленникова знаешь! Может, позвать его? Правильно они тебя отлупить хотели. И что это ты от них прятал? И какого Факью ты звал? Что он-то тебе не помог?
- Я покажу тебе. Я всё, всё тебе расскажу. Только... Это очень плохое слово, ты его не говори больше, бабушка. Просто... Я – из будущего. Честное слово, я – твой внук из будущего. Я докажу.
Фира медленно опустилась на скамейку. Мысли метались в голове, как глупые курицы. При чём тут курицы? Ах да, этот мальчишка всё время встряхивает своей лохматой башкой как петух. Или как курица? Какой красавец! Ни у кого такого внука нет! А дерется как! Витька хоть и худой, но дерётся здорово, а её Данилка вон как его, тот даже пощады запросил.
- Ты в каком классе учишься?
Мальчик облегчённо вздохнул – пронесло.
- В седьмом.
- А я в шестом. Как же так?
- Я в школу в 6 лет пошёл.
- И тебя взяли? Как это...
- У нас с 5 лет в школу идут, и учатся 12 лет.
- Это где так? Ты в какой школе учишься?
- Я в другом городе живу. В Сан-Франциско.
- Это же в Америке... Ты что, шпион, что ли?
- Я не шпион... Мы все там живём – ты, дедушка, мама, Юля. Ещё Витя, Вова, твой брат дедушка Виля.
- Ну Виля  это понятно...
Значит она будет жить в Америке. Здорово!
- Мы туда на пароходе поплывём, или как?
- Ты что? Мы туда на самолёте летели...
Она ещё ни разу не летала на самолёте. А тут раз – и ты в Америке. Как только там люди живут?
- Можешь показать, какие у тебя мышцы на руках?
Данька счастливо засмеялся:
- Ты всегда меня об этом просишь! Вот смотри.
- Здорово! Такого даже у Вовки Буханова нет! А подтягиваться умеешь?
- Да, ты точно моя бабушка. Я могу подтянуться 15 раз, залезать на канат без ног, отжиматься на одной руке... У меня всего два  дня. Я очень хочу найти своего дедушку. Между прочим, мой дедушка Женя – твой муж.
- Муж? Женя – Евгений значит? Но как же... Когда? Когда я это ... замуж?
- В 19 лет.
- Это... Так скоро? У меня всего 6 лет что ли?
- Я знаю, что тебе исполнится 19 лет, а на следующий день, 10 октября, будет свадьба.
Здорово! Как бы взглянуть на этого Женю. Нет, всё-таки внук у неё настоящий красавец. Может муж тоже? Ну, красивый? Будет?               
- А этот... Женя – он в этом городе живет?
- Вы учились в одной школе. Ты в пятом классе, он – в десятом. У тебя была подружка, которая была в него влюблена, и вы подглядывали за ним в парке...
Лёлька! Это с ней они прятались за скамейкой в парке. Не может быть! Женя, тот Женя считался самым красивым мальчиком в школе.
- Подожди... Тот Женя живёт в нашем доме, в пятом подъезде...
-Я знаю...Женя Коровицин, жили в одном доме. Вы мне всю жизнь об этом рассказываете. Ещё песенка такая есть: наши окна...забыл... Подъезды напротив, вот.
- Это верно...  Знаешь что... ты не зови меня бабушкой. Зови как все – Фирка. А то я просто с ума сойду.
- А ты меня Данилкой не зови. Непривычно как-то. Я – Даник.
- Даник – нельзя, засмеют. Давай Данька, это по-здешнему будет. Женю мы через его сестру найдём, Нинку. Она правда вредина, но ничего, любопытство победит.
- Бабушка Нина? Она не вредная. Только вот с Никитой дружить не получается у меня.
- Никита – это кто?
- Никита – внук бабушки Нины. Он старше меня на год, плаваньем занимается.
- Стой, стой. Нина бабушка – это уж слишком, ей всего 8... ты тоже плаванием занимаешься?
- Бабушка! Ой, Фирка! Неудобно хвастаться, но твой внук – чемпион Калифорнии по дзюдо в 2010 году, чемпион зимнего нейшнл турнира по дзюдо, у меня синий пояс.
  Чемпион Калифорнии, синий пояс, муж  Женя, Сан-Франциско... Фира с визгом подпрыгнула несколько раз и ещё хорошенько крутанулась на одной ноге.
- Всё! Пойдём к Нинке, будем моего Женю искать.



  Витя, отряхиваясь от пыли, тащился вдоль школьной стены. Он знал, что дружки ждут его за углом. Всё тело болело. Он оглянулся. Те двое, взявшись за руки, перебегали Карла Маркса. «Убегают!- злорадно подумал, – правильно делают. Гадом буду – отомщу».
  Никогда, никогда не переживал он такого позора. Да ещё при свидетелях... Правда эти двое, Сашка и Толян, никому не скажут... Растрёпа из их класса не в счёт – она ничего не поняла, да и кто ей поверит...
  Самое обидное, что мальчишка этот – обычный фраер. Это Витя сразу понял. Запугать его ничего не стоило, не таких обламывали. Если бы не влезла эта девчонка! Всю малину им испортила.
  А так славно всё начиналось!
  Они с Сашком и Толяном в теньке под окнами школьного туалета курили на троих беломорину, затягиваясь по очереди. Вдруг, метрах в пяти от них, появился этот парень. Не вышел из-за угла, не спрыгнул сверху – просто появился. Витька аж застыл с папиросой в руке и открытым ртом.
  Всё, всё в этом парне было необычным и раздражало. Длинные, почти как у девчонок волосы, сытая физиономия, короткие штаны, как в трофейных фильмах... А главное – глаза. Не было во взгляде этого мальчишки ни испуга, ни уважения, ни угрозы, ни растерянности. Спокойствие – вот что было в его глазах, вот что взбесило Масло.
  Он быстро пришёл в себя, оттолкнул дружков и пошёл к незнакомцу.
- Эй, фраер, ты кто?
Чудак уставился на Витьку, будто тот был внезапно ожившим манекеном.
- Привет, – произнёс он заулыбавшись.
И тут Виктор увидел в левой руке мальчишки ЭТУ штуку. Он сразу понял, что ЭТО – главное. Это было что-то  дорогое, очень большие деньги. Плоское, чёрное, размером с портсигар. Вблизи слышалась музыка, необычная музыка... Самое главное – эта штука показывала кино, цветное, только экран маленький.
- Чё это у тебя?
  Но парень проворно сунул руку со штукой в большой карман, пришитый на штанах сбоку. И Витя Масленников, опытный уличный боец и прекрасный психолог, подмявший под себя весь класс, сделал главную ошибку. Он глупо купился на безмятежный взгляд простака.
Вместо того, чтобы резко, без замаха дать по сопатке, или садануть левым локтем под дых а правой схватить за горло и прижать к стене, а ещё лучше – выхватить финку, всегда лежащую в левом кармане брюк, прижать остриё к боку чужака...
Вместо этого Витя широко улыбнулся щербатым ртом, махнул дружкам чтоб подгребали, и протянул придурку беломорину:
- Курнуть хочешь, паря?
- Ты что, это опасно! – тот прямо отшатнулся. – Может быть рак. А в твоём возрасте... я читал, рост останавливается.
- Какие такие раки, рано ещё, апрель на дворе - Витька подмигнул подошедшим дружкам. – Или ты это - и он игриво пропел-продекламировал – мужики ловили рыбу, а поймали рака...
Мальчишки засмеялись.
- Показывай, чё там у тебя. – С угрозой произнёс он. – Лучше отдай, хуже будет...
И тут как чёртик из табакерки выскочила эта... И всё закрутилось совсем, совсем по-другому.


  Саша с Толиком действительно ждали его за углом. Подпирали спинами стену школы, понуро свесив головы с короткими чубчиками – переживали. Они Витю, конечно, побаивались, но и крепко уважали. Витя был справедливый, всегда что-нибудь придумывал. Даже учителя с ним считались, даже беспощадная  Раиса-Крыса, учительница математики Раиса Даниловна, при нём сдерживала свой злобный нрав.
- Ну как ты, Витёк, живой? – Сашка, полностью виноватый, кинулся к другу.
Тот коротким рывком ткнул его кулаком в лицо - порядок должен быть. Саша захлюпал носом, размазывая по подбородку красную юшку.
- Вить, ты не подумай... Я не предатель, я как-то сразу испугался очень.  – Толян лежит, ты тоже... А у меня две сестрёнки и дед... Ты же знаешь...
Толя громко вздохнул, поведя широкими плечами. Именно хрупкого и безответного Саньку защищал обычно Масло. Толик, с его плечами и кулаками, сам кому хочешь насуёт.
- Испуга-а-ался он... Всегда учу – бей, бей, потом думай...
- А девчонку эту – подал голос Толя.
- Забудь. Через эту девчонку мы его отловим, - я видел, они вместе побежали. Где она живёт, я знаю.
- Вить... ты видел, что у него... Может, он шпион?
- Не... Молод  для шпиона.
- А может, его с детства так готовили, чтобы говорил по нашему и вообще всё...
- Ага, и он в коротких штанах и в ботинках американских припёрся - думал не узнаем. Не, ребята, здесь что-то не то.
- Ну, может всё-таки в милицию?
- К мильтонам - западло, - загудел Толик. - К легавым – последнее дело.
- Никакой милиции! Главное – эту штуку забрать надо.
- Прям как телевизор, да, Вить?
- Телевизор! Где ты такие телевизоры видел: цветной, - Витька загнул палец, - маленький, а главное – проводов никаких нет. Как она работает без проводов? Больших денег стоить должна. 300 рублей, не меньше. А может и всю тысячу...
- Поделимся? – робко намекнул Саша.
- Мне половину. – Твёрдо сказал Витя. – Не болтайте только. Если мильтоны узнают... как бы самих не загребли.
  Толик опять вздохнул.
- Главное обидно, что фраер полный. Неожиданнo как-то подскочил, приём какой-то... так и не дерутся.
- Да знаю я этот приём – авторитетно заявил Виктор - русский захват называется. Это борьба такая, самбо – самооборона. Шило рассказывал...
- А может, к другану твоему,Шило, пойдём... Всё расскажем, поделимся...
- Нет! Мы что, втроём с обыкновенным мальчишкой не справимся? Ну всё, я должен идти, у меня отец не кормленый... Вечером приходите. Думать будем. И тренироваться надо. Он знаете, какой сильный... Думал, раздавит. С куревом тоже... Тебе, Сашок, точно не надо.
Отец Виктора пришёл с войны без обеих ног. Витя отцом гордился – на праздниках вся грудь в орденах. Никакой гражданской профессии у того не было. Он сидел в будочке у магазина, паял, лудил, клепал дыры в медных тазах, и ждал «кормильца» Витьку – очень сына любил.

               
        Фира с Даником пошли через двор к балкону Нины. Фира любила их двор, состоявший из трёх домов и напоминавший трапецию, или усечённый треугольник. Вершиной треугольника и был их дом. Двор был залит асфальтом, можно было играть в «штандор», футбол, классики. А когда начинался ремонт чего-нибудь, или опять пытались достроить Станцию Юных Техников, во двор привозили самосвал песка и высыпали напротив их подъезда. Фира, проглотив страх, прыгала следом за мальчиками в этот песок из окна подъезда. Это почти со второго этажа! И надо было сильно оттолкнуться...
Данька не замолкал ни на секунду! Сильный, симпатичный... Его послушать, он тебе и снайпер, и лётчик, и с парашютом прыгал... А когда он стал врать про светящийся меч, которым он с инопланетянами дрался... И будто ордена у него, и почти офицер...
- Это на  какой же войне ты воевал, Данечка? – ехидно спросила Фира.
Этот болван даже не заметил насмешки и стал рассказывать про какой-то экс бокс, который сгорел. Может правда американец? Не сумасшедший, не похож... Вдруг и правда – внук из будущего? Она, конечно, ни на секунду не поверила ни в Америку, ни во внука, ни в мужа Женю. С другой стороны – а вдруг? Вдруг правда – внук? Прямо аж в ухе зачесалось... Она не то чтобы поверила... Но это было так здорово – на самолёте в Америку. Можно будет в окошко сверху смотреть, на все Парижи и на всё-всё...
- Вот их окна. И дверь на балконе открыта. Ни-и-нка! Ни-и-на! Нинка! – она прокричала это неожиданно для Даньки, тот аж подскочил.
-Ты чего так громко? Ещё полицию вызовут. Нет никого. Может, дома нет?
-Какая полиция? Ты в Советском Союзе, это тебе не Америка... Пойдём, посидим пока. Выйдет, только не сразу. – Фира присела на выступающую часть фундамента дома.
- Скажи, Данька... А как ты из будущего – и сюда попал? Это тебя из всех американцев выбрали, что ли? Или как этот... «Янки при дворе короля Артура», во сне?
- Какие янки?
- Ну у Марка Твена
- Марк Твен... Это который Том Сойер, да?
- Ты что, - Фира даже встала, – не читал «Янки»?
- Не читал? – Данька тоже вскочил, – Знаешь сколько нам задают! Тренировки всё время, и ещё бегать каждый день заставляете! Ты постоянно  ругаешься, бабушка! Сколько раз говорил тебе: перестань ворчать!
Фира с интересом следила за мальчишкой, который возмущённо размахивал руками. Неужели правда из будущего?
- Вот ты, сколько раз можешь отжаться? А подтянуться? А кто у вас здесь чемпион?
- Раз ругаю, значит заслужил, - сурово заговорила Фира. – Ты руками-то не размахивай. И нечего орать. И пошёл с нашего двора, если так... Из будущего он, чемпион. Докажи! Я тебе как дам сейчас, и Вовку позову...
- Эй, ты чего кричала? Звала зачем?- раздался над их головой детский голос.
- Нина, привет. Мне нужен твой брат, Женя, - с Ниной нужно было аккуратно, а то уйдёт.
- Зачем он тебе?
- Зачем, зачем... Надо, вот зачем, - Фира дёрнула за рукав рубашки Даню, который явно намеревался вступить в разговор. – Зови, потом узнаешь.
Но Нина, смуглое личико с ярко - голубыми глазами, исчезла.
- Ну всё, - расстроенно вздохнул Даня. – Ушла. Всегда ты, бабушка, испортишь...
- Слышь ты, внучок, заткнись, а? Ещё раз назовёшь меня бабушкой – по шее получишь.
- Ну ладно, ладно, я случайно. У вас голоса очень похожи. – Даньке совсем не хотелось ссориться с бабушкой, только не сейчас.
- Да выйдет она, интересно же... Немножко только повредничает. Ты,  Дань, вот хоть раз честно можешь сказать: ты правда из Америки?
- Честное слово. Честное слово пацана.
- А границу как перешёл? У тебя же паспорта нет ещё?
- Да есть у меня паспорт! Но тут никакие границы ваши не при чём... Это совсем другое.
- Эй, это кто с тобой? – На балконе, болтая в воздухе босой ногой, просунутой через прутья балкона, стояла Нина.
- Нинка, я сейчас уйду, а потом всё Жене расскажу. Зови давай!
Нина вздохнула.
- Нет его. С работы ещё не пришёл. Скоро уже придёт. Подумаешь, я его не боюсь. Я маме всё расскажу...
Но Фира с Даней уже уходили. Решили водички попить – очень жарко было.


Во дворе было полно народу. Прямо напротив балкона играли в вышибалы. По другую сторону двора, вдоль улицы Чайковского, Фирины ровесники и постарше наладились играть в лапту.
А Данька хотел – ни больше, ни меньше, – холодного пива.
- Может, вина? – сдерживая насмешку, спросила Фира.
- Пиво я люблю больше.
И Фира ему выдала!
- Не знаю, как в твоей Америке, но в Советском Союзе до 18 лет ни пива, ни вина пить нельзя!
Что-то он стал объяснять про безалкогольное пиво и вино.
- Если безалкогольное, то какое же это пиво?
Данька ещё и заплатить хотел, достал тёмно-зелёную на вид бумажку:
  - Вот 20 долларов. Я знаю, что мужчина должен платить, - заявил он.
Ну уж нет! Фира отпрыгнула в сторону. Она знала из фильмов и книг, как всякие ЦРУ втягивали неплохих в общем-то людей в свои дела, поначалу совсем невинные... А потом шантажировали, всякие секреты заставляли выдавать. И наши чекисты говорили отчаянно повесившему голову бывшему честному советскому гражданину: «Что же вы? Раньше надо было думать, раньше...»
- Нет! Никаких долларов! Ты – гость. Я угощаю. Но никаких там пива или вина. Лимонад.
Про лимонад  Данька знал. Говорит, дедушка ему покупал в русском магазине.
Около гастронома, который находился через дом, продавали на улице газированную воду с малиновым и клубничным сиропом. Данька такого никогда не видел. Вот тебе и Америка, таких простых вещей нету! Фира со сдержанной гордостью попросила для него с двойным сиропом - он выбрал малиновый.
Они выпили по стакану прохладной газировки и побежали назад – Женю встречать. Уселись на цементный бордюр.
- Я вот чего, Данька, понять не могу... – приступила Фира к волновавшей её теме.
- Пришёл. Сейчас позову. – На балконе стояла Нина. Видимо ждала их.
- Спасибо, Нин! – Благодарно откликнулась Фира.
Показался Женя. Нина, присев на корточки, ткнула в их сторону рукой:
- Вон те.
Женя коротко кивнул.
- Сейчас выйду. - Дальше послышался плачущий голос Нины: «Я тоже хочу! Я маме всё, всё расскажу.»
Данька сиял, как горячий блин на сковородке. Фира ткнула его локтем:
- Чего лыбишься! Ты вот что, Данька... Лучше я сама Жене всё расскажу. Ты начнёшь ему про внука из будущего, он не поверит и уйдёт. И всё.
-Ты дедушку не знаешь. Он добрый, и очень любит придумывать всякое. И потом – ты же поверила! Или нет?
- Поверила, не поверила... Сравнил тоже. Женя – взрослый, он уже работает, его в 19 лет в армию заберут. Мы для него знаешь кто?
- Знаю, знаю, - обрадовался Данька, - салаги. Такие маленькие морские рыбки.
Да. Удивительный народ американцы. Неужели Станюковича читал? А про Марка Твена не знает почти. Фира вздохнула.
- Это ты для него салага. У тебя хоть мышцы, и отжиматься можешь. Если б подстригся – совсем  как нормальный человек был. А я вообще... малявка, вот кто. Ты знаешь, как он свою Нинку называет? Молекула...
  Из подъезда вышел Женя. Тёмно зелёные, почти черные, сильно зауженные внизу брюки, сияющие чёрные туфли, белая рубашка хорошо отутюженная и глубоко расстёгнутая на груди. Когда он успел так загореть... Женя красивым жестом правой руки откинул назад тёмно-каштановые волнистые волосы и направился к ним. Рукава рубашки были подвёрнуты почти до локтей. Сунул руки в карманы брюк.
- Зачем звали?
У Фиры от волнения пересохло в горле. Она не верила, нет, но всё же... Настоящий взрослый муж, загорелый, брови вразлёт... Она твёрдо шагнула вперёд, заслонив сияющего Даньку.
- Женя! Я живу здесь, в первом подъезде...
- Я знаю. Звали зачем.
- Нам нужно поговорить.
- Говори...
- Нет, не здесь. Пойдём куда-нибудь, чтобы нам не помешали.
В Жениных глазах блеснул интерес. Ну наконец-то. Теперь выслушает до конца.                - Я сейчас всё равно не могу. Меня ждут. Давай завтра.
- Нет, - заволновалась Фира, - Нет. Очень срочно.
- Что, так серьёзно?
- Да, - твёрдо сказала Фира. – Честное слово, очень серьёзно.
- Честное слово пацана, - встрял Даник, и добавил - старик...
Женя вздохнул.
- Ну тогда вечером, – он посмотрел на часы, - часов в девять.
- Хорошо, - согласилась Фира. Что оставалось делать?
И Женя размашисто зашагал в сторону улицы Ленина – гибкий, стройный, плечи слегка покатые, голова высоко поднята.
Фира, вздохнув, перевела глаза на Даньку.
- Что, опять есть хочешь?
- Ты нет что ли?
- Нет, Дань. Я никогда есть не хочу.
- А я всё время. Да что я ел-то? Два куска хлеба... Это еда что ли? Я суши люблю. Почему нельзя мои деньги тратить?
- Потому что здесь не Америка, Советский Союз, и деньги должны быть советские. Если бы в твоём Сан-Франциско кто-то с советскими деньгами пришёл, знаешь, что бы с ним сделали?
- Ничего бы не сделали. В банке бы обменял человек, и всё.
- В какой банке?
- Ни в какой не в банке, - Данька явно терял терпение, заводился. – Человек идёт в банк, меняет рубли на доллары. И всё.
Действительно, подумала Фира, догадавшись, что банк – это просто сберкасса. Но идти туда с долларами нельзя ни в коем случае. Почему – она этому тупице объяснить не могла. Простые вещи всегда трудней всего объяснить.
- А что ты про море говорил - море тут при чём?
- Какое море? Ничего не говорил.
- Про сушу? Суша ведь только на море бывает.
- Ты что, суши не пробовала? Это японская еда - сырая рыба.
Фира быстро переваривала услышанное.
- Так что, у вас Япония теперь американская?
- Нет, Япония японская. Просто суши – японская еда. Вообще японцев много в Сан-Франциско и в Америке.
Фира аж задохнулась от возмущения:
- Вы на них бомбы сбросили, атомные! А они вас своей едой кормят, так что ли?
Данька чуть не взвыл от упрямой тупости этой девчонки:
- Послушай меня! Бомбы тут не при чем. Это просто бизнес. Люди продают, а другие покупают и платят деньги, понимаешь? Хватит про это. Я - голодный.
Фира вся кипела. Вроде мальчишка - а уже капиталист. Одни деньги на уме. Она бы врагу никогда... Сто-о-оп. Он же американец, что с него взять? А покормить как-то надо...
- Чего траву топчете? Как мёдом намазано в нашем дворе, - все к нам прибегают. И волосы как у девки, - раздался ворчливый женский голос.
- Правильно, Михална. Ещё нам стиляг тут не хватало.
- Не, Петровна. На стилягу не похож. Вишь плечи какие, да и руки нашенские, рабочие. Просто пороть парня некому. – На скамеечке сидели женщины в платочках и домашних тапочках и спокойно обсуждали личную жизнь независимого Дани.
Фира резко вытолкнула раскрывающего рот Данюшу с травы на асфальт и вежливо поздоровалась с тётками:
- Здрасти.
- Здрасти, здрасти, - те хмуро закивали головами. – Это Григорьевны, что ли дочка? Вечно с мальчишками таскается.
- Пойдём, Данька, - Фира буквально потащила мальчика за собой. – Пойдём скорее. Ты, Данька, не обращай внимания. Ну их. Я придумаю, как тебя накормить - наешься от пуза. Но постричься надо обязательно. Это добром не кончится.
Она побежала в подъезд. Данька остался ждать на крыльце. Оглядел двор. К соседнему дому мимо него деловито шёл мужчина в соломенной шляпе и домашней пижаме. В смешной сетке он нёс буханку хлеба, две пачки папирос «Беломор-канал»  - Данька прочитал название, - и знакомую по русскому магазину бутылку лимонада. В кармане пижамы торчала свёрнутая трубкой газета.
        - «Правда», - прочитал Даник, и загордился собой. Какой он всё-таки молодец, что умеет читать по-русски!
        - Добрый день, Николай Фёдорович, - раздался громкий женский голос.
        - Здравствуйте, здравствуйте, Наталья Николаевна, – произнёс приятный бархатный мужской басок,  – вы уж извините, но я первый начал.
        - Ничего, ничего. На таком солнце через пару часов всё высохнет. Давайте я вам помогу.
Так вот что это был за скрипящий звук... Прямо через двор между двумя балконами на втором этаже были протянуты и как-то закреплены верёвки. На них мужчина над Даниной головой развешивал бельё и цеплял их к верёвке деревянными прищепками.
Такие же он видел у бабушки, даже сломал две штуки - хотел узнать как они сделаны. Бабушка не заметила пропажи. Если бы заметила, - не стала бы ругать. Она очень радовалась, когда видела его тягу к знаниям. Они с дедушкой даже не ругали его, когда он разбил стеклянную дверцу шкафа. Рядом со шкафом стоял компьютор, соединённый с телевизором. Данька лежал на мягком карпете и ногой раскачивал компьютер – пытался опытным путём определить амплитуду его устойчивости. Тот, конечно, в конце концов упал, разбив стеклянную дверь шкафа. Несколько месяцев шкаф выглядел как больной с разинутым ртом у стоматолога: взрослые просто не знали, как поменять стекло, чтобы не очень дорого. Получалось, поменять стекло стоило, как новый шкаф купить. Эмигранты, в новой стране не знали ничего.Данька вздохнул. Так захотелось домой. И пусть бы бабушка ворчала...
Мужчина о чём-то болтал с соседкой. Это был вполне приятный человек, слегка полноватый, с широкой щёткой усов. Голубоватая майка аккуратно заправлена в пижамные брюки в голубую же полоску. Женщина на балконе с другой стороны двора была одета в розовый халатик из лёгкой ткани, волосы в мягких кудряшках, голос весёлый.
Подъездная дверь открылась, выглянула Фира. В руках она держала тётёмно-зелёную средних размеров кастрюлю.
 - Данька, - позвала она, - двигай сюда.
Они зашли в подъезд, спустились по ступенькам в подвал, включили свет.
- Данька, - сказала Фира, - я не могу пригласить тебя к себе домой. Моих родителей дважды обворовывали. Они побаиваются новых людей. Начнутся вопросы, а ты всё-таки странный, это заметно.
Она ещё не знает, - понял Даник. Не сказали ещё. Бабушка, сильно повзрослевшая Фира, рассказывала ему, каким потрясением было для неё узнать, что её отец сидел в тюрьме как преступник целых восемь лет - был "враг народа".Её родители после этого всего боялись. Тюрьмы боялись.
Данька вздохнул.
 - Ты не думай, я не обижаюсь. Просто кушать хочется.
 - Я тебе принесла! – Она протянула свёрток, который держала под мышкой. Там была котлета между двумя кусками хлеба. Как раз два раза укусить.
 - У меня ещё есть, – Фира открыла кастрюлю. Вкусно пахло борщом. – Держи - она протянула Даньке ложку.
Данька оживился, заработал челюстями. Заулыбался. Здорово! В подвале, на ступеньках, борщ прямо из кастрюли.         
 – Как на войне, - радостно проговорил он.
Фира промолчала. Она слышала много рассказов про войну от очевидцев. А может, мальчишка прав? Почти трудности при полной безопасности – это даже весело.
 - Наелся! – весело сообщил Даня, хлопнув себя по животу. – Теперь с голодным бороться могу. Это ты, бабушка, всегда так говоришь.
  - Данька! Мы же договаривались.
  - Забыл, извиняюсь. Что дальше делаем?
  - Пойдём Волчка кормить. Это мама для неё дала.
  - Подожди... Ты рассказывала, что Волчок – это собака. Ещё иногда щенки были. Ты что же, меня собачьей едой кормила? Из собачьей кастрюли? Это ты своего внука...
  - Кастрюлю я помыла. Борщ был вкусный? Вкусный. Я туда ещё картофельное пюре положила. Насчёт внука – ещё доказать надо. Тоже мне... Я своего внука знаешь как воспитаю? Он будет не вредным, благородным, всех защищать и помогать. А ты...
- Опять ворчишь! Я же съел этот борщ? Съел. А я, кстати, борщ вообще не ем. При том из кастрюли, - Даня оглядел уходящие в темноту коридоры подвала. Грубо оштукатуренные сероватые стены, электрическая проводка из скрученного в косичку провода, выщербленные ступеньки лестницы. И правда, что это он? На войне как на войне...
   - Ну ладно, я извиняюсь... Где этот Волчок?
   - Волчиха, как выяснилось. В соседнем подъезде. И щенки есть. Трое.
   - Что же ты молчала про щенков, - вскочил Данька.      
   - А чё вы здесь делаете? Фирка, кто это?
Фира от неожиданности чуть с лестницы не упала.
   - Сашка? Ты тут как? – она уставилась на вынырнувшего из темноты чумазого белобрысого паренька с яркими голубыми глазами и без бровей.
- Курил? Тебя же тётя Люда убьёт...
Сашка неопределённо хмыкнул и пожал правым плечом.
В это время кто-то решительно дёрнул дверь снаружи. Дверь, примотанная проводом за ручку к гвоздю в стене, громко хлопнула.
  - Саша! Саша открой немедленно, я знаю, что ты здесь! – раздался голос тёти Люды Тацковой с первого этажа, Сашиной мамы.
Ухмылка сползла с Сашкиного лица.Он в мягком прыжке выключил свет, прижал палец к губам. Стало совсем темно, только узенькая яркая полоска света стекала на три верхние ступеньки лестницы. Видимо, дверь подъезда была открыта.
В дверь постучали.
  - Саша, ты там? Саша, ответь... Я сейчас пойду звонить папе. Лучше открой, - за дверью замолчали.
Данька и Фира следом за Сашей тихонько отошли вглубь подвала.
  - Никуда она не пойдёт звонить. Пугает просто, - прошептал Саша. – Только это... не уходите, а?
  - Чего же нам тут сидеть до ночи что ли? Она же не уйдёт.
Сашка вздохнул:
  - Не уйдёт.
  - А хотите... Я знаю, что делать. Мы сейчас все уйдём, и никто не заметит.
   - Это как? – в Сашке затеплилась надежда.
    - Обнимите меня, да держитесь крепче. А когда остановимся, сразу отскакивайте от меня, будто мы не вместе.
   - Куда отскакивать? Ты это чего, - заволновалась Фира.
Но Данька уже достал свою штуку и что-то сосредоточенно в ней нажимал.


...Фира ударилась локтем о доску, но не очень больно. «Отскочить, отскочить», – звучало у неё в голове. Она отскочила в сторону и упала в пыль, задев рукой лошадиную ногу.
- Стоо-ой, родимая!... Ты чё это, девонька, под телегу кидаешься? – К Фире приблизились два пыльных сапога с заправленными в них серыми штанинами из грубой ткани.
Сильно пахнуло навозом, табаком, собакой и ещё какими-то крепкими запахами.
- Не ушиблась? Да ты, девка, это... жидовских будешь, чё ли? – Грязноватые пальцы с каймой под ногтями крепко взяли Фирин подбородок и крутанули вправо. Фира увидела свисающий седоватый чуб, седые клочки бровей и бьющее в глаза солнце.
- Беги отсюдова. На-ка вот, – ей в лицо кинули смятый кусок серо-голубой ткани. – Уходи, уходи, а то они в два часа облаву делать будут. Порядок любят, - дядька выругался. – Платок надень, всё не так заметно.
И он ловко, в один замах, оказался на телеге.
Кто-то сильно дёрнул Фиру за руку.
- Давай, давай, чего расселась... – Фира не узнала, а догадалась, что это Сашка. И побежала.
Бежали они недолго, мимо каких-то лавок, досок.Сашка затащил её в тёмный вонючий сарай, захлопнул скрипящую дверь. Сам приник к щелястой стене.
- Ты... Мы где? Ты мне чуть руку не оторвал!
- Мы на войне! Я этих фашистов... Вон, вон Данька идёт. А он молодец, сразу всё сообразил. – Сашка в волнении мелко переступал ногами. Земляной пол, присыпанный старой соломой, был влажным и прохладным. – Данька! Дуй сюда! – негромко выкрикнул он в широкую щель.
 Дверь приоткрылась. Вошёл Данюша. Победительно их осмотрел.
- Ну как? Здорово я придумал? Это настоящая война, с фашистами.
- Какой год, где мы? – Сдавленно проговорила Фира.
- 1942, сентябрь. Мы в этом... Забыл как город называется. Здесь сейчас мой дедушка живёт, но он маленький.Его бабушку зовут Елизавета Игнатьевна Коровицина. Мы её найдём и расскажем, что наши победили и...
- Данька! – Фира схватила его за ворот рубашки. – Если всё это правда...
- Правда-правда, не сомневайся...
- Я тоже фрицев видел, с автоматами, – радостно поддержал Даника Саша.
- Вы идиоты! Я же еврейка, меня убьют сразу!
- Чё, настоящая еврейка? – удивился Санька, - Я не знал.
- Подумаешь, я тоже еврей... на четверть – Данька гордо тряхнул головой. Но я же не боюсь. Это им повезло, что Израиля нет. Они бы им так дали...
- Ты не боишься, потому что ты балбес! Фашизм – это машина, которая убивает. Вот эти дядьки здоровые убьют нас  только за то, что мы евреи. А Сашку – потому что он с нами!
Помолчали.
- Ну... Ещё поймать надо, – дрогнувшим голосом проговорил Даня.
- Постой. Ты что-то говорил про дедушку с бабушкой, только я не понял. Может, надо их найти.
- А ты, Сашка, вообще хоть понял, что случилось?
Сашка вздохнул и энергично почесал задницу.
- Чего тут понимать? Надо делать что-то.
Посовещавшись, решили, что главным разведчиком будет Саша - невысокий, с коротким чубчиком, он был похож на всех мальчишек сразу.
Почему Данька притащил их в это время, в этот город, он внятно объяснить не сумел. Фира вздохнула. Теперь она верила, что он из очень далёкого будущего. Нормальный человек никогда бы не полез в 1942 год, в оккупированный немцами Краснодар.
В сарае нашлись какие-то тряпки, и втроём они соорудили Фире повязку на щёку, как у Ленина в фильме «Ленин в Октябре». Косы закрепили сзади «корзиночкой», повязали выцветший платочек - подарок сердобольного селянина. Коленки, платье, щёки намазали землёй, - сельская девчонка и всё тут. Данька, хвастун, наотрез отказался что-либо в своём облике менять.
Сашку отправили искать Елизавету Игнатьевну по адресу Прогонная 56/2. Данька просто пошёл в город, раздобыть еду и вообще.
Саша не торопясь шёл вдоль бесконечных заборов, загребая горячую пыль босыми ногами. Брюки он экономно подвернул. Хоть этот верзила говорил, что они здесь всего на одни сутки, но как-то не верилось. Саша Тацков очень хорошо знал, что такое война - все фильмы смотрел, ещё с Чапаева. Да какой у него выбор? Выйти из подвала: «Здравствуй мама, я курил, но больше не буду...» Ну уж нет. У Саши на войне погибли двое дядей, братья отца. Очень хотелось отомстить, хоть немного.
Сашка постукивал по доскам заборов гибкой веткой и мечтал, как он приколет хотя бы пару фрицев, а если ему автомат добыть...

  Невысокий худощавый немецкий солдат стоял, положив руки с закатанными рукавами на висящий на груди автомат и широко расставив ноги в тяжёлых коротких сапогах. Пилотка была засунута за погон. Жара то какая! Сашка метнулся в затенённый от сомкнувшихся в коронах деревьев проулок. Унял заколотившееся сердце, осторожно выглянул. Немец был хоть и не крупный, а всё-таки взрослый мужик. Санька быстро огляделся. От оно! То, что нужно, - кто ищет, тот всегда найдёт, - как в кино «Дети капитана Гранта». Сашка прижал к себе здоровый камень и прихватил лежащее рядом полено. Тихонько подкрался он к беспечному фашисту и, поднявшись на цыпочки, изо всех сил опустил камень на коротко стриженый затылок. Солдат без звука подогнул колени и медленно опустился к Сашиным ногам. «Вот тебе, гад!» – победно подумал Саня и решил для убедительности добавить поленом...
  - Мальчик, ты что тут делаешь? – раздался тонкий девчачий голосок.
Сашка аж подпрыгнул с поднятым в руке поленом.
- Да это... так просто. – Фриц, победу над которым так красиво намечтал пионер Саша Тацков, куда-то испарился.
- А ты полено положи. Это наше. – Девочка говорила и грызла семечки.
- Да мне и не надо. Я на всякий случай, - Сашка отбросил полено. – Вдруг собака нападёт.
- Собак всех немцы постреляли. – Девочка вздохнула. – А те, что остались не лают, боятся. Ты ищешь кого-то, что ли?
Саша объяснил, что ищет Елизавету Игнатьевну, прикинулся братом одноклассника Васи, сына тёти Лизы из Ростова. Да девочка и не пытала очень-то, видно много было разных обездоленных людей повсюду. Девочку звали Вера, она хорошо знала Александру, дочь тёти Лизы. Они учились в одной школе. Коровицины жили недалеко – через два переулка направо, потом налево угловой дом, калитка голубенькая и ставни на окнах. Она предложила проводить, - новый человек подозренье мог вызвать.
- Только в дом не ходи, - там офицер живёт с солдатами. Они ничего, не злые, но если помешаешь, могут кулаком треснуть, а то и прикладом.
- А где же сами живут-то, если не в доме? – удивился Саша.
- Ну как это? В сарае конечно. Утеплились, маленько солдаты помогли. Все там, и Женечка, и тёть Тоня, и Шура с мамой.
- Ну хоть не убили. – Сашкино весёлое возбуждение куда-то исчезло.
- Да не, они смирные. Только всё по правилам делать надо, а как – никто не знает. Мост через Кубань жалко – только построили и покрасили новой краской. Здесь знаешь как горело всё, и заводы тоже.
Так, за разговорами и семечками, – Вера отсыпала Саше в ладошку, - дошли до голубой калитки. Тут Саша замялся, - нужно было врать серьёзно, тётя Лиза и немцы – это не Вера. Но всё оказалось гораздо проще. Сашу сразу усадили за стол. Даже руки заставили помыть из рукомойника, как будто и войны никакой не было. Саша не спорил. Было так хорошо, спокойно, как в деревне у бабушки. Ему положили варёной картошки, яиц, крепких, слегка перезрелых огурцов. Саша, резко проголодавшийся, с удовольствием всё это уминал. Под столом возился мальчик со светлыми волосами и разноцветными широко расставленными глазами,  - один глаз был голубой, другой тёмно карий. Молодая ясноглазая женщина, подкладывавшая ему зелёный лук и крупный ломоть хлеба, удивительно кого-то напоминала, просто вот... точно, глаза как у Нинки из пятого подъезда.
- Антонина Ивановна, это вы? – выравалось у Саши.
- Да, я. - Антонина Ивановна присела на скамейку у стола и подхватила на колени ребёнка. - Мы разве знакомы?
Мальчик смутился. Антонина Ивановна была взрослая тётенька, а здесь молодая совсем женщина, намного моложе мамы.
- Вы на одну девчонку похожи глазами, Нинку, из нашего дома,  - он, совсем запутавшись, замолчал.
- Не надо говорить «Нинка», это не хорошо, - пожурила Антонина Ивановна. – А у Женечки вот только один глазик мой, а другой, карий – Васенькин.
Пришла Елизавета Игнатьевна. Сашка стал сбивчиво врать про старшего брата  Данилу, который знает Шуру и хочет с ней встретиться, и «ещё одна девчонка, приблудная». Елизавета Игнатьевна, как показалось Саше, ни одному его слову не поверила, но собрала в узелок еду – три кусочка хлеба, несколько варёных картофелин, яиц, огурцов, и отдельно в кусочек газеты завернула щепотку соли. Подумала и дала спичечный коробок с несколькими спичками. Разрешила и Шурочке с ним пойти, но чтобы непременно вернулась до комендантского часа – к 8-и часам вечера.
Когда они вышли за калитку, - Вера, худенький Сашка и не по годам стройная, тоненькая, на полголовы выше мальчика Шурочка, - Елизавета Игнатьевна несколько раз их мелко-мелко перекрестила.
Пока шли к сараю, где осталась Фира, Санька всё время завистливо поглядывал на красивую Александру. У них в классе таких красивых девочек не было, и в школе тоже. И почему он такой невысокий?
К сараю подошли уже без Веры, та ушла домой, потому что скотине забота нужна. Санька, подумав, велел Александре к сараю не подходить, мало ли что. Сначала он сам разобраться должен.
- Фира! – он стоял, прижавшись к сараю спиной и слегка склонив голову к широкой щели. – Фирка, слышь, отзовись, это Сашка Тацков, - проговорил он, стараясь шевелить губами незаметно. Ему было страшно, ничего не мог с собой поделать.
Никто не отвечал. Александра стояла в двух домах от него, грызла семечки. Сашка несколько раз глубоко вздохнул и, быстро открыв дверь, юркнул внутрь. В сарае никого не было. Сашка постоял, успокаиваясь, потом отчаянно выкрикнул:
- Фирка!
Раздался громкий вздох. Сашка, сразу задрожав, кинулся к источнику звука. В самом тёмном углу, закиданная тряпками, расползающимся куском тулупа, в потрескавшемся деревянном корыте, сладко спала Фира с широко открытым ртом.


Даник шёл по горячей от солнца улице Краснодара. Высокие заборы, в глубине кипящих зеленью садов крепкие дома. Видно было, что город бомбили. Он уже понял, что они «высадились» рядом с рынком, и сейчас пытался вернуться туда же.
« Данюша, зачем ты это сделал? Объясни...» В виске стучал этот вопрос, он слышал бабушкин голос. Зачем, зачем? Бабушка ему не поможет, он должен сам, должен сам, сам... Он остановился, крепко зажмурил глаза и резко их открыл. Жаркое солнце, тёмная зелень, люди в непонятной одежде, много военных. Он вспомнил бабушку. Вспомнил маленькую испуганную девчонку, которая жалась к нему. Только царапина на шее такая же, как у Фирки. Попытался вспомнить про Холокост. Там, в Сан- Франциско, всё это было очень значительно, важно. А тут, сейчас, никакого Холокоста не было. Было просто много военных с оружием, настоящим. И напуганная и очень родная девочка.
    Однажды,  Данику было тогда лет пять, бабушка после тренировки повезла его на берег океана. Было тепло, безветрено. Вечерело. Солнце лениво заваливалось за океан,  тени вытянулись.
    Мальчик с разбега падал на тёплый ещё песок, бросал в воду камешки. Радостно виляя хвостом подбежала большая собака. Даня погладил её и та, счастливо вздохнув, уткнулась лобастой головой ему в живот. Подошёл высокий мужчина. Данюша поздоровался и вежливо попросил разрешения поиграть с собакой. Тот не возражал.
    Бабушка заговорила с незнакомцем. По-английски она говорила очень плохо, просто ужасно. Ей нужна была практика. Даня сразу понял,что хозяин собаки не американец. У него был европейский акцент, сильно отличавшийся от акцента индусов, китайцев или мексиканцев которых было очень много в Сан-Франциско.
    Бабушка, видимо,тоже это заметила и спросила у мужчины:
    -Where are you from? (Вы откуда?)
    -I am from Germany. (Я из Германии) - ответил тот.
    Помолчав немного бабушка продолжила беседу. Но Данюша почувствовал - что-то произошло.
    Когда они сели в машину чтобы ехать домой он спросил:
    - Бабушка, а тот дядя плохой?
    - Нет, Данечка, с чего ты взял?
    - У тебя голос другой сделался.
    Бабушка повернулась к внуку, сидящему на заднем сиденье в специальном кресле, и погладила его по голове.
    - Ты ведь знаешь, Данюша, что была война. Россия и Америка воевали с Германией. Там был фашизм.
    - Знаю. Нам в садике тоже рассказывали. Фашизм и нацизм - это как расизм. Дедушка тогда был маленький и под кроваткой от бомбы прятался. А ты ещё не родилась. Там ещё дедушкиного папу убили. Но это было очень давно.
    - Давно. Ты прав, это было давно. Но я не могу забыть. При слове "немец" у меня внутри всё сжимается. Они пришли, понимаешь, они пришли и стали убивать... Я хочу это забыть, но не могу.
    Теперь он, Даник, понимал бабушку. Их не звали, а они пришли. Пришли как хозяева.
               
  Вот и рынок. Небольшая площадь заполнена людьми. Лошади, куры... Он только по телевизору видел таких животных - индюки. Бабушка говорила: «индюк, индюк, красные сопли». Было много немцев – они отличались от местных жителей. Хорошо постриженные, выбритые, чистая форма. Под формой угадывались крепкие мышцы. «Спортом занимаются... гады» - почему-то со злостью подумал Даник.
А вот и будочка, об которую он ударился. В будке сидели двое лохматых мужиков. Один держал во рту короткие гвоздики и небольшим молотком приколачивал подмётку к сапогу. Другой сидел в глубине и разглядывал большой блестящий самовар. Вместо правой ноги торчало бревно обтёсанное книзу.
Даник подошёл, одноногий показался ему добрее.
- Здрасьте, - голос вдруг прозвучал тонко. Мальчик кашлянул.
- Здоров, - мужик тряхнул космами. – Что надо?
- Гитару купить хочу, - неожиданно для себя произнёс Даня.
- Покупай, ежели хочешь, - хмыкнул мужик.
- Так это... Где купить-то?
Мужик поднял на него глаза. Они были молодыми, ярко-синими.
- А чего, помогу, - он свистнул, прижав верхними зубами нижнюю губу, точно так, как это делал дедушка.
Подбежал мальчишка лет шести.
- Гришка, позови Алексеича, который в угловом доме, где ворота поломали.
Мальчик кивнул головой и убежал.
- Садись, парень. – Мужчина взмахом руки очистил часть скамейки. – Откудова будешь?
Молчи, твердил себе Данька, молчи, молчи. Он закашлялся, почесал ногу, закашлялся ещё сильней... А мужик поставил самовар и просто прожигал его своими яркими глазами.
- Из этой, - пропищал Даня, полностью растерявшись.
- Из станицы? Из Елизаветинской?
- Ага, из неё – выдохнул Даник.
- А сюда чего?
- Я это... К родственникам. Прогонная 56 дробь 2 – этот адрес просто выскочил из Даньки, он сам не понял как.
- Так ты Елизаветы Игнатьевны родственник? – мужик явно обрадовался такому повороту. – Чего же ты молчал? А то гитара, гитара... А ты похож, Коровицинской породы. Привет, Алексеич, вот я тебе на гитару покупателя нашёл. Продашь?
Алексеич был невысоким пожилым мужчиной в сапогах и мятом тёмном костюме. Рубашка была с непонятной застёжкой сбоку, грубой ткани. На голове кепка с засаленным козырьком. Дане он не понравился.
- Продам, чего же не продать? Висит без дела, а жрать каждый день охота. Ты, что ли, покупатель? – он повернулся к Дане. – Пойдём, товар посмотришь. Может, сладимся.
Гитара висела в сарае на гвоздике рядом с мотками верёвок, старым седлом, топором на длинной ручке и ещё какими-то инструментами, Даня таких не видел раньше.
Мужик снял гитару, поёрзал по струнам рукавом пиджака и протянул Даньке.
- Гляди.
Тот вздохнул. Он уже понял, что гитара старая, расстроенная.Зачем она ему? Он не знал как выкрутиться.
- Это... Сколько хотите?
- 20 марок.
Спрашивать что за марки, торговаться, Даня не решился. Он кивнул, мужик довольно улыбнулся. Увидел его неуверенность, - понял Даник.
- Только так... Денег у меня нет, совсем никаких. Я поиграю, заработаю, потом отдам.
- Нет. – Мужчина шагнул назад, закрывая выход. - Нет, так дела не делают. Ты меня от работы оторвал, сказал куплю. Покупай теперь.
Мысли закрутились в Данькиной голове в поисках выхода. Хоть и пожилой, а всё-таки взрослый мужчина, у себя дома... «Не справлюсь», - понял Даня. Да и куда бежать. Города он не знал.
- Я вам оставлю залог. Потом, когда заработаю 20 марок, вы мне залог вернёте. Договорились?
- 25 марок, - усмехнулся сволочь Алексеич.
- Хорошо, 25. – Данька был почти в панике.
- Только залог верните обязательно. Это мамин подарок. Обещаете? – он почти умолял его.
- Да верну, верну. Что же мы, не понимаем, что ли? Мамина память – самое дорогое. Давай свой залог, - и протянул руку.
Уже понимая, что он делает что-то совсем не то, Данька, почти не владея собой, вытянул из кармана брюк и положил на ладонь мужика недорогие электронные часы в пластмассовом тёмно-зелёном корпусе. Такие продавались в любом Волгринсе или Россе в Сан-Франциско за 15-20 долларов. Они показывали часы, минуты, секунды, месяц, день недели и год. Мужчина шагнул к свету, разглядывал непонятную вещицу. Даня с облегчением выскочил на улицу.
Он опомнился только через несколько минут. Остановился. Усилием воли просто заставил себя подумать. Пошёл к рынку, к будке.
- Ну что, купил? – обрадовался одноногий, - играй теперь, гитарист.
Правильно! Вот и выход – он должен играть, он заработает эти 25 марок и ещё больше, и выкупит часы. Ведь тот обещал вернуть, сам сказал: «Подарок матери – самое дорогое». Мамин подарок...
Данька тряхнул головой, прогоняя мрачные ожидания, стал настраивать гитару.Вспомнились дедушкины уроки.
Моцарт, 40-ая симфония, основная тема Каракасси – этюд для гитары.
- Слышь, парень, тебя зовут-то как? – выглянула из будки лохматая голова. – Я дядя Степан.
- Даниил.
- Давай-ка, Даниил, я тебе скамеечку поставлю и ты за моим товаром последишь, а то мальчишки таскают. – Он поставил для Дани старую табуретку,на покрытый холстиной ящик поставил коробок с рассыпаными папиросами разных сортов.
- Гитару за дорого купил, или как?
- 25 марок отдать должен.
- Ну Алексеич, ну жила! А всё грозился – выкину, выкину, место занимает!
Данька положил на землю кепку, сел на табуретку, склонил голову и заиграл песенку, которую сочинил дедушка. В кармане лежал старый медиатор, но там был указан телефон магазина, надпись на английском. Нет уж, хватит с него часов.
   Какая-то женщина положила кусок хлеба. У Дани аж под ложечкой засосало от голода. Но взять хлеб он не решился. Почему-то было стыдно. Исполнил этюд Каракасси. По теням перед собой понял, что подошли солдаты. Он заиграл мелодию Моцарта. Солдаты захлопали. Кто-то положил деньги, Даня не понял сколько. Он решил повторить Моцарта. Тут же мелодию подхватили двое солдат с губными гармошками. Образовался круг, появилось двое офицеров. Все они горячо говорили между собой по-немецки, кто-то хлопнул Даню по плечу.
- Ты учиться музыка? – спросил один из них.
- Да нет, дома. Дедушка учил.
- Етот Моцарт для гитар – кто делать?
Данька пожал плечами. Боялся сболтнуть лишнее.   
- Давай, давай, - кричали солдаты.
«А чё», - подумал Данька, - «нормальные весёлые молодые парни». Было жарко. Многие солдаты стояли в майках, куртки держали в руках. Данька скинул рубашку и заиграл «Тёмную ночь». Не удержался.
Вокруг затихли. Мелодия звучала чисто, хотя и слабенько.
- Петь! – потребовал кто-то. – Петь! Зингейн! – закричали солдаты. И Даник запел. Уж очень слова были красивые. Пел впервые в жизни.
- Тёмная ночь... – Даня допел под гром аплодисментов.
- Хочешь Германия? Будешь музыка учиться.
Данька поймал на себе внимательный взгляд Степана.
- Хочу... а когда ехать?
- О, гут, умный менш. Вот записка, идёшь управа завтра утра, через три дня – только талант. Германия – великая страна, - невысокий аккуратно одетый в тёмный костюм мужчина что-то написал на листке бумаги с синей печатью и протянул ему.
- Дядя Степан! Я две папиросы пока возьму, для тёти Оли, - раздался рядом тонкий девичий голосок.
Данька повернул голову и обомлел – высокая стройная девушка с изумительной красоты карими глазами в пушистых ресницах стояла у входа в будку и в упор смотрела на Даника.
- Александра! - выглянул Степан - Как ты кстати! Это родственник твой, Елизавету Игнатьевну ищет. Как раз и проводишь.
Данюша быстро запихал в карман деньги, надел рубашку.
- Подожди меня, пожалуйста! Я быстро! – Он кинулся к знакомому дому.
Алексеич был в сарае, возился с седлом.
- Дядя Алексиеч, - обратился, прерывисто дыша, Данька – Я вот, деньги... Я тридцать дам, гитара хорошая оказалась.
- А, это ты. Да бог с ними, с деньгами. Играйся раз умеешь. Мне эта гитара мешалась только.
Мужчина что-то пришивал, орудуя длинной кривой иглой и шилом.
- Вы мне, дяденька, залог верните. – Данька старался говорить уверенно, - подарок матери – это святое. Вы сами говорили.
- Ну да. Тебе лет то сколько?
- 13... через две недели 13 будет.
- Тринадцать? Да нет, парень, тебе поболе, пожалуй и 16 есть. От моста прибежал, что ли?
- От какого моста?
- Две недели назад тут такой бой был... Немцы до сих пор всех кому 16 отлавливают. Давай-ка до управы сходим, пускай разбираются.
Данька попятился.
- Отдайте залог, что я вам оставил. Вы обещали.
- Ишь ты, обещал я ему... Где ты это взял? Небось, офицера убил и отобрал,  буквы то нерусские. А может, ты партизан? Вот в гестапо обрадуются! От вас, партизанов, житья людям нету. И мне премию дадут.
- Верни часы, сволочь! – Данька сделал шаг вперёд.
- Вон пошёл! – В руках у дядьки непонятно как оказалось ружьё с коротким стволом и обрезанным прикладом. – Пошёл, говорю! Не доводи до греха! – мужчина передёрнул затвор.
И Данька пошёл вон. Он вышел из сарая, широкими шагами пошёл в сторону рынка. Злые слёзы закипали на ресницах и тут же сохли. Он не знал что делать. Оставить здесь часы было никак нельзя.
Александра ждала его у будки сапожника. Даня с согласия Степана оставил у него гитару и они пошли с Шурочкой к дому Коровициных. Она поглядывала на высокого красивого парнишку, который явно был не в духе.
- Данила, ты правда наш родственник или соврал просто?
- Моя фамилия Коровицин, я из... Ростова.
- Там родители жили раньше, я там родилась! Вот мама обрадуется!
Даня остановился.
- Знаешь, Шура, давай не пойдём к вам домой? Зачем ещё проблемы? Ну... волнения лишние. У вас немцев много, и ребёнок маленький, и ещё кто-то...
Александра насторожилась:
- Кто-то – это кто?
Данька вздохнул:
- Мне надо встретиться с Мишей, вашим соседом. Только чтобы никто не видел.
Ошеломлённая Шурочка мелко кивала головой.
- Мне Сашка говорил, что ты не такой какой-то...
- Пойдём, там возле школы дом есть, его бомбой разворотило. Фира с Сашей наверное ждут нас.
Так хотелось Даньке хоть чем-то заинтересовать эту девочку. Не будешь же перед ней отжиматься или на голове стоять.
- Я, Шура, могу угадать, что с человеком было или будет.
- На картах гадаешь или по руке, как цыгане?
- Я посмотрю в глаза человека, и всё уже знаю. – Он осторожно взял девочку за руку.
Рука была необыкновенно лёгкая, пальцы тонкие.
- Вот я знаю, - глубоко заглядывая Шурочке в глаза, произнёс Даня, - я знаю про Григория Павловича.Он еврей, раньше работал с женой твоего брата, Антониной...Ивановной. Вы его прячете за фальшивой стенкой.
Александра резко отдёрнула руку, прижала ко рту. Зрачки стали огромными, глаза потемнели.
- Ты... Это неправда! Кто сказал? – у девочки от испуга появилась белая полоска вокруг губ – кровь отлила от лица.
- Не бойся! –  Данька не решался шевельнуться, - убежит ещё. - Мне никто не говорил! Я просто знаю, понимаешь? Знаю и всё.
- Откуда?
- Это мне не известно, - не мог же он сказать, что маленький Женечка, его дедушка, всё это рассказал ему.
- У тебя один брат и три сестры. Война кончится через два с половиной года, все вы будете живы. – Ну не мог Данька сказать, что погибнет Вася, единственный брат и самый любимый из детей. Не мог и всё.
Они шли к разрушенному дому. Данька пополам с враньём рассказывал красивой девочке о её прошлом и будущем. Да он что угодно готов был говорить, лишь бы она смотрела на него такими восхищёнными глазами.
- Эй, Данька, своих не узнаёшь? – Перед ним стоял Саша Тацков.
Теперь придётся сознаваться про часы. Но без Шуры, только не при ней. Он закрыл любопытного Сашку своей спиной и опять взял девочку за руку.
- Нам нужен твой сосед, Миша. Тот, который в полиции служит.
- Ты что, с полицаем дружить? – взвился Саша.
- Саш, он хороший, - кинулась защищать соседа Александра. – Ему всего 16, с бабушкой живёт. Либо в полицию, либо в Германию угонят. Куда деваться.
- Пусть бы в партизаны шёл! Предатель, – злился Сашок. – Ещё бы, он первый с Шурой познакомился, а этот за руку держит!
- Давай, Александра, Мишу сюда позови. Только в форме. А ты не приходи, поздно уже. Завтра встретимся.
Миша пришёл через полчаса. Добрая Александра передала с ним кувшинчик молока и варёную картошку с перьями зелёного лука.
Данька вдохновенно врал Мише, что гад ползучий Алексеич связал ему руки и ноги, приставил к сердцу ружьё, и обманным путём выманил у него необыкновенные военные спецназовские часы. Если их не отобрать, немцы могут и победить, хотя этого никогда не будет.
- Ведь нам нужна всего одна победа, Михаил, одна на всех, мы за ценой не постоим, понимаешь?
Данька тряс за грудки неискушённого шестнадцатилетнего полицая Мишку. Миша тоже хотел, чтобы победили наши. Его родители сгинули в советских лагерях, двух младших сестрёнок забрали в детский дом. Миша не хотел ехать в Германию, и от полной безысходности пошёл в полицию. Он помогал Елизавете Игнатьевне прятать Григория Павловича Нахимсона, сообщал о готовящихся облавах. Даже несколько раз по просьбе надёжных людей давал своё полицейское удостоверение. Ему очень нравилась Александра. Миша не был красавцем, всего три года ходил в школу,  стеснялся своих оттопыренных ушей. Но – сердцу не прикажешь. Для Шурочки он готов был сделать всё что угодно.
- Алексеич взаправду гад. Он на многих доносы писал - и в чеку, и в гестапо. А ты и вовсе чужак, не сосед даже.
Договорились, что Миша принесёт запасную полицейскую форму – у него была. И они с Данькой пойдут его ночью арестовывать как будто. Фира с Сашей будут прятаться и следить за безопасностью. «На атасе стоять», - пояснил Саша.
Но. Всё-таки было непонятно, зачем надо было этого Алексеича куда-то тащить? Может припугнуть, да и всё? Или сообщить, были надёжные люди, пусть бы они и разбирались. Миша был осторожным, смирным парнем. Как же его убедить?
- Ты про Штирлица знаешь? – Данька оглянулся на друзей. Они, похоже, тоже не знали про Штирлица. В каком году вышел этот фильм?
- Это такой, - Данька подыскивал слова, - это самый главный русский разведчик. Вот он сказал, что Алексеич очень, очень много знает, шпион немецкий.
- Резидент? – ахнула Фира.
- Да, да, резидент, - подтвердил Данька.
- Главное, он про Григорий Палыча знает, что тётя Лиза его за фальшивой стенкой в сарае прячет. Сказал, завтра прямо с утра пойдёт в управу и всё расскажет.
- Перепрятать! – подхватился Миша. – Прямо сейчас, мы успеем до комендантского часа!
- Нет, Мишка, если донос – при обыске всё равно поймут, что кто-то жил. Эти гады разбираться не будут, - сказала Фира. – Всех убьют, и тебя, и бабушку.
- И Шурочку, - прошептал помертвевшими губами Миша.
- И дедушку Женю –  Данька схватился за голову. – Зачем, зачем они прячут какого-то Григория Палыча? Кто он такой? У них же ребёнок маленький, единственный внук!
- Так ведь... живой человек, хотя и еврей, - проговорил Миша. – Если бы люди не прятали, убили бы давно.
- Но внук маленький, родной. А этот чужой, взрослый дядька. – Данька вдруг начал понимать, что если бы тогда, в далёком 42-ом году, немцы нашли Григория Павловича, то его, Даника, совсем бы не было. И не было бы мамы, Юли, но и детей Григория Павловича тоже не было бы. Почему рисковала его пра-прабабушка, спасая жизнь чужого человека? А почему рисковал своей относительно спокойной полицейской жизнью трусоватый Миша?
- Миша! Объясни мне – он глянул на Фиру, свою будущую бабушку, - объясни нам, ты почему рискуешь, помогая бабушке... Лизе?
Миша вздохнул. Странный парень этот Данька. Сытый какой-то. Почему спасает, почему рискует. Простых вещей не понимает. Вот не поможешь – а как жить - то потом?
- Ну... тётя Лиза попросила, вот и помогаю. Мы же всё-таки христиане, и вообще... Чё с Алексеичем-то делать? Он мужик тёртый, так просто не запугаешь.
Данька опомнился:
- Ну мы тоже, знаешь... Придумаем. Саш,  помогай. Нас вон сколько. А этот гад один.
- Да, - поддержала Фира. – Как Долорес Ибарури сказала: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». - Она вздохнула. Было очень страшно.
Непременно надо было притащить этого мужика к сапожной будке до 2-х часов ночи. Данька наврал, что эти часы к двум часам вызовут невидимый самолёт, на котором они все вместе улетят.
- А Шурочка? – воскликнул влюблённый Миша.
Оказалось, что самолёт может взять на борт только троих. С подлюкой Алексеичем уже перегрузка будет...
Как ни странно, удалось почти всё. Алексеича взяли, как сказал знаток войны Саша, на испуг. Да кто угодно бы испугался. Мужик прямо в одежде пьяно храпел на сеновале. Ему сдавили горло, (Даня, а как же!), сунули в рот вонючую тряпку (молодец, Санёк, а то вдруг заорёт!) голову замотали старой рубашкой (чтобы не узнал, если что – это Фира осторожничала). Связали за спиной руки, в спину ткнули штыком, - это Данька придумал потыкать острой щепкой. И повели к рынку. Даня даже форму снял, сложил аккуратно и вернул Мише с благодарностью. Почти у самой будки их заметил немецкий патруль, - ну не повезло просто, бывает. Данька крикнул: «Тикайте!» - он слышал это слово в Ялте, когда приезжал туда с мамой. Сам в каком-то немыслимом приёме бросил Алексеича к будке и, перекатившись через голову, стал на ноги. Выхватил что-то из кармана и уже под криками «Хенде хох!» и автоматными очередями нажал нужную кнопку.

        Они оказались в подвале, в полной темноте. Только громко сопел и вонял перегаром мужик Алексеич.
- Вот это да-а-а – проговорил Сашка. – Я чуть не обделался от страха. Подождите, у меня тут свечка припрятана.
Через пару минут он вернулся с горящей свечой. С головы мужчины стащили тряпку. Тот смотрел на них пьяными глазами. Узнал Даню. Противно захихикал. Данька не выдержал, сжал его горло.
- Слушай, гадина. Мы находимся на глубине 100, – он оглянулся на Фиру с Сашей, - 100 метров. Немедленно отдай часы. А то я...
- Кадык вырву, - деловито подсказала Фира.
- Вот... Кадык вырву. Ну? – Даник надавил кулаком на горло мужчины.Тот захрипел, закашлял. Даже при тусклом, мерцающем свете свечи видны были морщины на шее мужчины, брови и виски серебрились сединой. Данюше стало противно.
Старик закивал головой. Данька ослабил хватку.
- В сапоге... В правом... Вы чего это, ребятки? Я же пошутил просто. Я бы и так отдал. Мамин подарок, я же понимаю...
Данька выхватил из сапога Алексеича часы, склонился над плоским экраном, что-то выссчитывал шевеля губами.
- Так отпустите, а? Ребятки, тока не убивайте, а?
- Не бойся, не убьём. – Данька спустился на две ступеньки и отодвинул себе за спину друзей. – Мы не убийцы. - Он нажал какую-то кнопку.
Человек исчез, как будто его и не было.
- Эй, сбежал что ли? – не понял Саша.
- Куда ты его отправил? – догадалась Фира. – Его должен судить Советский Суд.
- Я его на 60 лет вперёд отправил, в Афганистан, в пещеры к Бин Ладену. Там его хорошо встретят. Хоть американцы, хоть сами мусульмане.
- Пожалел! – расстроился Саша. – А этот гад никого бы не пожалел. Даже детей и девчонок.
- Саша! Выходи, Саша. Я просто хочу знать что ты там делаешь.
Саша, после всех переживаний и ужасов забывший о маме, растерянно посмотрел на друзей. Фира вышла вперёд:
- Давайте я выйду и скажу, что за картошкой ходила, а света нет. Ты, Сашка, провод выдерни. Потом, когда она уйдёт, вы выйдете.
Парнишка благодарно кивнул.
- Ты, Фирка, сколько раз меня выручаешь. Хотел спросить – ты правда еврейка, настоящая?
Фира засмеялась и побежала по лестнице вверх.
А Данька спросил у Саши:
- Сань, кадык – это что? – Всё-таки родным языком у него был английский.


      Пока шли в другой подъезд, Даня жаловался, что хозяин не разрешает держать животных в квартире, поэтому они живут без кошки и без собаки.
- Дом большой?
- Три этажа, четыре подъезда. Ещё граунд флор, там гаражи.
- А гаражи зачем?
- Ну как... У всех же машины. Надо где-то ставить.
Фира поставила кастрюлю на землю.
- А у меня... у нас – тоже машина есть? ...будет?
- Ну да. У тебя Тойота Королла, у дедушки Линкольн, у мамы Тойота Эко.
Тойота Королла. Здорово.
- Цвет какой?- деловито спросила она.
- Цвет такой... золотистый, и у мамы тоже. У дедушки линкольн серебристый.
У неё будет золотая машина!
Она подхватила кастрюлю. Вошли во второй подъезд. В углу под лестницей слышалось сопенье.
- Волчок, Волчок, - тихо позвала Фира, - Это я, иди сюда.
В ответ раздалось глухое рычание.
- Я их вижу! Какие хорошие, – Даня рванулся к щенкам.Оттуда раздался угрожающий лай.
- Она тебя не знает, - остановила мальчика Фира. – Подожди, сама подойдёт.
Из темноты вышла крупная дворняжка, размером с овчарку. Она подошла к Данику, припала, на передние лапы и зарычала, обнажив клыки. Глаза злобно сверкали в темноте подъезда.
Данька затих, вжавшись в стену.
- Укусит.
- Не, пугает. Ещё никого не укусила. Всё-таки здесь её дети.
Через полминуты собака, положив передние лапы Даньке на плечи, торопливо облизывала его лицо, стараясь залезть шершавым языком в ухо или в нос. Тот  счастливо улыбался, прижимал к себе крупную голову.
- Ну вот, теперь вы друзья, теперь ты к щенкам можешь.
Данька залез под лестницу на расстеленную фуфайку. Щенки всё время боролись, кусались.Волчиха торопливо всех облизывала, и Даньку заодно. Послышались твёрдые мужские шаги. Сверху кто-то спускался. Появился высокий широкоплечий мужчина.
- Что, Волчка кормите? – Та в углу ела борщ из специальной большой чашки.
- Здрасти, дядя Коля! – Вскинулась Фира. – А это Данька, Даниил. Вот, с Волчком его познакомила.
Даня стряхнул с себя щенков, встал.
- В каком классе учишься?
- В седьмом.
- Ну, будем знакомы, - дядя Коля протянул Дане руку. Между большим и указательным пальцами сияла татуировка – якорь, обвитый цепью. – Николай.
Данька крепко сжал широкую ладонь.
- Даниил.
- Сильный, - уважительно произнёс дядя Коля.
- Я сейчас поеду... Хотите покататься?
- На вашей Волге? – Фира не верила своему счастью.
- На Волге, на Волге, - засмеялся дядя Коля.
Вышли на улицу. После тёмного подъезда день казался ослепительно ярким. Над двором тихо шевелились от тёплого ветерка подсохшие простыни, наволочки и полотенца.
Белая Волга с бегущим серебристым оленем на капоте казалась огромным океанским лайнером. От сияющей, без пылинки машины разбегались звёздочками острые солнечные лучики.
- Потрогать можно, дядь Коль? – Фира не могла унять свой восторг.
Дядя Коля понимающе улыбнулся,открыл двери машины.
- Налетай! – он и сам не верил своему счастью. У него, деревенского мальчишки,эксковаторщика - такая машина.Как у начальника.
-В Египте заработал, на строительстве Асуанской плотины. Опытные экскаваторщики нужны были - мужчина любовно погладил крыло машины.
Даня сел на переднее сиденье.
- Это 24 модель? – спросил. Надо же говорить что-нибудь.
Дядя Коля быстро взглянул на него, разворачивая машину.
- Нет, парень. Это модель ГАЗ-М-21, самая последняя. Два года назад, в пятьдесят седьмом выпустили. Ты чего-то ошибся. 24-й модели нет, я не слышал. А вот посмотри сюда...
  Он начал обстоятельно рассказывать о достоинствах своей любимицы. Данька  кивал, задавал вопросы.
«Задавака» - решила Фира. Они ехали по улице Ленина. Город украшали в преддверии наступающего Первомая. Над надписью «Гастроном» повесили плакат «Народ и партия едины». На нескольких столбах установили рупоры, из которых, Фира это знала, будут громко литься народные песни. Напротив Дворца Культуры, красавца с колоннами, была построена трибуна, с которой городская власть будет поздравлять трудящихся с Первомаем.


Продолжение следует.