Жизнь в прошедшем времени или 1972

Повесть практически документальная.
Если и приврал, то совсем чуть-чуть.
И то вряд ли.
Скорее, что-то недоговорил. А зачем?

Оглянись…

Предисловие

     Редкого человека оставит равнодушным смерть Высоцкого, Талькова, Леннона … 
    Сколько написано всего! Не столько ими, но о них! 
    А ты, именно ты, почитатель пространных былей и сказок о милых тебе популярных персонажах. Попробуй,  напиши про себя, маленького и незаметного  «шинельного» человечка на фоне текущей с тобою рядом Истории. Сегодняшней. Нацарапай! Да хоть пальцем по ещё запотевшему от твоего дыхания зеркалу! Свои мемуары! Не про битвы и сражения! Не про демоническую любовь, разбавленную голубой царской кровью, не про талант, прогремевший, если не на всю планету, то хотя бы на её части. Про себя, что  вовремя не сделал прививку от собственной дури! Да и есть ли она, эта прививка!?    Когда ты появлялся на свет белый, не стоял вопрос, глуп ли ты, талантлив?

   
- Эко загнул! Мемуары! Дурь, молодость, весна, про себя…Прививка…
- Ну, кому,  может, и слабо, а я попробую! Глупость? Возможно. Но, у глупости нет определения, так как сама попытка определить глупость – уже глупость! 
Или я не прав?
   Наверно, у каждого есть «свой» год. Он может быть отмечен чем угодно! Любовью, карьерным ростом, путешествием, не дай Бог, трагедией…  Так ли уж  важно? Важно другое: этот год ТВОЙ. И никогда, ни при каких обстоятельствах ты не сможешь его отдать никому. Просто, потому, что он ТВОЙ. Ты его прожил, а прожитое вернуть ещё никому не удавалось! Даже себе.
   И у меня есть такой год. Из своих шестидесяти двух бестолковых лет мне, наверное, есть, из чего выбирать. И я выбрал. У этого года, как и любого другого – всего четыре цифры, не волшебные, но чудесные, добрые и комичные. И молодость, что спряталась за ними, с её иллюзиями, разочарованиями, любовью и ещё Бог и чёрт знает с чем. И опытом, который мне так и не пригодился?!
1972.
 
Сессия
      Ежили призадуматься, то любой нормальный человек 19 лет от роду летом отдыхает. Но, не студенты. Июнь – сессия. Вот стоишь ты, как голенький, перед тем же преподавателем, но всё твоё ещё несформировавшееся интеллектуальное нутро прёт наружу. А он, как бы снизойдя, ласково глядит и терпит всю ту чушь, которую ты несёшь. И только, пройдя такие процедуры, почувствовав себя круглейшим дураком, и получив «по серьгам», ты начинаешь постепенно понимать, что тебя чему-то всё-таки научили.
    Мы с Валеркой на лекции по матанализу, что читал Ю.Д.Г., не ходили не только бы не совсем, но все семинары посещали исправно. Задачи решали. Тому была небольшая пара причин:
1. Лекции, как правило, начинались в 8-00, что, при нашей молодости, проснуться…
2. Литературы хватало, чего напрягаться?
Ю.Д.Г. недолго ждал, чтобы на нас оторваться! Уже не помню число, 21 или 22 июня, но мы, как-бы не самые первые, зашли в аудиторию в 9-00. Ю.Д.Г. был так счастлив нас видеть – умирать буду, но эту ехиднейшую из улыбок не забуду никогда. Ну, и… Он нас озадачивал всем, что только возможно, но в пределах своего курса. Он таскал нас, вслед за собой, по каким-то семинарам, консультациям, где он принимал участие. Даже уходя на обед, он, заперев нас на ключ в деканате, умудрился нам с Валеркой оставить для доказательства какую-то теорему. Но, как говорится, пара голов – две с хвостиком. Только в 21-40(!) он нас отпустил, поставив по трояку. Мы перерешали все его задачи. Мы доказали кучу теорем, причём даже те, о которых он не говорил в своих лекциях, но об этом мы узнали потом. Но стипендию заработали! Ура!!!!!!!!!!!!!
    «Утюжок» работал до 22-00. Добежали. Вьетнамский ликер 0,7 - и к Валерке на веранду. Тогда ещё не было «Воронежского» моря. Просидели до рассвета. Переболтали кучу проблем! Поскольку река была рядом – от чего же не искупаться!? Лето, всё-таки…
     Это был заплыв! А что? Кругом никого. Но, Валерка -  в плавках, а я решил побаловать свой организм нагишом. Пока плавали, плескались – опа- на! Метров в 10 от нашей одежды присела стайка «выпускных» голубей, человек 8. С гитарой, но, главное, с девчонками. Как мне было выходить из воды? Плавал долго, думал – уйдут. Валерка, сволочь, на берегу ухахатывался, только лишь пальцем не показывал. Да и далеко ли мы, от этих ребят по возрасту ушли? Пару лет! Но в роли Адама выступить пришлось с голой задницей, как на ладони - замёрз. Выбежал, наскоро оделся, посмотрел в сторону выпускников.  Валерка успокоил:
- Чего тушуешься? Подзамёрз – ничего и так не видно! Ха- ха… Мы же сессию сдали!!! Он сделал пару акробатических кругов колесом.

Степан

   Июль 1972 года. Девятое. Воронеж. Город средней полосы России такой жары давно не видывал. Может даже и никогда. Относительно «никогда» утверждать не берусь, но ощущение было такое. Студенческий строительный отряд "Норд", в своей новой чёрной, стильной, красивой  униформе, исходил пОтом в Кольцовском сквере. Именно здесь, в Кольцовском сквере, мы на себе ощутили физическое понятие «абсолютное чёрное тело».  Белые разводы под мышками …
    Рюкзаки, сумки, аккордеон, гитары и мешки с картошкой, с луком, чесноком… Конечный пункт нашего заблудшего назначения –  Чукотка, Билибино. Именно этим и объяснялся мешковатый груз, как и имя нашего стройотряда Воронежского госуниверситета. Здесь  надо отметить, что своё название наш Студенческий Строительный Отряд «Норд» был зарегистрирован в 1967 году. Название – мечта! Направление – север. И вот, наконец, название и предстоящая поездка должны были встретиться с реальностью.
   Как ни у кого, у меня был выбор: либо в тогдашнее ГДР, либо на Чукотку.  Почему именно у меня сложился такой выбор, как-нибудь в другой раз, но я  выбрал Чукотку!
   Север. Вся романтика детства от «челюскинцев» до Чкалова стояла перед глазами. Ожидание тобой не познанного, не известного… Романтика! Как можно определить это незамысловатое, но, до безобразия, ёмкое понятие?! Именно этим чувством я был переполнен, выбирая Чукотку. Север.

    Июль жарил. Что-то не срослось в штабе обкома комсомола, и мы несколько часов торчали в нашем любимом сквере, в своей чёрной униформе, под деревьями, тень которых, наверное, уже устала нас спасать от нещадного июльского солнца.
    Кольцовский сквер! Может быть, уже родился воронежский поэт, что смог гениально воспеть этот уголок зелёных насаждений, широких скамеек и даже бюста самого Кольцова?!
    Кольцовский сквер!  Сколько здесь было  назначено свиданий! А сколько было жарких встреч, даже в двадцатиградусный мороз! Сколько здесь молодых судеб опускалось, приземлялось, и опять взлетало на крыльях любви! Сколько было отмечено зачётов, экзаменов, лабораторных и курсовых, а уж про дипломы и говорить не стоит.  Кольцовский сквер всегда был неофициальной кафедрой ВГУ, без привязки к какому-либо факультету.
     Кольцовский сквер! Над ним всегда витал дух молодости, любви, ума и свободы! Сама Любовь незримым куполом накрывала всех в него входящих! 

     Командир нашего стройотряда Степан откуда-то  из кустов вылез с информацией: скоро едем. Как, куда и во сколько, Степан не сказал, но, подхватив меня под руку, вихрем утащил в конец сквера: "Мы с тобой сейчас – за билетами.  Бумаги – на руках. Только – тихо!"
    Чего тихо-то?
    Степан был лет на пять старше. В универ пришёл после армии, учился на другом факультете и весьма успешно. Свою, как мне казалось, твердолобость он компенсировал безудержным трудолюбием. И только лишь за это его нельзя было не уважать. Его природные задатки лидера, не оставляли для меня никаких шансов ни для вопросов, ни для дискуссий.     Кстати, на протяжении ряда лет нашей дружбы, меня всегда удивляла его способность создавать тайну из рядового события. Природу этого бестолкового, с моей точки зрения, явления, я до сих пор так и не смог разгадать. Однажды он меня спас от меня же: несчастная любовь – и я хотел перерезать себе горло. Молодость не терпит полутонов – только чёрное или белое. Как уследил! Выбил нож и отправил мою буйную головушку в морозильную камеру холодильника. Через пару минут, после нескольких весьма добрых пощёчин, я поклялся именами своих родителей, что буду жить естественно.

Фидель

   До касс Аэрофлота было не далеко – одна остановка. Но, почему-то вся Плехановская была полна народа. Народ стоял вдоль тротуаров. На мой вопрос Степан ответил: "Ты куда идёшь? За билетами? Вот и иди!"  Меня, понятно, в силу моего возраста (19), больше волновала предстоящая поездка, чем вся эта собравшаяся публика. (Здесь отмечу, что, проводя большую часть своей студенческой жизни в читальном зале университетской библиотеки, я как-то не воспринимал всё уличное. Всегда сторонился какой- либо толпы. Этот мой недостаток потом "аукнулся" мне же при приобретении билетов на концерт ВИА «Самоцветы», на который Валюшке, со сломанной в гипсе рукой, растолкав всех у кассы, всё же удалось меня затащить. Мы были просто друзьями, не больше. Наверно, именно благодаря ей я сделал для себя чудесное открытие, что между парнем и девушкой может быть только дружба. И больше ничего! И ещё: в нашей толпе, без гипса, не пролезешь!)

    Продвигаясь по Плехановской через собрание мобилизованных граждан и ментовский кордон, мы, наконец, достигли вожделенного агентства Аэрофлота. Не успели мы в кассу подать заявку… 
    Такого женского психоза мне не удавалось видеть больше никогда, а, может, не обращал внимания? Или не было повода:
    Все аэрофлотовские бабы разных возрастов, забросив свои рабочие места, как мухи прилипли к громадного размера окнам, оставив на столах и деньги и билеты - по Плехановской в открытом правительственном ЗИЛе ехал кортеж с Косыгиным и Фиделем Кастро. Помню, сказал Степану что-то такое, как шутку, мол, давай возьмём сколько надо, и ни к чему куда-то лететь.
- Ну, бери,- отреагировал Степан, поглядывая в сторону прилипших к окнам баб и крутя указательным пальцем у своего виска, - поедешь туда же, но уже без билета.
  Его жест относился ко всем присутствующим, включая меня.
  Конечно же, мы ничего не взяли. Да и не могли.   Воспитание!
  Кортеж проехал. "Аэрофлотские" ласточки спрыгнули с окон. Как обычно, не обращая никакого внимания на своих клиентов, они бурно обсуждали бороду Фиделя и спокойствие Косыгина. От их обсуждений Фиделю, помню, досталось больше.
   Степан был, естественно, озабочен авиабилетами на весь наш стройотряд. Но, опрометчивость кассирши, я не мог оставить просто так. И, когда мы, с билетами, уже отошли от кассы, во мне шевельнулось всё моё, дремавшее на жаре, сволочное нутро. И я сказал кассирше:
- Когда Вы садились, у Вас сто рублей упало, - и бросил ехидный взгляд на торчащую из под стола её задранную юбку. Не знаю, сколько эта мадам, искала не существующую пропажу. А мне нисколько не было её жалко, ибо несколько минут назад она, забросив и билеты, и деньги, и нас, подбирая ту же юбку, карабкалась на подоконник агентства  с чудным названием « АЭРОФЛОТ».            
    Вспоминая этот момент, я до сих пор стыжусь этой своей выходки. Да если бы только этой…  Наверное, любой человек, призадумавшись, на досуге, припомнил бы за собой чего, покаялся бы и остыдился … Может быть и наш мир стал бы чуточку чище? Но время делает подобные воспоминания просто несколько забавными. Не больше.
    Поступки в молодости - разные. Какие добрые, какие – худые. Здесь важна твоя точка отсчёта.  Чем-то, со временем, гордишься, в чём-то -  каешься, а где -то пробирает холодный пот стыда, хотя об этом помнишь только ты… Хорошо это или плохо – судить не берусь. Но знаю одно: любые поступки, как зёрнышко к зёрнышку, растят увядающий со временем колос нашей жизни.

   Трудно описать радость нашей студенческой компании, когда мы со Степаном, помахивая билетами, появились в сквере. Занудное ожидание сразу вылилось во «второе дыхание».
   Несмотря на нашу кучность, пара сто двадцатых автобусов до аэропорта принял всех.

Север. Первая встреча.

        Быково. Проезд автобусом до Домодедово. +38С.
     Тепловой кошмар в ИЛ-18. 20 минут, 30, 40? Пока не взлетаем. Жара в салоне. Любашка кладёт мне голову на плечо: "Димка, я больше не могу!" Небольшая истерика… ВЗЛЕТАЕМ!!!
       ИЛ-18. В салоне прохладный воздух. Летим! В каждом кресле – пепельница. Я – закуриваю Беломор. Любашка морщится. Гашу. Любашка посмотрела на меня с благодарностью.
     Амдерма. Не успел сойти  с трапа – нашёл рубль. Г-в сказал, что это его рубль. Мол, ветром сдуло. Ага! Из какого кармана?  После небольших препирательств ( что за рубль?), купюру приберёг. Подумать только! Едем за деньгами, а тут какие-то рубли! Да не рубли – рубль! Поскольку Г-в не помнил номер купюры… Посмеялись. Обещал отдать с большой получки.
    +1. После жары воронежской и московской приятно. Первое время. Потом потихоньку стало прохладно. Потом холодно. Вот ведь организм капризный – то ему это не так, то так не эдак…    
    Не знаю, что стюардессы дали Любашке, но до посадки в Тикси она спала, иногда трогая меня за руку, будто опираясь. Мы поменялись местами, она уже сидела у иллюминатора, дремала. А курить я  выходил в «тамбур», и следил, чтобы в салоне не было дыма.
   
    Северный Ледовитый! Краса твоя неописуема! Моря, знакомые лишь по карте географии за 7-ой класс - воочию.  Краски – волшебные, цвета – неповторимые! Увидеть тебя – счастье великое! Кто сказал, что  "увидеть Париж - и умереть"? Я не был в Париже, но, при всём к нему уважении, Северный Ледовитый по любому круче! Может потому, что Северный, а может потому, что Ледовитый. А может потому, что у каждого своя красота!
    Почти не отрываясь, через дремавшую Любашку, смотрел в иллюминатор. С высоты – будто река: берег правый, белый. Берег левый – белый лёд. И вода между – синь зелёная!  Представить или описать такую красоту невозможно, как невозможно передать вкус перемороженного томатного сока, которым мы угощались в аэропорту сарайного типа «Тикси».

    Чокурдах. Название, конечно, благозвучное…
Куда - х?  Индигирка поразила обыденностью простой речки. Но, узнав от местных жителей её глубину (до 82 метров), зауважал невольно. Воздух, вернее не так, вся атмосфера была в буквальном смысле утыкана комарами.  Вздох и…   Но, приспособились. Хотя целая толпа молодёжи с размахивающими вокруг себя руками со стороны представляла собой довольно забавное зрелище.
    Пересадка на "Ли-2". Черский. Колыма. Час в запасе. Взлётно-посадочная - на берегу реки. Не вымыть руки в Колыме? Даже умылся. Вода очень холодная, мутная…  Плавают молодые сосны, но с коричневыми иголками. Брёвна…
    Тогда я не понимал, какие края судьба мне выгадала посетить, включая и пейзаж,  и температуру, и комаров. Этой ли зимой Генка дал мне почитать  «Один день Ивана Денисовича» (роман-газета за 1962год)? Я это всё не понял, не связал. Молодость и глупость, чему нет определения, всегда ходят рядом, из чего и опыт, и мудрость растут. Но постепенно.

Кепервейм.

    Покосившийся синий сарай, почему-то имевший вывеску  «аэропорт», оккупированный какой-то настырной бабой, чихнул и сказал, что соколы (ага!) прилетят минут через 40-50.
    Соколы прилетели. На «кукурузнике». Молодые ребята, немного постарше нас. Больше, кажется, пяти человек, с нашими мешками на борт не взяли. Мне удалось просочиться в этот первый полёт. Летняя тундра. Зелено-коричнево. С высоты – красиво! А лететь-то до Билибино не далеко – всего км 40…
    Без приключений редкая молодость обходится! Особенно, когда встречается с такой же. Володька 
Е-ко попросил у лётчиков порулить. Ещё в Детской десятитомной энциклопедии, купленной моими родителями в шестидесятых годах, были описаны манёвры самолётов – развороты, бочки, петли Нестерова… Володька сделал «горку». Ручку вверх, после мата, ручку вниз… Команду «пристегнуть  ремни» не выполнил только один – Б.  Ну, что взять с филолога? Металлическая перемычка фюзеляжа одарила его неплохой лиловой шишкой, которую он потом демонстрировал по приземлении. А остальных сия фигура высшего пилотажа отправила в царство пыли, которую образовали все загруженные мешки с овощной продукцией. После исполнения этой фигуры высшего пилотажа, Володька был изгнан из кабины пилотов, тем более, пора было садиться. А посадка – дело непростое!

Билибино

   Изгнание Володьки из кабины пилотов определило мягкую посадку нашего двукрылого «дракона». С Кепервейма летели всего ничего, но, ступив на радушную билибинскую землю, которую предстояло копать, да ещё после кульбитов самодеятельных пилотов, ноги ступали хоть и не уверенно, но с удовольствием.
    Пейзаж! Кругом сопки. Тундра. Я до сих пор не могу себе представить тот объём насыпного грунта, на котором уместился, пусть маленький городок, но АЭС?! Первая АЭС за Полярным кругом!   
   Когда наш «кукурузник» перестал «шкварчать» своим весьма уважаемым мотором, тишина ударила в уши, а комары – в лицо.
- Они так что, всё время здесь?
- Не переживай, в августе пропадут.
- А что будет в августе?
- Мороз!
   Не помню, кто-то пошутил:
- Хорошо, хоть Аляску продали! А то б…
   В молодости – да хоть на край света! Хоть с любимой, хоть без!  Не давит груз пустых проблем, что сам себе со временем и организуешь. Не давит ничего, кроме атмосферного столба воздуха, благодаря которому и живёшь. Живёшь! И это волшебное ощущение начинает приходить только тогда, когда наступает время задуматься о мемуарах.
Жизнь – необычайно дорогой подарок природы, ощущаемая в молодости как само собой разумеющаяся  суть, а в старости, как усыхающий родник.
    Край света! Только, где он край, край твоего света?!

Архитектура

   Прибытие остальных членов нашей компании,
 вкупе с «пассажироподъёмностью» потрёпанного северными ветрами и Володькиным пилотажем, «кукурузником», тащилось до самого вечера. Только понятие «вечер», в полярный день, определения не имеет – его просто нет. Видимо, по этой причине редкое население тундры никогда не заводило кур – петухи без рассвета просто бы подохли от тоски, не в состоянии выполнить свою природную функцию – сперва, конечно, «ку-ка-реку».
   Архитектура пгт Билибино, с его 10-тысячным приезжим населением,  поразила всё той же стандартной убогостью, которую «хрущёвский» жилищный вопрос вдохнул в каждый советский город.
    Недостроенная пятиэтажка, где нас разместили, обладала двумя великолепными качествами:
1. Водружённая на ленточном (вот где настоящая  «тундра»!) фундаменте, она лопнула в нескольких местах, аж до крыши.
2. Северный ветер бодрил нас, проникая через щели не заделанных панелей и окон.
   Дырки мы, конечно, позатыкали. Не так сильно нас волновала трещины. Некоторые, конечно,  волновали…  Ну, об этом – позже.
   На местном клубе, с обшарпанной окраской чего-то розового, по недоразумению, как в последней советской деревне, именуемом Домом Культуры, красовалась афиша, зазывавшая на фильм «ЗАГНАННЫХ ЛОШАДЕЙ ПРИСТРЕЛИВАЮТ, НЕ ПРАДА ЛИ». Позже, не смотря этот фильм, в течение нескольких  последующих рабочих дней, мы прочувствовали его название!



Поехали

   Первый рабочий день. Копаем траншею по городу.
Экскаваторы, скреперы – забудьте! Проложены коммуникации - не дай Бог! Лопата, лом – твои помощники, студент! Подогнали компрессор. Заработали отбойные молотки. Пикантное ощущение испытал, когда давал Ежу прикурить. После отбойника руки просто дрожали. Компрессорщик Витька, получив зарплату, и, объяснив, куда чего нажимать, исчез на неделю, теребя в кармане бутылку «Солнечного бряга» - привет из солнечной Болгарии.
   Полярный день. 12-ти часовой рабочий график. Кто пришёл на обед – врубает музыку. Выспаться  - проблема, хотя за смену умотаешься, но чуть, тем же звуком, тронь – и сон пропал. Ворочаешься, думаешь о предстоящей «каторге»… Но вот подъём, и ты, перебирая затёкшие ладони, перебрасывая какие-то глупые слова своим товарищам, и, получая в ответ то же глупое, но доброе, уже готов рыть эту бесконечную траншею, и покрывать её и бетоном, и арматурой, и матом, и собой!

Плита
    Никогда не носил галоши, рукавицы, а также другие защитные средства. Даже, работая с тем же кирпичом – материал надо чувствовать! Только тогда любой, даже самый твёрдый камень, хоть тот же гранит, откроет свои тайны и крепости, и красоты!
    Лето в Билибино было, по местным меркам, жарким. 25-27градусов по старику Цельсию.
 Голый торс. Однако, была в этой тепловой атмосфере, одна особенность: дунет с Арктики  небольшой ветерок – кутаемся в фуфайки, как в грелку.
    ПТК-63. Что могло быть нового в технологическом процессе? Тем более он тёк, не вызывая скорби. 5-ю или 6-ю плиту мы с Генкой старались  укладывать как и все предыдущие, аккуратно, не торопясь, на растворчик …
   Я уже не помню, что именно меня отвлекло. Автокран «доставлял» нам очередную плиту.
Все четыре петли  (одновременно!) оборвались. Падение плашмя. Я не видел- стоял задом. Даже толком не почувствовал, что 980 килограмм  чиркнуло мне по заднику туфля. Все четыре петли болтались на крюках. Вопрос и совершенно безумный взгляд Генки «Ты живой???????» оставил без ответа.
Осознание происшедшего пришло или позже, или вообще не приходило.
    Была ещё «вторая серия», часика через четыре.     Молодость не имеет границ своей дури. Перекрывая ту же теплотрассу, мы, с Генкой приблизились к некоему строению. Автокран чуть-чуть не доставал, и мы решили положить плиту самым дурным, но рациональным, методом – раскачкой. И, что удивительно, удалось. Получив не хилый посыл в живот, но всё-таки уложив плиту на предназначенное место, я увидел в разноцветных генкиных глазах немой вопрос «Зачем?». Он потом что-то говорил, но я не слушал. Как-то не герой, но всё-таки… Плиту-то положили!

ВЛКСМ

   Появление нас, воронежских ребят, местная комсомольская организация, в лице своих официальных лиц, приняла к сведению. Через несколько дней она, в лице своих же представителей женского пола, начала проявлять к нам активный интерес. В Билибино собрался конгломерат из трёх студенческих стройотрядов – с Магадана, пединститут (да простит меня читатель, но с моей ли лёгкой руки их назвали «магандонками», пожалуйста, без обид и скорби),  стройотряд из Новосибирска (название не помню, кажется, тоже пединститут, но о них ниже) и мы; ВГУ.
   Младая кровь гуляет густо! Но – дисциплина! Любые поползновения на нарушение режима (а нарушить его при нашем графике работ было весьма проблематично!) Степан объявил, что будет пресекать на корню. Пресекать не удавалось – пресекать было нечего. Да и стукачей, как-то не случилось. Степан, иногда, скорее для «порядку» мне вопросы разные задавал. Мы с ним липецкие, друзья, хоть я был младше…  Я сразу ему отрезал: «Приедем в Воронеж – все сюжеты расскажу. Что знаю. Если захочешь. А пока – я член команды. Член, Степан, а не х…!» 
   Агитбригада. Ездили с концертами по городам и весям. Неоднократно приходилось участвовать в этих мероприятиях.  В Воронеже.
   Но от этой поездки – пролёта на вертолёте, из того же Билибино,  вдоль побережья уже полюбившегося из иллюминатора мне океана, я отказался. Причина, может быть, была и глупа, но для меня казалась существенной: копать мёрзлую землю и играть чукчам на балалайке вещи весьма несопоставимые. И я решил не гневить большинство, тем более, не голосовали. Да и летели от нас два филолога – чего там физику делать! Но, положа сердце на руку, очень жалею, что отказался, в силу своих же комплексов, на ту поездку – увидел бы больше. Но…
   Как ни странно, генкина дружба с местным комсомолом, плюс поездка, вернее пролёт, принесла мне свои плоды – по окончании смены я был представлен участникам этой «культурной» экспедиции.
- Наташа,- она первая протянула мне свою небольшую ладошку и как-то задорно посмотрела.
   Генка расцвёл! Второй секретарь билибинского ГК ему явно нравился больше, или доступнее. Но, меня его подробности уже не интересовали. Наташа! 19! Родители в отпуске! Квартира! Детская библиотека на первом этаже, где она же самый главный и единственный библиотекарь!
    Как я копал эту вечную мерзлоту!

Будни

   А солнышко всё стояло. Вернее, оно гуляло по кругу ли, эллипсу ли, но было постоянно в присутствии и нас и комаров. Комары – это отдельный разговор. Рот откроешь, вдохнёшь – стой, откашливайся. Коих откашлять не успел – водички попей - внутри переварится, опять же доппаёк! Пища!
   Копали мы эту, сверху слегка оттаявшую, мерзлоту крепко. Ноги в кирзачах мёрзли.
   «Бивни мамонта, бивни мамонта…» Большая ледяная жила. Таких попадалось несколько.
    Траншея через дорогу запомнилась особенно. В этом единственном СМУ, от которого мы и работали, был  единственный человек с высшим образованием. Именно он бегал с нивелиром и с нашим недоучившимся в Воронежском строительном институте мастером по кличке «Пингвин». Но, о нём позже. Единственная дорога, что преграждала путь нашей траншеи, с последующими бетонными коробами, а бетон-то был марки 800, была обмерена ими со всех сторон. Поставили опалубку, уже залили армированное дно – стой!
- Чего?
- Стой!
- Чего стой-то?
- Ошибка тут получилась. Небольшая. На 0,5 м глубже надо!
- Как? Уже ж залили! И бетон уже схватился!   Это был процесс! Потом, в жизни, я встречал много идиотизма такого рода, но этот был первым! Мы переделывали СВОЮ работу, которую делали качественно, как и все другие. Мы, по чьей-то дури, буквально вырывали из бетона нами же уложенную арматуру, а бетон, что недавно мы же укладывали, из этой, уже грёбанной, вечной мерзлоты, дабы ещё вырыть см 70 по всей длине, метров 20. И сделать всё по-новой!  Я не помню, как звали этого дипломированного идиота. (Может быть, из него  вырос достойный специалист. Да простит он меня за резкое суждение его ошибки!)  Но его наглядный «урок» впитал на всю жизнь. «Семь раз…» я применял не только к себе. А, где спотыкался – поделом!

Под водой
     Нам выпала счастливая возможность пообщаться с самым, что ни на есть, подводником – кавторангом. Сколько и что он нам рассказывал, я, конечно, не помню. Но песню, которую он нам подарил, песню, что написал член его команды, я запомнил на всю жизнь:

Опять на румбе градусы похода.
Опять на берегу осталась ты.
И пенят воду в Баренцевом море
К разлукам равнодушные винты.

Идём мы в море, снова на заданье
С тобой, моя любовь, мои мечты.
И горький поцелуй при расставаньи –
Но вновь меня на пирсе встретишь ты.

У глубины – не хоженые тропы.
Сквозь блики солнце светится едва…
Тебя встречает пухом тополиным
Весенняя вечерняя Москва!

Обледенела рубка, но не зримо
Нас греет теплота далёких рук.
В сердца к нам входит, как волна Гольфстрима,
Любовь к Отчизне и любовь подруг.

День строителя

   Филологи порадовали стихами. Генкино-ли творчество, или в соавторстве с кем-либо, утверждать не берусь, но фрагменты помню:

Сопка наша, сопка ваша,
А за сопкой дом родной!
Ах, Степан, ты гордость наша:
Ты в траншею – мы с тобой!
Ты в Воронеж – мы в Воронеж,
Только вспомним кой о чём.
Нас в траншее не загонишь
Ты отбойным молотком!..

   Мы не то чтобы ждали сей день, а день – он всё время день. Только солнышко уже гуляло по бОльшему кругу, задевая своим светлым краешком верхушки самых высоких сопок.
   Ресторан «Золотинка». Весь цвет билибинской знати и мы, нет, не все, те, что «выступают». Конечно, за столами менялись. Дамы все в мехах, в золоте, мужья – в хлам… Некоторые дамы хорошо повеселились с нашими студентами, кто постарше.
Осуждать этих молодых дам никогда не буду, да и другим не позволю. Они, скорее, заслуживают сочувствия – работа (не у всех), муж постоянно «под шафе», то же кино про лошадей, обновляемое, в лучшем случае, раз в месяц…
А тут молодые, ещё не востребованные тела! К тому же немного образованные. Есть о чём поговорить, промежду прочим…
   Выступали со сцены с Генкой, пили, ели… Что и видел - уйдёт вместе со мной.

Первый снег

   На календаре – 20-е августа. Снег, хороший, хлопьями. Степан объявил выходной… Я, наверное, скажу крамольное, но молодёжь, в таком скоплении и возрасте, без занятия, желательно полезного, оставлять нельзя. В тот день мы бы от тоски пострадали все, если бы не наш комиссар. За всё время своего "комиссарства", он отличился один раз – с вояжем на вертолёте (о чём выше). Да простят меня, ныне живущие, за вольность в обращении имён! Но, этот день, 20-е августа 1972 года, был комиссарским триумфом.
    Полдня ходил комиссар за командиром. И достал-таки:
- Дорогу видишь?
- Ну…
- Переползёшь, не замочив пуза – будет тебе «Зубровка»!
   Не знаю, как кто, но я за комиссарскими движениями наблюдал во все глаза. На противоположной стороне дороги он встал. Локти и носки кед грязные. Пузо – чистое.
   Степан задолго до этого «шоу» понял общую тенденцию. Ящик «Зубровки» был выставлен. Комиссару была вручена персональная бутылка. Степан, конечно, «мудрец» ещё тот. Иногда, какая-то «мудрость» у него получалось, чаще нет, в связи с глубокой прямолинейностью его натуры. Когда это нравилось, когда – раздражало. Но, никогда ни у кого его честность не вызывала сомнений! Но…
   Я до сих пор не знаю, зачем нужна была эта комедия с дорогой. Показать? Кому и что? Ведь нельзя же возмутиться, хлопнуть дверью и уйти домой! У меня есть только один вывод: никогда, ни при каких условиях и ни в каком качестве нельзя давать власть «Степанам».  Как и тем, что ползают через дорогу.

Магандонки

    В конце августа весёлые девчата из Магаданского пединститута, перед своим отъездом устроили «отходную». Они работали штукатурами в том же СМУ, что и мы. С ними наш стройотряд не пересекался: где траншея, а где стены. Но на свой отъезд пригласили нас. Пришли много не все – работа, под «занавес», укатала многих. Пришли на их вечер самые стойкие! Они жили тоже в недостроенной общаге, что и мы, но у них было то достоинство, что не было у нас  – холл.
     В этом холле девчата и накрыли столы. Там же и танцевали. Песня, тост, танцы, песня, тост… Мы устали очень быстро – непомерная физическая нагрузка сказывалась. Но, не на всех. Не помню уже имени нашего прораба, которого мы привезли с собой с 4-го курса строительного института…  Мы его звали «пингвин», так как у него на шее постоянно были чирьи, и он, со  всегда  замотанной шарфом шеей, на отклик поворачивался всем туловищем. Усталость, казалось, не могла его посетить,  да и не ишачил он в траншее. Но, жизнь полна неожиданностей! Бедного «пингвина», изрядно поддавшего, какая-то  девчушка увлекла в комнатку, напялила на его глаза его же шарф, сняла с него штаны и за ручку вывела в холл на всеобщее обозрение. Девки хохотали, а мне, и не только, стало не по себе. Выпив на крыльце бутылку какого-то прокисшего «Вермута», с кем-то из наших, мы покинули этот вертеп, оставив глупого прораба на «съедение» «магандонкам». Как там у Высоцкого? «Так ему, сукину сыну! Пусть выбирается сам!» Припёрся он под утро. Говаривал, что приласкали его. Однако, те же девчата, перед отлётом, говорили, что, конечно,  одели его, дали  полстакана вина, и уснул наш прораб в отдельной комнатке совершенно один. 

АЭС

       Почти два месяца мы перекапывали Билибно, за что были прозваны местными жителями «кротами». Но мы знали, что наша траншея, глубокоземная и вперёдсмотрящая, обрамлённая армированными бетонными коробами имела конец– АЭС. И до этого конца было ещё много сот метров.
    Наша агитбригада, не без помощи того же горкома ВЛКСМ, посетила это чудо инженерной мысли. По «энергоблокам» нам экскурсию, понятно, не делали, но в просторной столовой все наши «номера» приняли радушно. Да, и мы старались. Атмосфера – «капустная».  АЭС! Вот она физика! Конкретная,  без формул на рукавах и ляжках!

Сопки
    Перед отъездом большей части стройотряда, Степаном один день был объявлен выходным.
 И,  как все нормальные студенты, мы ринулись изучать окрестности Билибино. Небольшим гуртом, сначала, шли по дороге вместе. Потом наш «гурт» начал понемногу распадаться: Е-ев, М-ко и Ёж  решили навестить сопку «Любви». Не буду ёрничать по поводу названия над их визитом туда – это была очень красивая сопка, одетая в немыслимые  цвета узорных увядающих листьев. Я с ними не пошёл. Иду в общей, поредевшей с их уходом, не колонне и не толпе – так. Перед нами сопка. Чем она заворожила меня, так это своим остриём-вершиной. Справа, если спускаться  – прииск. Я предложил подняться на эту сопку. Меня не поддержали. Решили спуститься на прииск. Но, поскольку моё «баранье», как позже выяснилось, по гороскопу, нутро не умело и не хотело ходить ни строем, ни шагом, на эту сопку я решил полезть один. Это не сейчас, даже не годом-месяцем позже, после своего «похода», я осознал всю губительность и глупость своего «путешествия». Но, пока дул небольшой ветерок, разгоняя комаров, мой визит на сопку казался мне совершенно безобидным. Меня отговаривали, но не настойчиво. Любашка отговаривала. Не поддался! И пошёл в эту гору один.
    Она снизу казалась не высокой. Склоны были заполнены уже увядающим кустарником, с бордово-жёлтыми листьями. Но вся красота улетучилась, лишь только я сделал пару шагов вверх. Комары. А здесь надо сказать, что на мне был свитер, «под горлышко», конечно штаны, но моя буйная головушка, как и кисти рук, были совсем не прикрыта. И вот, на мои незакрытые части тела опустилась туча комаров.
    Я их стряхивал руками, теми же руками я снимал их буквально пластами с лица. Но, с упёртостью, как говорят, достойной лучшего применения, я  карабкался, хватаясь за кусты, вверх. Не могу сказать, сколько времени у меня заняло это восхождение…  Может быть, никто и никогда не бывал на её вершине. Огромный, острый камень лежал сверху сопки, остриём своим вверх. Ветерок. Лёгкий, прохладный. И ни одного комара! Я был в кирзе. И, зацепившись каблуками  за эту острокаменную верхушку, я слегка раскачивался, что-то кричал, весь мир был у меня на ладони… Это была моя «Вертикаль».
Спустился достаточно быстро. К прииску. Страшно хотелось пить..
- А ваши только недавно ушли. Господи, на кого же ты похож!? – уже немолодая повариха протягивала мне ковшик с водой. – Ты где был?
Я рассказал. Она ужаснулась.
   И поведала мне, что поверье есть – кто на эту самую сопку взойдёт, у того жизнь будет, не как у людей. А может и вовсе никакой не будет.
- В любой сезон мы на этой сопке даже грибы не собираем! А, ты не знал? Так и не знай! Живи спокойно. Ты же к нам ненадолго? Зачем тебе все местные причуды? Я, признаться, и сама в них не верю. А вдруг? А морду-то, морду…
    Напившись водички у доброй тётньки в столовой прииска,  я двинулся в Билибино.  Опа-на! С сопки «Любви» возвращались и Е-ев, и  М-ко, и Ёж. Это была встреча, которая вполне могла бы конкурировать со встречей на Эльбе. Не по значимости – по накалу.
- Где ты взял такую морду? – Е-ев немедленно умыл меня одеколоном «Ангара». Лицо не щипало – оно просто горело! Когда немного отошёл, рассказал о «покорении своей вершины». Когда прошёл смех, Е-ев спросил у своих спутников, что-то вроде, вы полезли бы? Как-то зашутковали эту тему. И, видимо, правильно. Никто не знает, как поведёт себя человек в экстриме,  даже он сам. Наверное, в этом и загадка, и трагедия, нет, скорее и геройство и трагедия, а может дурь элементарная?  Оставим это для обсуждения философам, психологам и др.

.Отъезд
    Дата обозначена, а вдруг?
- Ты же понимаешь, что я тебя никогда не увижу?
- А ты?
- Я? Я понимаю. А ты?
- Я стараюсь об этом не думать.
- И обо мне?
- Как ты можешь такое говорить!
- Вспоминать меня будешь?
- А ты?
- Я буду.
- И я…
   В этот день мы не улетели. Вернее, улетела бОльшая часть нашего, казалось-бы навек сплочённого коллектива. Нас осталось 10, в том числе наши великие поварихи Томка и Любашка. Поварихи, ага! Физфак 3-й курс. Химфак 3-курс!
   Степан сказал, что можно ещё подработать. А что мы – мы завсегда, хотя деньги, во всяком случае, для меня, были чем-то аморфным что-ли…
     Нам отдало СМУ тот участок теплотрассы, что не освоили студенты Новосибирского педа. Начальник СМУ поймал их на «левых работах», и, в соответствии с договором, отослал по месту дислокации, не заплатив даже за объём выполненных работ. Наш Степан был парень не промах. Всю эту недостроенную траншею, что осталась от незадачливого новосибирского педа, он взялся доделать. Причём, по полной стоимости, без учёта уже на треть(!)  выполненных новосибирцами работ. Ау! Врачи, учителя, даже чиновники! Вам приходилось в 1972 году зарабатывать 100 рублей в день? Смеётесь? А мне приходилось. Вернее, скажем так - пришлось. Это сейчас 19-ти летних большими деньгами не удивишь. А тогда…
    Нет, не кружилась наши головы от купюр.  Но, до сих пор немыслимую свободу мы почувствовали, когда прилетели в Москву. Но, об этом позже. А пока…
   23 часа длился наш последний рабочий день. Был срок какой-то. Заливали бетоном короба. Бетон марки 800. Синюшный. ЗСМ – в километре. Язык на плече. Уже море этого бетона во дворе несколькоквартирного дома.
    Витюня. Я до сих пор не представляю себе, как можно перекидать обычной совковой лопатой 22(!) машины бетона. Попробовал, полмашины перекидал – кисть работать перестала, ну не держит лопату, проклятая! Больше никто наших Витюню подменять не пытался. А чего стесняться? Потяни хоть немного – Витьке же надо хоть чуть-чуть отдохнуть!
   Томка нам в траншею эмалированное ведро с какао и пончиками: « Ешьте! Я побежала, там ещё пончики пекутся, Любашка готовит»! Где Некрасов, со своими «конями», «избами» - 19-ый век! Да наши Томка с Любашкой  ледокол в Арктике остановят, разгрузят-погрузят и накормят всех отмороженных идиотов, да ещё подушки в каждом кубрике поправят!  Томочка! Любашка! Это мой гимн вам!

Отъезд.
   Заснеженная сопка. Малиновый цвет на её верхушке от слегка опадающего солнышка.
   Ну, и чего торопились? На 8-е сентября были заказаны билеты на самолёт на вторую половину уже уходящего за сопки дня.
   После неимоверной физической работы возвращались « на базу» пьяные от усталости – рухнуть на койку – и заснуть! Не помню, сколько спал. Попробуй, сориентируйся – лёг – сумерки. Проснулся – те же сумерки. Ох ты день ты наш полярный!
   Эту главу я никогда не допишу. Это - моя глава. Глава того кусочка моей молодой жизни, когда ни о чём не задумываешься, а живёшь даже не днём -   мгновением. Дата обозначена, а вдруг?
- Ты же понимаешь, что я тебя никогда не увижу?
- А ты?
- Я? Я понимаю. А ты?
- Я стараюсь об этом не думать.
- И обо мне?
- Как ты можешь такое говорить!
- Вспоминать меня будешь?
- А ты?
- Я буду.
- И я…
   Вас когда-нибудь кормила девушка с ладошки морошкой в слоистом у самой земли тумане?
   То-то же!
   Улетели 9-го.

Быково

   Не скажу, чтобы по нашей зарплате, поклёвывая, ходили куры, но на московский ресторан хватило, к тому же поужинать настойчиво звал организм. Конечно, выпили немного. Поели, а бутылку водки взяли с собой – не то, чтобы хотелось: на всякий случай. Рейс до Воронежа был только утром. Времени – вагон, вернее вся ночь была нашей. И тут…
   Мы присели на скамейку. Дремали, разговаривали… К нам подошли два матроса.
А, надо сказать, бутылка водки лежала тут же, на скамейке. Ребята, наших же лет, а время
за 2 ночи, попросили эту бутылку продать. Ага! Сейчас! Что мы, барыги, какие-нибудь? Откуда? Северный флот. Да и на бескозырках было обозначено. В отпуск. Именно там, на скамейке аэропорта Быково, я узнал, и что такое подводная лодка, и как в ней выжить, и что такое «отсек», и что такое друг, что горит рядом, за люком, который ты своими руками задраил. Ребята были немногословны. Свои. Ровесники. Какие деньги? Выпили и проболтали до утра. О чём, уже и не вспомнить. Но «лодочную» тему они сразу пресекли – подписка! Через много лет я прочитал об этой аварии. Ещё не было «Комсомольца», как и уроков, что преподнесла та, первая.
А, первая ли?
 Жильё моё

    Долёт до Воронежа, на незабвенном Ан-24, вряд ли кто из нашей компании вспомнит. Лично я, добравшись до койки съёмной квартиры, с гитарой, балалайкой и аккордеоном, проспал целых 16 часов! Почти сутки! И ещё долго в голове гудели и двигатели Ила, и двигатели Ана, и беседы с моряками...
   Кто не был в стройотряде, согласно распоряжения деканата, весь сентябрь своей молодой жизни должен был приподнимать вечно дохнувшее сельское хозяйство. Где-то, через неделю, после моего возвращения «домой», мне, «с глубоким прискорбием», было объявлено, что мне в течении недели надо будет искать себе новое жилище. Моей «хозяйке», на тот момент, было где-то 45-46. Дом свой. Чего бабе не хватало? Правильно – мужика! Не скажу, что он ей вовремя подвернулся… Да, кто-бы в её годы ей счастья не пожелал?!
    У меня тогда, по части жилья, ни в голове, ни в записной книжке не было ничего.  Но, какие наши годы! «Житиё мое!» Барахлишко, благо в небольшом количестве, забросил к Вовке, на Театральную.  А на той же улице - гостиница «Россия». А внизу – ресторан, с тем же патриотическим названием. Жилья не было, но деньги-то были! Весь свой двухнедельный идиотизм мне до сих пор не понятен. Да сними ты, в той же гостинице, номер! Нет! Не положено! Но на ежедневный ужин в ресторане ума хватало.
   Конечно, квартиру, вернее, комнату я снял. Но ужины в «России» бесследно не прошли. Деньги были те, чукотские. Мне бы тогда, глубоко задним числом, вставить теперешние мозги… Только куда? Но, если быть уже до конца честным – не сработало бы! Природная дурость плюс воспитание. Как ни странно, иногда они находят друг друга. А тут ещё и Райка!

Рая

    Кто не был молод – тот не жил! Не надо искать в этой фразе какую-либо логику. Её там просто нет. Но звучит красиво, особенно, если произносится хорошо поставленным голосом…
    Вместо ГДР я выбрал Чукотку. Раиса, вместо меня, полетела в ГДР.
    Рая-Раечка! Ты привезла мне столько своих впечатлений! Как я благодарен тебе! Ты видела её, ты общалась с ней! Наверное, я правильно поступил. Да и отец её мне ещё в феврале письмо прислал, с просьбой, чтобы не писал, и вообще…
    Ты, Рая, привезла мне весточку от моей самой большой и самой бестолковой юношеской любви.
    Спасибо тебе за это, и низкий поклон!


Менты
   
   Перед ужином в ресторане «Славянский», в середине ноября того же, любимого мной года, я, конечно, не подозревал о тех приключениях, которые, с большим уважением и любовью, всегда готова преподнести  наша же жизнь.
   За столиком ресторана, помимо меня, сидели ещё майор и подполковник. Разговорились – о чём, о ком – поди, вспомни! Оркестр, танцы. Я её приметил не сразу. Лучше бы не примечал! Пригласил учтиво. Сидящий рядом с ней её спутник, может и муж, грубо оттолкнул меня в грудь. Я, естественно, возмутился, предложил, как говориться, выйти, потолковать… Конечно, мы вышли. Я – с двумя ментами по бокам. Они посмотрели, как я расплатился с официантом.
- Документы есть?
Подаю зачётку. Как она у меня оказалась в кармане пиджака в это время, известно лишь господу Богу.
Усадили в коляску мотоцикла. Спросили, где живу.
- Ты здесь ничего не должен. Давай, мы отвезём тебя домой?
- Как?
- Да так! Он тебя простил.
- Кто? Этот хмырь?
- Это не хмырь, а начальник отдела уголовного розыска облисполкома!
- Да, мне плевать, кто он!
    Когда товарищ не понимает, ему, в наших правоохранительных органах объясняют доходчиво и доступно.
    Поездка в «люльке». Ноябрьский воздух отрезвил конкретно. А попранное чувство несправедливости? Его-то куда деть? Те же самые менты, которые приволокли меня в «трезвяк» при вокзале, долго совещались, куда-то звонили… И, вот, сердце на руку: те же менты, что меня туда же привезли, за меня же и боролись. Тогда это были МЕНТЫ!
    Через много лет, по гороскопу, я узнал своё истинное предназначение: баран. Хорошо это, или плохо – не мне судить. Пёр, как танк.

 15 суток
     Вытрезвитель. Пикантное учреждение. Сдали на освидетельствование. Престарелая медсестра посмотрела на меня сквозь очки какими-то дежурными глазами.
     - Вы, пили, молодой человек?
 Что я мог ответить этому эсминцу ментовского флота?
     - Конечно, я был в ресторане, пил, ел, танцевал…
     - Как Вы считаете, вы пьны?
     -  Несколько. А хотите, я встану в позу Рёмберга?
Слегка приподнявшись со стула, эта мадам в белом халате, приподняв указательный палец, и, слегка помахивая им же, произнесла историческую фразу:
       - Поза Рёмберга не отражает истинного состояния опъянения.
     Подошёл какой-то сержант, дёрнул за левый рукав пиджака  - снимаем?  Правая рука у меня была свободна, и я, конкретно, возразил. Очнулся, привязаный за руки и за ноги к какой-то трубе, в одиночном боксе. Труба холодная, форточка открыта, ноябрь. Решил сдаться. Подошли, развязали, спросили… Обещал не суетиться.
     Суд был интересный. Судья был один. Какие адвокаты в советское время? Мне присудили 15 суток ареста. За что? Даже постановление на руки не выдали!
     Если отбросить шелуху мелких воспоминаний, то я благодарен судьбе, что невольно ткнула меня по ту сторону колючей проволоки. Поглядел. Страшно? Да! Когда тебя выдёргивают из того, где ты жил... Это среда обитания абсолютно не привычная. Даже больше – неестественна!
     Когда меня ввели в этот двухкомнатный, как потом оказалось, клоповник…
     - Студента не трогать!
     Я не помню, как его звали. И было ли у него имя, но это лицо, будто вырубленное топором из добротного полена я никогда не забуду.
      - Ну, расскажи, как ты у начальника уголовного розыска его же бабу уводил!
      Видимо, для убедительности, он ещё раз своим громовым голосом объявил:
      - Студента не трогать!
      - Ну, расскажи. Как было-то?
А что мне было скрывать. Рассказал, всё как было. Ничего героического.  Он хохотал: начальник отдела уголовного розыска не смог противостоять студенту! Ментов на подмогу вызвал!
Отсмеявшись, это «лицо», придав ему же серьёзный вид, спросило меня:
        - А вот ты как считаешь? С преступностью надо бороться?
        В той среде и при той обстановке, я, наверное, нашёл лучший ответ:
      - Конечно. Но постепенно.
      - Студента не трогать! – ещё раз разорвал тишину громкий голос.


Тюрьма

     Тюрьма, на мой взгляд, - это отхожее место, где государство содержит тех своих граждан, которые представляют определённую социальную опасность. Все, начиная от наших дежурных, конвоиров и даже «сидельцев», рассматривали меня как некоторое недоразумение. Я решал задачи заочникам, даже одному «вечернику» помог написать курсовую. И слушал, и впитывал все те житейские неурядицы, что кого-то сюда привели.
     Жизнь, двухнедельная, краткосрочная, по ту сторону «колючки»,  так или иначе, оставила во мне свой удивительный след. И в этой жизни я увидел многое и разное, от тошноты до героизма.
      У нас был дежурный, не помню, как звали этого сержанта, но у него слева был орден «Красной звезды». Он никогда не выпячивал его, носил по форме, как положено. А мы гадали, может за «Даманский»?  1968 не далеко. Как-то спросили, у другого дежурного. 
    - Взял вооружённого преступника голыми руками!
        Тем, кто хают советскую милицию, скажу так: это были люди верные, как государству, так и гражданам. Чаще наоборот. Пример? Да, пожалуйста! Сижу я, значит, свою двухнедельку, с привесом. Ничего не подозреваю, а  это время… Пара Вовок, перед этим хорошо поддав, решили меня, на Желябова, 56, навестить. Они долго бились в дверь, несмотря на увещевания старшины ВВ. Стучитесь – и вам откроют. Им открыли. Погрузили в дежурный ГАЗ 51 и развезли по домам. А то?

    Без дела мы, конечно, не сидели. Возили на разные строительные работы. Помню, строили для работников МВД какой-то 9-и этажный дом. А как без нас? Обед. Присел между этажами – курю. Девчонки, с какого-то ПТУ, штукатурили стены. И тут одна спрашивает:
   - Ты «химик»?
   - Нет, физик.
     Шутки шутками, но стенку, которая стоит сзади распорядителя обряда бракосочетания города Воронежа, сложил я, своими руками! Уже по одному этому я не считаю время, проведённое «под арестом», потерянным.
    Хиханьки да хаханьки кончились, когда меня, после моего «заточения», вызвали на комитет комсомола факультета. Стоял вопрос о моём членстве в рядах ВЛКСМ, что, автоматически…
Перед нашим секретарём стоял интересный вопрос: Как быть? С одной стороны, привод, мелкое хулиганство… С другой – участие в агитбригадах, стройотрядах и, пожалуй, главное – Почётная грамота ЦК ВЛКСМ, за подписью самого товарища Тяжельникова!
     Я уже не помню его фамилию. Чернявый еврейчик был, видимо не умный, по части физики, но по политической части…  И он политически сообразил – выговор, с занесением в учётную карточку.
      Позабавило продолжение.
 - Замарался, студент? Изволь к нам!
   Эта полуплешивая бездарность (всю голову сломал, на кого похож наш през), от имени уже университетского бюро комсомола, пригласил меня на беседу. Этот «друг» учился в параллельной группе. Туп, как черенок совковой лопаты! А почему, именно совковой? А не «штыковой»?  А ключевое здесь слово какое? Правильно! Черенок!   
       Я уже не вспомню, как он пытался меня вербовать. После почти часового «разговора» этот дебил наконец-то понял, что я над ним, в своих ответах на его вопросы, просто издеваюсь. Своим «последним словом» я горжусь! Когда он мне сказал, чтобы я ушёл: - Сами позвали, а теперь прогоняете!?
      Но, оступаться мне уже было нельзя. Да, я и не собирался.

Банкет

     Окончание сезона всех наших строительных работ должен был быть как-то обозначен. Степан назначил банкет. В том же ресторане «Россия». Собрались не все. По разным причинам. Что банкет? Как обычно – тосты, танцы… Чем он мне запомнился? Двумя моментами:
1. С ещё не отросшей постриженной головой, я танцевал с певицей оркестра.
2. Е-ев никак не мог поймать на вилку единственную горошину, что осталась у него на тарелке.

  С., журналист «Молодого коммунара», предложил мне встретить новый, 1973 год, у своих знакомых, пожилой пары. Но, это уже совершенно другая история, которую я храню в своем сердце.