О том, как засыпали землёй живую женьщину
Произошло это на КМК (Кемеровский металлургический комбинат) около одного из его цехов во второй половине двадцатого века. Длинна КМК приблизительно десять километров.
Надо заметить, что КМК второй по размерам после Западносибирского металлургического комбината (сокращённо ЗАПСИБ). Протяжённость ЗАПСИБ (а) приблизительно сорок километров. На этих комбинатах работают доменные и мартеновские печи, сталепрокатные цеха и прочее оборудование для выплавки и проката различных сталей, как низкоуглеродистых, так и высокоуглеродистых. Вдоль комбинатов ходят электрички, автобусы и трамваи для доставки на работу рабочих и служащих. Оба комбината можно сравнить с муравейником или пчелиным ульем.
Немного о пчёлах и муравьях. Это, возможно, прототип будущих государств, в мире управляемом финансистами и олигархами. У муравьёв и пчёл во главе их организации матка - самка. И возможно, поэтому в их обществе существует жёсткая кастовая система. Эта система не меняется никогда. Она также не поддается, каким либо изменениям во взаимодействии их отдельных групп. Каждая группа живёт как бы отдельно от другой группы, но в тоже время работает на общую систему муравейника или улья. Строгое распределение труда, без каких либо возможностей перехода из одной группы в другую. О возможности такого перехода никто из них не знает - строго работающий механизм, единожды отлаженный.
Конечно же, в первом приближении комбинаты напоминают муравейники, но при более глубоком рассмотрении видно значимое отличие их от примитивного муравейника. На комбинатах работает уникальное оборудование, требующее высокоинтеллектуального обслуживания, ремонта и наладки. Например, в прокатных цехах установлены огромные маховики, для разгона и остановки которых, требуется значительное время. Эти маховики необходимы для поддержания строго-постоянной скорости при прокате сталей. Для компенсации потерь в подшипниках маховиков с помощью мощных синхронных двигателей создаётся дополнительный вращающий момент. В случае выхода синхронного двигателя за некоторые установленные пределы его, так называемой, U-образной характеристики, анализируют ситуацию и потом делают соответствующие выводы и чаще всего заменяют неисправный тахометр, контролирующий скорость вращения маховика. Но это уже специальные технические вопросы, которые малоинтересны для неспециалистов. И такого оборудования на комбинатах много.
Во второй половине двадцатого века на предприятиях начали появляться номенклатурные работники, не миновали они и комбинатов. Это во многом ослабляло, понижало дисциплину и приводило к трудностям в управлении предприятиями, в частности, комбинатами. Деятельность таких номенклатурных работников создавала дополнительные помехи в управлении работами, и увеличивало количество несчастных случаев, иногда даже со смертельным исходом. Естественно, номенклатурные работники, при работе таких предприятий как металлургические комбинаты, понижали уровень дисциплины и создавали нервозные ситуации там, где этих ситуаций при нормальной работе, вообще не должно было быть. В результате повышался риск, приводящий естественно к увеличению количества несчастных случаев. Работники ответственные за дисциплину начинали нервничать, допускали в своей работе невольные просчёты и ошибки, приводящие, также к несчастным случаем.
На таких громадных предприятиях как металлургические комбинаты всегда существовал некий уровень несчастных случаев со смертельным исходом. И это считалось нормальным явлением, как и в обыденной жизни. Ведь человек не бессмертен, а раз так, то и некоторая повышенная смертность на комбинатах, нормальное явление. Как и повышенная смертность лётчиков испытателей. Но смертность на комбинатах начала неуклонно расти, и это было непосредственно связанно с уровнем некомпетентности работников (о номенклатуре и некомпетентности смотри «Портрет злой собаки») управляющих комбинатами. Всё это, вольно или невольно, сказывалось на работе всех служб металлургических комбинатов.
Но вернёмся к несчастному случаю, когда по недоразумению, а вернее в результате повышенной нервозной обстановке на КМК, закопали живьём несчастную женщину, ни сном, ни духом не ведающую почему это с ней произошло.
Итак, недалеко от ворот штамповочного цеха КМК производили ремонт теплотрассы. Ворота цеха были открыты, так как в это время в цех постоянно въезжал и выезжал различный транспорт. В цеху грохотали и ухали штамповочные прессы. Поэтому в районе ремонта теплотрассы стоял невообразимый гул и скрежет. Ремонт теплотрассы закончили ударными темпами. На таких темпах настаивали руководители работ, находящиеся тоже на уровне некомпетентности. Но куда спешили они и почему спешили, никто не знал. Даже сами эти руководители. Эти горе-руководители заявляли:
- Надо спешить и всё! И не задавайте глупых вопросов! Идите и работайте! Вам за это деньги платят.
Трубы теплотрассы покрыли стекловатой и заизолировали. Бригаду вывели из теплотрассы. К траншее подъехал бульдозер, чтобы засыпать её. Бульдозер прислал руководитель работ, из той же когорты некомпетентных. И тут бригадир, руководящий работами вспомнил, что женщина бригадир изолировщиц, говорила ему о не закрашенном участке между трубами. Бригадир послал ее закрасить этот участок и привести всё там в порядок.
И тут бригадира позвали к телефону. От него требовали срочно заканчивать ремонт теплотрассы. При этом многократно и путано объясняя ему задачи стоящие перед партией и правительством в деле построения в стране развитого социализма и прочей многословной белиберды. Конечно же, не забыли напомнить о том, что мы отстали от Запада в своём развитии, и нам нужно брать с них пример. Бригадир до того устал слушать эту чушь, что замолчал и начал кивать головой в такт говорившей телефонной трубке. Он ведь был членом КПСС. А потому, и во всех ситуациях, и, конечно же, всегда, он был послушен своему непосредственному партийному руководству. А тут, на его бедную и измученную голову, наседает ещё и высшее партийное руководство. Как тут быть? И что тут делать? На том, другом конце телефонной линии поняли, что он уже на пределе понимания того, что ему говорят. Напомнили ему о высочайшей ответственности перед Коммунистической Партией СССР и лично Председателем ЦК КПСС Леонидом Ильичём Брежневым. В конце разговора предложили ему продолжить работы на теплотрассе и отпустили. Бригадир шёл и мрачно думал: Что такое КПСС? Может быть командир подразделения СС? Ну и придёт же в голову такая чушь, решил он, рассуждая так с самим собой. Совсем обалдевший он сначала покачал, а потом помотал и потряс головой:
- Боже! До чего я докатился! Надо себя контролировать.
Был март месяц, уже темнело и оттаявшая за день земля, смёрзлась комьями. Явился сам руководитель работ, тоже находящийся на уровне некомпетентности, и приказал зарывать траншею. Пока бригадир разговаривал по телефону, траншею засыпали землёй, вместе с красившей трубы женщиной. Из-за грохота в цеху она не слышала когда засыпали у неё за спиной траншею. А когда почувствовала, то было уже поздно, её накрыло землёй, и никто не слышал её крика из-за грохота в цеху и шума бульдозера зарывавшего траншею.
Вернувшийся бригадир, после тяжёлого разговора по телефону, даже не вспомнил о посланной им в траншею женщине. Но его что-то тревожило и довольно сильно. Он ни как не мог толком понять, что именно его тревожит. Потом он подумал, что, наверное, это земля лежащая комьями на зарытой теплотрассе. Завтра надо её утрамбовать катками. А потом и заасфальтировать участок, теперь уже зарытой теплотрассы. Так он думал, идя, домой, но что-то его всё-таки довольно сильно встревожило именно тогда, когда он подумал об асфальтировании зарытого участка теплотрассы. Но он не мог вспомнить, что? Поэтому он приказал себе об этом больше не думать.
Дальнейшие события развивались не менее драматично.
Муж зарытой женщины был охотником. Поэтому он со своими друзьями тоже охотниками, принял на грудь двести граммов водки с прицепом, по совету врача Чазова, настоятельно рекомендовавшего принимать ежедневно по двести граммов водки для укрепления здоровья. Охотник обсудил с друзьями благой совет Чазова и довольный пошёл домой.
Врач, наверное, всё-таки от слова врать, хотя и созвучно со словом грач. Так вот этот грач, врач Чазов был «в свите» Брежнева и довёл его со своими сотрудниками, с помощью различных снотворных, до состояния полу-идиота. Брежнев даже слова стал забывать. Читал слова по бумажке. И не дай господи - если ему в руки попадала не та бумажка. Он долго и тупо смотрел на неё, а потом начинал читать, вопросительно глядя на окружающих. И такой человек правил страной в течение ряда лет. Комментарии излишни.
По-пути домой охотник вспомнил куплет из песни Владимира Семёновича Высоцкого - Разговор у телевизора:
Мои друзья хоть не в болоньи,
Зато не тащат из семьи.
А гадость пьют из экономии,
Хоть и с утра, но за свои.
Водка, что мы пили, подумал охотник, действительно была гадость. Надо было брать «Столичную». Её, наверное, рекомендовал пить кремлёвский врач Чазов. У них же там, в Кремле всё есть, они гадость всякую не пьют. Да к тому же, мы выпили почти по триста граммов, а он, этот врач, рекомендовал по двести. Так что же делать? Водка-то оставалась. Не выливать же водку - этого нельзя делать. Ведь говорят же: «Чем добру пропадать - пусть лучше утроба лопнет». Аварий ведь на комбинате всё больше и больше. Доживём ли до завтрашнего вечера? Это нам неизвестно - работать стало опасно.
Даже комиссию прислали из Москвы, что бы выяснить причины этих аварий. Так эту комиссию напоили и накормили всякими деликатесами. И каждому из её членов сунули, как бы незаметно, в карманы по 1000 рублей, а председателю комиссии 10000 рублей. И комиссия уехала довольная. Составив официальное заключение о том, что количество аварий на комбинате находится в норме, а со смертельным исходом даже меньше нормы. Всё продаётся и всё покупается - такое время сейчас. Комиссии дали около 20000 рублей. Таких денег вовек на комбинате не заработаешь, даже на самых опасных и тяжёлых работах. И вообще: «Жить стало лучше, стало веселей - шея стала тоньше, но зато длинней». Всё это, про комиссию, рассказал нам один из наших друзей охотников, после принятия рекомендованных Чазовым двухсот грамм. А ему рассказал эту историю ещё кто-то из его друзей. Так что может быть, этого на самом деле и не было. Рассказывают же анекдоты про Брежнева. Так и про комиссию тоже придумали - всё может быть.
Да, а водку-то всё-таки выливать нельзя - это варварство. Да такого и варвары-то не делают. А мы что? Хуже варваров? Или кто, мы-то? И тут он пришёл домой и обнаружил, что жены нет. Такого ещё небывало. Ужина нет. Дети в детском саду, наверное, в продлёнке. Побежал в детский сад, упросил воспитательницу оставить их у неё пока он найдёт жену. Пошёл в милицию - там о ней, о его жене, никто ничего не знал. Обзвонили по его просьбе все отделения милиции и больницы, но её нигде не оказалось. Посоветовали поискать в моргах. Но и там её не оказалось. Потрясённый всем там увиденным, он вернулся домой совершенно трезвый и растерянный. Найдя дома бутылку водки, он выпил её, как говорят, из горла без закуски и завалился одетым в кровать.
Он был настолько потрясён, утомлён и раздавлен морально, что не мог спокойно спать. Ему что-то мерещилось, пугало и угнетало. Не помогла даже выпитая водка, и какие-то неясные образы постепенно сформировались в кошмарный сон. Он вроде бы был на комбинате, но в каком цеху не понятно. Всё окружающее сотрясал страшный грохот и какой-то надрывающий душу то ли свист, то ли вой. Он подумал, что может быть, умер и попал в ад. Вокруг стоял туман, в нём проплывали какие-то пугающие, непонятные образы, всё более и более натягивая и надрывая нервы. И вдруг туман начал рассеиваться и из него выплыл огромный, открытый редуктор, в котором медленно и как-то страшно, зловеще вращались блестящие зубчатые колёса, передаваемые движение друг другу посредством сцепления громадных, хищных зубьев. Потом их снова затянуло туманом и охотнику стало невыносимо жутко в этом непонятном мире. Постепенно туман рассеялся, и он увидел свою жену затягиваемую шестернями. Она протягивала к нему руки и что-то кричала, но он не мог понять, что именно, из-за шума и визга вокруг - только видел её газа напоенные ужасом. И в её глазах непередаваемую словами тоску, мольбу о чём-то, и боль. Она, как бы просила выручить её, помочь ей, вытащить из затягивающих её колёс. Но он не мог сдвинуться с места, его что-то тоже затягивало куда-то. Снова наплыл туман, и жена исчезла в тумане. Он же оказался в бункере с железной рудой смешанной с пустой породой. Его, руду и породу затягивало, в бункер. Под бункером грохотала шаровая мельница, её грохот выделялся из общего шума. Охотник в отчаянии подумал, что он попадёт в шаровую мельницу и его она перемелет вместе с его же костями в пыль, выдавив из него всю влагу. Он не хотел больше жить и хотел только, чтобы прекратились эти мучения, этот дьявольский грохот, и надрывающий душу визг. Он хотел уйти из жизни вместе с женой. Но вдруг он вспомнил о детях, их было двое, мальчик и девочка. Они же останутся сиротами в этом страшном, кошмарном мире. Им надо как-то помочь, но как? И тут он увидел свисающую над ним верёвку. Он ухватился за неё, сжав её руками и ногами, и она быстро потащила его вверх. И тут он проснулся весь в холодном поту. И никак не мог встать с кровати, его бил озноб, он никак не мог понять, где он находится, и почему нет визга и грохота и где его жена и дети. Постепенно он пришел в себя. Уже начинался рассвет. Он вспомнил, что они живут в однокомнатной квартире малосемейного общежития. Вернее не в квартире, а именно в одной комнате. Все «удобства» на три семьи, но у них есть в комнате горячая и холодная вода. А где же жена и дети? Он всё вспомнил и вскочил с кровати. Быстро умылся. Остатками водки прополоскал рот, и проглотил. Ему стало немного легче, и он побежал к проходной комбината. Семейное общежитие находилось рядом с комбинатом. На проходной комбината его спросили, почему он прибежал так рано на работу, он объяснил, и его пропустили. Они с женой всегда ходили на работу через эту проходную и их знали. С проходной позвонили в дежурное помещение службы, которая занималась ремонтом теплотрасс. Там ничего не знали о том, что случилось вчера и позвонили своему мастеру домой, а потом, через диспетчера, послали за ним машину. Когда мастер приехал охотник, нервничая, постоянно путаясь, ругаясь и волнуясь, начал рассказывать бригадиру о вчерашнем, ночном поиске жены и о приснившемся ему кошмарном сне. И тут бригадир всё вспомнил и, закричал истошным голосом:
- Зарыли!!! Её зарыли в траншее!!!
И потом провалился в глубокий, беспробудный обморок. Его срочно отправили в больницу, а сами побежали к зарытой теплотрассе, предварительно вызвав туда по телефону экскаватор. Охотник, муж зарытой изолировщицы, бушевал, грозясь перестрелять всех виновных в её захоронении. Экскаватор начал в спешке разрывать засыпанную траншею и сдёрнул с головы женщины шаль, - а мог заодно и голову, но обошлось без кровопролития. Экскаватор остановили и начали дальше рыть вручную. Как не странно, но женщина оказалась живой. Сквозь замёрзшие комья земли к ней поступал воздух. Она стала совершенно седой, в свои-то, тридцать с небольшим лет. Говорить и двигаться она не могла. Слёзы она все выплакала, находясь ещё под землей. Она твёрдо была уверенна, что про неё забыли и утром её «закатают под асфальт». По трубам теплотрассы, как только их зарыли, пустили горячую воду, и женщина не чувствовала холода, даже не замёрзла. Ей, как она вспоминала потом, было довольно жарко. С работы, с должности бригадира изолировщиц, она уволилась, начала боятся подземных трасс, и перешла на работу в один из цехов.
Как только стало известно о том, что закопали женщину, тут же срочно уволили всех причастных к её захоронению номенклатурных работников. Всё это было проделано в течение дня. И все они получили повышение по службе в других городах. Кто-то из них стал заведовать ресторанами, кто-то получил в своё ведение даже целые фабрики и заводы. Номенклатура - очень ценные кадры, они непотопляемы. На них не зря рассчитывала - пришедшая на смену СССР - власть в России. В итоге она, эта власть, вместе с ними, этими бывшими номенклатурными работниками, превратила Россию в сырьевой придаток Запада. Но это произошло уже потом, через некоторый промежуток времени после описанных событий. В общем-то, всё это явно началось при правлении Горбачёва, при нем Советский Союз стал постепенно разваливаться. А при Ельцине он (Советский Союз) прекратил своё существование, и восторжествовала «всемирная демократия» со всеми вытекающими из неё последствиями.
Охотника же с его женой (откопанной из траншеи, а вообще-то там в этой траншее, почти что похороненной) ублажали на комбинате, как только могли. Дали им бесплатно, без всяких там взносов, новую трёхкомнатную квартиру в кооперативном доме. Выделяли им также бесплатные путёвки в дома отдыха и санатории. Устроили их детей сначала в лучший датский сад комбината, а потом в лучшую школу города Кемерово. Спасая, таким образом, от скандала, возможно даже на Всесоюзном уровне, замешанных в этом деле очень ценных, для высшей партийной элиты, номенклатурных работников.
Бывший же бригадир по ремонту теплотрасс, плохо поддавался лечению, считая себя единственным виновником несчастного случая с бригадиром изолировщиц теплотрасс, теперь уже тоже бывшей. Он был глубоко предан коммунистической партии Советского Союза, не зная, и не желая знать, что творится в её высшем эшелоне власти, в Центральном Комитете партии. А там творилось то, что привело Россию к «всемирной демократии». Он считал людей, составлявшими её высший эшелон, почти идеальными людьми, готовыми отдать жизнь за высокие идеи коммунизма.
Бригадир, начиная с самого детства, был воспитан в преданности коммунистической партии Советского Союза. Начав с октябрёнка, он прошёл все этапы в служении коммунистической партии - пионерию, комсомол и, став сначала кандидатом, а потом и действительным членом партии, поклялся раз и навсегда в верности и преданности ей, и никогда больше об этом не задумывался. И таких членов партии в Советском Союзе было подавляющее большинство.
19 февраля 2015 года.
Свидетельство о публикации №215041601784