Обет о правдивости
победителю в сражении духа с телом,
а те двое всего лишь бьются за зрелость
своей самости, непрестанно заботясь о том.
Дорожной пылью стороня носы, той осыпав главы всем прохожим, обогнав сзади,
богатая повозка вытеснила к обочине пару таких, и один из тех двоих
сказал вперёд себя: - Сегодня правда будет нашей гостьей, из лжи оборотясь.
И второй был младшим товарищем у того, а ловко говорить умел и делал то
искусно первый и старейший.
И хозяин богатой повозки спросил сверху у тех:
- Эй, вы! Есть ли там, впереди, постоялый двор и кузница?
И первый из двоих ответил:
- Конечно есть, уважаемый.
Повозка понеслась вперёд, и меньший из пары сказал говорившему:
- Мы с тобой ещё не были там, впереди, почему ты враньем красовался?
И старший ответил:
- Я дал обет о правде, и я его держу, и обязан ей о том, и себе не отказываю в ней.
К полудню тех двоих на дальней дороге в лоб встречала повозка, знакомая уже
своей роскошью, и ужасного вида злодей из неё вопрошал,
грозно являя немалые зубы и занеся огромными руками над идущими
предлинный кнут и железную палку с шипами:
- Эй, вы! Были на вашем пути отряды царской стражи? - и дрожал, и
храбрился, и не приседал на ноги, восстав и бросив поводья.
И снова первый ответил тому:
- Да, уважаемый. Мы шли вперёд, а те отряды набирались сил позади нас, там,
где виноградники смотрели в реку
И тот разбойник, ударив о коней, свернул в поля и злость завывая страхом,
помчал куда-то.
А второй из тех учёных опять не радовался:
- Мы будем с тобой прокляты любимым трижды небом за нашу ложь.
И старший признавался:
- Ты молчал, а я говорил, и зачем ты отнимаешь мою славу? - и смеялся, и
свистел, и топал ногами, и бросал крошки хлеба для птиц с дороги перед теми
босыми, забавляя младшего и уводя его взгляд, и говоря непонятно о том:
- Вот так и правда хочет есть, кружась над всяким.
И вот, к вечеру, тех двоих настигла быстрой погоней царская стража, и встала
стеной, и строго вопросила:
- Эй вы! Сознавайтесь, куда бежал разбойник с награбленным добром?
- Туда, - ответил первый из возвышенных, взмахнув рукой, свободной от
посоха.
Всадники устремилась вдогонку за грабителем, а те двое искусных умом
продолжали путь, и второй из них, не сдержав языка, спросил:
- И я, как ты, тщанием своей аскезы, давал себе обет быть окутанным правдой
без лжи, но ты презрел нещадно такой, воспретив ему более приказывать тебе.
И вот, первый из тех благословенных ответил тому малознающему младшему:
- Нет в мире лжи, а есть там только правда, и не бывает двух,
и та всегда одна, и не делима ни на что никем из тех, что о ней живо толкуют,
похваляясь разумом перед прочими.
Две правды не выживут в твоём уме, и тот, себя спасая от безумия,
устраивает битву между ними, и победившую из них назовёт правдой, а
поверженную несчастную поименует ложью, выбросив за дверь, и вот, для всех
твоя правда, ревнуя чужую правду, зовёт её ложью, и изгоняет из себя, и не
пускает впредь, и потому во все времена ложь живёт в других, но не в тебе.
Правду, вошедшую от чужих, люди именуют в себе ложью, а ложь свою для других
упрямо зовут правдой, являя наружу, и если я досыта дам от себя наесться
твоей лжи, поддержав её любым чем-то, ты будешь довольным той своей сытой,
оборотившейся в правду, а если ублажу твоей правде чрево, так ложь
извергнется из неё для меня самого, а твоя жирная правда будет улыбаться
тебе довольством бытия.
Сегодня я дал немного еды правдам тех, кто такими голодал, и те мужи, что её
искали у нас, были предовольны вкусом моего угощения. Ведь у каждого героя
своя правда, ликом схожая с его жизнью, и обе те урождены его умом, и каждый
наполняет их такой едой, какую любит и разыщет, и в тех местах, где
укрывается его ум, и даже ты, отвечая пред собой в обете, нуждаешься в таких
укреплениях своих неясных убеждений.
Так что же в тех моих ответах на дороге, и что тебе в твоём обете?
Поразмышляй о той одной хитрющей с двумя краткими именами, и пребольшом
обжорством мнений обо всём.
Ну, а я, давая обет о правдивости, обещал самому себе возлюбить ту
единственную о двух ликах до такого разумения, чтоб не пускать к ней никого
чужого и не кормить невинную свою с презренных ладоней тех, и вот, окликать
её не приходится, и имена её позабылись тут же, ведь свободные птицы не
имеют прозвищ, в голоде не умолкают, и поют не за крохи, а сердцем
равно во все времена года.
И всё.
28.03.2015г.
Свидетельство о публикации №215041601948