Главный аргумент. Эпилог

(больничный романс в прозе)
***
   А потом началась совсем другая жизнь. Понесла она меня галопом, честно говоря, не была я готова к такому темпу жизни и к такой ее насыщенности!
   Во-первых, я поступила в институт. Да-да! В тот самый, в который планировала, на журналистику! Хоть мама и страдала из-за того, что жизнь у меня будет беспокойная, сама я была неизмеримо счастлива.
   Во-вторых, я как-то скоропостижно вышла замуж за того самого желанного светлоокого одноклассника, проводила его в армию, а встретила через два года уже совершенно другого, чужого, непонятного человека. Глядела на него, и не могла понять – как? За что я могла любить его? Два года я провела в библиотеках, испортив, наконец, глаза, и перечитав груду литературы, и нужной и, наверное, лишней…
   У нас начались ссоры. Рожать мне врачи категорически запрещали, а поговорить нам было не о чем…Развод тянулся долго и мучительно, наши родители переругались; село терялось в догадках: чего нам не хватало? Расставались мы с бывшим одноклассником как враги…
   Получив, наконец, заветную вторую печать в паспорте, я внутриутробно ощутила, как это восхитительно – взять вдруг и избавиться от первой любви, от себя самой романтической и не совсем адекватной. И тут же с наслаждением окунулась в учебу и работу…
… Однокурсник мой красавцем не был. Он был низкоросл, близорук, и высокий лоб его стремительно разрастался за счет лысины. Он был умен до скрипа зубовного, его вкус в одежде был безупречен, его воспитание было образцовым – чего еще было желать?
   Мы взяли за правило встречаться в определенный день и в определенное время, раз в неделю гуляли по галереям областного центра, и два раза в месяц ходили в театр. Однажды, прогуливаясь по центральному проспекту, мы проходили мимо Дворца Бракосочетания, и зачем-то зашли туда и подали заявление.
   Регистрация прошла без особых торжеств. Новая моя жизнь не принесла мне особых радостей, зато подарила заклятого врага в лице новой свекрови, обожествлявшей своего сына и не желавшей его женитьбы на «инвалидке» и «деревенщине». Ей казалось, что я отрываю ее сына от диссертации. Однажды она сказала обо мне подруге по телефону: «Слава Богу, она хоть бесплодная!». Проблема эта, ранее не волновавшая меня, вдруг навалилась непосильным грузом, и я начала мечтать о ребенке.
   Через полгода вся семья была поражена моей новостью о беременности. Муж был в ступоре, свекровь – в панике. Однако, им повезло – ребенок родился мертвеньким. Глядя на их тихое ликование, я поняла, что не смогу больше жить в этом доме. Развод, на удивление, прошел быстро и безболезненно. Мы расстались «друзьями».
   После второго развода я уже не радовалась свободе, ощущала себя неудачницей, и молчаливо готовила себя к монашеской жизни и героическому служению делу журналистики. Три года моталась по стране по заданиям областной молодежной газеты, обросла плотным кругом общения с таким же как я, трудоголиками, среди которых старых холостяков было на порядок больше, чем «синих чулков», как я. Однако смотреть на мужчин иначе, как на окружающую среду, я не могла. Да и желания не имела…

***
   Со своей судьбой я столкнулась на старом заброшенном полустанке. Нет, это был, конечно, не Сергей! Но, увидев меня, он так же шутливо подмигнул и широко, солнечно улыбнулся. Вокруг него на рюкзаках сидели студенты, судя по теодолитам, геодезисты. На его единственном колене лежала гитара. А костыли лежали на полу.
   Он, играя бровями, пел песню Егора Летова:
Светило солнышко и ночью, и днем…
Не бывает атеистов в окопах под огнем.
Добежит слепой, победит ничтожный, -
Такое вам и не снилось! Эх!
   А студенты тут же нестройно подхватили:
Ходит дурачок по миру,
Ищет дурачок глупее себя!
   И я, слышавшая этот шедевр андеграунда неоднократно, вдруг ощутила себя тем самым дурачком, ходящим по лесу, и по миру, и по небу… И есть ли что глупее этого? И, может, не бегать за Судьбой и счастьем, а сесть вот тут, на рюкзачок, и подождать их?...
   Потом мы с ним ехали в одной плацкарте. В один и тот же город. Даже в один и тот же район. Сели на один автобус и вышли на одной остановке. Он пригласил меня домой, я пошла и… осталась там. Сначала на три дня выходных, потом на все лето, а потом и на всю жизнь.
   Ах, что это была за жизнь! Мы смешали оба круга своих друзей: моих (умных) и его (веселых), получился творческий круг людей, образованных и бесшабашных, пишущих песни по ночам, получающих радость от творчества и от самой жизни…А мы были сердцем этого круга, его золотой серединой.
   Что еще сказать? Дома, конечно, был скандал. Родственники онемели, увидев моего любимого на костылях и с гитарой; соседи шипели в спину обидное «Догулялась…»…
   А я, наконец-то, дышала полной грудью, словно вырвалась из душных и тесных застенков. У меня теперь был не только муж – у меня был друг, помощник, духовник…Мы понимали друг друга с полувзгляда, с единого жеста, по ритму дыхания, и даже на расстоянии. Мы среди ночи срывались бродить по городу, кричать в его молчаливые темные этажи строки Маяковского и Пастернака, петь с малознакомой шпаной во дворе «Группу крови» Виктора Цоя, купаться в ночных фонтанах прямо в одежде, хохоча и обрызгивая милицию, потрясенную такими проявлениями счастья, и от этого неизменно добрую…
   Возможно, мы были сумасшедшими. Но мы были вместе и шагали прямо. А кто-то убегал от нас, от правды нашего счастья, скуля от зависти и закрыв голову кулаками…
   Мы с мужем никогда не танцевали вальс и не ходили вместе на лыжах. Зато наш маленький крепыш, не успев встать на ножки, научился кружиться под музыку. Он еще оттанцует, отыграет в футбол, отпляшет и отбегает за всех нас, отчего-то сломленных, бескрылых или безногих – за всех, кто не может этого сделать.
   Ибо сила, позволившая ему появиться на свет - самая святая, самая мощная вещь в мире! Имя ей – Любовь. А она, поверьте мне, в любом случае – АРГУМЕНТ. Главный аргумент, и – единственный!

1992 год.
Бурмистрово.