04 Дешевая вечность

      
       Жизнь накатывает волнами. Просыпаешься утром — и вот он ты, весь как есть, настоящий. Еда имеет вкус, по улицам шагают живые люди, светит солнце или идет дождь — частности не важны, — ты можешь все это почувствовать. Можешь даже заговорить с кем-то левым под настроение, он ответит или просто улыбнется. В такие моменты легко идти маршрутом. Легко угадывать то, что должно случиться пару минут спустя. И кажется, будто там, на небесах кто-то простил тебя, отпустил с миром, "живи как знаешь, чувак, у меня, в общем-то нет претензий".
       Потом волна схлынет. В какой-то момент вдруг найдешь себя застрявшим в вечном ноябре, сломанным, изношенным, зависшим у окна в мрачном ступоре. Единственное занятие — стряхивать пепел в жестянку и думать по кругу избранный черняк.
       Вечером припрется кто-нибудь из спасителей. Не важно, что у них там, священные марки или медленные колеса, не обязательно, чтобы было хорошо, лишь бы не было "как всегда", и размазанный по радуге в хлам, ты все еще будешь задаваться вопросом: "За что, боженька?.. Где я ошибся, что сделал не так? Недостаточно истово молился? Нет, фигня, я ведь вообще не молюсь…" События будут нестись, грохоча и лязгая, как пустой товарняк, мимо, глупо, бесполезно, живое перестанет срастаться с живым, захлопнутся клетки персонального одиночества…
       Вылезти на маршрут в такую пору — идея не из блестящих. Но даже это иногда лучше, чем…
      
       …лил дождь, и они забежали в подъезд. Там тоже было холодно.
       — Нам еще долго идти? — спросила Маленькая Принцесса, хмуро оглянувшись на дверь, хлопнувшую позади.
       Острое чувство злости. Хворый облизнул мокрые губы:
       — Нет.
       Лестница вела вверх. Лифт не работал. Хворый проворчал:
       — Я не нанимал тебя в попутчицы.
       — Заткнись.
       Поинт выстыл от ветра — какая-то сволочь, уходя, не закрыла форточку… пару месяцев назад. На окне лежали сухие листья. Откуда им было взяться в городе? Маленькая Принцесса бродила из комнаты в комнату, с выражением брезгливого любопытства разглядывала моменты жизни, замершей здесь давным-давно. Заброшенная квартира. "В городе полно такого добра," — как сказал когда-то ангел. Но для Маленькой Принцессы все это было вновинку. Раньше ей не доводилось выбираться за рамки привычного бытия.
       Пока она осматривала достопримечательности, Хворый без лишних слов пристроил рюкзак, повесил на спинку кресла промокшую куртку, скинул ботинки. Лег, замотавшись в старое одеяло. Ему нужно было согреться. Против этой необходимости меркли усталость, злость и то глубинное чувство, будто он угодил в западню. Мучительно долго все, чего он касался, было холодным и мертвым, и только потом появилось призрачное тепло. Хворый беззвучно простонал, блаженно зажмурившись. Хоть что-то идет, как надо. Он услышал шаги Хиде рядом с кроватью, но не стал открывать глаза.
       — Ну да… стоило на минуту отвернуться!.. — неприязненно пробормотала девица.
       Наверное, за эту конкретную историю Хворому следовало поблагодарить Малыша F. Поблагодарить парой выбитых зубов, сломанным носом или чем-нибудь еще, запоминающимся… Малыш F был куратором их группы — необходимым связующим звеном на случай всякой непредвиденки, например, когда нужно позвать на помощь или перебросить ведомого. Малыш не обязан был верить в полный комплект городских заморочек, лишь бы оставался достаточно везучим, чтобы вовремя оказываться на месте. Обычный парень, свой человек в заземленной реальности. "Якорь не должен быть острым," — шутил про него Деки. Малыш не был так уж хорош на своем месте, однако пока он выполнял функции якоря, с ним мирились.
       К тому же, звонок от  Малыша пришелся аккуратно на жизненный период, когда рыжий сидел, закатав рукав рубахи, разглядывал то, что осталось от вен, и думал: "А не пора ли дать волю красному?" Он никогда не рассчитывал жить вечно, а в тот вечер на задворках ноября, за серой штриховкой холодного ливня особенно жестко хотелось свалить, не прощаясь. И пусть чертова планета вращается дальше сама по себе. Но тут позвонил Малыш F и сказал "это важно".
       — Отвали, я устал, — послал его Хворый. Он действительно устал. От всего.
       Малыш продолжал настаивать.
       — Позвони Деки, он уже неделю херней страдает, — предложил альтернативу рыжий.
       И узнал из трубки, что данные его неверны, Деки ушел на фронт еще вчера, все ушли, так что у куратора нет других вариантов.
       Это могло быть правдой. Между Хворым и Малышом F всегда держался накал неприязни, так что куратор не стал бы связываться с ним без крайней нужды. Рыжий не испытывал ни малейшего желания спасать мир или отдельно взятых граждан, однако он нашел свой рюкзак в углу, натянул куртку на ноющие плечи и потащился на стрелку к Малышу. Иначе, понимал рыжий, рано или поздно размышления о красном разрешатся действием, бессмысленным, позерским, чем-то таким, о чем он будет жалеть, когда оглянется сверху на бренную землю.
       Хворый очутился на вечеринке. Грохот музыки закладывал уши басами, обилие народа поднимало внутри мутные социофобские инстинкты. Он рад был бы уйти, но вместо этого искал в толкучке Малыша F, собираясь высказать ему все, что о нем думал.
       Рыжий увидел ее внезапно, в просвете между исступленно танцующих тел, окруженную свитой подданных. Одежда казалась тяжелой на ее узких плечах. Точеный профиль, изысканная фарфоровая бледность. Шокирующее ощущение хрупкости. Хворый моментально окрестил ее "Маленькой Принцессой". Люди вокруг перестали иметь значение, во всем переполненном помещении для рыжего существовала только она.
       Малыш F подошел откуда-то сбоку, хлопнул его по плечу.
       — Я вижу, ты уже сам во всем разобрался, — хмыкнул куратор, проследив направление его взгляда.
       Рыжий не отвечал. Он думал: "Империи рушатся из-за подобной красоты". Он ждал, когда встретятся их взгляды.
       Маленькая Принцесса выпустила изо рта белый клуб дыма, держа на отлете тонкую сигарету, заметила единственную неподвижную фигуру в колышущейся толпе. Взглянула, чуть прищурив холодные — чертовски холодные, чертовски красивые — глаза, и Хворый ощутил жесткий озноб на загривке. В один момент, без всяких предпосылок и контекстов он знал, что смотрит в лицо человека, который прикончит его. Беспомощность, растерянность накатили волной. Рыжий машинально сделал полшага назад, натолкнувшись на Малыша.
       — Я не возьмусь, — выдохнул он.
       — Ты шутишь? — прохладно удивился Малыш.
       Была секунда, когда Хворый хотел объяснить, но здесь нечего было объяснять. Сейчас он ничего не докажет — Малыш F поднимет его на смех, покрутив пальцем у виска. А потом… да, потом рыжий легко сможет подтвердить свою правоту, лежа в пластиковом мешке.
       — Вот ведомый, ты проводник. Делай свою чертову работу, — для Малыша все было просто и ясно.
       — Найди другого.
       — Я уже сказал, что это будешь ты.
       — Мне, типа, жаль, — криво ухмыльнулся рыжий.
       — Ты не можешь вот так свалить, — с нажимом проговорил куратор. — Ей нужна помощь!
       Рыжий это видел. Он развернулся, чтобы уйти.
       — Ты что, задался целью меня подставить? — бросил ему в спину Малыш F c каким-то рассеянным удивлением. — Ладно, объясню по-другому. Сделай, и потом проси, что хочешь.
       "Кого я на самом деле спасаю в этой истории, — задумался рыжий, — девчонку или нашего Малыша?" Подобные сделки не предлагают так запросто видовому врагу…
       Хворый снова повернулся в сторону грядущих неприятностей и пошел туда, шагая медленно, против воли. Он передумал не из-за обещания, хотя Малыш не врал. Он передумал из-за красного. Раз уж пару часов назад он готов был обсуждать план отбытия со своим отражением в зеркале, зачем теперь идти на попятный?
       — Ты Хворый, — без вопроса в голосе констатировала Хиде, когда он подошел. Видимо, Малыш успел рассказать.
       Рыжий не стал отрицать очевидное.
       — Когда ты приступишь? Сегодня? — с холодной издевкой обронила Хиде.
       — Идем, — сдался Хворый.
       Пока лифт ехал вниз, рыжему было страшно. Потом это прошло. Он вышел из подъезда и увидел город, придавленный к земле прессом просвинцованных облаков. Мокрый ветер бросил в лицо пригоршню брызг. "Скоро будет тепло, — утешил сам себя Хворый. — Скоро я буду дома. И не надо выворачиваться из собственной шкуры. Город все сделает сам. Ну давай, начинай уже, я и так ждал достаточно!"
       Хиде вопросительно оглянулась на него.
       Хворый мотнул головой в нужную сторону. Позволил ей идти впереди, пока это возможно.
      
       "Это он сейчас сознание потерял или просто уснул? — брезгливо задумалась Хиде, разглядывая лежащего человека. — Не слишком сильно он похож на живого".
       Хворый дремал. Или просто лежал с закрытыми глазами, невозмутимо зарывшись под пыльное одеяло. Он устранился, исчез из ее пространства. У Хиде было ощущение, что она одна.
       — Хворый! Почему здесь так холодно?!
       Молчание. "В отключке…" — вяло подумала Хиде.
       — К вечеру станет теплее.
       Она укоризненно взглянула на него, но Хворый не открыл глаз.
       — И что мне делать до вечера?
       — Ждать.
       — Издеваешься?!
       Он помолчал. Хмыкнул:
       — Забирайся ко мне, — и приподнял угол одеяла.
       — Что?!!
       — Ничего. Знаешь другие варианты?
       Хиде продрогла и слишком устала, чтобы спорить. Она послушно перебралась к нему на кровать.
       Хворый усмехнулся, притиснул ее к своему впалому животу. Прикосновение обожгло и смутило ее на секунду. Она опустила тяжелые веки, прикусила губу, внимательно вслушиваясь в чувство соприкосновения между их телами. Странный, тяжкий, отчетливый ритм, который невозможно было проигнорировать, оказался сердцебиением Хворого. Гулкие удары отдавались во всем его теле. Он должен был давно умереть, распасться на части. Только злой мотор жжет и терзает его изнутри, влечет флегматичного маньяка по тоннелям бытия. Он странный. Почти страшный. Хиде было не по себе рядом с ним. Так близко.
       Маленькая Принцесса пошевелилась. Хворый чуть приподнял тяжелую руку, давая свободу. Случайно задев ее маленькую теплую грудь, с усилием сглотнул. Занятно… он был бы не прочь. Не взирая на то, что его час уже давит асфальтовый приход. Он думал, выгорит все, но базовые инстинкты уцелели… если асфальт сойдет по весне, еще черт знает, что с этим делать — он хочет ее до чертиков. Зацепила девчонка. Как цепляют одни лишь фатальные вещи…
       Хиде повернулась на спину. Рядом с Хворым становилось жарко. Его косматая голова лежала на подушке так близко, что уха Хиде касалось горячее дыхание. Их лица разделяла только угловатая кисть Хворого, похожая на дохлого паука. Маленькая Принцесса не видела дохлых пауков, но представляла их именно так. Она разглядывала его отталкивающее, истощенное лицо и размышляла о том, почему его раскаленная кожа непостижимо сохраняет тонкий, острый запах мороза — оттенки застывшего металла, зимнего смога, оттенки стерильности, как в больнице. И табачный дым. Непостижимо, как его можно хотеть! Просто они лежат слишком близко, чтобы не думать об этом.
      
       Хворому снилось, что он опять разглядывает свои вены. Но тут приходит положительный блондин в длинном плаще, бросает на стол потрепанную записную книжку. Хворый враз узнает ее. "Схема маршрутов" — нацарапано на обложке.
       — Хочешь попробовать? — спрашивает блонд.
       — А что взамен? Мою бессмертную душу? — глумится рыжий.
       Блондин кладет на стол собачий ошейник.
       — Выбирать не придется, — говорит он.
       Хворый начинает смеяться над этим дешевым пафосом, все яснее понимая, что Малыш F в итоге оказался прав, а стол и комната валятся в закадровую темноту, из которой таращатся маленькие, злые санитары. Вместо зубов у них в оскалах обкрошенные кругляки таблеток с поперечной насечкой. Рыжий рвется валить от них, закрывшись локтем на всякий случай, и от рывка приходит в себя.
      
       …Хворый очнулся мокрый и взвинченный, между висков долбился кошмар. Тут же у него под рукой отчаянно что-то завозилось, барахтаясь в складках одеяла, полупридушенное его рукой. Хворый недобрым часом подумал, что это один из санитаров следом увязался, и надо бы добить, но тут Хиде выпуталась и ринулась прочь, дико глядя на рыжего.
       — Ты мне чуть шею не свернул во сне! — сердито выкрикнула она.
       Он откинулся на стену, сухо сглотнул, прижмурившись. Накат облегчения не давал заговорить почти минуту. "Мне бы твои проблемы, крошка…" — усмехнулся голос в голове.
       — Принеси воды, — попросил он сухим, ломким шепотом.
       Хиде помедлила, не в силах осознать его наглость, и с гримасой "уму непостижимо" удалилась в кухню.
       Когда она вернулась, на полу горел зеленый светильник, а рыжий сидел поперек кровати, щелкал желтой зажигалкой и смотрел на огонек. Маленькая принцесса подала ему воду в стеклянной банке. Видимо, не нашла стаканов. Или не было их тут…
       Она наблюдала, как он пьет, как ходит кадык на жилистой шее. Серые глазищи источали упрек и недоверие.
       — Расслабься, все в прошлом, — изрек Хворый. Выудил из нагрудного кармана рубахи мятую пачку сигарет. Вместе с ней на постель выпала полупустая облатка, в которой шуршались четыре таблетки. С поперечной насечкой, конечно же.
       — Что это было?
       — А на что похоже? Кошмар приснился, — вяло огрызнулся рыжий, водворяя облатку на место.
       — И часто у тебя?..
       Рыжий запалил сигарету.
       — Время от времени.
       Презрительное понимание проступило в изломе красивых, маленьких губ. Рыжий ощутил, как съеживается все в штанах от этого леденящего "понимания", а потом ему стало смешно.
       — Я давно не отдыхал, — поведал он терпеливо, как маленькому, глупому ребенку.
       — Давно — это сколько? — тут же уточнила она.
       — С неделю… может, две… не помню.
       — И что ты делал все это время? Веселился?
       — Можно и так сказать.
       — Сколько тебе лет, Хворый? — внезапно сменила тему Маленькая Принцесса.
       — Двадцать… — осекся. "Ох ты, черт… а, ну да". — Двадцать шесть.
       — На вид не скажешь…
       — Внешность обманчива.
       Она покивала, и опять от ее понимания было больше вреда, чем пользы.
       — У тебя есть жена? Дети?
       Такого у него точно никто раньше не спрашивал. До всех как-то сразу допирало…
       Рыжий устроился поудобней, сунул под спину подушку, умостил поблизости банку, чтоб пепел стряхивать.
       — Ты работаешь где-нибудь?
       — Иногда…
       Хворый вспомнил свою столярку, где трудился давным-давно, практически в прошлой жизни. С тех пор или "временно" или "противозаконно", часто возился с реактивами — он довольно неплохо варил. М-да… А вот Деки, например, чинит тачки и мотоциклы, когда время есть. Плюс курсы парамедика. Плюс четыре успешных поступления в универ на разные факультеты, позже отчислен за безобразия… Пантера? Кажется, знает несколько языков, бог весть, как ей это помогает в жизни. Марка — музыкант. И сторож в морге. Стеф пишет отличные стихи, собирался поступать на исторический. Малыш F? Хм, а кто у нас Малыш F?.. Вроде, что-то про недвижимость?.. Хворый был не в курсе, и любопытство его не мучило. Очевидно, куратор тоже как-то мутил себе на жизнь. С точки зрения Маленькой Принцессы, они, наверное, выглядели тем еще сбродом…
       — Где ты живешь?
       — Под теплотрассой, — флегматично поведал рыжий, решив доиграть социопата.
       — И что ты там делаешь?
       — Книжки читаю, чем еще под теплотрассой заниматься?
       Ни слова больше не сказав, Хиде закурила одну из своих тонких, ароматных сигарет. Рыжий молчаливо порадовался передышке.
       — Предполагается, что ты починишь мне голову… — резюмировала она пару минут спустя с отменным сарказмом.
      
       Утро прокралось под веки холодным, светло-серым. Хворый открыл глаза. Хиде сидела на краешке кровати, заворожено изучала взглядом цепочки крохотных старых ранок на его предплечье. Он смутился, хотел было сунуть руку под одеяло. Прежде, чем он успел, Хиде осторожно провела подушечками пальцев по шрамам у сгиба локтя.
       — Это больно? — спросила она.
       Ошеломленный ее прикосновением, рыжий не смог ответить сразу, дыхание перебилось.
       — Нет, не больно. Как комарик кусает, — проворчал он.
       Поднялся на ноги, цапнул рюкзак, побрел умываться и зубы чистить. Пока он пялился в пыльное зеркало, орудуя щеткой, ощущение касания все жило миражом на коже. Хворый сердито потер сгиб локтя правой рукой. Ощущение растаяло, осталось только эхо внутри, мягкая боль.
       — Собирайся, пора двигаться дальше, — скомандовал Хворый, вернувшись в комнату.
       — Мы уходим? — уточнила Принцесса.
       — Угу.
       — Хорошо, сейчас.
       Однако "сейчас" ничего не произошло. Хиде достала косметику и принялась умело, бегло накладывать макияж.
       Рыжий подзавис, в упор не понимая смысл макияжа на маршруте. Все равно, что краситься перед дракой. "Женщины как каноэ, наполненные желе, — пришла на ум чья-то меткая фраза. — Ты смотришь на них и думаешь: "Что за хрень?" А потом уже хочешь себе одну".
       Город был за дверью, город ждал. Слету отрезал несколько легких, линейных вариантов. Хворый поморщился. Высветил в голове предположительную схему из линий-маршев и точек-поинтов, мысленно перебросил стартовое направление. Схема маршрутов… Есть в городе места событий, пустые квартиры, где можно передохнуть, безопасные зоны… Кто-то додумался отмечать все это в записных книжках и потом перебрасывать "по наследству" тому, кто заступает на маршруты следующим. Хворый тоже так свою получил — странички, исчирканные и дописанные тремя разными почерками. Его кривой курсив стал четвертым.
       Путь выложился в голове ломаной линией, но рыжий не чувствовал, как это прозвучит, не мог поймать настроение улиц вокруг — чем они дышат, что замышляют. Выудил из-за пазухи полупустую облатку, выколупнул оставшиеся таблетки, сжевал, морщась от горького привкуса.
       — Потанцуем…
       Зашагал вниз по улице, привычно сунув руки в карманы, на полшага впереди спутницы.
       Через полчаса Маленькая Принцесса решила его озадачить:
       — Хворый, я голодна!
       "Черт! — вспомнил рыжий. — Точно, мирные граждане жрут три раза в день". Он только-только поймал настройку, отвлекаться не хотелось.
       — Ладно, зацепим что-нибудь по ходу дела.
       — По ходу дела? Ты предлагаешь мне есть на улице? На ходу? А мы не можем решить этот вопрос более цивилизованно?
       Хворый мельком глянул вверх, отследил глазами слепое пятно солнца за слоями серого. Полдень почти…
       — Нет.
       Хиде сердито притихла. Потом:
       — Хворый!
       Он, не оглядываясь, кивнул.
       — Почему ты ни о чем не спрашиваешь?
       — Например?
       — О моих проблемах? Как ты будешь знать, что делать, если даже?..
       — У тебя одна проблема. Пересказать?
       — Нет, — торопливо отрезала Хиде. В глазах мелькнул страх. Она чуть помолчала, приходя в себя.
       — Как вообще это работает?
       — Увидишь.
       — Я хочу знать!
       — Узнаешь, — утешил рыжий.
       — А ты не можешь мне все понятно объяснить?
       "Долгий будет маршрут," — подумалось Хворому.
       — Куда мы идем?
       Если бы не знакомый до тошноты химический привкус, забиравший все плотнее, он, наверное,  начал бы сердиться.
       — Что мне придется делать? Мне же нужно будет что-то?..
       — Шагай.
       "И заткнись".
       Внезапно боженька услышал его молитвы, и позади надолго стало тихо.
       …Шли с переменным успехом, где-то по прямой, где-то петлями тупиковых вариантов, на углу Фатальной и Энтузиастов чуть не влетели на "линейку", и рыжий понял, что с него хватит. Перед самой стоянкой поднялись на спот в высотке по улице Красной Громады, чтобы оглядеться.
       — Ну и зачем мы здесь? — голос Хиде был не теплее замерзших рук Хворого.
       Ветер громыхал куском жести где-то наверху. Общественная лоджия с выходом в подъезд, сплошь покрытая выморочным граффити.
       — Отсюда видно полгорода.
       Хиде глянула вниз, ежась от ветра. Там — трансформаторная будка, машина у подъезда и желтый фонарь, создававший в круге света зону альтернативной реальности. Масштабы — игрушечные.
       Рядом Хворый свесился через край, вглядываясь в темноту, простреленную огнями. Огни были везде. Двигались в потоках проспектов, дрожали на ветру, мигали, загорались и гасли. Где-то слева, среди таких же высоток можно было увидеть окна Студии…
       — Сюда, наверное, приходят самоубийцы…
       Рыжий хотел ответить, повернулся и увидел за плечами Хиде надпись "Е=мс2", красная стрелка указывала за перила. Ему стало не по себе.
       — Приходят, — согласился он.
       — Такие, как ты? — уточнила Маленькая Принцесса.
       Рыжий замер на мгновение, пойманный с поличным. На глаза, как не просили, попалась строчка, процарапанная сквозь краску перил: "Господь видит твою наготу".
       — Да, такие, как я.
       Спорить было бессмысленно, он просто взглянул ей в глаза. Через несколько дней маршрут будет окончен, не важно, что она знает.
       — Давай уйдем?.. — тихо попросила Хиде со странной решимостью в голосе. — Здесь слишком холодно…
       На мгновение в серых глазах отразилась ночь и глубина, тяжесть, ломающая всех — когда ждешь спасения, а его нет и нет, и в один момент наконец становится ясно: никто не спасет, никто не придет, небеса забили. Здравствуй, метафизический ноябрь, моя дешевая вечность, проходи, садись, бери бритву или вот как сейчас — "давай уйдем"… А ты такой "да, неплохая идея".
       Это понимание жило между ними, одно на двоих, тянуло друг к другу и вниз, в объятия единственно верной гравитации. Тотально, невыносимо. Ты же этого хотел?
       Он отвернулся. Так ничего и не сказал.
       Мокрая ночь сияла огнями. Холод уносил остатки тепла. Хворого начало знобить. Он загреб пятерней грязную длинную челку, откинул с глаз. Под балконом была такая бездна, что схватывало дух. Неплохая идея…
       — Как скажешь.
       Он развернулся, кивнул ей на дверь. "Сделай вид, что вы говорите о погоде". Хиде послушно вошла внутрь. Придержав створку кончиками пальцев, рыжий бросил прощальный взгляд по сторонам и увидел еще одну надпись. "Давай умрем весело". Или там было "вместе"?.. Этот навязчивый кислотно-желтый гиф еще долго висел перед глазами.
      
       Опять была ночь на поинте, жилище без ощущения жизни внутри, ветер гнал мимо окон темноту порожняком. Хиде снова лежала у него под рукой, дышала ровно и тихо, как во сне, но не спала, и рыжий знал на все сто и больше: она его ненавидит.
       "Ну что, Хворый, — глумился голос в голове. — Чего ради ты отказал симпатичной девчонке? А как же красное?"
       Его тянуло согласиться — мучительно, всем нутром, его до стояка заводила такая идея.
       "Заглохни, — отрешенно подумал Хворый, с тоской понимая, что голоса в голове не могут заткнуться и не знают пощады. — Я не настолько опустился, чтобы гробить ведомых…"
       "Да брось, она ведь сама хотела! Мог бы сделать приятное девушке… В чем смысл оставаться среди живых? Скольких ты вытащишь из-под грани и сколько сотен сгинет? Да вы же — случайное явление, вас так мало, долбанных проводников, почему именно ты впрягаешься за все человечество?! Хочешь прекратить страдания? Спали все к херам. "Сжечь очевидность," — помнишь? На раз избавишь мир от боли и слез".
       "Спалю, — пообещал Хворый. — Начну с тебя".
       "Лажа. Что там у тебя по шкале самочувствия? Паршиво? Хреново? П#здeц? А ты все надеешься? Милосерден к другим, а себя пожалеть не можешь? Лицемер". Голос решительно стих, растаял в фоновых шумах головы, и рыжий остался один, бесполезно сердитый на себя самого.
       Стараясь не делать лишних движений, рыжий нащупал сигареты в нагрудном кармане рубашки, выволок одну, прикусил за фильтр и полез рукой под одеяло, уповая на то, что зажигалка не в том кармане джинсов, на котором он сейчас лежит. Основная задача была не привлечь внимание Маленькой Принцессы и не разбудить, если она, по счастливой случайности, все-таки спит.
       — Хворый?
       Конспиративный план рухнул.
       — М?
       — Еще долго?
       — Что "долго"?
       — Нам. Вместе.
       — Не знаю. Пару дней.
       — Я бы убила тебя, если б могла.
       — Я в курсе, — усмехнулся он.
       Такое странное чувство: лежать, крепко обнявшись, и ненавидеть друг друга. Хороший вариант "вместе навсегда". Не будь она его ведомым, все закончилось бы банально.
       — Почему ты… почему "нет"?
       "Потому, что через неделю ты не вспомнишь моего имени. У тебя все будет хорошо до конца твоих дней, найдешь богатого придурка, нарожаешь ему выводок мелких, или как вы там еще развлекаетесь, и я был бы последним мудаком, если б велся на минутные капризы. Все будет хорошо, Маленькая Принцесса. Все будет отлично…"
       — Работа такая, — привычно отмазался Хворый.
       — Долбанутая работа. От твоей терапии мне только хуже. Хотела бы я никогда тебя не встречать.
       Они помолчали во власти взаимной, глубоко разделяемой неприязни.
       — Как ты вообще к этому пришел? — спросила Хиде без прежнего накала. — Почему ты делаешь… то, что делаешь?
       Рыжий выпустил ее из рук, уселся, потер лицо ладонью. Достал зажигалку. Подкурил.
       — Есть в этом городе сила… — с выдохом дым хлынул сквозь горло и ноздри, согревая, успокаивая. — Есть в этом городе сила, которая нас убивает. Я вижу ее. Она убивает не тех, кто заслужил, а просто кого угодно.
       В темноте разгорался и гас огонек сигареты, высвечивая его лицо и костяшки пальцев. Хворый курил. Хиде ждала. Потом ей стало ясно, что рыжий задумался о своем, и вряд ли будет продолжать.
       — И? — подтолкнула Маленькая Принцесса.
       — И это неправильно, — подвел итоги рыжий.
       Хиде помолчала, усваивая лаконичную истину.
       — Как это работает?
       Он поискал определение.
       — Маршрут — это как с гусеницей. По асфальту ползет гусеница. В час пик ее затопчут. Ты берешь ее и закидываешь на газон. Фаталисты говорят, ее и на газоне затопчут. Не знаю. Может и затопчут, но не прямо сейчас, не у тебя на глазах. Нефиг ей, гусенице, вообще-то, на асфальте делать.
       — А как же свободный выбор? Разве это справедливо?
       — Да не имеет твой выбор никакого значения. Будь ты праведник или гондон, есть огромная темная сила, и она убивает тебя.
       — Значит, "гусеница", — саркастично фыркнула Хиде.
       — Да, — кивнул рыжий, думая свое и не заметив сарказма. — Смешной зеленый червячок…
       Хворый притушил окурок в жестянке, безошибочно нащупав ее у ножки дивана. Он часто бывал на этом поинте, наощупь знал, что где.
       — Жесть, — признала Хиде. — Скажи, а ты… ни разу не лежал в психушке?
       Издевается. Мстит.
       Рыжий презрительно фыркнул в темноте.
       — Просто знаешь… наркота, странный образ жизни и все такое… откуда ты знаешь, что можешь доверять себе?
       — У меня для тебя плохие новости, Принцесса, — спокойно сказал Хворый. — Я нормальнее тебя.
       Повисла пауза, густо насыщенная сомнениями.
       — Ладно. Но почему ты, именно ты это делаешь? — ее голос был холодным, мелодичным, он лился, гипнотизировал, затягивал. — У тебя ни черта нет, ни семьи ни работы ни дома, и там на споте… мы с тобой хотели одного и того же. Почему ты передумал?
       — Прекрати, — попросил рыжий.
       — За что ты цепляешься, чем живешь?.. Если ты знаешь, как спастись, почему сам не спасешься? Ты что, не хочешь быть счастлив?
       — Да вы, бл#дь, сговорились сегодня, — зло процедил Хворый сквозь зубы, вспомнив голос из головы.
       — "Мы" это кто? — уточнила Хиде.
       — Не важно, — обронил Хворый с досадой, слив вчистую все свои отмазы от психушки.
       — Тогда зачем? Люди просто умирают, для них все заканчивается. Что в этом плохого?
       Хворый ссутулился, стиснул локти ладонями, опустил голову. "Заводишь… Ты не знаешь, что делаешь, маленькая дрянь, да мы же полностью на одной волне!.. — перед глазами искрило, по спине струился электрический озноб. Рыжий чувствовал, как дымятся и ноют от перегрузки внутренние ограничители. Ничего на свете он так не хотел, как сорваться. — Я знал это, когда увидел ее, я же сказал тебе, Малыш… Если выберусь отсюда, никогда в жизни синхронку не возьму!.."
       Не в первый раз ведомый, как тонущий, тянул его на дно, но именно сейчас он устал, устал до предела. Да еще чертов Малыш F дернул его на третий маршрут без передышки, и проводка в голове прогорела именно на эту, старую тему, вот и накатило под девять баллов, накрыло с головой, не вздохнешь.
       — Давай сделаем это, глупая сучка, — глухо выдавил Хворый, повернувшись к ней. — Заляпаем все кровищей, пусть будет праздник, я послушаю, как ты орешь от радости, а потом сам… я лягу сверху, ты не возражаешь? Будет забавно, когда нас кто-нибудь найдет. Ты этого хочешь?! Этого, мать твою?! Ты думаешь, этим можно что-то доказать?! Дело не в тех, кто умирает, дело в тех, кто остается! Им потом приходится…
       — Хворый, алло! — холодно, резко окликнула Хиде.
       Рыжий поднял голову. Маленькая Принцесса глядела на него с недоумением. Сам он сидел на краю дивана, и сигарета, истлевшая до фильтра, жгла ему пальцы.
       — Мы говорили? — уточнил Хворый, притушив окурок.
       — Нет. Ты завис примерно на минуту.
       — Извини. Я думал, у нас сейчас был секс.
       Хиде смерила его диким взглядом.
       — Не смешно.
       — Знаю.
       Рыжий медленно лег. От пережитого напряжения мышцы ныли, но волна откатила, оставив пустоту и паршивый привкус. "Что-то я совсем расклеился…"
      
       …Они шагали по проспекту. Город закручивал гайки, и было чувство, будто весь мир склонился посмотреть, чем кончится эта история. Днем Хворого преследовали тупики и обманки, ломаный путь прижал их к центральным районам. Рыжий по десять раз сменил уже направление и ритм, вымотался, а на девчонку вообще больно было смотреть. Блокада накрыла их на марше, до ближайших поинтов — как до Луны. Обозначилась проблема выбора: идти через центр или блуждать по темным дворам, то и дело зависая на повторных петлях. Хворый выбрал центр. Они слишком устали, оба, чтобы полагаться на безопасные варианты.
       Ночной город никак нельзя было назвать вымершим: проезжали машины, слышались голоса, попадались навстречу люди, нечеткие, какие-то неопределенные, будто им чего-то не хватало, чтобы выглядеть настоящими. В воздухе висела тишина, густая, ощутимая. Иногда можно было услышать обрывок фразы, смех или музыку, но все это как будто вязло в ней, не разбавляя плотности.
       Навстречу попались несколько человек, последней, взявшись за руки, шагала парочка.
       — Смотри, влюбленные, — шепотом сказала Хиде. "Почти как мы с тобой…"
       — Это не влюбленные, — негромко отозвался Хворый.
       — Почему ты так…
       Теперь она и сама заметила. Рука молодого человека не касалась подставленной ладони девушки, парила над ней, пальцы чуть заметно шевелились. Взгляд девушки был пустым, а лицо — как у спящей.
       — Может быть, они просто счастливы? — прошептала Хиде.
       В движениях девушки была заметна легкая неловкость, как если бы телом ее управляли со стороны. Хиде бросила взгляд на парня. Его мимику невозможно было прочитать. Странное, дикое чувство, когда живое лицо кажется пластиковой маской, скрывающей…
       Они миновали друг друга, наваждение оборвалось.
       — Что это было? — спросила Хиде чуть погодя. К горлу подкатывала тошнота.
       Рыжий пожал плечом.
       — Ты все видела.
       — Мне показалось.
       На это Хворый промолчал. Он привык. Люди все время так говорят. Предпочитают не замечать. Правда, дохнут потом от этого своего "избирательного зрения".
       Он держался чуть впереди, будто ненавязчиво прикрывая ее плечом. Хиде с удивлением отметила, что так было с самого начала. Они шли в ногу, и странно, что Хиде без труда успевала за размашистым шагом рыжего. При этом она не могла нагнать его, сократить это полушаговое расстояние, не могла по собственной воле сломать ритм… или не хотела? Укрытая за живым щитом, она против всякой логики чувствовала себя в безопасности, рыжий был как талисман — пока он рядом, знала Хиде, ей ничто не грозит. Взгляды ночных жителей устремлялись им вслед, но всегда оказывалось, что Принцесса и Хворый миновали зону внимания на доли секунды раньше, и смотрящий быстро терял интерес.
       Они проходили перекрестки, не сбавляя шага. Им неизменно сопутствовал зеленый свет.
       — Нам везет, — вяло отметила Маленькая Принцесса.
       — Совпадает, — поправил рыжий. — На маршруте обычное дело. А вообще — не люблю перекрестки. Никогда не знаешь, куда с него вынесет…
       Он не ей это сказал, просто подумал вслух. Опять спалил свой нездоровый чердак.
       — Перекрестки всегда одинаковые! — поправила его Хиде.
       — Угу, — саркастично не согласился он.
       Хворый невозмутимо шагал впереди, шагал сквозь происходящее. В линии плеч читалось легкое, хищное напряжение. Он выглядел слишком внимательным, слишком собранным, чтобы кто-то рискнул напасть. Теперь, когда Хиде могла это видеть со стороны, она вдруг поняла, что шла бы одна, собравшись в испуганный комок, выдавая все свои страхи и опасения.
       Маленькая Принцесса не рисковала больше пристально разглядывать окружающий мир, однако полностью отделаться от чувства, что все вокруг отстает на четверть такта тоже было нельзя. Она отложила выводы "на потом", выносить сейчас какие-либо суждения было опасно для мозга — слишком много парадоксов таращились из темноты.
       Они почти дошли, пара кварталов оставалась до "безопасности", каким-то образом Хиде знала об этом, хотя рыжий ничего не сказал. Вдруг в ритме шагов обозначился сбой, рыжий чуть слышно чертыхнулся. Выглянув из-за его плеча, Хиде поискала глазами причину. Нашла.
       По дальней стороне проспекта, чуть впереди двигалась пьяная компания подростков, весело выкрикивая. Их резкие, ломаные движения не походили на человеческие. "Так могли бы идти… не знаю… люди с мозжечком богомола, — подумала Хиде. — Если у богомолов есть мозжечки…" Она запоздало сообразила, что не понимает языка, на котором эти странные люди обмениваются выкриками. Не то, что не понимает, там просто нечего понимать — она слышала идеальную имитацию речи, звуки были на месте, не хватало только смысла. Принцессе вдруг стало страшно до озноба от мысли, что подростки перейдут на их сторону, пересекут невидимую границу, за которой еще можно убедить себя, будто ей померещилось, и вблизи выяснится, что они действительно говорят на неведомом языке и двигаются, как богомолы. Но едва возник намек на сближение, Хворый, пристально следивший за ситуацией, свернул на боковую улицу. Разноцветие огней и шум моторов угасли за спиной. Сперва были гиблые дворы, потом мимо потянулись дома без единого светящегося окна.
       — Здесь неуютно, — поежилась Хиде через какое-то время. Темные плоскости, высящиеся над головой, давили странной, молчаливой силой.
       — Нам больше некуда, — обронил Хворый.
       Они шли довольно долго. Теперь вокруг уже не было ни единого источника света. Город выглядел зловещей, выморочной декорацией. Казалось, Хворый ищет способ сменить направление, но единственная узкая линия у них под ногами вела все дальше, и соступить с нее было жутко.
       — Где мы?
       Хворый промолчал.
       Хиде тоже расхотелось говорить. Так, словно голос, даже шепот мог выдать ее… кому-то.
       В заброшенных районах рыжий не сбавил темпа, только звук шагов пропал. Сделал он это не нарошно, как будто сработала подкорка, что-то переключилось в нем самом без его ведома — мягче ступать на пятку, пружинить в коленях — стэлс-мод… Хиде попыталась подстроиться. Поймав себя на этой попытке, она рассердилась на то, что невольно принимает правила игры, но злость не заставила ее вести себя как-то иначе.
       Цивилизация теперь казалась неимоверно далекой, вместо нее накатывал нейтронный пост-ап, пронизывало чувство, что жизни вокруг нет, ни малейшей крупицы — нет даже птиц. Как будто все, кто здесь жил, сговорились в один прекрасный момент и умотали на другую планету.
       Принцесса решила, что они добрались до промышленных окраин — мимо потянулись пустыри, бетонные заборы, покосившиеся фонари, толстые суставчатые трубы, обвешанные серыми лохмотьями. Очертания построек утратили обитаемый вид. Попадались железные ворота в три человеческих роста, Хиде даже знать не хотела, что там за ними. Если уж на то пошло, они вообще не могли пешком добраться сюда.
       Хворый теперь шел осторожно, как мог бы ступать по осыпи, где каждый камень ненадежен. Стало видно, к какому миру он на самом деле принадлежит: он слился с окружающим, легко, не задумываясь пропустил сквозь себя и стал естественной его частью. "Он все это время был тварью из тени, он понимает город потому, что сам…" — нежданно толкнулось внутри. Но бежать от него было некуда, рыжий остался единственным способом вернуться в нормальный мир, Хиде ощущала это нутром, объяснения ей были больше не нужны.
       Он остановился в узком проулке. Оттуда тянуло неожиданно теплым ветром, но каким-то затхлым, мертвым, искусственным. Перспектива неровной улочки заканчивалась ломаной кромкой. Рациональная часть ума предположила, что там завалы строительного мусора или какая-то свалка. Подробностей разглядеть было нельзя. Вернее, их просто не было: ни светлых ни темных плоскостей — всего того, в чем глаз способен распознать объем. Ломаная кромка, и все, как будто вырезана из бумаги. По идее, над ней должно было начинаться небо, однако Хиде и этого не могла различить. Ее преследовало навязчивое чувство, что там ничего не начинается, наоборот. Там все заканчивается.
       Хиде сражалась со своими глазами, пытаясь заставить себя видеть что-то понятное, объяснимое. Ей казалось, она вот-вот разгадает, ей необходимо было разгадать, развеять зловещую приморочку, иначе, понимала она, дважды два в ее жизни навсегда перестанет равняться четырем. Хиде сделала полшага вперед. Ну все, почти, теперь уже в любую секунду!.. еще полшага.
       Рыжий сцапал ее за локоть, дернул к себе.
       — Уходим отсюда, — прошептал он. — Нас на самый край занесло.
       — Я хочу туда, — заупрямилась Хиде. — Хочу посмотреть…
       Удивленно распахнутые глазищи зияли пустотой.
       — Туда не надо, девочка, — произнес он, взял за плечи.
       — Я хочу!.. — она готова была вырваться и бежать.
       — Тише, тише, успокойся, — он не выпустил, обнял тяжелыми руками, склонился и, дыша теплом в волосы, стал говорить с ровным нажимом убежденности: — у всех вас, у людей, в шестеренках этот глюк. Увидев грань, не можете остановиться. Не бойся. Это твой взгляд тебя тянет. Закрой глаза, не смотри туда. Не смотри…
       Хиде заставила себя моргнуть. Веки опустились теплым занавесом. Разрывающий звон в висках оборвался, остался только голос рыжего, нашептывающий на ухо:
       — Все хорошо. Пойдем отсюда. Пойдем.
       Если бы не этот голос, Хиде шла бы к неведомой кромке, бежала туда, подгоняемая инстинктом распознания, пока…
       Вдруг холодная, яркая мысль сломала медитацию:
       — Ты-то как смог удержаться? — ошеломленно спросила Хиде, уставившись на рыжего.
       Они снова шагали. Долго. Каким-то образом рыжий нашел обратный путь, выцарапал из ничего, может, пару раз сквозь стену прошел — Хиде было уже наплевать, лишь бы скорее все кончилось. Ее голова разваливалась на части. Она сосредоточилась на том, чтобы хоть как-то удержать мозги от взрыва. Все остальные проблемы, всё, что было прежде, казалось Хиде далеким, до смешного неважным. Занятая борьбой, она не сразу поняла, что это навсегда. Что тоска, выталкивавшая ее из жизни, потеряла силу. Нет, она даже пока не поняла этого, и самое чувство, будто все по-другому, еще болталось на краю осознания, все эти озарения лежали в нескольких днях пути впереди, а сейчас Хиде просто сердилась на Хворого, безусловно и прямо виновного в отчаянном состоянии ее головы.
       До самой цивилизации, до ярких огней центральных улиц Маленькая Принцесса не проронила ни слова. Наконец она пришла в себя и в попытке поставить все на место заявила:
       — Должно быть, нетрудно напугать доверчивую девчонку! Но это не доказывает твою правоту. Что там было на самом деле?
       — Ты все видела, — отозвался Хворый устало.
       — Ничего я не видела толком!
       — Там и было "ничего". Знаешь, — бесконечное терпение дало трещину, и рыжий наконец-то разозлился по-настоящему. — Можешь вернуться туда и досмотреть. Если сгинешь, плакать не буду, я тебя в ведомые не выбирал.
       — Не разбегайся. Мой папаша тебе голову открутит, если со мной что-нибудь стрясется. Он заплатил вашему куратору серьезные деньги.
       — Что?! — Хворый аж споткнулся.
       — Хочешь сказать, ты не знал? Не морочь мне голову, Малыш F говорил, что ты работаешь на него, и что ты самый лучший в городе.
       Хворый минуту стоял перед ней, как будто пытался совладать с вращением земли, удравшей из-под ног в неожиданном направлении. Затем сунул руку в карман, достал сигареты.
       — Ты что, правда не знал? — удивилась Хиде.
       — Кажется, у нас скоро будет новый куратор, — проворчал Рыжий между затяжками.
       …Под утро они снова были на поинте, сквозь пыльные стекла окон в комнату пробирался предрассветный сумрак. Рыжий упал на кровать, как был, не позаботившись снять куртку и ботинки. Хиде сидела у него в ногах, обхватив колени, пыталась прийти в себя и уложить в голове все увиденное так, чтоб не сойти с ума. Хворый снова стал частью пейзажа, погрузившись в привычную полудрему. Хиде вгляделась в его лицо, увидела за маской невозмутимости чудовищную усталость, настолько глубокую, что тень ее придавала его чертам внезапную мягкость.
       — Как ты с этим живешь? — растерянно спросила Хиде. На этот раз без всякого презрения.
       — Когда-нибудь я тебе расскажу.
       — Ты мне врешь. Наш маршрут закончен. Даже мне это ясно. Мы ведь больше не увидимся?
       — Расскажу кому-нибудь другому, — пожал плечом рыжий.