Стихира - 3

               
                "Встреча"


Поезд «Самара – Москва» двигался в сторону столицы медленно и будто нехотя, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Он следовал точно по расписанию, и не было повода для волнения — ведь он делал это каждый день, отвозя пассажиров туда и обратно, всегда соблюдая свою пунктуальность.

Однако Лена, стоя у окна в проходе вагона, испытывала беспокойство. Она внимательно разглядывала проплывающие мимо пейзажи, и со стороны могло показаться, что эта женщина приехала из-за границы и никогда прежде не видела бескрайних просторов России. Но на самом деле это было не так. Вид за окном её не интересовал, она была погружена в свои мысли.

Ей было о чём подумать, особенно о правильности своего поступка, который был основан на лжи и притворстве. Ей было не по себе, и даже противно от самой себя. Ведь раньше она никогда не лгала, разве что по мелочам, да и то в раннем детстве.

Зачем ей было обманывать мужа, говоря о каком-то музыкальном конкурсе? Он её и не слушал, продолжая смотреть в экран телевизора. Лишь что-то буркнул в ответ: «Езжай, раз надо, работа есть работа». Она поцеловала его в макушку и сказала «спасибо». И вот она едет. Зачем? Что из этого выйдет? Кому и что она хочет доказать? Может быть, прежде всего, самой себе? По крайней мере, она может попытаться разорвать круг монотонного серого бытия.

И кто её в чём сможет уличить? Она едет к своей давней подруге Кате Ксенофонтовой, а то, что встретится с Юрием, — это ещё бабушка надвое сказала. Может быть, он и не захочет её видеть. Мало ли, что он написал в письме, там было одно слово — «приезжай». Бумага всё выдержит, а «Всемирная сеть» тем более, это вообще эфемерное пространство, со своими странностями.

- Лен, заходи в купе. Чего ты всё одна и одна в коридоре торчишь, чайку свежего попьём, глядишь, и веселее станет, - уговаривала попутчица.

Лена согласилась. Зачем одной стоять и постоянно думать о нём... Будет, что будет. Горячий чай обжигал губы. Мысли, сменяя друг друга, проносились в её голове: «Сразу поеду к Катьке, а позже позвоню ему, скажу, что всего один день в Москве, проездом. Да-да, нет, так нет. И все дела. Чего усложнять?»

Столица встретила Лену неприветливо. Холодный северный ветер снежной массой, смешанной с дождевыми каплями, бил в лицо. Вот такая весна здесь, в Москве, не то, что в Самаре, ведь там она уже в лёгкой курточке ходила. Начало апреля здесь, на Павелецком вокзале, больше напоминало конец февраля. Хорошо, что Катя сразу увидела её. Подошла. Обнялись...

- Сколько лет, сколько зим? Как хорошо, что ты приехала, Ленуся. Я так соскучилась. Ну что стоим, пойдём. А где твой багаж? – Катя взяла из рук Лены небольшую сумку. – И это всё, а где же наряды, на встречи ходить?

— Всё тут, — засмущалась Лена.

Уже через полчаса подруги сидели в роскошной Катиной квартире на улице Бахрушина, в новом доме, построенном на территории парка.

- Ну, Катюха, ты и живёшь?!.. – удивлялась всему Лена.

- Да уж, Лен, живём, хлеб с маслом жуём, красиво жить не запретишь. Это всё мой Вова, я без него — «ноль без палочки». Он же у меня в министерстве работает. Люся, дочка моя, со своим мужем на Вернадского живёт, в двухкомнатной, вот уже год как купили. Ну, конечно, опять Володька помог, куда же мы без него. Ты давай устраивайся и отдохни с дороги, поди, устала. А я на кухне покручусь, что-нибудь на стол приготовлю. Голод не тётка, — Катя пошла на кухню, и Лена осталась одна, робко оглядываясь по сторонам. Да, это не её «хрущёвка» с ободранными обоями.

За столом время прошло незаметно. Болтали обо всём. Выпили немного коньяка из бара мужа. Голова наполнилась сладостным безразличием. Хотелось развалиться в мягком кресле и ни о чём не думать. Но время шло, и нужно было что-то предпринимать. Лена набрала номер Смолова. Попала на автоответчик.

- Юра, я приехала. – почти шёпотом произнесла Лена в трубку.

Смолов перезвонил только поздно вечером, ссылаясь на тотальную занятость. Договорились встретиться завтра в полдень у Третьяковки. Они знали друг друга по фотографиям. Решили, что этого будет достаточно, чтобы не разминуться...

- Вы Лена?   

Смолов сразу узнал её среди посетителей, досконально изучив её фотографию до встречи.

– Я Юрий. Будем знакомы! Теперь уже «живьём», это, конечно, не то, что по компьютеру. Рад приветствовать вас в нашем городе! Как он вам? Хотя вы ничего не успели ещё посмотреть. Как говорится, с корабля на бал. А где остановились?

Смолов стал забрасывать Лену дежурными вопросами, а она, в свою очередь, отметила, что он пришёл без цветов. А может, в данном случае их и не должно быть. Кто он ей, кавалер?.. Нет, а тогда кто же? Вот этого она не могла понять...

- Юра, я тоже очень рада встречи с вами. - наконец, она разомкнула рот и что\то сказала.

Ещё минуту до этого ей казалось, что она потеряла дар речи. Он сразу понравился ей, так же, как и тогда в компьютере, когда она впервые открыла его страничку. Интеллигентное лицо с ровным точёным носом, пятидневная щетина, придававшая особый шарм и загадочность его образу, и, конечно же, глаза, бывшие когда-то голубыми, а сейчас носившие более серый оттенок с глубокой печалью человека, познавшего жизнь.

- Ну что, нам пора, - прервал Юрий её размышления. – Вы давно были в Третьяковке?..

- В школьном возрасте на экскурсию с классом приезжала. Я уже ничего и не помню. Это было так давно, как будто в другой жизни и не со мной. Так что я буду очень рада, если вы станете моим гидом.

- Прошу, - он подал руку Лене, тем самым приглашая её пройти.

Бродили по залам. Особенно долго сидели напротив «Явления Христа народу» Иванова. Лена никак не могла отвести глаз от этого магического полотна. Она вообще восхищалась всем, как ребёнок, и это увлекало Смолова. Ему нравилось быть центром внимания, ведь он на сей момент был её наставником, и это льстило ему. Когда такое было, чтобы он так всеобъемлюще демонстрировал свои знания, накопившиеся за долгие годы. Если когда-то, в своё время, ещё своим ученикам, — это другое дело. Сейчас было приятно ощущать, что перед тобой приятная женщина, ловящая каждое твоё слово, отвечающая на каждый твой жест.

После галереи у метро зашли в «Макдоналдс», и не потому, что у Смолова не было денег на ресторан, совсем нет... Просто очень захотелось по-простому вспомнить молодость, как они с женой водили сюда своих детей... Лена с радостью приняла приглашение.

- Юра, спасибо Вам большое за Левитана и Саврасова, я как в космосе побывала. Теперь это на всю жизнь запомнится. Я всем об этом рассказывать буду.

Лена растягивала удовольствие, медленно доедая свой гамбургер. Её лицо выражало полный восторг. Она напоминала ребёнка, которого родители впервые привели в кафе.

Как же мало нужно женщинам. Немножечко внимания, по головке погладить, доброе слово сказать и внимательно выслушать. И всё, она твоя!.. Вот чего не могут уяснить их мужья, разменявшие второй десяток семейной жизни. Наденут на себя тренировочные штаны, уткнутся в телевизор и посасывают поддельное пиво из горлышка. Зачем им жена, когда футбол, «Крылышки» проигрывают.

Смолов всё это хорошо знал, знал и «обрабатывал» Лену, оттачивая каждый свой жест и мимику лица. Он заметил, что Лена «повелась» на это, и всего-то хватило Третьяковки с Макдональдсом. А впереди ещё был основной козырь – его мастерская со всеми соответствующими примочками.

— Лена, я хочу показать тебе «Замоскворечье». Давай прогуляемся пешком и дойдём до моей мастерской. Ты не против? — спросил он, незаметно перейдя на «ты».

— Да, конечно, Юра, как скажешь. Тебе лучше знать, как поступить, тем более что завтра я уже уезжаю. Так что у нас остался только один вечер, — поддержала Лена его предложение.

Они отправились по Малой Ордынке и по пути заглянули в домик Островского.

— Между прочим, это наш с тобой общий драматург, — заметил Смолов. — Он писал не только о Москве и «Замоскворечье», но и о волжских городах и людях тоже.

Они петляли по замоскворецким переулкам. Светило солнце, пели птицы, повсюду уже вовсю хозяйничала весна. В отличие от вчерашнего дня, когда снег заметал оттаявшие улицы, на душе Лены было радостно и светло. «Как же хорошо», — думала она. «Нет никаких проблем. И с человеком есть о чём поговорить, кроме футбола. Какой же Юра всё же хороший! Как мало мне надо, обходительность и всё. Я к этому совсем не привыкла. Всё время одна да одна в своих женских проблемах».

Юрий же думал о другом: «Как же мне всё это порядком надоело. Эти бабы… Да ещё эта провинциалка прикатила. Хватит ли мне сил до конца вечера быть таким интеллигентным? Только бы не сорваться и в дурь не полезть. И что она от меня, в принципе, хочет? Сложно понять. Ей бы мужика хорошего найти, а она всё принца ждёт. От меня-то ей какой прок? Возраст уже не тот, да и жена меня вполне устраивает. А о поэзии и о всяком там возвышенном мне и с учениками надоедает говорить. Они из меня и так все соки вытягивают. Нет, не тот я стал, и силы уже не те».

Вскоре они добрались до мастерской. Она находилась на Бол. Полянке, недалеко от храма «Успения Богородицы».

— Как же хорошо, что мастерская рядом с храмом! — отметила Лена.

— А ты что, в Бога веришь? — встрепенулся Юрий. — Может, просветишь меня нерадивого, в чём суть веры? Меня друг, Александр, постоянно наставляет, но я что-то по сей день так и не могу понять. Ну вот сама рассуди: ладно, воскреснуть, я с этим ещё как-то соглашусь, но вот как на небеса вознестись можно, никак понять не могу.

— Да какая я там верующая. Сама в грехах, как в шелках, — стала оправдываться Лена. — В храм раз в полгода хожу, а на исповедь и того меньше.

Тут Лена остановилась, пристально глядя на крест на маковке церкви.

— Ты знаешь, Юра, — она вдруг резко посерьёзнела. — Я точно знаю, Бог есть! Да, да, это точно. Он есть!

— Ну что ты? Успокойся, чего ты так разошлась? — Юра погладил её по голове и поцеловал в щеку. — Ну всё, всё.

Они поднялись на пятый этаж и, пройдя по лесенке на антресоли, остановились у двери с вывеской «Мастерская». Ключ долго не попадал в замочную скважину. У Смолова появились самые худшие подозрения. Он позвонил. Дверь открыла полураздетая молодая женщина, довольно привлекательной наружности.

— Лиза, я же тебе говорил, что работать сегодня не будем. И ты должна быть дома. Лена, — обратился он к спутнице, — проходи, это Лиза, моя натурщица. Не обращай внимания, она сейчас уйдёт. Лиза, ты слышала? Собирайся и домой к маме. Работы сегодня не будет. Ты что, сама не видишь, я занят. У меня гостья, из Самары, да, — подчеркнул он, — и она может неправильно всё истолковать. — Он покопался в карманах. — Да, совсем забыл, на, возьми, — он протянул Лизе деньги, — это за прошлую неделю.

Лена вошла в довольно просторную комнату, по периметру всю уставленную холстами, «лицом» к стене. Вверху по стенам тянулись полки, на которых громоздился всякий скарб, по каким-то соображениям связанный с миром художника. Скорее всего, это были атрибуты для натюрмортов. Справа, ближе к стене, находился подиум. В центре комнаты, возвышаясь надо всем, стоял огромный, как показалось Лене, мольберт, с примкнутым к нему столиком под палитру и ящиками для красок. Около окна стоял старый диван, ещё в довольно приличном состоянии. На нём в беспорядке валялись женские вещи, явно принадлежащие Лизе. В углу находилась дверь, ведущая в соседнюю комнату. «Милое гнёздышко, — подумала Лена, — но больше это напоминает ловушку для женщин, стремящихся как можно ближе познать смысл живописи».

Лиза незаметно ушла, даже не попрощавшись. Скорее всего, она не хотела лишний раз мешаться, понимая занятость своего «хозяина». Смолов и Лена остались одни. Юра помог Лене снять верхнюю одежду и проводил её в соседнюю комнату — гостиную. Скорее всего, это была кухня, но такая большая, что в действительности напоминала гостиную. Посередине стоял огромный круглый дубовый стол, пять старинных деревянных стульев и красивейший буфет, ещё довоенной работы. Больше всего Лене понравились в нём разноцветные стёклышки. Тут же стоял ещё один диван, но не такой роскошный, как в первой комнате.

— Лена, присаживайся, чувствуй себя как дома. Мы сейчас чайку сообразим. Посидим, отдохнём, поболтаем, а то мы с тобой и не наговорились толком.

Лена села на стул, почему-то побаиваясь мягкого дивана, на котором лежал так манящий к себе ворсистый плед. Юрий в это время ставил чайник на огонь, гремя посудой. Он явно плохо справлялся с ролью домохозяйки, которая совершенно не подходила ему, и это было очень заметно.

— Лена, ты что на меня так смотришь? Как будто в первый раз видишь? Да, так получается, по жизни я всегда за мольбертом, и мне кто-нибудь помогает, чтобы я мог спокойно работать. Дома — жена, а здесь... — он замялся, подбирая нужное слово. — Ну, помощницы всякие... Лиза, например, или кто другой. Ты же понимаешь, не могу же я один всё делать. У меня заказ за заказом.

— Юра, а когда ты стихи свои пишешь? И где? Я смотрю, у тебя даже компьютера нет.

— Дома, дома, Лен! Дом для меня, как отдушина. Прихожу, делать нечего. Сажусь за рабочий стол и пишу, если это можно назвать стихами. Это просто некое самовыражение души. Больше на детские игры похоже.

Рассуждение о поэзии прервал звонок Юриного телефона.

— Да, дорогая, это ты? Ну что, в самом деле, за беспокойства такие, как будто я пятилетний ребенок. Что, сердце? Так хорошо, что оно есть и постоянно бьётся. Вот не будет биться, тогда и беспокоиться будем. Я сегодня очень устал. Скорее всего, останусь в мастерской ночевать. Ну всё, целую. Пока, — Смолов положил трубку на стол. — Жена. Ты извини, Лен, Бога ради, она беспокоится о моём здоровье, как бы чего не случилось. Слушай, а давай коньячку по рюмочке. У меня и лимон есть.

Он полез в буфет и достал бутылку добротного коньяка и два бокала, предназначенных для столь торжественных случаев. Нарезал лимон. На столе появились печенье и конфеты.

— Ну, что, за встречу! — провозгласил тост Юрий.

— За встречу, — скорее одними губами, чем голосом, произнесла Елена.

Через полчаса они уже сидели на диване. Смолов целовал её в губы. Лене казалось, что она проваливается во что-то сладкое, мягкое и сопротивляться этому совсем не хотелось.

Поезд набирал ход. Граница Москвы промелькнула за окном. Остался позади день, осталась и незабываемая ночь, проведенная с Юрием. Это было как во сне. Чем ближе поезд будет подходить к Самаре, тем яснее будет понимать Лена, что это действительно был только сон и не более того. Но она точно знала, что такого больше никогда не повторится, и не потому, что она этого не захочет, нет. Просто в одну реку нельзя войти дважды. Хорошего понемножку. Да, она хорошо знала, что не любит своего мужа и вряд ли полюбит. Но жить она с ним будет, потому что это осязаемая реальность. Какой бы обыденной эта реальность ей ни казалась, её можно потрогать руками. А сон, какой бы он ни был, так и останется сном, а потом и вовсе растает.

Елена стояла в проходе вагона у окна, прижавшись лицом к стеклу. По её щекам текли слёзы. Она вглядывалась в проплывающее мимо Подмосковье. Ей было очень грустно. Она не хотела уезжать, но так было надо, и по-другому никак. Это была жизнь, и её нужно принимать такой, какая она есть. В голове возникли строчки, она пыталась их запомнить, постоянно повторяя:

                «Куплю билет на скорый поезд,
                Хочу уехать в никуда
                Под стук колёс ты будешь сниться,
                Но мы расстались навсегда...»

- Лиза, в конце концов, где тебя носит. Я ждал тебя всё утро. Давай раздевайся быстрей и на подиум. Сегодня будем работать за двоих.

Смолов, выглядел усталым и озабоченным, - столько времени потеряно, а работе конца и края не видно.

                «Пускай не так всё в жизни было,
                Пускай вновь ноет голова.
                Надеюсь, ты меня забыла
                Ах, как-же ты была права...»

Откуда возникли в голове эти строчки, он не понимал. Смолов вынул из ящика клочок бумаги  и быстро набросал свежие стихи...

                2015г *)