Провинциальный мезальянс

(История давних времен)

Лишен любовных разговоров,
Я вижу тень твою с собой...
И, ах! твоих не зрю хоть взоров
Но мысль всегда, везде с тобой.

               Г.П.Данилевский.
                Мирович.



     Зиновий Эрастович Поляницын с самого первого дня поступления на службу в гимназию пришелся, что называется, не ко двору. Коллегам-преподавателям не понравилась его замкнутость и то, что он категорически отказывался принимать участие в совместных вечеринках, заканчивающихся непременно попойками, ссылаясь на то, что дома его ждёт больная мать, за которой нужен постоянный уход. За глаза его даже называли именем гоголевского персонажа Акакия Акакиевича, всячески презирали и игнорировали. Впрочем, и сам Зиновий Эрастович не очень стремился к сближению с ними, от коих постоянно пахло то водкой, то чесноком, которым они перебивали сивушный запах.
     Не жаловал его и директор гимназии, поскольку молодой преподаватель, в отличие от коллег, не выказывал должного подобострастия перед начальством, хотя при встрече раскланивался вежливо, но холодно. А какой же начальник станет относиться благожелательно к подчиненному, от которого не дождешься самой простой комплиментарности?
     Видимо поэтому в один из дней, пригласив Зиновия Эрастовича к себе в кабинет, директор предложил:
     - Зиновий Эрастович, я хочу сделать необычайно выгодное для вас предложение. Вы человек молодой, энергичный и пытливый, вам надо расти. А в нашей гимназии карьерного роста не предвидится.
     Молодой преподаватель насторожился - подобное предисловие к разговору ничего хорошего не сулило. Однако он, сидя, как полагается, на кончике стула и наклонившись в сторону высокого начальства, продолжал внимательно слушать, ожидая, что последует далее.
     - Ко мне на днях обратился мой старинный приятель помещик Чувилов Аркадий Всеволодович, - продолжил директор. - Он живет в 60 верстах от нашего городка. У него растет сын, но поблизости гимназии нет. Вот он и попросил меня по старой дружбе подыскать ему толкового преподавателя.
     - Господин директор, сколько лет ребенку? - осмелился спросить Зиновий Эрастович.
     - Седьмой год, - ответил тот. - Я настоятельно рекомендую вам принять это предложение. Насколько мне известно, у вас больная маменька. А там свежий воздух, лес - это пойдет ей на пользу. Да и угла-то у вас своего нет, а там вам предоставят отдельное жильё, и, заметьте, бесплатное.
     Молодой учитель молчал и, видя его нерешительность, директор добавил уже более настойчиво:
     - Так что мне передать Аркадию Всеволодовичу? Вы согласны?
     - Да, да, конечно! - поспешно закивал головой Зиновий Эрастович.
     - Вот и сговорились, - наконец-то улыбнулся директор. - На днях в город приедет его управляющий, вот с ним и отправляйтесь. Я полагаю, у вас не очень много вещей, на его пролетке уместитесь.
     - Да, благодарствую, - как-то рассеянно проговорил учитель. - Какие там вещи!..
     "Нищему собраться - только подпоясаться", - подумал про себя директор, но вслух этого не стал произносить.
     - Ну, успехов вам и доброго пути, - директор встал, обозначая, что разговор окончен. - С завтрашнего дня можете не выходить на работу - собирайтесь. Выходное пособие получите - я распоряжусь.
     Зиновий Эрастович откланялся и, не заходя в учительскую, направился на съемную квартиру.
     - Зиночка, что так рано сегодня? - встретила его встревоженная мать. - Случилось что?
     Сын рассказал ей предложение директора, от которого невозможно было отказаться.
     - Да как же так? - изумилась Мария Андреевна. - Мы так удачно обосновались здесь, и хозяева прекрасные, и вообще - лихое дело переезжать незнамо куда...
     - Маман, директор прав - на свежем хвойном воздухе вам будет гораздо лучше, - ответил он. - Да и что нас здесь держит? Хозяева? А вдруг они найдут более выгодных квартирантов? И что нам делать? Опять мыкаться по чужим углам?
     - Ну да, ну да, - горестно закивала головой мать. - Я-то думала: вот выучишься, подкопим денег, купим свой домишко, заведешь семью, а я стала бы внуков няньчить.
     - "Мечты, мечты, где ваша сладость", - грустно процитировал сын чьи-то стихи. - На нынешний учительский заработок о домишке даже грешно мечтать.
     Мать ничего не ответила, а только тяжело вздохнула.
     - Есть будешь? - спросила она.
     А когда сын принялся за еду, села напротив него и спросила:
     - Когда ехать-то?
     - На днях. Завтра получу заработок, нужно будет купить что-нибудь с собой.
     - Да что покупать-то? - удивилась она. - Много ли нам нужно?
     - Хотя бы учебники для будущего воспитанника, - ответил он.
     - Ну, это само собой, - только и ответила мать, собирая со стола пустую посуду. - Что за жизнь у нас такая, чем мы бога прогневили? За что нам все это?
     - Да не переживайте вы так, - начал ее успокаивать Зиновий Эрастович. - Всё обоснуется. Думаю, что на новом месте хуже не будет.
     - Дай-то бог, дай-то бог, - только и смогла сказать старушка.
     Следующие два дня были заняты подготовкой к переезду. Носильные вещи, а иных у них не было, увязали в два узла. Все было готово к переселению.
     Хозяйка квартиры, у которой они снимали комнату, огорченно выговаривала:
     - Ай я чем обидела вас? И где я теперь найду новых квартирантов?
     - Не серчайте, Антонина Савельевна, - успокаивала ее Мария Андреевна. - Мы ведь не по своей воле уезжаем. Да и к вам мы привыкли, как к родным.
     - Вот и оставались бы, - стояла та на своем. - А работу Зиновий Эрастович где-нибудь нашел бы...
     - Вот то-то и дело, что где-нибудь, - вздохнула Мария Андреевна. - Где теперь работу-то найдешь?
     - Это так, - вынуждена была согласиться хозяйка.
     Где-то на четвертый или пятый день, рано утром, к их дому подъехала телега, с которой неторопливо слез степенного вида мужик и постучал в дверь обухом кнута. Открывшего ему учителя он спросил:
     - Вы, что ли, будете Зиновий Эрастович.
     - Я, - ответил тот. - А вы...
     - Управляющий имением господина Чувилова. Готовы? Нам надо пораньше выехать - путь неблизкий.
     - Да мы, собственно, готовы, - в некоторой растерянности проговорил молодой человек.
     - Давайте помогу загрузиться, - предложил управляющий.
     - Да мы налегке, - Зиновий Эрастович пригласил его в дом.
     Войдя в комнату, приезжий скинул с головы картуз и перекрестил лоб на иконы в красном углу, а потом представился:
     - Матвей Иванов сын, за вами приехал.
     Мария Андреевна засуетилась было, а тем временем ее сын взял узел и саквояж и вышел, чтобы положить все это в телегу.
     - Может быть, чайку на дорожку? - растерянно спросила Мария Андреевна.
     - Благодарствую, но неколи нам чаи-то распивать, - поблагодарил ее Матвей Иванович. - По дороге будет трактир, там и почаёвничаем.
     Взяв второй узел, он вышел вслед за учителем.
     Антонина Савельевна, увидев в окно подъехавшую к ним телегу, тут же прибежала к квартирантам.
     - Что, уже уезжаете? - всплеснула она руками.
     - Выходит, что так, - грустно ответила квартирантка. - Не ждали, не гадали.
     - Вы уж не забывайте там нас, - Антонина Савельевна обняла постоялицу и даже всплакнула. - Вот ведь как - столько времени прожили бок-о-бок... Вы уж, будет оказия, заезжайте, не забывайте...
     - Да не знаю, что теперь с нами и будет, - заплакала и Мария Андреевна. - Может, и не свидимся боле...
     Вошедший Зиновий Эрастович, увидев плачущих женщин, недовольно проворчал:
     - Ох, эти женщины! Чуть что, сразу в слёзы...
     - Да ить как не плакать-то? - отозвалась Антонина Савельевна. - Почитай, приросли дуг к дружке, а теперь вот...
     - Ну, всё, всё, - остановил их Зиновий Эрастович. - Пора, и вправду путь нам предстоит не близкий.
     Матвей Иванович помог Марии Андреевне удобно устроиться на телеге и тронул лошадь. А Антонина Савельевна долго смотрела им вслед, пока они не скрылись за домами.

     Дорога показалась бы длинной и утомительной, если бы не словоохотливость управляющего, многое рассказавший о характере барина и его жены. По его словам Аркадий Всеволодович был женат вторым браком: первая жена его умерла девять лет назад, как говорили, то ли от тоски, то ли от чахотки. Не долго думая, помещик женился вторично почти сразу после похорон, причем взял сначала в полюбовницы, а потом и в жены свою крепостную Агриппину 16 годов. А самому о ту пору был сороковник с гаком.
     - Ну и попал с ней, словно кур в ощип, - усмехнулся рассказчик.
     - Да что так? - поинтересовалась Мария Андреевна.
     - Девка оказалась себе на уме. Поперву-то, пока в полюбовницах была, чистым ангелом прикинулась, а уж как только из-под венца вышли, так и началось. А когда мальчонку ему родила, словно с цепи сорвалась.
     - Вот оно, как брать молоденьких-то, - согласилась с ним Мария Андреевна. - Глаз да глаз за ними нужон.
     - А что вы хотели? - встрял в разговор Зиновий Эрастович. - Попала из нищеты в богатство, вот и начала куражиться.
     - Да уж, - поддержал его Матвей Иванович. - Ни одного мужика не пропустит. Так что вы, Зиновий Эрастович, будьте начеку с ней. Женщина она видная, привлекательная, многим головы вскружила.
     - А куда же барин-то смотрит? - возмутилась Мария Андреевна.
     - Ну, коли какой молодой бабе шлея под хвост попала, не удержишь, - отозвался управляющий. - Тут хоть убей её, не остановишь. Да и любит он её, а сынишку особо.
     - Сын-то от него ли? - поинтересовался Зиновий Эрастович.
     - Так ведь кто его знает? - подумав, ответил управляющий. - Вот подрастет, видно будет.
     После полудня, когда проехали большую половину пути, они остановились отдохнуть возле трактира, который держал дальний родственник Матвея Ивановича.
     - Кого везешь? - поинтересовался тот, кивнув на седоков.
     - Учителя с мамашей к барчуку, - ответил управляющий.
     - Несчастный человек, - посочувствовал трактирщик, глядя на Зиновия Эрастовича.
     - Да полно тебе, - отмахнулся Матвей Иванович. - Даст бог, все обойдется.
     - Ну-ну, - только и ответил трактирщик, а потом обратился к приезжим. - Пожалуйте пить чай, самовар у нас завсегда горячий.
     - Спасибо, добрый человек, - проговорила Мария Андреевна, слезая с
телеги. - Вот отъехали от города и сразу почувствовала, какой воздух духмяный, прямо-таки целебный.
     - А ты боялась ехать сюда,- упрекнул ее сын. - У тебя даже лицо порозовело.
     После недолгого отдыха путешественники снова отправились в путь.
     - Лес-то от вас далёко ли? - поинтересовалась женщина у управляющего.
     - Рукой подать, - ответил тот. - А уж грибов, ягод - видимо-невидимо. И охота хорошая. Вы, Зиновий Эрастович, случаем, охотой не увлекаетесь?
     - Нет, он даже курице голову отрубить не осмеливается, - ответила за сына мать.
     - Хм, - крякнул Матвей Иванович. - А мяско-то ест, али постится все время?
     - А как же без мяса? - удивилась Мария Андреевна. - Пост-то дан нам богом для разгрузки, а в остальные дни, да коли есть возможность, что же мясным-то пренебрегать?
     - Крови, стало быть боится, - заключил управляющий.
     - Рука у меня не поднимается лишать жизни живую тварь, - как-то оправдываясь, сказал Зиновий Эрастович.
     - Но мяско-то едите? - подколол его Матвей Иванович.
     - Так оно же было кем-то убито, - засмеялся учитель. - Я не видел.
     Так за разговорами они проехали всю дорогу. Уже вечерело, когда Матвей Иванович ткнул кнутовищем вперед и сказал:
     - Вон за той рощицей и имение.
     Дальнейший путь был проделан в молчании.
     Наконец, впереди показался двухэтажный помещичий дом с портиком и белёными колоннами.
     - Богатый дом, - только и смогла проговорить Мария  Андреевна.
     - Его батюшка нынешнего барина построил, - каким-то осипшим голосом проговорил управляющий. - А энтот только разве беседку для услады жены построил и боле ничего
     Вскоре они подъехали к небольшой пристройке к барскому дому.
     - Вот тут ваша фатера будет, - сказал Матвей Иванович, открывая дверь в пристройку. - Вы располагайтесь, а я пойду доложу барину.
     Войдя в помещение, Мария Андреевна поразилась:
     - Хоромы, истинный бог хоромы. Неужто это нам? И мебеля на месте.
     - Пока все ладно, - настороженно произнес сын.
     - Тебя что-то гнетёт? - Мария Андреевна внимательно посмотрела на сына.
     - Даже не знаю, - ответил тот. - Какое-то мрачное предчувствие.
     - Ты уж не пугай меня, - встревожилась мать. - Вроде как ничего плохого еще не случилось.
     - Да я и сам не знаю, - ответил Зиновий Эрастович. - Наверное, просто устал в дороге.
     - А ты займись-ка вон самоваром - ишь, и про него не забыли. Попьём чайку, перекусим тем, что у нас осталось, да и баиньки. После такой дороги хорошо будет спаться. А баулы завтра развяжем - здесь и постели уже приготовлены.
     Через некоторое время, постучавшись, к ним зашел Матвей Иванович.
     - Доложил я барину о вашем приезде, - сказал он. - Завтра около полудня - раньше он не встает, велено вам быть у него. Хочет взглянуть на вас своими глазами и показать сынишку Гришатку. А сейчас отдыхайте. Покойной ночи...
     - Зиночка, ты повесь на гвоздь свой сюртук - пусть отвисится к завтрашнему дню, а то он помялся в дороге-то, - предложила Мария Андреевна сыну.
     На следующий день после полудня к новым жильцам явился Степан - камердинер барина. Обратившись к Зиновию Эрастовичу, он сказал:
     - Пожалуйте к барину - велено вам явиться к нему.
     Мария Андреевна заволновалась:
     - Ты уж, Зиночка, постарайся понравиться, не то, неровен час, не примет, куда мы денемся...
     - Полно, маман, все будет хорошо, - пытался успокоить ее сын, хотя было заметно, как к него подрагивают руки.
     Но это было слабым успокоением. Мария Андреевна истово перекрестила сына и села возле окна дожидаться его возвращения.
     В сопровождении Степана Зиновий Эрастович вошел к кабинет барина.
     Кабинет выглядел довольно неожиданно для барского дома провинциального помещика. В нем не было каких-либо украшений, деревянные стены и потолок скреплялись довольно грубыми деревянными же балками. На письменно столе стоял огромный глобус, вдоль задней стены - шкаф с книгами.
     Хозяин кабинета расположился в вычурном кресле с высокой спинкой, одет он был также необычно - в ярко-красный расшитый золотом камзол. На голову был одет светлый парик с заплетенной сзади косичкой.
     "На кого он хочет походить?" - первым делом мелькнуло в голове у учителя, но он тут же отбросил эту мысль - у каждого богатого человека свои причуды.
     Поклонившись, он представился:
     - Зиновий Эрастович Поляницын, к вашим услугам.
     Аркадий Всеволодович долгим внимательным взглядом оглядел учителя и остался доволен и его внешним видом и почтительным поклоном, которым его удостоили.
     - Я слышал, что вы были одним из лучших учителей начальных классов в гимназии, - произнес он. - По крайней мере, мне вас так рекомендовали.
     - Об этом не мне судить, для этого есть более строгие и опытные наставники, - ответил Зиновий Эрастович.
     Уважительный тон и скромность учителя также пришлись по нраву барину.
     - Мне необходимо, чтобы мой сын приобрел необходимые знания, которые помогли бы ему в будущем не только правильно вести хозяйство, но и не выглядеть белой вороной в приличном обществе, - продолжил Аркадий Всеволодович. - Какие предметы вы полагаете ему преподать?
     - Если вы не возражаете, я бы остановился на арифметике, российской словесности, преподать несколько уроков риторики, чтобы он мог свободно чувствовать себя в любом обществе, начальные познания по истории, географии, астрономии, а также латыни и немецкого языка.
     - Это не слишком много для мальчика? - внимательно взглянул на учителя хозяин. - Зачем ему, скажем, астрономия? Наблюдать звезды можно просто так, посмотрев в небе. А латынь? Зачем здесь, в глуши, латынь? Нет, нет, эти предметы отставить, и без того на мальчика ляжет тяжелая нагрузка.
     - Как прикажете, - поклонился Зиновий Эрастович.
     - А вот немецкий, пожалуй, нужен. Мало ли что, придется столкнуться с немчурой, да и блеснуть на чужом языке перед дамами - это хорошо, это прилично. Это выставит в благородном свете, - как бы рассуждая про себя, проговорил Аркадий Всеволодович.
     Потом, помолчав, добавил:
     - Заниматься станете здесь, в кабинете - здесь и книги, и карты, и даже, как видите, глобус.
     - Часть необходимых учебников я привез с собой, но ваша библиотека послужит нам хорошим подспорьем в ученье, - сделал комплимент хозяину учитель и это также было принято, судя по широкой улыбке барина, с благосклонностью.
     - Устраивает вас жилье? - спросил он.
     - Благодарю вас, мы не достойны подобной роскоши и милости от вас, - еще раз поклонился Зиновий Эрастович.
     - Цените и служите верно, в накладе не оставлю, - Аркадий Всеволодович встал, давая понять, что аудиенция окончена. - С завтрашнего дня и приступайте.
     - Слушаюсь, - в очередной раз поклонился Зиновий Эрастович и, пятясь задом, отошел к двери и направился к маменьке.
     - Ну как, Зиночка? - встретила та его у порога.
     - Показался очень мягким, спокойным человеком, - в раздумье проговорил сын.
     - Как бы не вышло так: мягко стелет, да жестко спать, - не успокаивалась та.
     - Ладно, там видно будет, - попытался он успокоить ее. - Утро вечера мудренее.
     - А хозяйку-то видел ли?
     - Степан сказал, что та уехала в город за покупками, - ответил сын.

     Рано утром следующего дня Зиновий Эрастович умылся и долго ходил по своей комнате, нервно потирая руки. Учебники он уже приготовил и мысленно строил первый урок по изящной словесности. Услышав его шаги, встала и мать.
     - Волнуешься? - спросила она.
     - Немножечко, - ответил тот.
     - Поешь-ка лучше. На полный желудок лучше думается. Я сейчас самовар вздую.
     Попив чаю и увидев, что вокруг барского дома началась суета, он решился.
     - Пойду, - сказал он матери.
     - Дак господа-то, небойсь, еще спят, - попыталась остановить его мать.
     - Я посмотрю книги в библиотеке, может быть, что-то понадобится для обучения, - ответил сын.
     - С богом, - напутствовала его мать и перекрестила вслед.
     Степан, встретивший Зиновия Эрастовича, входящего в помещичий дом, тихо проговорил:
     - Господа еще спят.
     - Я хотел посмотреть книги в кабинете барина, - также тихо ответил учитель. - Он позволил.
     - Тихохонько только, - кивнул тот.
     Книги, судя по всему, собирались бессистемно. Здесь рядом с "Молитословом" располагался "Дон-Кихотъ Ламанчсiй",за ними - "Ведение правильного хозяйства" и сочинения Сенеки, затем "Похождения графа Карамболя" и тоненькая книжечка стихов Тредиаковского, "Гибель Коростена, города древлянских славян", "Волшебный замокъ или знаменитый рыцарь Родригъ", "Атаман Иван Кольцо", "Всеобщiй русскiй календарь" за прошлый год и другие.
     - Где книжки покупали? - спросил Зиновий Эрастович у Степана, торчащего возле двери.
     - Дак у офени - он, почитай, кажинный месяц забегает, - ответил тот. - Барин непременно хоть одну книжицу да возьмет. Непременно-с...
     Взяв в руки "Хождение за три моря Афанасiя Никитина", Зиновий Эрастович начал было ее с интересом просматривать, но вдруг обратил внимание, что Степан не уходит, а как-то странно мнётся у двери.
    - Ты что, Степан? - спросил он.
     - Не изволь гневаться, Зиновий Эрастович, - начал как-то виновато тот. - Не возьмешься ли с барчуком и моего Тараску грамоте учить. Барин сказали, что на твое усмотрение. Он ведь с барчуком-то вместе воспитывался, а моя Ольга кормилицей и няней у барчука служит.
     - Так что же не взять, - ответил Зиновий Эрастович. - Вдвоем им сподручней будет. А сколь годков твоему Тараске?
     - В один год они с барчуком родились. Вон моя супружница и выкармливала их обоих. Барыня-то не захотела кормить - грудь, ишь, может испортиться.
     - Ну, хорошо, хорошо, приводи своего Тараску, - улыбнулся учитель.
     - Благодарствую, - поклонился Степан. - А мы уж со своей стороны всегда...
     - Да полно тебе, Степан, - остановил его Зиновий Эрастович. - Я думаю, сочтемся и так.
     - Это уж как положено, - серьёзно ответил тот.
     - Степан, я имею в виду доброе отношение, не более того, - обнял он слугу. - Мало ли что в жизни случается, хороший человек завсегда должен быть рядом.
     - Так мы с превеликим удовольствием, - ответил растроганный Степан. - Если что-то понадобится...
     - Ладно, ладно, иди, а то скоро барин проснётся, - проговорил Зиновий Эрастович. - А я пока перья починю да чернильницы наполню.
     Примерно через час дверь кабинета отворилась и в ней показался мальчик  шести с небольшим лет, одетый в серый аккуратный костюмчик. Сзади него стоял Степан, держа за руку второго - русоголового мальца того же возраста, что и барчук, одетого в длиннополую рубаху с вышивкой по вороту и подпоясанного расшитым красным кушаком.
     - Вот, Зиновий Эрастович, привел, - сказал Степан.
     Из-за плеча его выглядывала, видимо, мать Тараски, с надеждой смотрящая на учителя.
     - Степан, помоги мне приставить скамейку к столу, - попросил учитель. - Напротив кресла.
     Он заметил, что за поясом у Тараски заткнута какая-то книжица.
     - Покажешь, что у тебя там? - спросил он мальчика, указывая на книжку.
     Тот с поспешной готовностью выдернул ее из-под кушака и двумя руками протянул учителю.
     - О, "Пестрые сказки с красным словцом", - прочитал он заглавие. - Не читали еще?
     - Нет, - замотали головами оба мальчика.
     - Пристал ко мне: купи да купи, - словно оправдываясь, сказал Степан. - Вот я и купил...
     - Хорошо, мы поступим вот как: сначала поучим буквицы, а когда вы устанете, я прочитаю одну из этих сказок, - предложил Зиновий Эрастович. - Согласны?
     - Согласны, - с готовностью ответили оба ученика.
     - Тогда садитесь за стол, а я сяду между вами и начнем наш первый урок.
     Видя, что урок начался, Степан и Ольга тихонько прикрыли дверь и на цыпочках отошли от кабинета, где шло первое занятие.
     - Хороший человек, видно, попался, - прошептала женщина. - Дай бог ему здоровья.
     - Ты вот что: наведайся к его матери - мало ли какая помощь нужна, - сказал Степан.- Все же они одно на новом месте, мало ли что...
     В ответ та только кивнула головой в знак согласия и направилась в барские покои убираться в комнате барчука.
     Тем временем в кабинете шел первый урок. Зиновий Эрастович раскрыл привезённый с собой букварь и сказал:
     - Вот видите сколько здесь букв? Нам предстоит все их не только выучить, но и научиться писать их, а потом и читать.
     - Ого! - воскликнул Гриша.
     - Это только сначала глаза страшатся, - успокоил его учитель. - Потихоньку-полегоньку одолеем их все. А сейчас давайте выучим две первые буквицы - "аз" т "буки". Вот они. Посмотрите - главное в них - кружочки, к которым по-разному приставлены крючочки - у "аза" сбоку, а у "буки" - сверху. Попробуйте сначала изобразить кружочек, небольшой...
     Ребята взяли перья, обмакнули их в чернила и, склонившись над бумагой, стали старательно выводить кружки.
     - У меня яйцо получилось, - оторвался от писания Гриша.
     - А у меня картошка, - в тон ему ответил Тараска.
     - Замечательно, - похвалил их учитель. - Давайте рядом нарисуем еще такие же кружочки, чтобы у вас рука привыкла изображать их. А уж потом приставим крючочки...
     Ребятам понравилась такая учеба, похожая на игру. Правда, перемазались чернилами они изрядно, но это были издержки, неизбежные в начальный период обучения.
     Заметив, что ребята начали уставать и терять интерес к занятиям, Зиновий Эрастович взял принесенную Тараской книжку и стал читать им сказку. В этот момент в кабинет зашел барин и поинтересовался:
     - Как успехи, не ленится?
     - Нет, что вы - это очень прилежные и понятливые ученики, - ответил учитель. Вот посмотрите на их успехи.
     Аркадий Всеволодович взял листок, исписанный сыном и, рассмотрев его писание, похвалил:
     - Старайся дальше, молодец! А сейчас чем занимаетесь?
     - Чтобы отвлечь их и дать отдохнуть, читаем сказку, - учитель показал книжку, принесенную Тараской.
     - Добро, - ответил барин, вздохнул, погладил по голове сына и молча вышел.
     В воскресенье мальчики не учились. Пользуясь тем, что барин уехал на охоту, Степан предложил Зиновию Эрастовичу и Марии Андреевне сходить в лес за грибами.
     - Я уж позабыла, когда их собирала, - обрадовалась Мария Андреевна. - А Ольга пойдет ли с нами?
     - Да нет, она сегодня затеяла стирку и уборку в нашем доме - в будни-то не получается, - ответил Степан. - И Тараска с барчуком пойдут с нами.
     - Аркадий Всеволодович не станет серчать? - спросил Зиновий Эрастович.
     - Так Гриша с Тараской с детства, как привязанные - ни шагу друг без друга. Да и барин дозволяет... А потом и я с вами иду. Не затеряемся...
     Уже возвращаясь из леса с полными лукошками, Мария Андреевна посмотрела издали на усадьбу и не удержалась от восхищения:
     - Господи, приволье-то какое! Красота неописуемая! А воздух-то, воздух - дыши, не надышишься.
     - И правда, хорошо у нас, - поддержал ее Степан. - Сметана-то есть ли у вас, грибы пожарить?
     - Спасибо вашей жене, с утра принесла и молочка, и сметанки, - ответила Мария Андреевна.
     - Вот и ладно, вот и хорошо, - ответил тот.
     В это время из господского дома вышла Ольга и обратилась к Марии Андреевне:
     - Давайте грибы-то на кухню - часть пожарим, часть засушим на зиму.
     - Да мы бы сами, - смутилась та.
     - А чего печку-то в доме разжигать в такую-то теплынь? - решительно заявила Ольга. - А на кухне печь топится целый день.
     В понедельник, когда Зиновий Эрастович проводил занятия с ребятами, перед            господским домом раздался какой-то шум и громкие голоса. Выглянув в окно, он увидел две подъезжающие коляски, из которых выгружали коробки, всем распоряжалась молодая миловидная женщина.
     - Маман приехала, - не очень доброжелательно сказал Гриша, выглянувший в окно вслед за учителем.
     - Может быть, ты пойдешь встречать ее? - спросил Зиновий Эрастович.
     - После, - нехотя ответил тот...

     Читая ребятам отрывок из похождения Афанасия Никитина в Индии, учитель и ученики услышали громкий женский голос за дверью:
     - Гриша, Григорий!
     - Это барыня, тебя зовёт, - Тараска повернулся к приятелю.
     Зиновий Эрастович отложил книгу и в тот же момент дверь резко распахнулась и в кабинет буквально ворвалась мать Гриши.
     - Вот ты где прячешься! - воскликнула она.
     Потом, наконец, соизволила обратить внимание на учителя.
     - Так вот ты какой, учитель, - сказала она, бесцеремонно разглядывая преподавателя и забросала его вопросами. -  А что такой худой? Тебя не кормят?
Как зовут? Мне сказали, что тебя вытребовали из городской гимназии?
     - Позвольте представиться, - поклонился учитель. - Зиновий Эрастович Поляницын.
     - Ха-ха-ха, - засмеялась она. - А чего это тебя бабьим именем назвали?
     - Зиновий - это мужское имя, - терпеливо объяснил молодой человек.
     - Ну-ну, - она еще раз внимательно оглядела его и обратилась к сыну:
     - Гриша, пойдем, я тебе подарки привезла.
     Мальчик нерешительно посмотрел на учителя и тот кивнул:
     - Мы на сегодня закончили, так что можешь идти.
     - Позволяете, стало быть, матери забрать сына, - фыркнула та и, взял Гришу за руку, вышла.
     - Как ее зовут? - спросил Зиновий Эрастович Тараску. - Она даже не представилась.
     - Агриппина Власьевна, - пробурчал тот. - А барин зовет ее Глаша.
     - Ну, вот и познакомились, - покачал головой учитель. - Ладно, Тараска, ступай, на сегодня всё.
     Когда он вернулся к себе на квартиру, мать сразу обратила внимание на помрачневшее лицо сына.
     - Что случилось? - встревожилась она.
     - С барыней познакомился, - усмехнулся тот. - Бой баба, закостенелая крестьянка без намеков на интеллект.
     Когда они уже собирались ложиться спать, в окно тихо постучали. Увидев озирающегося Степана, Зиновий Эрастович пригласил его к себе в комнату.
     - Что-то случилось? - спросил он.
     - Зиновий Эрастович, будьте осторожны, - прошептал поздний гость. - Барыня, кажется, положила на тебя глаз - все расспрашивала, кто мол такой, как здесь оказался и прочее.
     - Ну, это ее дело, - пожал плечами молодой человек.
     - Не скажи, Зиновий Эрастович, - стоял на своем Степан. - Это такая стерва, какой свет не видывал. Ни одного мужика не пропустит. Вон о прошлом годе что получилось: застукал ее барин в конюшне с конюхом Евлампием и велел того выпороть. И запороли мужика до смерти. А Власия, совсем еще молодого парня, тоже выпорол, а потом отдал в солдаты. Ты не смотри, что барин с виду мягкий. Что касается связей его жены, он звереет так, что сам себя не узнает.
     - А я-то что? Меня она не интересует совершенно.
     - Да ты не знаешь ее - пока не добьётся своего, не успокоится. А что потом с мужиком станет, ей наплевать и растереть.
     - А тебя она тоже совращала? - усмехнулся Зиновий Эрастович.
     - Я старый человек, да и от барина стараюсь ни на шаг не отходить, - сказал Степан. - Я упредил тебя, жаль будет, если ты попадешь в ее капкан.
     - Ну, спасибо, - поблагодарил молодой человек.
     На следующий день перед началом занятий Зиновий Эрастович присел на скамью, чтобы подышать свежим воздухом начавшейся увядать листвы. В это время к нему подошел совершающий утренний моцион Аркадий Всеволодович.
     - Отдыхаете? - спросил он.
     - Продумываю, как построить сегодняшний урок, - ответил тот.
     - Я заметил, что на вас стала поглядывать Агриппина Власьевна. Хочу вас упредить: если заведете шуры-муры с ней, не пощажу, - он показал кулак учителю. -Втопчу в грязь так, что более никогда не встанете.
     - У меня в уме нет ничего подобного, - в растерянности проговорил Зиновий Эрастович.
     - Смотри у меня! - погрозил барин и, заложив руки за спину, отошел.
     Зиновий Эрастович посидел еще некоторое время и пошел на урок. Тараска уже был в кабинете барина и ждал учителя.
     - А где твой приятель? - спросил тот.
     - Его мамаша задержала, - ответил Тараска.
     В это время дверь отворилась и в кабинет вошли барыня и Гришатка. Ни слова не говоря, она села в кресло напротив учителя и ребят, явно намереваясь присутствовать на уроке.
     Сидя прямо против Зиновия Эрастовича, она в упор неотрывно смотрела на него, что явно того смущало и мешало сосредоточиться на занятии.
     С большим трудом учитель сдерживал себя, хотя такое поведение барыни его раздражало. Непроизвольно он изредка косил глазом на смело открытое декольте и ее красивые ухоженные руки, которые она положила на стол явно с провокационной целью.
     Ребята также ощущали себя неловко и нередко путались в ответах. Урок был скомкан. Наскоро закончив его, Зиновий Эрастович прочел детям какую-то сказку и, поклонившись барыне, быстро вышел. Лицо его пылало, сердце отчаянно колотилось, в руках появилась противная дрожь.
     "Надо взять себя в руки, - твердил он себе по пути домой. - Я не имею права поддаваться эмоциям и тем самым погубить и себя, и маменьку".
     Как он не старался скрыть свое состояние, Мария Андреевна заметила возбужденность сына.
     - Что случилось, Зиночка? - спросила она.
     - Нет, нет, ничего, - поспешно ответил он.
     Но мать была настойчива и ему пришлось рассказать о необычном уроке.
     - Она заманивает тебя в свою ловушку, - заключила мать. - Берегись, сынок! Женское коварство не знает границ. Особенно если она поставила перед собой определенную цель. Сходил бы ты в церковь к отцу Демиану, поговорил с ним.
     - Ну, что вы, маман, - отмахнулся он. - Я сам справлюсь.
     - Отец Демиан - человек разумный, он столько лет служит в домовой церкви барина. Может, присоветует что...
     - Полно вам, - усмехнулся сын. - Я и сам в силах противостоять этой взбалмошной девице.
     - Жениться бы тебе, - вздохнула мать. - И тебе было бы поспокойней, да и мне легче. Пока я жива, помогла бы внучат выняньчить.
     - Сейчас не до этого, - отмахнулся он.
     - Гляди, как бы не было поздно. Пересидишь молодые годы, а потом будет ой как трудно найти себе пару.
     - Хорошо, я подумаю об этом, - сказал он и ушел в свою комнату.
     Вечером по заведенной привычке они пошли прогуляться перед сном. И уже подходя к господскому дому, Зиновий Эрастович поймал себя на том, что непроизвольно поглядывает в окна второго этажа, где, по его предположению, находилась спальня господ. И когда при свете свечей там мелькнул женский силуэт, сердце его отчаянно забилось и щеки охватило жаром.
     "Нет, так нельзя, - внушал он себе. - Она принадлежит другому и вступать в греховную связь я не имею права".
     Барыня явилась и на следующий урок. И снова села напротив Зиновия Эрастовича, бесцеремонно уставившись на него.
     "Зачем она это делает? - постоянно крутилось в его голове. - Она же мешает уроку. Да и я не могу собраться с мыслями... Сказать разве что Аркадию Всеволодовичу, чтобы она не приходила сюда? А вдруг он неправильно все поймет? Господи, что же делать, как избавиться от нее?"
     По окончании урока, когда Зиновий Эрастович отпустил мальчиков, барыня взяла под руку собравшегося тоже уходить учителя и, глядя ему в глаза, спросила:
     - Зиновий, ты что, избегаешь меня?
     - С чего вы это взяли, Агриппина Власьевна? - довольно неприязненно ответил он. - Просто я веду урок и все внимание сосредотачиваю на нем.
     - За весь урок ты даже ни разу не взглянул на меня, - улыбнулась она. - Разве я не заслуживаю твоего внимания?
     - Простите, но я учу детей, а не вас, - пожал он плечами.
     - И тебя дольше ничего не волнует? Даже это? - она провела ладонями по грудям и бедрам.
     - Извините, но я нанимался только на одно занятие - учить детей, - твердо стоял на своем он.
     Видимо, Гришатка рассказал отцу, что мать ходит к ним на уроки и только мешает им. Поэтому в одно из занятий, когда ребята пытались по слогам читать простые слова, а Агриппина Власьевна сидела напротив учителя и пыталась под столом поймать его ногу своей ногой, дверь кабинета внезапно отворилась и вошел хозяин поместья.
     - Что ты здесь делаешь? - спросил он жену.
     - Слежу, чтобы учитель не валял дурака, а занимался делом, - ответила та.
     - А что ты понимаешь в уроках? - усмехнулся муж.
     - А он читает им сказки, вместо того, чтобы учить, - огрызнулась она.
     - Если понадобится, я проверю сам, - не отставал Аркадий Всеволодович. - Тебе нечем заняться?
     - Он учит нашего сына, - кивнула она в сторону Зиновия Эрастовича. - Нашего с тобой. И я хочу знать...
     - Пойдем, не станем им мешать, - он мягко, но настойчиво взял ее под руку и вывел из кабинета.
     Из-за полузакрытой двери было слышно, как барин выговаривал жене:
     - Я настоятельно прошу больше не заходить в кабинет во время занятий и не мешать учёбе.
     - Почему это? - довольно дерзко спросила она.
     - Потому, что ты совершенно не обучена грамоте и не можешь судить о качестве обучения, - терпеливо ответил муж.
     "Слава тебе, господи! - мысленно перекрестился Зиновий Эрастович. - Все-таки есть справедливость на свете!"
     Далее уроки проходили также спокойно, как это было прежде. Но почти каждый раз, едва заканчивались занятия и учитель выходил из кабинета, направляясь к себе на квартиру, он непременно сталкивался с барыней, которая тут же начинала с ним долгий и бессмысленный разговор, практически прижимая его к стене своим телом. Эти прикосновения заставляли Зиновия Эрастовича трепетать от понятного возбуждения, и каждый раз он, извиваясь всем телом, выскальзывал от назойливой женщины и стремительно убегал домой. При этом ее совершенно не смущало даже то, что эти постыдные сцены нередко наблюдают слуги и, по всей видимости, докладывают о них барину.
     Но такие встречи встревожили душу молодого учителя. Он долго не мог уснуть - ему мнился образ барыни и даже ощущался запах ее тела. Он постоянно ворочался и забывался только к утру. Мария Андреевна заметила состояние сына, заметила, как он осунулся, помрачнел, под глазами появились темные круги и однажды, не выдержав, сходила к отцу Демиану, рассказав ему о причинах недуга сына.
     По ее настоянию Зиновий Эрастович явился на исповедь и рассказал, не тая, причину своего несчастья. А после исповеди долго и истово молился перед иконой Великомученика и целителя Пантелеймона, прося у него помощи и защиты в избавлении от душевного недуга.
     На некоторое время это, кажется, помогло, а потом всё началось сначала. Приходя в господский дом на занятия, он ловил себя на мысли, что непроизвольно искал глазами - не промелькнёт ли где фигурка столь обожаемой им Глаши, Глашеньки, как он называл ее про себя. Но если она и появлялась, то непременно в сопровождении кого-то из служанок, видимо, специально приставленных к ней Аркадием Всеволодовичем. Да и Степан, видя, что он косится в сторону барыни, неодобрительно поглядывал на него, словно упреждая от каких-либо поползновений со стороны учителя по отношению к барыне.
     Выбрав время, когда барин с женой уехали гостить к соседнему помещику, Степан с Ольгой заявились на квартиру к учителю и его матери. И заявились не просто так, а с конкретным предложением.
     Поговорив для приличия по пустякам и помявшись, Степан выложил главное, с чем они пришли:
     - Ты, Зиновий Эрастович, не обижайся на нас - мы и без того благодарны тебе за то, что ты обучаешь нашего Тараску. Но то, что ныне творится с тобой, добром не кончится.
     - Да ничего со мной не творится, - отмахнулся молодой человек. - Полно выдумывать.
     - Мы - люди, уже достаточно пожившие и наглядевшиеся здесь всякого, - настойчиво продолжил Степан. - Поэтому послушай нас, мы тебе только добра желаем. Барыня, как видно, успела тебя охомутать - глянь-ка на себя в зеркало - приехал человек-человеком, а сейчас на кого похож? Исстрадался весь, да и не спишь, небойсь, по ночам-то.
     Зиновий Эрастович молчал, низко опустив голову.
     - В таких делах клин клином вышибают, - стоял на своем гость.
     - Это как? - поднял голову учитель.
     - А так - жениться тебе срочно надо. С молодой женой и забудешься, - вкрадчиво проговорил Степан.
     - Да на ком же, мы же здесь никого не знаем, - вступила в разговор Мария Андреевна. - Я уж давно ему об этом талдычу.
     - Есть у меня племянница - в соседней деревне живёт, - заговорила Ольга. - Девке семнадцатый год пошел - в самом соку. Работящая да скромница...
     - А чего, Зиновий Эрастович, - снова заговорил Степан. - Чай не век тебе в холостяках-то мыкаться.
     - Ну, я не знаю, - смутился молодой человек. - Это как-то неожиданно...
     - Да такие дела делаются мигом, чего тянуть-то? - не отставал Степан.
     - Мы и не знакомы совсем, - протянул Зиновий Эрастович. - Как-то вы сразу по голове меня...
     - А вот барин с барыней уехали, почитай, неделю, не мене погостюют, а мы бы завтра с утречка и поехали бы сватами, а?
     - Право, неловко как-то, - промямлил молодой человек.
     - Да ты сам никогда на такое не решишься и не женишься, - прикрикнула на него мать. - Так и останешься в холостяках. А обо мне ты подумал? Я сколько раз тебе говорила...
     - Делайте, как хотите, - согласился Зиновий Эрастович, ни на кого не глядя.
     - Вот и ладно, вот и сговорились, - улыбнулся Степан. = Завтра мы с Ольгой и поедем сватами.
     Обрадованная Мария Андреевна загорелась:
     - А чего это мы всухую языки-то чешем? Я вот сейчас самоварчик вздую, посидим рядком да поговорим ладком!
     Вконец смутившийся Зиновий Эрастович ушел в свою комнату, сославшись на необходимость полготовки к занятиям следующего дня, а пожилые люди остались обсуждать предстоящее сватовство.
     - Не молода ли ваша племянница? - спросила Мария Андреевна.
     - Э, матушка, - возразила ей Ольга. - В деревнях-то девка в восемнадцать лет считается перестарком. Так что самое время выдавать ее замуж.
     - А Зиночка не староват ли для нее? - не отставала мать.
     - Вон наш барин старше своей жены более чем на двадцать лет, - заговорил Степан. - Это, конечно, не очень ладно, да ведь живут же .
     - Я вот чего опасаюсь, - снова заговорила Мария Андреевна. - Ваша-то племянница - крепостная нашего барина. А коли барин позволит выдать ее замуж, то по закону Зиночка становится его крепостным.
     Степан задумался:
     - Это да. Я как-то не подумал об этом.
     - Так что, ничего не выйдет? - обеспокоилась Ольга. - Все зазря?
     После недолгой паузы Степан заговорил:
     - Давайте вот как сделаем: завтрева мы все-таки съездим сватами, поговорим с родителями. А вот когда вернется барин, я поговорю с ним. Бог даст, отпустит он ее из крепости.
     - А если не отпустит? - спросила жена.
     - Попробую объяснить ему, что если учитель станет крепостным, то Агриппина Власьевна приобретет власть над Зиновием Эрастовичем, а это может плохо кончиться.
     - Нешто не получится ничего? - забеспокоилась Мария Андреевна.
     - Поживем - увидим, - только и смог сказать Степан.

     Баловень Тараска, заслышав стук лошадиных копыт и конское ржание, вскочил со скамейки, выглянул в окно и радостно закричал:
     - Тятя с мамкой вертаются!
     И в самом деле, вдали показалась кибитка с открытым верхом, на облучке сидел Степан, понукающий лошадь.
     Зиновий Эрастович вдруг почуял, как у него тревожно забилось в груди сердце и даже слегка задрожали руки.
     - Довольно на сегодня, - сказал он ребятам. - Можете идти гулять.
     Сам же сел за стол и задумался.
     "Верно ли я поступаю? - размышлял он. - Ведь я же совсем не видел девушку, которую мне сватают. Да и она ничего не знает обо мне. Как же можно жениться не по любви? Но ведь многие из простого народа женились точно также, по настоянию родителей, и ничего, живут! Вон те же Степан с Ольгой. Сговорились их родители, увидели друг друга только на смотринах, а живут в миру не один десяток лет, семья замечательная. Тараска подрастает, старших дочерей замуж выдали..."
     И тут же в голове, словно молния, промелькнуло: "А как же Агриппина Власьевна? Люблю ли я ее или это просто плотская страсть? Но она - мужняя жена и связь с нею - грех великий! Нужно забыть ее и выбросить из сердца, заставить себя не думать о ней, не лукавить и не обольщаться, что с ней у меня может что-то получиться Да и кому нужна такая жена, которая, словно кривая кобыла, постоянно косит на сторону? Забыть, забыть ее, чего бы это не стоило. А что, может быть, женитьба на простушке поможет мне забыть легкомысленную барыньку?"
     Он встал, собрал книжки и неспешно направился на свою квартиру.
     - Степан с Ольгой вернулись, - с порога сообщила ему мать.
     - Я видел, - коротко ответил он и прошел в свою комнату, закрыв за собой дверь.
     Тем временем Степан распряг лошадь, повесил на гвоздь упряжь, дал лошади свежего сена и, вытерев сеном же руки, вместе с женой направился к учителю.
     Мария Андреевна в нетерпении уже ждала их и с порога спросила:
     - Ну, что? Как съездили?
     - Ты бы, хозяйка, чайком что ли нас угостила с дороги, - сказал Степан, не привыкший решать дела с налёта, без подхода к основному разговору.
     - Это уж само собой, - засуетилась Мария Андреевна, сердцем почувствовав, что гости явились с доброй вестью. - Как же без чая-то?
     - Давай-ка я помогу, нащеплю лучины, - Степан  отобрал нож у хозяйки. - А вы пока на стол накрывайте. Не станем же мы пустой чай хлебать...
     - Конечно, конечно, - забегала по комнате Мария Андреевна, расставляя чашки.
     Ольга тем временем развязала принесенный с собой узелок и стала выкладывать на блюда сушки и простенькие конфетки.
     - Я больше люблю пить чай с сахарком вприкуску, - важно произнес Степан, усаживаясь за стол.
     - Устали, небойсь, с дороги-то? - спросила хозяйка, хотя в груди все трепетало и так хотелось поскорей узнать о результатах поездки.
     - Нет, слава богу, дождей несколько дён не было, дорога сухая, только тряская, - ответила Ольга, явно затягивая разговор, дожидаясь, когда вскипит самовар и можно будет начинать разговор о главном.
     - Хозяин-то дома ли? - спросил Степан, раскалывая щипчиками куски сахара.
     - Дома, в своей комнате занимается, - Мария Андреевна махнула рукой в сторону комнаты сына.
     - Хороший он человек, - продолжал Степан. - Вот обучит нашего Тараску грамоте, то, бог ласт, в люди выбьется - в приказчики или еще куда.
     В это время зашумел самовар и Степан водрузил его на стол. Мария Андреевна заварила чай и после этого открыла дверь в комнату сына и пригласила:
     - Сынок, пойдем чай пить, у нас гости.
     Зиновий Эрастович, выйдя к гостям, поздоровался и принял чашку с чаем, поданную матерью.
     - Ну что, Зиновий Эрастович, - начал главный разговор Степан. - Удачно мы съездили. Рассказали о тебе, родители согласны отдать за тебя дочь.
     - Еще бы не согласились, - вступила в разговор Ольга. - Чай жених-то не какой-нибудь свистопляс деревенский, а человек городской, образованный, уважаемый.
     - А как ее зовут-то? - поинтересовалась Мария Андреевна.
     - Липа, Олимпиада, значит, - пояснил Степан.
     - Красивое имя, нежное и доброе, - кивнула головой мать жениха. - А лицом-то как, не дурна ли?
     - Я вам так скажу, - заговорила Ольга. - Все при ней, все, как есть. А лицо - лицо обыкновенное, как у нас с вами.
     - Это и хорошо, что не красавица, - снова заговорил Степан. - Вон что красавицы-то вытворяют. Позарился наш барин на такую, а теперь хоть плачь.
     - Не приведи господь, - ахнула Мария Андреевна. - С такой женой хоть из дома беги!    
     - А ведь Глашка-то простой деревенской девчонкой была, по деревне босиком бегала, а как взял ее Аркадий-то Всеволодович к себе, в нее словно бес вселился, - покачал головой Степан. - Ну и оторва!.. Ты поглядывай, Зиновий Эрастович, что-то она на тебя частенько стала заглядывать, даже барин это заметил!
     - Это ее дело, она меня не интересует, - проговорил молодой человек, склонившись над чашкой.
     - Ты уж и впрямь, сынок, был бы осторожней с ней, - поддержала старого слугу мать.
     "В самом деле, что-то я распустил свои нервы, - подумал про себя Зиновий Эрастович. - Надо окончательно пресечь поползновения барыньки".
     - Вот в ближайшие дни вернутся господа из гостей, я выберу момент и поговорю с Аркадием Всеволодовичем, - сказал Степан.
     - Барин нередко прислушивается, а иногда и советуется с ним, - с гордостью глядя на мужа, проговорила Ольга.
     А тот, опершись локтем о стол и держа блюдце на растопыренных пальцах, вытянув губы, с важным видом вкушал чай, закладывая в рот по небольшому кусочку сахара.
     Гости попрощались и ушли, а Мария Андреевна хотела было продолжить разговор с сыном, но он, извинившись, ушел в свою комнату.
     "Переживает, волнуется, - решила про себя мать. - Да и как не переживать, когда такое дело предстоит?"
     Ночью ей снилось, как молодые идут под венец в ярко освещенном свечным светом храме, сын ее в черном сюртуке, невеста в белом пышном платье, шлейф которого поддерживают ангелоподобные девочка и мальчик. Отец Демиан, облаченный в лучшую свою расшитую золотом ризу, благословляет их брак. А вверху, под самым куполом, трепещут крылышками розовенькие ангелочки. На лице женщины застыла благостная улыбка...
     Зиновий Эрастович спал плохо, ворочаясь с боку на бок. Ему в видениях являлась то почему-то бесстыдно оголенная Агриппина Власьевна, манящая его пальчиком к себе, то стеснительная деревенская простушка, которую прочили ему в жены. Она с укором смотрела на своего избранника, изредка вытирая слёзы рукавом просторной ночной рубашки.

     Гришатка, кажется, совершенно не скучал по матери, а вот отца, видимо, любил и частенько то выглядывал в окно, то трогал его вещи в кабинете. Зиновий Эрастович заметил это и постарался побольше уделять ему внимания, впрочем не забывая и о его товарище. А после занятий он даже принимал участие в их играх во дворе, придумывая всё новые развлечения для них.
     В оговоренный срок после полудня барин с барыней вернулись из гостей, причем Агриппина Власьевна с сердитым видом сразу прошла в свою комнату и закрылась там, а Аркадий Всеволодович некоторое время наблюдал за игрой ребят и учителя, а потом прижал к себе сына.
     - Ну, как ты тут без нас? - спросил он. - Не скучал?
     - Папенька, Зиновий Эрастович такие игры придумывает, - весело проговорил тот. - Хочешь поиграть с нами?
     - Ну, я, пожалуй, староват для ваших игр, - улыбнулся отец, а потом подошел к учителю и поздоровался с ним.
     - Как с уроками? - спросил он. - Не ленится?
     - Нет, он у вас замечательный мальчик и очень сообразительный. Все схватывает на лету, - похвалил он Гришу.
     - Вот и хорошо, - как-то сразу погрустнел барин. - Хочу дать ему достойное образование. Боялся, чтобы он не оказался взбалмошным, как его мать.
     - Гриша - удивительно способный мальчик, - повторил Зиновий Эрастович. - Очень...
     Аркадий Всеволодович не ответил ничего, повернулся и, понурив голову, пошел в дом.
     А Зиновий Эрастович стоял еще некоторое время, глядя ему вслед, и мысленно сочувствовал в общем-то неплохому и глубоко несчастному человеку.
     Беда случилась через неделю после возвращения господ из гостей.
     Учитель уже закончил занятия с ребятами и, собрав учебники, вышел из кабинета. Тут-то его и поймала барыня. Прижав его своей мощной грудью к простенку между окнами, она зашипела:
     - Что же ты меня избегаешь, учителишка дерьмовый? Что ты кобенишься?
     Обычно сдержанный Зиновий Эрастович не выдержал такого хамского обращения с собой и почти закричал:
     - Оставьте меня в покое! Я не ваш крепостной, чтобы обращаться со мной подобным образом!
     И в это самое время раздался грозный окрик:
     - Что здесь происходит?
     Это был Аркадий Всеволодович.
     Отстранившись от учителя, барыня, поправляя кофту на груди, капризно воскликнула:
     - Он хотел меня соблазнить и хватал за грудь!
     - Степан! - рявкнул барин, подзывая слугу.
     Тот прибежал, испуганно глядя то на господина, то на учителя.
     - На конюшню! Всыпать пятьдесят плетей! - продолжал реветь барин.
     Степан растерянно подошел к Зиновию Эрастовичу, совершенно не понимая, в чем тот мог провиниться.
     - Не его, ее! - в ярости кричал барин.
     - Вы не смеете! - взвизгнула барыня.
     - Семьдесят плетей! - было видно, что Аркадий Всеволодович потерял над собой контроль.
     - Пойдемте, барыня, - Степан попытался взять ее за руку, но та, выдернув ее, закричала:
     - Не смей прикасаться ко мне, грязная скотина!
     Тогда Степан кивнул головой Архипу и Потапу, молодым слугам, прибежавшим на крик. Те довольно грубо подхватили барыню под руки и буквально поволокли ее из помещичьего дома.
     Потом со стороны конюшни долго неслись истошные женские вопли - слуги, которые давно имели неприязненное отношение к барыне, постарались выполнить приказание барина со всем усердием.
     Агриппину Власьевну принесли в ее комнату на руках, а барин не позволил привезти к ней фельдшера из соседнего села.
     - Кошки живучи, - резко оборвал барин Степана, когда тот робко предложил вызвать лекаря.
     Вечером, когда барин готовился ко сну, он приказал Степану:
     - Передай учителю, что с завтрашнего дня он будет вести занятия с Гришей в своей квартире. Какие нужны книги - пусть возьмет из библиотеки.
     Степан поклонился, а Аркадий Всеволодович добавил:
     - По крайней мере, там он не будет встречаться с этой потаскухой...
     И тут Степан решился:
     - Было бы неплохо женить Зиновия Эрастовича. В таком случае это сдержит Агриппину Власьевну и она отстанет от него.
     - Женить? - задумался Аркадий Всеволодович. - Но на ком? И захочет ли он?
     - Да невесту-то он себе нашел, - промямлил слуга.
     - Это кто же?
     - Дочка кузнеца Федора из сельца Хлупино.
     - Знаю Федора, прекрасный работник, - проговорил барин, укладываясь в постель. - Лучший кузнец в округе, к нему даже соседи-помещики обращаются. Так в чем же загвоздка?
     - Она - ваша крепостная.
     - Ах, вот в чем дело! - воскликнул барин. - А он не хочет идти ко мне в крепость?
     - Не хочет, - подтвердил Степан.
     - И как быть?
     - Так ить можно освободить девку с условием, что она до конца жизни станет работать на вас. Составить бумагу, какую положено...
     - Да, учителя мне тоже жалко терять, - в раздумье проговорил Аркадий Всеволодович. - Ладно, иди, я подумаю.
     Вернувшись в дом, который занимали Степан с Ольгой и Тараской, видя напряженное лицо мужа, жена спросила:
     - Чего случилось-то?
     - Чего-чего, - проворчал он. - Перво-наперво, не знаю, что теперича будет после того, как барыню выпороли. Озлобится еще пуще.
     - Это давно надо было сделать, а то слишком долго баловал да терпел ее барин, - ответила Ольга.
     - А потом я поговорил с Аркадием Всеволодовичем насчет женитьбы Зиновия Эрастовича, - продолжил муж.
     - И что? - заинтересовалась та.
     - Обещал подумать, - коротко ответил Степан.
     - Дай-то бог, чтобы согласился!
     - Ладно, поживем-увидим. Лавай-ка ложиться спать, устал что-то я нынче.
     В эту ночь Зиновию Эрастовичу совершенно не хотелось спать. Возмущенный бесцеремонным поведением Агриппины Власьевны, он ходил из угла в угол по своей комнате. В то же время ему было жалко несчастную женщину, психически больную и подвергнутую столь жестокой экзекуции, чего он совершенно не ожидал от барина.
     "А впрочем, - пытался он оправдать его, - эта сатанинская женщина святого выведет из равновесия. Она словно сошла с ума, кидаясь на мужчин. Её лечить надо, да только где в наших краях найдешь хорошего специалиста?"
     Он попытался лечь спать, но сон не шел. Тогда он решил подышать свежим воздухом, оделся и вышел из дома, стараясь не побеспокоить спящую мать.
     Ноги сами понесли его вдоль помещичьего дома. Идти было приятно - уже несколько дней не было дождей, под ногами было сухо, луна, находящаяся в четверти фазы, освещала путь. Где-то невдалеке, почуяв его шаги, тявкнула собака, но, узнав своего, быстро замолчала.
     Собака, вероятно та, что только что взлаяла, бежала за ним, повиливая хвостом, словно радовалась тому, что не спится не только ей одной.
     Ноги непроизвольно подвели к окну спальни Агриппины Власьевны. Там горела свеча и ему было видно, как возле больной суетилась ее служанка Варвара, смачивая в тазу полотенце и прикладывая его к истерзанной спине барыни. Судя по всему, на конюшне к ней не испытали ни малейшей жалости или сочувствия.
     Поймав себя на мысли, что поступает нехорошо, Зиновий Эрастович смутился, повернулся и направился к себе в дом.
     Утром к нему ненадолго забежал Степан и предупредил, что отныне занятия с мальчиками следует проводит в комнате учителя. А сейчас он может пройти в кабинет Аркадия Всеволодовича и взять необходимые для учебы книги.
     Учитель понял, что отныне вход в барский дом для него заказан. Но это его не огорчило, поскольку исключало возможность встречи с назойливой барынькой.
     А еще через несколько дней его позвали к барину в кабинет. Аркадий Всеволодович выглядел больным - лицо его посерело и постарело. Было видно, что происшедшее с женой не прошло для него даром.
     Пригласив учителя присесть, он заговорил:
     - Я прослышал, что вы намереваетесь жениться и даже нашли себе пассию из моих крепостных.
     - Да, - скромно ответил Зиновий Эрастович.
     - Я не возражаю, отпущу ее на свободу, но при условии, что она останется работать в имении на правах вольнонаёмной, а вы будете назначены воспитателем моего сына до его совершеннолетия. Об этом вы оба дадите расписку. Если вы согласны на такие условия, тогда по рукам.
     Подумав недолгое время, учитель согласился - условия были весьма приемлимые и, по-сути, не ограничивали его свободу и права.
     - Тогда я посылаю за невестой и ее родителями в Хлупино. Посмотрим, кого вы выбрали, да и оговорим все детали. Кстати, ее батюшка - кузнец отменный, человек строгих правил, да и семья богобоязненная. А вот дочку-то я что-то плохо помню - мало ли ребятишек по деревенским улицам бегают, всех не упомнишь. А эта, стало быть, подросла...
     Все дальнейшие дни для Зиновия Эрастовича были словно в тумане. Запомнился отец невесты - кряжистый мужик, строго смотрящий на будущего зятя из-под кустистых, обожженных огнем кузни бровей, просто одетая мать ее и сама невеста - невысокая, совсем еще молоденькая девушка в пестром наряде, изредка бросающая любопытный и в то же время опасливый взгляд на жениха.
     А потом было венчание в церковке, забитой народом, что-то бубнил отец Демиан, обрызгавший их святой водой и заставивший целовать крест, после чего последовало застолье, где было много народа и все зачем-то кричали "Горько!", заставляя их впервые прилюдно целоваться. И они, смущенные донельзя таким вниманием к себе, как-то неловко и стесняясь друг друга, соприкасались губами, изображая поцелуй...
     Когда стало темнеть, их повели в дом и в комнате Зиновия Эрастовича оставили одних.
     И они, совсем еще незнакомые, не знали, что делать, и с какой-то опаской косились на загодя расстеленную для них постель. Стоя в разных углах комнаты, они старались не смотреть друг на друга.
     Первой не выдержала невеста.
     - Вы не могли бы отвернуться, я разденусь, - робко попросила она.
     - Да, да, конечно, - быстро проговорил он и вышел на свежий воздух.
     В людской все еще продолжалось гуляние - там ярко светились окна, створки их были раскрыты и оттуда доносился неясный гул людских голосов.
     Заметив, что в его комнате задули свечу, Зиновий Эрастович вздохнул и направился к себе, ощущая горячее волнение, охватившее все тело.
     В темноте, действуя наощупь, он разделся и, словно в омут, нырнул под одеяло...
     По привычке он проснулся, когда первый утренний свет позволял разглядеть предметы в комнате. Тихонько, чтобы не побеспокоить жену, он выскользнул из постели и, не одеваясь, сел напротив.
     Его жена, совсем еще молоденькая девчонка, сладко спала на боку, поджав к животу ноги и подсунув ладошку под щеку. Одеяло сползло с нее, но она, судя по всему, не чувствовала прохлады.
     Через некоторое время она пошевелилась, потянулась и, приоткрыв глаза, посмотрела на сидящего в сторонке мужа. Какая-то жалость к ней и одновременно нежность охватили его, и он прилег с ней рядом и стал гладить ее и целовать жарко и исступленно...

     По распоряжению барина Липу приставили в помощь поварихе Риасе. Девушка быстро нашла общий язык с тетей Раисой и стала ей незаменимой помощницей.
     Мария Андреевна не могла нарадоваться на ласковую и добрую невестку, с которой всегда можно было поговорить по душам, поделиться сомнениями и пожаловаться на болезни.
     Однажды Липа пожаловалась ей на то, что хозяйка, зайдя на кухню, с ненавистью смотрит на нее.
     - Боюсь я ее, - пожаловалась девушка. - Что она злобится, я же ничего плохого ей не сделала.
     - Ей бы на себя надо злиться, - ответила Мария Андреевна. - После того, как она родила Гришатку, она снова забеременела, но рожать не захотела. Втайне от мужа она пошла к нашей знахарке и избавилась от плода. Да вот только после этого ей забеременеть уже не удается.
     - А зачем она тогда прерывала беременность? - спросила Липа.
     - Я так мыслю, - зашептала Мария Андреевна. - Понесла-то она от кого-то другого - многих мужиков она совратила. И испугалась: вдруг барин почует, что ребенок не от него. Вот и решилась на такое святотатство. А уж потом, видя, что Аркадий Всеволодович охладевает к ней, она решила родить ему еще одного - чтобы привязать его к себе крепче. Ан это дело у ней не выходит. Вот она и озлобилась на весь белый свет, а особенно на таких, вроде тебя, вынашивающего ребеночка.
     - А это правда, что ее выпороли на конюшне?
     - Самая что ни на есть правда. Да такая гулящая кого хочешь до остервенения доведёт. Потом она месяца два в себя-то приходила.
     - А к Зиновию Эрастовичу она тоже приставала? - ревниво спросила Липа.
     - Приставала, да только получила от ворот поворот.
     Тем временем Зиновий Эрастович продолжал занятия с учениками, а в хорошую погоду запускал перед господским домом воздушного змея, бегая и хохоча вместе с ребятами, словно мальчишка. Липа, видя его из окна кухни, улыбалась и гордилась им, когда повариха, выглянув в окно, говорила ей:
     - Глянь-ка, твой что дитя малое. И ребятишки от него не отходят...
     Весна в этом году выдалась удивительно дружной и скоротечной: выпавший снег растаял в две-три недели, обнажив темную землю. Крестьяне готовились к чеву, проверяя посевной материал, ремонтируя инвентарь... Аркадий Всеволодович вместе с управляющим Матвеем Ивановичем нередко объезжал поля, проверяя не созрела ли земля для начала сева.
     Агриппина Власьевна после полученного ею сурового урока замкнулась в себе и редко выходила из своей комнаты. А когда выходила, то слуги буквально шарахались от нее, стараясь не встречаться - так обжигающ казался ее взгляд, полный злобы и ненависти буквально ко всем.
     Липа, находившаяся на седьмом месяце беременности, на кухне старалась двигаться осторожно, не делая резких движений, чтобы не повредить свой заметно выпирающий живот.
     В один несчастный день на кухню заглянула барыня. Молча постояв некоторое время, она подошла к девушке, глядя на ее раздувшийся живот.
     - Эк тебя разнесло, как лягушку, - зло проговорила она.
     Липа сжалась, как от удара, и слегка отстранилась от нее, задев локтем глиняную плошку. Та соскользнула на пол и разлетелась на куски.
     - Корова неповоротливая! - истерично закричала барыня. - Хозяйского добра не жалко, можно колотить?
     И вдруг, видимо в беспамятстве, схватила со стола большой разделочный нож и с силой вонзила его в живот девушке.
     Липа схватилась руками за рану и стала медленно оседать на пол.    
     Увидев эту жуткую сцену, повариха отскочила в угол кухни и закричала страшно, срываясь на визг:
     - Уби-и-ли! Ой, уби-и-ли!
     На этот крик на кухню со всего дома стали сбегаться слуги. Увидев лежащую на полу девушку и сочащуюся между ее пальцев кровь, они застыли, не зная, что предпринять.
     - Что вам здесь надо? - повернулась к ним Агриппина Власьевна, все еще держа в руках нож, с которого стекала кровь. - Вон отсюда.
     Передние пытались было отступить, но их теснили напирающие сзади.
     Аркадий Всеволодович собирался садиться в бричку, чтобы вместе с Матвеем Ивановичем осмотреть свои угодья. Но услышав крик и увидев бегущих к дому слуг, остановился и направился к кухне.
     - Что тут происходит? - растолкал он слуг в дверях, но увидев лежащую на полу в крови Липу и жену с окровавленным ножом, сразу все понял.
     - Архип, - крикнул он. - Срочно бери бричку и скачи за фельдшером. Да чтоб    мигом, коня не жалей.
     Тот стремглав выскочил на улицу.
     - Потап, - продолжал  распоряжаться он, - седлай жеребца и срочно привези пристава. А эту, - он показал на жену, - спустить в подвал и запереть. Голову сниму, если она убежит.
     Барыня презрительно посмотрела на мужа и, отбросив нож, пошла к выходу. Следом за ней последовали конюх Епифан и доезжачий Егор.
     Ольга, прибежавшая вслед за всеми, склонилась над племянницей, гладила ее голову и что-то тихо и ласково шептала, орошая лицо девушки слезами.
     Степан же тихонько выбрался из толпы и поспешил за учителем.
     Зиновий Эрастович занимался с ребятами, растолковывая им что-то из арифметики, когда дверь стремительно распахнулась и в ней возник Степан.
     - Зиновий Эрастович, Липу зарезали, - прохрипел он.
     - Как зарезали? Кто? Где? - в растерянности засыпал тот вопросами.
     - Барыня на кухне, - столько и успел ответить тот, как учитель выскочил из комнаты и стремглав понесся в сторону господского дома.
     Запыхавшийся Степан оторвался от пристенка, пропуская тихо уходящих ребят, и вдруг услышал звук падающего тела. Обернувшись, он увидел лежащую на полу без сознания Марию Андреевну, видимо, слышавшую про настигшую их беду.
     - Что с вами, Мария Андреевна? - бросился он к ней и, видя ее состояние, поднял на руки и уложил на постель.
     Потом он набрал в рот из ковшика воды и прыснул ею в лицо пожилой женщины. Та открыла глаза, но взгляд ее был совершенно бессмысленным.
     - Слава богу, - обрадовался Степан. - А то я уж перепугался до смерти.
     Тем временем старушка пыталась что-то сказать, но из ее рта вылетали только какие-то бессвязные звуки.
     "Паралик ее что ли хватил?" - встревоженно подумал Степан и, обернувшись, крикнул Тараску, сидящего на ступенях крыльца:
     - Побудь подле нее, - приказал он сыну, а сам поспешил на барскую кухню.
     Там возле Липы стоял на коленях Зиновий Эрастович, держа голову жены на коленях и тихо и нежно приговаривая:
     - Липа, Липушка, потерпи, милая, сейчас фельдшер приедет, он сделает все как надо. Ты только не умирай, родненькая моя...
     Та слабо улыбалась и с трудом выговорила:
     - Хотела... ребеночка вам... родить... Ан не судьба видно...
     - Помолчи, помолчи, тебе силы надо беречь, - утешал он ее. - Сейчас я отнесу тебя к нам...
     - Не трогай ее, Зиновий Эрастович, - сказал стоящий рядом Степан. - Сейчас ее лучше не шевелить.
     Говорить о том, что случилось с матерью, он не стал.
     Сколько прошло времени, Зиновий Эрастович не заметил, только очнулся от  того, что кто-то решительно отстранил его от Липы.
     - Не мешайте мне осмотреть ее, - это был старенький фельдшер из соседнего села.
     Потрогав пульс девушки и осмотрев ее зрачки, он провел ладонью по ее лицу, прикрывая глаза веками.
     - Не может быть, не может быть, - закричал на него учитель. - Она молодая, она справится!
     Но, взглянув еще раз на жену, он, наконец, понял, что окончательно потерял ее и зарыдал горько и безутешно.
     - Василий Макарыч, - Степан взял фельдшера под руку и вывел его из кухни. - Там и с его матерью паралик случился. Посмотрите, я отведу вас.
     Тем временем к господскому дому подкатила коляска с приставом и каким-то полицейским чином. Коротко поздоровавшись и поговорив с Аркадием Всеволодовичем, они спустились в подвальное помещение и вскорости вывели оттуда осунувшуюся Агриппину Власьевну. Усадив ее в коляску между собой, они покатили прочь, а вслед им неслись выкрики барина:
     - В кандалы ее!.. На каторгу!.. В Сибирь!.. Навечно!..
     Лицо его было красным, словно он только что вышел из парной бани, руки тряслись.
     - Барин, пойдите, прилягте, - поддержал его под локоть Матвей Иванович. - Полежать вам надобно...
     И тут же, обернувшись, крикнул:
     - Фельдшера к барину!
     Аркадий Всеволодович послушно побрел с управляющим, бормоча при этом:
     - Какая дрянь! Мерзавка! Это же надо, что натворила...
     Липу похоронили на небольшом лесном кладбище возле Хлюпино. А глубокой осенью, когда в воздухе замелькали первые белые мухи, возле ее могилки образовалась и могила Марии Андреевны.
     После происшедшего Аркадий Всеволодович сильно занемог и, поддерживаемый Степаном, редко вставал с постели. А после Рождества Христова послал в город за сестрой Анной Всеволодовной.
     Та приехала вместе с мужем ротмистром Васильчиковым, оставив детей на попечении няньки.
     - Видишь, сестрица, как обернулось, - пожаловался ей брат. - Худо мне что-то, совсем худо...
     - Да полно тебе выдумывать, Аркаша, - пыталась его успокоить сестра. - Мало ли кто из нас не болел. Да ничего, вставали. А ты еще не настолько стар, чтобы думать о плохом.
     - Я пришлю к вам нашего полкового лекаря, - вмешался в разговор ее муж. - Это такой дока в своем деле - раненых с того света вытаскивает! Его хотели было забрать от нас, да командир удержал.
     - О чем ты, Арнольд? - остановила его жена.
     Ротмистр смутился и отошел к окну.
     - Аннушка, я чего тебя вызвал-то, - снова заговорил Аркадий Всеволодович. - Если что со мной случится, ты уж Гришатку моего не оставь, опекунство над ним возьми.
     - Перестань, перестань, - прикрыла ему ладонью рот сестра. - Ты что задумал - одну меня бросить? Мы еще с тобой ого-го! Тебе просто переболеть нужно эту беду. А там, глядишь, все и образуется. Время все лечит...
     Для того, чтобы отвлечь брата от дурных мыслей, она заговорила о семье, о детях.
     - У моего Гришатки очень толковый учитель попался, да и сын в нем души не чает, - сказал Аркадий Всеволодович. - Ты побереги учителя-то, он и твоим детям пригодится...

     Хоть и говорят в народе, что время лечит, ан и оно порой оказывается бессильным. Никакое время не способно излечить настоящую любовь. Проходят годы, десятилетия, а она, любовь, не угасает и живет в сердце своей тревожной жизнью независимо от человека. И даже когда он покидает этот мир, он уносит любовь с собой вместе с отлетающей душой в надежде о скорой встрече с умершей ранее его любимой.
     Зиновий Эрастович так больше и не женился, оставшись верным своей ненаглядной и слишком рано покинувшей его Липушке.
     Аркадий Всеволодович протянул недолго - несмотря ни на что, он все-таки любил свою Глашу и после ее выходки однажды утром не проснулся - он так и лежал на боку, даже мертвый глядя на небольшой ее портрет, стоящий на столе возле постели.
     Старые люди рассказывали, что однажды в усадьбу забрела какая-то старуха, одетая в темное и не слишком чистое тряпьё и с чёрным платком на голове, и требовала непременно вызвать к ней Григория Аркадьевича. Она ничего не объясняла, а только ругалась, широко разевая беззубый рот и размахивая суковатым посохом.
     Попытка вызнать, что ей нужно от барина, который с молодой женой - дочерью соседского помещика - уехал праздновать медовый месяц в Европу, ничего не прояснили - она даже не захотела разговаривать с людьми.
     И тогда по приказанию управляющего Тараса Степановича, которому доложили о сварливой старухе, ее прогнали прочь, пригрозив, что в противном случае спустят на нее собак.
     И она ушла в сторону леса, часто оборачиваясь и грозя дому суковатой палкой.
     А на следующий год грибники и ягодники рассказывали, что иной раз натыкались в лесу на разбросанные сухие кости, похожие на человеческие. Как знать, может быть эти косточки были той самой старухи, которую растерзали и растащили по лесу дикие звери.
     Наши-то леса добры только к людям незлобным, уважающим его, а к тем, кто озлоблен на весь мир, он строг и наказывает со всей беспощадностью...