Три правды А. С. Пушкина в Капитанской дочке

Три правды А.С.Пушкина в «Капитанской дочке».


В начале 1833г. Пушкин увлекся исторической тематикой. Он колебался, какой теме отдать предпочтение. Его привлекала личность Петра Великого, львиная фигура здравствующего тогда легендарного опального героя  Кавказа и Бородина генерала А.П.Ермолова, волновала личность славного генералиссимуса А.В.Суворова, героя Измаила, Рымнина, альпийского похода.
Как главный историограф императора, сменивший на этой должности покойного Н.М.Карамзина, он обращается к военному министру графу А.И.Чернышову с просьбой предоставить ему документы о походах Суворова: «Приношу Вашему сиятельству искреннейшую благодарность за внимание, оказанное в моей просьбе. Следующие документы, касающиеся Истории графа Суворова, должен находиться в архивах Главного Штаба:
1.Следственное дело о Пугачеве.
2.Донесения графа Суворова во время кампании 1794года.
3.Донесения его 1794 года.
4.Приказы его к войскам.
Буду ожидать от Вашего сиятельства позволения пользоваться сими «драгоценными материалами». (3, с.150)
Общий ход пугачевщины был в то время мало известен. Суворову приписывалось «взятие самозванца и прекращение мятежа». Пушкин предполагал, что арест Пугачева будет одной из глав о Суворове, но увлекся темой.
Не следует понимать, что труд о самозванце являлся «отрывком» другого исторического исследования. Пушкин подчеркивал в предисловии, что труд его был задуман в масштабах гораздо больших, чем ему удалось осуществить.
«Будущий историк, коему позволено распечатать дело о Пугачеве, легко исправит и дополнит мой труд – конечно несовершенный, но добросовестный». (3, с.150)
Поэт не скрыл от читателей одной из важнейших причин несовершенства работы, так как ему было отказано в изучении многих материалов следственного дела о Пугачеве, которое оставалось еще долго «нераспечатанным».
Приступая к работе, Пушкин сомневался в достоверности личности Пугачева. Знакомясь со следственным «Делом», он столкнулся с противоречиями, и у него закралось сомнение, а был ли вообще убит император Петр Федорович. В «Деле» было письмо Алексея Орлова, уведомляющее «матушку» о ссоре за столом с Петром Федоровичем и случайным убийством императора в драке. Но в том же «Деле» было письмо князя Вильегорского, где он описывал, как отравил императора бургундским вином.
Был еще рапорт начальника караула майора Кулагина, который докладывал, что по приказанию Алексея Орлова, задушил Петра Федоровича. (1, с.358). Правительство тоже напускало туман на это дело. В Петропавловском соборе дата погребения Петра III и Екатерины II указана 18 декабря 1796 года, от чего  складывалось впечатление, что супруги вместе прожили долгие годы и умерли в один и тот же день. Это вызвало шепот, особенно в провинции. В свете все громче и громче ходили разговоры, что император Александр I не умер в Таганроге, а сбежал в Сибирь, где живет под именем старца Федора  Кузьмича. Возможно Петр III повторил Путь Александра I ?
Да как было не сомневаться Пушкину, если по Руси гуляло около сорока самозванцев Петра III. Эти сомнения в личности самозванца нашли отражение в лексике Пугачева, когда он рассказывал Гриневу калмыцкую сказку. Речь самозванца – это смесь «московского с нижегородским». Слушая его, Гринев в растерянности, так кто же перед ним – царь или мужик?
«Расскажу тебе сказку, которую в ребячестве мне рассказывала старая калмычка». Дворянин сказал бы  «в детстве». «Ворон – птица» - мужик сказал бы «птица – ворон», делая упор на слово «птица»,  но не на слово «ворон» (корень «вор»).
«Живешь ты на белом свете триста лет, а я всего - на все только тридцать три года». «Всего – на все» - словооборот дворянской речи: «всего» - это количество прожитых лет, «на все» - те дела и свершения, которые человек успел сделать за это время. Мужик сказал бы «всего на всего», для него важно только количество прожитых лет.
Незаметная на первый взгляд деталь: орел живет «только тридцать три года». В момент начала работы над «Капитанской дочкой» Пушкину было тридцать три года, как и во время бунта Пугачеву. Почему автор заострил эту малозначительную деталь? Может быть, хотел подчеркнуть родство душ всех троих?
В VII главе «Приступ» автор опять в эпиграфе возвращается к магической цифре 33. Почему она так притягивает его?
«Послужи моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушка
Ни корысти себе, ни радости». (3, с.41)
Воля! Ему так не хватало ее в 1835 г., душно в «свинском Петербурге», царь отказался отпустить с государственной службы в деревню, «Историю пугачевского бунта» никто не покупает ( «В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже – не покупают», - запишет он в дневнике), как то еще встретят «Капитанскую дочку», долги сдавили горло, на горизонте уже маячит тень Дантеса со шлейфом сплетен.
В сказке ворон уважительно относится к орлу, называя его «батюшкой». Кого народ называл «батюшкой», «отцом родным»? Царя. Царь-батюшка! И он пьет живую кровь, но и ворон не лучше, он питается мертвечиною.  Мужик бы сказал мертвыми, дохлыми, умершими, трупами. «Мертвечина» выпадает из мужицкой лексики.
«Питаться тем же» - так в деревне не говорят, там сказали бы «есть, кушать, жрать, лопать».
«Вот завидели палую лошадь». Синонимы деревенской речи: дохлая, умершая, мертвая, но никак не палая.
«Клевать, да похваливать». Мужик бы сказал: «Нахваливать, хвалить».
«Клюнул раз, клюнул другой». Слово «другой» заменило числительное «второй», что не характерно для простонародья.
«Питаться падалью» - опять дворянская лексика.
Совсем другая речь и ее построение при разговоре вожатого и хозяина умета.  «Вожатый мой мигнул значительно и ответил поговоркою: в огороде летал, коноплю клевал; швырнула бабушка камнем – да мимо».
На вопрос «ну, а что ваши?» хозяин  умета отвечает: «Стали было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте». «Молчи, дядя, - возразил мой бродяга, - будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь… заткни топор за спину: лесничий ходит».
Из этой воровской тарабарщины не посвященный человек может понять только одно: бабушка-императрица видать крепко камешком швырнула, коли разбойничье логово притихло.
Этот метод речевой характеристики выдерживается Пушкиным до конца повести,  поскольку именно пословицы, иносказания, сказки, шутки и прибаутки, лукавые намеки окрашивают язык Пугачева в национальные русские тона, сказанная вовремя и к месту пословица делает его понятным и доступным для окружающих: «казнить так казнить, миловать так миловать», «с богом ночь начинается», «закутим, запьем – и ворота запрем», «долг платежом красен», «кто бог, тот и батька», «добро б на пир, а то под обух».
Именно в фольклоре нашел автор недостающий ему материал для понимания Пугачева как подлинного вождя крестьянского движения и свойств его характера.
Это было открытием большой принципиальной значимости, ибо без него было бы невозможно новаторское разрешение задачи воскрешения подлинного исторического  образа Пугачева, не укладывающегося в стандартные рамки злодея и душегуба. Начав восстание с желанием «тряхнуть Москву», он быстро понял, что сесть на Руси, поставив повсюду новых судей, ему не по плечу, и он меняет свои планы: «возвести на престол государя великого князя. Сам же я уже царствовать не желаю». (4, с.108)
Народ признал Пугачева над собой, его мало интересовало черт он или батька, но ему поверили и пошли за ним.
В 1835 г.  собирая на Яике материалы о Пугачеве, Пушкин был поражен той теплотой, с которой рассказывали о нем местные жители. «Грех сказать, - говорила мне 80-летняя казачка, - на него мы не жалуемся, он нам зла не сделал»,
«Расскажи мне, - говорил я Д.Пьянову, - как Пугачев был у тебя посаженным отцом?» «Он для тебя Пугачев, - отвечал мне сердито старик, - а для меня  он был великий государь Петр Федорович».
Эту любовь, пропустив через себя, автор переносит на своего героя, хотя как потомственный дворянин должен был осуждать его. Ведь сколько дворянской кровушки было пролито в оренбургских степях.
Верил ли дворянин офицер  Петр Гринев в то, что Пугачев самозванец, а не император? Находясь в его стане в Берце, он ищет помощи и готов молиться любому богу.
«Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог видит, что жизнею моей рад бы я заплатить тебе за то, что для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести».
Странное понятие о присяге у Гринева, перекраивающего присягу по своей фигуре в зависимости от обстоятельств. Отсутствие стройной системы убеждений у Петра Андреевича определило известную свободу поведения – ему, юному офицеру-дворянину, еще чужд социальный стереотип мышления и поведения. Несмотря на то, что классовый инстинкт подсказывал отрицательное отношение к «бунтовщикам», мятежникам, преступникам, он в реально возникших ситуациях больше доверяет личным впечатлениям. «Мы расстались дружески», (3, с.70)
Как дворянин, он считал, что Пугачев бунтовщик, злодей и враг. Как человек, испытавший на себе его милости, он, опираясь на собственный скудный опыт, считал Пугачева благодетелем.
Деревенский недоросль еще не созрел до понятия слова «присяга», он не готов воевать, но готов играть в войну. «Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого». (3, с.9)
Назначение в Белогорскую крепость стало крушением его голубой мечты. «Вместо веселой петербургской жизни ожидала меня гарнизонная скука в стороне глухой и отдаленной». (3, с.9)
От отца, старого вояки, он не раз слышал, что офицер обязан жить по закону: «Душу Богу, жизнь Царю, Честь никому», но считал, что это сказано не о нем. Первый раз встретившись при штурме Белогорской крепости с кровью, казнями, смертью Гринев убеждается, что игра закончилась, началась суровая жизнь. Пушкин предостерегает его эпиграфом повести «Береги честь смолоду» - смотри, юноша, не ошибись. После вторичного посещения логова Пугачева он взрослеет не по годам и в глаза заявляет атаману, чтобы тот не требовал от него, то что против его части и христианской совести.
Гринев наотрез отказался служить Пугачеву, даже за чин фельдмаршала.
«Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья».
«Я природный дворянин, и я присягал государыне-императрице: тебе служить не могу», - заявил Гринев.
«Не приведи бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уже люди жестокосердные,  коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка», - писал Пушкин в «Дополнении» к повести. (3, с.98)
В официальных документах считалось, что жестокость была свойственна только бунтовщикам, автор приводит немало примеров на страницах повести. В «Дополнении» он пишет сцены, не вошедшие в основной текст из-за своей архижестокости.
«Начальники были захвачены. Былову отсекли голову. С Елагина, человека тучного, содрали кожу; злодеи вынули из него сало и мазали им свои раны». (4, с.110)
«Капитану разрезали грудь и кожу задрали на лицо». (4, с.110)
Не отставали от бунтовщиков и правительственные войска.
В Озерной голицынские гусары рубили раненых пленных, «ржали по улицам да мясничали их». Слово то какое!  Мясничали. Пушкин взял его из московских скотобоен, где разделывали туши на части. (3, с.105)
«Казачка Разина, каждый день предбредши к берегу, пригребала палкою к себе мимо плывущие трупы, переворачивала их и приговаривала: «Ты ли Степанушка, ты ли мое детище?» И видя, что не он, тихо отталкивала тело и плакала.» (4, с.105)
Пушкин досконально изучил письменные памятники крестьянской войны в государственных архивах. Даже колоритный «Реестр» Савельича, врученный Пугачеву для возмещения нанесенного ущерба, взят из архивного материала, принадлежащий некоему надворному советнику Буткевичу врученный Пугачеву во время захвата пугачевцами пригорода Заинска. Правда у Савельича «Реестор» покороче, у Буткевича он включает 32 предмета и у него нет «заячьего тулупа», но есть тулуп на беличьем меху ценой в 60 рублей. Он то и натолкнул Пушкина на заячий тулуп, далеко не лишняя деталь повести.
Все фамилии у Пушкина взяты из архивных документов, но перо автора приготовило им иную судьбу, чем было в жизни.
«Имя девицы Мироновой – писал Пушкин 25 октября 1836г. П.А.Корсакову, - вымышлено. Роман был основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивший своему долгу и перешедший в шайку к Пугачеву,  был помилован императрицей по просьбе престарелого отца кинувшегося ей в ноги.  Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины». (5, с.32)  Пушкин называет повесть романом.
В плане автора на роль капитанской дочки претендует Мария Васильевна Борисова, молодая девица, родители которой погибли на ее глазах от рук пугачевцев, сирота, живущая в доме П.И.Вульфа.  Именно о ней Пушкин шутливо писал 27 октября 1828г. из Малинников, что «намерен на днях в нее влюбиться». (4, с.32)
Можно только предполагать о причинах, в силу которых автор не связал название своей повести с именами Пугачева и Гринева, хотя обе эти фигуры имели преимущественное право на выдвижение их в название повести. Остановившись на названии «Капитанская дочка», Пушкин тем самым  поднимал в общей  концепции повести роль Маши Мироновой. Выдвигая на первый план Машу Миронову, Пушкин выделял тот внутренний мир своей повести, который утверждал, что в грозных испытаниях исторических бурь, ломающих и уничтожающих благополучие многих тысяч  людей, высшей ценностью является человек, сохранение в нем той духовной красоты, благородство человеческой души и гуманности, которые, пройдя через горнило испытаний, в конце концов, торжествуют.
Японцы первые увидели этот высокий гуманизм, почувствовали, что и среди горя, смерти, казней, грохота пушек и виселиц душа народа остается всегда как прекрасный  цветок, который  цветет и расцветает, пока жив народ.  Нет плохого народа, есть плохие правители.  Издавая в 1883г. «Капитанскую дочку», они переводят название, опираясь на эти выводы: «Дневник бабочки, размышляющей о душе цветка. (Удивительные вести из России) – А.С.Пушкин.
Фамилия Гринева не вымышленная. В правительственной информации от 10 января 1775г. об окончании процесса над Пугачевым имя подпоручика А.М.Гринева отмечалось в ряду тех «кои находились под караулом,  будучи сначала подозреваемыми в сообщении с злодеями, но по следствию оказались невинными». (5, с. 169)
Образ Андрея Петровича Гринева автор биографически списал со своего деда Льва Александровича. Он, как и Андрей Петрович Гринев, служил при графе  Минихе и вышел в отставку в чине  майора в 1762г., и «как Миних верен оставался паденью третьего Петра».  Эта дата отставки старика Гринева, исключенная из основного текста, объясняет и опальное пребывание его  в деревне, и постоянное раздражение при чтении «Придворного календаря», и нежелание отправить Петрушу на службу в гвардию в Петербург.
В числе документов, с которыми познакомился Пушкин, были и материалы об осаде пугачевцами Яицкого городка, одним из наиболее энергичных защитников которого являлся капитан Андрей Прохорович Крылов, отец будущего великого баснописца Ивана Андреевича Крылова.  Он послужил автору прообразом капитана Миронова.
Опираясь на рассказы И.А.Крылова об отце, всю жизнь тянувшего солдатскую лямку в самых отдаленных «крепостях» на окраинах России, полунищем боевом офицере, выслужившемся из солдат, Пушкин создал яркий образ капитана Миронова, тоже выдвиженца из низов, дворянина только по чину,  пасынка крепостнического государства, но принадлежащего к той славной когорте простых русских людей,  которые никогда не щадили ради отечества «живота своего».
И.А.Крылов делился с Пушкиным, что его отец «получивший капитанский чин еще при блаженной памяти императрице Елисавете Петровне, командовал отставными солдатами, казаками и разночинцами.  Батюшка мой был человеком старого века.  Он или учил своих любезных солдат (видно, солдатской науке надобно учиться целый свой век!), или читал священные книги… Каждый  почти вечер собирались в нашу приемную горницу старик-поручик, казачий старшина, священник и еще кое-какие жители крепости». (4, с.109)
Рассказ И.А.Крылова почти без литературной обработки вошел в текст повести.
Пугачев и Гринев в разных враждебных лагерях и у каждого своя правда. Невозможно примирить дворянскую и мужицкую правду. Но существует истина, которая больше чем правда. Ни в одном языке мира нет аналога этому слову, оно не переводимо  ни на один язык, в словарях дается как синоним - «правда».
И Пушкин, зажатый между двумя правдами, не ищет истину, избегая роль судьи,  он пытается создать третью правду – народную, и эта народная правда оценивается автором высоко, тогда как личные пути каждого из героев Пушкин отказывается судить по их правде. Он не обвиняет Гринева, ни в его примитивной верности присяге, которую он перекраивает на свою мерку, ни в его обращении за помощью к Пугачеву, с которым он согласно все той же присяге, должен бороться не щадя «живота своего», что он и делает, возвратившись из пугачевского стана.  Следовательно, оценка из плоскости морального суда над личностью перенесена в плоскость общих социальных  категорий, обосновывающих общие этические нормы – народность, любовь, свобода, героизм, верность, жертвенность и т.д. Сами же эти категории и нормы истолкованы исторически и социологически в контексте того времени и должны анализироваться во времени тех событий, которые переживали Гринев, Пугачев и сам автор.
Это и есть те категории и нормы, которые будут строить общественную этику всей передовой русской литературы XIX века.
Повесть была вчерне закончена 23 июля 1836г. Но в октябре Пушкин  возвращается к ней и пишет еще две главы, которые он называет «Пропущенные главы». Когда он их закончил, то взгляд его случайно упал на календарь. Было 19 октября 1836г. Как он смел забыть эту дату! День открытия Лицея! И он ничем не отметил этот для него святой день. Он берет последнюю главу повести «Суд» и устраивает свидание Маши Мироновой и Императрицы не просто в саду, (как было изначально) а конечно в Лицейском саду и именно у колонны графа Румянцева, которую он видел не раз из своей  лицейской «кельи» и около которой состоялось его юношеское свидание с Наташей Кочубей: «Мария Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева».
Написав эту фразу, он ставит под повестью дату: «19 октября 1836 года», что было ему не свойственно, но здесь был особый случай. Он радостно вздохнул и отбросил перо. Смеркалось.
Долг перед лицейскими был исполнен.


Рецензии
Очень интересный и - думаю - очень верный разбор дворянских и мужичьих слов в речи Пугачёва. И вообще очень хороший разбор - я буду к нему ещё возвращаться. Но в конце Вы впадаете в какую-то сентиментальность излишнюю. Разве из окна кельи в Лицее виден Кагульский обелиск? И при чём здесь Наташа Кочубей?! Я думаю, что Императрица выслушивает Машу Миронову на лужайке за Румянцевским памятником потому, что она разделяет Кагульский столп и пруд, возле которого развлекался со своим псом Николай Первый, когда в Петропавловке вешали декабристов. Никакое другое воспоминание уже не могло перекрыть это знание.

С уважением,

Е.В. Шувалова

Елена Шувалова   01.05.2015 15:19     Заявить о нарушении
Уважаемая Елена, спасибо, я рад, что Вам понравилось. Вы глубоко анализируете тексты,я больше занимаюсь деталями как произведений, так и биографии, так что мне вдвойне приятно.
Обелиск ,конечно же, виден, он же в парке стоит, а из флигеля парк хорошо просматривается!Ну, а описывая свидание, как не вспомнить о своем свидании, например, с Наташей, именно в том месте, которое видно из окна. Любовь побеждает смерть ( это я о казни декабристов). Комплимент о моей сентиментальности принимаю ( помнится, в юности баловался я и стихами, знаете ли:-) ).
С уважением ,Д.Г.

Дмитрий Георгиевич Панфилов   03.05.2015 02:12   Заявить о нарушении
Между лицейскими окнами и обелиском - не очень высоким - Екатерининский дворец, Камеронова галерея и Собственный садик. Вы сами видели из лицейского окна Румянцевский памятник? Может, откуда-то виден лишь кончик его - и то сомневаюсь! Любовь, конечно, побеждает смерть, но не юношеская давно прошедшая влюблённость - память о пяти друзьях-героях! И - главное - Пушкин узнал о поведении царя лишь весной 1834 года - см. Его Дневник, - это было свежее знание.

Елена Шувалова   03.05.2015 09:26   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.