Путь к душе человека
… всё – и хорошее и плохое – порождается в теле и во всем человеке душою…Потому-то и надо прежде всего
и преимущественно лечить душу,
если хочешь, чтобы и голова и все
остальное тело хорошо себя чувствовали.
Платон "Хармид"
Один из парадоксов психотерапии и психиатрии заключается в том, что они занимаются душевными болезнями, в то время как большинство врачей и психологов твердо убеждено, что никакой души в природе не существует. А если и существует, то к медицине это ни малейшего отношения не имеет. Это уже из области духовного и отвлеченного и находится где-то далеко за пределами человеческого разумения. И, следовательно, когда речь идет о практическом лечении психических расстройств, о душе лучше не вспоминать.
“Душа болит” – выражение образное. Болеть могут рука, нога, сердце, печень, почки, селезенка. Любой орган человеческого тела, но только не душа. С другой стороны ни рука, ни нога, ни сердце, ни селезенка не изнывают от скуки и тоски, никому не завидуют, никого не ненавидят и никого не боятся. Они вообще не испытывают никаких чувств.
Тем не менее, когда врач, стремящийся избавить своего пациента от депрессии и страха перед жизнью, дает больному лекарство, он это делает для того, чтобы воздействовать именно на тело, которое вовсе не знает тревоги и беспокойства. По-другому врач поступить просто не может. Доступа к человеческой душе у него нет.
Тело отделяет врача от души больного. Иногда оно превращается в глухую стену, иногда – в толкового посредника, помогающего поддерживать связь с чем-то неведомым, что управляет человеческими чувствами и поступками.
Ясно, что наука о человеке должна измениться в ближайшем будущем. Но как? Возможна ли психотерапия, которая ориентировалась бы не на тело, а на душу? Врачи привыкли к тому, что их задача лечить, исправлять, корректировать. Если не совсем правильно функционирует печень, или человек мучается от бессонницы, или его преследуют навязчивые идеи и неприятные видения, необходимо что-то подправить в организме больного.
Современная медицина полностью соответствует духу современной западной цивилизации, которая внушает человеку, что он должен постоянно за что-то или с чем-то бороться. Борьба всегда связана с неопределенностью и тревожным ожиданием результата.
Полностью избавиться от страха нельзя. Всякий человек временами испытывает страх, который тяготит далеко не каждого. Однако у некоторых людей постоянная тревога проявляется в мучительной форме, порой превращая их жизнь в сплошной кошмар.
Людей с тяжелыми психическими расстройствами относительно немного – 1-2% от всего населения. Тех, у кого тяжелого расстройства нет, но кто все-таки нуждается в помощи психотерапевта, в 5-10 раз больше. Многие миллионы людей подвержены алкоголизму, наркомании, массовой истерии, страдают от бессонницы, терзаются сомнениями, мучаются от комплекса неполноценности и отсутствия смысла в их жизни. И почти у каждого из нас иногда проявляются какие-то отклонения от того поведения, которое принято называть нормальным.
Очень часто, а, скорее всего, всегда за этим стоит неосознанная тревога, влияющая на характер человека, его образ мыслей, пристрастия и привычки. Скрытое в глубинах души беспокойство может вызвать кажущиеся беспричинными поступки, неоправданный гнев, а может проявиться в виде телесного недуга, например, экземы или язвы желудка. Возникающие как следствия тревоги тяжелые переживания, гнев, зависть, тоска ведут к агрессии, которая часто направлена против самого себя и разрушает человеческое тело.
Страхи бывают самые разнообразные и причудливые. Человек боится потерять работу, лишиться уважения и любви, заболеть, умереть, попасть под машину или остаться в одиночестве. Иногда эти опасения – плод разгоряченного воображения, иногда для них есть определенные основания, но они порождают не соответствующую им реакцию.
Человек нередко преувеличивает грозящие ему беды и теряет веру в свои силы. Недаром говорят, что у страха глаза велики и что он парализует и сковывает душу. Испуганный человек неспособен сопротивляться ударам судьбы.
Президент США Франклин Делано Рузвельт (1882 – 1945) сказал в своей инаугурационной речи: “Единственная вещь, которую мы должны бояться, это сам страх”. Хлесткая фраза производила сильное впечатление и затем ее повторяли несчетное число раз. Впрочем, так говорили и за много столетий до того, как Рузвельт появился на свет.
О том, что не следует бояться ничего кроме страха, писал еще в начале нашей эры знаменитый римский политический деятель, философ и писатель Сенека.
Хотя слова были одни и те же, можно предположить, что Сенека и Рузвельт вкладывали в них неодинаковый смысл. Ведь они допускают прямо противоположные толкования. Можно понять так: главное для человека быть сильным и решительным, самому ставить перед собой цель и добиваться ее достижения. Страх же мешает человеку стать хозяином своей судьбы. Однако можно смотреть на проблему и с другой точки зрения.
Страх – это чувство, предупреждающее человека, что он вступает на неверный путь. Если бы не страх нарушить запреты, существующее в каждой душе, люди почувствовали бы вседозволенность, озверели, превратились бы поголовно в грабителей, насильников и убийц.
Никакой человек не может безнаказанно уйти от исполнения определенных законов. Он с ними рождается и приходит в мир. Даже если ему о них и не говорили. Если он совершит преступление и ему удастся избежать правосудия, он все же никуда не уйдет от страхов, которые никогда не изгладятся в его душе и будут сопровождать его до могилы. Появление тревоги является для человека сигналом неблагополучия. Если он чего-то боится, значит, чувствует, что его жизнь идет не совсем так, как следует.
Страхов много, но отношение к ним всегда бывает двух видов. Одним они помогают найти дорогу к надежде, других ведут к отчаянию.
Поскольку одни верят, что человек рождается с моральными запретами внутри себя, а другие думают, что моральные критерии создает само общество и что поведение человека и его отношение к другим людям целиком зависят от воспитания, подход к проблеме тревоги и страха и лечения связанных с ними душевных заболеваний может быть различным.
В средние века на меланхолию и страх перед жизнью смотрели как на одно из главных психических заболеваний. Тогда состояние депрессии обычно приписывали действию демонических сил, а лечение сводилось к изгнанию дьявола. При таком подходе вопрос о происхождении определенной болезни вообще отпадает.
Но уже в те времена некоторые ученые пытались обойтись без демонов при объяснении психических расстройств. Однако им было очень трудно подыскать замену для таких наглядных носителей зла, как ведьмы. Создатели современной психиатрии и психотерапии стремились к максимальной научной объективности, они старались освободиться от всего туманного, двусмысленного, загадочного, мистического, но им приходилось иметь дело с вещами, в которых трудно достичь четкости и ясности.
Какая же может быть ясность, если часто непонятно, что собственно надо лечить. Целью врача должно быть что-то конкретное. Но оказывается, что причина заболевания кроется в мучительной тревоге, которая неизвестно почему возникает.
Когда-то психологами и философами было сделано открытие: избавиться от тревоги можно, если докопаться до ее истоков. Как только человек осознает, что именно лежит в основе его беспокойства, ему немедленно становится легче.
Наверное, пришло время отбросить эти наивные представления и понять, что поиск корней заболевания иногда порождает основания для новых недугов. Знание – это, конечно, сила, но ведь сила чаще разрушает, чем строит. Может быть, вообще не всегда имеет смысл, выяснять истинные причины тревоги. Может быть, есть другой путь, позволяющий и без этого научиться справляться со своими страхами?
БОЛЕЗНЬ, ПОМОГАЮЩАЯ ВЫЖИТЬ
Нет лучшего средства защиты
от врага, чем второй враг.
Фридрих Ницше
Он сломал себе руку
Еще “отец психосоматической медицины” выдающийся немецкий врач Георг Гроддек (1866 – 1934) заметил, что выражения сломать себе руку или разбить себе голову звучат по меньшей мере странно. Как можно говорить, что человек сломал себе руку, если он ничего не сделал для того, чтобы причинить себе какой-то ущерб? Он даже всячески старался избежать беды. Тем не менее, в России и Германии, Италии и Франции, Англии и США говорят: он сломал себе руку или ногу. Он сам ударился, поскользнулся, ушибся, обжегся, заразился.
Мы говорим: подхватить болезнь. Итальянцы говорят pigliare una malattia. По-английски заразиться гриппом to catch a flu, по-французски attraper la grippe. В разных языках используется одно и то же слово – схватить.
Обратите внимание, лекарство принимают, как принимают гостя или посетителя (возможно, без особой охоты), а болезнь хватают. Как будто больной не только заболел намеренно, но торопился и ждал подходящего случая. Ему повезло, представилась возможность, он ее не упустил и слег.
Если заболевший не просто жертва, но активное действующее лицо, если он сам сделал что-то, что привело его к болезни, в его действиях должна скрываться какая-то цель (возможно, неизвестная ему самому), а у болезни должно быть какое-то скрытое предназначение. Обычно же принимается, как само собой разумеющееся, что у болезни есть причины, но нет никакого назначения.
Болезнь как наказание
Физическая боль только
следствие душевной боли.
Фридрих Ницше
Далеко не у всех инфицированных дело доходит до болезни. Конечно, у одного человека иммунная система в порядке, а у другого ослаблена. Но это ничего не объясняет. Вопрос о том, случайна болезнь или закономерна, заменяется вопросом о случайности и закономерности ослабления иммунной системы.
Существует, однако, совсем иной подход к проблеме. Он был высказан выдающимся лейпцигским психиатром Иоганном Кристианом Хейнротом (1773 – 1843) в “Учебнике душевных расстройств” (1818), “Учебнике антропологии” (1822) и работе “Ключ к небу и аду в человеке или О моральной силе и пассивности” (1829).
Хейнрот утверждал, что все сбои в работе печени или селезенки – следствие человеческих пороков. Никто бы не удивился, если бы услышал из уст религиозного проповедника, что любая болезнь – расплата за грехи, но все привыкли к тому, что для врача болезнь скорее результат плохого питания, нездорового образа жизни или несоблюдения правил гигиены.
Хейнрот говорил, что человек – существо "отпущенное на волю". Ему предоставлена свобода выбора в поступках, но свобода может быть использована по-разному. Тот, кто ею обладает, способен на "самосохранение и саморазрушение".
Человек все время колеблется между добром и злом. Постоянное чувство неопределенности вызывает тревогу, которая угнетает и парализует душу. Страсти ослепляют и подталкивают к дурному поступку, а когда он совершен, человек чувствует, что перестает быть самим собой и вступает на ложный путь. Он мучается, потому что не может избавиться от чувства вины.
Человек чувствует "что он отделен от самого себя и все же от себя отделиться не может. Это поистине адская мука. В этом ощущении не принадлежности самому себе погибает душа при меланхолии". Но перед тем как погибнуть, душа разрушает тело.
Если для Гиппократа и Аристотеля было ясно, что душевные заболевания возникают, как последствия телесных, то Хейнрот учил прямо противоположному.
Он писал: “Если бы органы брюшной полости могли рассказать историю своих страданий, то мы с удивлением узнали бы, с какой силой душа может разрушать принадлежащее ей тело. В истории окончательно расшатанного пищеварения, пораженной в своих тканях печени или селезенки, – в истории заболевания воротной вены или больной матки с ее яичниками, – мы могли бы найти свидетельства долгой порочной жизни, врезавшей все свои преступления как бы неизгладимыми буквами в строение важнейших органов, необходимых для человека”. (Цитируется по Ю.Каннабих “История психиатрии” М.1994).
Хейнрот был весьма уважаемым ученым. Его мысли о том, что внутренний душевный конфликт порождает соматические заболевания, выслушивались с вежливым интересом, но его попытки доказать, что все болезни являются следствием грехов и порочной жизни, воспринимались, мягко говоря, с недоверием. Тем более что проверить это не представляется возможным. Печень и селезенка немы и ни о чем рассказать не могут.
Выходило так: тот, чья совесть чиста, может спать спокойно и не опасаться за свое здоровье. На Хейнрота смотрели, как на религиозного моралиста, который забыл, в какое время он живет.
А это было время веры в общественный прогресс и очередного пересмотра ценностей. Подыскивались новые принципы построения науки. Из нее безжалостно отметалось все субъективное, то есть то, что не основано на опыте. Ученые изо всех сил старались стереть случайные черты и убедиться в том, что в нашем мире все устроено просто и четко, как в часовом механизме. Надо только выяснить правила его работы.
Если болезнь вызвана утомлением, голодом, истощением организма, жарой, холодом, инфекцией, физическими травмами или даже словесными угрозами, это понятно. Но что такое чувство вины? От чего оно возникает? Есть ли оно у преступников? Разве мы не встречаем людей, которые вели совсем не праведную жизнь, и, тем не менее, нисколько не мучаются от угрызений совести и в старости не жалуются на плохое здоровье?
В 1818 году Хейнрот ввел в медицину принципы, составившие впоследствии основное содержание психосоматики. Очевидно, он сделал это, по крайней мере, на 100 лет раньше, чем его идеи могли найти понимание. В 1980-ые годы некоторые психиатры окончательно выяснили для себя, что Хейнрот не опоздал, а поторопился родиться.
Страх и тревога
Нет сомнения, что проблема тревоги –
узловая точка, в которой соединены
самые разные и важные вопросы. Загадка,
решение которой бросит свет на все наше
психическое существование.
Зигмунд Фрейд
Быть в ярости – значит быть вне себя от страха. В таком состоянии голубь способен заклевать страуса.
Шекспир "Антоний и Клеопатра"
По существу Хейнрот говорил о "моральном" "естественном отборе", который избавляет общество от людей, способных его погубить. Получается, что болезни могут приносить пользу обществу в целом, но опять-таки для отдельного человека болезнь безусловное зло. Для того чтобы понять, что это не всегда так и что болезнь приносит не только горе, надо разобраться в том, каким образом душевный конфликт приводит к соматическим заболеваниям.
Еще в тридцатые годы XIX века выдающийся немецкий врач Карл Иделер (1795 – 1860), который в течение тридцати двух лет возглавлял психиатрическое отделение берлинской больницы Шарите, выявил различия в природе страха и тревоги, оказавшиеся в центре внимания психиатров в середине XX века.
Когда человек не в силах справиться со страхом перед чем-то или перед кем-то, он может постараться убежать, скрыться, прибегнуть к чьей-либо помощи. Причины страха лежат вне человека, причины тревоги – внутри.
Человек сам не знает, что именно вызывает его тревогу. Что-то беспокоит его. Что-то мешает ему работать, отдыхать, читать, играть, гулять. Он не может назвать причины своих терзаний.
Постепенно тревога становится невыносимой, а спрятаться от нее нельзя. Но человеку необходима защита. И тогда начинают изменяться все его ощущения. Загнанный в угол человек пытается отвергнуть мир, к которому он не способен приспособиться.
Он пытается создать свой собственный параллельный мир, как это делает ребенок, строя домики из песка или бумаги. Появляются галлюцинации, назначение которых ограждение от враждебного и опасного окружения. Человек перестает ориентироваться во времени и пространстве, путается в мыслях. Так начинается распад человеческой личности.
Иделер впервые описал явление, которое в шестидесятые годы XX века получило название “галлюцинаций реального страха”. Однако больная фантазия проявляется не только в галлюцинациях. Она искажает все предметы и по-своему толкует все события. Она постоянно занята тем, что пытается подыскать подходящий образ для невыносимой немой тревоги.
Тревога должна заговорить. Для того чтобы человек, находящийся в состоянии депрессии, мог ее вынести, она должна наполниться достаточно понятным содержанием. Современные философы-экзистенциалисты называют этот процесс "рационализацией тревоги".
В настоящее время "рационализация тревоги" воспринимается, как нечто давно и бесповоротно установленное, однако ее часто путают с приданием скрытому врагу зримого образа, а это совсем не одно и то же.
Враг нужен человеку вовсе не для того, чтобы разобраться в причинах своих страхов или, по крайней мере, найти для них правдоподобное объяснение, а в качестве объекта возможной агрессии, на котором можно сорвать свою злость и таким образом добиться нервной разрядки.
Самый обычный путь защиты от тревоги – агрессия. Страх в человеческом представлении всегда связывается со слабостью и его принято стыдиться. Агрессия связывается с силой.
Не случайно книги австрийского зоолога одного из основателей этологии (науке о “биологии поведения”) Нобелевского лауреата Конрада Лоренца (1903 – 1988), доказывающие, что агрессия и жестокость в природе человека, стали бестселлерами в 1960-ые годы. Тому, кто не знает, куда спрятаться от внутренней тревоги, легче всего попытаться обрести самоуважение и уверенность в себе агрессивным поведением. Чем больше человек боится, чем менее он уверен в разумности своих поступков, тем сильнее он хочет отыграться на других.
Агрессия настолько часто встречается в человеческих отношениях, что может показаться, что она нормальное свойство человека, помогающее ему выжить в нашем жестоком и безжалостном мире. Такие зоопсихологи, как Лоренц и его последователи, для которых человек не более чем высокоразвитое животное, добившееся особенных успехов в многовековой школе эволюции, с огорчением заметили, что, в отличие от своих меньших шныряющим по лесам и степям собратьев, человек пошел по неверному пути, который может привести его к гибели.
В распоряжении волка только клыки да когти. С таким оружием нельзя нанести никакого вреда даже существу, находящемуся на небольшом расстоянии. Человек же обладает атомными бомбами, которые с помощью ракет в считанные секунды можно перебросить на огромные расстояния.
Волк убивает, потому что должен утолить голод. К человеку тяга к насилию перешла от его далеких предков, пребывавших в таких же постоянных заботах о пропитании, в каких ныне находится волк. Сегодня у людей нет оснований для жестокости и агрессии, но "привычка" к ним осталась.
Все это типичные рассуждения человека, охваченного невротической тревогой, заставляющей сводить истоки человеческих поступков к жестким и элементарным принципам эволюционной теории. Так можно объяснить поведение заводной куклы, но не иррациональные движения человеческой психики.
Объект агрессии находится вне человека и к нему сознательно испытывается враждебное отношение, одновременно в бессознательном возникает враждебное отношение к каким-то внутренним органам, которые прочно ассоциируются с образом врага.
Когда нет возможности добраться до зримого врага, человек воюет на том поле, на котором ему обеспечена “победа”: начинается расправа над собственным организмом. Подавленная агрессия ведет к болезням и саморазрушению организма.
Впрочем, бывает и так, что со временем угнетенный человек все меньше нуждается в разрядке. Он вступает на путь, неизбежно ведущий к "внутренней" смерти, то есть к состоянию, в котором угасают все желания. Каждый шаг в этом направлении связан с каким-то новым ограничением, с возведением еще одного ограждения, за которым прячется меланхолик.
Идеи Иделера, как и теории Хейнрота, не случайно начали привлекать к себе особое внимание психиатров в середине 1980-ых годов.
Тревога, останавливающая время и изменяющая пространство
Мечты о путешествиях во времени, попытки хотя бы мысленно вернуться в прошлое становятся следствием того, что человек стремится уйти из-под власти мира, в котором он оказался не по своей воле. Власть мира над человеком проявляется и в зависимости от времени. Иногда она начинает тяготить. Порой давление времени становится невыносимым.
Когда человек начинает терять контроль над своими ощущениями, течение времени для него иногда замедляется (при тяжелых депрессиях, состояниях экстаза и восторга, шизофренических состояниях, под действием нейролептиков, ЛСД, веселящего газа, при эпилептических припадках), а иногда ускоряется (при катастрофических событиях, начале эпилептических припадков, под влиянием психоделиков).
Под натиском тревоги рушится ощущение реального времени. Настоящее отделяется от прошлого и будущего. Иногда людям в состоянии депрессии кажется, что время исчезает, и они как будто оказываются перед пропастью, которая манит и пугает.
“Тот, кто не является господином времени, становится его рабом”, – писал выдающийся немецкий психиатр барон Виктор Эмиль фон Гебзаттель (1883 – 1976). Бывает так, что раб, который ненавидит своего хозяина, мечтает его убить. Человек иногда говорит, что хочет “убить время”.
Человек так устроен, что может жить и мыслить только в понятиях времени и пространства. Здоровый человек чувствует себя в них свободно и естественно. Это его дом. Ему в нем уютно. Он способен торопиться, если надо, или замедлять ход событий.
Тревога связана с искаженным отношением ко времени и пространству. При неврозе навязчивых состояний (Гебзаттель говорил об ананкастах, от слова Ананке, означавшего в греческой мифологии неизбежность и необходимость), когда у человека появляются мысли, представления, действия, от которых никак не удается избавиться, теряется способность управлять своим временем.
По непонятным причинам человек словно коченеет. Время для него замедляется до такой степени, что ему иногда кажется, что оно остановилось совсем. Человека охватывает беспокойство, от которого он спасается, повторяя какие-то ритуальные действия. Однако затем он лихорадочно пытается вернуть себе утраченное время.
Меланхоликам тоже свойственно торможение внутреннего времени, но в отличие от них ананкасты никогда не остаются в бездействии. С утра до вечера у них находится какое-нибудь занятие. Они в вечной тревоге и борьбе с врагами, которые, как им кажется, окружают их со всех сторон и готовят им все новые козни и неприятности.
Страдания меланхоликов коренятся в нарушении ритма времени. Поток времени, в котором они живут постепенно замедляется или даже совсем останавливается, как и у ананкастов. Однако у меланхоликов изменения в восприятии времени связано с другими особенностями поведения.
В первую очередь меняется их отношение к будущему. В нормальном случае человеческая жизнь ориентируется на будущее. Это придает смысл его поступкам. Каждый чего-то ждет, на что-нибудь надеется. Поэтому человек тратит свои силы и свою энергию, на то, чтобы чего-то достичь.
Для меланхолика все обстоит иначе. Все его импульсы погашены. Он твердо знает, что ничего хорошего его не ждет ни через неделю, ни через год, а потому будущее для него за высокой стеной, через которую ему никогда не дадут перебраться.
Обычно говорят, что для невротика течение времени либо замедляется, либо ускоряется. Иногда он оказывается отрезанным от своего прошлого, иногда – от будущего. Однако невротическое восприятие времени может выражаться и в фиксации на прошлом или будущем.
Для человека, который охвачен тревогой и старается уйти от действительности, события царствования Екатерины II или XXII столетия имеют гораздо большее значение, чем те, которые происходят сегодня. Они из мира грез. В них человек не участвовал и за них он никакой ответственности не несет.
Тревога меняет и отношение к пространству. Если у здорового человека раскрывающееся перед ним широкое пространство пробуждает ощущения, связанные с возможностью действовать, невротиком ширина, глубина, высота – все измерения воспринимаются как связанные с чем-то ужасным, предвещающим беду и способным уничтожить человека. Ведь именно необходимость активно действовать и принимать решения, доставляют человеку, который безуспешно пытается подавить внутренний конфликт, наибольшее беспокойство.
Меланхолики античности и Средневековья
Я пришел к заключению, что она страдала от меланхолии, обусловленной избытком черной желчи, либо беспокоится о чем-то, в чем она не хочет признаться.
Клавдий Гален
Уже “отец медицины” греческий врач Гиппократ из Коса (около 460 – около 370 до н.э.) придавал большое значение страху и меланхолии. По его словам, меланхолики испытывают такое чувство, будто в их внутренностях застряла колючая игла. Они бегут от света и людей и предпочитают находиться в темноте. Они видят кошмары, ужасные сны, а иногда они встречаются с умершими.
Римский врач Аретей, живший во второй половине I века нашей эры пояснял, что меланхолики могут вполне разумно и логично рассуждать и их болезнь проявляется в угнетенном состоянии души, замкнутости, склонности к уединению, отвращению к жизни и сосредоточенности на какой-то одной мысли.
Меланхолики мучаются от бессонницы. Сон у них беспокойный. Иногда они пробуждаются среди ночи в холодном поту. Меланхолики часто бывают недоверчивы и подозрительны. Им кажется, что против них постоянно замышляется что-то недоброе.
Такие представления о меланхоликах и страхе были обычны в античные времена. Врачи не сомневались в том, что кажущаяся беспричинной тревога является первым признаком душевного и физического нездоровья. Поэтому странно, что в 30-ой книге “Проблем”, написанной учениками Аристотеля, развивавших идеи своего учителя, высказывается предположение, что все выдающиеся философы, политики, поэты и художники были меланхоликами.
Правда, надо учитывать, что Аристотель, как и Гиппократ, различал меланхолию – болезнь и меланхолию – тип характера. Не каждого меланхолика следует считать больным человеком. Возможно, у него только некоторая предрасположенность к меланхолическому типу поведения.
Пусть так, но все же в меланхолии всегда есть что-то болезненное. Получается, что болезненное состояние организма, оказывается не только полезным, но просто необходимым для того, чтобы человек обладал большой ценностью для общества.
Представление о том, что общество нуждается в не совсем здоровых людях, не могло найти себе большое число приверженцев среди греческих врачей, которые любили проводить четкую грань между добром и злом, здоровым и болезненным. Мысль о большом значении меланхолии вернул к жизни знаменитый итальянский философ и астролог глава флорентийской Платоновской академии Марсилио Фичино (1433 – 1499).
Но это уже была эпоха Возрождения, время, когда ценились личности, умевшие доказать свое превосходство над другими. В античности только раб был объектом торговли. Во времена Возрождения товаром становился уже свободный человек, который чрезвычайно гордился, если за него назначали высокую цену. Каждый старался выставить напоказ свои способности и свое мастерство.
Это было время, когда великие поэты, художники, философы, ученые, инженеры, врачи наслаждались сознанием своей неоспоримой исключительности и с откровенным презрением смотрели на чествовавших их простых людей, не проявивших ни в чем особенных дарований. Монархи и простолюдины с почтением взирали на астрологов, которые уверяли, что им открыто будущее, и которые помогали царям лучше ориентироваться в настоящем, предупреждая о возможных ошибках.
Какие чувства кроме тоски и скуки могли среди своего ничем не блиставшего окружения испытывать те, перед кем преклонялись всесильные правители? Меланхолия становилась стеной, ограждавшей от общества его избранников. Не в этом объяснение причин ее возникновения, но это помогает понять, почему к ней относились как к вполне нормальному и отнюдь не болезненному явлению. Недаром эпоха Возрождения именуется многими историками периодом меланхолии.
Крупнейший американский психотерапевт Ролло Мей писал: "Высокая оценка личности в Ренессансе не была оценкой личности как таковой. Скорее ... она относилась к сильной личности. Предполагалось, что сильный может эксплуатировать слабого и манипулировать им без угрызений совести и сожалений. Важно помнить, что это было движение не народных масс, а горстки сильных творческих индивидуумов...
Уверенность во всемогуществе свободного человека была вполне сознательной позицией сильных мужчин и женщин Ренессанса. Леон Альберти – одна из таких выдающихся личностей, которые выделялись во всем от гимнастики до математики, сформулировал то, что можно рассматривать как девиз сильных индивидуумов: "Люди могут делать все, что они желают"...
...Наш клинический опыт учит нас, что такая уверенность должна быть уравновешена некоторой противоположной установкой. В Ренессансе на уровне, дальше отстоящем от сознания, под оптимизмом и уверенностью мы находим скрытое отчаяние с появляющимся чувством тревоги. Это подводное течение, выходящее на поверхность только к концу Ренессанса, ярко видно у Микеланджело. Сознательно Микеланджело упивался индивидуальной борьбой, демонстративно принимая вызванную ей изоляцию. "У меня нет никаких друзей, и я не хочу никого", – писал он...
Однако в живописи Микеланджело можно увидеть напряжение и конфликты... Почти все люди у Микеланджело могущественные и победоносные на первый взгляд, при более внимательном рассмотрении обнаруживают широко раскрытые глаза, которые являются явными знаками тревоги".
Депрессия и ипохондрия у знаменитых людей
Как показывает история, Аристотель оказался недалек от истины. Меланхолия и в самом деле всегда была распространена среди избранников человечества. Очень многие знаменитости страдали от тоски, депрессии и ощущения бессмысленности своей жизни.
Писателя Леонида Андреева (1871 – 1919) мрачные неврастенические состояния не оставляли в течение всей его жизни, начиная с самого юного возраста. Состояния меланхолии у него носили тяжелый патологический характер и сопровождались чувством ужаса. Страх перед смертью и перед жизнью никогда не покидал Андреева. Однако страх не только угнетал его, но иногда становился источником удовольствия. Самыми счастливыми минутами своей жизни он считал те, в которые, находясь в одиночестве и мертвой тишине, переживал неописуемый ужас. Андреев, по крайней мере, трижды предпринимал попытку самоубийства. Еще, будучи подростком, он бросился под товарный поезд, но упал вдоль рельс, и состав пронесся над ним. В январе 1894 года он стрелял в себя из револьвера. Потом пробовал убить себя ударом ножа в грудь.
У Шарлотты Бронте (1816 – 1855), прославившейся автобиографическим романом “Джен Эйр” было нервное расстройство. Она была подвержена депрессиям, страдала от невралгических болей и бессонницы.
Автор знаменитого исторического романа “Последние дни Помпеи” Эдуард Булвер-Литтон (1803 – 1873) с ранних лет испытывал приступы сильнейшей меланхолии. Периоды подавленности сменялись периодами необычайного возбуждения, когда он ни минуты не мог оставаться в покое. К тридцати годам он стал настолько раздражительным, что производил впечатление человека, с которого содрали кожу. Его мозг постоянно находился в крайнем возбуждении. Его настроение мгновенно менялось.
Известный русский писатель Всеволод Гаршин (1855 – 1888) был подвержен продолжительным приступам меланхолии. Подавленное состояние сменялось у него сильнейшим возбуждением и непреодолимой тягой к лихорадочной деятельности и передвижениям. Гаршин покончил с собой, бросившись в лестничный пролет.
Итальянский поэт и философ Джакомо Леопарди (1798 – 1837) с детских лет был болен и физически (у него были заболевания глаз, позвоночника, легких) и психически (сильнейшие депрессии, сопровождавшиеся мыслями о самоубийстве). Он постоянно страдал от одиночества.
Крупнейший французский драматург Жан Батист Мольер (1622 – 1673) был вечно угрюм. Он страдал от депрессии и ипохондрии.
Новалис (1772 – 1801), самый значительный и самый мистический немецкий поэт и прозаик среди немецких романтиков конца XVIII века.
«Жизнь, – утверждал Новалис, – болезнь духа». Новалис наслаждался болезнью. По его словам, здоровый человек не обращает внимания на свое тело, больной же постоянно ощущает его. Мировой дух проявляется только в отдельных индивидуумах. В этих людях идет постоянная борьба между страданием и наслаждением.
“Быть может, в ту минуту, когда человек начал бы любить болезнь и страдание, он почувствовал бы и самое чудное сладострастие, и высшее наслаждение охватило бы его. Разве все самое лучшее не начинается болезнью? Полуболезнь – зло. Полная болезнь – наслаждение и притом из высших”.
Болезнь для Новалиса была лучше здоровья, а ночь лучше дня “с его наглым светом”. “Всякое мучение, – сказано в “Гимнах к ночи”, – когда-нибудь станет жалом сладострастия”.
Классик французской литературы Франсуа Шатобриан (1768 – 1848) был меланхоликом. По его собственным словам, в юности он зарядил охотничье ружье, удалился в укромное место и хотел выстрелить себе в рот, но ему помешали. Мысли о самоубийстве не оставляли его на протяжении всей жизни.
Знаменитый немецкий философ Артур Шопенгауэр унаследовал от своего отца глубокую депрессию и манию преследования, но они проявлялись у него в утонченной форме. По его словам, “страдание – условие деятельности гения”. Он учил, что страдание возвышает и только тот, кто живет в разладе с действительным миром, по-настоящему погружается в мир мыслей.
Всю жизнь он проповедовал отход от мира, и всю жизнь над ним тяготело самоубийство отца. Его все время терзали сосуществовавшие в нем стремление к смерти и ужас перед ней. И он нашел вполне удовлетворявший его довод против самоубийства, которое уничтожает не саму жизнь, а только ее внешнее проявление. Поскольку он отрицал жизнь, он отвергал и любое удовлетворение полового влечения.
Из Неаполя Шопенгауэра заставила уехать боязнь оспы. Верону он покинул, испугавшись, что понюхал отравленный табак. В страхе перед холерой и возможным бунтом он уехал из Берлина.
Жил Шопенгауэр всегда на первом этаже, чтобы легче было спастись в случае пожара. Он боялся получать письма, брать в руки бритву и, опасаясь заразы, никогда не пил из чужого стакана.
Свои заметки Шопенгауэр писал то на древнегреческом, то на латыни, то на санскрите и прятал их в книгах.
Шопенгауэр был суеверен и умел находить предсказания во всем. Он заметил, например, что Спиноза умер 21 февраля 1677 года, а он родился 22 февраля 1788 года, т.е. ровно через 111 лет. Он нашел это обстоятельство очень странным.
По словам Шопенгауэра, в новогоднюю ночь на 1831 год он видел сон, предсказывавший его смерть в 1831 году. Приснился ему мальчик, с которым он дружил в возрасте от 6 до 10 лет. Он скончался более тридцати лет назад. Теперь он был взрослым мужчиной, но они сразу узнали друг друга. В чем же предсказание? – ведь Шопенгауэр не умер в 1831 году. Философ на этот вопрос отвечал, что он мог бы умереть. Ведь в тот год в Берлине свирепствовала холера, а он, предупрежденный сном, вовремя покинул город.
Один из крупнейших ученых ХIХ века шведский химик и минералог Йёнс Якоб Берцелиус (1779 – 1848) с детства отличался слабым здоровьем. С 23 лет он страдал от мигреней. Периодически им овладевало состояние подавленности, и он чувствовал сильнейшее отвращение к работе.
Джеймс Уатт (1736 – 1819), шотландский изобретатель, создатель универсального парового двигателя, совершившего переворот в истории человечества, с детских лет страдал от ужасных головных болей. У него был ревматизм, ломило спину, слабость ощущалась во всем теле. Он был замкнут, капризен и молчалив. Раздражался по пустякам. Ко всему придирался. Иногда он по целым неделям находился в состоянии депрессии.
В 1928 году знаменитый пианист Владимир Горовиц (1904 – 1989) поселился в США и очень много выступал. Но в 1935 году произошел первый психический срыв, после которого Горовиц три года не появлялся перед публикой. Он боялся, что, если будет играть, у него “сломаются пальцы”. Его отсутствие вызывало всяческие домыслы. Дошло даже до публикации сообщений о его смерти.
В 1953 году Горовиц снова ушел в себе. На этот раз он прекратил выступления на двенадцать лет. Около года он не занимался музыкой и вообще не подходил к роялю, но, в конце концов, начал у себя дома записывать пластинки. В 1965 году Горовиц дал концерт в Карнеги-холл. Четыре года он вел напряженную концертную деятельность, а затем были еще пять лет затворничества.
В 1897 году, когда Сергей Васильевич Рахманинов (1873 – 1943) уже получил признание как выдающийся пианист и композитор, в Петербурге закончилось провалом первое исполнение его Первой симфонии. После этого он ничего не мог сочинять в течение трех лет. Он был в отчаянии и по целым дням молчал, лежа на кушетке. Ни на что не реагировал и мало чем интересовался.
Правда, несмотря на депрессию, он постепенно вернулся к исполнительской деятельности. Выступал не только, как пианист, но и как дирижер, с успехом гастролировал в Лондоне. Однако преодолеть кризис он не мог и обратился за помощью к психиатру Н.В.Далю, который провел с ним гипнотические сеансы и сумел внушить ему веру в свои силы. Рахманинов написал ставший знаменитым Второй фортепианный концерт и посвятил его вылечившему его врачу.
Великий русский композитор Петр Ильич Чайковский (1840 – 1893) на протяжении всей своей жизни страдал от страха смерти и приступов невыразимой тоски, которые часто бывают у эпилептиков. В письме к племяннику от 17 мая 1893 года сказано: “Я страдаю не только от тоски..., но и от ненависти к чужим людям и еще чорт знает чего”.
Существует ли депрессия у детей?
Зигмунд Фрейд приступил к изучению депрессии с наблюдения, что клиническая депрессия очень близка к состоянию человека, у которого умер кто-то из близких людей. Однако траур – это ответ на реальную потерю, которая понятна и окружающим, и тому, кто горюет.
Что же теряет тот, кто находится в состоянии депрессии? Здесь нет никаких смертей, а порой нет вообще понятных поводов для печали, но речь идет о потери частицы внутреннего мира, которая может быть связана, например, с утратой самоуважения.
Возникает вопрос: существует ли депрессия у детей? По Фрейду, получается, что нет. Психический мир ребенка еще не настолько богат, чтобы можно было страдать от каких-то утрат. В дальнейшем психологи начали исходить из того, что в человеческих чувствах нет скачков, грусть постепенно переходит в радость, печаль в счастье. В состоянии депрессии чрезвычайно усиливаются чувства, которые есть у каждого человека.
Значит, у детей и подростков тоже могут быть депрессивные состояния. В 1960-ые годы много говорили о так называемых "замаскированных депрессиях". О детях, у которых не было обычных симптомов депрессии, но было, скажем, недержание мочи по ночам, говорили, что у них скрытая депрессия.
Однако клиническая психиатрия утверждает, что депрессия – это все-таки особое психическое расстройство. Депрессивное состояние – это совершенно не то, что печальное настроение, которое нередко бывает и у здоровых людей. Больной человек отличается тем, что его "ненормальная" реакция на стресс или травму выливается в депрессию.
Только в 1970-ые годы было установлено, что депрессия бывает у детей и подростков, когда у них возникают конфликты с родителями и сверстниками и они оказываются в одиночестве. Эти депрессии, так же, как у взрослых, связаны с резкими переменами настроения и расстройствами мышления.
Есть ли смысл в болезни?
Человек прогуливается по улице. Сорвавшаяся с крыши ледяная сосулька падает на него и ранит. Мы говорим: несчастный случай. Случай – на то и случай, что он может произойти, а может и не произойти. Доискиваться до его причин значит попусту тратить время. Не повезло и все тут. Ничего не поделаешь.
Вроде бы, то же самое с инфекционными болезнями. Кто-то чихнул в автобусе и заразил гриппом других пассажиров. Останься он дома, они бы не пострадали. Они бы чувствовали себя нормально. Грипп вызывается вирусом. Если вирус поразит организм, заболеет даже человек, который не подозревает о существовании микроорганизмов, мешающих людям спокойно жить на свете.
У выдающегося немецкого психиатра барона Виктора фон Вайцзеккера (1886 – 1957) была совершенно иная точка зрения на эту проблему. Да, во время эпидемии инфекция особенно опасна для человека, но не меньшее значение для его здоровья имеет психическое состояние. Никто, однако, не знает, какую роль в возникновении болезни играют бактерии и какую то, что организм находится в состоянии кризиса и больше “не желает” сопротивляться воздействию внешней среды. Тот, кто подвергся душевному потрясению, заражается быстрее других. У человека, освобождающегося от отрицательных эмоций и беспокойства, начинает в полную силу работать иммунная система.
Знаменитый немецкий философ Георг Гегель умер в Берлине в ноябре 1831 года на 62 году жизни от холеры. Некоторые считали, однако, что истинной причиной его смерти послужило потрясение от революционных событий, происходивших в Париже.
Бернт Гоффманн приводит в своем “Учебнике аутогенной тренировки” такой пример. Согласно статистике в Германии гриппом чаще всего болеют в ноябре и декабре. Однако почтальоны в это время не болеют. У них свое особое время для эпидемий: в феврале.
Можно подумать, что заболевание вызывается не вирусами, а причинами, связанными с профессиональными особенностями. Объясняют это странное явление тем, что в период новогодних и рождественских праздников, почтальона ждут в каждом доме. Повсюду он желанный гость. В декабре почтальон чувствует, что он нужен обществу. Он не только незаменим, он приносит всем радость и поэтому радуется сам.
Удачное лечение часто связано прежде всего с освобождением пациента от отрицательных эмоций и беспокойства. Только в этом случае организм начинает сопротивляться недугу в полную силу. “Довольные люди, – заметил Артур Йорес, – не болеют”.
Вайцзеккер считал, что в наступлении болезни есть закономерность. Она быстро развивается вовсе не в любой момент, а именно при наступлении кризиса: морального, психического, душевного. Значит ли это, что болезнь является следствием психических процессов? Вайцзеккер был против такой постановки вопроса.
Представление о том, что ангина, язва, туберкулез, нефрит, гепатит или лейкемия возникают вследствие психических причин, он принимать отказывался. В жестких причинных связях есть роковая неизбежность, от которой нельзя уйти. В науке о человеке не вполне уместны законы и принципы классической механики. Они для нее слишком узки. Телесное на самом деле неотделимо от психического.
Иногда тело выражает происходящие в нем физиологические процессы на языке чувств: страха, отчаяния, печали, радости. Иногда психические процессы дают о себе знать на “языке органов”: человек краснеет, дрожит, у него отнимаются ноги, слепнут глаза, болит спина или появляется сыпь на лице. Здесь нет причинной связи между тем, что произошло сначала, и тем, что за этим последовало. И то, и другое различные проявления внутреннего состояния.
Действительно описаны случаи, когда неожиданно исчезают все признаки физического заболевания, например, ревматизма, но на его место приходит душевное расстройство. Еще через некоторое время оказывается, что психика больного в полном порядке, но его тело снова начинает страдать. Такие смены душевных и физических недугов могут происходить по несколько раз.
Возможно, что одна из причин широкого распространения язвенных болезней состоит в том, что человеку, страдающему от язвы желудка часто легче вызвать к себе сочувствие окружающих, чем тому, кто своим странным поведением, причудами, истериками и раздражительностью доставляет окружающим массу хлопот и постоянно ставит их в затруднительное положение.
Вирусы и внушение
Герпес – вирусное заболевание, поражающее кожу и слизистые оболочки, а иногда глаза, нервную систему и внутренние органы. Вирусы, проникнув в человеческий организм, остаются в нем на всю его жизнь. Однако они могут годами ничем не проявлять своего присутствия. Считается, что при некоторых резких изменениях состояния организма вирусы активизируются, и тогда начинается болезнь. Что именно приводит к пробуждению вирусов неизвестно, но иногда причины явно связаны с внушением.
Немецкий психотерапевт Герхард Клумбис рассказывает о таком случае: молодая женщина во время беременности заметила у себя на лице герпетические пузырьки. После родов они исчезли. Прошло несколько недель, и она, испугавшись, как бы пузырьки не появились снова, посмотрела в зеркало. И действительно, на лице была сыпь.
Через некоторое время женщине пришла в голову мысль, что сыпь появляется тогда, когда она смотрит в зеркало, и она начала избегать зеркал. Но так, как она была молода и красива, ей трудно было отказаться от возможности следить за своей внешностью. Тогда она решила, что весь вред исходит от покрытия зеркала, и начала рассматривать свое отражение в оконном стекле. Герпетические пузырьки выступили вновь.
После пяти лет мучений женщина прошла курс психотерапии. Теперь она могла, не опасаясь последствий смотреть в зеркало, но через год болезнь вернулась, и врачи оказались бессильны, что-нибудь сделать.
Вирусная болезнь – герпес, по крайней мере в некоторых случаях, вызывается самовнушением. Еще более удивительно то, что внушение может не только вызвать вирусное заболевание, но и вылечить его. С давних пор внушение – народное средство лечения очень распространенного вирусного заболевания – бородавок. Теперь внушением помогают избавиться от бородавок не знахари, а психотерапевты.
Некоторые психотерапевты утверждают, что с помощью самовнушения можно излечиться от самых разных заболеваний. Даже от таких страшных, как рак или СПИД. Для защиты от всех болезней человек обладает средствами намного более эффективными, чем любые лекарства, но он этого не осознает и не имеет никакого понятия о том, как ими воспользоваться.
Почему во время войн становится меньше истериков и больше язвенников
Язвенные заболевания желудка и двенадцатиперстной кишки называют болезнями западной цивилизации, а иногда говорят, что это излюбленные заболевания невротиков. Их причиной часто становятся преобладание отрицательных эмоций и длительные психические перегрузки, связанные с конкурентной борьбой, боязнью потерять работу и престижное положение, неуверенностью в завтрашнем дне, необходимостью принимать решения, от которых зависит дальнейшая жизнь.
В сороковые годы прошлого столетия в США эти заболевания у мужчин встречались в десять раз чаще, чем у женщин. Однако женская эмансипация сделала свое дело. Женщины добились прав, за которые они долго и упорно сражались, получили должности, к которым стремились, и начали играть наравне с мужчинами важную роль в общественной и политической жизни. В придачу к этому им достался и соответствующий их новому положению список болезней.
XX век предоставил врачам широкие возможности изучения язвенных болезней и причин их возникновения. Они очень часто развивались во время обеих мировых войн. В 1940 году язва была обнаружена у 60% солдат английского экспедиционного корпуса после его возвращения из Франции.
Во время бомбардировок в крупнейших городах Европы замечалось обострение язвенных заболеваний.
После окончания гражданской войны в Испании (1936 – 1939) появилось множество людей, страдавших болезней Паркинсона и утверждавших, что дрожание конечностей у них началось, когда они пережили бомбардировку или какое-то другое нервное потрясение. Следует ли думать, что органическая болезнь, начавшаяся после нервного кризиса, всегда является его прямым следствием?
Замечено, что во время войн уменьшается количество психических заболеваний и увеличивается число телесных недугов. Истериков становится меньше, а язвенников больше.
Если причины болезней заключены в расстройстве нервной системы, то почему же в периоды массовых потрясений в первую очередь страдают тела, а не души?
Согласно психоанализу, внутренний конфликт порождает состояние тревоги, а тревога находит спасение в бегстве в болезнь. Подавление сексуальных желаний может завершиться невротической астазией-абазией, то есть расстройством двигательной деятельности, при котором больной не может стоять и ходить при сохранности всех движений и мышечной силы в ногах. Торможение стремления к обладанию иногда заканчивается косоглазием. Случаен ли выбор органа, которому придется пострадать вследствие психического непорядка?
Ученые внимательно исследовали данные о болезнях, наиболее распространенных во время I и II мировых войн. Оказалось, что во время I мировой войны преобладали тремор, различные виды дрожания, тик, подергивания глаз, различные нарушения походки, заикание, сумеречные состояния, глухота, паралич лицевого нерва и т.д. Лечение больных гипнозом, внушением в состоянии бодрствования и даже с помощью тех самых пассов, которые использовал еще Месмер, очень часто приводили к положительному результату.
Во время II мировой войны "мода" на болезни существенно изменилась. На передний план выступили расстройства сна, головные боли, депрессивные состояния, воспалительные заболевания желудочно-кишечного тракта, и, как уже говорилось, язвенные заболевания.
Главное, что на смену психомоторным расстройствам, говорящим о пережитом испуге, пришли вегетативные болезни, которые можно точно диагностировать. Никто не увидит в язве желудка ни малейшего намека на симуляцию. Это органическое заболевание явно наступает независимо от воли и сознания человека. Оно как будто не связано с переживаниями и страхом. Однако многое говорит о том, что причины болезни психические. По крайней мере, частично.
До сих пор врачи тщетно пытаются выяснить, существует ли жесткая зависимость между определенными видами внутренних конфликтов и заболеваниями, которые ими вызываются. Можно ли сказать, какие воздействия на психику приводят к развитию сахарного диабета, а какие увеличивают вероятность заболеть именно туберкулезом, а не какой-нибудь другой болезнью?
Один из руководителей Чикагского психоаналитического института крупнейший специалист в области психосоматики Франц Александер (1891 – 1964) утверждал, что если заболевание вызвано тем, что возникла помеха проявлению агрессии, то самое существенное – это вид враждебности, связанной с внутренним конфликтом, и та стадия, на которой возникла преграда для агрессивных действий.
Препятствие, появившееся тогда, когда агрессия только подготовлялась психологически, может привести к мигрени. Если человеку помешали, когда он уже достаточно возбудился и готов был приступить к действиям, можно ожидать гипертонического приступа. Помеха, возникшая во время самого акта агрессии, ведет к неврозу.
Другие психоаналитики высказывали предположения, что главное – это причина, вызвавшая чрезмерное психическое возбуждение. Некоторые считают, что страдает в первую очередь орган, функции которого связаны с возникновением критической ситуации. Например, если причиной невроза стало написанное человеком письмо, рука, которая это письмо писала, может оказаться парализованной.
Если причина невроза в чем-то увиденном, глаза, увидевшие то, что потрясло человека, могут полностью или частично потерять способность видеть. Язык, произнесший слова, которые говорить не следовало и за которые теперь приходится расплачиваться, может опухнуть.
По словам Артура Йореса, каждый орган в человеческом организме можно рассматривать в двух аспектах: анатомо-физиологическом и символическом. Символический язык тела нам пока еще недоступен и, следовательно, болезнь – это сообщение, составленное на языке, который мы, как правило, не способны понять.
Назначение болезни
Болезнь – это знак распутья, на котором оказался человек. Она сопровождает процесс обновления. Бывает так, что тот, кто находился на грани смерти, после выздоровления ощущает себя совершенно другим человеком. Болезнь стала частью его существования.
Американский психолог Эрвинг Гоффман приводит слова пациента, страдающего рассеянным склерозом: “Тот факт, что “нормальные” люди могут ходить, видеть, слышать, не означает, что они действительно видят или слышат. Они могут быть совершенно слепы по отношению к вещам, которые губят их счастье, и глухи к потребностям других в приветливости. Когда я думаю о них, я ощущаю, что ничуть не более калека, чем они. Возможно, я могу каким-то образом стать средством, которое откроет им глаза на красоту вокруг нас”.
Дитер Бек написал книгу со странным названием “Болезнь как самоисцеление”. Бек доказывал, что физические заболевания, часто представляют собой попытки залечить душевные раны, восполнить психические потери, решить конфликт, спрятанный в бессознательном.
Обычно когда говорят о внутреннем конфликте, вызывающем у человека болезненную тревогу, имеют в виду травматическую ситуацию, возникшую из-за недостатка в детстве материнской заботы, из-за перенесенного тяжелого физического недуга, из-за испытанных унижений и т.д. Однако Виктор фон Вайцзеккер как-то заметил, что люди предпочитают говорить о чувстве вины, а не о самой вине.
Конечно, мир жесток и человеку многое приходится вытерпеть, но, по крайней мере, иногда, вина все-таки лежит не на окружающих, а на самом человеке. От своей вины человек уйти не может.
Болезнь – не тупик, а поиск выхода из тяжелого положения, творческий процесс, в котором человек иногда успешно, а иногда нет, пытается справиться с обрушившимися на него невзгодами.
По словам Бека, врачи, веря во всемогущество медицины, часто действуют слепо и некритически, навязывая пациенту лечение, которое ему вредит, а не помогает. Но пациенты все же идут к врачу, хотя они и не верят в успех лечения. Видимо, их визиты в медицинские учреждения имеют еще какую-то цель. Регулярное посещение врача, как и прием таблеток, превращается в ритуал, защищающий не от болезни, из-за которой к ним прибегают, а от тоски, скуки, депрессии.
Врачи, занимающиеся лечением ожирения, заметили, что когда лечение вроде бы идет успешно и пациент сбрасывает лишние килограммы, у него происходят серьезные изменения в характере и поведении. Иногда появляются навязчивые видения, состояния депрессии, побуждения к самоубийству, бредовые идеи, гомосексуальные наклонности. До лечения ничего этого не было.
Известный американский специалист по психосоматике ожирения Хильде Брух писала, что в каждом толстом человеке дремлет худой шизофреник. Ожирение играет важную положительную роль. Оно снимает напряжение, защищает человека от всевозможных расстройств и стабилизирует его психическую деятельность. Когда человек лишается жира, который вроде бы приносил ему массу огорчений, веселее он от этого не становится. Наоборот часто обнаруживается больше поводов для грусти.
В сказках и мифах многих народов присутствует омерзительное чудовище, требующее для себя жертву от жителей города. В человеческом представлении страх тесно связан с понятием жертвы. Чтобы избавиться от тревоги, надо расстаться с чем-то очень важным и ценным. Но что может быть важнее для человека, чем здоровье?
Болезнь раскрепощает человеческую психику, снимает слишком жесткий контроль над поступками и порой освобождает от страха. Больной верит, что речь для него идет о жизни и смерти. Ему больше нечего терять. Он готов совершить самые решительные поступки и круто изменить свою жизнь. Словом, болезнь нередко превращается в своеобразную шоковую самотерапию.
Болезнь – это шаг к смерти. У человека могут быть причины, подталкивающие его к самоубийству, но не настолько сильные, чтобы он на него решился. Заменой служит болезнь. Это своеобразный жест отчаяния, вроде бы показывающий, что жизнь больному недорога. Но одновременно это и своеобразная самозащита от самоубийства. Невротик сохраняет свою жизнь, как бы говоря самому себе: я пытался покончить с собой и навсегда уйти из этого совершенно чуждого мне мира. Не моя вина, что меня спасли.
Лучше стоять, чем идти. Лучше сидеть, чем стоять. Лучше лежать, чем сидеть. Лучше умереть, чем жить. Так говорили в Древней Индии.
Фрейду, с его чисто биологическим подходом к природе человека, понадобилось немало усилий, чтобы заново “открыть” старое представление о том, что в человеке рядом со стремлением к жизни существует и стремление к смерти. Только второе желание подавлено и проявляется в замаскированном виде, а потому и не осознается.
Всю свою жизнь человек испытывает воздействие двух сил, которые тянут его в противоположные стороны. Одна к сексу и продолжению рода, другая – к полному отказу от всех страстей и смерти. В таком подходе бросается в глаза явное противоречие. Непонятно, как вообще можно стремиться к смерти.
Смерть – это уничтожение всех желаний и стремлений. Тот, кто уже ни к чему не стремится, очевидно, не может стремиться и к смерти. Между тем, самоубийство – это действие, которое требует затрат психической энергии. Тот, кому уже все безразлично, кого больше ничего в этом мире не волнует, не имеет достаточного стимула умирать.
Нет сомнений, что для многих из тех, кто кончает жизнь самоубийством, вовсе не все равно, как это сделать. Даже на пороге смерти они продолжают думать о том, что будет после того, как они уйдут из этого мира. Жизнь для всякого живущего – это нечто осязаемое, а смерть из области иллюзий.
Человек идет на самоубийство из страха перед жизнью, а не вследствие таящейся в глубинах души тяги к смерти. Сама по себе смерть никогда не бывает целью. Она всегда – средство. Подлинной целью чаще всего является бегство от невыносимой тревоги.
По словам Георга Гроддека, “В каждой болезни скрыты тенденции к самоизлечению. Они есть даже в раке. Даже в процессе умирания еще распоряжается жизнь, которая пытается лечить и вести к целостности, к возможно лучшему существованию при плохих условиях”.
Болезнь может быть обращением к себе или попыткой воздействия на других людей. Она может быть мольбой о внимании к себе и средством шоковой самотерапии. При повышенном чувстве собственной вины и комплексе неполноценности она может стать средством самонаказания за действительные или воображаемые проступки.
Врач может удалить зуб или опухоль, вырезать аппендикс и даже осуществить пересадку сердца, но он не может примирить человека с миром и самим собой. Он может успокоить и помочь, если он знает черту, которую нельзя переступать, а может возмутить и потревожить душу, если он слишком верит во всемогущество медицины.
Когда-то Георг Гроддек писал: “Между врачом и больным существует странная тайна. Понимание друг друга без слов. Симпатия, которую нельзя уловить и понять. Там, где это взаимопонимание отсутствует, лучше, если врач скажет больному, что лично он не может помочь. Это не жестокость, а обязанность. На свете существует достаточно врачей для того, чтобы каждый нашел такого врача, в котором он нуждается”.
ПОНИМАНИЕ БЕЗ СЛОВ
Коронованные особы, влиятельные политические деятели, самые знаменитые люди Европы приезжали в начале XX века в немецкий курортный город Баден-Баден, чтобы лечиться у "чудо-доктора", "баден-баденского целителя" Георга Гроддека. Говорили, что он способен избавить пациента от заболевания, которое другие врачи признали неизлечимым.
Зигмунд Фрейд называл Гроддека гениальным аналитиком и позаимствовал у него одно из основных понятий психоанализа – Оно. В отличие от Фрейда Гроддек не создал школы, его не окружали ученики и последователи. Его идеи получили признание через много лет после его смерти, когда стало ясно, что Гроддек заложил основы нового направления медицины – психосоматического.
Георг Вальтер Гроддек родился 13 ноября 1866 года в Бад Кезене. Он был младшим из пяти детей врача Карла Теодора Гроддека. Его дед по матери был историк литературы Август Коберштейн. Георг стал врачом, но писал романы. Он учился в элитной гимназии-интернате, в которой за двадцать лет до него учился Фридрих Ницше, а еще раньше Лессинг и многие знаменитые немецкие писатели.
Медицину Гроддек изучал в Берлине под руководством личного врача германского рейхсканцлера Бисмарка легендарного Эрнста Швенингера. Гроддек испытывал отвращение к хирургии с ее кромсанием тела больного и к напичкиванию пациента ядами, которые называют лекарствами. Но что могло их заменить?
Гроддек занялся массажем, ваннами и терапией психики. Он считал, что хотя в этом случае воздействие на человеческий организм не менее жестоко, можно лучше приспособиться к индивидуальности пациента.
Швенингер принадлежал к тем медикам, которые говорят, что врач лечит, но исцеляет природа. Швенингер смотрел на врача как на катализатор выздоровления. Он учил Гроддека массажу и нетрадиционному обращению с пациентом. Гроддек верил, что врач способен помочь даже безнадежному больному, но только в том случае, если между ними возникнут особые отношения. Понимание друг друга без слов. Симпатия, которую другие не могут уловить.
Гроддек имел лишь поверхностное представление о психоанализе, когда в 1912 году написал о нем критическую статью. Незадолго до начала Первой мировой войной Гроддек прочел книги Фрейда "Толкование сновидений" и "Психопатология обыденной жизни" и пересмотрел свое отношение к этому учению. Он обнаружил, что многие его "открытия" уже давно сделаны другим врачом. 27 мая 1917 года Гроддек послал Фрейду письмо, в котором называл себя его учеником.
В том же 1917 году Гроддек опубликовал статью, день публикации которой можно считать днем рождения психосоматической медицины. В этой статье Гроддек утверждал, что психоанализ не должен ограничиваться лечением неврозов. Эти рамки для него слишком тесны. Психоанализ не вправе останавливаться перед лечением соматических заболеваний.
В те времена утверждение, что ангину или туберкулез можно лечить воздействием на психику, звучало слишком смело. Такие мысли казались безумными. На Гроддека и смотрели как на безумца.
Трудно представить себе двух более не похожих друг на друга людей, чем Гроддек и Фрейд, и понять, что притягивало их друг к другу. Фрейд был рационалистом до мозга костей. Для него человек – биологический автомат, управляемый сформировавшимися в течение многовековой эволюции импульсами и инстинктами.
Для мистика Гроддека человек – непостижимая загадка. По его словам, развитие мысли в истории медицины такое же, как в биографии отдельного врача. "Сначала каждый думает, что предметом терапии являются болезни. В это время человек лечит корь, воспаление легких, рак, перелом костей. Затем человек идет дальше и начинает лечить людей. Лечить индивидуально: больного рабочего, больного ученого, ребенка, женщину, мужчину, сельского старосту, мельника. Это прекрасное время. Человек думает, что он близок к истине. Но однажды он узнает: нет, не больного ты лечишь, а нечто неуловимое, незнакомое, непостижимое. Какой-то Х. Какое-то Оно. Кто доходит до этого, тот обретает новую молодость. Новый мир открывается перед ним. Пока не рушится и эта идея. И тогда остается только одно: человек отказывается от мысли быть врачевателем. Человек узнает, что он сам объект врачевания, что Оно больного и Оно врача связаны друг с другом совместной деятельностью".
Что же такое это таинственное Оно? По Фрейду, это глубинная часть бессознательного, содержащая инстинктивные сексуальные и агрессивные побуждения, которые стремятся к немедленному удовлетворению и вступают в конфликт со Сверх-Я, то есть с моральными установками, появляющимися в результате воспитания.
Для Гроддека Оно – все живое в человеке, неразделимая совокупность души и тела. В душе есть сознательная часть, о которой говорят как о Я, и бессознательная, в которой помещается все, что когда-то было вытеснено из сознания. Любое воздействие на душу сказывается на теле. И наоборот, всякое воздействие на тело приводит в движение душу.
По Фрейду, психоанализ помогает сделать влечения осознанными и тем самым устранить внутренний конфликт. По Гроддеку, Оно не поддается анализу. "О самом Оно мы не знаем ничего". Это не значит, что врачу остается беспомощно следить за мучениями больного. У него есть возможность, привести Оно пациента в движение. Для этого можно применять элементы психоанализа. Иногда одной беседы с пациентом было достаточно, чтобы возбудить процесс, ведущий к выздоровлению. Иногда на лечение тяжелых хронических заболеваний уходили многие годы.
Методы лечения Гроддека часто напоминали игру. Его упрекали в противоречивости его взглядов, в произвольности выводов, в случайности толкования ассоциаций пациента. Он и сам прекрасно сознавал, что не может научно обосновать, свои методы лечения. Но разумно ли требовать от врача, чтобы он в научном труде систематично изложил способ нахождения пути к душе человека?
Гроддек был мистиком и поэтом. Интуиция значила для него больше, чем логические доводы. Но факт остается фактом: лечил он весьма успешно.
В 1934 году Гроддек, не желавший оставаться в гитлеровской Германии, перебрался в Швейцарию. В том же году он умер от рака в санатории знаменитого психотерапевта Медарда Босса. Медики забыли его на многие годы, но у него всегда оставались поклонники.
Известная австрийская писательница Ингебор Бахман предлагала прописывать "Книгу об Оно" Гроддека вместе с лекарствами от кашля. Сегодня отношение к Гроддеку иное. Его полные парадоксов книги издаются, переводятся на другие языки. Появилось несколько биографий Гроддека. Его стараются понять. Это бывает нелегко.
Верил ли сам Гроддек во все, что писал? Серьезное у него переплетается с иронией. Гроддек как-то заметил: "Всякая вещь, которая звучит рационально или, по крайней мере, только немного странно, позаимствована у профессора Фрейда из Вены и его коллег, но я заявляю, что все безумное является моей духовной собственностью".
МИР, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ
Школьникам сначала объясняют: квадратный корень из (-1) безусловно не существует, а потом говорят, что несмотря на это очень удобно назвать его мнимым числом и вести себя так, как если бы он существовал. Основанная на понятии мнимых чисел теория функций комплексного переменного – один из важнейших разделов математики. Для его практических приложений не имеет ни малейшего значения, существует ли на самом деле квадратный корень из (-1).
Геометрия Лобачевского строится так, как если бы в плоскости через точку, не лежащую на данной прямой можно было провести более одной прямой, не пересекающей данную. Нет большой беды в том, что это вроде бы противоречит здравому смыслу.
В конце ХХ века некоторые психотерапевты стали под гипнозом расспрашивать своих пациентов об их прошлых жизнях. Те, кто проводят такое лечение, ведут себя так, как если бы душа и ее перевоплощения существовали на самом деле, но они вовсе не обязаны в это верить. Не важно, существуют ли прошлые жизни или нет. Когда пациент говорит о них, он открывает свои бессознательные страхи и желания, и это помогает найти путь к лечению.
Немецкий философ Иммануил Кант (1724 – 1804) считал, что нравственные законы – человеческая идея, которая не может быть познана опытным путем, но имеет практическое значение и поэтому к ней следует относиться так, как если бы она была объективной реальностью. Отвлеченные понятия "свобода", "душа", "бессмертие" не имеют никакого чувственного содержания, но ими постоянно пользуются так, как если бы у них был четкий и определенный смысл.
Немецкий философ Ганс Файхингер (1852 – 1933), исследователь Канта и Ницше, в своей книге "Философия "Как если бы" утверждал, что поскольку мир, в котором мы живем, не может быть познан до конца, человек конструирует систему понятий - "фикций" необходимых ему для практического использования. Но затем он сам начинает верить в истинность своих представлений, лишь частично основанных на реальности. Люди поступают так, как если бы мир действовал по изобретенным ими законам.
ВЕК ТРЕВОГИ
Присутствие тревоги свидетельствует о жизнеспособности.
Ролло Мэй
Свобода от тревоги есть не что иное, как оборотная сторона почти полной потери свободы вообще…
В.Э.Гебзаттель
"Временный успех всегда сопровождается сильной тревогой", – утверждал английский поэт XVII века Джон Донн. Это высказывание звучало в те времена необычно, ведь слово тревога (anxiety) тогда употреблялось крайне редко. Даже Шекспир, так много писавший о страхе (fear), понятием "тревога" не пользовался. Психиатры начали четко отличать тревогу от страха только в XIX веке. Страх всегда имеет причину. Исчезла причина – пропал страх. Тревога не имеет видимых оснований. Страх обостряет чувства, мобилизует силы и побуждает к действиям. Тревога парализует волю, мучит, угнетает, причиняет душевные и физические страдания, приводит к болезням, а иногда даже к смерти. Тем не менее, в наши дни становится ясно, что проблема состоит не только в том, как избавить человека от тревоги, но и в том, всегда ли это стоит делать.
Типично американская болезнь
Главная и основная причина очень быстрого роста нервозности – это современная цивилизация, отличающаяся от древней следующими пятью особенностями: паровые машины, периодическая печать, телеграф, науки и интеллектуальная деятельность женщин.
Джордж Бирд "Американская нервозность, ее причины и последствия".
В 1869 году в “Бостонском медицинском и хирургическом журнале” была опубликована и привлекла к себе внимание небольшая заметка американского невропатолога Джорджа Бирда (1839 – 1883) “Неврастения, или нервное истощение”. Через некоторое время Бирд развил свои идеи и написал обстоятельную монографию о неврастении.
Бирд считал, что описанная им болезнь типично американская и вызывается особенностями американского климата и американским образом жизни, однако европейские врачи, проявившие большой интерес к открытию Бирда, обнаружили, что и в Старом свете аналогичное заболевание встречается достаточно часто.
Брошюра крупнейшего немецкого психиатра Рихарда фон Крафт-Эбинга (1840 – 1902) “Наш нервный век” продавалась нарасхват, а само изобретенное американским ученым слово “неврастеник” стало чрезвычайно модным и вошло во многие языки, в том числе и в русский.
Понадобилось специальное научное исследование для того, чтобы пелена спала у людей с глаз и они, наконец, заметили, как много среди них появилось вечно охваченных тревогой, не способных ни в чем найти успокоения душ. Во всем мире заговорили о “новой” болезни, которая, по словам Бирда, является следствием непомерно высоких требований, предъявляемых к человеку современной цивилизацией.
Люди живут не так, как раньше. Они постоянно в напряжении, чем-то заняты, куда-то спешат. Им необходимо принимать решения, от которых зависят их жизнь и благополучие. Со всех сторон на них обрушиваются потоки новой информации, которую они не успевают переваривать.
Все время куда-то завлекают, что-то обещают, вызывают сильное волнение, иногда приятное, иногда нет, но и в том и в другом случае лишающее душевного покоя. Люди теряются в жизненном водовороте, болезненно реагируют на пустяки, быстро утомляются и с трудом восстанавливают свои силы.
Между прочим, Бирд существенную роль в развитии неврастении отводил сексу и уже в 1883 году писал, что обычными причинами болезненного страха являются невоздержанность как в естественных, так и в противоестественных половых сношениях, а также длительное и мучительное воздержание от сексуального возбуждения.
Итак, корни растущей тревоги в нездоровых общественных отношениях. Между тем, приближался ХХ век, который психологи называют веком шизофрении и нарциссизма, но чаще всего веком тревоги и страха.
Страх перед наступлением страха
В 1872 году немецкий невропатолог и психиатр Карл Вестфаль (1833 – 1890) опубликовал статью “Агорафобия, невропатическое явление”, в которой впервые дал точное и ясное описание агорафобии – боязни открытых пространств.
Человек вроде бы совершенно здоров, но вот ему необходимо перейти площадь или широкую улицу, а он испытывает смертельную тревогу, словно надо по шаткому мостику пройти над глубокой пропастью. Он дрожит, у него жар и неистово бьется сердце. Грудь как будто сжата стальными обручами.
Человеку кажется, что он прирос к земле и упадет, как только попытается освободиться. Ему хочется одного: поскорее вернуться к себе и не высовываться из дома без крайней необходимости.
Вскоре выяснилось, что агорафобия лишь одна из разновидностей фобий: состояний тревоги, похожих друг на друга, имеющих, видимо, одну и ту же природу. Обнаружили великое множество фобий: боязнь внезапной смерти, боязнь повредить ногу или руку, заболеть инфекционной болезнью, потерять память, оглохнуть, ослепнуть.
Боязнь острых предметов, которыми можно порезаться самому или порезать кого-нибудь. Боязнь животных: собак, кошек, мышей, пауков, змей. Страх перед одиночеством или, наоборот, перед нахождением среди большого количества людей. Страх перед близостью с другим человеком. Боязнь покраснеть или вспотеть. Боязнь грозы, темноты, грязи. У студентов появляется боязнь экзаменов, совершенно независимая от уровня их знаний. У актеров и ораторов бывает страх перед выходом на сцену.
При клаустрофобии – боязни замкнутых пространств – человек предпочитает обходиться без посещения музеев и театров, при акрофобии – боязни высоты – одним страшно лететь на самолете или пройти по мосту, а другим подойти к окну. Человеку кажется, что он может выброситься на улицу.
Существует и фобофобия – “страх перед наступлением страха”. Фобии часто сопровождаются странными ритуалами. Например, прежде чем приступить к выполнению какого-то дела, непременно нужно оглянуться и щелкнуть пальцами. Почему-то при этих действиях тревога на какое-то время улетучивается.
В чем загадочность фобий? Тот, кто им подвержен, часто сознает бессмысленность своих страхов. Он прекрасно понимает, что вероятность авиакатастрофы мала, но ни за что не полетит. Он знает, что мост прочен, простоит еще сто лет и не рухнет, а все равно боится пройти по нему. Дело ведь не в авиакатастрофе и не в том, что мост может развалиться, а в том, что в самолете или на мосту человека охватывает тревога, связанная с определенной ситуацией, а не с определенной угрозой.
Человек видит нелепость своего поведения. Ему кажется, что окружающие смеются над ним. Он не хочет быть посмешищем, но продолжает вести себя, как марионетка. Безвыходность положения усиливает тревогу.
Спрашивается: почему фобии не замечали раньше? За сорок лет до публикации статьи Вестфаля другой немецкий психиатр Карл Флемминг (1799 – 1880) описал агорафобию, но и он, конечно, сделал это не первым. Примеры агорафобии приводили уже врачи XVI века.
Вестфаль понял, что фобии основаны на едином механизме, но дело не только в проницательности ученого. Он сделал свое открытие в то время, когда проблема тревоги и страха начала привлекать всеобщий интерес. Изучение фобий должно было помочь понять природу тревоги.
Два полюса тревоги
Тот, кто отнимет двадцать лет у жизни,
Отнимет столько же у страха смерти.
Шекспир "Юлий Цезарь"
В 1924 году ученик и близкий сотрудник Фрейда Отто Ранк (1884 – 1939) опубликовал книгу “Травма рождения и ее значение для психоанализа”, в которой утверждал, что в процессе рождения индивидуум сталкивается с ситуацией, грозящей ему гибелью, и его реакция становится прообразом всех будущих страхов. Для Ранка было важно, что “индивидуум приходит в мир со страхом, и этот внутренний страх существует независимо от внешних угроз, сексуальной или другой природы”.
В процессе жизни человек становится единственным и неповторимым существом. Жизнь поступает с человеком, как скульптор с куском мрамора. Все лишнее и мешающее развитию отсекается.
Отсекать, однако, приходится самому человеку и от живого тела. Иногда ему представляется, что все происходит согласно с его волей. Тогда его все устраивает. Но порой человеку приходится поддаваться давлению обстоятельств. Он делает то, что с радостью бы не делал. Это приводит к душевной боли, психическим травмам, страхам и ощущениям угрозы, которую неизвестно откуда следует ждать.
"В противоположность животным человек не наделен врожденной, совершенной способностью к адаптации. Ему приходится самому искать путь в жизни, – писал знаменитый немецкий психиатр и философ Карл Ясперс (1883 – 1969). – Человек не есть готовая форма, он формирует себя сам. В той мере, в какой он все-таки представляет собой готовую форму, он близок к животным".
Перед тем как стать самостоятельной и независимой личностью, человеку приходится испытать множество ударов. Ребенка отнимают от материнской груди. Когда он подрастает, его лишают беззаботного времяпровождения и отправляют в школу. Люди отдают большую долю своей свободы, когда вступают в брак.
Профессиональная карьера тоже требует ограничений. Человек постоянно от чего-то отказывается и множество раз испытывает “маленькую смерть”. После каждого “второго рождения” появляется ощущение тревоги. Эту тревогу, связанную с самоутверждением и стремлением к независимости, жизненный опыт наполняет конкретным содержанием.
Многие психотерапевты воспринимают слова Ранка о страхе при рождении скорее, как символические. Никто не может сказать, что чувствует новорожденный. Да и сам Ранк, видимо, не настаивал на том, чтобы его понимали буквально.
Существует, правда, совершенно другой взгляд на эту проблему. Американский психоаналитик Артур Янов пришел к выводу, что различные травмы, получаемые новорожденным, проявляются в дальнейшем не только в виде безотчетной тревоги, но в форме определенных заболеваний. Предполагается, что от того, как прошли роды, зависит, к каким заболеваниям человек будет предрасположен в зрелом возрасте.
Ранк говорил о страхе перед жизнью и страхе перед смертью. Страх перед жизнью – это боязнь идти вперед, тревога, которая охватывает при необходимости создавать новое, одновременно перечеркивая и разрушая привычное старое. Это ощущение художника, реализующего свои способности, но оно знакомо не только людям творческих профессий. Каждому человеку приходится создавать новые формы отношений с окружающими его людьми.
Страх перед жизнью – это боязнь проявить свою индивидуальность, оказаться непонятым и в одиночестве. Страх перед смертью – боязнь потерять индивидуальность и утратить свою независимость.
Между двумя полюсами тревоги человек находится на протяжении всей своей жизни. Но если здорового человека тревога заставляет напрячь силы и преодолеть ее, невротик не способен сохранить баланс между страхом перед жизнью и смертью и поэтому обречен на вечные сомнения, неуверенность в себе и постоянные метания.
По словам Ролло Мэя, тревога, связанная с обретением личной независимости, мешает невротику использовать свои способности, а боязнь попасть в зависимость от других делает его неспособным к дружбе и любви. Поэтому многие невротики стремятся к проявлению внешней самостоятельности, но в то же время сохраняют готовность к подчинению.
Фрейд ценил работы Ранка, но утверждал, что тому так и не удалось дать ответ на вопрос о причинах неврозов.
По Ранку, человеку, оказавшемуся вне рамок социальных и культурных ценностей, очень трудно преодолеть тревогу. Потеря единства с миром обостряет чувство вины, боязнь отвечать за свои поступки и ощущение своей незначительности и ненужности.
Идея единства человека и мира существенно повлияла на дальнейшее развитие психоанализа и понимание природы тревоги, но пришла она в психоанализ извне, поскольку была широко распространена в начале XX века. Создатель квантовой теории великий физик Макс Планк (1858 – 1947) выразил ее так: "Когда мой внук выбрасывает из кровати свою куклу, вздрагивают звезды".
Кушетка вместо магнитов
В какие опасности ты, Кассий, хочешь меня вовлечь, побуждая меня искать в себе то, чего во мне нет?
Шекспир "Юлий Цезарь"
Если верить Зигмунду Фрейду, человеческий характер формируется в его конфликтах с окружающими людьми. Фрейд и сам был типичным сыном своего времени. Два направленных в разные стороны желания постоянно терзали его: быть таким же, как все, и быть впереди всех.
Для ученого стремление быть впереди, то есть браться за проблемы, которые еще никому не удалось решить, и находить к ним новые подходы, вполне естественно, но оно часто связано с внутренними конфликтами и с невротическим поведением. С одной стороны неосознанное желание угадать тему, которая в данный момент больше всего занимает общество, с другой – стремление доказать, что эта тема самая важная для человечества.
Во времена, когда Фрейд занялся наукой, Европа позволила себе сделать небольшую передышку. Более двух десятилетий не было ни войн, ни революций. Иногда конец XIX века описывают, как время особой благопристойности и пуританского поведения, но именно в это время в обществе чрезвычайно возрос интерес к сексуальным проблемам. Причем в первую очередь привлекали к себе внимание всевозможные половые извращения. Люди хотели знать все подробности.
Очевидно, это было нечто большее, чем праздное любопытство. Обществу потребовались удобные и общедоступные путеводители по рынку сексуальных услуг.
В 1886 году была впервые опубликована работа Рихарда фон Крафт-Эбинга “Половая психопатия”. Об интересе к ней говорит то, что в 1902 годy уже вышло ее двенадцатое издание. Правда, нашлось немало людей, которые были возмущены тем, что ученый посмел заговорить публично (описания примеров из медицинской практики давались на латыни) о том, о чем принято было говорить только среди специалистов.
Однако Крафт-Эбинг прекрасно понимал, что он написал книгу не об исключительных случаях, а о том, с чем люди сталкиваются в своей жизни почти на каждом шагу. В 1897 году на XII Московском международном съезде врачей венский ученый кратко сформулировал причины распространения прогрессивного паралича: сифилизация и цивилизация.
Крафт-Эбинг ввел термин мазохизм, по фамилии австрийского писателя Леопольда Захер-Мазоха (1836 – 1895), книги которого имели большой успех. И специалисты, и широкая публика проявляли интерес к посвященным половым извращениям книгам немецкого психиатра Альберта Молля (1862 – 1939) и американского сексопатолога Генри Хэвелок-Эллиса (1859 – 1939).
Романы знавшей все о сексе и описавшей его во всех видах французской писательницы-интеллектуалки Рашильд (1860 – 1953), в салоне которой на рубеже XIX и XX веков собиралась парижская художественная элита, читали по всей Европе. В России тоже.
Не приходится гадать о том, какую роль секс играл в жизни современного Фрейду общества. К нему тянулись, но старались это не афишировать. В психоанализ такое положение вещей вошло в виде теории о вытесненных сексуальных желаниях.
Фрейд пытался разгадать причины широкого распространения нервных расстройств в конце XIX столетия. Другие психиатры говорили о влиянии на нервную систему неожиданных и быстрых политических и общественных изменений, к которым человек не успевает приспособиться. Говорили о безудержной погоне за деньгами и обладанием ценными вещами, о желании занять престижное положение и растущей конкуренции. Многие рассуждения удивительно напоминали то, что очень часто можно услышать в наши дни.
Фрейд не отрицал приводимых доводов, он только замечал, что они недостаточны для объяснения нервных расстройств, поскольку от внимания врачей ускользнуло самое главное, что есть в человеческой жизни – секс. Именно в нем сильнее всего проявляется разрушительное влияние современной культуры на человеческую личность.
Мораль, которую, как казалось Фрейду, общество выработало и приняло в процессе исторического развития, подавляет сексуальные побуждения. Культура и естественные биологические потребности вступают в противоречие друг с другом, нанося человеку душевные раны и приводя к развитию неврозов.
Прежде всего, Фрейд постарался разрушить общепринятое представление о том, что секс связан с определенным периодом человеческой жизни и не играет никакой роли в детстве до наступления половой зрелости. По Фрейду, на сексе основывается вся психическая жизнь человека, начиная с самого момента его рождения.
С сексом очень тесно связан и страх. Страх бывает реальный, возникающий в ответ на действительно существующую угрозу, и невротический, когда на самом деле никакой опасности нет, либо, когда она сильно преувеличена. С реальным страхом вроде бы все понятно: увидел человек направленный на него пистолет и испугался. Фрейд видел в реальном страхе проявление “инстинкта самосохранения”.
Невротическая тревога – загадочна. Почему она возникает и служит ли она какой-то определенной цели?
Фрейд искал ответы на вопросы: чего боятся при невротической тревоге? И как она связана со страхами перед определенными жизненными ситуациями? Он пришел к выводу, что невротическая тревога – результат неудовлетворенных сексуальных желаний.
Это может случиться, например, при прерванном половом акте или при длительном его ожидании. Сексуальное возбуждение, которое не нашло себе выхода порождает беспокойство. Вынужденный отказ от исполнения первоначального стремления воспринимается, как угроза личности, и проявляется в невротическом поведении.
Фрейд заметил, что человек, подверженный какой-то фобии, связывает с ней все свои страхи. Например, кто-то боится высоты. До тех пор, пока он не окажется на мосту или у окна на десятом этаже, он редко проявляет даже незначительное волнение. Кажется, что он боится высоты и только ее. Это уже совсем непонятно.
Для Фрейда фобия – это выражение невротической тревоги. Бывает, что мужчина часто возбуждается на улице при виде проходящих мимо него женщин. Возбуждение не находит выхода, подавляется и в результате возникает беспокойство, которое подменяется боязнью улицы. Появляется агорафобия, о которой мы уже говорили.
Возникает вопрос о лечении. Если за необходимостью постоянно мыть руки или избегать поездок по железной дороге стоит вытесненный из сознания в бессознательное страх перед неудачей в сексе или перед чем-то другим, значит, для успеха лечения нужно с помощью техники психоанализа добраться до истоков тревоги. Когда причина невротического отклонения перейдет из бессознательного в сознательное, наступит разрядка – ведущий к выздоровлению катарсис.
Когда-то Аристотель позаимствовал это слово у античных врачей. Фрейд, который вообще испытывал сильное влияние греческой культуры и почерпнул из нее немало идей, вернул понятие о катарсисе в медицину.
Биографы Фрейда до сих пор не могут решить вопрос, почему создатель психоанализа старался изгнать гипноз и внушение из психотерапии. В своей автобиографии Фрейд признавал, что и психоанализ не может обойтись без внушения. Однако он объяснял, что в психоанализе внушение играет совсем не ту роль, какая отводится ему в других системах психотерапии.
В них речь идет о подавлении страха и, следовательно, о прямом воздействии на психику пациента. Освобождения от внутренней тревоги при этом не происходит. В психоанализе внушение не является средством, решающим для достижения успеха. Оно используется только для того, чтобы побудить больного к совместной работе с врачом и помочь ему снова пережить вытесненные из памяти события раннего детства, ставшие скрытой причиной его тревоги.
Последующие поколения психоаналитиков очень многое изменили в системе. Они всеми силами старались освободиться от того, что самому Фрейду казалось наиболее важным – от идеи об определяющем влиянии детских сексуальных переживаний на всю человеческую психику. Однако отрицательное отношение к гипнозу и внушению сохраняется и сегодня.
Невозможно ни опровергнуть, ни доказать влияние Эдипова комплекса (любовь мальчика к матери и желание инцеста с ней, возникающая примерно между третьим и четвертым годами одновременно с ревностью и ненавистью по отношению к являющемуся соперником отцу). Психоанализ может основываться на совершенно недоказуемых предпосылках, но раз эти предпосылки приняты, врач обязан быть последователен.
Фрейд – не Месмер. У него был другой темперамент. Очнувшиеся от сна и бросавшиеся на шею своему избавителю пациентки ему были ни к чему. Он предпочитал иметь дело не с самими страстями, а с их отражениями и с рассуждениями о них. Кроме того, ни Фрейд, ни его последователи не допускали никакой мистики. Психоанализ в магнитах и гипнозе не нуждается.
Гипноз, очевидно, вызывал невротический страх у самого Фрейда. Ведь даже тогда, когда он применял его в молодости в своей практике, он не мог объяснить, в чем причина успеха лечения. Природа гипноза была ему недоступна.
Победа над болезнью, достигнутая непонятно каким образом, пугала венского врача. В этом было что-то от колдовства и шаманства, от которых он убегал всю жизнь. Фрейд поклонялся только науке и безоговорочно верил в ее возможности.
Больной, лежащий на кушетке и путешествующий по дебрям своей души вместе с врачом, который сидит так, что не видит своего подопечного, не пациент Месмера. Здесь внушение хорошо замаскировано рациональностью методов выяснения причин болезни, но от этого оно ничуть не меньше. Причем распространяется оно в обе стороны.
Врач воздействует на больного, а больной – на врача. Врач, навязывая пациенту жесткие правила игры, должен его убедить, что тот не излечится до тех пор, пока они не доберутся вместе до истоков душевной травмы. Но и сам врач попадает в сильную зависимость от больного. Ведь успешный исход лечения необходим для его самоутверждения, а неудача умаляет врача в его собственных глазах.
Возникает опасность. Бомба, оставшаяся после войны, может покоиться в земле десятилетиями, никому не нанося вреда. Она взорвется только, если кто-нибудь неосторожно к ней прикоснется. Также и детская травма.
Нет оснований утверждать, что она всегда имеет губительные последствия. Она может “промолчать” всю жизнь. Последствия возникают лишь в результате появления определенного к ней отношения, тогда, когда что-то пробуждает ее и она оказывается впутанной в сложную сеть сил, воздействующих на психику.
Перетряхивая события далекого прошлого, человек будоражит себя, настойчиво выискивая то, что могло стать причиной его страданий. Он не успокоится до тех пор, пока не удовлетворит любознательность своего врача. Обращая внимание то на одну, то на другую полученную в детстве душевную рану, человек рискует, что они “заговорят” и начнут приносить ему неприятности.
“Что нужно сделать, чтобы мутная вода в стакане вновь стала чистой?” – спрашивали на Востоке. И отвечали: “Оставить воду в покое”. Во многих случаях психоаналитики поступают в точности наоборот.
Стремление к власти и жажда быть вместе
Размышление о “свободе и несвободе
воли” привело меня к решению этой
проблемы, основательнее и завершеннее
которого нельзя себе даже представить,
ввиду достигнутого понимания: нет никакой воли, ни свободной, ни несвободной.
Фридрих Ницше
Это значит, что к определенным явлениям сознания мы домысливаем волю, как к другим “материю”.
Фридрих Ницше
2
Если использование идеи бессознательного для изучения глубин человеческой психики, открывало для исследователей почти неограниченные возможности строить остроумные и оригинальные теории относительно происхождения и наилучших методов лечения неврозов, то зацикленность Фрейда на сексуальных проблемах уводила на путь, на котором трудно было добиться каких-нибудь существенно новых результатов. Ученым предложили прекрасный инструмент, но поставили перед ними задачу, в решение которой мало кто верил: свести все к сексу. Естественно, что в психоанализе быстро назрел кризис.
Любимым учеником Зигмунда Фрейда был Альфред Адлер (1870 – 1937), но случилось так, что именно он первым порвал со своим учителем и сразу же превратился в его непримиримого противника. Произошло это в 1911 году, а в следующем году Адлер выпустил книгу “О нервном характере”, в которой обосновал свое собственное учение.
Адлер понял, что психоанализ может существовать без сексуальной подкладки, которую ему упорно навязывает его создатель и которая многих отталкивает. Не то, чтобы без секса можно совсем обойтись, но его следует поставить на соответствующее ему более скромное место.
Фрейд занимался ошибками, оговорками, описками, неверными действиями, снами своих пациентов. Рационалист до мозга костей он стремился изучать человеческую психику так, как в естественных науках изучают химические реакции или законы электричества. Но в физике и химии все основывается на экспериментах, которые можно повторять до тех пор, пока не отпадут сомнения в правильности его объяснения. Однако дать убедительное подкрепленное опытными данными доказательство верности толкования сновидений пока еще никому не удалось.
Фрейд не мог не видеть произвольных выводов в работах своих учеников, и это должно было его тревожить. Первым следствием всякого невротического испуга является сужение сферы деятельности и внимания. Фрейд сосредоточился на сексуальных стремлениях и старался свести к ним все, что удастся, в человеческой психике.
Перед Адлером стояла иная задача, чем перед его учителем. Демонстративное одобрение его работ Фрейдом могло восприниматься, как похвала за то, что он покорно следует по чужим стопам. Ему необходимо было самоутвердиться, иметь свою собственную школу и своих последователей.
Фрейд видел в поведении Адлера проявление “мужского протеста” (это выражение любил употреблять и сам Адлер). Он считал, что его бывший ученик пустил по ветру все достижения психоанализа, но ему пришлось расстаться с Адлером и удовлетвориться тем, что тот (как и другой отступник Карл Густав Юнг) перестал называть себя психоаналитиком.
Возможно, конфликт с Фрейдом в значительной степени основывался на комплексе неполноценности. Он и лег в основу учения Адлера, из которого впоследствии вырос “неопсихоанализ”.
Адлер много болел с раннего детства. Из-за рахита он начал ходить лишь в четыре года, а вскоре после того, как он сделал свои первые шаги, Адлер перенес пневмонию и только чудом остался жив. Он старался во всем превзойти своего старшего брата. (Похоже, что для взаимоотношений Адлера и Фрейда имело значение то, что брата Адлера, как и Фрейда, звали Зигмундом).
Адлера интересовало, какое значение для формирования личности братьев имеет то, в каком порядке они появились на свет. Изучая детство своих пациентов, он пришел к заключению, что первенец, самый младший ребенок и остальные дети занимают неодинаковое положение в семье, имеют разный опыт и вследствие этого у них разные наклонности.
Старший ребенок привыкает к тому, что окружен вниманием и заботой. Ему становится тяжелее, когда появляется второй ребенок. Иногда он теряет уверенность в себе и становится агрессивным. Адлер уверял, что среди преступников, невротиков и извращенцев много первенцев. Второй ребенок часто бывает непослушным и своенравным, но он лучше всего приспособлен к жизни. Самый младший ребенок растет избалованным и очень быстро сталкивается с проблемами, которые ему трудно решить.
По Адлеру преодоление беспомощности и незащищенности играет огромную роль в жизни, как отдельного человека, так и целых народов и всего человечества. Когда-то люди жили в страхе перед стихийными бедствиями и хищными животными. Для того чтобы выйти из положения униженности, человечество создало технику, науку, культуру. Их главное назначение компенсация за человеческие слабость и хрупкость.
Стремление получить компенсацию в признании творческих достижений можно увидеть в биографиях многих выдающихся писателей, композиторов, художников. Эти люди часто были хромыми, горбатыми, увечными, страдали от тяжелых физических и психических заболеваний. Только успех их произведений вознаграждал за перенесенные лишения.
Ребенок начинает свою жизнь в полной зависимости от взрослых. Он не может выжить без чужой поддержки. В нормальном случае ребенок преодолевает чувство беспомощности, благодаря одобрению окружающих.
Однако нередко возникают затруднения. Ребенок может быть слабым, плохо видеть, заикаться, хромать. Он может страдать потому, что растет в бедной семье, потому, что его родители пьют, не любят его, плохо о нем заботятся или по множеству других причин.
Адлер утверждал, что выглядящая беспричинной тревога – это выражение комплекса неполноценности, возникающее, когда человек чувствует свою беспомощность и неспособность установить нормальные отношения с другими людьми. Ему кажется, что он чужой и никому не нужен. Он как будто оказался заграницей, далеко от родных мест, среди людей, язык и поведение которых он даже не всегда как следует понимает.
По Фрейду, структура человеческой личности состоит из трех элементов: Я, оно и сверх-Я, которые находятся в сложных взаимоотношениях между собой. Адлера фрейдовское расчленение удовлетворяло все меньше и меньше. Он подчеркивал цельность личности и в конце жизни находился под сильным влиянием идей Яна Смэтса (1870 – 1950).
Этот странный человек, один из авторов устава Лиги Наций, был премьер-министром Южно-Африканского Союза, британским фельдмаршалом. В 1926 году в Нью-Йорке вышла его книга "Холизм и эволюция", в которой развивалось учение о том, что человеческая личность – высшая форма органической целостности, объединяющей в себе объективное и субъективное. Понять ее можно только как единое целое, взаимодействующее с окружающим миром.
Холизм происходит от греческого слова, означающего "целый". Адлер разработал основы "индивидуальной психологии". Individuum на латыни значит "неделимое".
Адлер видел в пациенте не носителя ряда болезней, а, прежде всего, личность, целостности которой что-то угрожает. Все желания, представления, воспоминания, сны человека отражают возникший в результате взаимодействия с окружающим миром "жизненный стиль”, который иногда оберегается тщательнее, чем сама жизнь.
Тревога, по Адлеру, – выражение комплекса неполноценности, возникающего, когда человек чувствует неспособность установить нормальные отношения с другими людьми.
Адлер, как и Фрейд, заинтересовался агорафобией, но понял ее по-другому. Анализируя поступки больного, Адлер начинал с вопроса не о причине, а о цели. Человек выходит на улицу, и его неожиданно охватывает тревога. У него кружится голова и усиливается сердцебиение. В его действиях призыв к другим людям о помощи. Дрожа от страха, агорафоб как будто говорит: “Смотрите, я беззащитен. Я болен и не отвечаю за свои поступки. От меня нельзя ничего требовать”.
Если человек не может справиться со стоящими перед ним задачами, он вспоминает время, когда ему помогали. Ребенок плачет до тех пор, пока мать не выполнит его требования. Человек, намеренно демонстрирующий свое бессилие, пытается управлять другими людьми.
Стремление к власти над людьми – это типичное желание получить “сверхкомпенсацию” за комплекс неполноценности. В окружении Фрейда считали, что идея “воли к власти” заимствована Адлером у Ницше.
По существу Адлер не взял у Ницше ничего, кроме выражения “воля к власти”, которое переименовал в "стремление к власти" и в которое вложил иное содержание. Он перенес на другие болезни то, что врачам хорошо было известно о поведении истериков, привлекающих к себе внимание театральными сценами.
Комплекс неполноценности столь широко распространен, сталкиваться с ним приходится так часто, что многие утверждения Адлера, выглядевшие весьма убедительно, были приняты без особых возражений.
Чем больше страдает человек от комплекса неполноценности, тем сильнее разгораются в нем фантазии, в которых он играет роль сильного, удачливого, предприимчивого и агрессивного индивидуума – человека или сверхчеловека, в зависимости от которого находятся его окружающие: и друзья и недоброжелатели.
Наряду со стремлением к власти существует и другой путь преодоления комплекса неполноценности. Это достижение признания. Невротик пытается любой ценой привлечь к себе внимание. Ему обязательно надо доказать, что он самый лучший, умный, сильный в своем круге, что он не такой, как все остальные. Чем сильнее внутренняя тревога, чем меньше уверенность в своей правоте, тем сильнее потребность продемонстрировать свое превосходство над другими людьми.
Собственно говоря, и стремление к власти, и желание привлечь к себе внимание – это две стороны одной медали. И то и другое болезненные проявления, присущего каждому человеку “социального чувства”.
Чувство общности людей человек испытывает, когда здоров. Невротик его теряет. У него растут отчуждение, агрессивность, садомазохистское стремление мучить других людей и самому страдать от их несправедливости.
Адлер, сердечный, общительный, остроумный человек, умел найти подход к своим пациентам. Его теории в отличие от фрейдовских никого не шокировали. В то время, когда Адлер вышел со своим пересмотром психоанализа, среди педагогов как раз пробуждался интерес к психологии. Требовались понятные современные руководства.
Книги Адлера быстро стали популярны, а его идеи нашли многочисленных сторонников, как среди ученых, так и в широкой публике. Адлер показал, в каких направлениях может развиваться психоанализ, но в его учении преодоление комплекса неполноценности получило слишком большое значение для развития человеческой личности.
Тревога, вызванная неодобрением
В поединке между тобой и миром
секундантом является мир.
Франц Кафка
Лишь в конце своей жизни Фрейд начал заниматься приложением психоанализа к объяснению процессов, происходящих в обществе. Но одновременно с развитием психоанализа, необычайно вырос интерес к социологии, которая претендовала на положение точной науки. Социологи стремились использовать все достижения психологии. Они не могли обойти стороной и психоанализ, который должен был объяснить, например, причины массовых страхов и массовой истерии, распространения определенных идей и возникновения тоталитарных режимов.
По Фрейду, только поняв индивидуальную психику, можно пытаться разгадывать мотивы, которые движут различными группами и объединениями людей. Причем Фрейд всегда смотрел на человека как на существо изначально асоциальное. Общество тоже создается в результате биологической эволюции. Объединяются люди не по какой-то таинственной внутренней потребности, а только потому, что в одиночку им не выжить.
Для последующих поколений психоаналитиков все уже было совершенно по-другому. Они исходили из прямо противоположных предпосылок. Общество оказалось на первом месте. Оно воспитывает и формирует индивидуума. Психиатрию пытались объединить с социальными науками. Социология вошла в моду одновременно с расцветом неопсихоанализа, и ее методы стали применять повсеместно.
Американский психиатр Гарри Стэк Салливан (1892 – 1949) продолжил начатый Адлером отход от учения Фрейда и стал одним из основателей неопсихоанализа. Салливан определял психиатрию как “изучение биологии межличностных отношений”.
По Салливану, разобраться в психике отдельного человека можно лишь, распутав клубок взаимоотношений, в которых он находится с другими людьми и в которых сильнее всего проявляется его личность.
Для того чтобы проникнуть в причины, порождающие тревогу, надо заняться отношениями ребенка с наиболее важными лицами из его окружения. Между матерью и ребенком возникают особые эмоциональные отношения. Салливан называл их эмпатией, то есть вчувствованием.
Каждый знает, что люди, находящиеся в тесном контакте, передают друг другу свои чувства и настроения. Если человека что-то тревожит, то и тот, кто рядом с ним чувствует себя неуютно. Если человек радуется, довольны и окружающие.
Если ребенок растет боязливым, значит, что-то неладно в его отношениях с матерью. Дело не только в недостатке внимания к ребенку. Если мать боязлива, ребенок тоже становится пугливым. Это соответствие проявляется так часто, что возникли предположения о том, что боязливость передается по наследству, но многие психотерапевты уверены, она переходит путем “тренировки” в младенческом возрасте.
Салливан считал, что перед человеком стоят две основные цели: удовлетворение физических потребностей, таких, как еда, питье, сон, и обеспечение собственной безопасности. Для того чтобы чувствовать себя в безопасности недостаточно быть защищенным от болезней и смерти. Защищенным должно быть развитие личности. (Адлер говорил о жизненном стиле).
Человек так устроен, что ему необходимо все время расширять свои возможности. Для ребенка главным препятствием развития и источником тревоги становится неодобрение его поведения взрослыми, от которых он полностью зависит.
Когда появляются ограничения, возникает тревога. Ограничения могут исчезнуть, но беспокойство остается. Зато начинается вытеснение из сознания всего, что создает помехи. Появляется “избранное невнимание”, когда не замечается то, чего надо стараться избегать.
Основной внутренний конфликт возникает из-за столкновения потребности в безопасности и желания уйти от тревоги. Если этот конфликт не удается преодолеть, личность развивается патологически. Трудность справиться с тревогой делает личность психопатической. Появляется асоциальный тип, который плохо интегрируется в общество, а потому становится ему враждебным.
В нормальном случае тревога помогает человеку найти путь, на котором он сохраняет свою безопасность и в то же время может установить правильные взаимоотношения с другими людьми. Тревога сопровождает человека от рождения до самой смерти, помогая ему приобрести необходимый опыт. Причем для всякого опыта существует время, наиболее подходящее для его получения. Если опыт приходит слишком рано или слишком поздно, возникают сложности. Самый важный период для человеческого развития – младенчество.
Работавший в США уроженец Вены психоаналитик и специалист по детской психиатрии Рене Шпитц (1887 – 1974) ввел выражение “тревога восьмимесячного”, которое стали применять для обозначения беспокойства ребенка в возрасте от 8 до 12 месяцев, обнаруживающееся при приближении чужого лица или незнакомого предмета. У малыша испуганный взгляд, он кричит, отворачивается, прижимается к матери.
Когда ребенок подрастает, приобретает опыт, получает воспитание, когда у него развиваются интеллектуальные способности и расширяется круг потребностей и желаний, у него появляется много новых поводов для страхов. Однако механизм, определяющий отношения ко всему новому остается во многом таким, каким он сформировался в первые годы жизни, когда ребенок учится любить и быть любимым.
Как человеческий организм сопротивляется при пересадке сердца или печени и старается отторгнуть чужой орган, так и психика не торопится принимать то, с чем ей еще не приходилось сталкиваться. К новому надо привыкнуть. Тогда оно становится своим. Процесс узнавания очень часто приносит удовлетворение. В самом узнавании уже есть частица одобрения.
Круг целей, к которым стремится человек, и круг опасностей, которых он избегает, ограничены. В принципе речь в психоанализе всегда идет об одном и том же – стремлении к власти, деньгам и чувственным удовольствиям. Гаральд Шультц-Хенке (1892 – 1953) говорил об обладании, самоутверждении и сексе.
Воля к власти и старание не оказаться вне общества дополняют друг друга. Под ненасытной алчностью можно разглядеть поиск пути к власти. В чувственных наслаждениях часто присутствуют садомазохистские мотивы: подчинять себе других и подчиняться самому. Психиатры, склонные к рационализации психических процессов, подают сочетания из небольшого набора душевных побуждений под разными соусами и настойчиво подчеркивают важность какой-либо одной стороны желаний.
Крупнейший немецкий ученый Курт Шнайдер (1887 – 1967) видел в основе депрессии, одного из главных психических недугов современного человека, три основных формы тревоги: боязнь бедности, разрушения тела (у ипохондриков) и душевного расстройства. Сильнее всего тревога проявляется в виде чувства вины.
Как и у Фрейда, человек представляется биологическим автоматом, только на место сексуальных выходят иные потребности. Если они удовлетворены, человек испытывает удовольствие и не ощущает тревоги. Возникает немало вопросов.
А что если правы те, кто утверждают, что агрессия и жестокость в природе человека и что некоторые люди от рождения предрасположены к преступлениям? Почему не предположить, что насилие одна из биологических потребностей и что если у одних людей оно вызывает чувство вины, то у других только удовлетворение?
"Катастрофические условия" и самореализация
В пятидесятые годы XX века в США как реакция на господство бихевиоризма и психоанализа родилась так называемая "гуманистическая психология". На ее создателей Абрахама Маслоу (1908 – 1970), Ролло Мэя (1909 – 1994), Карла Роджерса (1902 – 1987) сильнейшее влияние оказали идеи эмигрировавшего в США в 1935 году известного немецкого психиатра и невропатолога Курта Гольдштейна (1878 – 1965).
В годы Первой мировой войны Гольдштейн, руководивший большим психиатрическим госпиталем, наблюдал за поведением раненых с поражениями головного мозга. Эти люди утратили способность верно оценивать ситуацию, в которой они оказались, и последствия своих действий. Поэтому любые перемены вызывали у них тревогу. Беспомощные пациенты с маниакальным упорством старались поддерживать установленный порядок во всем. В замешательство их могло привести даже лежавшее не на своем месте полотенце.
Гольдштейн четко различал тревогу и страх, однако он парадоксальным образом пересмотрел отношения между ними. Отвергнув общепринятое представление о том, что тревога – следствие страха, высшая его форма, он пришел к заключению, что тревога – первичная реакция человека на угрозу его безопасности. Ребенок явно демонстрирует ее уже в первые недели жизни. Тревога – результат попадания человека в "катастрофические условия", то есть такие, в которых содержится смертельная опасность.
Страх появляется в процессе развития ребенка, когда он приспосабливается к окружающему миру и учится распознавать, что для него опасно. Что же приводит к страху? По Гольдштейну – это предчувствие возможности снова оказаться в состоянии тревоги. Ведь тревогу переносить труднее, чем страх.
В отличие от психоаналитиков Гольдштейн считал, что поведение человека нельзя объяснить борьбой влечений, подталкивающих его в разные стороны. Он утверждал, что в человеке, как и в любом живом существе, заложена только одна тенденция – к самореализации (или самоактуализации).
Человеку необходимо все время расширять свои возможности. Он пытается изменить себя, чтобы лучше соответствовать своему окружению, старается переделать свое окружение, чтобы чувствовать себя в нем более комфортно. Он стремится двигаться вперед, избегая при этом катастрофических условий, то есть ситуаций, в которых для него закрывается путь к самореализации.
Далеко не каждая опасность вызывает тревогу, но только такая, которая угрожает жизни или тому, что идентифицируется с жизнью. Катастрофические условия разные для разных людей. Для одного главное место в жизни занимает секс, и неудача в нем воспринимается как крушение. Один боится стать импотентом, другой прослыть им.
Для кого-то нет ничего важнее успехов в бизнесе или спорте. Если их нет, возникает тревога. Она появляется тогда, когда человек не может определить свое место в окружающем мире, когда он не понимает своего назначения и ощущает, что не способен самореализоваться. Страх же приходит, когда человек рискует оказаться в состоянии тревоги.
Ребенку труднее справляться со своими проблемами, чем взрослому, но в нем живет стремление действовать, несмотря на все угрозы и неудачи. У человека с ранением головного мозга, как и у ребенка, ограничены возможности справляться с трудностями, но у него к тому же ослаблена способность переносить тревогу.
От тревоги нельзя ни убежать, ни спрятаться. Ее невозможно обойти, ее надо пережить, через нее необходимо пройти. Тревога предупреждает нас не только о риске погибнуть, но и об открывающихся перед нами новыми возможностями. Тот, кто, впадая в отчаяние, отгораживается от мира и замыкается в себе, от них отказывается.
Для Фрейда человеческая культура была лишь побочным продуктом удовлетворения биологических потребностей. Гольдштейн утверждал, что возникновение культуры связано не с ведущим к тревоге подавлением запретных желаний, а с радостью преодоления преград свободной личностью.
Подавленные сексуальные желания лежат в основе развития литературы, культуры, цивилизации. В таком подходе не было бы ничего странного, если бы он принадлежал кому-то другому, а не Фрейду.
Фрейду ли было говорить о вынужденном отказе от удовлетворения эротических помыслов? Сам он боялся секса еще больше, чем жизни, и, по собственному признанию, прекратил все свои сексуальные контакты в 41 год.
Интересная параллель. Создатель евгеники Фрэнсис Гальтон (1822 – 1911) уверял, что у гениального отца чаще рождаются гениальные сыновья. Он возмущался тем, что, зная об этом, человечество значительно больше внимания уделяет выращиванию новых пород лошадей или собак, чем научно обоснованному улучшению человека.
Сам Гальтон бесспорно обладал выдающимися интеллектуальными способностями. У него было много интересных идей. Он, к примеру, был инициатором использования отпечатков пальцев в криминальных расследованиях, но его вклад в улучшении человечества был лишь теоретическим.
Собственных детей у Гальтона не было, и проверить свою гипотезу о наследовании таланта на себе он, к несчастью для науки, не мог. Братья Гальтона тоже остались бездетными. Генетику не так просто поставить на службу прогрессу. Она сыграла с Гальтоном злую шутку.
Фрейд опасался не только секса, но и медицины. Ему казалось, что лучшие психоаналитики получаются из людей, не имеющих медицинского образования. Практическому лечению больных Фрейд предпочитал разработку теорий. Он придумывал головокружительные объяснения заболеваний, но вряд ли был хорошим диагностом.
Два самых близких и верных ученика и последователя великого врачевателя Отто Ранк и Шандор Ференци были психически больными людьми. Зигмунд Фрейд общался с обоими на протяжении не одного десятка лет и не догадывался об их недугах.
Иерархия потребностей
Разумеется, человек, испытывающий голод, может больше заботиться о комфорте или независимости, чем о пище. Конечно, он может несколько заглушить голод курением или алкоголем. Человеческие потребности не изолированы. Они переплетаются и вместе создают мотивы для наших поступков.
С другой стороны, человек не может жить без воздуха. Если ему нечем дышать, ему не до еды. Тому, кого терзает сильный голод, не до сна и не до секса. Желание купить автомобиль или новую обувь, интерес к истории или к спортивным соревнованиям исчезает. Все способности, знания, навыки направлены на одно – добывание пищи.
А.Маслоу развил учение, согласно которому существует пять уровней базисных потребностей:
Физиологические потребности в пище, воде, воздухе, сне и сексе.
Потребность в безопасности, стабильности, порядке.
Потребность в привязанности и любви.
Потребность в уважении со стороны окружающих людей и самоуважении.
Потребность в самоактуализации.
Если что-то помешало человеку исполнить свое желание, обычно это не имеет для него никаких последствий. Но серьезная помеха в удовлетворении базисных потребностей воспринимается организмом как угроза и может привести к болезням. Вся психопатология тесно связана с неудовлетворением базисных потребностей.
Маслоу не считал предложенную им иерархию жесткой. Она верна в большинстве случаев, но бывают исключения. Например, для некоторых людей самоуважение важнее, чем любовь. Есть люди, у которых стремление к творчеству проявляется даже тогда, когда не удовлетворены потребности более низких уровней.
Если потребности первых четырех уровней не удовлетворены, они не дают человеку покоя, если они удовлетворены – молчат. С самоактуализацией все обстоит по-другому. Чем больше человек узнает свои возможности, тем сильнее его желание их развивать.
Самоактуализация – это реализация своего потенциала. Человек должен стать тем, кем он может быть. Один стремится стать известным спортсменом, другой художником, третий изобретателем. Женщина может мечтать стать идеальной матерью.
В любом случае самоактуализация может осуществиться только после удовлетворения физиологических потребностей, потребностей в безопасности, любви, уважении. А так как в современном обществе люди, у которых удовлетворены базисные потребности, являются скорее исключениями, чем правилом, то и доведенная до конца самоактуализация, стремление к которой заложено в каждом человеке, большая редкость (1 или 2% всего населения) и о ней мало что известно.
Для того чтобы понять ее природу, Маслоу отобрал группу знаменитых исторических личностей, которые, по его мнению, осуществили самоактуализацию. Среди них были Авраам Линкольн, Томас Джефферсон, Махатма Ганди, Альберт Эйнштейн, Уильям Джеймс, Элеонор Рузвельт, Бенедикт Спиноза. Маслоу исследовал их биографии, высказывания, письма, воспоминания о них и составил список характерных для таких людей качеств. Он прекрасно понимал, что его выбор субъективен, но все же считал, что эта работа поможет разобраться в том, что же такое самоактуализация.
Маслоу пришел к заключению, что выдающиеся люди, жизнь которых он изучал, просты и естественны в поведении, они объективно воспринимают реальность. Они склонны к творческой деятельности, нуждаются в уединении и независимости.
Они обладают чувством юмора, но не смеются над слабостями других людей. Трудности, с которыми они сталкиваются в жизни, для них не тупик, а проблемы, которые необходимо решить. Они сочувствуют чужому горю и проявляют интерес к социальным вопросам.
Маслоу обнаружил, что те, кто успешно осуществили самоактуализацию, часто испытывали сильную тревогу. Однако он утверждал, что как раз у них она чаще всего была обоснована. То же самое с чувством вины. Оно не беспричинно. Человеку всегда есть за что себя упрекнуть, но не все достаточно требовательны к себе. Главное то, что поскольку люди, достигшие самореализации, реалистически воспринимают действительность, они свободны от невротических страхов. Это звучит не слишком убедительно.
Датский философ Сёрен Кьеркегор заметил: "Чем более оригинален человек, тем глубже его тревога". Хорошо известно, что очень многие крупнейшие писатели, художники, музыканты, ученые, политические деятели страдали от психических и телесных заболеваний, были невыносимо эгоистичны, капризны, суетны, эксцентричны и совершенно равнодушны к чужим невзгодам. Талант может объединять своего обладателя с обществом, но может и изолировать. Должны ли мы предположить, что Микеланджело не удалось в достаточной мере реализовать свои способности?
Для Маслоу самоактуализация – это гармоничное развитие личности. Ее можно проиллюстрировать на примере нескольких идеализированных исторических героев. Ими восхищаются, с них берут пример и с ними все понятно. Другое дело безумный Ван Гог. Как быть с ним? Он явно не образец для подражания, а все-таки язык не поворачивается сказать, что его способности остались нераскрытыми.
Представление о значении "самоактуализации" Маслоу, по его собственному признанию, позаимствовал у Курта Гольдштейна, но Гольдштейн вкладывал в это слово более широкий смысл. Он утверждал, что самоактуализация свойственна не только каждому человеку, но и вообще любому живому существу. Таких же взглядов придерживался Карл Роджерс, по логике которого самоактуализация присуща даже морской капусте.
Не пациент, а клиент
Маслоу считал, что самоактуализация происходит как правило в зрелом возрасте. Карл Роджерс утверждал, что самоактуализация происходит на протяжении всей человеческой жизни, а дети демонстрируют лучший ее пример. Стремление к ней внутреннее, но иногда оно поощряется извне, иногда тормозится. Зависит это в первую очередь от отношений, сложившихся между ребенком и матерью.
Ребенок нуждается в проявлении к нему "положительного отношения". Выражение, под которым Роджерс подразумевал любовь, привязанность, заботу, опеку и т.д. Если мать в достаточной степени удовлетворяет эту потребность, ребенок развивается нормально.
В тех случаях, когда мать превращает положительное отношение в премию за хорошее поведение, которую надо заслужить, ребенок старается подавить желания, вызывающие материнское неодобрение. Он приучается не настаивать на своем, отступать, угождать другим и никогда не знает последствий, совершаемых им поступков. Он все время настороже и каждую минуту ждет наказания.
Его Я не может полностью и свободно раскрыться. Он не доверяет себе, теряет свою уникальность, постоянно делает то, что ему неприятно, но зато доставляет удовольствие взрослым. Он привыкает нравиться себе только тогда, когда нравится окружающим. Ему трудно обрести независимость, уверенность и уважение к себе.
Если ребенок, лишенный не связанной никакими условиями материнской любви, сумеет приспособиться к предъявляемым к нему требованиям, вполне возможно, что из него вырастет "хороший мальчик" (или "хорошая девочка"), но будет ли он здоровым и счастливым?
Во взаимодействии человека с обществом формируется его реальное Я. Однако общество далеко не всегда поддерживает стремление человека реализовать и развивать свои способности и возможности, а часто ему препятствует. С его стороны можно ожидать проявления только условного положительного отношения.
Общество заботится в первую очередь о стабильности и о том, чтобы в его рядах было поменьше неудобных членов, вызывающих брожение в умах граждан. В результате рождается представление о том, каким должен быть образцовый человек, об идеальном Я. Это Я недостижимо. Оно существует только в воображении людей.
Несоответствие реального Я идеальному, навязываемому учителями, товарищами, телевидением, кинофильмами ведет к потере самоуважения, вызывает беспокойство, депрессию, неврозы. Человек ощущает пропасть, возникающую между ним и обществом, угрозу своему внутреннему миру и образу жизни. Он конструирует различные механизмы психологической защиты своего Я.
Роджерс выделял два из них: переосмысление и искажение реальной ситуации так, чтобы она казалась более приемлемой, и отказ замечать все то, что говорит о приближающейся опасности. То, что возбуждает тревогу, подавляется и отправляется в бессознательное.
Такие способы защиты плохо подходят к восстановлению внутренней гармонии. Конфликт с внешним миром только углубляется. Тревога из-за этого растет. Самостоятельно вырваться из такого положения очень трудно. Здесь должна помочь разработанная Роджерсом терапия с необычными взаимоотношениями между врачом и пациентом.
Впрочем Роджерс предпочитал говорить не о больных и пациентах, а о клиентах. Искусство врача состоит в умении создать атмосферу, в которой мог бы свободно действовать клиент, постепенно осознающий свою ответственность за собственную судьбу.
В теплой дружеской обстановке клиент волен выражать любые эмоции и мысли, даже самые примитивные и прямо противоречащие друг другу. Клиент имеет возможность сдерживать или выплескивать наружу свои чувства.
Врач не выражает ни одобрения, ни порицания. Он воздерживается от интерпретации высказываний клиента, советов, внушений и въедливых расспросов. Своими репликами он показывает, что внимательно слушает клиента и старается его понять. От врача требуются три качества: искренность, способность понять чувства клиента и безусловное положительное отношение к нему.
Клиент не должен чувствовать свою зависимость от врача. Только тогда защитные механизмы, искажающие его восприятие мира, перестанут функционировать, и он будет смотреть на свое положение другими глазами, заметит в себе стороны, которые прежде замечать отказывался.
Иногда клиент может, иногда нет выразить словами новое более реалистическое отношение к себе и своему поведению, но в любом случае у него возникает желание сделать что-то самому, изменить жизнь, взять на себя ответственность за свои поступки. Появляются планы на будущее и робкая надежда на то, что они осуществятся.
Роджерс называл свой метод поддерживающим и сравнивал его с обучением ребенка езде на велосипеде. Вы не можете все время идти рядом и держать велосипед. Вы не можете словами точно описать, как им надо управлять. Вам остается одно: дать ребенку самому справиться с задачей. Скорее всего, он не раз упадет, но с этим приходится смириться – иначе ребенок никогда не научится кататься на велосипеде.
Роджерс исходил из того, что в каждом (или почти в каждом) человеке скрыты конструктивные силы, которые обычно либо вовсе не замечают, либо недооценивают. Каждый хочет стать зрелым, социально адаптированным, независимым, продуктивным. В каждом живет глубокое стремление к расширению своих возможностей и самоактуализации. Это стремление заставляет человека анализировать свои ощущения и взаимоотношения с реальностью и определять, что в них следует изменить.
У человека достаточно сил и способностей для того, чтобы самому докопаться до истины и разобраться даже в тех своих склонностях и желаниях, существование которых отрицает сознание, и при этом избежать приступа тревоги. Врач не гуру, не учитель, не духовный наставник. Он не выводит заблудившуюся личность за руку из тупика. Ему неизвестно направление, по которому пойдет пациент, но своим сочувствием он помогает сделать правильный выбор. В процессе устранения возникшего у клиента психологического препятствия врач исполняет важную, но не главную роль катализатора.
Здорового человека, которому удалось достичь реализации своих способностей, Роджерс называл "полностью функционирующей" личностью. Он перечислял наиболее важные особенности таких людей:
Открытость для нового опыта. Реалистическое восприятие мира.
Стремление жить сегодняшним днем. Только он реален. Это не значит, что мы должны забыть прошлое, не извлекать из него уроки или прекратить планировать будущее.
Способность жить, руководствуясь собственной интуицией, а не мнениями и советами других людей.
Ощущение свободы в мыслях и действиях при признании своей ответственности за совершенные поступки.
Творческие способности.
Карл Роджерс подчеркивал, что личность врача важнее его техники. Если создать вокруг клиента благожелательную атмосферу, он сам почувствует необходимость изменить свое реальное Я. Американский психоаналитик Хайнц Кохут (1913 – 1981) утверждал, что пациент больше нуждается в понимании, чем в любви. Эти подходы не так далеки друг от друга, как может показаться.
И Роджерс, и Кохут говорили об эмпатии – вчуствовании, проникновении в мир эмоций другого человека с помощью сопереживания. Эмпатия представлялась единственным путем к постижению чужой личности.
Фрейд постоянно углублялся в прошлое своих пациентов. Он отыскивал в нем спрятанные в бессознательном обрывки воспоминаний о внутренних конфликтах, возникших много лет назад, но продолжающих, как считал Фрейд, воздействовать на психику человека на протяжении всей его жизни. Их надо обнаружить и, хоть и с большим опозданием, решить.
Кохута, считавшего себя продолжателем классического психоанализа, тоже интересовало прошлое пациента: повреждение его Я могло произойти на любой стадии жизни. Однако нельзя видеть в прошлом балласт, мешающий идти вперед. В нем есть то, что помогает жить.
Кохут пытался разглядеть не только травмы и мрачные стороны жизни своего пациента, но и вникнуть в его приятные переживания. Только так можно понять его Я. Только так можно помочь человеку заново открыть свое прошлое и восстановить травмированное Я.
Человеку необходимо, чтобы окружающие его понимали. Это одна из основных потребностей. Если она недостаточно удовлетворяется, в любом возрасте это вызывает сильную тревогу, но может привести к страшной беде к разрушению личности.
"Люди готовы скорее умереть, чем потерять свое Я", – писал Кохут.
Человеческое Я начинает формироваться с младенчества под воздействием нарциссизма (любви к самому себе), к которому принято относиться, как к болезни или пороку. Однако Кохут утверждал, что помимо нарциссизма, способствующего появлению слабого легкоранимого Я, которому трудно поддерживать самоуважение, существует еще и здоровый нарциссизм, способствующий появлению сильного жизнестойкого Я, стремящегося к полной реализации всех возможностей человека, его способностей и знаний.
Важно то, что Я не неизменно. Оно отзывается на все, что происходит с человеком. Оно может меняться, развиваться, разрушаться. Многие люди не способны своими силами восстанавливать поврежденное Я.
Функциональная автономия мотивов
Фрейд учил, что психические травмы, полученные в детском возрасте, определяют наши поступки спустя не один десяток лет. Американский психолог Гордон Олпорт (1897 – 1967) отказывался признать, что на протяжении всей жизни человек остается заложником своих детских переживаний.
Мотивы его поступков надо искать не в прошлом, а всегда в настоящем. Цели, которые человек ставит перед собой, в зародышевой форме могли возникнуть в детстве, но с ними сохраняется только историческая связь. Современные Афины связаны с древним городом непрерывной цепочкой событий, но никто не станет искать объяснение сегодняшних проблем в том, что происходило две тысячи лет тому назад.
Согласно принципу функциональной автономии, разработанному американским психологом Гордоном Олпортом, стимулы отрываются от своих биологических или социальных корней и начинают жить самостоятельной жизнью. Человек тоскует по морю. В молодости он зарабатывал деньги тяжелой работой матроса и проклинал свою участь, теперь он богатый банкир, неприятности забыты, а море вызывает ностальгические чувства.
Согласно принципу функциональной автономии, разработанному Гордоном Олпортом, стимулы отрываются от своих биологических или социальных корней и начинают жить самостоятельной жизнью. Человек тоскует по морю. В молодости он зарабатывал деньги тяжелой работой матроса и проклинал свою участь. Море для него было связано с утолением голода. Теперь он сытый богатый банкир, неприятности забыты, а море вызывает ностальгические чувства.
Преуспевающий бизнесмен с утра до вечера, забывая обо всем на свете, работает над осуществлением своего рискованного проекта, хотя в случае неудачи он может разориться и вернуться в бедность. То, что когда-то было средством достижения успеха, становится главным мотивом, определяющим поведение.
Некоторые молодые матери рожают без всякого желания. Их пугают предстоящие трудности. Вначале такая мать равнодушна к своему ребенку или может даже ненавидеть его. Кажется, что у нее отсутствует "материнский инстинкт". Она заботится о ребенке потому, что боится упреков или надеется иметь опору в старости. Однако постепенно преодоление трудностей превращается в радость. Прошлые практические мотивы исчезают.
Ребенок может оказаться больным, тупым, эгоистичным, агрессивным по отношению к матери. У него могут быть криминальные наклонности. Знакомые могут осуждать мать за то, что она балует ребенка, но ее любовь только растет.
Желания и потребности
Мне надо в театр. Мне надо на футбол. Мне надо погулять. Мы часто употребляем слово “надо” вместо “хочу”. Следовало бы сказать: “Я хочу пойти в театр” или “Я хочу пойти на стадион”. Ничего страшного с человеком не случится, если он не побывает на футбольном матче или спектакле.
Люди не случайно постоянно путают потребности и желания. С потребностями они рождаются. Желания возникают в процессе человеческого развития. Потребности должны быть обязательно удовлетворены. Чем скорее и полнее они будут удовлетворяться, тем лучше для ребенка.
Если малыша оставить без еды или тепла, он не выживет. Даже отсутствие ласки может стать причиной тяжелой болезни и смерти. А если ребенок выживет, он будет страдать от перенесенных лишений и от того, что его потребности плохо удовлетворялись.
Фрейд говорил о подавлении желаний и не занимался специально проблемой разделения желаний и потребностей. Однако в “Толковании сновидений” он заметил, что желание возникает, как попытка восстановить ситуацию удовлетворения какой-нибудь потребности. В отличие от потребностей желания основаны на воспоминании о полученном удовольствии.
Все попытки вернуть прошлое приводят к разочарованию. В одну реку не входят дважды. Желания никогда не могут быть полностью удовлетворены. Как только одно исполнится, на его место приходит другое. Конечно, у старухи из сказки о золотой рыбке характер был несладкий. Но, не знающая чего бы себе такого пожелать, она не какое-то из ряда вон выходящее чудище. Ее поведение заурядно.
Мы говорим о своих желаниях как о потребностях, а о своих потребностях, как о желаниях. "Я хочу спать", "Я хочу есть". Человек как будто уговаривает сам себя, что он действует по своей воле. В русском языке “потребность” имеет тот же корень, что и “требовать”. В немецком “Bed;rfnis” – “потребность”, глагол “d;rfen” означает “сметь”. В итальянском “bisogno” – “потребность”, “sogno” – “сон”, “мечта”, “sognare” – “мечтать”, “видеть во сне”.
Потребность – то, что требуют, о чем мечтают, чего смеют добиваться. Между потребностями и желаниями не глухая стена, а непрочная дырявая перегородка. Может быть, и перегородки-то никакой нет: потребность и желание – две стороны одного явления. Когда говорят о потребности, подчеркивают его физическую природу, а когда говорят о желании – психическую.
Тревога, возникающая при неисполнении потребности, связана со страхом перед смертью, при неисполнении желания – перед жизнью. В первом случае это боязнь потери индивидуальности и независимости, во втором – боязнь всего нового и необходимости делать выбор.
Ребенок с раннего детства учится отказываться от неосуществимых желаний. Если бы невозможность получить в подарок Луну или немедленно превратиться в слона приводили к душевным потрясениям и сказывались на всей оставшейся жизни, мир превратился бы в сумасшедший дом, в котором уже никому бы не удалось навести хоть какой-то порядок.
Ребенок берет пример с взрослых и переносит свое стремление на объекты, которыми он может реально обладать и к которым тянутся окружающие. Если все желания иллюзорны, невыполнимы и приносят одно разочарование, мудрее всего постараться свести их до минимума, т.е. до потребностей, которые необходимо удовлетворять для того, чтобы выжить. Но, может быть, у желаний есть иное назначение, чем дразнить наше воображение?
Цель и путь
Многие упорствуют в отношении когда-то выбранного пути. Мало кто – в отношении цели.
Фридрих Ницше
Психоанализ исходит из того, что внутренний конфликт возникает, когда появляется препятствие, мешающее осуществить то, что требует воля к жизни. Ницше считал, что воля приписывается задним числом к уже совершенным поступкам. Он отказывался признать волю причиной действий. В каждом человеческом поступке слиты причины и следствия. Разделить их невозможно. "Первопричина, – писал Ницше, – как "вещь в себе", не загадка, а противоречие".
Герои трагедий Шекспира Гамлет и Макбет люди бесстрашные. Гамлет ненавидит своего дядю короля Клавдия еще до того, как от духа своего покойного отца узнает о совершенном им преступлении. Макбет готов на все, чтобы стать королем, еще до того, как ведьмы предсказали, что он получит корону.
И Гамлет, и Макбет живут в соответствии со своими "жизненными стилями" и идут по избранному пути. Гамлет должен отмстить, Макбет – стать монархом.
И того и другого съедает тревога. Они догадываются, что обречены, потому что живут в чуждом им мире. Они готовы погибнуть, но погубить их должна посторонняя сила. Они будут действовать, но лишь тогда, когда перед ними будут ясные цели.
Цель должна оправдать не средства, употребленные для ее достижения, а затраченные усилия. Мстивший преступнику Гамлет и сознательно шедший на преступление Макбет озабочены одним и тем же: им надо себя подстегнуть.
Но зачем Шекспиру понадобились призраки и ведьмы? Их явление могло быть сном или галлюцинациями. "Промежуток между ужасным действием и первым побуждением похож на призрака или кошмарный сон", – говорит Брут в трагедии Шекспира "Юлий Цезарь". Вводом в пьесы призраков и ведьм Шекспир словно говорит: бесполезно искать рациональные причины человеческих поступков.
У рационалиста Фрейда неожиданно вырвалось: "Влечения – мифические существа, великолепные в своей неопределенности". Фрейд писал о "бессознательных желаниях". Один из основателей экзистенциальной психотерапии швейцарский ученый Медард Босс (1903 – 1990) возражал: желать можно только то, что достойно желания. Однако нельзя знать, что нечто достойно желания и одновременно ничего об этом "нечто" не знать.
Может быть, надо говорить не о "бессознательных", а о "потенциальных" желаниях. У каждого человека есть множество "потенциальных" целей, которые соответствуют его "жизненному стилю". Иногда они могут дать временное облегчение, никогда – полное удовлетворение.
Тревога плохой советчик. Она не подсказывает путь, которым следует идти, но она побуждает его искать. "Человек не может жить без постоянного доверия к чему-то неразрушимому в себе, – писал Ф.Кафка, – причем как это неразрушимое, так и доверие, могут постоянно оставаться от него скрытыми". Это "неразрушимое" не втиснуть в рамки "жизненного стиля". Его не объяснить американским (или европейским) климатом или образом жизни.
"Жизненный стиль" и "комплекс неполноценности" возникают, по Адлеру, в результате борьбы с миром. По Ранку, противостояние с миром начинается в момент прихода в него человека. Представлениями о том, что человеческое развитие непременно связано с борьбой, пронизана вся история нашей цивилизации. Дарвиновская теория эволюции – одно из наиболее типичных и естественных проявлений взгляда на жизнь как на захватывающее спортивное соревнование, смысл которому придает стремление к победе. То, что английский философ Томас Гоббс (1588 – 1679) называл "борьбой всех против всех", которая сдерживается государством. Недаром пословица говорит: "победителей не судят".
Бороться надо изо дня в день за свое счастье и здоровье. Тот, кто этого не делает, кажется, вообще недостоин жить. Представление о необходимости борьбы и постоянного преодоления всевозможных препятствий внедрилось в человеческое сознание и отравляет его. Ничто так не способствует возникновению внутренних конфликтов, чувства собственной вины и комплекса неполноценности, а также различных психических расстройств, как мысли о неизбежности вечного противостояния чему-либо или кому-либо.
Человеку не дано победить мир, потому что, как писал Кафка, мы "не менее глубоко связаны с человечеством, чем сами с собой". В своем развитии мы проходим через все страдания мира. "Для справедливости здесь нет места, но его нет и для страха перед страданиями или для толкования страдания как заслуги". "Ты можешь держаться в стороне от страданий мира... Но, возможно, именно это уклонение и есть единственное страдание, которое ты мог бы избежать".
Бегство от тревоги всегда оборачивается бегством от мира. Бегство от мира – бегством от самого себя и потому ростом тревоги. Виктор Эмиль фон Гебзаттель писал: "Несомненно, стоит стремиться к жизни без страха, но вовсе не очевидно, что стоит стремиться к такой жизни, из которой была бы изгнана тревога… возбуждение тревоги и связанное с этим развитие способности к сочувствию и взаимопониманию может стать жизненной задачей для человека…"
Жизнь без страха
© Copyright: Евгений Гольцман, 2015
Свидетельство о публикации №215041701224
Свидетельство о публикации №215041701224
Рецензии
Евгений, гениальность в простом, но никто даже об этом не думает, странно. Ваше имя Женя и стал Евгений, как и почему? Вы гений или имя Женя как жена, желание мужчины. Русь правильно начала понимать истину и детей называли по святкам.
Нами руководят буквы, можете мне не верить, но это истина. Имя Серёжа означает праязык, почему? Сергей ей Серёжа ёж, а колючее мышление.
Человек не может быть белым, его кожа бежевая и он постоянно куда то бежит, зачем? Торопится на тот свет. Имя - мяу, лик, кто его кинул? Гениальный человек и появился он в Египте, ведь там началась культура.
Страдать или стараться? Всё, что вы объяснили - это психология. Но психи и становятся от больших запретов. Псих может быть и нормальный человек.
Евгений всё просто, в этом году было затмение. 15й год и пятнадцатая буква "Н", которая раскрыла "А". Второе затмение будет в 2033 - буква "Я" и опять "А". Восемнадцать лет осталось для вашего понимания.
Бог первый, а человек второй.
Даша Новая 17.04.2015 18:47 • Заявить о нарушении
Нами руководят буквы, можете мне не верить, но это истина. Имя Серёжа означает праязык, почему? Сергей ей Серёжа ёж, а колючее мышление.
Человек не может быть белым, его кожа бежевая и он постоянно куда то бежит, зачем? Торопится на тот свет. Имя - мяу, лик, кто его кинул? Гениальный человек и появился он в Египте, ведь там началась культура.
Страдать или стараться? Всё, что вы объяснили - это психология. Но психи и становятся от больших запретов. Псих может быть и нормальный человек.
Евгений всё просто, в этом году было затмение. 15й год и пятнадцатая буква "Н", которая раскрыла "А". Второе затмение будет в 2033 - буква "Я" и опять "А". Восемнадцать лет осталось для вашего понимания.
Бог первый, а человек второй.
Даша Новая 17.04.2015 18:47 • Заявить о нарушении