За что я ненавижу тебя

Ты опять принёс две бутылки дешёвого вина. Мерзкое пойло! Ты покупаешь его у какой-то костлявой старухи, которая торгует в доме за углом круглосуточно. Ты говоришь мне, что у нас почти нет денег, что я не хочу работать и что твоя жадная мамаша-крыса не желает нас больше обеспечивать. Безумный брат! Ты не понимаешь, что деньги для меня - ничто. Пегас улетел и боги мертвы. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Ты ставишь бутылки на стол и находишь грязные стаканы, из которых мы пили то же вино вчера. Открываешь бутылку и льёшь его в них, окрашивая стакан тёмно-красным. И весь этот ритуал ты совершаешь молча. Я лежу на кровати, положив ноги в ботинках, на которых налипла грязь и копоть всего Лондона и смотрю на жёлтый потолок бездумно. Ты подносишь мне стакан и я беру его из твоих рук, словно сомнамбула. Твои ногти давно не стрижены, на руках несмываемая грязь, пальцами, жёлтыми от табачного дыма, которые едва дрожать после вчерашнего перепоя ты подаёшь мне стакан. Вино пахнет кислой капустой и мочой, словно его день держали в сортире. Меня мутит от этого запаха, кажется, он будет преследовать меня всю жизнь. Я, морщась, залпом выпиваю стакан. Ты смотришь на меня и пьёшь тоже. Потом ставишь стакан на место и неслышно подходишь ко мне. От тебя разит многодневным перегаром, рыбой и дешёвыми духами. Ты нежно гладишь моё лицо шершавой ладонью, убираешь волосы, упавшие мне на лоб и спрашиваешь, улыбаясь пьяной улыбкой:
- Скажи, братишка, ты хоть немного любишь меня?
- Оставь свою глупую, сентиментальную болтовню для своей жёнушки, идиот! - отвечаю я, отвернувшись к стене и колупая ногтями её пропитанную смогом побелку. - И, будь добр, оставь меня, наконец, в покое!
- Почему ты до сих пор со мной, Артюр?
- Почему?! - кричу я, вскакивая с кровати. - Ты прекрасно знаешь, что я ни за что на свете не вернусь в эту мерзкую дыру Шарлевилль к своей mother! Я скорее буду торговать рыбой на улице, чем склоню перед ней голову! Потому что я никогда не буду работать - убирать дерьмо за другими не моя задача! Потому что у меня нет денег, а у тебя они есть!
- Ради денег, значит?
Ты, со скоростью удава, нашедшего жертву приближаешься ко мне и, хватая за шею, начинаешь душить. Я со всего размаху бью тебя кулаком в скулу. Ты, со стоном ослабляешь свою хватку и даёшь мне звонкую пощёчину.
- У меня на шее следы останутся! - говорю я, тяжело дыша. - Наливай, идиот!
- Сам наливай! - отвечаешь ты, стоя ко мне спиной.
- Дерьмо!
Я подхожу к столу и наливаю себе полный стакан, оставляя пустым твой стакан. Выпиваю его залпом. Затем наливаю себе ещё. Выпиваю. Хватаю бутылку и ложусь вместе с ней и со своим стаканом в постель. Ты всё это время спокойно наблюдаешь за мной, а потом садишься на наш единственный. деревянный табурет к столу, открываешь вторую бутылку и наливаешь себе.
- Ах, бедная моя Матильда! - вздыхаешь ты, опустив голову на руки. - Зачем я оставил тебя?! Возможно мы никогда не увидимся, моя красавица, и это причиняет мне нестерпимые мучения!
И пьяные слёзы текут по твоим щекам.
- Не смей распускать нюни! Я тебе не нянька! - кричу я, запуская в тебя стаканом и он, ударив тебя по руке, разлетается брызгами крови и падает на пол с некрасивым звоном. - Заткнись! Ты сам виноват в своих страданиях!
- Убирайся, безжалостный дьявол! - кричишь ты, - Я не желаю слышать твоих отравленных речей!
- Прибереги метафоры для своей насквозь фальшивой поэзии!
Через некоторое время тебе надоедает пить и молчать. Голова моя кружится и я вижу тебя, словно морок в пустыне, нереальным и готовым исчезнуть от прикосновения моей руки.
- Расскажи мне о себе, мой маленький гений, - просишь ты, опираясь спиной о стену и закрывая глаза.
- Знаешь, Поль, что такое одиночество? - начинаю я, опуская глаза на горлышко моей бутылки, - Ни одной души не было рядом, когда мне хотелось плакать от безысходности. Когда рот, извергающий тьму закрывала меня в подвале, где крысы шуршали в поисках грязной корки хлеба на мокром полу. Я представлял себе как однажды уеду из этой гнилой дыры, называемой Шарлевилль в далёкие страны на красивом корабле с голубыми парусами и пьяными матросами. Как буду я вместе с дикими аборигенами танцевать странные танцы возле огромных костров и поклоняться безликим идолам, изваянным из камня, вырезанного из скал полуострова, затерянного в океане времени. Однажды я сбежал из дома и бродил по французской земле, сочиняя стихи в сточных канавах и надеясь добраться до Парижа. Мои волосы были словно змеи, извивающиеся в предчувствии свободы. Мой взгляд был взглядом Медузы горгоны, превращающий в камень всякого, осмелившегося взглянуть мне в глаза. Моя поэзия была трубами Олимпа, возвещающая смертным волю богов. А потом я приехал к тебе. Ты жил с Матильдой и оставлял меня одного в мерзких каморках твоих друзей, которые хотели сделать из меня своего любовника. Они называли меня "миленьким мальчиком" и "херувимом" и ничего не смыслили в настоящей поэзии. Чёртовы поэтишки! Мелкие душонки! А ты приходил пьяный и бормотал что-то о любви, чтобы потом оскорбить меня своими ласками и уйти к семье. Я всегда был одинок! Когда-нибудь я покину тебя и ты ощутишь это на своей шкуре!
Я посмотрел на тебя, надеясь встретиться с тобой взглядом. Но твой храп уже раздавался на всю комнату - ты заснул, опираясь на стену и не слушал меня.
- Дерьмо! Дерьмо! И ещё раз дерьмо! Я ненавижу тебя! - крикнул я, но ты только причмокнул во сне губами и поудобнее устроился на табурете.