Бабуся

   – Ссаным веником тебя, – раздался откуда-то старческий скрипучий голос.
   Антон Филиппович поднял голову от планшета и огляделся: вокруг сидели обычные скучающие пассажиры. Кто-то смотрел в окно, кто-то уткнулся в экран гаджета, кто-то дремал. Напротив сидела классическая бабуля в вытертом пальтишке и сером платке. Рядом с ней, в проходе, стояла классическая сумка-тележка. Бабуля, не мигая, смотрела на Антона Филипповича через большие роговые очки и улыбалась. Автобус мотало на ямах, которые тщетно пытался объехать водитель. Антона Филипповича немного укачало, и голова была дурная. Он подавил позыв и снова уставился в планшет.
   – Ссаным веником тебя, – снова раздался давешний голос, и что-то тяжелое придавило носок левой ноги Антона Филипповича. Он поднял взгляд на бабулю – она по-прежнему улыбалась и таращила на него глаза, искаженными толстыми линзами очков. Только классическая сумка-тележка стояла не в проходе, а на ноге Антона Филипповича. Поморщившись, он высвободил ногу из-под тележки и вернулся к планшету.
   – А вот я ссаным веником тебя, Антон Филиппович.
   Антон Филиппович резко поднял голову – бабуля улыбалась.
   «Ах ты, старая песочница!» – подумал Антон Филиппович. – «Чего тебе от меня надо? Еще знает, как меня зовут. Хотя меня многие знают – работа такая».
   Бабуля, не переставая улыбаться, скрипучим голосом промолвила:
   – Чой-то ты не на машине сегодня на работу едешь?
   Антон Филиппович понемногу стал приходить в себя:
   – А вам какое дело? Ну, сломалась, допустим. Да и полезно иногда вот так вот, в автобусе, с народом прокатиться, сблизиться, так сказать…
   Автобус вздрогнул на колдобине, и проклятая тележка ударила Антона Филипповича по колену, прервав его на полуслове. Бабка кивала головой и улыбалась:
   – Сблизься, милок, сблизься. А то ж вас на месте-то не застать.
   – Да как же не застать? Я работаю с понедельника по пятницу. Приемные часы вот у меня есть…
   – Знаем, как ты работаешь, ирод! В понедельник посередь дня к любовнице ускакал. Два часа тебя не было, блудник окаянный!
   Бабка сверкнула очками, и улыбка исчезла с ее лица.
   «Откуда она знает? Кто сдал?!» – стал судорожно соображать Антон Филиппович, покрываясь испариной. – «Так, кто еще в курсе? Жиров? Нет, он же меня с ней и познакомил. Да и зачем ему?.. Хотя… Свалить меня хочет, гад! Подсидеть! И бабку подослал – типа намекает. Главное, чтобы в партии не узнали, а то будут потом мордой по столу… Да они сами по уши в дерьме! Но все равно возить будут. С удовольствием будут возить. Аааа, знал, что не надо автобусом… Вторую машину бы…».
   – Послушайте, бабушка! – обратился он к старухе, стараясь сохранять спокойствие. – Вас кто-то дезинформировал. Я ответственный работник, я на хорошем счету…
   – Цыц! – взвизгнула бабка, и все пассажиры повернули головы в ее сторону. Дождавшись, когда все опять вернутся к своим делам, бабка продолжала:
   – Знаем-знаем, на каком ты счету. И про счета твои все знаем. И как заработал такие деньжищи, знаем. Домик вот себе присматриваешь в Черногории. А я себе надбавку не могу выбить к пенсии. Всю войну на заводе в тылу… а мне, мол, «нет о том никаких сведений». Горбатилась, чтобы тебя нахлебника, земля носила! А сама, вон, из огорода не вылазию, чтобы хоть чаво пожевать было. А огород-то мой срыть хотять, а на ейном месте дорогу проложить. Так я все незрелым повыдергала и вот везу (она похлопала по сумке-тележке). Хошь, с тобой поделюсь?
   И она стала вытаскивать из сумки-тележки грязные, в комьях земли, овощи и кидать их на колени Антону Филипповичу. Антон Филиппович вскочил, стряхнул с себя овощную кучу и кинулся к выходу, расталкивая людей. Бабулька с тележкой рванула за ним. Антон Филиппович протиснулся к двери и стал стучать по ней кулаками.
   – Откройте, откройте! – сдавленным, незнакомым голосом кричал он. – Откройте – мне нужно выйти.
   Принципиальный водитель упорно вел автобус по убитой дороге. Бабка напирала сзади, обдавая его запахом гнилых зубов и пыльной одежды.
   – Что это ты, Антон Филиппович, раньше времени вскочил? До собеса-то еще ехать и ехать. В салоне, вон, намусорил урожаем, а я растила его, растила.
   «Почему я, взрослый, сильный еще мужчина, убегаю от какой-то сумасшедшей старухи? Даже если она чего-то знает, кто ей поверит, маразматичке?» – вдруг подумал Антон Филиппович.
   Он резко обернулся и посмотрел на бабку, желая уже дать ей достойный отпор, но та сунула руку в злосчастную сумку-тележку и потянула оттуда немыслимых размеров веник. До Антона Филипповича донесся запах кошачьей ссанины. Ноги у него стали ватными, в голове загудело.
   – Выпустите... – простонал Антон Филиппович и стал оседать на ступеньках выхода.
   Безразличные пассажиры, наконец, поняли, что происходит что-то не то и стали стучать в кабину водителю. Автобус остановился, и Антон Филиппович кубарем вывалился в резко открывшиеся двери. Когда он немного пришел в себя, то обнаружил, что сидит на обочине дороги. Туман в голове немного рассеялся, и он увидел перед собой проклятую старушенцию. Левой рукой она придерживала сумку-тележку, а правая рука с огромным веником была поднята вверх. Чем-то она смутно напоминала известный образ родины-матери.
   – Ааааааа! – завопил Антон Филиппович, бросил в бабку портфелем и побежал вдоль обочины.
   Та, ловко увернувшись, бросилась за ним. Грузный Антон Филиппович еле дышал и с трудом перебирал ногами; бабка настигла его и стала колотить веником по голове. Не помня себя, Антон Филиппович бросился через дорогу наперерез мчащемуся автотранспорту, раздался скрип тормозов…
   Когда санитары застегнули молнию на черном мешке и задвинули носилки с телом Антона Филипповича в скорую-труповозку, к благообразной улыбающейся бабушке в очках, сидящей на пеньке у обочины, подошел сержант полиции и спросил:
   – Бабуль, видела, как этого сбило?
   – Нет, милок. Только потом уже видела, как лежал уже мертвый. Да, вишь, перебегають, где не положено. А вы не следите, Николай Петрович.
   – Откуда знаете, как меня зовут? Мы вроде не знакомы, – удивился полицейский.
   – Да кто ж тебя не знает? – промолвила бабуля, и ее очки сверкнули на солнце. – Знаем про тебя все.
   Подумав, что бабка в маразме, и что от нее ничего не добьешься, полицейский махнул рукой и пошел в сторону машины, а вдогонку ему донеслось:
   – Ссаным веником тебя.