Ральф

рассказ

В том году лето я провела в городе. Однокурсники, почти все приезжие, разлетелись на каникулы по родным городам, – так что отдыхать пришлось одной. Лето было жаркое, и, чтобы не томиться в душной квартире, я каждый день с очередным томом Паустовского под мышкой отправлялась на речку, которую в то время еще не тронула суровая рука цивилизации, а потому она была замечательная.
О, это была удивительная река! К воде я шла медленно, растягивая удовольствие – пройтись по густому ковру клевера, который покрывал огромный заливной луг так плотно, что казалось, ноги утопают в старинном китайском ковре, рельефно раскинувшем свой замысловатый узор до самой воды. Несмотря на жару, трава, питаемая близкими грунтовыми водами, переливалась всеми оттенками зелени: от густого малахита клевера до бледно-зеленой кашки.
Берег сливался с водной гладью, так что река скорее напоминала широкую ровную  дорогу, настолько спокойным было ее течение. И только легкие завихрения говорили о том, что река движется, дышит, живет своей тайной, никому не ведомой жизнью, исподволь наблюдая за нами, как будто прикидывая, что и когда может произойти с нею ли, с теми ли, кто заселил ее берега, не спросив разрешения и не изучив местный уклад природного бытия и правила поведения.
Вода долго еще оставалась холодной после ночи. Ближе к берегу сладко-терпкие запахи трав усиливались, создавая впечатление сказочной отрешенности от мира, где-то рядом бурлящего машинами и механизмами.  Впечатление одиночества усиливалось еще и потому, что на берегу не было никого, и, свесив ноги в воду, некоторое время я читала рассказы своего любимого писателя, тайно мечтая когда-нибудь с ним познакомиться, чтобы гордиться не просто тем, что была его современницей, но и тем, что явно прикоснулась к великому.
В тот момент я училась у Паустовского всему – отношению к литературе и искусству, отношению к жизни, к людям и к себе самой. Он был потрясающе цельным человеком: большой культуры, большого ума, философ, педагог, историк и жизнелюб. Он любил людей, без остатка отдавая на их суд повествование своей жизни настолько честно, благородно и открыто, что поражало, как вообще можно было так писать – легко, свободно и искренне. Я очень хотела научиться так писать, понимая, что сделать это можно лишь, пройдя сложный и богатый путь.
А пока я читала его рассказы, и ноги мои ласкала чистая и прозрачная река.
Однажды, сидя вот так, с книгой, я почувствовала, как кто-то сильно тянет меня за платье. Обернувшись, увидела необычной красоты овчарку. Породистый пес был очень похож на волка, так, что в первый момент даже испугалась. Но он сосредоточенно тянул меня к себе. Я встала и спросила:
– Ты кто, и куда меня тащишь?
Пес отпустил край платья  и спокойно сел рядом. В это момент подбежал хозяин. Глаза его были круглыми, как два блюдца. Он был явно напуган и, справившись с собой, тихо спросил:
– Что вы ему сказали?
– Ничего особенного, – осторожно ответила я, – мы просто поздоровались.
Пес сидел почти вплотную к моим ногам, остинки его шерсти слегка покалывали, я чувствовала, что он волнуется, как будто боится упустить найденное в моем лице сокровище. Хозяин позвал его, но пес еще ближе придвинулся ко мне и независимо посмотрел в сторону. Хозяин выдержал паузу, потом взял палку, крикнул: «Апорт!» и с силой бросил ее. Конечно, никакая собака не откажется от возможности побегать, и пес пустился искать апорт.
– Вы не знаете, что это за пес, – тем временем тихо сказал хозяин, – больше всего он не любит женщин.
– О, – с самоуверенной улыбкой возразила я, – меня любят все собаки!
– Вы не поняли. Это очень серьезный пес. Он очень не любит всех женщин, – мужчина сделал ударение на слове «всех».
В этот момент пес притащил палку, уложил ее аккуратно к ногам хозяина. Потом по-деловому обошел меня вокруг, будто дозором, будто показывая, что отныне я, как и вся территория вокруг, являюсь его собственностью. И снова сел так близко, что меня обожгло его дыхание, исходившее откуда-то из нутра, разгоряченного, не остывшего от бега. Это было уже серьезно, и мне стоило усилий в уме уговорить себя, что собак я действительно не боюсь
Я улыбнулась, осторожно погладила его по голове. Пес встал и повилял хвостом, как дворняга. Хотя он был удивительно породист. Я такую овчарку только один раз видела.
– Как тебя зовут, гроза женщин? – спросила я, продолжая старательно улыбаться.
– Его зовут Ральф, – уже спокойнее сказал мужчина, но было видно, что он напряжен и контролирует каждое движение своего питомца.
– Ральф – красивое имя! Что означает это слово?
– Переводится по-разному, – все еще удивленно ответил хозяин животного, – «вожак волков», «стая волков» или просто «мудрый волк». Это потому что на разных языках, – предупредил он очередной вопрос.
– А овчарка ваша, по-моему, из Западной Европы, – перевела я разговор.
– Да, вы правы, я его из Германии привез.
Он помолчал, а потом задумчиво проговорил:
– Вы, наверное, очень хороший человек, если Ральф так сразу, издалека, признал вас? Впервые в свою жизнь он впустил женщину. Его даже жена моя боится.
– Вот поэтому… – я покачала головой. – Нельзя бояться собак, их надо любить и уважать. Это мне еще папа в детстве объяснил, и я следую его совету: не бояться и смотреть прямо в глаза.
…Это было за рубежом. Мне было семь лет. Папа служил в войсках связи, и мы уже три года жили в небольшом европейском городе. В принципе, мы жили не в самом городе, а в закрытом военном городке, за пределы которого нас не пускали родители. Единственное, куда было разрешено выходить, это школа, которая располагалась на соседней улице, и в которую мы ходили каждый день всей компанией.
Развлечений почти не было. Однажды ко мне пришла одноклассница и сказала, что они уезжают в Союз, а родители собаку с собой брать не хотят – очень дорого надо платить на границе. Мы всегда завидовали тем, кто возвращался на родину. В Союз мечтали уехать все. Мне тоже не нравилось в чужой стране. Детей на нашей улочке было мало, все – старше меня, и вот теперь последняя ровесница уезжала, а я оставалась совсем одна.
– А давай мы вашу собаку возьмем, – предложила я с большим энтузиазмом.
Мне сразу представилось, как станет интересно и нескучно жить с собакой, настоящим другом. Я поделилась мыслями с девочкой, и она отправилась домой –  уговаривать своих родителей, а я – своих.
Мама была непреклонная. Она боялась собак, к тому же опасалась за маленькую сестренку, которая родилась два месяца назад. Маме было не до животных в доме с двумя детьми. Женам офицеров за границей всегда было несладко. Оторванные от родственников, они вынуждены были делать все, как говорится, в одни руки: и стирать, и готовить, и следить, чтобы дети далеко от дома не отлучались. Но когда пришли родители моей подружки с собакой, как-то общими усилиями уговорили маму. Она согласилась, а мы пошли на улицу прогулять Рекса.
Рекс не подвел свое имя. Заметный и важный, он вышагивал как-то особенно степенно, так что издалека было видно, что особа эта – королевских кровей. Он нес свою большую голову так, как носят представители династий, – величественно и гордо, поэтому ни у кого даже не возникало сомнений в его монаршем происхождении. Ухоженная шерсть блестела, черные уши слегка подрагивали, держались стройно, как бы на чеку. И весь он излучал спокойное достоинство.
Мы разыгрались, начали бегать, Рекс тоже с нами резвился и, видно, почувствовав, что именно я стану теперь его другом и хозяином, он решил попробовать меня на вкус. Когда я убегала от него, играя в догонялки, он тронул меня за руку. Рекс понял, что его оставляют, понял также, что его оставляют с нами, и решил примериться ко мне. Это был не укус, это было знакомство, но зубы здорового, сильного пса оказались острее, чем он сам этого хотел, прокусив платье и слегка оцарапав кожу.
Конечно, операция наша провалилась. Мама наотрез отказалась взять Рекса к себе на постоянное место жительства, пришлось ему пересекать границу вместе с хозяевами за какую-то очень большую пошлину.
Папа, до этого не принимавший участие в эмоциональном и бурном обсуждении ситуации, когда все закончилось, посадил меня на колени и спросил:
– Как все произошло?
– Мы играли в догонялки, бегали, Рекс бегал с нами. Он бежал тихо, потом меня укусил.
И тут я получила серьезный урок, как нужно общаться с животными. В частности с собаками.
– Никогда не убегай от собаки, – сказал мне папа. – Остановись, повернись к ней лицом и смотри прямо в глаза. Она тебя не тронет. Она будет знать, что ты сильнее, и не подойдет. И самое главное. Нельзя бояться собак, тогда они будут тебя бояться. Помнишь, как мы собирали черешню в саду, и на нас напали собаки?
– Помню, – сказала я.
Это было страшно. Местные власти разрешили нашим военным собрать черешню для солдат. Поехали все офицеры с семьями. Взрослые собирали ягоды, мы бегали среди деревьев. И вдруг внезапно на нас налетели собаки – сторожевые, обученные для нападения и очень злые.
Папа тогда был единственным человеком, кто не растерялся. Он взял большой сук, вышел навстречу всей своре. Он что-то кричал. Взахлёб кричали собаки. Но они не приблизились к нам. Они замерли на месте, продолжая истошно лаять, держали дистанцию, глядя только на него, признав в нем вожака, – главного в нашей стае.
Он был действительно главным. Он был командиром полка, и он не имел права потерять кого-либо из своих подчиненных в черешневом саду. Так продолжалось, как мне показалось, довольно долго до тех пор, пока не прибежали сторожа, которые недосмотрели, упустив собак, несмотря на договоренность с начальством и пропуск, заранее оплаченный офицерами. Последовало много извинений, слов, рукопожатий.
До сих пор помню, как было много этих собак, как испугались все, кто попал в эту историю, как побелело лицо моего папы, и как сильно, одним только взглядом, он остановил разгоряченных животных. С тех пор я не боюсь собак…
На следующий день, на берегу отдыхала целая компания. Я пришла на речку поздно, издалека увидела Ральфа, сидящего в царской позе с гордо поднятой головой, и гарцевавшего рядом добермана. Эти собаки нервные, как молодые жеребцы. Они не сидят ни минуты на месте. Им все время надо играть, резвиться, двигаться, так что всегда было слегка жаль хозяев, решивших завести столь непоседливое животное. Доберман оказался Бианкой. Она была не менее красивой, чем Ральф. Между ними не сложилось дружбы. Видимо, вожак установил правило – каждый сам по себе. Но Бианку это не смущало, она могла веселиться одна, гоняя по берегу, бултыхаясь в воде, катая по траве какую-нибудь корягу до изнеможения. Ее хозяйки, две симпатичные девушки, как выяснилось, соседи Ральфа, взяли собак на речку, думая, что в будний день там никого нет, и они людям не помешают.
Ральф первым увидел меня и встретил резвым галопом, чем ввел бедных девушек в не менее шоковое состояние, чем накануне своего хозяина. Но я помахала им рукой, давая понять, что все в порядке. Гордый Ральф вел меня за подол платья, как будто я была его призом – наградой за победу в рыцарском поединке.
Девчонки долго не могли успокоиться, глядя на укрощенного женоненавистника. Отныне мы подружились, и каждый день спешили на берег реки, чтобы беспечно, в легком простом общении проводить каникулы.
Ральф не отходил от меня, а если и отходил, то не выпускал из виду, лаял на редких прохожих, которые, услышав мощный его голос, обходили нашу компанию стороной. И никакие просьбы, увещевания, успокоительные беседы, что мне ничто не угрожает, что не надо так стараться, не помогали. Ральф защищал меня от всего, что движется в радиусе примерно двадцати метров.
Самым любимым его занятием было – покатать меня по реке. Когда я сидела на берегу, свесив ноги в воду, он подсовывался сзади под мою руку, и надо было успеть отбросить книгу на траву и сгруппироваться, потому что глубина была большая сразу с берега. Мы с шумом бултыхались в воду, я держалась за его шерсть, а он, запрокинув с достоинством голову, мог подолгу возить меня по реке, стараясь не отдаляться от берега. Надо сказать, что река, несмотря на кажущееся спокойствие, была быстротечной, поэтому нас относило довольно далеко, и возвращались мы против течения с трудом, но Ральф был неутомим.
Прошло три года. Постепенно был уничтожен заливной луг с благоухающими травами. Весь город вдохновенно расчищал территорию для будущего моря. Валили деревья, оставляя их на том же самом месте. Делали какие-то насыпи, перекачивая песок с места на место. В конце концов, в результате глобальных манипуляций, образовался водоем под названием «городское море».
При разливе вода смешалась с песком и глиной. Все это  неохотно и долго оседало. Водоем был мутным и каким-то неживым: без прибоя. Не перекатывали шлифованную гальку волны и не завораживали они тем особым рокотом, по звуку и ритмике похожим на спокойный разговор.
Образовалась ровная вода большого объема, и стало сразу тесно в городе, будто пришел великан и занял часть жизненно важного пространства. Горожане стали по вечерам после работы собираться на берегу. Однажды поинтересовалась творением рук человеческих и я. Ощущение временности, как бы весеннего разлива быстро прошло, сменившись тоской по утерянной речке. И я засобиралась домой, так и не разделив странный, шумно бравурный восторг людей, весело плескавшихся в мути водохранилища.
Недалеко от берега заметила стайку собак разных пород с мальчишками, видимо, возвращавшихся с тренировочной площадки, которая располагалась рядом в парке. С собаками я вообще была безрассудно смелой. А в то время породистые псы только начали завозиться из-за границы, вот мне и стало интересно узнать, как какой красавец называется.
Я подошла отважно и на удивление всей ребячьей компании сразу была окружена собачьим племенем, с интересом обнюхивающим меня со всех сторон. Я осторожно погладила одну, другую собаку, остальные тоже начали подтягивать морды под руку, распустили слюни, особенно боксеры и доги. Удивленные мальчишки улыбались, смущенно переглядываясь, дивясь моей необычной смелости и глупой браваде. Потом один сказал, серьезно, как взрослый:
– Вот что значит женская ласка. На площадке рычали, как львы, а тут слюни распустили. Ну, а теперь Ральфа погладьте, – вдруг с ехидцей в голосе сказал он, желая, видимо, взять реванш над моим умением обращаться с собаками, или попросту проучить настырного чужака.
Я обернулась. Он сидел в стороне, по-своему, как умел только он, гордо запрокинув голову. Хвост его слегка подрагивал, и был он весь напряжен, так что не оставалось сомнений, что он узнал меня, что он изнывал от ревности, глядя на это чудовищное действие, совершаемое на его глазах. Но он был вожаком в этой стае. И он не мог себе позволить участие в этой толчее, мелочной, оскорбительной для достойного пса. Он был уже настоящий «вожак волков».
Я подошла к нему, сзади замерли.
– Ральф, – сказала я с восторгом, – какой ты стал красивый! Здравствуй, мой дорогой!
Он прижался ко мне всем телом, только на мгновение прильнул, порывисто, так что я опять почувствовала жаркую его шерсть на своих коленях. Но сразу отстранился, не позволяя себе расслабиться на глазах у подданных. Он поднял на меня глаза, в которых было столько тоски, что у меня защемило сердце. Все произошло мгновенно. Мальчишки засобирались домой, разочарованные тем, что не удалось посмотреть, как «мудрый волк» порвет эту несмышленую женщину, с таким безрассудством рванувшую в центр собачьей стаи. Ральф уходил отстраненно, как чужой, с затаенной обидой. Но я до сих пор помню его взгляд, наполненный пережитой разлукой. Он не забыл меня.
Больше я его не встречала, хотя на берег нового водоема приходила нередко, всматривалась, пытаясь по памяти определить русло любимой реки.
Прошло еще несколько лет. Я работала на радио в редакции промышленных передач. Однажды к нам на запись пришел мужчина, в котором я узнала хозяина Ральфа. После записи подошла к нему и, как старого знакомого, спросила:
– Скажите, а как поживает Ральф?
– Ральф? – удивился он. – Ральф умер от чумки в прошлом году. А почему вы спрашиваете? О, подождите, вы – та самая девушка, которая покорила сердце моего Ральфа! На речке!
– Да, мы потом целую неделю загорали вместе с вашими соседками и их Бианкой. Представьте себе, клички собак я запомнила, а как звали девушек, не смогу вспомнить. Красивый был пес!
– Да, красивый. А вы знаете что… Я ведь только сейчас начинаю понимать… На прогулках он всегда тянул меня в сторону моря, наверное, к тому месту, где на реке вы загорали. Постоянно возвращался туда. Иногда мы подходили к берегу. И он смотрел вдаль. Наверное, что-то вспоминал. – Он помолчал, озадаченный, серьезный, расстроенный. Потом добавил: –
– Но, что интересно, после Ральф никогда не бросался на женщин. Рычал отчаянно, но уже не бросался.
Он посмотрел на меня вопросительно. Я не стала рассказывать ему наш последний разговор с Ральфом на эту темы, слишком нереально, даже как-то фантастично могло это прозвучать.
…На самом деле было так. Однажды, когда каникулы подходили к концу, девчонки пришли на речку одни. Выйдя из дома, Ральф набросился на проходящую мимо незнакомую женщину. Девушки, которая вела его на поводке, смогла удержать необузданного женоненавистника, но ценой своих коленок – Ральф протянул ее на животе по асфальту. Она пришла вся пораненная, испуганная. Так что даже смирную Бианку они в тот день оставили дома. Через два дня привели Ральфа в последний раз. Мне объяснили, что девушки больше не будут гулять с собаками вместе – страшно.
Он был смущен, тихо сел рядом. Не купался, не катал меня по воде. Просто сидел рядом и молчал, не обращая внимания на прохожих. От величия не осталось и следа. Это был уже не вожак, а простолюдин, убитый горем. Он лег на траву, положил голову на лапы и посмотрел на воду с такой тоской, что мне тоже стало тоскливо. Я обняла несчастного бунтаря за шею и тихо сказала:
– Ральф, ты очень хороший пес. Знаешь, как переводится твое имя на русский язык? Вожак волков! А вожаки не опускаются до примитивных наскоков на тех, кто слабее. Они их должны защищать. Ты понимаешь? Ты – мудрый, ты все понимаешь. Я тебя очень прошу, не надо воевать с женщинами. В принципе, они ничего плохого тебе не сделали. Ну, не нравятся тебе женщины. Это бывает. Мне, например, не нравятся кошки. Но, знаешь, я их кормлю, потому что им трудно найти пропитание, а мне не трудно. Они слабее меня, и я о них забочусь. Ты, конечно, сильный парень, можешь порвать любого на куски. Но зачем этого делать? Я очень надеюсь, что ты больше не будешь бросаться на женщин.
Он слушал, не шевелясь. Он молчал и смотрел в сторону, как будто не проявляя интереса, но по тому, как подрагивала шерсть, было видно, что он следит за каждым моим движением. И в этот момент он, вправду, напоминал дикого зверя. Бианка тоже мало резвилась, конечно же, сочувствуя другу.
Когда пришло время расходиться по домам, девушки попросили меня задержаться на берегу до тех пор, пока они не скроются из виду. Ральф уходил, не оборачиваясь. А я еще посидела, почитала на травке и с грустью о том, что прошло приятное время каникул, ушла домой…
Я подняла глаза на хозяина Ральфа  и сказала, чтобы завершить разговор:
– Да, Ральф был сильный пес. Настоящий вожак волков.
– А как не любил женщин! – улыбнулся тот, потом серьезно посмотрел на меня и добавил: – Всех, кроме одной…
P.S. Недавно мне довелось пройтись по набережной. Одетый в асфальт, высокий берег украшает красивый парапет чугунного литья. В этом месте всё ещё течет река. Проточная вода промывает дно, и нет того зловония, что разносится по противоположному берегу водоема, где много лет гниют деревья, которые с энтузиазмом валили когда-то восторженные горожане, не подозревая, что совсем скоро будут с не меньшим рвением ругать пресловутое водохранилище, в народе называемое «морем». Ожидаемой пользы городу оно не принесло, но создало много проблем для властей и неприятностей для тех, кто поселился на его берегах.
Почему-то представился Ральф: как он подолгу смотрел туда, где была чистая, прозрачная, с благоухающими берегами река. Думаю, в тот момент он вспоминал, с каким удовольствием в ней плавал. Ведь в мутную воду «моря» он так ни разу не вошел.
Как, впрочем, и я.

Как говорил Козьма Прутков: сборник новелл/ Лариса Федосенко; Воронеж: Типография Воронежский ЦНТИ; филиал ФГБУ «РЭА» Минэнерго России, 2018.
ISBN 978-5-4218-0363-8