Ярослав 13. Отъезд в Евпаторию

Евпатория. Бабушкин дом на улице Халтурина №35 (сейчас нумерация домов изменилась, и кажется ныне №47).В глубине виден забор и арочные ворота дома. Ближнее окно из комнаты, где жил Идрис Ахметов с сыном.

Но закончился сентябрь, а в октябре хотя дни стояли ещё по-летнему тёплые, но ночами уже похолодало. Однажды утром меня поразила необычная картина. Трава, кусты, да и вообще всё вокруг было опутано серебристо белой паутиной. А потом по утрам появлялся ледок на лужицах. Одинарные рамы плохо сохраняли тепло, и по утрам по оконным стёклам скатывались струйки воды. Протапливали какими-то веточками, древесными корягами, найденными в поле, но пора было думать о грядущей зиме: запасаться дровами, покупать уголь. За углём на складах огромные очереди.
В общем, мы к зиме ещё не были готовы, и письмо бабушки о переезде в Евпаторию было кстати. Собираем наши пожитки и покидаем Кроливку.
И вот поезд везёт нас в Крым. Это уже не товарный вагон-теплушка, а пассажирский вагон, хотя и общий, и я занимаю верхнюю полку и могу смотреть в окно. Выезжали поздним вечером, а утром смотрю в окно и …
Впрочем, восторг от того, что море в окнах слева, море в окнах справа, что поезд идёт по узенькой косе и барашки волн  подкатываются почти вплотную к железнодорожной насыпи, и вагоны как бы плывут по морю  знаком каждому въезжающему в Крым!
Но вот Сиваш остался позади, затем Джанкой, и через полтора часа высаживаемся в Сарабузе (ныне ст. Остряково). Ждём поезд на Евпаторию. Выхожу из маленького вокзальчика, осматриваюсь. Здесь ничто не напоминает о море, очень прохладное утро, серенький пейзаж со скудными деревцами. Томительное двухчасовое ожидание поезда на Евпаторию, и сжигающее нетерпение: «Скорей бы увидеть бабушкин дом, город у моря и саму бабушку. Какая она?»
И вот садимся в поезд. За окном скучная серенькая степь. Въезжаем в город по узенькой косе, слева морские волны набегают на песчаный берег, справа зеркальная гладь воды на лиманах. Миновали кладбище, поодаль  разбитые опрокинутые вагоны на боковой ветке и вот окончание пути.
Эта станция сейчас называется «Товарной» в отличие от нынешней пассажирской. А тогда это была единственная станция города. Район где жила бабушка назывался «Слободкой», и улица Халтурина с её домом была сравнительно недалеко от  станции.
Вот её улица, и мы уже пришли. Радушные объятии бабушки на моей  тщедушной фигурке. И сразу испуганный вопль.
Как мы не мыли в Филипповке голову керосином, как не стригли меня наголо, но вши, по-видимому, были неизбежным атрибутом вагонов. Даже кратковременное пребывание в поезде обеспечивало наличие вшей.

Из дальних странствий мы попали в бабушкин дом ободранные, голодные, завшивленные. В местах скопления гнид я расчесал голову до образования язв. Они  гноились,  превратились в струпья.
 Стоило над листом бумаги расчёской провести по волосам и на лист сыпятся вши. Впрочем, это не было уникальным явлением, а самым обыденным в те годы.
Вся наша одежда и вещи были тщательно осмотрены, обработаны керосином, простираны, проглажены горячим утюгом. Кое-что было просто выброшено и заменено новым.
В парикмахерскую с такой вшивой головой идти было нельзя. Поэтому сначала бабушка грубо остригла меня ножницами, на голове остались не достриженные полоски и мысики, какие обычно бывают на шкуре козы после стрижки. Теперь предстояло вымыть мою голову керосином.
Чтобы избежать этой процедуры, я вырвался и бросился убегать. Пришлось маме и бабушке ловить меня по всему двору. Наконец, меня поймали, усадили, остригли, протёрли голову керосином, а потом вымыли пару раз голову с мылом, чтобы избавиться от запаха керосина. Но запах керосина был настолько стоек, что  пришлось ещё один день гулять мне по двору, и только потом меня повели в парикмахерскую.
Впрочем, старенький добрый парикмахер воспринял керосиновый запах моей головы как нечто естественное, и придал моей голове  форму правильного шара с оттопыренными ушами, исправляя бабушкины огрехи.
Конечно, и маме пришлось пройти процедуру очищения, но для неё путешествия в товарных вагонах имели более тяжёлые последствия. Она заболела тифом.
Выздоравливала она долго, постепенно отрастали коротко остриженные волосы, и стали ещё пышнее. И вообще, она отходила не только от болезни, но и от изнурительной неустроенности  предыдущих годов и как-то посвежела и похорошела.