Бомба

Олег Павлович, 40 года рождения, понял что жизнь прожита впустую. 75 лет боли, нищеты и страданий. Он был нищим при Сталине, был нищим при Хрущеве, был нищим при Брежневе и был нищим при все остальных, чьи имена он перестал запоминать после Андропова. Они уходили и приходили, а нищета оставалась. К ним добавлялись болезни и старость. Последние 15 лет Олег Павлович мыл по утрам пол в Молочном корпусе Привоза. Получал он за это гроши и научился ненавидеть все, что пахнем скисшим молоком. Запах брынзы вызывал у него мигрень. От творога тошнило. А от кефира темнело в глазах, которые и так уже почти ничего не видели. Все что было у Олега Павловича - комната в коммуне на Разумовской; старый костюм, который он одевал лишь раз в 70-м году на свадьбу друга и дряхлый кот, чьи года если бы перевести в человеческие, то по возрасту он запросто бы оказался дедушкой Олега Павловича.

И вот к своему 75-летию Олег Павлович решил все изменить. Причем изменить все максимально радикальным путем - убить себя, принеся своей смертью максимальную пользу обществу. Олег Павлович собрался одеть пояс шахида и взорвать мэрию.
Решение это далось ему просто и без каких бы то ни было переживаний. Даже казалось, что он и рожден был исключительно для этой миссии.

Проблема была только в одном: где взять бомбу? На свою скромную пенсию и еще более скромную зарплату Олег Павлович не мог позволить себе не только купить ее, но и купить необходимые реактивы для ее сборки. Да и как собрать адский механизм он тоже не знал. Помнил лишь со школы, что можно смешать стиральный порошок с чем-то и полученная паста давала сильный жар. Но если б и вспомнил рецепт, вряд ли кого-то можно было этим убить. Разве что слегка опалить ресницы.
И Олег Павлович отправился на Эстонскую, где местные наркоманы за пару сотен могли достать что-угодно: от разбавленного средством от тараканов героина до обломков берлинской стены с автографом Горбачева. Полдня потеревшись в их рядах и потратив 145 гривен, вечером старик радостно возвращался домой, прижимая к груди заветный коричневый сверток, перевязанный льняной бечевкой. В голове крутились слова Жорика с Бугаевки и продавшего ему бомбу:
- Рванет так шо ****ец.
"шо ****ец-шо ****ец-шо ****ец" - эхом пульсировали слова в голове Олега Павловича.
- Всем покажу кто такой Олег Павлович Потеребко! - Закричал старик, размахивая свертком над головой посреди трамвайных путей. Проходящие мимо шарахались в стороны и крестились при виде взлохмаченного старика с безумными глазами.
Радость Олега Павловича, уже бывшего мыслями там, в завтра, разорванного в клочья, заваленного дымящимися останками мэра и депутатов, была так сильна, что сердце его, израненное и пережеванное жизнью, сердце далеко не молодого и не здорового мужчины, не выдержало и остановилось. Прямо там, на путях 28 трамвая. Так он и умер с победоносной улыбкой на устах.

А когда приехали за телом, милиционеры обыскали карманы покойного в поисках документов и заодно вскрыли коричневый сверток. Там оказался кусок алебастра, примотанный изолентой к ржавому механизму от часов. Жорик с Бугаевки таки кинул полуслепого старика, не понимавшего ничего в бомбах.
- Не понимаю. - Сказал младший лейтенант Степаненко коллеге, рассматривая загадочное устройство в руке.- Это уже пятый старик за месяц с такой херовиной. Что это вообще такое?
- Кто этих стариков знает?. - Ответил коллега. - Может от подагры что-то?