Годфруа Буйон

Герцог бросил на скамью плащ с нашитым белым крестом, отстегнул предличник и взмахом руки подозвал оруженосца.

- Ваша Светлость, к вам епископ Адемар, - по-валлонски растягивая слова и проглатывая буквы, доложил юноша. Потом помог рыцарю снять доспехи и кольчугу. Кожаные узлы акетона спеклись под броней.

Здесь, в бухте Золотого Рога, декабрь не тот, что в Арденнах. Там в замке стоит сырость, мрак и холод. Груды обработанного камня и скалы скрывают  все живое в комнатах и коридорах.  Отберту, епископу Льежа, мало что осталось, когда Годфруа заложил ему свои владения, чтобы собрать деньги на крестовый поход. Титул тоже пришлось уступить. Сытый кот кутался тогда в свой меховой плащ и, как еврей, выторговывал каждый кусок, потому что знал… знал из исповеди, как затронул сердце Годфруа призыв папы Урбана и обещание отпущения грехов. Знал и об Эрменгильде. Ради нее и их сына он торчал сейчас в этих песках, готовый пролить кровь сыновей Агари, осквернивших Гроб Господень. Этого ли и вправду хотел Бог? Он вспоминал, как тысячи голосов преклонивших колени для папского благословения рыцарей гулом прошлись под сводами Клермонского собора: «Deus lo volt!».

Вошел Адемар де Пюи. Оруженосец поставил еду на стол и с поклоном удалился.
Годфруа вынул нож и отрезал мясо, положив его на ломоть хлеба. Передал гостю кубок с вином. Они вместе помолились. 

Медленно потягивая вино, епископ заговорил об императоре Алексее. Годфруа заставил себя терпеливо  слушать, не желая обидеть друга и духовного предводителя похода.

Постепенно смысл сказанного дошел до Годфруа. Его холодные голубые глаза, как у предков-норманнов, расширились от внезапного удивления и потемнели. Но ведь епископ прав! Формально усыновивший его император Алексей Второй Комнин формально стал дедом его сыну. Сыну Эрменгильды. Оммаж, буквально вырванный византийцами под угрозой срыва всего предприятия и голода для армии крестносцев, терзавший совесть ныне безземельного герцога Нижней Лотарингии, внезапно превратился в милость Господа. Изворотливый ум епископа восхищал и пугал Годфруа. Что-то дьявольское было в его неизменной способности находить выход там, где сам черт не разберет. Но набожность и благочестие Адемара почиталось всеми рыцарями и военачальниками в их стане.

Годфруа тыльной стороной ладони отер губы, стряхнул крошки с бороды, и потянулся за кубком. Был ли он мучеником за веру, отвергшим самое себя для Христа? Теперь это стало не столь важным. Он поведет своих воинов до конца, не желая славы, почестей и титулов. Вытерев руки о расшитую скатерть, он поднял кубок за маленького Годфруа Одона и его мать.