Господинъ пехотный поручикъ

               
«…если будет война, клянусь
Вам богом, буду всегда впереди»

Конец октября, но еще тепло. Легкий ветерок проносится через аул Алды, расположенный на равнине. Тишина… Не слышно привычной мирной жизни. Стройные в длинных темных одеждах женщины-чеченки не ходят с большим глиняными кувшинами за прохладной водой на родник. Алды замер в ожидании…
Идет война. Русские штурмовые отряды преследуют и, настигнув, уничтожают воинственных и свободолюбивых горцев. Кавалерийские отряды вытаптывают пахотные поля. Пехота, заняв мятежные аулы, поджигает их.   
Чеченцы в лохматых папахах с кинжалами за поясом, увешанные оружием, кнутами громко щелкают в воздухе. Они гонят большое стадо скота, торопясь до темна уйти из селения прочь.
Бородатый поручик с лицом смуглым, покрытым пылью и пороховой копотью. Его глаза большие черные, дьявольски бездонные горят решимостью, они манят  и вызывают трепет. На высоком белом коне по кличке Черкес, в армейском потрепанном сюртуке без эполет с кавказской шашкой и кавалерийским карабином за спиной спешился у первой сакли. Отряд охотников обошел аул с обоих флангов. Все громче доносится блеяние овец, слышны гортанные выкрики чеченцев. Облако пыли поднимается над селением. Ветер доносит злые запахи хищников, запахи чужой жизни.
Обтерев серой от пыли фуражкой лоб, офицер шепотом передал приказ казаку – отбить стадо. Отряд вступил в рукопашный бой. Казаки зажали неприятеля, не допустили полного выхода из аула на равнину. Поручик, командир сотни, с десятью казаками выстрелами из карабинов  вынудил погонщиков отступить. Казаки рубили головы врагов вместе с их лохматыми папахами. Внезапность, натиск и скот был отбит.
Летучий отряд, состоящий из казаков, кабардинцев, татар, устало шел по опустевшим бескрайним полям. При подходе к Гойтинскому лесу унтер-офицер приблизился к командиру: «Ваше благородие, сегодня в лес не пойдем, темнеет. Там нас могут басурмане дожидаться. Заночуем на опушке, на воле? Выставим караульных». Офицер, погруженный в свои думы, кивнул.
Огня не разводили. Казаки отдыхали рядом с конями.
На рассвете сотня втянулась в лес. Дорога привела к реке, которая извиваясь, журча и подавая голос в небольших перекатах, словно о чем-то предупреждала. Склонившиеся в нее ветви деревьев, будто гибкие руки девушек-горянок, раскачивались из стороны в сторону. Впереди дозор обнаружил завалы.
Осторожно обойдя далеко через лес засевшего врага, отряд налетел на него. Завязался бой. Казаки действовали стремительно. Окровавленные шашки взлетали ввысь и с жутким змеиным свистом опускались на головы, плечи.  Большая часть неприятеля вырвалась из-под сабельных ударов на равнину.  Сотня, перестроившись, лавой, словно горный орел, распластав гигантские крылья, настигла свою жертву...
Все было кончено. В воздухе еще долго стоял приторно-сладкий запах крови, запах смерти. Усталые казаки вытирали свое грозное оружие о полы.  Офицер, не слезая с коня, обтер о голенище сапога шашку, на долах которой запеклась почерневшая кровь вперемешку с лоскутками кожи и волос. Чуть дрожащей усталой рукой вложил клинок в ножны. Сойдя со своего карабахца, прилег на горькую сухую полынь-траву. «Господин поручик Михайла Юрьич, извольте водицы испить». Лермонтов устало из рук терского казака взял фляжку и жадно припал к ней губами. Никогда еще эта теплая, пахнущая болотом и прелью вода не была так вкусна…

P.S. Офицер Лермонтов был храбрым воином. Он служил честно царю и Отечеству.