вторник, 30 июля 2002

Сегодня всё переиграл, решив захватить для работы «прохладные утренние часы», а в жару как-нибудь перебиться. Остаются считанные страницы с бессчётными трюизмами, в своё время соответствующими эпохе выживания этакими утешительными моментами наяву, чем-то сродни хорошим сновидениям. Итак, свалился в одиннадцать вечера, спал совсем мало и очень плохо  по неблагоприятной обстановке. Гарь постоянно присутствует в воздухе, и ест натруженные даже плотно прикрытые глаза. Повышенный фон атмосферного давления сохраняется третий или четвёртый день кряду, возмущения магнитного поля Земли только возрастают от постоянных вспышек на сверхактивном Солнце. Духота от дневной жары держится едва ли не до самого рассвета.
Ничего необычного, ничего нового. Летние испытания, усугубленные аномальными условиями. На балконе предварительно просматриваю так называемый фронт работ, так же привычно не вижу с первого прочтения ничего путного или  интересного, как говорят в голливудских диалогах, бывали дни получше, и записки выходили поинтересней. Но мало ли что может произойти в момент вынесения «добра» на художественную поверхность или  перемещая его в более подходящую «нехилую» среду! Пока живёшь, каешься, исправляешь, совершенствуешь, выполняя некую заложенную изначально программу. Зато, когда умрёшь, можешь быть спокойным, всё изменится наилучшим образом! Сегодня завершается 17 тур чемпионата, у «Спартака» есть возможность впервые в этом сезоне выйти по набранным очкам на второе место. Но для этого надо обыграть в Питере «Зенит», что всегда бывало нелегко, даже в самые «чемпионские беспроблемные» годы. С другой стороны, победив «Зенит», можно вернуть сильно подрастраченную «психологию победителя»! Истекают 40 дней почти постоянной жары с температурой, намного превышающей среднесуточный уровень.

                ***
Сейчас мы в поле полного отстоя…. И в этом смысле можно процветать   
настолько потребительски достойно, чтоб «золотого дна» не исчерпать!

По-разному спекаются эпохи, доходят люди, ближних доводя,
до слишком привередливого долга по уровню отбросов бытия.

Нужда по жизни эталонам учит. И есть универсальный элемент
невероятный, как счастливый случай: случится чудо, ибо шансов нет!

Придёт, когда «фатально не хватает», и за сердце хватающий эффект
на ревность-зависть лихо разыграет… один на всех простреленный билет!

Крутой замес на пафосной основе или колосс на глиняных ногах,
висит на нити интонационной, смотря какой и где поставить знак!

Заложенная бомба анекдота в себе подобных, перемене слов
бельём постельным и нательным тоже, и кто сказал, что это не любовь?!

Без знаков препинания, тем паче, ведь понесёт торжественная песнь,
что Дон Кишота с верным Санчо Пансой, как никогда уже теперь здесь!

Запразднуешься, и до безобразий: напалмом алкогольным по нутру
пройдёшься до… как «стыдно или страшно», очухавшись немного поутру.

Куда деваться! – лучше снова выпить, особенно тогда, когда уже
из светлых жертв плеяды просто выбит, как неспособный убивать и жечь!

Всё это поголовное скопленье, как общность «социально близких» там,
где равно подвиг или преступленье – поступок, проявляющим талант!

Не то, что доводить до совершенства войны отбросы – мира и труда
продукты, но безбожное блаженство ничем не лучше «горя от ума»!



                ***
Провал открытого окна на должной высоте боязни,
ведь нет похмелья никогда у опьяненья силой власти!
Когда кончается тетрадь, и в ней отрезок дикой жизни,
напрасно времени не трать, молчи как можно живописней!
Всегда ко благу, не к добру, к чему-то снова не готовый….
Когда воистину умру, достигну совершенной формы!

И даже «в люди» выходить не стоит, позабыв о Боге….
Цветка не видят, может быть, вдыхая запах бесподобный!
Не потому что дождь гвоздит по измочаленной фактуре,
обезображивая  вид, - не до реальности культуре!
Но потому что задан путь до встречи и слиянья с чем-то
элементарным, словно суть, на самом деле неизвестном!



                ***
«Ещё одно последнее сказанье…», - слова авторитарного творца,
поддержка в мире словом, указанье: путь через сердце – тот же соцзаказ!
В определённой степени отрезок нелепой жизни, непростой судьбы,
круг вечных тем, сплошных провалов с треском, ирония надежды и любви.
И защищён, когда так беззащитен успешней неудачника поди,
сыщи, попробуй, чем же так пресыщен? Не голоден ли, Господи, прости!

Возврат ко сну в объятия Морфея, и снова бой, отдав ему должок.
И жил ещё порывом вдохновенным, насколько был неизощрённым слог!
Но всё проходит для банальной связки: в потоке ничего ни взять, ни дать,
как есть, что помнить, только без привязки к авторитетам на своих местах.

среда, 31 июля 2002
Два года после ухода Тамары Григорьевны. Что называется, вытащил-таки эту самую трудную 152-ую, заключительную по программе! Так же, как вчера спартаковцы всё-таки одолели зенитовцев, забив единственный гол на исходе матча, ухитрившись сохранить в неприкосновенности свои ворота. И даже в срок успел! И дата сегодня особенная: ровно два года, как Тамара Григорьевна, пусть земля ей будет пухом, отошла в лучший мир. Уже вчера почувствовал облегчение в теле, особенно на проблемных участках, хотя обстановка климатическая только ухудшается. Третий день над городом дымный смог. При жаре, штиле, окружающих пожарах. Торф загорается даже «в качестве удобрения» на городских газонах! Это уже что-то новенькое. Оля с девочками поехала на кладбище в Митино, звонила Тамара Георгиевна, которая также захотела помянуть. И я бы мог уже сейчас сняться с места и  поехать за своим новым паспортом, который уже готов. Но приберегу это удовольствие на завтрашний банный день. Пора прощаться с файлом! Отдыхать, потом снова просматривать, может быть, сбрасывать на дискету, и возвращаться к текущим сезонным рамкам «в эти дни» произвольно выбранного времени.

                ***               
Я – дома! – на последнем развороте. И начинать с чего, когда конец?
Какой там праздник, если нет работы, предел пространства виден, наконец.
Когда терпенья, воли не хватает, в побег от дела вложен интерес,
и впереди предательским ударом встречает комплекс всех удачных бегств.

Элементарно или шибко сложно, кому так скучно, раз веселья нет?
Начал истошность или же дотошность итогов общих – просто вздор и бред!
Как ни терялось прошлое в грядущем, грядущим в прошлом озаряюсь вновь
и чувствую себя всегда живущим, могущим, возрождаясь как любовь.



                ***
В такие дни инстинкты и соблазны, как, что твой ток, в полупроводники,
текут в слова волшебные, как сказка, при слабой… кистепёрости руки.

Туманные огни в дожде разбухли, опять лицо, припухшее от слёз,
«но я уже не я, как бес попутал», так не напеть, не вынести на холст.

Желанье жить, встречаясь с незадачей, частенько заставляло пострадать,
в провале «славных дел» и неудача – привалит чудом, выше всех удач.

Изъяны карнавального овала лица ребёнка – оползень, обвал,
но в идеально абсолютном взгляде, что после смерти в райский свет провал!

Как песни незабвенная «картошка, вкусней которой в жизни не едал»,
или того же Блехмана окрошка для тех, кто посещал «сей ресторан».

Уравновесить как то и другое, освободить от дуализма мозг,
и либо рисовать, либо готовить, чтоб каждый видеть или скушать мог.



                ***
Без особых впечатлений, стало быть, без перемен,
день за днём в канве недели убегают насовсем.
Загрустить не помешает, разгрузиться как-нибудь
от щедрот сентиментальных, и отрезать: «Ну и пусть»!
Точно твой же дух посмертный с предъявленьем мелких прав,
что покинул в теле бренном молодой безбожный прах.
Сладость слюноотделенья, созерцательный дурман.
От событий и явлений, всё, что хочешь, но не нам!
Прогрессивному подтексту не вписаться в круг никак,
трижды проклятому месту – всех времён, и нравов смак!



                ***
Как в зоне полного доверья тревог сплошная кутерьма,
в реально-сказочных деревьях отёчно-лёгочная мгла.
И от чего не зарекаться, то уж порядок и закон.
Чего всего сильней всего страшатся, то основной житейский фон.

Господство, так сказать, от рабства влияет властью роковой
не без культурного тиранства всегда в поруке круговой.
Ноябрь-декабрьские капризы в контрастной массе роевой
с трюизмами без альтруизма эпохи… «Третьей Мировой»!


Рецензии